Текст книги "Искушение"

Баринский замечал, как постепенно девушка оттаивает, привыкает к распорядку в доме, к своим обязанностям. Даже Нина Степановна на удивление капризничала меньше обычного. Ей пришлась по душе эта добродушная, в чем-то наивная девушка, спокойно выполнявшая все ее просьбы. Женя находила время не только на то, чтобы покормить, переодеть, умыть, расчесать свою подопечную, но и почитать ей, петь с ней вместе или просто слушать ее неспешные воспоминания о делах давно минувших дней. Женя безропотно сотни раз поправляла подушки, расправляла складки одеяла, проветривала комнату по первому требованию, заваривала травяной чай, который пришелся Нине Степановне по вкусу.

– Какая славная девушка, – говорила она сыну. – Жаль, она не сможет быть с нами все время. Она ведь молода. Сколько ей со мной возиться? Ей нужно свою жизнь устраивать. На какой срок вы договарились, Гена?

Каждый раз, когда мать заводила подобный разговор, Баринский отвечал неопределенно. Сам он часто задумывался над тем, что Женя на самом деле не обязана проводить в их доме столько времени. Она взяла на себя львиную долю обязанностей по уходу за больной, она успевала готовить еду, убирать в квартире, стирать, гладить. Она выполняла объем работы за двоих, никогда не выказывая недовольства. Платова всегда улыбалась и постепенно расширяла круг своих обязанностей.

– Гена, она такая неутомимая, – даже Влада, сначала с настороженностью относившаяся к появлению в доме нового человека, по достоинству оценила трудолюбие и мягкий, неконфликтный характер Жени. Через какое-то время Баринская уже была рада прозорливости мужа. Он нашел прекрасное решение проблемы: свекровь словно забыла о своей зловредности, полностью окунувшись в общение с Женей.

– Я же тебе говорил, – неоригинально отреагировал Геннадий.

– Одно меня настораживает: как она жила раньше, если сейчас выглядит такой счастливой?

– Не всегда нужно докапываться до истины, – уклончиво ответил Баринский.

– Может быть, ты и прав.

Женя чувствовала, что Влада к ней привыкла, к ее круглосуточному нахождению дома. Спокойная, улыбчивая, открытая, Платова смогла найти кратчайший путь к сердцу хозяйки. Геннадий Иванович тоже выказывал ей свое уважение и проявлял знаки внимания, не выходившие за рамки приличия. Порой Женя позволяла себе мечтать, мысленно называя Баринских своей семьей. Ей было здесь так уютно, так хорошо, что она все реже вспоминала Евдокию Ивановну. Сначала совесть напоминала о себе тревожными снами, в которых бабушка искала, звала внучку. В такие дни Женя просыпалась в тревожном состоянии, но с пробуждением на нее наваливалась вереница привычных забот, которые постепенно вытесняли зов недавнего прошлого.

Платова жила, не думая о возвращении. Она запретила себе подобные мысли. Гораздо спокойнее было ухаживать за Ниной Степановной, зная, что вознаграждение за труд – не только хорошее материальное подспорье, но и общение с такими прекрасными людьми. Какими замечательными родителями были бы Баринские! И почему у них нет детей?

Интуитивно Женя догадывалась, что это проблема, которую не стоит поднимать. Наблюдая за размеренным ритмом в этом доме, Платова представляла, насколько все могло бы измениться с появлением малыша. Правда, требующая внимания Нина Степановна никак не вписывалась в счастливое существование семьи. Понимая, что грешно допускать такие мысли, Женя порой представляла, как войдет в комнату к больной и застанет ее уснувшей вечным сном. Однажды фантазии девушки достигли апогея: она представила себя в роли вершителя судеб. Ей вполне по силам облегчить судьбу бедной страдающей старушки и уставшим от ее тяжелого нрава сыну и невестке. Никто ни о чем не догадается. Это было бы правое дело: прекратить бесцельное существование похожего на растение человека и помочь хорошим людям.

Самое страшное, что эти планы нисколько не смутили Женю. Она легко представляла себе, как огорчится Геннадий Иванович. Но ведь смерть неизбежна. Рано или поздно она входит в каждый дом, нарушая привычный ритм.

