Текст книги "Кошка, которая умела плакать…"

Ирсон с трудом сглотнул – Рестес, что называется, попал в яблочко. Сам он ни за что бы не отважился дать имя тому чувству, которое испытывал к служителям Хозяйки Пути с тех пор, как скончался его отец. Ему вдруг стало мучительно стыдно; он не мог бы сказать, перед кем – перед гостем, уличившим его в таких постыдных мыслях, перед оскорблённой ими матерью, Тиалианной или же самим собой.

– Я очень, очень рад, мальчик, что ты не стал спорить со мной. Значит, твой ум ясен. Ты способен понять, что смерть твоего отца – трагедия, а не естественный ход вещей.

Ирсон недоумённо воззрился на гостя, но тот явно истолковал его молчание как жадное внимание.

– Да, ужасная трагедия. Именно так – мягко и гуманно – Тиалианна и Веиндор убирают всех тех, кто мешает их планам.

– Чем мой отец мог им помешать?

– А ты подумай, кем была твоя мать, пока находилась рядом с ним? – вкрадчиво спросил Рестес и сам же ответил: – Она была никем.

– Для нас она была всем, – сам не зная зачем, прошептал Ирсон.

– Для вас – да. Но не для Тиалианны. Для неё она была потеряна. Выйдя замуж за твоего отца, Илшиаррис забросила свою жреческую карьеру. Муж, вернее, её любовь к нему, мешала ей стать той, кем хотела её видеть Хозяйка Пути, поэтому от него избавились.

Ирсон собрался было высмеять этот конспирологический бред, но память с подленькой услужливостью подкинула ему воспоминание об одном из разговоров с отцом. Тогда, не выдержав тягостного молчания, он решил разогнуть хвосты всем вопросам. Он нашел Ирсона-старшего в саду, у заросшего пруда, на любимой скамье из огненного мрамора. Старинный камень пылал так же ярко, как и в детстве, не в пример выцветшим отцовским прядям… Ирсон-старший поднялся навстречу сыну, словно давно ожидал его. Они сели, соприкасаясь плечами, как бы желая поддержать друг друга в этом непростом разговоре. Молчание длилось долго – Ирсон никак не мог подобрать слова, чтобы задать отцу терзающий его сердце вопрос.

– Я простой человек, сынок, – тихо, но твердо сказал тот. – Обычный человек из обычного маленького городка. Всё, на что я был способен, уже сделано. Может быть, это не так много, но я сделал всё, что мог. Живи я дальше, моя жизнь была бы пустой и бесцельной.

– Я не понимаю, разве…

– Помнишь, в детстве мама читала тебе книжки энвирза Ниху? – не дал закончить Ирсону отец. – Первые две вы проглотили мигом и потом много раз перечитывали. Третью прочитали и забыли. Через четвёртую едва продрались. А начав мучить пятую, ты прибежал ко мне и страшным шёпотом сообщил, что всё понял: Ниху кто-то похитил, принял его облик и пишет от его имени всякую гадость. Помнишь?

Ирсон кивнул.

– Тогда я объяснил тебе, что с Ниху всё в порядке. Просто первые свои книги он написал по велению сердца, потому, что ему было о чём написать и хотелось сделать это, а все последующие выдавливал из себя насильно, чтобы заработать деньги для своей семьи.

– Но как это связано с…

– Напрямую. Я исписался, сынок. У меня нет вдохновения писать ещё одну книгу про Ирсона Тримма-старшего. Тянуть эту лямку – хуже смерти. Пришло время какого-то нового героя.

– Разве обязательно писать книгу? Делать что-то выдающееся? Может, хватит «и они жили долго и очень счастливо»? – выпалил Ирсон.

Отец замолчал надолго.

– Может, я бы и поддался этому искушению, если бы мы с Илши оба были смертными, – сказал он, наконец, – но это не так. Илшиаррис должна идти дальше. Бросить меня самой – во что бы я ни превратился, насилуя свою природу – у неё вряд ли хватит сил. Она будет мучиться из-за меня, страдать из-за того, что похоронила собственные таланты, но продолжать терпеть… Подумай, хочешь ли ты такой судьбы для нас обоих?

