Текст книги "И имя ему Денница"

Близость солнца

– Беспокоиться не о чем, все скоро починят, – Мерира взял на себя труд проводить Таора в его прогулке по берегу Нила. Выйти из дворца оказалось совсем не просто. С ним послали целый отряд охранников. Таор даже начал чувствовать себя не почетным гостем, а узником.

– Я в чем-то провинился? – юноша неприязненно покосился на группу идущих сзади стражником.

– Напротив, – Мерира улыбнулся, как показалось, лукаво. – Ты выслужился! Сложно выделиться чуть больше всех других, но ты смог. Такая уникальность накладывает на тебя определенное ярмо.

Одно из которых ты, чуть было не проронил Таор, но вовремя сдержался. Какую бы навязчивость не проявлял великий жрец, но с ним нужно было считаться. После фараона он теперь один из самых почитаемых людей в стране. Ведь культ его бога остался единственным. С таким человеком следует проявлять вежливость и осторожность.

– Поверь мне, юноша, ярмо обязанностей это то, что сковывает нас всех – здесь, близко к солнцу, к трону, к власти. Неужели ты, правда, не жаждешь власти.

– Я уже говорил вам, что нет, – Таор не мог понять, почему у жреца Атона день распределен так свободно, что он может идти, куда пожелает и с кем пожелает. Разве в храме его не ждут. Общество Мериры вдруг стало ему в тягость, как камень на шее, который тянет на дно.

Солнце стояло в зените. Вода сияла, ловя его отсветы. А Таор ощущал, что задыхается.

– Похоже, я действительно нашел кого-то особенного, – заключил Мерира. – Но мне долго не хотелось верить, что этот особенный ты – воин!

Как он это сказал! Как будто вынес смертный приговор. Таор хотел обернуться на него, но вдруг заметил, как кто-то отчаянно барахтается в воде и зовет на помощь. Где-то вдали столкнулись и перевернулись две лодки, а люди, занимающиеся на берегу пустой болтовней или разгрузкой суден, ни на что не обращали внимания. Зоркости Таора хватило лишь на то, чтобы заметить тонущего мальчика. Первым его порывом было броситься в Нил и спасти утопающего.

– Постой! – Мерира властно удержал его за локоть. – Ничья жизнь не стоит того, чтобы царский военачальник так необдуманно жертвовал собой.

– Даже жизнь фараона?

– Его здесь нет, а также никого из членов царского дома. Побереги себя для них. Им скоро тоже может понадобиться твоя воинская сила. На тех суднах могут быть лишь простолюдины и рабы. А ты сейчас еще и в полном облачении.

Таор усмехнулся, отстегивая меч с крупным изумрудом на рукояти и скидывая легкие латы, которые надел для прогулки. Кинуться в воды и быстро проплыть большое расстояние для него ничего не значило.

– Осторожно! – крикнул кто-то ему с ладьи, указывая на движение в замутненной воде. Таор не сразу понял, что предостерегающий имел в виду. Он просто не заметил крупного крокодила, плывущего по направлению к тонущему. Должно быть, мальчик при падении из лодки поранился, и его кровь привлекла аллигатора. Нужно было спешить. Зеленая продолговатая голова виднелась над поверхностью воды. Таор поплыл на перерез.

– Держись! – он схватил мальчишку раньше, чем хищник успел подплыть, но теперь крокодил в любом случае преграждал им путь к берегу. Поблизости не оказалось ни одного судна, которое могло их подобрать или хотя бы веслами отпугнуть крокодила.

– Не бойся! – Таор сам смотрел в распахнутую зубастую пасть, одной рукой придерживая мальчика, который, похоже, не умел плавать, другой нащупывая кинжал, оставшийся у него за поясом. Было несложно удержаться на поверхности воды одним движением ног, но было куда труднее отразить нападение твари. У него есть возможности нанести удар лишь раз. Куда лучше быть? Таор присматривался к желтым глазам. Что если угодить острием в один из них? А если в голову? Что если шкура крокодила слишком толстая и твердая, чтобы пробить ее узким лезвием? Что если кинжал застрянет в ней? Он ни разу еще не сражался с крокодилом. С людьми – да, но не с водоплавающей тварью.