Разумеется, Женя ни с кем не делилась своими мыслями. Внешне она выглядела сосредоточенной, собранной. Казалось, она продумывает каждый свой шаг и именно поэтому все успевает. Она никогда не говорила об усталости, потому что ее жизнь в селе утомляла ее куда больше. Поэтому отсутствие Баринских в эти выходные Женя восприняла спокойно. С Ниной Степановной она обходилась как обычно приветливо, может быть, была менее разговорчива.

– Если я пока не нужна, я схожу в магазин, – Женя поправила подушку в изголовье больной и в ожидании замерла.

– Иди, милая.

На самом деле Женя отравилась в аптеку. Вот уже пару недель она тайно листала фармакологические справочники Геннадия Ивановича, справочники практикующего врача. Она не думала, что это занятие настолько увлечет ее. В какой-то момент Женя подумала, что из нее получился бы хороший доктор. Может быть, стоит использовать доброе расположение Геннадия Ивановича и действовать в этом направлении? Не век же ей, честное слово, за его мамашей пеленки стирать!

В аптеке Женя долго стояла у витрины, перебирая в памяти названия лекарств. Наконец, она подошла к окошку. На нее устало смотрела женщина лет пятидесяти.

– Добрый день, – Женя улыбнулась как можно приветливее. – Мне, пожалуйста, кодеин.

– Кодеин значит, – фармацевт взглянула на девушку так, словно только теперь увидела ее. – Детка, ваш рецепт.

– Не подумайте ничего плохого. Дело в том, что…

Совершив покупку, вышла из аптеки с сильно бьющимся сердцем. Она знала, что такие лекарства продают по рецепту, но использовала самый действенный аргумент, чтобы все-таки получить препарат. Но в любом случае Женя понимала, что ей невероятно повезло. Могла попасться более законопослушная особа.

Платова старалась идти как можно медленнее, чтобы не привлекать к себе внимания. Ей казалось, что все только тем и заняты, что вглядываются в выражение ее лица, присматриваются к походке, движениям. На морозе ее щеки пылали от внутреннего напряжения. Еще бы! Сегодня она сделала первый шаг к осуществлению своего дерзкого плана. Пройдет немного времени, и она освободит Баринских от несносной старухи. В конце концов, никто так и не поймет, отчего Нина Степановна отправилась к праотцам. Ее уход будет выглядеть вполне естественно. Женя была горда собой: самое простое решение всегда самое удачное. Не нужно иметь высшего образования и большого житейского опыта, чтобы воплотить в жизнь придуманный план.

Вернувшись домой, первым делом завернула покупку в носовой платок, потом упаковала в газетный сверток и спрятала на дне шкафа под стопкой белья. Здесь только она хозяйка, так что переживать нечего. Баринские – люди порядочные. Они в ее комнату заходят только после стука, а без нее – ни-ни. Поэтому все заработанные деньги Женя хранит в шкафу. Правда, почти на самом дне. От кого прячет – непонятно, так, для надежности.

Платова с удовольствием провела рукой по прохладной чистой ткани пододеяльника. Раньше она и мечтать не могла о такой роскоши. Их с бабушкой белье поизносилось. Дуся то и дело штопала, подшивала, перешивала. Теперь все было иначе. За то время, что Женя жила у Баринских, Влада Сергеевна снабдила ее всем необходимым. Кое-что постепенно перекочевало из гардероба Влады в Женино пользование, многое было куплено. У Платовой никогда в жизни не было столько вещей, которые безраздельно принадлежали только ей. Она никогда раньше не спала в пижаме, не надевала махровый халат после ванны. Баринские относились к Жене не просто как к хорошей сиделке. Они открывали для нее стороны жизни, ранее закрытые, недоступные.

К такому отношению и к удобствам городской квартиры Женя привыкла быстро, как легко привыкают ко всему хорошему. И к тому, что у нее красивое постельное белье – тоже. Под одним из недавно сшитых для нее наборов белья Женя и спрятала свою покупку.

