Текст книги "Искушение"

Все было замечательно. Влада быстро привыкла к переменам и не ожидала, что в этой лачуге может чувствовать себя так уютно. Баринский преподнес жене настоящий сюрприз, открыв мир неспешной загородной жизни. Влада поняла, что не знает своего мужа. Этот мужчина не переставал по-хорошему удивлять ее. Его скрытые таланты проявились весьма неожиданно.

Наслаждаться жизнью в райском уголке долго не пришлось из-за болезни Нины Степановны. Больница, а в последствии долгий период реабилитации после перенесенного инсульта требовал ухода. Поездки за город отнимали много времени. Найти сиделку, которая была бы согласна жить в их доме, не удалось. Поэтому было принято решение вернуться в городскую квартиру и жить вместе.

– Не огорчайся. Мама поправится, все станет на свои места, и мы снова вернемся в свое гнездышко, – успокаивал жену Баринский, сам не веря в сказанное. Как врач он прекрасно понимал, что в их случае процесс выздоровления может затянуться надолго, но говорить об этом с Владой не считал нужным.

Отношения между двумя его близкими женщинами с первых дней не заладились. Баринский в какой-то мере чувствовал себя виновным в болезни матери. Из-за него та долгие годы находилась в нервном напряжении и вот… Влада ей никогда не нравилась. Его решение жениться на ней Нина Степановна восприняла в штыки. Она не скрывала своего отношения, надеясь, что сын все-таки примет ее сторону. Геннадий понадеялся, что с годами эта неприязнь сойдет на «нет». Он ошибся: неприятие приняло двухсторонний характер. Особенно, когда выяснилось, что у них с Владой не получается родить ребенка.

Мечтавшая о внуках несостоявшаяся бабушка была вне себя! Она не стеснялась в выражениях, призывая Геннадия опомниться, пока не поздно. Баринскому пришлось выживать между двух огней. После перенесенного Ниной Степановной инсульта Геннадий посчитал, что матери в данной ситуации, может быть, и все равно, а вот Влада явно не обрадуется перспективе многолетней борьбы за восстановление здоровья свекрови.

Болезнь Нины Степановны на самом деле измотала всех, но вынужденное пребывание вместе стало самым тяжелым испытанием для Влады. Геннадию ничего не нужно было говорить. Он все прекрасно понимал и без жалоб жены. Иногда она срывалась, и он просил:

– Влада, она – больной человек. Будь умнее.

Привилегия быть умнее состояла из бесконечных стрессов, грязных подгузников, бессонных ночей. Речь свекровь не потеряла, болезнь коснулась ее способности двигаться, обслуживать себя. Каждый день, начинавшийся с ухода за Ниной Степановной, казался Владе одним длинным серым и невероятно бесполезным днем. Внешне проявляя милосердие и терпение, в душе она злилась, раздражалась. Понимая, что эти чувства разрушают, прежде всего, ее саму, ничего не могла с этим поделать.

Поделиться могла только с Викой Зелениной. Та всегда очень точно улавливала ее настроение. Может быть, Влада возлагала на подругу слишком большую ношу, но такова уж судьба единственной подруги. Мать у Баринской умерла два года назад, отец, ушедший из семьи, когда дочери было шестнадцать, поначалу давал о себе знать не чаще одного раза в год. Потом – и того реже, но по нему Влада давно перестала скучать, а потерю матери до сих пор ощущала очень остро, болезненно. Руслана Петровна умела быть благодарной слушательницей, с ней всегда было так легко. Никаких секретов, разве только тот, о котором знали Влада, Гена и врачи: Руслана Петровна умирала от рака. То, что называют милосердием, не позволяло дочери и зятю сказать ей правду. Они хотели как лучше. Набирая номер Вики, Влада вдруг вспомнила, как мама в одну из последних встреч вскользь обронила:

– Жаль умирать на больничной койке в мучениях, доставляя столько хлопот детям. От этой болезни многие убегают, а я не смогла. Прости, доченька.