Тогда Ирсон ничего не ответил…

– Дядя Рестес, вы правы в одном: моим родителям было не суждено остаться вместе навсегда. Но, мне кажется, вы путаете причину со следствием: они должны были расстаться потому, что он был смертным, а она – нет, а не он стал смертным потому, что им следовало расстаться. Будь у моего отца… душа другой природы, он смог бы разделить с матерью её судьбу. Она была бы высшей жрицей, он – знаменитым магом. И они прекрасно жили бы в каком-нибудь Змеином Глазу.

– Не все бессмертные существа каждый день совершают по подвигу, – покачал головой Рестес. – Кому-то из них по нраву выращивать зелень, учить детей считать или быть скромным магом городка Северный Мост, как твой отец. Ему нравилось жить так, как он жил, поэтому он и не рвался куда-то ещё. Душа бессмертного отличается от души смертного лишь тем, что ей не надоедает жить. Она потому и называется «неустающей», что, найдя своё призвание, не утомляется от будней, чем бы они ни были наполнены – починкой обуви или управлением государством.

– «Чудеса Бесконечного не приедаются ей, она способна находить их и в большом, и в малом, и в изведанном, и в незнакомом. Всё, что она делает – творчество, а не рутина», – рассеянно процитировал Ирсон.

– Более того, стараниями твоего отца не только твоя мать, но и ты сам оказался потерян для Тиалианны, – вдруг выдал Рестес.

– Я?

– Конечно. Кто уговорил тебя поступить в Линдорг, где ты чудом сохранил свою душу от тамошней магической гнили? А уж про то, как твой отец насолил Тиане под конец жизни, и говорить нечего.

– Вы имеете в виду «Логово»?

– Именно его.

– Папа никому не хотел насолить. Он пытался отвлечь меня от мыслей о его неминуемой кончине.

Старый мир, в котором Ирсон жил долгие годы, должен был скоро рухнуть, и отец, прежде чем отправиться в долгий путь к следующей жизни, хотел помочь ему создать новый. Ещё в молодости, до того как Ирсон-старший встретил свою будущую жену, ему пришла взбалмошная идея открыть особенную таверну. Он давно подметил, что многие из его приятелей, обладающих врождённым иммунитетом к опьянению, были бы совсем не прочь иметь возможность время от времени расслабиться таким прозаическим образом. Ирсон убил кучу времени, изобретая составы, способные побороть их досадную устойчивость к дурманящим веществам. Пока, наконец, не преуспел.

Идея отца не просто заинтересовала Ирсона-младшего – он вцепился в неё, как в спасительную соломинку. Уже на следующий день после того, как тот поделился с ним своими мыслями, они вместе принялись за работу. Ирсон с радостью в сердце наблюдал, как его отец с азартом спорит с поставщиками. Он надеялся, что к Ирсону-старшему вернётся любовь к жизни. Конечно, его надеждам не дано было сбыться – если любовь к леди Илшиаррис не вернула отца к жизни, то тем более какая-то куча камней и досок, скреплённых заклятиями, не могла стать якорем, удержавшим бы его в этом мире. Ирсон понимал это, но продолжал надеяться.

В скором времени неподалёку от города Южный Мост появилось округлое двухэтажное здание с вывеской «Логово Змея». Ирсону понравилось его новое занятие. Пользуясь обширными знаниями в области составления всевозможных эликсиров и зелий, полученными в Линдорге, он в скором времени начал изобретать собственные рецепты приготовления напитков. Ему казалось, что жизнь налаживается и постепенно начинает походить на ту, которая была до его отъезда в Линдорг. Но… через год отца всё же не стало.

– Послушайте, дядя Рестес, даже если бы вы были правы, Тиана всё равно не смогла бы ни от кого избавиться таким образом. Она и Веиндор выбирают для существа Путь, мир, воплощение и срок жизни, исходя из природы его души. Если они заставят кого-то состариться раньше срока, это заметит множество существ. Когда чью-то неустающую душу запихивают в смертное тело – это сразу видно.