– Женя! Женя! – Нина Степановна с нетерпением ждала ее возвращения.

– Меня долго не было? – Платова вошла с выражением готовности отозваться на просьбу. – Скучали без меня?

– Не скучала, а не было тебя долго.

– Вам что-то нужно?

– Сядь да поближе, – исхудавшей рукой Нина Степановна указала на стоящий рядом стул.

– Слушаю вас.

– Сколько тебе платят за то, что ты со мной возишься?

– Зачем вам? – Женя скрестила руки под грудью, выпрямила спину.

– Хочу понять, за какие деньги от меня не уходит сиделка.

– Я бы ухаживала за вами и за меньшие деньги, – честно призналась Женя. Она не договорила, что ей просто не хочется возвращаться в родное село, что она бы осталась даже за еду и крышу над головой. А тут такая удача: полный пансион, еще и денежки платят исправно. Сумма за три месяца накопилась побольше той, что она у Глашка занимала.

– Ухаживать за коровами хуже, чем за парализованной старухой?

– Зачем вы так, – смутилась Платова. Она услышала то, о чем сама не раз задумывалась и старалась забыть, так и не дав ответ.

– Что тебе нужно от моего сына? – Нина Степановна сдвинула брови и вперила в Женю острый взгляд.

– Не понимаю вас…

– Все ты понимаешь. Глаз на него положила, так и скажи.

– Да он мне в отцы годится, как вам не стыдно! – искренне возмутилась Платова. Она подскочила, но Нина Степановна остановила ее повелительным жестом.

– Ты не прыскай, молодка. Я ведь тебя не ругать, а поддерживать буду!

– Как это? – почувствовав слабость в коленях, Женя резко опустилась на стул.

– Если ты поможешь мне избавиться от Влады, я смогу быть благодарной, – прошептала Нина Степановна.

– Избавиться? Ничего себе… Я пойду.

– Не пойдешь, а будешь меня внимательно слушать, – нахмурилась Нина Степановна. – Тебя мне сам Бог послал, чтобы избавиться от той, которая разрушила жизнь моего единственного сына.

– Вы не то говорите.

– Нет, милая, я знаю кому и что я говорю.

– Вы меня пугаете. Я больше не хочу слушать.

– А ты не спеши пугаться. Ты лучше посмотри на это. – Нина Степановна потянулась к одному из ящиков комода, что стоял у изголовья ее кровати. Открыв, достала небольшой бархатный мешочек когда-то красного цвета, а теперь вытертый, полинялый. Непослушные пальцы никак не могли развязать узел, поэтому Нина Степановна протянула мешочек Жене: – Открой и посмотри, что у меня есть.

Легко справившись с узлом, Платова дрожащими от волнения пальцами развязала мешочек. Правда, еще до того, как она увидела его содержимое, Женя знала, что в нем хранится. Зря, что ли, она прочитала столько книг. Еще секунда, и она увидит богатство той, у которой больше нет повода, нет желания надевать такую красоту.

Интуиция Женю не подвела. Жемчужное ожерелье прохладной змейкой легло на ладонь. За ним из мешочка выпали два кольца, пара сережек, цепочка с подвеской. Женя никогда в жизни не видела такой красоты. Одно дело книги, совсем другое реально осязаемое великолепие. Камни сверкали даже при неярком свете бра, которое Нина Степановна с некоторых пор предпочитала верхнему освещению.

– Ну, как тебе? – спросила она, решив, что прошло достаточно времени для любования.

– Очень красиво, – прошептала Женя.

– Я давно перестала носить украшения. Иногда достаю, любуюсь и снова прячу. Такого больше ни у кого нет. Это авторские работы. Все это я отдам тебе, если ты поможешь мне избавиться от этой мерзавки ресторанной, искалечившей жизнь моего единственного сына. Кто в наши дни по таким заведениям ходит? Торгаши, спекулянты. Вот это ее компания, а рабочему человеку, человеку честному в ней не место! – зло сощурившись, сказала Нина Степановна. – Откуда она взялась на его голову?!

– Но ваш сын любит ее.

