Текст книги "Проект «ПАРАДИЗ»"

Хотя, подумала она лениво, даже если явились развёрнутые глюки от невыясненных причин, доктора здесь всё равно не дозовешься, и если последует самое нехорошее, то, наверное, не сразу. Пока на этих просторах весьма недурно, надо пользоваться моментом, пока не довелось очнуться среди медперсонала со шприцами наготове.

Или пока не дождалась иных видений, пугающих и мерзких. Когда они явятся, тогда и следует беспокоиться. На данный же момент…

На данный момент она сидела на охапке душистых трав в зелёном шелковом халате, он никуда не делся, лишь слегка помялся, так что белая и розовая хризантемы на одной стороне смешались в кучу, а у белой цапли на другой свернулась длинная шея, почти ушла под крыло. Но тапочки, в которых выходила на балкон, в броске потерялись, жаль.

«Вот так и произошло знаменательное событие», – сказала она себе с лёгким смешком. – «Перенеслась во сне незнамо куда босиком и в мятом халате, очень славно. И хорошо, что никого пока нету, сюда бы ещё расческу и зубную щётку. Правда насчет утюга мечтать не приходится, остаётся быть в пустом Парадизе полной замарашкой!»

Однако никакой реальной тревоги не приходило, напротив, оставалось предвкушение праздника, вроде того, что начались каникулы и предстоит много приятного, невзирая не некоторую странность окружающего мира. Вполне возможно, подумалось ей лениво, что голоса во сне много чего растолковали и сообщили, во всяком случае она знала твёрдо, что это благоприятное и безопасное место, абсолютно и безусловно. И никаких противопоказаний не ощущалось ни одним чувством, одна необычность.

Кстати, насчет самочувствия сомнений не осталось, оно разительно улучшилось, суставы не болели, кашель исчез, и дыхание восстановилось в полном объеме, невзирая на ночёвку в чистом поле.

Что в принципе было обещано видением на балконе, с которым она так лихо беседовала накануне, полагая, что видит занятный сон.

«Давайте будем считать данность за реальность!» – наконец сообщила она непонятно кому. – «И действовать в соответствии с нею, а не предаваться усложненным размышлениям. Пока мне нравится в гостях, а хозяева со временем объяснятся, им, наверное, виднее, зачем они меня звали. Пока не мешало бы умыться и перекусить, скорее всего, это будет забавно. Неужели под подушку мне положили бутерброд?»

Насчет подушки, она иронизировала, поскольку растительная подстилка, на которой она спала, а теперь сидела, казалась вполне однородной, на диво упругой. Юлия не сидела и не лежала, скорее парила над переплетенными мелкими листьями и узкими стеблями. На ощупь материал проявлялся тонкими влажными нитями, точнее живыми кружевами неяркого сине-зеленого оттенка, а оторванный фрагмент мигом стал сочиться густой влагой с приятным запахом белых цветов.

Тогда она решила, что ложе вполне может послужить ванной, чем и воспользовалась, отделила несколько листов душистых травяных кружев и основательно ими протерлась, включая лицо, и это было правильно. Насчет иных функций организм беспокойств и желаний не возникало, и она не стала их форсировать, всё в свое время.

Но вот есть и пить вполне хотелось, и эту проблему, надо думать, предлагалось решать своими силами. Несмотря на исполнение прочих желаний, булки здесь на деревьях не росли, да и деревьев не было вблизи, только кусты в отдалении.

Гостья неведомых хозяев начала уже думать о традиционной скатерти-самобранке в любых формах, при этом укоряя себя за неизобретательность, наверняка, это должно быть просто и ненавязчиво, как всё остальное.