– Посмотри на меня, – тихо попросил Рестес. – Как танай посмотри. Что ты видишь?

– То, что у вас устающая душа. Вы должны были постареть… и, наверное, скончаться уже довольно давно.

– Верно. Но я, как видишь, жив. И уверяю тебя, жить мне совсем не надоело, – заверил Ирсона гость, расправляя широкие плечи. – Дело в том, что сейчас ты смотришь на меня через призму своего духа Змеи. С одной стороны, благодаря ему ты вообще можешь составить представление о природе моей души, но с другой – Тиалианна через него же может исказить твоё восприятие так, как ей выгодно.

– Но с папой было не так. Я видел, что он… что он выдохся, дядя Рестес, – нехотя сказал Ирсон.

– Твой отец, Ирсон, при всём моём к нему уважении, всегда был довольно внушаемым человеком. Когда нам с ним было лет по пять-шесть, он услышал, как наш сосед, у которого минувшей ночью кто-то обглодал всю вишню, кричит, что воры ещё пожалеют о том, что сделали – он-де раскошелился на защитное заклинание: ягоды скоро начнут жечь им живот и не перестанут, пока те не сознаются. «Ждите-ждите, пока они не продырявят вам пуза и углями не посыпятся под ноги!», – завывал он, потрясая обломанной веткой.

– А вишню, надо полагать, обобрали вы? – Ирсон не сдержал улыбки, представив своего отца рыжим сорванцом, прыгающим с ветки на ветку.

– Разумеется. К утру у твоего отца живот болел так, что он умолял меня пойти и рассказать соседу, как всё было. И это при том, что тот, разумеется, ни к какому магу не ходил.

– Но ему было шесть.

– Верно. С годами Ирсон стал гораздо мудрее. Но ведь и проповеди жрецов Тиалианны и Веиндора – это отнюдь не крики деревенского старика. На Ирсона со всех сторон обрушилась веками оттачиваемая пропаганда. И он не устоял.

– А как же мама? Если, как вы говорите, судьбу отца неожиданно изменили, как она могла этого не заметить?

– Она, как и ты, знала, что Ирсон – смертный. Но, видимо, не отваживалась посмотреть, какой именно срок ему отмерян – сто лет, двести, четыреста? Она была уверена, что времени им отпущено вдоволь: слишком жизнерадостным и активным существом был твой отец. Представляю, каким ударом стало для неё то, что это оказалось не так.

– Вы правы. Она этого не ожидала, – согласился Ирсон; ему было не по себе – с одной стороны, в словах Рестеса всё было вроде бы вполне логично, но с другой – что-то явно не клеилось. В душе таная поднималась волна будоражащей силы, он не мог сказать, что это – облегчение, возмущение, гнев или радость. Но оно вот-вот готово было выплеснуться наружу. «Стать танаем – значит предать своего отца»…

– А представь себе, сколько других жён, отцов, сыновей и дочерей не ожидают, что их близких спалят, как шулер лишние карты в камине. Я хочу предложить тебе стать одним из тех, кто пытается положить этому конец. Тех, кто спас от смерти меня… и мог спасти твоего отца.

– Это достойная цель, – выдержав паузу, сказал Ирсон. – Но ответь мне на один вопрос: зачем, по-вашему, Тиалианна и Веиндор всё это делают?

– Чтобы никто не мешал им управлять нашими судьбами так, как им вздумается. Помыкать нами, – поморщился Рестес.

– То есть, по-вашему, они добиваются…

– Власти, – веско закончил Рестес и воззрился на Ирсона с таким видом, будто ожидал, что тот сейчас начнёт причитать, каким слепцом он был до сих пор, и благодарить гостя, что тот открыл ему глаза. Но случилось обратное – это слово, как мощное контрзаклинание, вмиг разрушило все чары красноречия Рестеса. Ирсон вздохнул полной грудью, стряхивая напряжение.