На миг его зачаровал оскал острой пасти, зубы крепкие, но острые, как иголочки, алчный огромный язык. Таор не боялся за себя, но ребенок за ним…

Мерира что-то кричал с берега. Кажется, он просил Таора чуть отплыть в сторону, чтобы стражники могли метнуть в дракона копью, без риска задеть самого юношу. Таор не стал ждать. Он вонзил кинжал в первое, до чего смог дотянуться – нижнюю сторону пасти. И все… лезвие застряло, не двигаясь дальше. Тварь извивалась, ревя, в окрасившейся кровью воде. И опять будто кто-то невидимый помог протолкнуть лезвие дальше – вдоль по пасти к горлу крокодила. Сам бы он так не смог. При всей своей физической силе он не мог распороть животное так легко и быстро. Кровь текла в воду, крокодил издыхал медленно. Хорошо, если рядом не окажется второго.

– Быстрее, обопрись мне о плечо, – Таор попытался посадить себе на спину захлебывающегося мальчишку. Тот отчаянно боролся за жизнь, пока его спаситель сражался с крокодилом. Скоро его зеленая туша перевернется брюхом вверх, а сейчас надо уплывать. Таор смог дотащить спасенного до берега.

– Ну, как он? – Мерира вдруг забеспокоился, рассмотрев лицо мокрого мальчика, выползшего на прибрежный песок.

Таор непонимающе уставился на жреца.

– Это Хонсу, – нашел нужным пояснить тот. – Хм… царский посыльный.

Видимо, этим все было сказано. Будь Таор чуть более опытен в устройстве придворных правил, то мог бы понять, чем именно так полезна эта должность. Видимо, по каким-то причинам Хонсу был незаменим. По каким, Таора особенно не волновало. Он спас его не из-за выгоды.

– Тебе легко дышать? Подняться сам сможешь? – Таор хотел оказать посильную помощь, но Мерира жестом остановил его.

– Я сам о нем позабочусь. Тебе следует обсохнуть и привести себя в порядок.

Таор тяжело опустился на прибрежный камень и смотрел, как жизнь в долине Нила продолжает размеренно течь. Барки и ладьи проплывали где-то вдали или стояли у берега. Солнце светило уже не так ярко. Гладь воды отсвечивала, как медь. Грязно-зеленая туша крокодила с пробитой лезвием шкурой действительно перевернулась брюхом вверх и плавала в окровавленной воде. Кто-то из стражников, сопровождавших Таора, все же метнул в мертвого крокодила свое копье, либо, чтобы частично разделить победу, либо, чтобы увериться, что хищник действительно мертв.

– А ты смел и очень силен, – Мерира вернул ему кинжал, застрявший в горле крокодила, за которым успел сплавать один из провожатых. – Не стоит пренебрежительно относиться к дарам царя, – назидательно напомнил он.

Кинжал выглядел настолько роскошно, что сомнений в том, кто его подарил, не возникало ни у кого.

– Когда мои люди достанут труп из воды, ты хочешь иметь трофей в виде отсеченной крокодильей головы или снятой с него шкуры?

– Разве по закону за убийство священного животного не полагается какой-то кары? – Таор только сейчас об этом вспомнил.

– У Атона нет священных крокодилов, – строго обрезал его жрец.

– Ну, значит, слава ему, – Таор произнес это впервые с тех пор, как вернулся в Египет и вдруг ощутил легкий укол, будто некто с небес, помогавший ему победить на войне и убить крокодила, внезапно ощутил ненависть к нему. С чего такая быстрая перемена? Или ему все это кажется из-за легкого солнечного удара?

Он провел рукой по мокрым волосам. Стражники и жрец отвлеклись. Стоило этим воспользоваться, чтобы прогуляться самому. Без наблюдения. Без провожатых. Все, как в былые времена, когда о нем никто не знал, как о герое, и вообще никто не беспокоился о том, где он и что с ним. В те времена он лазил по самым заброшенным местам. Вот и сейчас ноги привели его к каким-то руинам. Берег реки здесь становился заброшенным, как и они. Но внутри под остатками крыши и колонн сияло солнце. Так ослепительно. Таор двинулся туда. Красивые руины из белого камня. Интересно, что за здание это было раньше. Похоже, на дворец.

Он вспомнил о том, как сегодня во дворце разрушилась колонна. Как каменное крошево сыпалось со стен, будто кто-то невидимый и сильный ударял по ним снова и снова. Если так пойдет и дальше, то весь дворец фараона скоро тоже станет руинами. Но если верить верховному жрецу, то где-то посреди пустынь строится новая столица.