И в размышлениях упустила момент, когда желания стали предметно исполняться, что было слегка досадно. В одно мгновенье спальная подстилка спокойно простиралась под ногами, хоть ложись и спи заново, а в следующее по краям ложа стали, колыхаясь, подниматься и закручиваться стебли, отдаленно похожие на горох, однако гораздо крупнее, с большими листьями, рядом с которыми плавно распускались бледные и красные цветы. Рост происходил в замедленном темпе, но неуклонно, и буквально через минуту над подстилкой выросло нечто вроде арки из переплетенных стеблей. Понятно, что она не удержалась и сорвала один из цветов, он оказался совершенно обычным садовым горошком, только раза в четыре больше, с очень тонкими лепестками и вряд ли годился в пищу.

Пока она любовалась цветком, и думала, к чему бы его приспособить, на гороховой грядке-арке со щелчком появились два зелёных стручка, размером с ладонь, сначала это были прозрачные зеленые лопатки, а далее каждая стала меняться с свою сторону.

Кстати, что-то странное произошло со временем, оно стало неуловимым. Ушла возможность понять, долго или коротко длился растительный процесс. Казалось, что грядка с горохом появилась только что, и вроде бы рост шел настолько плавно, что время терялось. И вообще, сколько прошло с того момента, как она открыла глаза – понять стало трудно, потерялась мера, и ориентиров не появилось. Ручные часы, надо думать, остались на Южном берегу вместе с тапочками, хотя вряд ли они бы помогли (часы, а не тапки) даже если бы и отсчитывали минуты с секундами, скорее всего только смущали бы несоответствием.

Ладно, долго или коротко – неизвестно, но гороховые лопатки на грядке-арке, висящие одна над другой, выросли каждая в отдельное звено. Одна осталась нежно-зеленым, туго набитым стручком, другая стала похожа на тёмную кожистую раковину. Стало понятно, что их следует употребить в пищу, но неясно, в какой последовательности, выбор оставался за угощаемой гостьей.

Она машинально сказала «спасибо», села обратно на подстилку, которая оказалась чуть выше, чем была, и сорвала зеленый, более натуральный стручок, потом всячески его осмотрела – он был растительный, плотный, прямо с грядки и не пахнул ничем.

«Что же, приступим, благословясь!» – подбодрила она себя и вонзила зубы в зеленую мякоть.

Оболочка приятно захрустела, потом рот наполнился странным соком, причем оказалось, что стручок плотно набит прозрачными горошинами величиной с половину пальца, и каждая лопалась с отдельным вкусом, но всё были травяными. Хотя последние горошины были менее прозрачны и по вкусу отдаленно напоминали терпкие ягоды, точнее несладкий отвар из них. Странное оказалось угощение, немножко зелени и почти безвкусный сок, но, скорее всего, это было питьё, а не еда. Еда нашлась во втором стручке, но его пришлось открыть руками, поскольку на зуб он не давался, скользил и не лопался. Однако отлично поддался простому нажиму и раскрылся, именно как раковина, на две соединённых половинки. Внутри на створках лепилась бледная-розовая мякоть в разводах, и показалось, что она как раз пахнет, чуть-чуть морепродуктами.

Однако гостья застеснялась есть пальцами и после недолгого размышления отломила пластинку от края «раковины» (кожура легко поддалась). Пользуясь подручным средством, она отправила в рот первую порцию необычной пищи, выросшей на грядке, но имевший иной вид.

На вкус пища показалась омлетом с более плотными волокнами, отлично жевалась и меняла вкус по мере усвоения, но вкус не укладывался в обычные представления, казался слишком тонким и неуловимым. Тем не менее пища съелась отлично, после чего раковина потеряла плотность, мигом скаталась в комок и растерлась между пальцами, будто сама подсказала, как обойтись с пустой посудой.