– Тиалианна и Веиндор – власти? Дядя Рестес, вы сами-то в это верите?

– Да.

– А я – нет, – просто сказал Ирсон. – Когда наэй пришли в Бесконечный, они уже сами по себе были весьма и весьма могущественными сущностями. Не чета местным богам. Им ничто не мешало поработить тут всех направо и налево. А вместо этого они отдали значительную часть своего разума на службу Бесконечному – нам с вами и мириадам других существ. Они практически отказались от собственных личностей. Особенно – Веиндор. У него даже воплощения нет, чтобы, не приведи… кто-нибудь, он не стал пристрастным. А вы говорите – «власть»!

«Стать танаем – значит предать своего отца», – фоном звучало в голове Ирсона. Поименованное вслух это потаённое, сокровенное, жгуче-стыдное чувство потеряло свою гипнотическую власть над ним. Ирсон вдруг вспомнил, как однажды в детстве не мог уснуть: ему всё мерещилась у окна какая-то мохнатая тень – порыкивает, почёсывается, скребёт когтями по полу. Собравшись с духом, он включил свет. Увы, тень оказалась отнюдь не корзиной для белья: в углу копошился дикий игшааг, тот самый, который загрыз соседскую козу и откусил дочери кузнеца палец. Тогда, вместо того чтобы продолжать дрожать или драпануть со всех ног из спальни, Ирсон вдруг испытал огромное облегчение, схватил со стола ножик и первым бросился на мерзкого хищника. Слабенькая, трясущаяся тушка испуганного ребёнка в мгновение ока превратилась в сильное, ловкое, гибкое тело молодого таная. Почти то же самое он чувствовал и сейчас.

– И ты веришь в эти сказки про бескорыстных наэй? – уже понимая, что теряет власть над ним, спросил Рестес.

– Верю. Я вижу, как выворачиваются наизнанку жрецы Веиндора, Тиалианны и даже Аласаис, чтобы жизнь в Бесконечном стала хотя бы чуть более сносной, – с жаром заявил Ирсон. – Ко мне заходит время от времени одна из Теней Аласаис, и я вижу, до какой степени самоотречения приходится доходить таким, как она, чтобы кто-то из нас смог найти себя, своё дело, свой дом. Не приведи наэй вам это испытать!

Вспомнив про Аниаллу, Ирсон обошёл стол, опёрся на него и словно бы невзначай прикоснулся к одной из подаренных ему сианай запонок-носов. Так и есть – Рестес пытался воздействовать на его разум магией: «И потом он говорит, что это Тиалианна кем-то манипулирует и жаждет власти!» Танай проверил слова гостя на искренность и был удивлён тем, что запонка однозначно заявила: они шли от сердца.

Рестес тем временем засобирался уходить.

– Ну что ж, Ирсон. Я, наверное, вывалил на тебя всё это чересчур резко. Прости меня. Я думаю, тебе нужно о многом подумать. Возможно, твоё мнение изменится. Я почти уверен в этом, мальчик, – сказал он на пороге.

Ирсон подождал, пока за Рестесом захлопнется портал, вернулся в дом и медленно притворил дверь.

Но не прошло и получаса с ухода гостя, как танай принялся ругать себя на чём Энхиарг лежит: незачем было так кипятиться! В тот момент ему казалось, что он сражается с собственным заблуждением, многие годы отравлявшим ему жизнь. И Рестес из живого человека – из друга отца (возможно, также искренне запутавшегося), с одной стороны, и того, кто сможет вывести его на эту… компанию наэененавистников, с другой – превратился в зримое воплощение этих заблуждений. Едва ли не в их виновника! Дурень чешуйчатый! Нет чтобы вызнать хотя бы, где он подцепил эту заразу! Ведь Ирсон отчётливо чувствовал – за Рестесом стояло что-то действительно могущественное. И, кажется, весьма опасное.

Но сказанное, как отложенное яйцо, обратно не засунешь.

* * *

– …а когда я потерял сознание, Энаор воспользовался моментом и подчинил себе разум Иреры. Вот, собственно, и всё.