– Околдовала она его. Как иначе объяснить, что парень с высшим образованием с посудомойкой роман закрутил! Не обошлось без черной магии. За то расплата – Бог детей не дает. И не даст уже, сердцем чувствую. Шалавой была, материнство прогуляла, по подпольным абортариям разбросала.

– Какие страшные слова вы говорите.

Женя сложила соблазнительно сверкающие драгоценности и медленно встала. Больше она не намерена слушать бред страдающей от собственного бессилия старухи. Надо же, кто бы мог подумать, что в ней столько злобы и ненависти. Божий одуванчик, требующий внимания, поглощающий его в неограниченном количестве от Баринских, Жени, старых и верных подруг, словно по графику проведывающих ее. Всегда капризная, немного мрачная, в последнее время Нина Степановна стала мягче, внимательнее. Куда-то подевалась ее рассеянность. В ее глазах Женя встречала готовность откликнуться на проявленную заботу. Оказывается, все это было искусной игрой, подготовительной кампанией перед решающим ходом.

– Постой! – Нина Степановна взяла из рук Жени бархатный мешочек, положила его на место. Вперила в девушку тяжелый взгляд. – Неужели ты не видишь, какой умный и красивый мужчина рядом с тобой? Гена ведь писаный красавец, весь в отца!

– Для меня Геннадий Иванович – чужой муж. Его красота в таком случае не имеет для меня никакого значения.

– Не верю, чтобы он тебе не нравился.

– Дело ваше. Не буду ничего вам доказывать. – Женя больше не могла оставаться в этой душной, пропитанный запахами мазей, растирок и лекарств комнате. При неярком свете бра исхудавшее лицо Нины Степановны выглядело зловеще, точно отражая ее внутренний мир. – Я пойду.

– Подумай над моим предложением.

– Как же вам не стыдно такое предлагать! Я ведь Геннадию Ивановичу до гробовой доски обязана! – Женя не стала скрывать свое отношение к происходящему. – Вы же его мать. Как вы можете?

– Точно, предлагаю. Да так, чтоб забеременела и родила! Внуков хочу увидеть. – Нина Степановна опустила голову на высокую, тугую подушку. – Я ведь не вечная. Останешься за хозяйку, будешь жить жизнью, о которой мечтала. А иначе придется возвращаться в свою деревню. Помру, тебя быстро отсюда выпроводят.

– Откуда вам знать?

– Я права, вот увидишь.

– На чужом несчастье счастья не будет.

– Тебе откуда знать? Что ты, деревенщина, в этом понимаешь? Правда, – Нина Степановна ткнула ее искореженными артритом пальцами в бедро, куда смогла достать, – за то время, что ты с нами живешь, изменилась ты, девка. Другая стала, осмелела. Больше не похожа на затравленного зайца. Одежда, прическа, макияж, манеры – ты, как губка. Откуда ты взялась такая? Сколько раз у сына, невестки спрашиваю – молчат.

– Я тоже промолчу. – Женя решительно направилась из комнаты. У двери оглянулась. – И то правда, что страдания нам за грехи наши посланы.

– Ты свои уже замолила? – усмехнулась Баринская. – Одним больше, одним меньше – всего и дел-то.

В своей комнате Женя бросилась на диван, несколько раз изо всех сил стукнула по нему. Чувства, переполнявшие Платову, рвались наружу. Как нелегко держать их в себе. Поделиться не с кем. И раньше подруг мало было, а теперь и вовсе все общение – Баринские да продавцы в магазине. Да разве можно кому-то сказать о том, что предлагает ей несносная старуха. Неважно, что ей еще нет шестидесяти. Выглядит она на все семьдесят, а ведет себя паскудно. Сына своего, говорит, любит, но разве так выражают любовь?

Несмотря на абсурдность предложенного Ниной Степановной, Женя чувствовала, что не может выбросить услышанное из головы. Сначала девушка представляла себя рядом с Геннадием Ивановичем. Как они идут вместе по улице, а прохожие смотрят им вслед, не в силах оторвать взгляд от красивой пары, излучающей счастье. Уже к концу уик-энда Платова, прижимая ладонь к груди, едва справлялась с волнением от очередной фантазии. На этот раз она не была невинной: объятия и жаркие ласки Баринского заставляли девушку краснеть и бороться со сбившимся дыханием. О существовании жены, оказывается, так легко забыть.

