Текст книги "Люблю сильнее жизни. Маленькие истории о большой любви"

Вдруг он увидел, что птичек нет. Вместо них покачивались на леске китайские драконы. Маленькие, суставчатые, легкие. Это что-то значило, но что именно – он поймет потом. А теперь Сашка не нашел ничего лучше, чем спросить у Ксюши:

– А где же птички?

– Улетели, – серьезно ответила она.

Но когда он уже обнял ее всю, неправдоподобно прохладную в этой светлой жаре, и уткнулся в ее гладкие песчаные волосы, она добавила успокаивающе:

– Но они вернутся…

Прелестное дитя

Я его ненавидела. Этот гаденыш отвечал мне полной взаимностью. Никогда не видела ребенка, в котором настолько не было бы ничего хорошего. Кроме его отца, разумеется. Отец этого мелкого вампира и мой бой-френд отвечал всем представлениям о счастливом замужестве любой современной девушки. Богатый, красивый, известный. Спортсмен, умница и джентльмен. Но вот сынок! Это обязательное приложение к нашим отношениям вызывало у меня просто приступ тошноты каждый раз, когда я об этом думала. А думать приходилось часто. Уже с первой нашей встречи я поняла, что судьба посылает мне очередное серьезное испытание.

Первая наша встреча произошла на даче солнечным, весенним днем. Все было, как в доброй голливудской мелодраме. Мой новый друг в белых штанах и белой же рубашке от Версаче шел ко мне по зеленому газону, сияя ослепительной улыбкой. Его загар выглядел просто рекламным. Впрочем привез он его с какого-то очередного высокогорья, куда таскался то и дело. Альпинизм – такое увлечение было у моего перспективного поклонника. Я легко, как бабочка, летела к нему навстречу в светло голубом платьице, простеньком таком от… Еще один прыжок – и я повисла у него на шее. И вдруг рядом возник ребенок. Мальчик лет шести-семи с белокурыми, длинными волосами. Чистый ангел. Картинка была – что надо! Не хватало только личного фотографа. Евгений представил мне сына:

– Даниил. Или просто Данька.

Даниил шаркнул ножкой. И как только папочка глянул в сторону, скорчил мне такую рожу, что сладкие слова: «Ах какой милый мальчик!» застряли у меня в глотке.

– Ну, я надеюсь, что вы подружитесь… – сказал Женя и подтолкнул сына ко мне поближе.

Ласково гладя белокурую макушку, я прошептала:

– Конечно, а как же иначе…

Но мне уже стало ясно, что никакой дружбой здесь и не пахнет. Подтверждение я получила довольно скоро. Под деревом в саду стоял столик, накрытый для нас. Но почему-то не хватало одного плетеного стула.

– Сейчас принесу! – вскинулся маленький ангел и побежал к дому. Принес стул и даже отодвинул его, словно настоящий кавалер. И в ту же минуту, как я села, мир перевернулся перед моими глазами. Наверное, выглядела я просто отпадно: торчащие перпендикулярно туловищу ноги и широкая юбка накрывшая лицо. Потом все суетились вокруг меня. Я делала вид, что это такая шутка и хохотала, как ненормальная. Данька, мелкий гад, притворно хныкая, рассказывал, что он не хотел ничего такого. А кто ж ножки у стула отпиливал? Вот так и началось наше знакомство. Продолжение было не лучше.

Милое дитя испортило мне пару платьев. Вечерних, по пятьсот баксов. Женя меня, естественно, утешил покупкой новых. Но платья были сущей ерундой по сравнению со всем остальным. Ребенок прилепливал мне к волосам жвачку. Насыпал в сумочку использованный кошкой наполнитель кошачьего туалета. Трижды я садилась на кнопки. Дважды отведывала конфеты с перцем. Но самое плохое заключалось в том, что он меня ненавидел. Постоянно чувствовать эту недетскую, какую-то удушающую волну неприязни было просто физически тяжело. А я не могла пожаловаться его отцу! Мне необходимо было делать вид, что все идет прекрасно. Ну, шалит иногда мальчик – это же естественно. У меня просто не было другого выхода: двадцать семь лет – это предельный возраст для девушки, которая метит в жены к любимцу глянцевых изданий. Он воспитывал сына один. Дать ему понять, что у меня с ребенком проблемы, – это значило отрезать себе дорогу к красивому венчанию и последующим радостям. Разве для того я лезла, как дикая кошка, шипя и царапаясь, пачкая грязью соперниц, на эту высоту, чтобы все расстроилось из-за маленького избалованного мальчишки.

