Текст книги "Месяц на море"

В воскресенье она проснулась бодрой и без всякой головной боли.

– Что это было? Что я выпила вчера? Ведь меня просто сбило с ног. Но сейчас живая! – спросила она себя, лежа на диване и разглядывая плафоны люстры.

Она повернула голову и обнаружила на стуле одежду Колесникова. «Ого! Было? Или не было?» – Архипова покраснела и подумала, что хорошо бы, чтобы не было. «Попробую вспомнить. Такси. Дверь, я отнимала ключ. Зачем? Чтобы показать, что я тоже умею открывать двери. Дура. Так, прихожая. Сумку на пол бросила. Это хорошо помню, потом там искала косметичку и таблетницу – тут Архипова фыркнула, – хороша гулена! Эль, мясо кабана, мужчина, таблетки от давления!»

Наконец она выползла из-под одеяла. Голова была «своей», не кружилась. Александра подошла к одежде Колесникова. Взяла рубашку и зачем-то ее понюхала. «Парфюм, однако. Надо выйти, посмотреть в глаза хозяину дома», – Архипова накинула халат, запахнула его и осторожно приоткрыла дверь своей комнаты. В квартире стояла тишина. Она прислушалась – шум доносился только с улицы.

– Сережа? – позвала она. Ответа не последовало. Архипова постояла, потом прошла в прихожую, открыла ванную комнату, прошла на кухню. Никого не было. На кухонном столе лежала записка и ключи.

«Доброе утро! Завтрак в холодильнике, кофе свари сама. Погуляй по городу. Меня вызвали на работу, проводить тебя успею. Обязательно возьми деньги – на такси, на еду, на булавки. Звонить не надо – ответить не смогу. Увидимся на вокзале», – прочитала Архипова. Рядом с ключами лежали пять тысяч. Потом она открыла холодильник, взяла бутерброд с сыром и пошла по квартире. Она рассмотрела книжные полки, ноты на фортепиано, фотографии на стене. Перед ними она задержалась – групповой снимок семьи: муж, жена, девочка лет тринадцати. Все выглядят довольными. «Даже девочка, что редкость в таком возрасте!» – вслух пробормотала Александра. Потом она постояла у окна, посмотрела на часы и стала неспешно собираться.

Она вышла из дома, когда до поезда оставалось четыре часа. Архипова решила не спешить. Последние два дня были интересными, но… не питерскими. Го́рода, по сути, и не увидела. Не побродила по любимым закоулкам, не пила кофе в одиночестве. Не было всего, что делает Петербург привычным и уютным. Был фестиваль. Фестиваль с музыкой, национальной кухней, дорогими туристическими тропами. Архипова в душе оценила усердие, но сейчас, неторопливо шагая наугад, она была счастлива, и дышалось ей легко. «Это оттого, что я одна. Привычка. Все же другой человек давит. А у Сергея планы, планы, планы. Время, время, время. Регламент. Правила, устанавливающие порядок жизни. Но, с другой стороны, он хотел развлечь меня», – подумала она и тут же вспомнила вчерашний забавный ресторан. Несмотря на непонятное завершение вечера, ей там понравилось. Она любила театрализованные действа, а в кабачке постарались на славу. Да и кабан был вкусным. «Молодец, не поленился, заказал там столик!» В глубине души ей было неловко, что она радуется отсутствию человека, который так радушно и так заботливо организовал выходные. Как всякая женщина, она представила их совместную жизнь. Не праздничную, которая бывает иногда, а будни, хлопоты, усталость… «Э, нет, он очень строг и ворчлив! Но… быстро отходит и видит, что человеку не по себе. Нет, он внимателен, заботлив. По-своему». – Архипова пыталась анализировать, но у нее плохо это получалось. Что-то еще она не поняла, что-то упускала из памяти. Очень скоро Александра полностью погрузилась в город, выбросив из головы все мысли.

