Текст книги "Пять абсолютных незнакомцев"

Шесть

Зари: Ну, как там?

Я: Как ехать на пассажирском кресле у Сатаны по девятому кругу ада.

Зари: Настолько хорошо?

Я: Лучше не бывает.

Зари: Вот ведь хрень.

Я: Ничего, справлюсь. Главное – добраться домой. Я нужна маме.

Зари: Ты всем нам нужна.

Я замираю. У меня всегда что-то сжимается в груди, когда Зари начинает подобные разговоры. Вот что значит уезжать за тридевять земель: тебя нет рядом, когда происходит что-то важное. Тебя нет рядом, чтобы оценить новый наряд, или обсудить, флирт это был или дружеский разговор, или утешить подругу после ужасного расставания. Ваша дружба медленно и странно угасает, и после полутора лет, проведенных в компании неблизких приятелей из художки, я скучаю по Зари. Я скучаю по наличию лучшей подруги.

От разговора у меня болит живот – а может, это все наша поездка. Брекен чаще Харпер перестраивается в соседние ряды, и меня от этого начинает тошнить. Нужно ответить Зари, пока я еще могу смотреть на экран.

Я: Мне нужно идти. Скоро приеду.

Я убираю телефон в карман. За окном медленно проплывает заснеженная дорога.

Я бы могла ее нарисовать. Мне даже хочется ее нарисовать: серо-синие тени, мерцающий свет фар на серебряном снегу. А на чем мне сфокусировать картину? О, ну это совсем легко: выбирай любую машину в канаве. Мигание аварийных сигналов и водитель, замерзший и уставший дожидаться подмоги.

Должна сказать, что Брекен отлично водит: спокойно, уверенно. Пару раз машину слегка заносит, но сосредоточенность Брекена и, как кажется, безупречная система противоскольжения нашей машины не дают нам завалиться в канаву. Если учесть, сколько мы уже видели аварий, то, думаю, нам очень везет.

Не знаю… Может, они и правы насчет метели. Тут, похоже, дела плохи. Но разве в горах хоть когда-то бывает лучше? Дэниел раньше то и дело мне твердил, что, если в Пенсильвании плохая погода, надо держаться как можно дальше от I-80.

С другой стороны, еще он говорил, что никогда не оставит нас с мамой. Так что как знать, как знать…

Когда мы съезжаем с шоссе, дорога становится намного хуже. Липкая слякоть брызжет из-под колес, и дворники снова спотыкаются о ледяную корку на стекле. Брекен едет через город по направлению к I-80, и на каждом светофоре у меня в животе что-то неприятно перекатывается. Меня вот-вот укачает.

На перекрестке впереди зажигается желтый, и машина перед нами резко тормозит. Ее заносит. Брекен тихо матерится и тоже ударяет по тормозам; Харпер тонко вскрикивает. Противоблокировочные тормоза, содрогаясь, быстро стучат в такт моему сердцу. Сквозь лобовое стекло я вижу бок красного, в соляных подтеках минивэна. Там внутри могут быть дети. Вдруг они наблюдают, как мы на них надвигаемся? Не знаю, успеем ли мы вовремя остановиться. Я сжимаю кулаки, и внутри у меня все тоже сжимается. Машина скользит все медленнее, медленнее и наконец останавливается в паре сантиметров от минивэна. Я прерывисто выдыхаю.

– Блин, сколько можно-то уже? – беспокойно спрашивает Кайла.

Она елозит на сиденье, и лоб у нее блестит от пота.

Понятия не имею, что на нее нашло: мне сейчас совсем не до нее.

С другой стороны от меня Джош, морщась, тянет за край своей скобы. Все эти резкие старты и остановки вряд ли на пользу его ноге.

– Можно как-то помочь? – спрашиваю я его. – Ну, твоей ноге?

– Да, если достать мне новую связку, – хмыкает он, отрываясь от книги. – Особо тут ничего не сделаешь. Впрочем, у тебя много неожиданных талантов. Может, ты, вдобавок к знаниям о дорожных условиях в Филадельфии, еще и прикосновением рук умеешь лечить?

Мои щеки горят огнем. Я опускаю глаза, и Джош мягко смеется.

– Прости, – говорю я. – Я нервничаю. Наверно, лучше мне заткнуться.

– Знаешь, можно ведь просто признать, что ты была неправа.