За неделю перед Новым годом Евгений сообщил мне неприятную новость: он собирается на очередное восхождение и хочет, чтобы я пожила с Данькой у них дома.

– Вам нужно привыкать друг к другу, – сказал он.

Вообще-то само по себе это было неплохо: значит, Женя рассматривает наши отношения всерьез. Но провести неделю с Данькой! Евгений заметил тень сомнения, пробежавшую по моему лицу.

– Не волнуйся. Валя и Саша тебе помогут.

Валя – это нянька Данилы. Теперь, когда он подрос и ходил в элитный лицей, – скорее гувернантка. А Саша – что-то вроде секретаря у Евгения.

– Хорошо, милый, – промурлыкала я и прижалась щекой к его плечу.

«Побольше нежности, побольше женственности!» – скомандовала я себе. Мне постоянно приходилось держать себя в руках. Мой почти жених не вызывал у меня страстных чувств, хотя должен был. Но слишком много сил уходило на то, чтобы ему соответствовать. Слишком много было поставлено на карту.

– Лада, а может, ты Даньку просто побаиваешься? – спросил меня Женя, тихонько поглаживая по волосам. – Он хороший мальчик. Просто ему нелегко без матери. Наверное, не хватает того тепла, которое может дать только женщина.

«Ремня ему не хватает, солдатского», – подумала я. А вслух сказала, подпустив в голос кротости:

– Женя, я так тебя люблю. А Данька – это часть тебя. Я постараюсь.

Проводив Женю в аэропорт, я заехала к себе за вещами и занялась обустройством на новом месте. Обустройство заключалось в раскладывании по полкам вещей и косметики. Потом побрела вниз: хотелось оглядеть все, пока Даньку не привезли из лицея. Да. Тут было на что посмотреть. Моя съемная квартирка была неплоха. Но по сравнению с великолепием вокруг! К тому же деньги на счету за последнюю работу в Италии исчезали, несмотря на материальную поддержку Жени.

«И все это будет твоим… Если ты, Ладочка, не сделаешь ошибки», – подумала я. Я долго стояла на пороге Данькиной комнаты. Огромные игрушки, автомобиль почти реального размера, старинные карты на стенах, парусники под потолком… Я вспомнила продавленный топчан, на котором спала в Данькином возрасте, пьяный гомон на кухне, единственную куклу, которую отдала мне соседская девочка… Мне захотелось плакать. Но я разучилась это делать давным-давно.

К сожалению, у Даниила начались каникулы. И чего их в этом заведении так рано распускают? Совершенно не понятно. Нам пришлось сосуществовать. Места в квартире хватало. И можно было бы не встречаться целыми днями. Валя ребенка кормила и читала ему вслух. Саша водил на прогулки. Но они могли потом доложить Жене, что я мальчиком не занималась. А еще оставались вечера, когда и секретарь, и гувернантка уходили домой. Тут и начинались боевые действия. Естественно, он отказывался укладываться спать вовремя. Не выходил из-за компьютера даже по сто первому моему требованию. Не чистил зубы и не умывался. Зато включал музыку, разбрасывал игрушки, ужинал конфетами. На все мои претензии отвечал: «А папа мне разрешает…» Более того, он ходил за мной по пятам. Стоило мне взять какой-нибудь диск, он радостно и нагло сообщал: «Вы лучше это не трогайте. Папа не любит, когда посторонние берут его диски». Он невинно спрашивал, заходя в мою комнату: «А что это вы делаете?» «Почему ты не стучишься в дверь?» – закипала я. «Ну это же мой дом, а не ваш», – отвечало дитя. Когда я на скорую руку готовила что-нибудь, Данька, попробовав, неизменно отодвигал тарелку… «Опять подгорело», – сообщал он. Я терпела: стискивала зубы и так, не разжимая их, сладко улыбалась. Я произносила: «Данечка, детка…» и предлагала: «Давай поиграем…» Но все мои усилия пошли насмарку. Двадцать восьмого, когда до приезда Жени оставалось всего три дня, я сорвалась.