* * *

Если бы Архипову спросили, зачем она приняла приглашение Колесникова, она не нашлась бы с ответом. А если бы и ответила, то с долей лукавства. Она бы сказала, что ехала в любимый город, а не к мужчине. Сказала бы, что интересен сам факт необычного приглашения. Александра ответила бы что-нибудь, но не раскрыла бы саму суть. А суть была простой и деликатной: Архипова надеялась познакомиться с мужчиной-партнером. Она не хотела замуж, ей не нужен был спонсор или тот, кто оплачивал бы ее капризы и желания. Архипова была самостоятельной женщиной и не нуждалась в деньгах. С жизненными проблемами тоже прекрасно справлялась сама. Но секс в сорок девять лет никто не отменял. И желание секса тоже.

Александра помнила, как однажды они с Бажиным, верным поклонником, другом и опорой, сидели в ресторане. Вечер был зимний, за стеклом мела метель, и Архипова вдруг сказала:

– Стас, ты оставайся сегодня у меня. Нам будет хорошо.

Бажин посмотрел на нее внимательно, потом накрыл своей ладонью ее ладонь и мягко сказал:

– Сашенька, эти времена безвозвратно прошли. Я теперь не могу себе этого позволить.

Архипова не поняла сначала, а потом залилась краской, мысленно обозвав себя идиоткой. Станислав Бажин был гораздо старше, и для него действительно времена прошли во всех смыслах. После этой истории Архипова мысленно провела ревизию мужчин, которые были рядом. И с ужасом поняла, что все они в том возрасте, когда любовником стать уже сложно. Нельзя сказать, что она планировала с ними спать: отношения были в прошлом, осталась дружба. Но знакомилась Архипова с их ровесниками.

Как-то она позвонила подруге Тане.

– А спать-то не с кем! – не здороваясь, произнесла Архипова.

– Я давно осознала эту суровую правду. Либо молодые, которым мы не нужны, либо старые, которые ничего не могут. А еще потом болеть начинают.

– Допустим, мы тоже можем болеть. Например, у меня бывает давление.

Степанова задумалась.

– А у меня икота. И я храплю.

– Вот видишь. Совсем не идеал. Так как же мы можем осуждать болезни мужчин?

– Мы не осуждаем, мы устанавливаем истину, – было слышно, как Степанова закурила.

– А ты еще и куришь.

– Но не пью же. Как некоторые представители сильного пола.

– И все же! Что делать? – вздохнула Архипова.

– Честно говоря, не знаю. Кстати, ты в курсе, что наши ровесники предпочитают молодых? А молодые на нас либо не смотрят, либо за деньги.

– Нет, товарно-денежные отношения не рассматриваются, – фыркнула Архипова.

– Согласна.

Тот разговор закончился смехом и шутками, но вопрос остался неразрешенным. И Александра Архипова, женщина сорока девяти лет, красивая и темпераментная, пыталась найти мужчину, с которым ей было бы хорошо во всех смыслах. И, наверное, еще и поэтому откликнулась на приглашение Колесникова. Она хотела найти спутника, и ей показалось, что Сергей Мефодьевич не самый плохой вариант. Почти ровесник. Подтянутый, бодрый, спортивный. Из многочисленных бесед она поняла, что он энергичен, легок на подъем и получает удовольствие от своей работы. Он одинок и… свободен. Этот факт очень важен был для Архиповой – она не посягала на чужое и не хотела никому создать неудобства. Колесников был интересен своими рассуждениями, убеждениями, знаниями – недаром они проводили в разговорах столько времени.

«А может, что-то и получится у нас!» – подумала она, глядя на Неву. Мысль о том, что Колесников подчас уклоняется даже от простых прикосновений, она от себя гнала. «Я старая развратная тетка, а он человек с убеждениями и принципами», – усмехнулась она и поймала себя на чувстве, что этот мужчина ее волнует.

Откровенно говоря, самым неудачным местом в любимом городе Архипова считала Московский вокзал. «Нечеловеческий, отрицающий слабость и немощь» – так говорила она, наблюдая, как пассажиры тянут тяжеленные чемоданы вверх по лестнице. В зале ожидания, несмотря на множество кафе и пекарен, стояла не вызывающая аппетита духота. Из-за этого Александра приезжала ровно за пять-десять минут до отхода поезда. В этот раз она прибыла раньше и похвалила себя за это.

– Я уже полчаса стою, а тебя все нет. – Колесников подошел к ней незаметно.

– А позвонить? – улыбнулась Архипова.