Мор Разноглаз закончил свой доклад и продолжил с флегматичным видом наблюдать за целительницей, возившейся с его обожжённой молнией ногой.

За всё это время он так ни разу и не посмотрел на патриарха Селорна, расположившегося на одной из Энаоровых колб, завалившейся на бок и почерневшей от гари. А зачем, если и без того понятно, какое у него сейчас личико – только нервы себе портить. Ирера же, напротив, так и пожирала отца глазами, словно стремилась впитать всё его недовольство, всё его презрение до конца, чтобы никому другому ни капли не досталось. «Наверное, она всё-таки одна из тех, кому нравится, когда в них втыкают булавки. Какой-то пароксизм самоуничижения», – безучастно отметил Мор, скользнув взглядом по её судорожно напряжённым икрам. Вся эта сцена утомила его.

Из всех четверых в хорошем настроении пребывала только целительница, сотрудница Дома Второго Рождения (в простонародье – «морга») по имени Пятое Ребро. Патриарх ан Ал Эменаит приводил её в благоговейный ужас. Эта романтичная дева – лысая как колено, со скуластым, безбровым лицом, искусно загримированным под череп – с восторгом находила, что Селорн сейчас донельзя похож на старого ворона, который, вдоволь наклевавшись глаз павших, расселся на чьей-то отрубленной голове и с ироничным видом обозревает поле брани. Её так и подмывало достать запоминающую пластинку и щёлкнуть пару картинок на память, но духу как-то не хватало.

– Что ж, вы оба поработали на славу, – наконец изрёк патриарх. – Где был ваш дух Кошки?

– Тел алаит – не панацея, каждого из нас он подводил… хотя бы раз, – осторожно возразила Ирера.

– Да, но некоторых он подводит слишком уж часто. И в таких случаях, когда уж никак не должен бы, – процедил Селорн, выразительно похлопав себя по запястью.

Ирера отпрянула, как от удара, зажала рот рукой, на предплечье которой белел длинный шрам, и опрометью бросилась к дверям. Патриарх удостоил её только брезгливой гримасы.

– А от тебя просто не ожидал, – бросил он Мору и в глубокой задумчивости удалился из лаборатории.

– Слушай, а что за история с этим шрамом? Память о проигранном поединке? – тут же жадно спросила Ребро, разравнивая по ноге Мора слой пахучего бальзама.

– Можно и так сказать, – поморщился телепат. – У нас, алаев, нет института брака как такового. Мы не регистрируем наши отношения, не приносим клятв верности и так далее. Однако, если некие кот и кошка настолько обожают друг друга, что чувствуют себя половинами одного целого, они могут совершить обряд, который, так сказать, наглядно подтвердит их идеальную совместимость, то есть продемонстрирует, что у них общий Путь.

Закончив свою работу, Пятое Ребро поднялась и теперь слушала Мора, прохаживаясь среди колб.

– Он очень простой: парочка становится друг против друга (вот как вы сейчас с Энаором номер… двенадцать), один из потенциальных супругов берёт другого за руку и проводит по ней когтями (четырьмя или одним, у кого как принято). Затем они меняются ролями.

Мор едва сдержал смешок, когда Ребро, как зачарованная, потянулась было к тушке Энаора и коротко, досадливо вздохнула, наткнувшись на холодное стекло колбы.

– Если царапины тут же затягиваются, – продолжал он, – значит эти двое рождены друг для друга. Если нет, значит нет.

– Свадебный обряд с перерезанием вен? Как романтично! – очнувшись, преувеличенно громко восхитилась Ребро. – И у вас ещё хватает наглости говорить мне, что я странная?! И часто они ошибаются?

– Крайне редко. За всю нашу историю – раз пять-шесть. Не считая «смотрин Энаора». Не слышала про такие? Его высоконагломордие однажды стянул у матриарха ан Элиатан какое-то снадобье, сделавшее его невидимым даже для алайских глаз, и пробежался по городу, когтя всех встречных кошек. Теням Аласаис в тот вечер пришлось потрудиться, залечивая все эти раны. Помню, мы тогда забрались на башню и смотрели, как то в одном, то в другом окне полыхает синим.