Данька смотрел на меня своим ангельским голубым взором из-под белокурых прядей. Пять минут назад, залезая в свою постель, я улеглась на сгнивший апельсин. Хорошенькую, кремового цвета пижамку можно было теперь выбросить на помойку. Ребенок улыбнулся и застенчиво произнес: «Я просто хотел сделать вам приятное. Я же не знал, что апельсин испорченный…» «Даня, это ты – испорченный, – не выдержала я, – ну почему ты так поступаешь?» Он посмотрел на меня с легким удивлением, словно все и так было понятно: «Вы не любите папу. И меня не любите. А я – вас. Вы притворяетесь». Наверное, оттого, что он был прав, я совершенно потеряла контроль над собой. И с размаха влепила ему пощечину. С минуту мы смотрели друг на друга испуганно и недоуменно. А потом он торжествующе улыбнулся. И тут же ушел к себе в комнату. Маленькая сволочь осталась победителем. Все. Мне можно было собирать вещички. Тест на добрую маменьку не пройден. Женя мне никогда не простит, что я посмела ударить его сынулю, его наследного принца.

Ночью я не спала. Кажется, у Даниила в комнате играла музыка. Но я не пошла устраивать разборку: завтра сдам его Валентине с рук на руки и уйду. Потом уже под утро я надумала позвонить Жене. Связь все эти дни была отвратительной, и мы ограничивались коротким: «Все в порядке и целую». Вот и теперь мне отвечал голос оператора на английском. Впрочем, о чем разговаривать? Оставлю записку. Утром пришлось готовить Даньке завтрак. У меня кусок в горло не лез. Данька, как обычно, ковырял яичницу. Работал телевизор. Передавали новости. И тут диктор сказал: «В районе восхождения нашей альпинистской группы произошло схождение лавины. Связи с лагерем спортсменов на данный момент нет. Но представители посольства занимаются уточнением данных. О погибших пока сведений не имеется». Я посмотрела на Даньку. Он смотрел на меня.

– Подожди, Данька, подожди, – пробормотала я, – может, это – ошибка…

К середине дня выяснилось, что ошибки нет. В новостях про экспедицию говорили мало. Хватало других более важных событий. Приехали сотрудники Жени. Кто-то дозванивался властям того региона, где пропали ребята. Но ничего утешительного никто не выяснил. Обстановка остается лавиноопасной, и спасатели пока работать в полную силу не могут. Данил от всех прятался в своей комнате. Когда две хорошенькие девушки из Жениной фирмы его оттуда извлекли, он выглядел заплаканным, но довольно спокойным. День прошел ужасно. Девушки рыдали и суетились. Мужчины беспрерывно курили. Все это напоминало суету перед похоронами. Валя и Саша бесцельно слонялись по квартире, и пришлось на них прикрикнуть, чтобы занялись делом. Саша безропотно повез Даньку в парк. А Валентина, прежде чем навести хоть какой-то порядок в доме, словно случайно заметила:

– Жаль, что вы не успели оформить отношения… – И посмотрела вокруг с таким сожалением, словно это ей не досталась вся эта роскошь. Данька молчал все это время и так молча ушел к себе вечером. Я слушала монотонный голос в телефонной трубке, отвечавший одно и то же…

