Электронная библиотека » Наталия Орбенина » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Дама чужого сердца"


  • Текст добавлен: 29 декабря 2021, 13:41


Автор книги: Наталия Орбенина


Жанр: Исторические любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава двенадцатая
Лето 1906 года

Ужасная история с последним романом навевала на Юлию Соломоновну грустные мысли. Чуть что, и трон пошатнулся, прежняя популярность стала таять на глазах и обернулась чуть ли не всеобщим осмеянием. Из кумира в посмешище! От пережитого в голову писательницы ничего не шло, сюжет не рождался, слова и фразы вязли, как не пропекшееся тесто в зубах. Невольно приходили на ум размышления о том, что все бренно, скоротечно, что наступят, и, может быть, очень скоро, времена, когда она будет никому не нужна, всеми забыта и неинтересна. Прежние поклонники найдут себе новых кумиров, и ее звезда закатится. И как тогда жить дальше? А как живут миллионы женщин вокруг, обычных, красивых и некрасивых, старых и молодых, бедных, богатых, которых объединяет одно, они не великие писатели. Они просто женщины. И они счастливы. Быть может, она не права в своем предназначении, слепом убеждении, что нельзя позволить размениваться ни на что, кроме творчества? Эти новые размышления стали посещать Юлию все чаще, по мере того, как участились визиты Крупенина, который так щедро поддержал ее в трудные времена. А ведь именно в таком богатом издании роман разошелся больше всего!

Пойти за Крупенина? Эта скучная мысль поселилась в ее сознании окончательно. Других претендентов уже нет, испарились, испугались, разбежались. Неужто Эмиля брать в расчет? Однажды Иноземцева и Крупенин гуляли вдвоем и видели свадьбу, как молодые под звон церкви выходят на паперть. Крупенин с искренней радостью взирал на молодоженов.

– Какая красота! Экое счастье людям!

– А потом обед, пьяные гости, крики «горько», вопросы о приданом. Фу, какая пошлость! – Юлия отвернулась.

– Можно и вовсе без всего этого, как пожелаете! За приданое даже листочки рукописей можно взять, – спокойно отозвался Савва Нилович, но она не придала значения его словам.

Прошло еще некоторое время. Лето стремительно убывало, и хотелось любой теплый день схватить напоследок, напитаться солнцем перед тягучей петербургской зимой. Крупенин и Иноземцева снова гуляли за городом и, проезжая в коляске мимо небольшой деревенской церквушки, остановились.

– Зайдем, – предложил Савва Нилович, выпрыгнул на траву и уже протягивал спутнице руку. Она не хотела идти, или, верней, ей было все равно. Что ж, жарко, можно побыть в прохладе храма.

Под руку они вступили в храм, и тотчас же вышел батюшка, поздоровался с ними как с хорошими знакомыми и приказал что-то дьякону. Тот недолго думая принес священнику облачение, поспешно зажег свечи. Между тем Крупенин и Юлия приблизились к алтарю. В это время в церковь проскользнул сторож и оказался уже позади них. И тут Юлия со страхом и смятением увидела у него в руках венчальные венцы. Она обернулась к Крупенину и увидела, что тот вытаскивает из кармана обручальные кольца. Бог мой!

– Савва Нилович! Опомнитесь! К чему это? Так нельзя. Это неправильно!

– Все, как вы хотели, скромно, без пышности, тайно, романтично!

– Но я…

– Тише! – он слегка толкнул ее локтем.

Она опешила и замолчала. В голове стучало, убранство церкви, иконы, свечи, все плыло перед глазами. Точно сон. Это сон, это неправда!