Это Геннадий предложил не открывать Руслане Петровне правду о ее диагнозе. Влада согласилась с этим, а потом догадалась, что мама все поняла сама, только деликатно молчала об этом. Баринская закусила задрожавшую губу. До сих пор чувство вины перед ушедшей матерью не давало покоя. Как будто и сделали тогда все, что могли, но мамы не стало, и на Владу обрушилась черная безликая пустота.

В этот непростой период Виктория проявила себя с самой лучшей стороны. Она умела слушать, умела говорить тогда, когда Влада этого хотела. Зеленина чувствовала настроение подруги, подбирала нужные слова. Именно те, в которых Влада нуждалась. Необходимость в общении с подругой становилась все ощутимее. Незаметно все остальные подруги отошли на дальний план. С ними Влада хотела общаться все реже. Баринская не заметила, как попала в зависимость от продолжительных телефонных разговоров, частых встреч с Викой. Тяжелая судьба того, у кого лишь одни друг, одна подруга. Один собеседник, постепенно вытеснивший всех, кто мог посягнуть на святое пространство дружеского общения. Страдают обе стороны, какое-то время не осознавая этого.

Влада в который раз набирала номер подруги, но в ответ звучали гудки «занято». Сгорая от ревности оттого, что Вика считает возможным так долго беседовать с кем-то еще, Баринская забыла, о чем собиралась говорить с подругой. Наконец услышала голос Виктории.

– Привет, Сергеевна!

– Большой и тебе от меня.

– Что кислая такая?

– Сиделка ушла.

– Снова!

– Бесконечная история, ужасы наяву. Вика, если бы ты знала, как я устала, – вздохнула Баринская. – Я домой идти не хочу. Иногда останавливаюсь перед дверью и стою с ключами в руке, заходить не хочу.

– Лето заканчивается. Я давно тебе говорила, что пора съездить на море, сменить обстановку.

– Говорила, говорила. Я помню, только ты забыла о Нине.

– Ничего я не забыла. Придется немного больше заплатить сиделке, только и всего. Что ты раскисла? Мало что ли сиделок? Одна ушла, другая придет. Твой ради мамаши расстарается. Ты только не молчи, а постоянно намекай о том, что вам нужно отдохнуть. – Виктория отхлебнула кофе. – Извини, я буду пить кофе, пока он горячий. Холодный терпеть не могу.

– Я так устала от капризов Нины Степановны…За своей мамой так долго ухаживать не пришлось… – Баринская ожидала поддержки, сопереживания. – Сколько еще это будет продолжаться? Только подумать: мегера, которая с первых дней отравляла мое существование, сверлила меня своими угольками… Как несправедливо устроена жизнь. К тому же очередная сиделка сегодня отказалась ухаживать за Ниной. Она несносная.

Обязанностью лучшей подруги является моральная поддержка, даже, если червяк сомнения точит душу. Виктория кивала головой, забывая о том, что в телефонном разговоре на том конце провода этого не заметят. Она соглашалась автоматически, в душе совершенно равнодушно воспринимая жалобы подруги. На самом деле, она не могла понять, что так угнетает Баринскую? Свекровь болеет всего полгода. Для Виктории, никогда не испытавшей ничего подобного, история с парализованной Ниной Степановной не вызывала никаких эмоций. Муж изменяет – вот это проблема, о которой Вика знала по горькому опыту своей семьи. Денег не хватает – тоже понятно. Дети не слушают, каждый день ждешь сюрпризов. А у Влады муж – золото, зарабатывает, дай бог каждому, любит, чуть не на руках носит. Детей нет, но и в этом можно найти положительный момент: не о ком переживать, ночи не спать, мучиться от чувства вины, за то, что ты плохая мать.

– Влада, ты должна поговорить с Геной.

Наверное, Влада никогда бы не стала откровенничать с Зелениной, если бы могла прочитать ее мысли. На сколько уменьшилось бы количество информационного мусора, которым они периодически засоряли головы друг друга. Зеленина была не из тех, кто пропускал чужую боль через себя. Она умело разыгрывала сопереживание, обманывая доверчивую Владу.

– Владочка, Баринский тебя обожает. Ты деликатно молчишь, а он думает, что все в порядке. Мужчинам нужно подсказывать, их нужно подталкивать. Они не умеют догадываться.