– Правительство рекомендует не ехать по I-78, если только в крайних случаях, – говорит Харпер, подсвеченная синим экраном телефона.

– Хм, похоже, мы правильно сделали, что сменили маршрут, – говорит Брекен и подмигивает мне в зеркало заднего вида.

Не знаю, чего во мне больше – стыда или злости. Однако мне хочется показать средний палец всем попутчикам одновременно.

– А тебе всегда так неловко, когда ты ошибаешься? – спрашивает Джош.

Я бросаю на него резкий взгляд, но в его лице не видно ни капли насмешки. И жалости тоже. Он смотрит на меня так, будто я сложная задачка по математике.

Да, что-то меня совсем кроет. Никак он на меня не смотрит, и у меня нет никаких причин злиться на ребят. Я расстроена, что мама проведет ночь в одиночестве. Я расстроена, что не полетела более ранним рейсом. Господи, да что там! Меня огорчает и то, что я уехала на другой конец страны, хотя Фиби умоляла меня не бросать учебу и мама была с ней согласна.

Но никто меня не предупредил, что, если я вернусь в Сан-Диего, мама останется одна в годовщину смерти сестры, да еще и разведенная.

Нет, не сестры. Фиби.

Сестра – это такое безличное слово. Шесть букв, два слога, ни запаха благовоний и масляных красок, ни вкуса имбирного печенья. Ни темных волос, наспех собранных в пучок у шеи. Сестрой может быть кто угодно. Но никто на свете не сможет быть Фиби. Я прижимаю руку к груди, где распускается бутон новой боли. Господи, если мне так горестно, то через что же проходит мама?

Завращались колеса; Брекен отъехал от очередного светофора. Я вернулась в реальность.

– Мы разобьемся, не доехав до магистрали, – говорит Харпер, когда шины наконец цепляются за землю.

– Все будет в порядке, – говорит Брекен.

– Ничего не в порядке. Что у нас в порядке?! – В ее голос прокрадываются отчаянные, истеричные нотки.

Думаю, дело в сообщениях у нее на телефоне. Что-то не так.

– Эй, – мягко произносит Брекен.

Он обращается к одной Харпер. Я вижу, как шевелится его плечо; может, он касается ее ладони.

– У нас все будет в порядке. Все хорошо.

– Все идет не по плану, – говорит она с тихой паникой в голосе. – Мне нельзя попадать в аварию. Ты знаешь, что мне надо добраться до дома.

– Да, я знаю, – говорит Брекен, остановив машину на следующем светофоре.

Теперь он точно ее касается: пальцы скользят по белой ткани на плече.

– Мы не попадем в аварию, ага?

Наступает долгая тяжелая пауза. Мне становится неловко, словно я подглядываю. Я бросаю взгляд на Джоша: он тоже за ними наблюдает. Джош тут же отводит глаза: видимо, решил посмотреть на мою реакцию. Я собираюсь уже торжествующе улыбнуться, но он вместо этого утыкается в книгу. Этому парню явно нужно перестать относиться к себе с такой серьезностью.

– Тебе лучше? – ласково спрашивает Брекен.

Я не смотрю на них, но мне все равно слышно тихий шорох пальцев по ткани. Мягкий скрежет дворников. Приглушенное посапывание Кайлы. Что, опять? Почему она столько спит? Это что, какая-то болезнь?

– Нормально, – шепчет Харпер.

Не зная, чем еще заняться, я утыкаюсь в телефон. Батарея почти на нуле, а пауэрбанк я истратила, пока дожидалась рейса в Сан-Диего. Где-то в багаже у меня была зарядка, но маме звонить все равно нет смысла. Я не собираюсь с ней говорить в присутствии всех этих людей, потому что в итоге я спрошу у нее про Дэниела или буду вынуждена в присутствии посторонних ее успокаивать. Придется со звонком подождать.

Я выключаю телефон и пытаюсь отрегулировать ремень безопасности: он довольно больно врезается мне в живот. Когда на дороге начинают появляться указатели на шоссе 33, я облегченно опускаю плечи. На проселочных дорогах желудок у меня то и дело сводило тошнотой, и я рада, что мы скоро снова попадем на широкую трассу.

Даже если она ведет в горы.