– Саша, я решил не звонить. Все равно же увиделись бы.

– Я вчера много всего натворила? Или мы натворили? Мы много вчера глупостей наделали? – Она взглянула исподлобья.

– Все было чрезвычайно благопристойно, – заверил он, но хитрая улыбка появилась на его лице.

– Врешь!

– Никогда не вру, – почти серьезно ответил Сергей Мефодьевич.

– Тогда почему твоя одежда оказалась на стуле в моей комнате?

– Ты ее сама туда положила. Собиралась утром стирать. Тебе показался противным мой одеколон.

– Да ладно? А что в этот самый эль подмешали? Или чем кабанов так кормят, что эффект такой убойный?!

Колесников расхохотался.

– Крепкий он, да. Залпом его не надо пить. И ты ничего не ела!

– Одно хорошо. Я не совершила ничего ужасного.

– Не совершила. Ты была общительна, кокетлива и порывалась дать свой телефон таксисту.

– Врешь! – воскликнула Александра. – Не может быть!

– Опять ты на меня поклеп возводишь? Ладно… Ела в городе?

– Ела, гуляла. Деньги твои не взяла. Неприлично это.

– О господи. – Колесников развел руками, и Архиповой на миг показалось, что он ее обнимет. Но… нет, Сергей Мефодьевич не обнял ее. Руки вернулись в привычное положение «по швам».

– Приезжай теперь ты ко мне. Я тебе Москву покажу. Погуляем, обедом накормлю. Я тоже умею готовить.

– Спасибо, надеюсь, что приеду, но не сейчас. Сейчас у меня будет много работы.

– Ну потом. Я буду ждать.

– Спасибо! Позвони, как приедешь.

– Обязательно!

Архипова вошла в вагон и помахала рукой. «Ах, эти прощания на питерском вокзале. Вся советская интеллигенция пела про это песни», – подумала она и пошла искать свое место. Поезд между тем набирал скорость.

Глава пятая. Питер в гостях у Москвы

Архипова покинула Москву на три дня, а событий на кафедре произошло столько, что в иных организациях за месяц не случится. Во-первых, Ася написала заявление об увольнении, положила его в папочку и теперь ждала Архипову. Иногда она задумывалась и шмыгала носом. Во-вторых, Евгений Петрович Лушников, обсуждая участие студентов в несанкционированных митингах, при всех обозвал Юну Ильиничну дурой. Его вывели из себя рассуждения человека, который должен отвечать за учащихся.

– Да, они, конечно, совершеннолетние… Но вы должны обучать их предмету. Они поступили сюда изучать высшую математику, а не осваивать навыки метания камней в полицейских.

– Обычная отговорка ленивых преподавателей. Равнодушных и аполитичных.

– А вы рассуждаете как поджигатель. Провокатор.

Титова прищурилась и зло ответила:

– Для вас главное – ваше место, тихое и уютное. Ваш оклад, квартирка, чашечка кофе и круассан. А для меня главное – будущее. И мое, и этих детей. Их свобода.

– Что же для вас свобода? – как бы размышляя, спросил Лушников. – Как к ней можно привести вчерашних детей, составляя какие-то списки? Заставляя выйти на улицы, понимая, что за этим последует? Вы знаете, что Печерников со второго курса угодил в полицию и на него заведено дело. Он совершеннолетний, да. Только ему не рассказали про ответственность за некоторые поступки. Позвать – позвали, сагитировать – сагитировали, лозунг в руки дали, только не сказали, что он попадет за решетку. Кстати, а вы сами были на митинге? Нет? Странно!

Титова сидела с видом заправской заговорщицы – мол, я знаю, как было на самом деле, но не скажу: недостойны.

«И вот этот человек крутится среди студентов. В стенах учебного заведения. И на него смотрят эти оболтусы. И вместо профессии, вместо науки они пойдут на улицы. Пусть окончательно повзрослеют и сделают выбор. Не идиоты ведь».

– Вы можете думать, как хотите. И поступать, как хочется. Вам никто не запрещает. Но молодняк зачем тащить? Вы не имеете на это права, – обратился он к Юне Ильиничне.

– Вот вся проблема в том, что вы про права ничего не знаете. Не понимаете. И свое узкое миропонимание передаете студентам, – с запалом отвечала Титова.