– Да говорила я, говорила, – Влада взмахнула рукой. – Мне советуют быть умной. Это так непросто быть умной, чуткой, нежной, любящей.

– Держись, Владочка. Успокаивай себя тем, что всем неприятностям рано или поздно приходит конец, – Виктория едва подавила усмешку: свекровь Влады из вредности будет хвататься за эту жизнь.

Поглядывая на часы, Баринская мысленно ругала Геннадия, который словно забыл дорогу домой. Не торопится. Конечно, зачем? Здесь все под ее контролем. Дом существует для Баринского как место отдыха и расслабления. Даже пребывание в нем Нины Степановны не мешает ему наслаждаться покоем и созданным женой уютом. Конечно, это же его мать. Умом Влада понимала, что все идет, как надо, но сердце ее никогда не было на стороне свекрови.

– Владочка, мне бы чаю! – прокричала Нина Степановна.

– Хорошо! – и тут же, обращаясь к Вике: – Нарочно орет. И никакого чаю ей не нужно.

– Не сердись. В конце концов, она – мать твоего мужа. Не было бы ее, не было бы и Гены. Ты можешь представить свою жизнь без Гены?

– Нет, – честно призналась Баринская.

– Тогда иди и готовь чай.

– Я тебя целую. Пока.

– Пока, Владочка.

Уже поставив чайник на огонь, Влада услышала звук открываемой двери. Еще через мгновение на кухню вошел Гена.

– Ну, слава богу.

– Влада, извини, извини, пожалуйста. Так получилось, что я никак не мог тебя предупредить.

– Когда я тебя не извиняла? – недовольно буркнула Влада, насыпая заварку в чайник. – Кстати, ты помнишь, что с сегодняшнего дня мы снова без сиделки?

– Я решил эту проблему. Уверен, что ты теперь точно простишь меня за то, что я заставил тебя переживать.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А вот что… – Баринский повернулся, махнул рукой.

Влада услышала какой-то шум, доносившийся из коридора. Хотела спросить, в чем дело, но Геннадий жестом попросил ее подождать. Он посторонился, пропуская вперед Женю. Взяв ее за плечи, он улыбнулся.

– Знакомься, Влада, это Женя. С сегодняшнего дня она будет ухаживать за мамой, помогать тебе по дому. Короче говоря, знакомьтесь.

Влада непроизвольно нахмурилась, вглядываясь во взволнованное лицо молодой девушки. Сколько же ей лет? Восемнадцать, не больше. Этого еще не хватало. Откуда она взялась?

– Я тебе потом все объясню, расскажу, – видя недоумение жены, поспешил заверить ее Баринский.

– Хотите чаю? – пытаясь быть гостеприимной, спросила Влада. Она чувствовала, как краска заливает ее лицо и шею. Ей, природной блондинке это не шло. Скрыть волнение помогла возня с чашками, блюдцами, поиск печенья, сахарницы.

– Мы все выпьем чаю, – сказал Геннадий, привычным жестом отбрасывая волосы назад.

– Может, вы хотите есть? – Влада чувствовала, как немеют кончики пальцев на руках.

– Спасибо, мы поужинали в кафе, – глядя на Баринского, ответила Женя.

– Да, Владочка, не беспокойся. Мы не голодны.

– Нина Степановна тоже ждет чаю. – Многозначительно глядя на мужа, произнесла Баринская.

– Прекрасно. Мы с Женей отнесем ей чашку. Познакомимся уже сегодня, правда, Женя?

Женя молча кивнула. От нее не укрылось замешательство жены Геннадия Ивановича. С первого взгляда ясно, что здесь ее не ждали. Женя и не надеялась на другой прием. И на что рассчитывал Баринский? Ей бы и в голову такое не пришло: привести человека в дом после нескольких часов знакомства. Какой наивный и доверчивый этот кажущийся таким уверенным в себе мужчина. Расчувствовавшись после ее полного откровений рассказа, он сразу же заявил, что не оставит ее на произвол судьбы. Он решил, что их встреча не случайна, что он, спасший ее однажды, теперь несет ответственность за ее будущее. Добрый, доверчивый Геннадий Иванович. Женя всматривалась в его красивое лицо, пытаясь понять, какие чувства она испытывает к мужчине, так бесцеремонно ворвавшемуся в ее жизнь, так безапелляционно вернувшего ее в эту жизнь.