Ночью я молилась. Глупыми, детскими словами: «Боженька миленький, сделай так, чтоб он был жив… Чтобы все были живы…» В конце концов, Женя – единственный из мужчин, кто за все эти годы отнесся ко мне по человечески. И дело было не в дорогих тряпках и веселых круизах. Он говорил со мной, иногда советовался. Он хотел сделать меня своей женой, доверил мне сына. Данькина мать была наркоманкой. Ее лечили за границей. И после очередного заключения в клинике она исчезла где-то во Франции. Неизвестно даже, жива ли она… А я, вместо того чтобы посочувствовать мальчишке, уцепилась за свои детские комплексы и устроила дурацкую войну. Что он там делает в своей шикарной детской? Тихо сидит в углу? Плачет потихоньку? Я вспомнила, как первый раз ночевала одна, когда мать забрали в милицию. Мне тогда казалось, что лучше уж ее пьяные гости и матерная ругань, чем это одиночество в тихой квартире. Я встала и пошла к Даньке. Конечно, он не спал. И, конечно, он плакал. Ведь ему было всего шесть с половиной лет. В комнате была включена вся техника: мигал компьютер, горел телевизор, бубнил музыкальный центр. Я повыключала все. Даниил молчал. Но когда я присела к нему на краешек постели, он не отодвинулся. И тогда я погладила его по светлым волосам и запела колыбельную. Откуда я ее знала? Может, мама пела мне ее тогда, когда еще была мамой. «Птички умолкли в саду, рыбки уснули в пруду…» Данька закрыл глаза. А потом, уже засыпая, спросил:

– Ты не уйдешь? Ты останешься?

– Останусь.

– Когда папа вернется, я ему ничего не скажу про то… ну что ты меня стукнула… Ведь он вернется? Правда?

– Конечно, вернется.

На следующий день, несмотря на предпраздничный день, Женькины подчиненные опять явились в дом. Кажется, они его и впрямь любили. Начались бесконечные созванивания с посольствами и представительствами. Данька слушал все разговоры и смотрел на каждого несчастными глазами. После того как завязалась дискуссия, где искать его бабушек и дедушек и в курсе ли они того, что происходит, я всех отправила в офис. Новостей не было. Везде отвечали: делаем все возможное. У меня все валилось из рук, но я отправилась с Данькой за елкой. «Папа приедет, и елку ставить будет некогда. Значит, мы должны купить ее сами». Он внимательно посмотрел мне в глаза, я выдержала этот взгляд.

Вечером наряжали елку. Потом я учила Даньку играть в «дурака». Уснула я рядом с ним. Пела, пела ему и заснула. А когда открыла глаза, обнаружила, что над нами стоит Женя. Обросший, замученный, но ужасно веселый.

– А я подарки вам не купил… – прошептал он.

– Ты дурак, Женька – прошептала я и заплакала.

Тут проснулся Данька и кинулся к отцу и взобрался по нему, как по дереву. А Женя, прижимая его к себе, не отпускал мою руку. Он никогда так не смотрел на меня раньше, как сейчас.

Что было потом? Ну просто Новый год в одной маленькой, но дружной семье. Шампанское, свечи, серпантин и все прочее… Правда, Данька все-таки подложил мне на стул какую-то пищалку и я вскочила, как ужаленная. Но это так, пустяки. Тем более что я вылила на него исчезающие чернила. Наверное, это у нас семейное.

Костер в сентябре

В рассветных сумерках мягким прозрачным пламенем горел костер. И, хотя горел он всего лишь на городском пустыре, который раскинулся вокруг новостроек, что-то в этом было напоминающее ночные луга, лесные просторы и прочие детские радости… Женщина, стоящая над огнем, достала из пакета маленькую книжечку и принялась вырывать из нее листы. Потом подбросила их в костерок, и он взвился ярче и веселее.

Начинался рассвет. Пустырь был далеко от домов, но Аня почему-то не боялась. Она жгла книги. Было в этом действии что-то пугающее, ужасное, непозволительное. Но для нее этот странный ритуал был необходим, потому что вместе с книгами Аня сжигала все свои мечты и надежды.

Этой ночью Аннушка не спала. Сперва, чтобы успокоиться, как всегда, читала глупенький роман. Героиня, бесприданница и дурнушка, стремительно превратилась в красавицу и богачку. Страсти кипели. Почему-то любви герои предавались в помещении конюшни. Избранник героини, английский лорд, видимо просто не знал, что можно заниматься этим в человеческих условиях. Но Аню все это не смущало: она читала романы не затем, чтобы что-то узнать, а для того, чтобы кое-что забыть. Например, события прошедшего дня…