«Однако, как просто и удобно здесь устроена жизнь», – подумала гостья, справившись с завтраком. – «Стоит лишь пожелать, помыслить о пище, как она растёт прямо на глазах, бери и ешь. Биологическая цивилизация, причем с элементом личного хотения, сказочный комфорт. И думается, что не только для гостей. Отчего-то кажется, что блага здесь растут прямо из почвы для всех и каждого. Истинный Парадиз… Только, разумеется, местные жители умеют извлекать и выращивать лучше, чем приезжие. Хотя, если я напрягу фантазию и постараюсь, то смогу, наверное, вырастить пряничный домик с леденцами-окнами на этом самом месте. Стану жить и есть его, а подстилка вырастет на полу сама, если подсказать где, и можно помечтать о подушке-думочке».

Очень занятная и даже соблазнительная выявилась идея, и чуть было не начала осуществляться, но поникла на корню, наткнувшись на один простейший вопрос: «А зачем мне здесь пряничный дом? Даже если он вырастет по моему хотению. Куда его девать? Не с собой же таскать, разломав на пряники».

Ответ на невысказанный вопрос тут же явился сам собой, но косвенно. Прямо на глазах у зрительницы грядка с горохом и спальная подстилка под нею стали подсыхать и вянуть. Очень быстро они уменьшились в размерах, потеряли цвет и поникли до земли, потом сквозь сухие травинки пробились новые стебельки, ничем неотличимые от разнотравья вокруг.

– Сеанс закончен! – заключила гостья вслух. – Спасибо этому дому, пойдём к другому.

Разумеется, сказанное было чистой бравадой, куда ей идти и что следует предпринять, она не представляла и даже не начала задумываться, ну, хотя бы потому что было некогда. Впечатлений оказалось многовато, и одно оказывалось необычнее другого. Но что изумляло более всего, так это отсутствие самого удивления, с ней происходили немыслимые вещи и события, она же принимала их с невероятной простотой, вроде бы так и надо.

Даже мысль о снах наяву и продолжительных галлюцинациях покинула её, осталась далеко за пределами сознания и особо не волновала. Здесь и сейчас шла особая жизнь, очень необычная, но отменно приятная – вот и всё, что она могла высказать по такому случаю. Немного, скажем прямо.

Хотя зримое отсутствие заботливых хозяев слегка смущало, скорее, озадачивало. Но не тревожило, скорее вызывало поток разных соображений, не всегда резонных и не очень стройных. Примерно вот такие у неё возникали и затем разлетались мысленные фрагменты, накладываясь на идиллический пейзаж и выстраиваясь вокруг него.

«Даже если неотчетливо вспоминаемые ангелы (в виде изображений на перилах балкона) взяли её живой на отдалённые небеса и оставили там осваиваться, ну и что с того?» – с одной стороны.

«Будет нетактично и просто невежливо, если сразу после завтрака (а не до, смею заметить), она встанет посреди чиста поля незнамо где, примет обиженный вид и начнет требовать разъяснений. Мол, господа хорошие, покажитесь, представьтесь и доложите, что вам надо!» – с другой стороны.

«А может быть, им ничего не надо, им просто интересно, может так быть? Если вспоминать конкретнее, то её пригласили в гости, она согласилась, теперь надлежит себя вести, как гостям и положено. Проявлять любезность и признательность за заботу. Пожалуй, ничего иного не остаётся более или менее воспитанному человеку» – и вообще…

Разделавшись с неудачным мыслительным процессом, она еще раз внимательно огляделась на пустынных лугах, ничего особенного нигде не заметила и постановила идти, куда глаза глядят, просто идти в любую сторону, пока… Вот именно пока, а что последует за тем, то и последует, надо думать.

Довольно продолжительное время (или так ей показалось) не следовало практически ничего нового. Пространства, покрытые луговыми травами, длились с некоторыми вариациями, солнце (большое, ленивое и нежаркое) наконец всплыло наверх и парило над редкими круглыми облаками, в воздухе реяли ароматы странного свойства, весь живой пейзаж казался насыщенным покоем и безмятежностью – вот и всё.

Она шла без особой цели, как бы пересекая волнистую равнину наискосок и довольствовалась отпущенными впечатлениями – мир и пасторальное благолепие вокруг, она одна посреди дружелюбной природы, идти удобно и не утомительно, дорога выбирается сама, ведёт по своему усмотрению и по ходу дела.