Платова все еще окончательно не освободилась от мучительных мыслей о собственной никчемности и бесцельности своего существования. Она смотрела на Баринского, забавляясь его попыткой создать идеальную ситуацию. Он надеялся помочь ей, запутавшейся, отчаявшейся, и обрадовать жену, уставшую, раздраженную. Он верил, что его больная мать перестанет капризничать и изводить такое ангельское создание, как Женя. В обмен на услуги Платовой предоставляли жилье, заработок, показавшийся ей запредельным. К тому же в этой семье не было детей. Не то чтобы Женя годилась Баринским в дочери, но надежда на то, что Влада будет относиться к ней с материнской нежностью, у Геннадия была.

– Не знаю почему, но я не могу отпустить тебя вот так… Мир не так добр, как нам описывают его в детстве, – вспоминала Женя слова Баринского. – Остаться с ним один на один – эта задача для тебя пока чересчур трудна. Ты пойдешь со мной.

Для полноты картины Жене пришлось на словах похоронить бабушку – единственного человека, который беззаветно любил ее и наверняка страдал и мучился от неизвестности. Гибель родителей, смерть бабушки, неприятие сверстниками, нежелание жить – все это показалась Геннадию Ивановичу слишком трагичным, чтобы быть правдой. Но в глазах девчонки блестели слезы, ее нервные пальцы то и дело сжимались в кулачки, а голос то и дело срывался от волнения. Ей нельзя было не верить. Баринского окатила волна жалости, желания стать для этой запутавшейся девчонки добрым волшебником.

– Ты пойдешь со мной! – еще раз твердо произнес Геннадий Иванович, поднимаясь с лавки. Он только теперь почувствовал, как онемела нога от неудобной позы. Но все это были такие мелочи в сравнении с той трагедией, о которой он узнал, которую сумел предотвратить.

– Не пойду. Что вы придумали? – Женя вскочила, прижимая к груди свою сумку.

– Ты меня не так поняла, – улыбнулся Баринский. Он сориентировался на ходу. – Я помогу тебе, а ты поможешь мне. На таких условиях согласна?

– Что вы имеете в виду?

– У тебя будет крыша над головой, еда, приличная зарплата, а ты будешь выполнять работу сиделки. У меня парализованная мать. Нам с женой не удается совмещать работу и уход за ней. Ты не согласишься помочь нам?

Стать сиделкой для прикованной к постели старушки не входило в ее планы. С другой стороны, она ничего не теряла. Оставшись в живых, она могла рассчитывать только на бесславное возвращение домой. Что ее там ждет: вопросы Аглаи, упреки бабушки, насмешки Селезнева и вонючий коровник, в котором она пропитается запахами навоза и гнилого сена.

Женя недолго раздумывала. Баринский деликатно молчал, скрестив руки на груди. Он смотрел на потемневшую поверхность реки, на небольшой прогулочный катер с шумной молодежной компанией, веселившейся от души. Геннадий грустно улыбнулся. Ему было уже тридцать шесть. Возраст, от которого он ждал чудес, небывалых свершений, прорывов. Но пока ничего такого на горизонте видно не было. Разве что он спас заблудшую овцу. Если не врет, что не беременна, значит, есть вариант, что она в благодарность поможет ему.

– Хорошо, я поеду с вами, – выдохнула Платова. – Только жена ваша не обрадуется.

– Почему?

– Потому, – многозначительно произнесла Женя, поправляя платье. – Как жену зовут? Я забыла.

– Влада… Влада Сергеевна.

– Влада Сергеевна. Я запомнила. Знаете, Геннадий Иванович, уже поздно и прохладно. Не знаю как вы, а я замерзла и есть хочу. Еще минуту назад о еде и думать не могла, а теперь…

– Поедим в кафе на набережной, – предложил Геннадий Иванович. Он вдруг понял, что Влада на самом деле может придумать невесть что, но отступать было некуда. Баринский решил немного повременить с возвращением домой. Нужно было обсудить кое-какие детали с Женей и объяснить ей, чего не следует делать, чтобы Влада Сергеевна осталась довольна и не сердилась.