– А я всегда думала, что такие раны ничем не лечатся.

– Обычно – да. Но сианай могут убрать их, особенно если они нанесены по недомыслию.

Ребро снова вернулась к ноге Мора, осторожно ощупывая её костлявыми выбеленными пальцами. Каждое её прикосновение отдавалось мучительным зудом в здоровой ноге, и телепат морщился, дёргая хвостом.

– Интересно, и за кого же Ирера… – помолчав, задумчиво протянула девушка-скелет.

– А вот это уже её личное дело, – сказал Мор так строго, что Ребро икнула от неожиданности.

– Так, всё, я закончила. И… Ты не против, если я сделаю парочку картинок с колбами? Пожалуйста!

– Да на здоровье, – махнул рукой Мор.

– Спасибо огромное! – воскликнула целительница и в нетерпении провела взмокшими ладонями по своей впалой груди, обтянутой чёрной майкой с до жути искусно нарисованной грудной клеткой.

Вдруг её рука нырнула в щель между рёбрами, раздвинула их и скрылась внутри едва ли не по локоть. Мор бы уже ничуть не удивился, достань она оттуда собственное сердце, однако Пятое Ребро ещё не достигла таких высот эпатажа. В пальцах её оказалась всего лишь запоминающая пластинка.

Предоставив ей возможность вдоволь напрыгаться вокруг колб, Мор осторожно поднялся и прошёлся туда-сюда, разминая вылеченную ногу.

– Благодарю, отлично слушается, – поклонился он донельзя довольной целительнице, когда та оторвалась, наконец, от Энаоров.

– Ну так! Взяли бы меня иначе на эту работёнку, – заявила та, пряча пластину в свой жутковатый карман.

Стоило дверям закрыться за ней, как их стеклянные створки вновь разлетелись в стороны, едва не впечатавшись в стену.

– Вот же нечисть! – рыкнула показавшаяся на пороге Ирера. – И зачем он вообще позвал её? У нас что, своих целителей нет? Или он думает, что этот разнос будет унизительнее, если устроить его при неалаях?

– Видимо, хочет, чтобы по городу пошли сплетни, – равнодушно пожал плечами Мор. – Может, так ему будет проще водворить Энаора обратно в маринад.

– Знаешь, что он велел мне передать тебе? Нам с тобой приказано продолжить расследование кражи Свечей Вопросов.

– Это нам-то – бездарям, упустившим Энаора? – поднял бровь телепат.

– Нам. И скажи мне теперь, что Селорн в своём уме!

– Не знаю, в своём ли он уме, но тут он вполне в своём репертуаре. Будем считать, что вся эта сцена должна была обеспечить нам дополнительную мотивацию.

– А тебе не кажется, что он просто хочет, чтобы это расследование не увенчалось успехом? – с убитым видом спросила Ирера.

– Да не принимай ты его… критику так близко к сердцу, – поморщился Мор. – Или ты уже забыла, что час назад сама хотела выпустить Энаора?

– Не забыла, но всё равно – как он провёл нас! Заговорил зубы и… – она от души треснула кулаком по колбе.

– Ничего он не заговорил. Я специально поставил ногу на этот шов, – языком жестов передал ей Мор.

– Что?! – не удержалась Ирера.

– Не кричи. Селорна не так просто водить за нос. Если бы я предупредил тебя, он бы мигом почувствовал, что ты врёшь ему.

– А ты – другое дело, – недовольно пробормотала Ирера.

– Не сочти за оскорбление, – развёл рукам и Мор.

– Ладно. И что вы смогли узнать насчёт этого лиарова подвала?

– Пока очень мало, – тут же заметно оживился телепат. – Там, в общем-то, и подвала никакого нет – у дома сплошной фундамент. Драконы вокруг него целый день едва хороводы не водили, но никаких следов порталов не нашли. Единственное, на том месте, где по описанию Алу было подвальное окно, сейчас видна отметина, подозрительно напоминающая здоровенный шрам.