По ходу дела, на фоне однородных пейзажей проявлялись знания об этом мире, возникали постепенно и укладывались в неназойливую систему. Скорее всего, знания получились раньше в процессе сна, теперь неспешно сортировались – так, по крайней мере думалось, точнее припоминалось.

Равнина странствий – так сам собой назвался окружающий пейзаж, отлично подходила для адаптации в этом мире, который сам собой назвался Парадизом, если гостья так пожелает. Самое лучшее, ненавязчиво думалось ей, точнее сообщалось, если процесс привыкания станет проходить без напряжения, поскольку способности желать и получать информацию ей предстоит развить, это довольно тонкие способности, с ними следует обращаться тактично.

Потому что каждое возможное желание в Парадизе исполняется. Хорошо бы более или менее усвоить, чего и как желать, чтобы самой не смущаться. Примерно так. И если гостья не возражает, то процесс адаптации будет неспешным, потому что торопиться некому и некуда.

Что касается концепций пространства и времени, то здесь они слегка отличаются, к этому тоже следует привыкать постепенно. Если бы гостье удалось к тому же отставить в сторону любые космогонические системы и пока не трогать комплексы понятий, где и когда она находится. По крайней мере пока. Эти знания ей ничего внятного не подскажут, а усложнить естественное восприятие реальности могут, имея в виду особенности её мышления и культуры.

Альфа Центавра или Эпсилон Волка, сто тысяч парсеков, параллельная вселенная либо что-то подобное – в принципе это далеко не так важно. Пространство устроено и таким, внятным ей образом, и немного иначе. Пока лучше воздержаться от мыслей на сомнительную тему, иначе информационные системы у гостьи могут перегрузиться, чего не хотелось бы, не за тем её сюда звали.

Если она просто воспримет, что попала в дружественный мир, который неплохо бы изучить, далее понять, чего бы лично ей хотелось делать с полученными знаниями и навыками. Не более того. Что касается знаний и навыков, то они приходят постепенно, и далее процесс пойдет веселей, во всяком случае, биологическая адаптация проходит оптимальным образом, гостья сама ощущает, что удачно встраивается. Она в самом деле ощущала нечто подобное, данный мир её признавал, и она отвечала взаимностью – тут было хорошо, и никуда не следовало торопиться.

Вот что было целью и результатом пешего путешествия в мире бесконечных трав и невысокого кустарника – она шла, смотрела и с каждым шагом осваивалась, постепенно чувствуя себя легче и проще, более того – частицей всего окружающего, элементом Парадиза.

Произошло именно то, о чем давно и тщетно грезил доктор Фауст в одноименной пьесе: мгновение остановилось, застыло в сказочном покое, и одновременно длилось до бесконечности, непрерывно меняясь. Кстати, если поминать всуе престарелого дилетанта Фауста, то для неё (путницы вне времени) исполнилось предварительное пожелание доктора. Даже не имея зеркала, она постепенно поняла, что здешние умельцы во сне починили её организм радикальным образом, при этом скинули у гостьи с плеч лет эдак довольно много. Реально исправилось зрение, появилась полнейшая легкость в движениях, а видимая часть: руки и босые ноги – приобрели давно позабытую гладкость.

Однако об аналогиях насчет старого, а затем юного Фауста вкупе с падшим ангелом Мефистофелем как-то не особо думалось, во всяком случае гостья остановленного времени отлично помнила, что она никому, даже изображению на балконе, ничего не продавала и не обещала, может статься, потому, что никакого товара на продажу не имела, или не догадывалась о его наличии. И довольно аналогий, несмотря на то, что в иных мирах она зарабатывала себе на жизнь чтением лекций о культурном наследии своего человечества, так что ассоциации могли лезть в сознание по любому принципу.