«Венчается раб божий Савва рабе божией Юлии… Венчается раба божия Юлия…»

Крупенину пришлось снова тронуть ее за локоть, чтобы она очнулась и ответила на вопрос священника о добровольности брака. Не своим, а каким-то чужим голосом она ответила согласием. И вот уже кольцо скользит по пальцу, тяжелое, с бриллиантом. Не поскупился Крупенин-супруг. Юлия подняла голову, и его губы приблизились к ее лицу, она почувствовала его дыхание и поняла, что согласилась искренне…

Соломон Евсеевич расхаживал по дому в длиннополом бухарском халате, точно на восточном базаре. Фаина следила за ним взором, где бы он ни оказывался. Он что-то рассуждал вслух, по обыкновению, но не рассчитывая на ее мысли и дополнения, потому что так привык. Фаина была идеальный слушатель, внимательный, доброжелательный, благодарный. Она смотрела на него с любовью. Точно так, как и много лет назад. Ничего не изменилось в ее душе, только любовь стала крепче, как хорошее вино. Да, Соломон изменился. Но годы только прибавили ему зрелой мужской красоты. В молодости он походил на античного бога – и статью, и чертами лица. Теперь же в его облике проявилось нечто величественное, как и подобает талантливому человеку. Она не видела его морщин, живота, одышки, седины. Нет, ничего этого она не замечала. Потому что тот, кто любит, слеп совершенно. И это прекрасно, за одним исключением. Если это обоюдная слепота.

– Вот что, Фаина, что это я не вижу Юлии, уже вроде как третий день, или пятый, она не заходит. Не бывало такого, уж не приболела?

– Да, действительно, – очнулась от созерцания божества Фаина. – Прикажу горничной сходить к ней.

– Да, – протянул Соломон Евсеевич. – Вот тут бы и сгодился Эмиль. Да нет его!

При упоминании о злополучном брате Фаина глубоко вздохнула. Нет, Эмиль не погиб. Он не утонул, но чуть не захлебнулся. Некоторые газетчики, горячие головы, встретив его на улице, окликали Кровожадниковым, жали руку и чрезвычайно хвалили за смелость мысли и красоту фраз. Многие искренне поражались, и как это они раньше не углядели в нем такого выдающегося критика? Эмиль от этих похвал готов был провалиться сквозь землю, он мычал нечто нечленораздельное. Но уверениям, что это не его творчество, никто не верил. Выгнанный благодетелем из «Словес», он пристроился в другое издательство, где от него поначалу ждали ярких разоблачительных статей. Да не дождались. Выставили вон, и опять, как в былые годы, Перфильев перебивался случайной работой, проклиная неведомого злодея, который разрушил его устоявшуюся жизнь. Сестра подкармливала его и жалела. По прошествии времени и Фаина засомневалась в авторстве Эмиля. Но ни брат, ни сестра не могли понять, кто же это так им удружил этой статьей? Между тем гнев Иноземцева поутих, Юлия вскоре после всей этой истории съехала с квартиры и стала жить одна, про Эмиля не спрашивала.

– Да, он всегда ведь был тут как тут, как надо что, Эмиль всегда готов услужить, – мягко проворковала Фаина.

– Знаю, знаю, куда ты клонишь, сирена. Просить хочешь, чтобы я его помиловал и снова в дом впустил? Ну, погоди, Юлию спросим, может, и она остыла. А вот, к слову, и она! Где же ты пропадала, моя голубка?

В комнату, где происходила беседа, быстрыми шагами вошла Юлия. Она чмокнула Соломона и Фаину в щеки и стала вытаскивать из изящного ридикюля нарядные конверты.

– Это что у тебя там? – Соломон с любопытством приблизился к дочери. – Приглашения? На вечер? Бал? Концерт?

– Свадебный обед, многоуважаемый Соломон Евсеевич, и вам, Фаина Эмильевна. Правда, будет и маман, она вызвана из Италии телеграммой. В «Медведе», послезавтра. Только свои, гостей совсем мало, очень камерно. – Все это Юлия проговорила скороговоркой, точно боялась сбиться.

– О чем ты? – отступил на шаг Соломон, Фаина поднялась с кресла, в котором сидела.

– Я вышла замуж, третьего дня, – она помолчала в застывшей тишине. – За Крупенина. Извольте познакомиться, Крупенина-Иноземцева!

Глава тринадцатая
Лето 1906 года

Фаина долго стояла перед парадным подъездом дома, где проживал ее злополучный братец, отлученный и от дома Иноземцева, и от редакции журнала «Словеса». И как его угораздило написать эту гадкую статью? И псевдоним какой жуткий! Кровожадников! Словно он и впрямь собирается попить крови, но чьей? Своих же благодетелей! Нет, как он посмел! Как мог додуматься до такой глупости, кусать, нет, грызть руку, которая тебя не только кормила, но и гладила!