Добросердечная подруга нашла ей очередного жениха. Кандидат пришел в дом к подруге с опозданием. За щедро накрытым столом молчал, как каменный. И только искоса взглядывал на Аннушку, которая выглядела в новом брючном костюме просто очаровательно. Подруга наперебой с мужем нахваливали Анины кулинарные способности и прочие достоинства. Жених кряхтел и молча пил чай, уминая Анины пироги, которые она принесла с собой, дабы доказать свою пригодность к семейной жизни. Аня печально подумала, что это уже сто пятый по счету жених. Их находили то друзья, то родственники. Все кандидаты были странно схожи между собой: низенькие, плотненькие, неопределенного возраста и приземленных профессий. Что и этот претендент исчезнет в житейском тумане вслед за остальными, она поняла сразу. Так было всегда. И мальчики в школе, а потом в институте за ней не ухаживали: проводит, поцелует, комплиментов наговорит – и исчезнет. Уже давно Аннушке казалось, что есть в ней какой-то изъян, недостаток, ею неощутимый, но мужчинам заметный.

Вот и сейчас мужчина смотрел на нее как-то странно. А ведь Анечка вела себя как обычно. Она всем своим видом показывала готовность хоть отсюда бежать под венец. Обольстительно улыбалась… Живо интересовалась привычками и пристрастиями кандидата… Радостно сообщила, что обожает вести домашнее хозяйство…

– Мне завтра на дачу съездить надо. Картошку выкопать, – поведал зачем-то гость.

– Замечательно! – поддержала разговор Аня. – Это так чудесно – копать картошку. Я так люблю физический труд. Вокруг природа, и такая энергия появляется.

Мужичок снова крякнул и после продолжительного молчания заметил:

– Огурцов в этом году уродилось ну очень много. А помидоры – прямо никакие.

Аня и тут не сплоховала:

– Я когда огурцы солю, всегда смородиновый лист кладу и хрен для хруста.

Гость решил поменять тему:

– Вот читал про выборы в парламент…

Аня устремила на него горящий взор:

– Ах, как интересно! Расскажите, пожалуйста! Вы просто чудесно говорите!

Мужчина посмотрел и вовсе затравленно. Аннушка, решив его приободрить, выдала целый фейерверк комплиментов:

– Вы настолько интересный и симпатичный человек, что я просто поражена, что такие люди еще встречаются! А какая у вас романтическая профессия! А какие интересные увлечения!

Мастер по ремонту холодильников, разводящий на досуге кроликов, задрожал и поспешно начал обуваться. Аня попыталась ему помочь, но он в одном ботинке кинулся за дверь. Ему хотелось поскорее избавиться от этой сумасшедшей, чьи глаза горели фанатично и яростно. А ведь сначала она показалась ему такой приятной девушкой!

Аня же в привычном печальном недоумении выслушала утешения подруги и пошла домой. Попила чаю. Легла в постель и открыла новый романчик.

Когда ей было лет двадцать, то, читая дамские романы, Аня жалела любовниц. В двадцать пять она жалела жен. А теперь, в тридцать два, она жалела только себя. И, рыдая над романом, на деле проливала слезы над своей не сложившейся судьбой. Все в Аннушке было просто создано для семейной жизни: мягкие, но сильные ручки, неутомимые ножки, воркующий голос, покладистый характер. «Чистое золото» – вздыхали соседки, глядя на хозяйственную девушку, выбивающую ковры, таскающую сумки с базара, высаживающую цветочки под окном. Но золото так и осталось невостребованным. Подруги, которые превыше всего ценили танцы и свободу, повыходили замуж. Однокурсницы, занятые лишь научной работой, обзавелись семьями. Даже те сослуживицы, что, казалось, спали лишь с «Основами карьерного роста» в обнимку, и те заполучили мужей… А вот Анечка, вся внутренняя жизнь которой была сосредоточена на мечтах о семейной жизни, оставалась одинокой. В юности эти мечты были похожи на журнальную картинку: коттедж, камин и красавец в итальянской пижаме. Но к тридцати годам приблизились к реальности: скромная квартира, обычный такой, пусть и лысоватый муж, а главное – кто-нибудь, тихонько сопящий в детской кроватке… Вся Анина генетика, унаследованная от крепких сельских жителей, вела ее к счастливому замужеству, как ведет она птиц то с севера на юг, то с юга на север… Но что-то сделалось с пространством жизни, что оно упрямо сопротивлялось этому естественному стремлению …

Итак, Аня поплакала над романом и собой. Поворочалась с боку на бок. Но сон не пришел. И она ясно, совершенно отчетливо поняла, что все ее мечты о счастье – такая же чушь, как этот прочитанный только что роман. Что ее надежды имеют к реальности точно такое же отношение, как эта книжечка в розовой обложке. То есть – никакого.