Тем не менее, как вскоре выяснилось, доктор философии и алхимии, средневековый мечтатель Фауст пришел на память недаром, во всяком случае одна из сопутствующих деталей совпала почти целиком и даже текстуально достоверно. (Если кто-то подзабыл пьесу с оперой, то можно напомнить о явлении чёрного пуделя, он влез в учёную келью доктора в самом начале драматического действия.)

Она (бывшая Юлия) не прошла половины пути до очередной серии кустов, разделявших равнину на неравные полосы, как воздух в небольшом отдалении заколебался, заструился радужными переливами, а потом раздвинулся, как односторонний занавес.

Вокруг безмятежно длилась во всё стороны луг-саванна, а в обрамлении низкой, размытой радуги чётко просматривалась иная картина. Так же реально выступала лесная поляна с иными цветами и травами, более зелёными и мягкими на вид, а посреди вальяжно восседал Пёс, по крайней мере так казалось, хотя вовсе не черный пудель.

Точно такого зверя она видела перед пробуждением в картинке на морском берегу, только тот, рисованный, казался потемнее колером. Данное создание либо животное, а скорее всего существо, было дымчато-бежевое, с крупными кольцевыми пятнами и темными очками вокруг глаз, тем самым походило на панду, но морда (или лицо?) обладала интеллигентным выражением, какое иногда бывает у породистых овчарок, поэтому пятна-очки придавали созданию дополнительно профессорский вид. Казалось, что в следующую секунду он (или оно) сдвинет оправу лапой на кончик носа и начнет читать лекцию.

– Мы тебя ждали, – явственно послышалось у неё в голове вместо того.

Но кто высказался, оставалось неясным, потому что позади Пса в подлеске проявилось другое создание, больше размером, в мелких белых пятнах на тёмном фоне, сначала померещилось, что это большая корова или огромная коза (в картинке на берегу моря привиделось нечто подобное, или нет?).

«Скорее всего, они – это и есть «мы», – невнятно подумала ошарашенная гостья, а вслух произнесла, не особо задумываясь.

– Очень рада вас видеть, меня зовут Юлия, – сказала она вслух и внятно проскандировала мысленно, так пошёл первый реальный контакт.

– А что это значит? – прозвучал внутри головы вновь непонятно кто.

Пока продолжалась неорганизованная беседа, она, то есть Юлия, приближалась к разрыву в пространстве, почему-то страшно волнуясь, не зная, может ли она вступить на лесную поляну, или то искусная видимость. И как ответить на последний вопрос? С него начался контакт неясно с кем, а вопрос непонятен.

– Так меня называют дома, Ю-лия, – наконец пояснила она вслух, и для верности ткнула в себя пальцем. – Юлия – это я.

Ответ пришелся к границе, отделяющей луг от поляны, там проходило какое-то жидкое едва заметное свечение, оно виделось как пролитая вода.

– Иди сюда и объясни лучше, – призвал кто-то неопознанный, а Псина закивала мощной головой, подтверждая приглашение.

Слегка помедлив, гостья с непризнанным именем Юлия, переступила пролитую черту и мгновенно ощутила под ногами травяное покрытие, мягкое, как пух. Также слегка поменялся воздух, стал глубже и объёмнее, а позади произошло едва уловимое движение, словно что-то сдвинулось, но смотреть она не решилась.

– Ну как вам сказать, – она попыталась собраться с объяснениями. – Когда я только появилась на свет, мои родители выбрали имя, название для меня. А что оно значит, вовсе не думали. Только то, что я девочка.

– Уже понятней, хотя немного, – проявился ответ в голове. – А потом ничего не прибавилось? К этому звуку?

Сразу после невнятного вопроса в воздухе завис странный свист-дребезжание, исполненный казалось, дуэтом, и далее возник хруст.

– Ничего более не могу сообщить насчёт имени, просто Юлия – сказала она с укором себе.

– Ладно, ты это ты, – раздался тот же голос. – Пойдёшь с нами, или подождешь здесь?