На съезде участок расчистили так, что лучше участка я не видела за весь наш маршрут. Когда мы заезжаем на магистраль, обстановка становится еще отрадней: перед нами расстилаются широкие серые ленты асфальта, лишь слегка припорошенные конфетти снега.

Да, дорожные службы постарались на славу: идет снег, но снегоочистители с ним справляются.

Брекен с громким вздохом откидывается на спинку кресла.

– Вот видишь? Уже не так плохо.

Я устраиваюсь поудобнее, стараясь избавиться от неприятного чувства, что не отпускает меня с самого утра. Может, мне просто нужно успокоиться? Все не так уж плохо. Скоро я попаду домой, и все это странное путешествие превратится в воспоминание.

Я стараюсь не обращать внимания на то, как Джош все водит и водит пальцем по странице. Как Харпер бесконечно что-то строчит в блокноте. Как Кайла вздрагивает и трясется у меня под боком: лоб блестит от пота и круги под глазами до странного похожи на синяки. И Брекен: все смотрит и смотрит на нас. То и дело переводит взгляд с дороги на кого-нибудь из попутчиков.

Смех да и только. Нет тут ничего зловещего или ненормального. Мне не о чем беспокоиться. Однако я беспокоюсь.

К моему облегчению, несколько километров ровной дороги успокаивают бурю у меня в животе. Впереди высятся горы: резкие серые тени под пеленой снега. Однако они так далеко, что я не чувствую никакой исходящей от них угрозы. Снега на дороге становится немного больше, но все в порядке. Брекен едет медленнее. Другие машины не съезжают со своих полос. Совсем непохоже на тот кошмар из кружащихся автомобилей на I-78.

Я жду пятнадцать минут, потом двадцать. Ничто не меняется. Все в порядке.

До поры до времени.

Я не замечаю, как заснула, пока не просыпаюсь от ощущения, что нас заносит. Я открываю глаза в тот момент, когда колеса сцепляются с дорогой. Выпрямляюсь и оглядываюсь. Горы, еще недавно казавшиеся далекими тенями, подступили со всех сторон: мрачные гиганты в мантиях снежного тумана.

Наверно, я спала дольше, чем мне показалось.

– Где мы? – хрипло спрашиваю я.

– На I-80, – отвечает Харпер.

У нее в руках нет ни телефона, ни блокнота; взгляд прикован к дороге. От напряжения в воздухе мне становится трудно дышать.

– Только что проехали Олд-Фернас-роуд, – сдавленно поясняет Джош.

Он тоже смотрит прямо перед собой.

Машину снова ведет в сторону, и я резко втягиваю воздух, оглядываясь по сторонам.

Кайла шмыгает носом; глаза у нее влажные, точно она только что плакала.

– Что с тобой? – спрашиваю я.

Она с явным раздражением смотрит на меня и снова всхлипывает.

– Ничего, все в порядке.

Она не плачет… во всяком случае, не так, как плачут от горя. Может, она простужена? Может, я этого раньше почему-то не заметила?

– Точно все хорошо? – переспрашиваю я.

– Я же сказала.

Она резко откидывает бледную прядь за плечо.

Я стараюсь не смотреть слишком пристально, но все равно замечаю, как трясутся у нее руки. Словно от какой-то болезни – или от высокой температуры.

– Смотрите, на той стороне, – говорит Харпер испуганно.

Все смотрят в окно.

– Да, вижу. – Брекен сжимает руль так, что у него белеют костяшки пальцев.

Что они видят? Что, черт возьми, произошло, пока я спала?

Я смотрю на дорогу, но снег сыплет так густо, что я едва могу что-то разглядеть. Мы заехали в метель. Вот это я знаю точно.

– Они не справляются с управлением, – тихо замечает Джош.

Наконец я вижу: бешено петляя, к нам приближаются два огонька фар. Они крутятся так сильно, что на какое-то время один из них совсем пропадает из виду. Потом исчезают оба. А вот задние огни: машина останавливается, развернувшись не в ту сторону. Меня тошнит.

– А я думала, на этой дороге будет лучше, – говорю я и сразу об этом жалею.

– Вот давай сейчас не надо, а? – очень тихо говорит Джош.

– Да, прости, – тут же извиняюсь я, потому что он прав.

Не могу представить, каково сейчас Брекену. Со своего места мне видны только две узкие колеи в море белизны. Меняется наклон дороги; машина переходит на другую скорость, и мы начинаем медленный ход наверх.