Ужин затянулся, потому что оба вдруг оказались чересчур болтливы. Они не хотели признаваться друг другу в том, что произошедшее может повлиять на их дальнейшую судьбу.

– Не нужно вам было меня спасать, – уже в конце ужина тихо сказала Женя. Она несмело подняла глаза на Баринского. – Я родилась или слишком рано или слишком поздно, но не в свое время, это точно. Поэтому места мне здесь нет.

– Чушь несешь! – Геннадий Иванович едва сдержался, чтобы не стукнуть кулаком по столу. – Хватит демагогии. Ужин закончен, поехали.

– Мне нужно в туалет.

– Что?

– Мне снова повторить? – смутилась Женя.

– Ах, да, прости. Иди, а я подожду тебя на улице.

Баринский вышел из кафе, потянулся, глубоко вдохнул прохладный сырой воздух. Река тихо, размеренно плескалась совсем рядом, буквально в нескольких шагах. Как хорошо, что можно вот так просто стоять и слушать разговор волн, бесконечную историю о вечности.

Взглянув на часы, Баринский понял, что Влада уже заждалась его и наверняка переживает. Его возвращение в компании молодой девушки ей явно не понравится. Просто потому, что она будет не в настроении разбираться, что к чему. Хотя, может быть, он не прав. В конце концов, он никогда не давал жене повода усомниться в своей верности. Как обстояли дела на самом деле – другой вопрос, но Влада всегда с гордостью говорила, что он ее мужчина, ее кармический мужчина и принадлежит только ей.

– Это придает мне сил, уверенности, понимаешь? – она вскидывала на него свои пронзительно голубые глаза, и он был готов поверить во всю эту чушь с кармой, предопределенностью и тому подобной ерундой.

Время вдруг стало тянуться невообразимо долго. Баринскому показалось, что прошла вечность, а Женя не возвращалась. Геннадий вдруг оцепенел: она сбежала! Но не успел он пулей ворваться в кафе, как на пороге появилась Платова.

– Я готова, – бодро заявила она и улыбнулась.

– У тебя красивая улыбка, – почему-то заметил Геннадий Иванович и предложил девушке взять его под руку.

Это было для нее непривычно. В своем небольшом своде правил и законов вслед за такими знаками внимания следовали проявления более серьезные. Но Баринский был далек от мыслей о романе с юным и, по его мнению, неискушенным созданием. Он был рад тому, что уберег ее от греха и тому, что у них в доме появится сиделка, которая вряд ли пожелает уволиться через неделю-другую. Он надеялся, что Влада оценит оперативность, с которой он решил проблему, но пока в глазах жены он видел лишь недоумение. Неужели приревновала? Глупо. Это не тот случай.

Геннадий принял из рук жены чашку с чаем, поставил ее на поднос. Напряженность сквозила в каждом движении Влады. Она отвернулась к окну, повернувшись к нему и Жене спиной.

– Пойдем, – обращаясь к Платовой, Баринский направился в комнату матери.

– Она не рада моему появлению в доме, – прошептала Женя, когда они вышли из кухни.

– Неожиданно, только и всего.

– Нет, нет, Геннадий Иванович. Влада Сергеевна не хочет, чтобы я осталась. Я чувствую. Может, я последняя дура, но такие вещи чувствую сразу.

– Помолчи! – резко прервал ее Баринский. – В конце концов, с тобой мы же обо всем договорились, да? С женой я тоже поговорю. Все будет хорошо… А вот и Нина Степановна.

Женя вошла в небольшую комнату с окнами, закрытыми коричневыми шторами. Почему-то в глаза сразу бросались эти шелковые шторы и на их фоне восседавшая на белоснежной постели высохшая старушка с пронзительным взглядом маленьких впалых глаз. С первого же мгновения Женя почувствовала к ней неприязнь. Стало ясно, что пребывание в этом доме не будет легким. Никто и никогда не платит большие деньги просто так.

– Добрый вечер, мама. – Геннадий поставил поднос на тумбочку у изголовья кровати. Для этого ему пришлось отодвинуть кипу газет и журналов. Наклонившись, он поцеловал старушку в щеку. – Знакомься, это Женя, а это Нина Степановна.