– А вы – это кто? – осторожно спросила она, не желая вновь завязнуть в непонятных переговорах.

– Я – вот она, тоже девочка, но немолодая, шесть детей, мы все с темными кольцами, – представился голос, и стало ясно, что девочкой с кольцами оказалась собака в очках.

– Я тебя повезу, подходи, – пришло наложением почти неуловимое сообщение.

Одновременно из кустов вышло пятнистое существо, похожее на лошадь, но с рогами, вернее, два рога на лбу переплетались в один.

– А это он, мальчик, – доложила Псина внятно. – Бегает быстро, но знает, что ты здесь новенькая, он постарается потише.

– Можно я вас буду звать Конь и Детка? – спросила она, а далее зачем-то пояснила. – Когда я была маленькая, у меня была такая же подружка, я звала её Детка, мне так удобнее. А Конь – это…

– Я совсем не понимаю твоих значений, но как хочешь, – согласилась Детка. – Нетрудно, тебя мы запомнили по звуку и запаху, теперь всегда найдем, а ты, можешь звать нас, как сказала.

На самом деле объяснения с разумными существами этого мира происходили далеко не так гладко, в сообщениях и терминах то и дело являлись смысловые провалы, но суть улавливалась, хотя обмен более сложными сообщениями удавался хуже.

За этими зубодробительными контактами она совсем забыла о смене декораций, и только оглянувшись, поняла, что бесконечные утренние луга испарились с горизонта, там виделась отдаленная горная гряда, к которой шли плавные уступы, заросшие низкой травой, издали пейзаж казался зеленым бархатом с мелкой вышивкой. А прямо перед ней начинался лес, откуда вышли четвероногие спутники-собеседники.

«Если бы я была Алисой, то сказала бы: всё страньше и страньше» – ей невольно подумалось. – «Ан нет, ничего подобного, происходит вполне закономерное усложнение условий. В Стране Чудес следует к ним подстраиваться, входит в программу обучения».

И на этом месте в пространстве, времени и восприятии её настиг первый, самый сильный приступ сомнений, смешанных с сильнейшей ностальгией по своему миру, не самому совершенному, но стабильному, где ничего подобного не происходило. Отчаянно захотелось вернуться и помнить странные, хотя и приятные сны.

– Минутку! – просигналила она чудесным встречающим. – Помедлим!

– Сколько угодно, – пришел примерный ответ.

Псина Детка вслед за тем улеглась на траву и почти задремала, а Конь в яблоках чуть отодвинулся и вновь углубился в низкую поросль, опустив голову с витым рогом, наверное, продолжал пастись.

Она же, Юлия мелкими шагами пошла вдоль поляны, по пологой дуге обходя провожатых и направляясь к лесу, сама не зная, зачем. Вокруг неё мир дышал чудесным покоем и дружелюбием, но входить не хотелось, как в незнакомый водоем впервые в сезоне. Отчаянно казалось, что лучше всего немедленно вернуться к себе, потому что… Потому что войдя в сказочный лес с не менее сказочными спутниками, уже не вернешься к прежнему. Не вернешься сама, станешь иной, может статься, лучше, умней и совершенней, и всё такое прочее, но уже не прежней.

Вот он лес – рукой подать, серые замшелые стволы, высокие яркие кроны, даже воздух оттуда идет особый с глубоким запахом, и там в чужом лесу что-то такое произойдёт. И если серьёзно думать о возвращении домой, то именно сейчас, потом может не захотеться, а пока ещё не поздно. Однако, скорее всего, было уже поздно, потому что ноги сами повели к лесу, сначала по низкой травке, потом по мягкому моховому покрытию, над головой уже простерлась ветка, отчасти загораживая лиловое небо, оттуда сверху сыпались мелкие капли, оседая на коже. Или не капли, едва видимые пылинки, они растекались, соприкасаясь с телом, от них густо шел аромат, почти тот же, что плыл при пробуждении на лугу, но гуще, мощнее.