– Не нравится мне это, – говорит Брекен.

– А кому нравится? – с безумным смешком отзывается Кайла.

– Кто-нибудь, посмотрите по картам, что с дорогами под горой, – говорит Брекен.

Харпер нажимает что-то на экране.

– Я пытаюсь. Интернет очень медленный.

– Пытайся еще.

Харпер резко разворачивается к нему лицом.

– Хватит мне указывать! Я тебе не секретарша.

Джош, сжав челюсть, раздраженно сопит.

– Давайте я попробую, – говорю я и включаю телефон.

Машина снова меняет передачу; подъем становится круче. У меня ноет лоб. От одного взгляда на телефон мой живот скручивает в узел.

– Ну что? – спрашивает Джош.

Он нахмуривается:

– Что не так?

– Живот, – отвечаю я. – Меня немного укачивает. Наверно, лучше мне не смотреть в телефон.

Он кивает и, забрав у меня трубку, набирает что-то на клавиатуре.

– Не переживайте, – говорит Харпер. – Думаю, мы доехали до вершины.

Она права: дорога перестала бежать вверх. Снова меняется передача, и шины скользят. Мой живот схватывают спазмы. Я медленно дышу. Это просто нервы. Мне просто нужно отдышаться.

– Сколько у меня времени до спуска? – спрашивает Брекен.

– Пара километров, – отвечает подсвеченный моим телефоном Джош. – Там предупреждение об аварии.

– Я тоже его вижу, – подтверждает Харпер, оторвавшись от своего экрана.

Она поворачивается на сиденье.

– Брекен, там совсем все плохо. Куча машин.

– Где? – спрашиваю я.

Джек протягивает мне телефон и тычет в место на карте. Но тошнота и паника мешают мне сосредоточиться. Я убираю телефон в карман.

– Пишут, что прямо по курсу. На двести четвертой миле.

– Не помню, когда видел последний указатель с милями, – в раздражении кидает Брекен. – Хрен тут вообще что разглядишь!

Дорога внезапно накреняется вниз; мигающий желтый сигнал внизу говорит мне, что дальше будет поворот. Другой сигнал объявляет о чем-то еще, но из-за снега его не видно. Не существует ничего, кроме пяти метров дороги перед нашей машиной.

Только колея, по которой мы едем.

А потом я вижу.

Огни.

Красные, белые, под самыми странными, невообразимыми углами.

– Вон, смотрите! – Я показываю. – Видите?!

– Я уже сказал, что не… – Брекен резко втягивает воздух.

Спуск становится все круче.

– Это мост, – тонким плачущим голосом восклицает Харпер. – У подножия мост!

– Я вижу, – негромко и серьезно отвечает Брекен.

– Сбавь ход, – говорит Джош. – Давай полегче, чтобы тебе было видно.

Двигатель замедляется, но шины скользят. И скользят. И скользят.

– Медленнее! – На сей раз в голосе Джоша звучит приказ.

– Не могу, – говорит Брекен. – Нас заносит.

Он крутит руль вправо, по направлению движения, потом влево. Брекен отличный водитель, но шины никак не могут зацепиться за дорогу, и никакое водительское мастерство нас не спасет. Машину бешено швыряет из стороны в сторону, и с каждым поворотом мой живот сводит судорогой. Мы скатываемся с холма в самую гущу аварии. И какой аварии! Такие показывают в национальных новостях.

Десятки погибших.

Праздничная трагедия.

Вокруг меня все кричат, но я не могу: чем быстрее мы спускаемся с холма, тем сильнее меня тошнит. Колеса повернулись вправо, и мы сползаем боком. На мосту творится нечто кошмарное: машины крутятся и разбиваются, и их так много, что я не могу сосчитать. Да что там! Я даже толком не понимаю, что происходит.

Но мы едем в самую гущу, это ясно даже мне.

Раздается грохот.

От удара мою голову отбрасывает вперед. Мы не наехали на мост; что-то наехало на нас сзади. Харпер кричит. Брекен тихо ругается: чертчертчертчертчертчертчерт. Наша машина крутится в диком вираже. Передо мной мелькают передние фары, задние фары, снег, потом зловещее бетонное заграждение. Эта адская карусель идет по бесконечному кругу, не собираясь останавливаться.