Таор оказался внутри того, что прежде было огромной круглой залой. Ему пришлось заслонить глаза рукой от ярко светящего солнца. И вдруг. Кто-то дохнул огнем рядом с ним. Он резко это ощутил. Дыхание огня! Видение! Двери, распахнутые в ночь. Храмовые помещения, ритуалы, где огонь, которым дышит божество, выжигает плоть со спин связанных человеческих жертв.

Где такое происходило? Неужели здесь?

Он открыл глаза. Не было ни ночи, ни храма, ни жертвенников со связанными людьми. Но его щека розовела от легкого ожога. А рядом стояло создание, которое он давно жаждал увидеть.

Алаис! Так ее называли. Правильно ли он запомнил? Это ли ее имя? Можно ли придумать имя для воплощенного совершенства? Раз люди придумали название для солнца, то можно как-то назвать и ее… Однако она прекраснее солнца. Во много тысяч раз. Можно было задохнуться при виде такой красоты.

Ее изящные ноздри слегка расширились от быстрого выдоха. Яркая струйка огня прошла чуть вверх над его плечом. На остатках стены остался обугленный след от ее дыхания. Таор даже не сразу понял, что его кожу так же могло обжечь. Так обжигают глину и кирпич, но Алаис прожигает плоть.

– Кто ты? – вопрос вертелся у него на языке уже давно, но осмелился спросить он только сейчас, когда она оказалась рядом. Настолько близко, что их почти ничто не разделяло. Кроме лучей солнца, сиявших, казалось, отовсюду.

Вот он этот миг! Момент, не сравнимый ни с чем.

Он встретил ее, он коснулся ее, и ее крылья оказались настоящими. Не ловкий трюк жрецов и самого фараона, чтобы создать божество. Она действительно им была. Тем самым божеством, которому сейчас поклонялся весь Египет, и которое сумело выжить отсюда всех остальных богов. Ничего удивительного, ведь они всего лишь статуи и настенные рисунки в храмах, мертвый материал, а она живая, настоящая! Она стоит рядом и, кажется, из ее ноздрей вот-вот снова вырвется огонь. Ее дыхание было таким горячим, что раскаленная пустыня не могла с ним тягаться. Воздух перед ней слегка дымился, и от этого казалось, что вся полуразрушенная зала плывет перед глазами. Но золотой облик был четким. Таора пронзило дикое, заложенное в людях со времен их создания желание опуститься перед ней на колени. Все люди должны чему-то поклоняться, чему-то такому, что выше них самих и намного древнее. Он вдруг понял, что не испытывал священного трепета перед другими богами только потому, что никто из них не явился ему воплоти и во всем своем великолепии. Сейчас он готов был поверить во все, что скажут ее уста.

Золотая змея на ее предплечье вздрогнула и пошевелилась, сползла вниз по руке к запястью. Ошибочно ее можно было принять за браслет, если б он не двигался. Сама рука Алаис вдруг потянулась к его лицу, будто хотела его раздавить.

– Избранный! – сказала она, будто это было не слово, а удар хлыста. – Ты действительно считаешь себя избранным?

И опять этот огонь, вырывающийся с дыханием из ее ноздрей. Он должен был бы отвернуться, чтобы не обжечься.

Что она имела в виду? Он не понимал. Ее золотые ногти зависли над его лицом так, будто собирались содрать кожу. Она делала над собой явное усилие, не причиняя ему зла.

Юноша перед ней не собирался сопротивляться. Алаис боролась со своим желанием уничтожить его всего лишь миг. А потом взмахнули золотые крылья. Сверкающий силуэт исчез в проеме разрушенной арки, купающейся в лучах света. И сразу как будто наступил закат.

Был еще день, но свет солнца стал казаться таким бледным. Таор оглядывался по сторонам, но видел лишь потрескавшиеся остовы арок и колонн, в которых уже пробивались дикие растения. Здесь все заброшено и пусто. Только черный жженый след на камне напоминал о том, что здесь была она. Она дышала огнем! Таор опустился на пол, покрытый трещинами и заросший травой. Он не мог больше стоять на ногах. Голова разрывалась от сильной боли. А некто, незримо присутствовавший с ним еще со времен войны, кажется, яростно зашептал ему на уши о том, что Таор его предал.