Наконец она поняла, что с ней идёт разговор посредством запаха, капли «белых цветов» сообщали, что аромат принадлежит ей, это опознавательный знак, она встроилась в местную систему, и может действовать по своему усмотрению, практически как угодно, но было бы жаль, если она не познакомится. Она может дать многое своим любезным хозяевам, не только получить, у неё есть много разного, чем можно поделиться. И если она захочет прямо сейчас вернуться обратно, то этот мир, названный Парадизом, в частности лес, будет скучать и ждать, частица её личности осталась, облако «белых цветов», её шифр, символ гостьи…

Занятая беседой с «белыми цветами», она не заметила, как почти обошла опушку леса кругом и оказалась на пути у гладкого серого корня, он выгибался над поверхностью мха и затем вновь пропадал, как раз, чтобы не преграждать ей путь, если она… Или она сама не зная, шла точно по краю леса, непонятно, но облако аромата плыло вместе с нею заметнее под ветвями.

Повинуясь мгновенному импульсу, она села на подвернувшийся корень, провела ладонью по пушистой коре и вступила в странную беседу со всем этим миром, будто знала, что именно так и следует поступать.

«Я ещё побуду здесь» – сообщила она она почти бессловесно. – «Мне чудесно и мило, я пойду дальше, но… Впечатлений, даже приятных слишком много, происходит перегрузка, у нас это называется смятение чувств. К тому же человек, такой как я, не может быть один, даже с разумными животными спутниками, мне нужен собеседник. Нам трудно говорить с собой и ни с кем больше, даже иногда затруднительно, вот в чем дело…»

Выговорившись, она почти сразу поняла, что пожелание принято, запрос вполне натурален, и всё такое же понятное прочее. Но она порядком устала от колебаний, сомнений и впечатлений, домой всё равно хотелось со страшной силой, туда, где не было странных животных, говорящих лесов и разумных запахов.

Чтобы отбросить приступ заурядного малодушия, она резко поднялась с говорящего корня и послала вызов на поляну, точнее сказать, просто посвистела, как смогла. В ответ на странно вышедший звук Конь и Пёс-Детка оказались перед ней мгновенно, как лист перед травой. Точнее, она почти не успела заметить, как они переместились, вполне вероятно, что подошли, пока она думала и собиралась, впрочем неважно.

– Тронулись, значит. Тогда залезай, – сообщила Детка.

Её мысли проявлялись отчетливей, а соображения Коня шли на ином уровне, уловимом сложнее, но как бы реальнее, сообщая примерно то же. Животное по прозванию Конь приблизилось вплотную, согнуло передние ноги (в тот момент, когда она с некоторым стыдом задумалась, как бы сесть ему на спину, причём не задом наперёд) и пригнуло рогатую голову.

Ничего не оставалось, как наступить на говорящий корень, опереться на конские рога и сделать попытку. Весьма худо и бедно, однако у неё получилось с первого раза, вспомнились навыки езды на мотоцикле и заметно помогли, только всё равно сидеть было высоковато.

Конь медленно выпрямился, стало ещё выше, и она сообразила, что сидит без седла, уздечки и прочих конских принадлежностей, опираясь босыми ногами на мягкие пушистые бока – интересно, долго ли можно так просидеть, в особенности, если Конь пойдет или побежит.

Остальные соображения разом вылетели из головы, осталось одно удивление: как же всадники у себя там тысячи лет ездили на спинах похожих зверей? Ну ладно, в принципе у них были сёдла и стремена, чтобы крепче сидеть, но вот за что они держались? Если она правильно припоминала кавалерийскую реальность и спортивные фото, то ни за что они не держались! Поскольку уздечка во рту у лошади вряд ли могла служить поддержкой, только рулём, и в отличии от велосипедного, была лёгкой, за нее не подержишься. А ещё земные всадники имели привычку держать в руках посторонние предметы, саблю, пику или знамя. Тогда, как они держались, за что?