Я крепко держусь, но удар швыряет меня вперед как тряпичную куклу. Ремень впивается мне в шею, и уши раздирает скрежет металла по бетону. Кажется, нет этому конца…

4 февраля

Мира,

я знал, что ты – чудо, и был прав. Когда я переехал в Калифорнию, то считал, что у нас не останется ничего, кроме той короткой секунды в очереди за кофе. Знаешь ли ты, как терзала меня эта мысль? Я думал, что никогда больше не увижу твоего лица; не услышу твоего голоса. Но теперь нам не нужно об этом волноваться.

Не сказать чтобы я любил живопись. Столько художников все понимают неправильно! Когда я пришел тогда на выставку, я сделал это не потому, что хотел увидеть экспонаты. Я просто увидел тебя. Сквозь оконное стекло мне сияли твои ясные глаза и твоя яркая улыбка. Ты с кем-то говорила, но не узнать этого свечения я не мог.

Я видел тот же свет, когда ты поблагодарила меня за кофе. Он притягивал меня, как стрелку компаса тянет на север. Увидев тебя, увидев твое лицо, я понял, что должен зайти внутрь и поговорить с тобой. Так я и сделал.

Почему ты притворилась, что не узнаешь меня? Неужели ты смутилась? За четыре тысячи километров мы нашли друг друга, Мира. Это ведь что-то значит. Ты не можешь этого отрицать.

Я вернулся после того, как тебя отвлекли от нашей недолгой беседы. Мне хотелось снова тебя увидеть, но ты была занята одной лишь выставкой. Но это неважно, потому что сотрудница дала мне твой адрес. Судьба снова сводит нас вместе.

Так что не торопись. Если боишься сказать слова вслух, напиши их. Я подожду. Мы оба знаем, что это судьба. Я буду ждать.

Всегда твой

Семь

По ощущениям это не похоже на удар, скорее на ужасающий скрежет металла по бетону, от которого у меня лопаются барабанные перепонки. Я крепко зажмуриваюсь, пока наша машина грохочет вдоль ограждения. От тряски по моему позвоночнику словно идут волны. Этот шум и ощущения… будто зубы сводит, когда кто-то проводит ножом по стеклу.

Машина останавливается, но двигатель все еще работает.

– Ты как? – спрашивает Брекен, глядя на Харпер.

Она быстро и шумно дышит. Как и все мы. Но она кивает, и мы осматриваемся в поисках разбитых окон и незамеченных травм. Вроде не так уж и плохо дело. Думаю, нам повезло. Я открываю рот, чтобы сообщить об этом остальным… И тут – грохот!

Шум от столкновения звучит слева от нас. Я резко поворачиваюсь. Машина за окном разворачивается от удара, разбрызгивая осколки стекла и обломки металла, – те будто бы звенят, падая на обледенелый асфальт. Я смотрю по сторонам. Нам не просто повезло. С нами случилось настоящее чудо. Вокруг нас машины лежат, завалившись набок; другие – сплющились друг об друга. Похоже, мы – единственные, кто остался с автомобилем, которым еще можно управлять.

– Нам нужно выбираться отсюда, – говорит Харпер.

По ее лицу я вижу, что она тоже поняла: мы в серьезной опасности.

– В нас кто-нибудь въедет, – произносит Джош.

– Черт, – восклицает Кайла.

Она не смотрит на обломки машин впереди. Она, повернув голову, уставилась в заднее стекло.

Против своей воли я тоже разворачиваюсь, и вот он – целый поток машин, кружась и скользя, несется с горы прямо на нас. И я уже знаю, чем это закончится. Если мы не уберемся отсюда, они налетят на нас.

Брекен, выругавшись, дает обратный ход, отъезжая от ограждения со скрежетом, который прорезает мне зубы точно бормашина.

Харпер плачет. Я ее не виню. Я бы тоже плакала, если бы у меня в легких еще оставался воздух – однако меня снова пнули ногой в грудь. Первая машина налетает на что-то далеко позади нас, слева, и тишину прорывает треск пластика и звон разбитого стекла. Другие машины сносит с дороги, и они приземляются в канаве, не доехав до моста. Им повезло больше других.

А те, которым не повезло, несутся прямо на нас. И очень быстро.