Лушников посмотрел на нее, готовую опять броситься в спор. Титова выглядела как успешная, сытая, хитрая предводительница.

– Какая же вы дура! – в гневном бессилии воскликнул Евгений Петрович.

Присутствующие замерли.

Титова на мгновение оцепенела, потом, улыбаясь, громко сказала:

– Вы позволяете себе лишнее ввиду исключительного положения в нашем коллективе? Помните, фавориты долго не властвуют и не живут.

– Вы угрожаете мне? – расхохотался Лушников. – Вы что, совершите на меня покушение?! Это в вашем духе – мутить воду и подличать. Но вы чересчур далеко зашли в ваших политических играх.

В это момент кто-то громко хихикнул в соседней комнате.

– Девушка, а вы бы занялись своим образованием, – громко отозвалась Юна Ильинична на смешок, – ошибок много делаете в документах. А подслушивать – дурно. Вас этому должны были родители научить.

Титова не могла не знать, что у Аси родных не было. Об этом знала вся кафедра и многие в институте, хотя Ася редко об этом говорила и вообще болезненно воспринимала тему. Учитывая стремление Юны Ильиничны знать все про всех, этот факт не мог пройти мимо нее.

– Дура – она и есть дура! – подытожил спор Евгений Петрович.

Пока шел спор Лушникова с Титовой, Ася тихо сидела за столом и готовила документы. Всей душой она была на стороне Евгения Петровича – по трем причинам. Во-первых, он был обаятельным, внимательным и галантным, что не мешало ему покрикивать на студентов и требовать неукоснительного выполнения правил, которые он установил. Несмотря на строгость и принципиальность, студенты его любили. Молоденькая и впечатлительная Ася, которая наблюдала Лушникова на кафедре, считала его почти идеалом мужчины. Вторая причина заключалась в вероломстве Юны Ильиничны Титовой. Ася столкнулась с тем, что устные просьбы Титовой впоследствии вдруг оказывались «просто мыслями вслух». Ася погорела дважды. Например, просьба Юны Ильиничны отнести в деканат внутренние документы кафедры привела к конфликту между Архиповой и деканом. Когда Александра поинтересовалась, кто дал такое распоряжение, выяснилось, что Юна Ильинична. Архипова вызвала и Асю и Титову к себе. Последняя заявила, что это, мол, были просто размышления вслух и нечего секретарю проявлять ненужную инициативу. Архипова выразила общее неудовольствие, а потом переговорила с Асей – и больше поверила ее рассказу. Третьей же причиной было стремление Титовой выведать секреты кафедры. Вернее, ее сотрудников. Делала это Юна Ильинична очень примитивно. Ее замыслы всегда раскрывались собеседником, но сама Титова, стараясь выставить всех дураками, предпочитала этого не замечать. В последний раз она пришла так же рано, как и Ася, присела в кресло у ее стола и весело спросила:

– Асечка, вам не надоело быть купидоном, который разносит любовные письма?

– Вы о чем? – изумилась Ася. Она ждала от Титовой чего угодно, но не подобного вопроса.

– Бросьте. Все знают об отношениях Александры Львовны и Лушникова. А вы больше всех. Вы умная, деловая. У вас амбиции и большое будущее. Охота сидеть под боком стареющей королевы красоты?.. Чем дальше, тем она будет ревнивее… Еще, чего доброго, и вас к Лушникову приревнует. Все же видят, что он вам нравится! Да и он захаживает к вам часто, особенно пока нет Архиповой.

– Вы глупости говорите!

– Девочка, в моем возрасте глупости не говорят. – Титова высокомерно улыбнулась.

С того момента Ася на дух не переносила Титову. В тот день, когда Лушников назвал Юну Ильиничну дурой, Ася занималась своей работой, прислушиваясь к перепалке, и только раз тихо прыснула, оценив вольность, которую позволил себе Евгений Петрович. Юна Ильинична не могла оставить это незамеченным. Когда прозвенел звонок на пару и большинство педагогов разошлись, Титова подошла к Асе.

– К вашему сведению, об отношениях Александры Львовны и Лушникова знают в деканате. И это ваших рук дело. Когда я возмутилась такими грязными сплетнями, мне назвали ваше имя.