Все стало на свои места с возвращением Влады и Геннадия. Женя с облегчением вздохнула: все-таки оставаться один на один с Ниной Степановной она больше не рискнет. И вообще общение с ней нужно свести к минимуму. Зловредная старуха подписала себе приговор: теперь Женя хотела избавиться от необходимости изнурительной заботы о больной и мечтала стать хозяйкой заветного мешочка из бархата.

Такую красоту Женя видела только в кино. В воскресные дни к ним в клуб обязательно привозили какую-нибудь душевную индийскую мелодраму. Главная героиня блистала украшениями, кажущимися Жене чем-то запредельным, нереальным. Теперь у нее была возможность получить нечто подобное. Деньги и драгоценности давно являлись для Платовой мерилом настоящей жизни, показателем уровня возможностей, тем, что помогает чувствовать себя уверенно. Она была готова отказаться от нищенского существования с бабушкой, но от той жизни, которой волей судьбы жила в этой семье, – никогда.

За все эти месяцы Женя не скучала по дому, Дусе, Глаше, вычеркнула из памяти неприятную историю с Витькой Селезневым. Платова стала другой. Она смотрела в зеркало и видела девушку своей мечты. Ту, какой она бы никогда не стала, останься она в селе. Больше не будет вонючего коровника, изнурительной работы на огороде, похотливых взглядов вечно пьяных односельчан. Ради того, чтобы приходить в восторг от собственного отражения и ловить восхищенные взгляды мужчин, Женя была готова на все. На то «все», что называют крайностью, то, что называют преступлением.

– Ты какая-то напряженная, – заметила Влада Сергеевна за вечерним чаем. Щедро нахваливая маковый рулет, который Женя испекла по случаю их возвращения, Баринская не могла понять, что ее так настораживает в облике и поведении девушки.

– Наверное, я переволновалась.

– Нина Степановна?

– Да. Она стала… Я обращаюсь с ней, как с родным человеком, а она так часто недовольна мной. Мне обидно, очень обидно. Когда вас не было, она была ко мне особенно несправедлива.

– Не принимай близко к сердцу. – Влада Сергеевна отставила чашку с чаем, подошла к застывшей у окна Жене. – Она больной человек. Это ее единственное оправдание, но… Если ты больше не можешь выносить ее капризы, если у тебя больше не осталось сил ухаживать за ней, ты должна прямо об этом сказать. Мы не в праве удерживать тебя и дня.

– О чем речь? – в кухню вошел Геннадий Иванович. Он нехотя услышал последнюю фразу жены.

– Женя устала, – Влада повернулась к мужу. – Ей нужно отдохнуть от нас.

Платова так и не повернулась. Она пыталась придать своему лицу выражение бесконечной скорби. Она приказывала себе заплакать, но сделать это по заказу оказалось не так-то легко. Тогда Женя представила, что снова окажется перед необходимостью возвращаться домой. Слезы сами полились из глаз. Не сдерживая их, Женя повернулась.

– Да что случилось? – Баринский подошел, обнял ее. – Успокойся, пожалуйста.

Женя подалась к нему всем телом. Она знала, что сразу он ничего не поймет, ничего не почувствует. Он смотрит на нее, как на взрослую дочь, не допуская в мыслях иного общения. Но должна же она с чего-то начать? К тому же ей были интересны собственные ощущения. Кажется, ей понравилось. И его нежное прикосновение, и твердость мускулов, и терпкий запах одеколона. Внизу живота разлилось приятное томление, жар. От удовольствия Женя закрыла глаза, а когда открыла, встретила растерянный взгляд Влады. Баринский, не замечая происходящего, взял Женю за плечи, посмотрел ей прямо в глаза.

– Ты не должна так огорчаться. Если у вас не складываются отношения, мы будем искать другую сиделку.