– Жми на газ! – плачет Харпер. – Ну же, езжай!

Я не хочу смотреть, но отвернуться не могу. Мой взгляд приклеен к «Вольво», который кружит и кружит, подбираясь все ближе. Интересно, выживу ли я? Как жаль, что я не отправила родителям еще одно сообщение. И Зари тоже. «Вольво» вот-вот налетит на нас. Я зажмуриваюсь. Наша машина медленно плетется вперед. Раздается ужасный грохот. «Вольво» врезается в бетон за нашей спиной.

– Вон еще одна, – все еще сохраняя спокойствие, объявляет Джош.

– Быстрее! – говорит Кайла. – Не останавливайся!

– Я пытаюсь! Некуда ехать!

– Езжай в стену, если надо, – говорит Харпер. – Продави как-нибудь.

За спиной раздается кошмарный свист. Я знаю этот мерзкий звук по остановкам и заправкам. Это фура. В зеркало заднего вида я вижу, как в ужасе распахиваются глаза Брекена. Он давит на газ. Мы снова задеваем ограждение, но на сей раз Брекена это не останавливает.

Он матерится себе под нос, пропихивая машину между громадным грузовиком без водителя и бетонной стеной. Я не хочу видеть, что происходит сзади. Я не хочу знать, почему с его губ раз за разом срывается брань.

Но я знаю.

Тошнота подступила к горлу и затруднила дыхание. Наверху холма показывается грузовик с прицепом, он боком скользит вниз. Первобытная часть моего мозга накачивает мои мышцы адреналином и едва не выталкивает меня из машины. Бежать, бежать.

Этот грузовик все снесет на этом мосту. Он нас уничтожит.

– Езжай! – кричу я, хотя Брекен и так едет.

Я слышу шум двигателя и этот ужасающий визг, скрежет бетона с одной стороны и металла – с другой. Все вопят, и голоса сливаются в какофонию. Я не различаю собственного голоса, но знаю, что тоже кричу.

Наконец мы проталкиваемся вперед. Нашу машину больше не тормозит ни грузовик, ни стена. Шины скользят, цепляясь за снег, и слегка прокручиваются, пока Брекен переключает скорости. Мы доезжаем до середины моста, когда фура врезается в машины у нас за спиной.

Брекен не останавливается.

Я вижу взрыв пластика и металла. Невообразимая катастрофа. У меня сжимается горло, и где-то внутри растет омерзительная уверенность: многим людям не выжить после этой аварии. Пятнадцать секунд назад я могла бы быть одной из них.

Я смотрю на мост в поисках движения, но все тихо. Даже спокойно. Ни дыма, ни огня. На стыке моста с магистралью я замечаю нескольких водителей: они, спотыкаясь, выходят из автомобилей и идут вперед.

Так много людей, которым нужна помощь. Столько людей остается позади – и, похоже, далеко не все пострадали в столкновениях. Я должна бы чувствовать облегчение, но меня затопляет ощущением вины.

Я не знаю, чем мы могли бы помочь. Что могли бы сделать. Но уезжать от моста кажется мне преступлением. Моих попутчиков, похоже, такие мысли не волнуют: они все еще переживают, как нам выбраться отсюда. Скоро ли мы окажемся в безопасности. И мне ли их винить!

Следующие пару километров Брекен едет медленнее, чем когда-либо за всю нашу поездку. Дорожный знак, зеленый и гостеприимный, обещает заправку через километр. Заправку, и ничего больше. Снег по-прежнему бьет нам в лобовое стекло, но снежинки стали куда меньше и льдистее. Наверное, для дорог это хуже, но теперь мы хотя бы что-то видим. Вдали замигали сине-красные огни. Это едет помощь. Жаль только, что слишком поздно.

За небольшим поворотом, где мы оказываемся перед самым съездом, опять сияют огни: патрульные машины, «Скорая помощь», пожарные. Они окружают место огромной аварии, которую я не заметила раньше.

– Вот об этом предупреждала карта, – негромко говорит Джош.

– А что же было у моста?

– А это уже новая, – без всякого выражения отвечает Харпер.

Машины плетутся по дороге, и мы здесь – всего лишь пылинка в этой гигантской пыльной буре. Мы дергаемся и тормозим. Дергаемся и тормозим. Целых двадцать минут у нас занимает путь до съезда, и ко времени, когда мы туда подъезжаем, мои внутренности сводит невыносимым спазмом.