Она представила себе много-много лет впереди, заполненных работой и наведением уюта в квартире, чаепития с родителями перед телевизором, покупку каких-то мелочей… Много-много лет одиночества… Может быть, другая женщина пришла бы в ужас и отчаянно продолжила бы поиски пары, но не Аннушка. Она решила, что настало время принять все, как есть и выбросить из головы бесплодные мечтания. Под утро она совершенно трезво приняла эту новую реальность, в которой не было места никаким придуманным женихам. И, подчиняясь внутреннему порыву (о! все же в ее характере было место безрассудству), Аня тихонько, чтобы не разбудить родителей, выскользнула из квартиры.

Маленький костер пожирал страницы, заполненные любовными страданиями, пылкими признаниями и пышными в венецианских кружевах хеппи-эндами. Горела синим, а отчасти красным и даже слегка оранжевым пламенем несбывшаяся Аннушкина жизнь с мужем и детками… Она глядела на огонь и куталась в плащик, плотнее запахивая его возле горла. И вдруг за спиной раздался звук шагов и чей-то красивый баритон пропел: «Мой костер в тумане светит!» Аня увидела мужчину. Голые ноги в шортах и широкая ветровка делали его похожим на страуса. Впрочем, голова птичью не напоминала: черты лица были мужественными и приятными, синие глаза смеялись.

– Не пугайтесь, я тут бегал неподалеку. Вдруг вижу – костер. Потянуло на огонек.

– Я не пугаюсь, – ответила Аня.

Голоногий бегун внимательно посмотрел на нее. «Симпатичная женщина. Лицо такое домашнее, милое… – подумал он, – странная, конечно, это же надо придумать – жечь костер на рассвете». Потом он увидел книги и выразил сдержанное неодобрение:

– Зачем же сразу в костер? Литература эта, конечно, низкосортная, но все же… можно было отдать кому-то… Оставить у мусорных баков…

Аннушка пожала плечами:

– Так мне захотелось…

Незнакомец засмеялся:

– Интересное желание. Но для красивой девушки любое желание позволительно.

Еще немного они молча постояли у костра, по очереди подбрасывая в огонь маленькие страницы. Аня думала о том, что мужчина очень приятный и таких ей в женихи не сватали. Но теперь, когда все эти свадебные планы в прошлом, можно не примерять его к своей жизни. Не нужно было производить впечатление, доказывать свою привлекательность. Демонстрировать положительность. А мужчина думал о том, что есть в этой женщине какое-то уверенное спокойствие, ясное улыбчивое достоинство. И вместе с тем она способна на такие неординарные поступки. «В ней есть загадка, – банально определил он и усмехнулся: – Мыслить банальностями – признак влюбленности».

Когда костер догорел, а вокруг стало совсем светло, они пошли к Аниному дому. Возле подъезда, прощаясь, наконец познакомились.

– Константин.

– Аня.

– Анна. Какое чудесное имя!

– Обычное, по-моему…

– Анечка, а Вы не хотите составить мне компанию в утренних пробежках?

Аня ненадолго задумалась: «А почему бы и нет? К ее новой жизни как раз подойдут занятия спортом. Старая дева, бегающая по утрам – это даже стильно».

– Хорошо, я согласна. И, оговорив, во сколько будут встречаться по утрам, распрощались.

Через пару недель Костя не на шутку увлекся новой знакомой. Сдержанная, холодноватая, но привлекательная. «Какое непостижимое сочетание женственности и отстраненности», – восторгался он. Костик, тридцатипятилетний юрист, панически боялся прилипчивых дам. Стоило ему заметить в девушке малейший брачный энтузиазм, как он обрывал самые приятные отношения. Скорее всего, виновата в этой пугливости была его так и не ставшая женой невеста.