Сокрытое тьмой

Ночные улицы Фив никто не патрулировал, но на них оказалось спокойнее, чем если бы везде была выставлена охрана. Таор не помнил такого спокойствия за всю свою жизнь. Обычно всегда происходило что-то плохое, но не сейчас. Все зло в городе словно вымерло.

То здесь, то там пылали смолянистые факелы. Было спокойно и приятно. В воздухе витали какие-то ароматы. Жара стала чуть меньше, но на его коже все равно выступал пот. Это было от нервного напряжения. Выбраться ночью из дворца оказалось невероятно сложно. На какой-то момент он даже ощутил себя, как в мышеловке. Охранники были расставлены не только у самого выхода, но даже у каждого окна. Если бы Хонсу не показал ему потайной ход, то, наверное, пришлось бы просить специальное разрешение на ночной выход из дворца. К счастью, мальчик хорошо знал всевозможные лазейки и был до сих пор благодарен за то, что ему не позволили стать пищей для крокодилов.

Таор не помнил, чтобы он когда-либо и за что-либо просил у кого-то благодарности, но сейчас она оказалась, как нельзя, кстати. Вдвоем они шли по опустевшим Фивам.

– Куда девались все люди?

– Они спят, – беспечно ответил Хонсу.

Естественно, это само собой подразумевалось, но Таор не знал таких городов, где в глухой ночи совсем не попадалось бы прохожих: нищих, бездомных, влюбленных пар. Кто-то непременно не мог найти себе сна и покоя. А здесь покой был каким-то мертвенным и немного зловещим.

– Кто же следит за факелами и огнями?

Жаровни пытали то здесь, то там. Он не мог понять для чего. Такое ощущение, что каждую ночь город готовился к какому-то новому обряду, как тогда на дворцовой площади.

Они с Хонсу давно уже прошли мимо хорошо освещенных кварталов и площадей, теперь начались бедные улицы. Здесь тем более поражало то, что никто не пьянствует и не дерется. И вовсе не работают те заведения, которые открывают свои двери уже после прихода темноты.

– Что случилось с городом?

– Ничего, – Хонсу явно его недопонял.

– Все как-то странно.

– Все, как обычно.

– И ты видишь такое безмолвие каждую ночь? – изумился Таор, прежде он сталкивался на темных улицах со множеством неприятного, сейчас все было поражающе тихо.

– Простите, но это первая ночь, когда я осмелился выбраться в город.

– Но ты ведь знал о проходе. Я подумал, ты использовал его часто.

– Ни разу, но я видел, как им пользуются другие.

– Другие? – Таор тут же вспомнил о красивой золотой голове и крылатом теле. Нужен ли такому созданию потайной ход, или оно способно просто вылететь из окна. Если ей нужен потайной ход, чтобы выбраться из дворца, то, похоже, что ее великолепные крылья это всего лишь ловкий трюк, как церемониальный костюм Птаха или Анубиса. Просто впечатления они производили намного больше.

Что если снять затейливые отлитые из золота одежды и под ними окажется обычное тело? Таор ощутил легкое головокружение.

– Вам нехорошо? – забеспокоился Хонсу.

– С чего ты взял? – Таор не хотел этого признавать, но перед глазами все действительно расплывалось.

– Всем, кто уходил и возвращался тем же ходом до вас, тоже становилось плохо. Люди уходят ночью из дворца, а возвращаются бледные, немощные, сразу постаревшие, и знаки на их телах кровоточат.

– Какие знаки? – Таор все же прислонился плечом к стене, ему нужна была опора.

– Те, которые ножом кто-то вычертил у них на теле: на запястье, на лбу, иногда даже во всю спину. Те, кто способен спрятать их под одеждой, остаются во дворце. Те, у кого ими изрезано все лицо, наутро обычно исчезают или даже умирают.

– И за сколькими ты так наблюдал?

– Ну, мне особенно запомнился царский визирь, когда он вернулся, его одежда на спине свисала лоскутами, а вся спина от шеи до бедер было испещрена знаками, один из них был особенно крупным. Но кровь текла совсем немного, будто у него ее и не осталось.

– Панахеси? – Таор крайне удивился.

Хонсу кивнул.

– А потом его сын.