Брекен останавливается у наклонного ската. В моем животе что-то хлюпает, и меня окатывает жаркой волной. Во рту собирается слюна. Я выпрямляюсь на сиденье и внезапно осознаю: меня не просто подташнивает. Меня вот-вот вырвет. Я сжимаю руки в кулаки, сглатываю слюну и стараюсь дышать.

В машине жарко. Горячий воздух дует из всех щелей, и подмышки у меня под курткой совсем взмокли. Шею обжигает точно огнем, и я чувствую, как между ключиц ползет капелька пота.

– А можно сбавить температуру? – хриплю я.

Брекен соглашается. На светофоре загорается зеленый. Машина делает рывок вперед, потом сворачивает влево, и мой желудок совершает опасный кульбит. У меня вырывается слабый стон.

– Что не так? – спрашивает Джош.

– Меня тошнит. Сильно.

– Только не в машине, – говорит Брекен.

– Тебя тошнит? – с обеспокоенным видом переспрашивает Джош. – Что, совсем плохо?

– Мне нужно выйти. Тут слишком жарко. От этого хуже.

– Тебя вырвет? – спрашивает Харпер. – Нам остановиться?

– Меня не вырвет, – говорю я, хотя шансы довольно высоки.

Брекен замедляет ход, и я уверена, что он это делает из лучших побуждений – однако слишком поздно. Вверх по шее и лицу бегут волны огня. Я расстегиваю куртку, потом пытаюсь из нее выбраться. Джош держит куртку за рукав, помогая мне высвободить руку.

– Спасибо тебе.

– Тебе нужно подышать свежим воздухом.

Он слегка опускает окно.

Его внезапная забота застает меня врасплох, но свежий поток воздуха в машине сладок на моих губах, как мед, и я забываю обо всем на свете. Закрыв глаза, я пью ветер жадными глотками. Кровь в висках стучит в такт спазмам желудка.

– Мы должны остановиться, – говорит Харпер. – Ей надо отдохнуть.

– Я знаю. Я за ней наблюдал, – говорит Брекен.

– Держись, – обращается ко мне Харпер.

Я не отвечаю: все мои силы уходят на то, чтобы меня не стошнило. Свежий воздух очень помогает, но в машине я все равно долго не протяну.

– Давайте заедем на заправку, – говорит Брекен. – Вызовем оттуда эвакуатор.

– Что-то подсказывает мне, что из-за той заварушки у моста все эвакуаторы в Пенсильвании будут заняты еще очень долго, – говорит Джош.

– Но попытаться стоит, – возражает Харпер. – Я позвоню в нашу компанию по аренде машин.

– И что они сделают? – спрашивает Кайла с бесшумным смешком. – Запретят снегу падать?

– Если бы, – говорю я.

– В обычных обстоятельствах нам бы дали другую машину, – говорит Джош.

Брекен фыркает:

– Да уж, разбежались.

– Ну, про аварию-то мне надо сообщить в любом случае, – говорит Харпер. – Я даже не уверена, безопасно ли дальше ехать в нашей машине.

Брекен вздыхает:

– Если мы не хотим перебираться через горы пешком, то, боюсь, эта машина – наш единственный вариант.

Мне добавить нечего. Я уверена: Брекен прав. Откуда нам достанут машину? Да и нет никакой волшебной палочки, которая бы перенесла нас на безопасное сухое шоссе. Мы решили рискнуть и теперь за это расплачиваемся.

Однако Харпер настаивает, что надо позвонить. Прижимая трубку к уху, она жалуется, что ждать оператора придется не меньше двадцати минут.

Через метров семьсот перед нами вырастает заправка. Но не то блестящее неоном сооружение, на которое я надеялась. Перед обшарпанным зданием выстроились в ряд четыре насоса. Само строение больше обычных заправок. Может, раньше тут был еще и авторемонт? Теперь, похоже, все помещение занимает магазин, хотя сказать сложно: почти все окна завешаны рекламными плакатами пива, сигарет, живой наживки и походных товаров.