– Очень приятно, – улыбнулась Платова, зная, что улыбка получилась фальшивой.

– Как это понимать? – разглядывая незнакомку, недовольно спросила Баринская.

– Женя будет присматривать за тобой и помогать Владе по дому. – Тоном, не допускающим дальнейшие расспросы, ответил Геннадий. – Жить она будет у нас, в комнате, что примыкает к кухне.

– Хорошо, я поняла. Подай мне чай.

– Он еще горячий.

– Надеюсь.

– Осторожно, мама. – Баринский и Женя наблюдали, как старушка упрямо отхлебывает из чашки. Она явно обожглась, но делал вид, что ей нужен именно такой чай.

– Вы идите. Спасибо, – поджав губы, ледяным тоном произнесла Нина Степановна.

Геннадий и Женя вышли из комнаты, переглянулись.

– Жалеешь? – коротко спросил Баринский.

– Не знаю… – выдохнула Платова.

– Ничего, все образуется. Пойдем, я покажу тебе квартиру и твою комнату.

Геннадий пытался скрыть тревогу. Кажется, только сейчас он понял, что привел в дом совершенно незнакомого человека, которому собирается доверить уход за матерью и который будет жить в их квартире. Ему показалось, что он поступил жестоко: спас и навязал свои условия существования. К тому же предстоит не самый простой разговор с Владой.

Короткая экскурсия подошла к концу.

– Все показал? – Баринская пришла в тот момент, когда Геннадий и Женя стояли на пороге маленькой комнатки, примыкавшей к кухне. – Жить будете здесь. Вот свежая постель. Надеюсь, будет удобно.

Женя осмотрелась: узкий диван, тумбочка с настольной лампой, двухстворчатый шкаф и трюмо с зеркалом. Да она и мечтать не могла ни о чем подобном! Но свои впечатления Платова решила оставить при себе.

– Спасибо. Все замечательно. – Сердце у Жени выскакивало из груди. Под пристальным взглядом появившейся Влады Сергеевны оно сжималось до боли, до затрудненного дыхания.

– Устраивайтесь. Кстати, я принесла вам халат, пижаму. Все новое. – Увидев сумку Жени, Влада поняла, что в ней слишком мало вещей. Наверняка не хватает даже самого необходимого. Не задавая вопросов, Баринская решила быть щедрой.

– Спасибо, спасибо, Влада Сергеевна. – Женя была тронута таким проявлением внимания.

– Не будем вам мешать. – Влада собралась закрыть за собой и мужем дверь, когда Женя позвала ее. – Что?

– Если можно, не обращайтесь ко мне на «вы».

– Договорились, – улыбнулась Баринская. – Устраивайтесь.

– Я тебе все объясню… – Геннадий взял жену за руку и повел в гостиную, которая служила им еще и спальней. Влада покорно пошла за мужем, села на диван, наблюдая, как он осторожно закрывает дверь. – Сейчас ты все поймешь и выбросишь глупости из головы.

– Откуда ты знаешь, что я думаю?

– Это написано у тебя на лице.

– Я думала, ты гинеколог, а не физиономист.

– Очень смешно. Так вот…

К концу его рассказа Влада все равно не была убеждена в правильности поступка Геннадия. Она не могла понять, как муж мог пойти на такую авантюру. Молодая, красивая девушка в роли сиделки – к этому Влада не была готова. Она не могла справиться с возникшим где-то в глубине души подозрением: таких случайностей не бывает, здесь что-то не так!

– Послушай, – после напряженной паузы в разговоре начала Влада, – я не из тех, кто недоговаривает. Поэтому скажу прямо: мне все это не нравится! Интуиция подсказывает, что эта девушка еще принесет нам много хлопот.

– Ну что за страсть все усложнять! – Геннадий откинулся на спинку кресла, шумно выдохнул.

– А ты решил, что упростил?