– У нас нормальные отношения, – всхлипнула Женя. Нужно было срочно изменить смысл разговора. – Просто, просто… Ваше отсутствие… Оно казалось вечным. Однажды я уже ждала своих родителей, а они не вернулись.

– Боже! – Влада прижала кончики пальцев к вискам, покачала головой. – Все зашло слишком далеко. Бедная девочка. Гена, что ты молчишь?!

– Я боюсь сказать что-то лишнее, обнадеживающее, хотя очень хочу сделать это.

– Хочешь, но боишься? – Влада нервно засмеялась. – Это в твоем стиле.

– Иди отдыхай, Женя. Отоспись, завтра утром не вскакивай. Мы справимся сами. – Баринский дождался, пока Платова вышла из кухни, и обратился к жене. – Что с твоим лицом?

– С моим лицом? Оно смазано кремом. Ты имеешь в виду блеск?

– Я имею в виду выражение.

– Давай выпьем чай, – меняя тему, Влада отрезала Геннадию кусок бисквитного рулета. – Попробуй. Женя отлично готовит.

– Я знаю.

– Лучше меня готовит.

– Ты бываешь справедливой, – жуя рулет, заметил Баринский.

– Например, когда говорю, что мы заигрались в близкие отношения с чужим для нас человеком.

– Пойдем спать, – улыбнулся Баринский.

– Гена, это очень серьезно.

– Конечно, – Геннадий подошел и поцеловал жену в уголок рта. – Пойдем, наш уик-энд должен получить логическое завершение.

Чуть позднее Баринский покрывал благодарными поцелуями лицо Влады. Ему всегда было так хорошо с этой женщиной. Хотя в его жизни были мимолетные интрижки, ни одной из них он не придавал особого значения. Они не имели для него важности, потому что любил он только одну женщину – свою жену. К ней он и возвращался из объятий любовниц, существовавших для него только в миг наивысшего наслаждения.

Потом ему было неловко. Не от самого факта измены, а оттого, что была необходимость еще какое-то время играть в благодарность, преступную нежность, внося в уже завершившиеся отношения элемент мелодрамы. Переступая порог своего дома, Баринский играл роль преданного заботливого супруга, что ему вполне удавалось. Влада, казалось, ничего не подозревала. Чувство вины заставляло Баринского с еще большей нежностью обращаться с ней.

Жену он считал женщиной, с которой ему предстоит встретить старость. Он успел смириться с отсутствием детей или делал вид, что смирился. Как все мужчины не желал верить в то, что причина их бездетности в нем, в его слабом семени. От обследования категорически отказался, предоставив Владе полную свободу в походах по бесконечным консультациям, сдаче анализов. В глубине души хотел, чтобы однажды жена призналась в собственной неспособности забеременеть. Но и в этом случае она была для Геннадия вне конкуренции. Он не мечтал о серьезных отношениях с другой женщиной. Его чувства к Владе все еще были свежи, искренни. Он не хотел ничего менять. Знал Геннадий и то, что это исключительно его мнение. Мама невестку называла поварихой. Влада молча терпела нелюбовь свекрови, но и сама душу на распашку не раскрывала. То, что Женя нашла общий язык с Ниной Степановной, казалось Баринской чем-то невероятным. Взбалмошный характер свекрови, отягощенный болезнью, вдруг сгладился, стал более миролюбивым.

– Как это могло произойти? – поздно вечером, когда в доме уже воцарилась тишина, Владе не спалось. Она отложила книгу и повернулась к засыпающему над медицинским журналом мужу. – Здесь что-то не так.

– О чем ты?

– О том, что молоденькая девочка смогла найти подход к Нине Степановне.

– Ничего удивительного, по-моему. Ты же знаешь: старики и дети всегда говорят на одном языке. К тому же эта девочка очень старается.

– Ты забываешь, что твоя мама нездорова, а Женя никогда раньше не попадала в такую ситуацию.

– Откуда нам знать? – задумчиво произнес Баринский. – Нам известно только то, что она посчитала нужным рассказать. Ясно одно: жилось ей несладко.