Пока она осваивала совершенно новую земную информацию, Конь сделал с нею несколько пробных шагов, и предприятие чуть было не закончилось плачевно. Она стала неуклонно сползать на бок, пришлось вцепиться в конскую шею с начатками жесткой гривы и позорно повиснуть. Конь тут же встал, как вкопанный, она неловко вернулась в сидячее положение, и невольно сообщила спутникам, что так она не поедет, потому что непременно упадёт, необходимого навыка, увы, не хватает.

– Или следует придумать снаряжение, – подумав чуть-чуть, вслух добавила она. – Седло, стремена и руль, чтобы за него держаться.

И только начиная соображать, о каких предметах ей следует активно мечтать и как их представлять, она поняла, что процесс освоения чужого мира пошёл вскачь, а она не заметила. Сидит себе изобретательница на спине у сказочного пятнистого единорога и вызывает себе седло, конкретно думая о нем!

В принципе её реакции можно было рассматривать как большой прогресс в деле освоения странного, но удобного мира, где царило замечательное правило: помечтай правильно и получишь желаемое прямиком в руки, в данном случае прямо под собой, если выражаться элегантно. А проще говоря, прямо под задом.

Правда, поначалу седло на Коне выросло отчасти мотоциклетное, затем само подстроилось под конскую спину и отрастило стремена, разумеется, по особому заказу, само бы не догадалось. С рулём вышло сложнее, пришлось пристроить к седлу спереди ременную петлю, поскольку идея уздечки во рту могла показаться Коню не совсем приятной, да и зачем? Конь и так с ангельским терпением стоял на поляне, пока всадница-самозванка сочиняла себе седло и потом долго устраивалась на нём. Седло, кстати, получилось непонятно из чего, похоже, что из растительной замши лиственного цвета. И как оно держалось, было тоже неясно, скорее всего, приклеилось прямо на спину Коню, но с перспективой отвалиться впоследствии, во всяком случае задумывалось таким образом.

Пока производились долгие манипуляции с конским оснащением, Псина Детка слонялась вокруг и ни во что не вмешивалась, только однажды заметила, что очень всё это любопытно, но ей непонятно, хотя пускай будет. Наконец прилаживание амуниции подошло к концу, всадница уселась довольно прочно и внятно сообщила Коню, что можно трогаться, но поначалу полегоньку, надо посмотреть и подстроиться. И они втроём тронулись неспешным шагом, только не в сторону леса, а в обратную, по направлению к отдаленной горной гряде по травяным бесконечным уступам.

Первое время всадница ничего кроме способа передвижения не замечала, её волновал один вопрос. Как бы удержаться и сесть прочнее, процесс приспособления поглощал сознание целиком, даже удивительно красивые пейзажи по ходу дела почти не привлекали внимания, но потом стало чуть способнее.

Когда она выучилась сидеть прямо, слегка покачиваясь и не съезжая на сторону, то образовался некий ритм ходьбы, в процессе ей довелось подумать, куда, собственно, они направляются. Вышло, что непосредственно в горы, и всё выше с каждым проезжаемым уступом.

Кто направлял движение и как это происходило, она не вникала, но потом, окончательно усевшись, обратилась к спутникам с запросом без четкой формулировки, включая сюда и пространство.

– Куда мы едем? – примерно так сложились помыслы. – И зачем?

– По маршруту, – донеслось до неё непонятно от кого. – Все так едут.

Кто такие были все, и зачем им ездить по маршруту, она уточнять не стала, но на минуту внутреннее зрение представило ей непонятно откуда пришедшую идиллическую картинку. Несколько всадников на единорогах в сопровождении разных псов ехали по полянам, их окружали небольшие стада животных, похожих на пестрые облака пуха, большие и малые, и все они большими компаниями кочевали по заранее установленным маршрутам.