О ней, своей сестре, разумеется, Эмилька и вовсе не подумал. Фаина содрогнулась, когда вспоминала праведный гнев обожаемого Соломона, свой ужас, что ее погонят вон из дому. Она тотчас же открестилась от непутевого брата во имя своей любви и сохранения положения в доме и в жизни Соломона Евсеевича. Ей было совестно, гадко, неловко. Эмиль убог, но все же он ее брат. И она по-своему любит его. Да и не убог он вовсе, а просто какой-то иной. Не такой, как все молодые люди его возраста. Она не могла понять, что в нем эдакого, иного. И это пугало ее, настораживало.

Фаина глубоко вздохнула. Пышная грудь колыхнулась под шалью, накинутой поверх одежд. Она несколько раз провела по земле носочком модного ботинка, собралась с духом и взялась за ручку двери. Швейцар встретил ее поклоном.

– Дома-с, господин Перфильев, нынче не уходили никуда. Да и вчера тоже, – прозвучали слова вдогонку величественной фигуре Фаины, которая поднималась по лестнице.

Дома. Да и куда ему теперь бегать? Нет, все же непонятно, непонятно, нескладно. Не он писал ту статью о творчестве Юлии. Не он! Фаина уже поверила брату, но никому об этом не говорила, даже Эмилю. И все же, кто этот таинственный Кровожадников? Теперь стало совершенно очевидно, что не будь того скандала, Юлия не приняла бы предложения Крупенина! К чему это Эмилю? Может, все же писал сам Крупенин, или нанял кого? Того же Эмиля?

Зазвонил звонок и нежной трелью утонул в глубине квартиры. Фаине пришлось долго ждать, пока дверь не отворилась, медленно, нехотя. Брат выглядел понурым, бледным, но спокойным. Как человек, совершенно смирившийся с тем, что удача не выбрала его в свои возлюбленные.

– Ты? – Эмиль улыбнулся искренне, потому как в последнее время из визитеров появлялись только кредиторы. Фаина поспешила обнять и поцеловать брата, овеять его своим теплом и добротой.

– Как хорошо, что ты пришла именно теперь. Я как раз чаю попить собирался, – оживился Эмиль Эмильевич.

Это означало только одно, что нынче он еще ничего не ел, да и нету ничего. Фаина поспешила послать швейцара в ближайшую лавку купить ветчины, булок, сахару и фунт чаю. Заказ прибыл скоро, и изголодавшийся Эмиль с жадностью набросился на еду, откусывая по большому куску и запивая торопливыми глотками горячего чая.

Фаина же, напротив, почти ни к чему не притронулась, только сделала несколько глотков чая. Белыми полными пальчиками она брала чашечку, чуть прикасалась к краю чашки, и, пригубив, с тихим звуком ставила обратно. Сестра собиралась с духом, чтобы начать непростой разговор, сообщить братцу весть, от которой у него точно пропадет не только аппетит, но и всякое еще дурное приключиться может. Поэтому пусть хоть поест с радостью.

– Нуте-с, что нового? – Эмиль Эмильевич с удовлетворением сытого кота отодвинул от себя пустую тарелочку.

После своего изгнания из рая он по-прежнему живо интересовался всем, что происходит у Иноземцевых, справедливо считая себя оболганным, не теряя надежды вернуть утраченное положение. Все бесконечные недели, прошедшие после публикации статьи, Эмиль потратил на то, чтобы найти этого самого Кровожадникова, поквитаться с ним, да заодно и выяснить, откуда он узнал тайны Юлии? Но все без толку, никто в Петербурге не знал таинственного злодея, что прибавляло странности делу, потому как статья была написана блестяще, надо отдать должное автору!

– Так что, говоришь, нового? Что Юлия? Пишется ли ей без меня? «Зингибер и Глицирриза» нарасхват! Пошло хорошо! Вещь славная, лучшая из всего того, что она написала в последнее время. Ты не находишь?

– Да, пожалуй, – ответила сестра с расстановкой. – И Крупенин так считает.