– Она справится со всем, что мы ей поручим. Жить будет с нами. Это многое упрощает. Теперь мы будем спокойно работать и не лететь домой, сломя голову, чтобы вовремя отпустить сиделку. Ты только посмотри на нее: молодая, здоровая. Да на ней пахать можно! – Баринский нарочно преувеличивал силы и возможности Жени. Он ни на миг не забывал, при каких обстоятельствах с ней познакомился, но сейчас главным было успокоить Владу, убедить ее, что Женя – решение большой проблемы.

– Баринский, а ты уверен, что у нее все в порядке с мозгами? – Влада тряхнула головой, отчего заиграли шелковистые волны ее каштановых волос. – Все-таки ты собираешься доверить ей здоровье своей матери.

– Я рассказал тебе ее историю. Никакой патологии. Максимализм молодости, отчаяние, отсутствие поддержки. – Горячо заговорил Геннадий. – Влада, милая, ты только подумай, как она нам будет благодарна. Мы даем ей крышу над головой, еду, одежду, деньги. Ей никто не предложит больше. К тому же… Это временно. Ты же понимаешь, мамы не станет – уйдет и Женя.

– И ты ее легко отпустишь в жизнь, где она не имела никакой поддержки, где ей было так плохо?

– Отпущу только потому, что у меня не будет причины для того, чтобы она осталась. Такой причины, которая бы отмела все предрассудки и домыслы. – Быстро ответил Баринский. Он не был предельно искренним, но это было то, что хотела услышать Влада. Он как никогда остро чувствовал ее настроение.

– Мне не привыкать к новым людям, которые периодически появляются в нашем доме. За последние полгода столько сиделок сменилось, но Женя – это другое. Она будет жить здесь круглосуточно. Если она такая хорошая, как ты себе представил, очень скоро она станет нам близка, как член семьи. Ты не мог не заметить, что… она годится нам в дочери.

– И что?

– Боюсь, ты предложишь ей остаться, даже когда мы перестанем нуждаться в ее услугах. – Влада перевела дух. – Скажи честно, ты не решил ее удочерить?

– Твоя фантазия простирается гораздо дальше, чем я думал, – улыбнулся Геннадий. – Спешу тебя уверить: у меня этого и в мыслях не было.

– Не было?

– Не было, – твердо ответил Баринский.

Снова и снова они возвращались к проблеме, которая преследовала их все эти годы. Столько лет вместе, а детей нет. Несколько раз у Влады случались срывы. Однажды она сказала, что больше не хочет испытывать такие муки. Она имела в виду не столько физическое страдание, сколько душевное. Геннадий согласился. С тех пор они не поднимали тему «дети». Сегодняшний вечер стал исключением.

– Хорошо, – закрыв глаза, Влада кивнула головой в знак согласия. – Пусть остается.

Геннадий поднялся и подошел к жене. Сел у ее ног, положил голову ей на колени. Влада тут же взяла его лицо в свои ладони. Она смотрела на мужа, испытывая странное чувство потери. Так тревожно было на душе, как будто они совершили что-то непоправимое, что изменит их жизнь безвозвратно, навсегда.

* * *

Зима только вступала в свои права, но делала это уверенно, масштабно. Прогнозы вещали об усилении морозов, а утром из окна Женя увидела, что все укрыто снегом. Он искрился под холодными лучами декабрьского солнца. Сверкающее покрывало, как будто бриллианты, случайно оброненные Создателем, чтобы обратить внимание всех на то, каким богатством изо дня в день обладает суетный мир.

– Доброе утро, Женечка.

В кухню вошла Влада. Она потянулась и хитро прищурилась, глядя на закипающий чайник. Было видно, что у нее отличное настроение.

– Доброе утро, Влада Сергеевна. Сейчас кофе приготовлю.

– Не беспокойся, я сама.

– Вам на работу нужно собираться, а завтрак – моя обязанность.

– Если ты настаиваешь, – улыбнулась Баринская и, затягивая туже поясок на махровом халате, сладко зевнула. – Вчера поздно легла. Эти ночные фильмы созданы, наверное, для того, чтобы потом испытывать хроническую усталость и недосыпание.

Занимаясь приготовлением кофе, Женя повернулась к хозяйке спиной и улыбнулась. Она знала еще одну причину недосыпания Влады. Конечно, подслушивать нехорошо, но в ночной тишине каждый звук становится громким, кричащим.