Не думаю, что в туалете будет чисто, но мне на это плевать. Пусть там будет хоть выгребная яма на дальнем конце участка – я бы не пикнула. На засыпанной снегом парковке стоят как минимум двенадцать машин, и еще несколько у насосов. Заправка кишит людьми: путешественники в дутых куртках осматривают машины, звонят кому-то, раздают еду скучающего вида детям всех возрастов. Чего тут только не увидишь – от оцарапанных бамперов до джипа со сплющенным боком. У одной машины оторваны и багажник, и бампер. Некоторым повезло больше: они отскребают с окон лед и заливают омывайку. Судя по тому, сколько людей смотрят на карты или в телефон, многие пытаются понять, как им добраться до пункта назначения.

Я смотрю на побитую «Тойоту» у въезда на парковку. Боковое зеркало свисает, как унылая сережка с уха.

– Что там с дорогами? – спрашиваю я.

Я попыталась посмотреть новости в телефоне, но интернет почти не ловит.

– Рекордное количество аварий.

Джош протягивает мне свой телефон.

– Если верить новостям, на I-80 две большие аварии: в одной – тридцать две машины, в другой – двадцать одна.

Я читаю только что процитированный им заголовок и затем возвращаю ему трубку, не в силах больше смотреть на это. Участок при бензоколонке забит машинами; Брекен сдает назад и паркуется, ожидая очереди к насосу.

– Раз уж мы тут, можем заправиться, – говорит он.

– Хорошая мысль, – соглашается Джош.

Брекен ставит машину на ручник и поворачивается к нам лицом.

– В той аварии было пятьдесят три машины, и мы знаем, что ни нас, ни тех, кто попал туда позже, они не считали.

– Шоссе надо было закрыть, – говорит Харпер.

– А они и закрыли, – говорит Джош.

Глядя из окна, он показывает в направлении съезда на магистраль. Так и есть: сквозь редкие стволы безлистых деревьев просматривается изгиб подъездной дороги. Она перекрыта флажками, и поперек движения припаркована полицейская машина. Джош прав. Они закрыли съезд к заправке.

Мы съехали с дороги, чтобы позвонить. Раздобыть другую машину или вызвать эвакуатор. Но теперь мы заперты посреди Пенсильвании и ни по одному шоссе отсюда не выбраться.

Как мне, черт возьми, добраться домой, к маме?

Я смотрю на часы. Она уже закончила работу. Может, даже сидит дома в пижаме и заваривает чай. Я тяжело вздыхаю, и от мыслей о нашем чайнике у меня сжимается горло. Мама всегда подает мне чай на маленьком блюдце с ложечкой и кладет три кусочка сахара. С тех самых пор, как я в третьем классе прочла книгу про то, как делают чай в Англии, мама всегда хранит в доме сахарные кубики.

Как бы я хотела сейчас оказаться там, в тепле и безопасности, за тысячи километров от этого дорожного кошмара. А когда она проверит новости и увидит сообщения об ужасных авариях, с ней случится сердечный приступ.

Хотя нет. Мама же думает, что мы едем по I-78. Наверное, ни о какой опасности она не знает. Но если я ей не позвоню, она все равно забеспокоится. Может, попытается отследить мое местоположение, но для этого ей нужна будет папина помощь: мой телефон зарегистрирован на его имя.

Черт, а вдруг она до этого додумается и позвонит ему? А может, уже позвонила?

Вопросы сваливаются в кучу, как машины у моста. Мне нужно как-то сгладить ситуацию, и как можно быстрее.

Я пролистываю телефонную книгу до маминого номера и останавливаюсь в нерешительности. Позвонить? Мне до смерти хочется услышать мамин голос. При всей ее печали, при всем расстоянии между нами, она моя мама, и от звуков ее голоса мне стало бы немного легче. Но мне нужно все как следует продумать, чтобы не усугубить все.

Если я позвоню и успокою маму, она, может, перестанет так волноваться. Возможно, она даже не проверяла мою локацию. Но она меня слишком хорошо знает: наверняка по моему голосу заподозрит, что что-то не так. И вот тогда-то захочет узнать, где я на самом деле нахожусь. Черт.

– Ты, похоже, задумалась о чем-то, – говорит Джош.

– Пытаюсь решить, надо ли наврать маме, – честно отвечаю я.

– Ты врешь матери? – смеется Брекен. – Моя могла бы работать на разведку. От нее ничего не скроешь.

Я вздыхаю, убирая телефон в карман.

– И моя тоже. Это как суперспособность какая-то.