– Гена, а тебе не приходило в голову, что она не так проста, как хочет казаться?

– Ты не поверишь, я настолько ей доверяю и сам не знаю почему, – окончательно проснулся Геннадий.

– Ты как порядочный человек решил, что она будет тебе признательна до гроба. – Влада наклонилась и прошептала мужу на ухо: – Что, если она скрывается у нас!

– Она хотела покончить с собой, ты забыла?

– Только потому, что ей невыносима жизнь сироты? – Влада энергично затрясла головой. – Не верю!

– Хорошо, что ты предлагаешь?

– У тебя много знакомых в органах. Пусть сделают запрос. Документы Жени у нас есть. Я выпишу номер паспорта, серию…

– Залезешь в ее вещи! – возмутился Баринский.

– Тише, тише, – Влада оглянулась на закрытую дверь. – Что ты так кричишь!

– Мне казалось, ты доверяешь ей. Оказывается, только на словах!

– Не хватало нам поссориться из-за этой пигалицы. – Влада откинулась на подушку.

– Я не собираюсь с тобой ссориться. Послушай. Ты в своем ресторане привыкла судить о людях по тому, какие блюда из вашего меню они выбирают. Такие, как Женя, вообще никогда не были в ресторане. Потому в твоем понимании они не достойны доверия?

– При чем здесь ресторан? – недоуменно спросила Влада. Она любила свою профессию и очень обижалась, когда ее незаслуженно принижали. Обычно этим занималась Нина Степановна. Свекровь считала, что ее сын, с высшим образованием и несомненным талантом, достоин лучшей партии. – Кстати, у меня тоже много знакомых. Я и сама могу что угодно узнать.

– Занимайся, если у тебя есть на это время. – Геннадий потянулся и выключил бра. Закрыв глаза, дал понять, что разговор окончен. Влада молча отвернулась. Она решила промолчать, чтобы на самом деле не поругаться из-за этой девчонки, которая так беззастенчиво прижималась сегодня к чужому мужу, к мужчине, давшему ей крышу над головой и жизнь, о которой та могла лишь мечтать.

Влада пыталась уговорить себя, что ей померещилось. Баринская знала за собой грешок ревности. Просто Женя очень благодарна им за эту новую жизнь. Она не станет все разрушать своими руками? Тем более, что Баринский, кажется, решил принять в ее судьбе самое активное участие. Он, сам того не осознавая, играет роль отца взрослой дочери. Скоро он скажет, что Женя должна учиться, что ей нужно обязательно получить образование. Геннадий всегда такой: или все, или ничего. Влада быстро открыла глаза. Все-таки им не хватает своих детей. Двоих, а то и троих. Геннадий был бы хорошим отцом. Баринская до боли закусила губу: ее любви и заботы тоже хватило бы не на одного ребенка, никто не был бы обделен.

Баринский перевернулся на другой бок к Владе. Сон у него, как рукой сняло.

– Влада!

– Что? – она не хотела поворачиваться, чтобы муж увидел, что она на грани слез.

– Я хочу тебя.

– Ты думаешь, секс – решение всех проблем?

– Ты не разделяешь этого взгляда?

– Как это по-мужски. – Влада сняла шелковую рубашку. – Хотя, почему нет? Давай займемся любовью.

– Пока ты отвечаешь «да», у меня остается надежда, – Баринский поцеловал жену, прижал ее к себе, вдыхая аромат ее волос.

Влада сразу поняла, о чем он говорит. Его пронзительный взгляд подтвердил, что она не ошиблась. Стало совсем грустно, но не ответить на ласки мужа Баринская не могла. Удовольствие, которое оба получали от близости, на какое-то время скрашивало боль от тщетности усилий. Тема, с некоторых пор закрытая для обсуждения, не была забыта. Каждый по-своему переживал, но старался не показывать этого. В их разговорах не было места для взаимных упреков – правило, соблюдаемое давно и существенно облегчавшее отношения. Однако в этот момент Влада не знала о планах, которые муж вынашивал в тайне от нее. Оба еще не знали, к чему приведет эта не самая невинная затея, впоследствии круто изменившая устоявшуюся жизнь семьи.