Титова подхватила папку и выплыла из кабинета. Ася остолбенела. Она даже представить не могла, что в двадцать первом веке можно так по́шло интриговать. Ася продолжила работать, но под вечер настроение окончательно испортилось. Она уже выключила компьютер, почти везде погасила свет, но на минуту, одетая, присела на стул. Ася поняла, что клеймо сплетницы теперь будет лежать на ней, и как бы она ни отпиралась, все равно Архипова засомневается. Асю не очень волновала реакция других, но Александру Львовну считала почти идеальной и подводить ее не посмела бы. К тому же Архипова всегда относилась к Асе уважительно: с добром и пониманием. Ничего плохого Асе не делала, а теперь получалось, что…

Ася вздохнула, включила компьютер и уже через несколько минут готовое заявление об увольнении лежало у нее в столе. «Вот. Не знаю, как поступить по-другому. Ждать, пока уволят? Смотреть в глаза и понимать, что в тебе сомневаются… Ничего. Найду себе работу!» – подумала она. Наконец вышла из комнаты и закрыла дверь на ключ.

Все произошло поздно вечером в субботу, когда лекций было совсем немного, но кафедра должна была присутствовать в полном составе.

В воскресенье выяснилось, что программа, которую разработали специально для кафедры и которой пользовались все без исключения, приказала долго жить. Сначала Ася не смогла удаленно войти в базу, потом и Лушников, которому срочно понадобились оценки одного студента за прошлый семестр. Евгений Петрович позвонил Асе, та позвонила Севе Шахрину – IT-специалисту, совмещавшему в куче мест. У Архиповой был системным администратором и поддерживал в рабочем состоянии компьютеры и базу.

– Надо приехать посмотреть, – сказала Ася Севе, – завтра же рабочий день. Мы не можем остаться без программы, с которой работает вся кафедра.

– Не поеду, у меня другая работа.

– Сева, – вздохнула Ася, знающая манеры админа, – ты же понимаешь, это очень важно.

– Понимаю, но я все планирую.

– Аварии на то и аварии! О них никто не предупреждает, и никто их не планирует.

Разговор с Шахриным длился долго. Ася не первый раз уговаривала Севу сделать то, что положено, и каждый раз удивлялась: Шахрин тратил больше времени на споры, чем на решение проблемы. Как-то раз она ему сказала:

– За время, пока мы препираемся, можно было приехать на кафедру и все сделать. И потом, раньше же ты мог удаленно подключиться и все настроить. Почему сейчас нельзя?

Шахрин отвечал важно и туманно. По правде говоря, Ася терпеть не могла Севу. Он был из той породы сотрудников, которые о своих успехах объявляют в общем чате, о своих проколах – пишут в личные сообщения, а о проколах других – опять в общем чате. Такие повадки Ася считала непристойными.

– Сева, я прошу тебя, реши проблему. В понедельник будет Архипова…

– Что мне Архипова?! – вдруг рассердился Шахрин. – Это у тебя она как идол. А по мне, просто тетка, возомнившая себя ученым-математиком.

Ася опешила.

– Зачем ты тогда здесь работаешь?..

– Я здесь подрабатываю! А работаю я в другом месте.

– Господи, Шахрин! Ты в курсе, что твоя фраза «программа живет своей жизнью» стала мемом на кафедре? Ее произносят тогда, когда хотят подчеркнуть, что чувак ничего не смыслит в вопросе. Иди ты к черту, я сама все сделаю.

Шахрин фыркнул, Ася отключила телефон.

Через два часа она была уже на кафедре и пыталась разобраться, что произошло. Специалистом она не была, но злоба на ленивого Шахрина и желание держать нормальную работу офиса под контролем уже давно подстегнули Асю научиться азам работы с институтским железом. Она походила на занятия, взяла пару консультаций у старшекурсников и теперь чаще всего решала проблемы без Шахрина. Сейчас неполадки были серьезней, чем обычно, но Ася не хотела больше связаться с нерадивым сисадмином. Но тем временем Сева осознал, что зарвался. Во-первых, не стоило так отзываться о начальстве. Во-вторых, стоило поинтересоваться, что же все-таки произошло. Он посмотрел на мобильник и задумался, перезвонить Асе или нет. В конце концов набрал ее номер. Ася сбросила звонок, а потом и вообще отключила телефон.