– А ты уверен, что тебе не показалось? Просто ли не спать по ночам, а за чем-то следить?

– Я привык, – просто ответил мальчик. – Иногда во дворце люди даже платят за то, чтобы кто-то за кем-то проследил.

– И тебе по вкусу такая жизнь?

Хонсу лишь пожал худыми плечами.

– Говорят, это лучше, чем где бы то ни было.

Таор не стал его переубеждать. Хотя, судя по его же словам, что это вообще за место, откуда люди за чем-то тайно уходят по ночам, а возвращаются все исполосованные непонятными знаками.

– Те символы, если, конечно, ты сумел их рассмотреть подробно, они хоть чем-то похожи на все те иероглифы, которыми мы пользуемся при письме.

Хонсу долго думал, а затем отрицательно покачал головой.

– Незнакомые мне иероглифы, – только и смог признать он. – Но они действительно напоминают надписи.

Мальчик зябко пожал хрупкими плечами, как если бы ему действительно стало холодно.

– Как-то раз меня позвали принести таз холодной воды и тряпки, чтобы очистить раны-знаки на чьей-то спине от жутких золотых насекомых, что там угнездились. Мне показалось, что они сделаны из настоящего золота. Я хотел поймать несколько таких и сунуть в мешочек, как живые монеты, но они бегают с невероятной скоростью. А говорят, когда они кусают, то рука потом распухает так, что ее приходится отрезать. Странно, каких чудес полон мир, правда?

– Да уж, – Таор вспомнил об Уджаи. Вероятно, и его укусило в руку такое вот насекомое. Вполне объяснимо, Уджаи всегда был жаден. Поймать нечто золотое, что само бегает в пределах досягаемости – вот перед чем он бы не смог устоять. Но соблазны во дворце ведут к жуткому исходу, если взять в пример его. Таор этот пример хорошо запомнил. Все еще дышащий труп стоял у него перед глазами.

Уджаи ведь тоже чертил кровью этот странный непонятный иероглиф. Таор задумался. В чем тут взаимосвязь и к чему она ведет?

– А вы ведь в дальних краях, когда воевали, тоже видели много чудес? – раздался, словно откуда-то издалека мальчишеский голос Хонсу.

– О, да, – Таор усмехнулся. – О таких чудесах лучше даже не говорить.

Он хотел забыть все, что видел. Лучше бы и мальчик не полез расспрашивать его о тяготах последней битвы.

– Нам лучше вести себя потише, – предупредил он.

Что вокруг на улицах неуловимо изменилось. Какой-то человек, весь в белом, с факелом в руке, прошел мимо, даже не заметив их. Первый встречный за всю ночь. И, похоже, он был совершенно слеп, иначе, как можно не заметить людей, почти с ними столкнувшись.

Таор недоуменно смотрел ему вслед. От чадящего факела оставалась слабая полоса дымка в воздухе. Казалось, что ночь распахивается, как врата в огненную тьму.

В лицо ему дохнуло жаром.

Где-то жгли костер. Или ему так только казалось? Вряд ли он мог ошибиться. Он хорошо знал этот запах паленых веток и треск пламени. Вечерами в его военном лагере часто жгли костры, чтобы приготовить пищу или отпугнуть ночных хищников. Но для чего гореть кострам ночью в жилых районах.

Еще несколько прохожих, закутанных с ног до головы в длинные одежды, прошествовали мимо. Они вели себя так же безразлично, как и первый. Ничего не видели, ничего не слышали. Или только вели себя так. Таор ощутил себя пустой стенкой, когда мимо него снова прошли, даже не взглянув. А вот Хонсу испуганно прижался к нему сбоку.

– Это жрецы? – Таор обратил внимание на того, как похожи их одежды и манеры. Так вели себя обычно члены секты одного божества. Что-то их объединяло.

Хонсу лишь непонимающе покачал головой. Он тоже не знал, но их поведение и его настораживало.