* * *

Следующие несколько дней Ирсон провёл в напряжённом ожидании. Он полагал, что соратники дядюшки Рестеса подошлют к нему какого-нибудь клиента с душещипательной историей о несправедливости Милосердного или Тиалианны. Или как-то ещё попытаются наступить на любимую мозоль, чтобы расшевелить его. Но ничего не происходило. Совершенно ничего. Однако тревога не оставляла таная. Он прекрасно знал, что иногда подозрительное затишье предупреждает о близящейся буре даже красноречивее выползающих из-за горизонта туч.

К вечеру четвёртого дня Ирсон решил, что ждать дальше не имеет смысла. Надо действовать самому. Рестес вербовал его в члены некоего тайного общества, а такая организация вряд ли ограничит свой аппетит одним скромным тавернщиком – должны быть и другие кандидаты в борцы с «наэйским произволом». Эта идея – найти своих «собратьев по несчастью» – так завладела Ирсоном, что он едва дотерпел до закрытия.

Активировав защищавшие «Логово» магические щиты, Ирсон быстро прошёл в спальню, к тумбе, над которой был прибит десятком гвоздей огромный поднос, испещрённый множеством разводов и пятен. Отыскав среди них то, что отдалённо напоминало алайский профиль, он осторожно поскрёб его ногтем. Мутная поверхность подноса тут же прояснилась, засверкала, словно он наложил на неё очищающее заклятие, и чуть заметно завибрировала. Прошло несколько минут, прежде чем из её серебряной глади вынырнуло заспанное лицо Шады.

– Извини, что разбудил, но Аниаллу сказала, что я могу обратиться к тебе, если что.

– Чем я могу быть полезна? – пряча зевок, спросила та.

– Тем, что расскажешь, у кого из известных тебе существ есть большой зуб на Веиндора. Или Тиалианну, но тоже в связи с чьей-то смертью. Я имею в виду, из неэалов, – добавил Ирсон, заметив иронически вздёрнувшуюся бровь своей собеседницы. – Может быть, у кого-то была история, похожая на историю моих родителей?

– Похожая… надо подумать. Навскидку могу тебе назвать матриарха Мяфоршу ан Иналасс. Но она, как мне кажется, уже давно смирилась со своей потерей. Да и Веиндора в ней никогда не обвиняла.

– Шада, ещё уточню: этот кто-то должен быть не слишком… мудрым и влиятельным. Кого в принципе есть шанс подбить на очень сомнительную авантюру.

– Тогда могу предложить Талию ан Камиан, – тут же оживилась Шада. – Сомнительные авантюры как раз по её части. А жрецы Веиндора с радостью сделали бы из её шкуры половик, если бы могли.

– Если бы могли? А она кто?

– По происхождению – младшая дочь матриарха Аэллы. А по роду занятий… сложно сказать. Но её точно нельзя назвать влиятельной. Да и с мудростью там…

– Отлично. Можешь меня с ней связать? Или передать, что я хочу поговорить с ней по поводу Веиндора, и что это очень важно?

– Могу. Подожди пару минут.

Поднос погас. Некоторое время Ирсон мерил коврик перед тумбой нетерпеливыми шагами. Наконец Шада вернулась:

– Я заинтриговала её, как могла. Она будет ждать тебя послезавтра вечером. Вот, – она прислонила к экрану листок с рядом цифр, – адрес ближайшей портальной будки – она в Наларском квартале, так что советую разуться или надеть что-нибудь непромокаемое. Тебе нужно будет пройти вдоль улицы до большого пузыря, повернуть налево и подняться по лестнице. Да, и ещё… Она обмолвилась, что её уже недавно пытались зазвать на войну с Веиндором, так что если ты из той же шайки, то можешь не беспокоиться.

– Спасибо, Шада.

– Всегда к услугам вашей милости. Будите, если что, – хмыкнула царственная служанка и оборвала связь.