«Ну и ладно, дура!» – подумал он, но в душе засвербело. На программу и работу ему было плевать, но не хотелось, чтобы Архипова узнала о его заносчивых словах. Шахрин понимал: она пользуется уважением и влиянием. А работать Шахрину в университетских кругах все же хотелось. Это и звучало солидно, и открывало дорогу к преподавательской деятельности. А та, в свою очередь… Шахрин имел одну великую тайну. Он старательно скрывал ее, но при этом понимал, что скоро его секрет станет общеизвестен. Сева Шахрин хотел быть депутатом. Он был умен и понимал, что на пути к вершине много ступеней, и первая – районное депутатство. В его воображении давно выстроилась схема: сначала какая-нибудь работа (для денег), затем преподавание (для известности, веса и… бо́льших денег), а потом – депутатство (для всех благ мира). Так Сева Шахрин планировал свою жизнь. Но, к сожалению, пренебрегал даже стиркой и глажкой, отчего подобные планы становились призрачными – все же электорат любит глазами.

Теперь он боялся, что Ася передаст его слова Архиповой, а та отомстит. Вернее, просто перестанет его замечать, и тогда рассчитывать на помощь, поддержку и протекцию будет сложно. Шахрин еще пару раз попытался дозвониться до Аси, потом плюнул. «Она у нас интеллигентная, болтать не любит!» – решил он.

Ася же тем временем сварила себе двойной эспрессо и погрузилась в проблемы.

* * *

Понедельник начался с раздачи сувениров. Архипова никогда не забывала про коллег. Из всех командировок она привозила сладости, магнитики, брелоки, женщинам иногда шейные платки, мужчинам – сувенирные зажигалки. Она помнила о вкусовых пристрастиях, любимых животных и любимых книгах.

В этот раз она не успела толком выбрать подарки, но купила всем по большой плитке питерского шоколада и знаменитые кексы из ресторана «Север-Метрополь».

– Дорогие коллеги, город на Неве шлет вам привет! Город ветреный, промозглый и совершенно чудесный.

С этими словами она раздала всем сувениры.

– Ой, как же я люблю такой шоколад!.. – искренне воскликнула Ася. Она была известной любительницей сладкого.

– Ну и здорово! Раскрывай и ешь! – улыбнулась Архипова. – Ты что-то бледная сегодня.

Ася махнула рукой. Она не стала говорить, что вчера, в воскресенье, уехала из института в одиннадцать вечера – только тогда она смогла разобраться, что произошло с программой, и исправить все. К сожалению, были утеряны некоторые данные, но все равно положение не было таким уж катастрофичным. На исправления у Аси ушло минут двадцать. К утру понедельника все работало и доступ в базу был открыт. О происшествии Ася собиралась сказать к вечеру. Она уже знала, что в понедельник у Архиповой всегда много дел. К тому же завкафедрой читала лекции на двух первых парах третьего курса.

Александра окунулась в работу: график был такой плотный, что даже не было времени вспомнить насыщенные выходные. Только ощущение неуловимой и приятной тайны, чего-то сокровенного и теплого то и дело посещало Архипову. Лекции она прочитала на одном дыхании, весело и с азартом. Это ее настроение передалось студентам. В аудитории было тихо, но когда она задавала вопросы, ей отвечал целый хор голосов. В конце пары она посоветовала всем:

– Когда закончатся занятия, бегите на улицу, перестаньте толпиться в курилках. Там такая чудесная погода.

– А вы сегодня классно выглядите! – кто-то крикнул с последних рядов.

– Спасибо! – она рассмеялась.

Студенты по-прежнему ценили ее. Не зря Бажин повторял:

«Дети любят красивых взрослых. В них они видят совершенство мира».

Александра хорошо запомнила эту его фразу.

В свой кабинет она вернулась к обеду и застала вереницу посетителей.

– О! – удивилась она.

– Александра Львовна, к вам Юна Ильинична по личному вопросу, Евгений Петрович по личному вопросу и Шахрин. Наверное, тоже по личному вопросу. И я. Тоже по личному вопросу.