– Да, да! Разумеется, куда же теперь без него, благодетеля. Так роскошно издано. Так богато! Впрочем, и без его денег роман Юлии имел бы несомненный успех, я в этом ничуть не сомневаюсь! И никакие эти самые кровожадниковы ей не страшны! Нет, Крупенин тут совершено ни при чем!

– Он не мог не способствовать успеху своей жены, – едва слышно произнесла Фаина, но Эмиль ее услышал.

Он было принялся величаво вышагивать, перед сестрой, по маленькой гостиной, в пестром шелковом халате, да споткнулся на месте.

– Фаина, я ослышался, мне померещилось? Повтори!

– Юлия вышла за Крупенина, третьего дня. Венчались в деревенской церкви, одни, без приглашенных. Мы с Соломоном только теперь и узнали, – она опустила голову, словно принесла известие о смерти.

– А! А! – отчаянно завопил Эмиль Эмильевич и с яростью, которую в нем никто не предполагал, вцепился себе в волосы.

– Полно! Ты что, остановись! – испугалась Фаина. Она опасалась, что братец расстроится, но не до такой же степени! – Тебе-то что стенать, ты же не сватался к ней, не был влюблен!

Фаина попыталась обнять брата и остановить уничтожение изящной прически на его голове.

– Ах, как ты глупа! Слепа и глупа! – Эмиль оттолкнул ее от себя в исступлении. – Где тебе понимать, что я питаю к Юлии. Никто не понимает меня, даже она сама! Ведь это иное, понимаешь ли ты, пустая голова, глупая корова!

– Конечно, иное, вас объединяло ее творчество. – Фаина сделала вид, что не услышала последних обидных для себя определений.

– Вот, вот! Это если попросту сказать! Но ведь это словами-то не выразишь! Единение душ, тонкая, невидимая связь, эфир!

– Ты все выдумываешь, Эмиль. Успокойся! Какой такой эфир!

– Нет, – он разозлился и кричал, не помня себя, – Раиса Федоровна права! Ни ты, ни старый сатир Соломон, ни этот денежный мешок Крупенин не в состоянии понять то, что может быть иная любовь. Любовь, которая не ползает по земле, радуясь похотливым желаниям, не стремится к объятиям с иным телом. Нет, это любовь внетелесная! Но она и есть подлинная, истинная любовь. Ею наделены немногие! Она непонятна толпе, ее гонят и насмехаются!

– Агапэ? – иронично заметила обиженная Фаина, вспоминая унизительный урок, преподнесенный Раисой Федоровной.

– Вот, вот, ты тоже смеешься. Потому что тебе это неведомо! Впрочем, о чем это я! Боже милосердный! Юлия замужем за Крупениным! Этот человек оборвет ей все крылья! Она погибла! Погибла! Какой ужас! Сейчас погибла великая творческая душа! Господи! Почему ты дал этому случиться! Она потеряна для творчества! Ее больше не будет как писательницы!

Эмиль завыл, как зверь, и упал на ковер, принялся кататься по полу у ног сестры. Фаина же размышляла о том, не послать ли за каретой «Скорой помощи»? Не отправить ли братца в больницу для буйно помешанных? И что он такое городит!

Она отступила на край ковра, предоставив Эмилю все возможное пространство, чтобы кататься и биться на полу, сколь обезумевшей душе угодно. В тот момент, когда она уже решилась пересечь гостиную и крикнуть помощь, он вдруг вскочил, посмотрел на нее глазами, полными сумасшедшей пелены, и ринулся на кухню. Предчувствуя недоброе, Фаина поспешила следом. И вовремя! Эмиль трясущимися руками снимал с полки уксус и намеревался выпить его весь. Она ринулась на него, завязалась борьба. Но брат уже ослабел от переживаний, и женщина победила. Ей удалось крепко ухватить бутыль, но в последний миг, Эмиль дернулся, бутыль выскользнула и попала ему по лбу. Уксус разлился по лицу, мешаясь с кровью и слезами несчастного. Осколки стекла упали на пол и разлетелись с глухим звуком.

Фаина волоком потащила Эмиля в постель. Он уже не сопротивлялся и висел на ее руках как безжизненная тряпка.

– Я умру, я не вынесу этого, – пролепетал братец, когда Фаина нежно вытирала кровь с его лица, – я не смогу пережить ее смерти.