– Я добавлю в кофе сливки, как вы любите, – доложила Женя.

– Поджарь пару гренок, пожалуйста. Удивительно, но мне хочется есть.

– Что в этом странного?

– Обычно утром я ем с неохотой, – призналась Влада, – но сегодня я почувствовала голод, едва поднялась с постели.

– Это хорошо. Аппетит это всегда хорошо.

– Доброе утро! – в кухню ворвался Баринский. В отличие от жены он не был в домашней одежде. Белый свитер с высоким воротом, темно-синие джинсы молодили его, делая похожим на спешащего студента. По Геннадию сразу можно было судить о его настроении. Поцеловав жену в щеку, он улыбнулся Жене. – Привет!

– Доброе утро, Геннадий Иванович! Вам как всегда? – преданно глядя на него, спросила Платова.

– Разумеется!

Завтрак проходил под оживленное обсуждение предстоящей поездки Баринских на лыжную базу. Этот уик-енд они решили провести с пользой для здоровья, тряхнуть стариной. Влада была особенно рада предстоящей поездке и не скрывала этого. Она просто светилась от счастья. Единственное, что ее тревожило – справится ли Женя с Ниной Степановной в их отсутствие? Зная тяжелый характер свекрови, Влада предполагала, что без приключений не обойдется.

– Не переживайте, у нас все будет хорошо, – заверила Баринских Женя.

– Ты прекрасно справляешься со своими обязанностями, – Геннадий Иванович переглянулся с женой, – но иногда нам кажется, что мы злоупотребляем твоим терпением, выносливостью, трудом.

– Что вы?! Что вы?! – покраснела Женя. – Да я у вас только жить начала. Я вам так благодарна.

– Ну, довольно взаимных комплиментов. – Влада дожевала гренку с сыром. – Мы все прекрасно понимаем и видим. Ты тоже чувствуешь наше отношение. Пока все нормально, в пределах разумного. Мы не можем требовать от тебя большего, а ты – от нас, потому что сами безо всякого принуждения делаем все возможное друг для друга. За то время, что мы живем вместе, по-моему, у нас получился практически идеальный союз.

– Почему «практически»? – насторожилась Женя.

– Потому что такое положение вещей временно. Мы с Геннадием Ивановичем понимаем, что ты должна учиться, должна жить своей жизнью.

– Я и живу своей жизнью, Влада Сергеевна. Мне так хорошо здесь. Мне никогда не было так хорошо.

– Женя, когда ты так говоришь, мне становится страшно, – Баринский переглянулся с Владой. – Я пытаюсь представить, как ты жила раньше, и у меня мурашки по коже. Я говорю искренне, потому что я – врач и прекрасно понимаю, что такое ухаживать за больным человеком, быть в зависимости от его капризов, самочувствия.

– У нас с Ниной Степановной полное взаимопонимание. Ухаживать за ней не удовольствие, но и не тяжкая ноша. К тому же у меня есть время не только на это. В вашем доме столько книг, я успеваю читать их. Раньше я была лишена… У меня не было элементарных вещей и телевизор я смотрела черно-белый. Теперь в моем распоряжении цветной – фантастика! Если бы вы знали, как мне не хватало всего этого у себя дома… Дома. Ваш дом стал мне близким, родным. Вы спасли меня…

Влада перестала есть. Она сидела, опустив глаза, пристально всматриваясь в узор на своей тарелке. Геннадий тоже притих. Независимо друг от друга обоих охватила паника: они получили подтверждение своим опасениям. Они приручили человека, введя его в свой мир. О возвращении домой Женя и не помышляла. Геннадий Иванович поначалу решил, что это к лучшему: девушке нужно было отдохнуть от мест, где ей было так неуютно, так одиноко, где ее не ждут родные и близкие, кому была бы небезразлична судьба девушки. Не мудрено, что Женя не торопится снова вернуться в родные края. Она ни словом не обмолвилась о том, что хочет хотя бы на день взять выходной и поехать домой. Работа, новые впечатления постепенно вытеснили из ее памяти весь негатив недавнего прошлого. Молодость тем хороша, что она недолго помнить плохое и с удовольствием впитывает в себя все светлое и вселяющее надежду.