– Идем! – Таор потащил мальчика вперед. То здесь, то там мелькали люди, больше похожие на тени, в своих одинаковых одеждах, часто белых, но и иногда и алого цвета. Те, что в алом, казались особенно опасными. Но они ведь ничего не делали. Только метались по городу, будто призраки. Когда они проходили мимо, не замечая тебя, они и казались всего лишь духами, бесплотными и безмолвными. Но вот на их пути появился какой-то заспанный пьянчужка. Его тут же окружили. Таор наблюдал из-за угла, придерживая за руку дрожащего спутника. У Хонсу сдавали нервы. Он заметил кривой нож в руке одного из странных людей. Другие тоже оказались вооружены, кто чем, кто-то кинжалом, кто-то серпом, большинство простыми кухонными ножами. У всех было с собой по какому-то колющему или режущему предмету. У всех, кроме жертвы. Одного несчастного окружили, но не кольцом. Со стороны казалось, что толпа нападавших выступает, как пять концов одной замкнутой звезды. Мгновение они ждали, пока пойманный упадет на колени, а потом вдруг начали ритмично наносить удары. Таор хотел кинуться вперед, чтобы помочь, но Хонсу удержал его. Он боялся остаться один. К тому же, помогать уже было бессмысленно. Толстенький человечек за считанные секунды под ударами ножей превратился в окровавленную тушу, оседающую на землю. И вот тут наступила тишина. Таор ощутил, как нечто скребется о стены, ползя вперед. Он быстро убрал руку от угловой стены низкого здания, за которым прятался. Нечто ползло вперед к туше человеческого мяса, но люди в длинных одеждах обступали его так плотно, что было не рассмотреть.

– Почему они не тронули нас? – горячий шепот мальчика обжег его ухо.

– Не знаю, – так же шепотом ответил Таор. – Пошли отсюда.

Вмешиваться уже было бессмысленно. Что-то громко чавкало и скреблось у них за спиной. Бедные кварталы простирались во все стороны. Таор выбрал прямое направление. Несколько минут они шли спокойно, пока не стали замечать повторов недавнего события. По улицам метались люди в алом и белом, вооруженные всевозможными остриями. Они ловили запоздалых путников, бродяг, вытаскивали людей прямо из домов, где не плотно была прикрыта на ночь дверь.

– И как ночной дозор все это позволяет? – Таор не мог такого понять. Он привык к дисциплине.

– Вероятно… – Хонсу замялся. – Они могли почитать не Атона, а прежних богов, все эти люди…

– Вряд ли… – Таор слышал странные гимны, которые пели в некоторых домах, где горел свет. Прямо на улицах у разожженных костров склонялись в поклонах полуодетые люди, возносящие молитвы неизвестно кому.

Юноша смотрел с недоумением. На мостовой действительно валялись разбитые фигурки прежних богов, но их разбили не люди. Какое-то странное крылатое создание ползком выбиралось из окна какого-то дома и взбиралось, цепляясь когтями за крышу.

Таор проходил мимо, наблюдая, как необычные твари, пожирают то, что осталось от человеческих жертв.

Что же здесь происходило? Он схватился за голову, но вовремя вспомнил о шраме, который привык прикрывать прядью волос. Лучше никому его не видеть даже в темноте.

Все происходило, как в кошмарных снах. Может, он правда, спит? Таор точно помнил, как вышел ночью в город. Вначале все было спокойно. Но затем произошло все это. Он заметил поющих гимны людей. Это были гимны Атону? Он не мог разобрать. Его слух не привык к таким монотонным нечленораздельным звукам. Люди пели как-то не по человечески. Они совершали обряды и убивали. Для нее!

Красивое крылатое существо вылетело из ниоткуда и опустилось на ближайшую стену. Оно сияло во тьме. Его рука, как и тогда, на царском празднестве поднялась и указала на жертву. Люди в красном тут же кинулись на поимку. Они делали все быстро и жестоко.

Таор с трудом верил в происходящее. Его самого пока никто не трогал. Стоит ли из этого сделать вывод, что растерзывают на части далеко не всех подвернувшихся по дороге? Кажется, все здесь делятся на посвященных и непосвященных, на тех, кто особо одет и вооружен, и на беззащитных жертв.

И все это забава для Алаис. Или в этом есть какой-то особый смысл? Она очищает город от тех, кто ей не особо предан или просто выискивает случайные жертвы? Слишком много вопросов. Лучше не думать о них, чтобы не разорвалась голова. И зачем вообще думать, если можно просто смотреть на сверкающее создание, занявшее место на высокой крыше, будто трон. Здесь, в отличие от дворца фараона, где ей приходилось шептать ему на ухо, она отдавала приказы безмолвно, всего лишь одним жестом. И люди убивали себе подобных для нее. Всех, на кого она указывала.