– Что это за суматоха? – изумилась Архипова.

– Нельзя вам уезжать, – тихо произнесла Ася. Архипова внимательно на нее посмотрела.

– Пригласите, пожалуйста, Юну Иьиничну.

Титова вошла в кабинет шагами генерала. Обычно же у нее была вкрадчивая, тихая походка.

– Слушаю вас, Юна Ильинична. – Архипова не села за стол, осталась стоять. Титова оглянулась на стул, но приглашения не последовало.

– Простите, давайте быстро решим вопрос, – пояснила Архипова, – понедельник очень суматошный.

– Евгений Петрович ведет себя безобразно. Пользуется вашей поддержкой и, чувствуя безнаказанность, оскорбляет людей.

– Кого?

– Например, меня.

– Еще кого?

– В каком смысле?

– Вы сказали «людей». Это значит, кого-то еще кроме вас.

– Ну, допускаю, что я не одна. Вы же знаете: если человек решил, что подобное поведение допустимо, то будет обходиться так со всеми.

– Как именно он вас оскорбил?

Титова замялась. Архипова внимательно на нее смотрела.

– Он назвал меня дурой.

– Ясно. Недопустимо. Надеюсь, вы его не провоцировали?

– А что в этой ситуации можно назвать провокацией? Давайте договоримся о терминологии. Понимаете…

«Села на любимого конька. Демагогию», – подумала Архипова, а вслух сказала:

– Я разберусь. Выясню, почему он позволяет себе такое.

– Что бы ни произошло, человек должен вести себя корректно.

– Безусловно, – согласилась Архипова, – попросите Асю пригласить Евгения Петровича ко мне.

Лушников вошел в кабинет разве, что не насвистывая.

– Евгений Петрович! Почему ты женщин обзываешь?!

– Довела. Интриганка. Опять насчет студентов сцепились.

– Свидетели были?

– А вся кафедра, – задорно ответил Лушников.

– Слушай, держи себя в руках. Не надо нам опускаться до таких разборок.

– Так она…

– …первая начала, – сказала Архипова и рассмеялась.

– Да, верно.

– А зачем ты на прием записался? Ася сказала, по личному вопросу.

– Так я же знал, что она пойдет жаловаться, а значит, ты вызовешь. Вот я и записался.

– Евгений Петрович, иди работай. Тебя студенты ждут. И не груби больше женщинам.

– Хорошо. Больше не повторится! – Лушников шаркнул ножкой.

– Евгений Петрович, будь серьезен!

– Хорошо. Между прочим, наша маленькая пташка спасла нашу базу и программу.

– Это ты о чем? – удивилась Архипова.

– Все слетело в воскресенье утром. Программа не работала. Шахрин, как всегда, умничал, нес пургу и отказался работать. Даже не соизволил приехать и посмотреть. Ася в воскресенье просидела здесь до позднего вечера и все исправила. Правда, несколько файлов мы потеряли, но это поправимо. Пусть болтун Шахрин все наладит.

– Я утром компьютер включала, и все было нормально.

– Асе скажи спасибо! А этого подленького типа я бы выгнал.

– Евгений Петрович! Горяч ты, смотрю!

– Ну, иногда. Кстати, – тут Лушников подмигнул, – как уик-энд?

Архипова смутилась:

– Хорошо… Питер очень красив.

– А, ну да. Северная Венеция! – сказал он и вышел из кабинета.

Архипова рассмеялась и позвала Асю.

– Кто там следующий?

– Шахрин.

– А он здесь? – удивилась Александра. – Его же не вытянешь к нам.

– Сегодня здесь.

– Позови, пожалуйста.

Сева Шахрин вошел с загадочно-скорбным лицом. Казалось, что только он знает о некоей загадочной угрозе, нависшей над человечеством. Архипова про себя улыбнулась.

– Добрый день, Сева. Что произошло? – Архипова уже сидела за столом.

– Александра Львовна, я тут занимался нашими делами и подумал, что надо запретить сотрудникам самовольно заниматься программой, базой… Понимаете, все же у людей квалификация очень низкая.

– Подожди, а с какой стати ты об этом заговорил?