Полтора года она изливала на него мед и елей. Приводила в порядок квартиру. Утюжила рубашки, подавала кофе в постель по выходным… А как только он, решив, что лучше жены не найдешь, сделал ей предложение, за считаные дни превратилась в требовательную, бесцеремонную, назойливую хозяйку его времени. О! Чего стоило Константину разорвать эти отношения! Были истерики, обмороки, визиты родственников. И с тех пор он шарахался от любых проявлений заинтересованности в себе, как в супруге.

Анечка же была совсем другой! Вела себя с ним так ровно, по-дружески… Не лезла в душу, не пыталась невзначай перевести разговор на свои достоинства. Побывав однажды у нее дома, Костя окончательно убедился, что равных этой девушке просто нет. Всему, что ее окружало, она умудрялась придать какой-то несовременный уют. Душа юриста, уставшая от голого прагматизма на работе, просто отдыхала среди этих трогательных мелочей вроде коврика с карманчиками для журналов, настольной лампы с самодельным абажуром или буйно цветущей герани в расписных горшках.

А как Анечка готовила! О! Ее воскресные пироги просто произвели переворот в его жизненной позиции, в которой прежде не было места таким несущественным подробностям. От таких пирогов мог отказаться только полный идиот!

На исходе сентября Константин созрел для женитьбы. И, подобно спелому яблоку, готов был упасть к ногам Анны в любой момент. Останавливало его лишь то, что она никак не отвечала на его нежные взгляды, тяжелые вздохи и скромные намеки.

«То, что такая удивительная женщина до сих пор одинока, может означать лишь одно: у нее была трагическая любовь, возможно, роковая страсть», – решил Костя. И удесятерил свои усилия по окружению заботой это потрясающее существо.

А что же Аня? Неужели она не замечала неназойливого, но вполне отчетливого ухаживания? Представьте себе – нет! Сбросив груз душевной заботы о непременном замужестве, она впервые в жизни погрузилась в спокойные, без тайной подоплеки, отношения с мужчиной. И совершенно искренне считала их дружбой. И это совсем не мешало ей восхищаться Костей, его образованностью, широким кругозором, знанием жизни и воспитанностью. Именно за проявление воспитанности она принимала маленькие знаки внимания: цветы, конфеты, билеты в театр. Бедная Анечка! Ведь за ней никто и никогда не ухаживал. Откуда же ей знать, что из вежливости мужчины уже лет сто пятьдесят с цветами в дом не ходят. Исключительно по любви.

Если бы люди руководствовались лишь соображениями разума, возможно, эти два человека лет до восьмидесяти сохранили бы свои церемонные, дружелюбные отношения, так и не объединившись. К счастью, кроме рассудка, ответственного за непреложные решения, у людей есть руки, губы, глаза и много других частей тела. И одно тело влечет к другому, противоположного пола, независимо от рассудка.

Однажды непогожим сентябрьским утром, пробежав положенные три круга по дорожке, Аня и Костя как-то неосознанно побрели к месту своей первой встречи. И хотя никакого костра между ними не горело, но что-то определенно яркое и горячее заставило их протянуть руки навстречу друг другу. И сомкнуть их. Пламя все-таки было! Невидимое, но такое сильное, что капли дождя испарялись на щеках, а губы пересыхали…

На пышной и веселой свадьбе, чуть хмельной от шампанского и волнения, жених говорил лучшей Аниной подруге: «О! Я знаю: она загадочная женщина. Чего мне стоило уговорить ее выйти за меня! Я никогда не встречал еще такую. Просто созданную для семьи и совершенно равнодушную к самой идее брака. И пусть в ее прошлом есть какая-то роковая тайна, я заставлю ее забыть обо всем!»

Подруга, улыбаясь, слушала и поражалась слепоте влюбленных мужчин. Она подозревала, что Аннушка провела какую-то сложную интригу. Иначе как ей удалось подцепить такого завидного мужа? Впрочем, подруга не завидовала, а радовалась, что простушка и недотепа Анька наконец-то вытащила свой выигрышный билет.

После свадьбы романы читать Ане стало некогда, но, пробегая мимо лотков с яркими книжечками, она смотрит на них по-особенному, извиняясь и благодаря. Ведь точно такие же, сгорая, принесли ей счастье.