Вначале чувство несправедливости его обожгло. Как можно просто выхватывать кого-то и отправлять на растерзание толпе. Ему хотелось вмешаться и хоть кого-то спасти. Но что может сделать один невооруженный человек против целой хорошо вооруженной компании людей, работающих заодно. Их действия производили впечатление заранее организованных и направленных на уничтожение или хотя бы устрашение всех, кто к ним не принадлежит. Лезвия впивались в плоть, кровь обагряла землю, жертвы судорожно дергались и доставались на съедение неизвестно чему, выползшему неизвестно откуда.

Таор не мог ничего сделать. Его разум этого не принимал. Но сами люди решили иначе. Они делали то, что велела им она. Алаис отдавала молчаливые приказы, а толпы народа подчинялись, как будто для этого были и созданы – чтобы служить ей, чего бы она от них не пожелала. А она желала ужасающих вещей.

Он один сохранил разум, но против всех сразу он был бессилен. Разве стоит пойти войной одному против всего человечества, одурманенного ею? В этом нет смысла. Невозможно спасти людей от них самих. Он не может убить всех только потому, что иначе они бы перебили друг друга. Что так, что сяк будет проигрыш.

Алаис не смеялась над его отчаянием. Ее лицо вообще ничего не выражало. Она указывала пальцем то на одного, то на другого. Руководствуясь какими принципами вообще, она делала выбор? Или то были случайно избранные жертвы.

Крылатое существо на стене поражало красотой и одновременно внушало страх. Таор чувствовал, что перед ним нужно опуститься на колени. Оно того стоит.

Минуту и Алаис посмотрела на него. Ее рука взметнулась. Таор прикрыл глаза. Сейчас она укажет на него. Она должна это сделать. Он почти ощущал ее позыв. Но палец с золотым когтем ткнул, словно наугад, в кого-то, кто стоял рядом, почти касаясь плечом плеча Таора.

Нет, только не Хонсу. Таор хотел вступиться за мальчика, но не успел даже поднять руку. Кто-то сзади оттащил худое тело в переулок. Миг, и по оголенному животу мальчишки скользнул серп, высекая внутренности. Таор, остолбенев, стоял и смотрел, как его провожатого схватили и растерзали. По ее приказу. Хонсу ведь был еще ребенком. Его никто не пожалел. Еще недавно привлекательное тело превратилось в окровавленную тушу. Нечто подбиралось к нему из тьмы, ползя на четвереньках, чтобы вгрызться в плоть. Кровь брызнула во все стороны. Предусмотрительные люди, напавшие на мальчика, поспешно отошли. Алаис спокойно наблюдала с высоты ближайшей крыши, и ее лицо не выражало ничего. Зато ущербный свет луны мерк рядом с ней. Она взирала на людей, которые опускались на колени перед ней на земле, как на что-то само собой разумеющееся и весьма ничтожное. Таор хотел смахнуть кровь Хонсу со своего лица и не мог.

Невыразимые тягучие глаза божества взирали на него с холодным вызовом, будто говоря:

– Смотри, это мог быть ты! И это можешь оказаться ты, едва я пожелаю!

Таор сам себя не понимал, но ему хотелось ответить.

– Так пожелай! Это будет правильно.

И все же между ними царило молчание. Но даже слова не могли выразить так много.

А потом она откинулась на руки и устремила взгляд на звездные небеса, как будто ждала кого-то.

– Уходи, пока жив, – явно ощутил он готов в своем мозгу. Это было равносильно обещанию, что его никто не тронет. За себя он боялся меньше всего. Жаль, что нет возможности помочь другим. Инстинктом воина он понимал, что только озлобит нападавших, если попытается встать между ними и жертвами. Это и было для Алаис наслаждением. Знать, что он может сделать того, к чему рвется.

Он и уходить не хотел, но все же поплелся прочь, чтобы устало привалиться к стене первого дома, возле которого никого не убивали в данный момент. Здесь и костров не горело. А его тошнило от увиденного. Он ощутил подступающие позывы рвоты. На войне с ним такого не случалось, но здесь ведь не война. Здесь то, что хуже. Его рвало, пока других расчленяли. Кто-то пытался убежать, он стоял, не двигаясь. Но его-то как раз никто и ни разу не попытался тронуть.