* * *

Весна настала рано, растопила февральский снег и уже больше не позволяла ему покрывать белым ковром жаждущую тепла землю. Лишь ранним утром можно было увидеть, как зима пытается вернуть утраченные владения, укрывает серо-коричневые просторы воздушным снегом. Легкие пушистые хлопья величественно падали с небес, теряя всю свою привлекательность, достигнув земли. Здесь они превращались в капли, лужи, грязные ручьи. Природа оживала, она заждалась привычного хода событий, распахнув объятия смело наступающей весне.

Радовалась приходу тепла и Женя. Ее биологические часы четко реагировали на предстоящие изменения. Чаще, чем обычно, Платова ощущала себя одинокой. Речь была не о том, что она жила в семье, в которой на нее не обращали внимания, а в том, что она мечтала о романтических приключениях. Еще не так давно она собиралась покончить с жизнью, а теперь полна фантазий о любимом, который подарит ей весь мир. Тот мир, что был к ней так жесток, а сейчас повернулся своей лучшей стороной. Женя пришла к выводу, что ничего в этой жизни не дается просто так. Выстрадав эти невероятные перемены и получив шанс начать все сначала, Платова надеялась, что эта весна будет особенной, неповторимой, судьбоносной. Играли гормоны, хотелось любви, нежности, но пока все силы расходовались на уход за Ниной Степановной, и единственным развлечением для Жени был просмотр телевизора. В каждом романтическом сюжете Платова ставила себя на место главной героини, переживала бурные романы, веря, что однажды в реальной жизни ее захлестнет волна настоящей любви.

Прошло достаточно времени с того жаркого августовского дня, чтобы Платова окончательно забыла о бабушке, односельчанах, подругах. Она считала себя горожанкой, которая никогда не вернется к прежней жизни. Чувство благодарности к Баринским, давшим ей еду, кров, материальные блага, со временем видоизменилось. Теперь, когда она так долго и усердно ухаживала за Ниной Степановной, участвовала в хозяйственной жизни семьи, Женя решила, что ничего не получает даром, просто так. Она никому ничем не обязана, потому что отрабатывает все, что получает в этом доме. Попробовали бы они потакать капризам взбалмошной старухи, которая, ко всему прочему, желает разрушить брак своего сына. Пока Женя ни с кем не говорила об этом. Нина Степановна тоже больше не повторяла своего предложения. Заветный бархатный мешочек продолжал принадлежать своей хозяйке и охранялся ею как зеница ока. Иногда Жене казалось, что зловредная баба жалеет о своей слабости: она не должна была открываться, не должна была снимать маску лицемерия. Платова не оправдала ее доверия. Испытывая возрастающую неприязнь друг к другу, обе решались лишь на обмен жесткими взглядами и мысленными не самыми лестными пожеланиями. Нина Степановна, учитывая свою полную зависимость от Жени, периодически рассказывала невестке и сыну, какая «Женечка умница».

В свою очередь Женя тоже не предпринимала отчаянных шагов: ее газетный сверток все еще лежал нетронутым между комплектами постельного белья. Платова присматривалась к Владе и Геннадию, пытаясь найти в их отношениях доказательства тому, о чем говорила Нина Степановна. Интеллигентный, вежливый, спокойный, добродушный Геннадий Иванович был полной противоположностью взрывной, грубоватой, но открытой и предсказуемой Владе Сергеевне. Женя пришла к выводу, что они дополняют друг друга, и не так-то просто третьему вмешаться в эту идиллию. Этот прочный многолетний союз имел лишь одну брешь: отсутствие детей. Оба делали вид, что эта проблема давно забыта и на повестке дня масса других, требующих внимания. При Жене никогда не велись разговоры о ребенке. Нина Степановна предлагала использовать именно это обстоятельство для того, чтобы, наконец, выкурить из дома нелюбимую невестку. Платова видела в этом только одну проблему: чтобы забеременеть нужно, как минимум, переспать с мужчиной. И не с каким-то абстрактным, а с ее спасителем и благодетелем Геннадием Ивановичем.