– Ну, сейчас требования к персональным данным, к хранению информации очень высокие. Мало ли кто и что обнаружит в наших файлах.

– Видишь ли, я все это знаю. Но вопрос так ты ставишь впервые. Потом, Сева, нам надо урегулировать вопрос с твоими посещениями кафедры. Меня устроит, если у тебя будет два присутственных дня. Ты знаешь, я всегда иду навстречу, понимая, что сейчас сложно зарабатывать деньги. Но нам здесь тоже помощь нужна. Ты иногда отсутствуешь или отказываешься помочь в самый нужный момент.

«Сдала, стерва!» – подумал Шахрин и в этот момент пожалел, что полез на рожон. Приехав сегодня к Архиповой, он намеревался подставить Асю. Чтобы ее самоотверженный труд в воскресенье стал не победой, а нарушением.

– Александра Львовна, давайте обсудим это еще раз. Я же не против, мне, наоборот, будет спокойнее.

– Вот и отлично! Давай, – Архипова посмотрела на календарь, – в среду встретимся в одиннадцать часов и закроем вопрос с твоей работой.

Последней была Ася.

– Ася, прежде всего хочу поблагодарить за нашу программу. Я не знаю, что бы мы сейчас делали. А вы сорвались в выходной день, до позднего вечера… Спасибо, Ася, большое.

– Александра Львовна, откуда вы знаете?

– Сотрудники рассказали. Они восхищаются вами. Теперь слушаю тебя.

Ася протянула заявление об уходе.

– Что за блажь? – изумилась Александра. – Тебя же так ценят на кафедре, ты учишься… Или ты место лучше нашла? В смысле денег?

– Я ничего не нашла. Я боюсь, что вы подумаете, что я сплетница.

– Это еще что такое?

Ася помолчала, а потом рассказала о разговоре с Титовой.

– Слушай, Ася, ну ты же знаешь этого человека! И мы все знаем. Мне даже в голову не придет в чем-то тебя обвинить. Да что там! Даже подумать, что это ты!

– Мне так это неприятно… – Ася чуть не плакала.

– Оставь, ты в жизни еще сто раз столкнешься с подобными вещами. Или даже хуже! И что, каждый раз будешь писать заявление об уходе? Наоборот, ты должна сейчас вести себя как ни в чем ни бывало. Показать, что ты не боишься клеветы.

– Вы так думаете?

– Да. Плюнь. Я не видела этого заявления. Иди работай. Нам осталось дожить до конца рабочего дня всего два часа.

Ася улыбнулась и вышла из кабинета.

Архипова осталась одна и наконец дала себе волю. Она сидела и вспоминала три дня в Питере. Вспоминала, как носился Колесников, чтобы ей угодить, как он готовил на кухне, как он ее уложил спать после вечера в ресторане. «Хороша же я была!» – подумала она и тут вспомнила, что Колесников за весь день ни разу не позвонил. Раньше, до их питерской встречи, он звонил по три-четыре раза. И обязательно присылал какую-нибудь веселую фигню. А сегодня… «Что тут удивляться. Напилась в ресторане, бог знает какой вид имела! Что-то там дома вытворяла. Недаром его одежда в моей комнате оказалась! Разочаровался капитан первого ранга в женщине-математике».

Архипова вздохнула. Сама звонить она не будет. Чтобы отвлечься, она занялась делами.

Александра, став заведующей кафедрой, не стала заводить себе советников. Она видела, как Чистяков, ее уважаемый и опытный предшественник, подолгу советовался перед принятием того или иного решения. В конце концов он все равно поступал так, как считал нужным, но на все эти «консультации» уходила масса времени. К тому же появлялась некоторая двухсторонняя зависимость. Те, с кем он советовался, чувствовали себя избранными, ждали от него внимания, а он сам, по привычке и из деликатности, раз за разом устраивал большие совещания. Архипова была натурой скорой на принятие решений и понимала, что практика «хочу знать ваше мнение» приводит только к появлению любимчиков. Поэтому она никогда ни с кем не советовалась. Сейчас, поразмыслив над тем, что сегодня слышала, Александра приняла решение. Она сделала два звонка, сходила в отдел кадров, а потом вызвала к себе Асю.