– Ты в безумии, успокойся. – Фаина удрученно хлопотала над братом. – С чего ты хоронишь молодую женщину, которая только что вышла замуж по любви и совершенно счастлива!

– Вы все слепы, вы не понимаете. Он захватил ее как паук, он погубит ее! Только я, я один мог спасти ее от рокового шага. О, если бы не этот Кровожадников! Она бы не приняла такого решения! Фаина! Крупенин и Кровожадников – это одно лицо! – Эмиль в возбуждении приподнялся на локте.

– Нет, милый, – она с усилием положила его обратно на спину. – Я тоже думала об этом. Крупенин совсем иной человек. У него и слог иной. Да и не мог он знать ваших писательских тайн. Может, ты сам где-нибудь проговорился, а?

– Если только под гипнозом, – горько пошутил Эмиль Эмильевич и прикрыл глаза в изнеможении.

Кровь остановилась. Фаина еще некоторое время находилась при брате и, когда убедилась, что он успокоился и стал задремывать, тихонько удалилась. Но только за ней закрылась дверь, Эмиль вскочил, подбежал к зеркалу, наскоро припудрил порезы и стал торопливо одеваться.

Глава четырнадцатая
Лето 1906 года

Куда бежать отверженной душе? Где искать пристанища? Как спасти то, что уже гибнет? И как примириться с данным прискорбным обстоятельством?

Задыхаясь, Эмиль Эмильевич мчался по улицам, не разбирая дороги. Его толкали прохожие, иные шарахались, узрев безумный блеск в глазах молодого человека. Он хотел взять извозчика, но лошадь испуганно заржала и приподнялась на передних ногах, отчего возница стеганул и поспешил прочь от сомнительного седока.

Несчастный продолжал свой стремительный бег, но куда? От этой внезапной простой мысли он остановился посреди тротуара. Где теперь Юлия, на какой квартире? Ведь он даже не удосужился узнать у сестры, где поселились молодые. Что ж, он двинулся на авось, по прежнему адресу, где проживала в последнее время писательница Иноземцева. К великой радости своей он увидал у парадного подъезда телегу, груженную вещами, чемоданами, ящиками с рукописями, тюками и прочим. По всему видно было, что Юлия освобождает квартиру и он успел удачно. Хозяйка скарба оказалась тут же. Знакомая горничная, швейцар и дворник сновали по ее указаниям. Перфильев медленно приблизился и деликатно кашлянул, стараясь привлечь внимание к своей персоне. Юлия тотчас же обернулась.

– А, Эмиль Эмильевич!

В том, как это было сказано, отразилось все нынешнее ее состояние. Она не желала возвращаться в свою прежнюю жизнь, узнавать прежних знакомых, былые предпочтения. Началась новая жизнь, и Эмилю тут совершенно не было места.

– Ты, как всегда, вовремя. Желаешь поспособствовать моему переезду?

– Желаю выразить тебе соболезнования, – тихо произнес Эмиль Эмильевич и снял шляпу, – по случаю бракосочетания, – уточнил он кротко.

– Сюда, этот чемодан сюда вяжите. Да покрепче! – Юлия махнула рукой в сторону большого чемодана и насмешливо поглядела на собеседника. – Вот как! Это необычно, совершенно оригинально! Я запомню и непременно употреблю в своей какой-нибудь будущей книге. Нет, право! – Она искренне засмеялась. – Это даже мило, так поздравить с замужеством!

– Никаких будущих книг не будет! – зловещим шепотом продолжал Эмиль Эмильевич. – Будут будничные заботы, мужнины капризы, детские вопли, пеленки, обеды, дача, нянька и бог знает еще что, что всегда есть в любой семье. Но не будет больше легкого пера, стремительного движения мысли, полета чувств. Земное могильным камнем повиснет на твоих крылах! Писательница Иноземцева – одна в своем роде – умерла, родилась Крупенина, жена и мать, коих легион!

Последние слова Перфильев почти выкрикнул. Прислуга бросила заботы по укладке багажа и с любопытством наблюдала за странной беседой господ. Юлия Соломоновна выглядела раздосадованной.

– Вот что, мой милый, хоть ты и явился без приглашения да в неурочный час, я все же скажу тебе несколько слов. Но придется подняться в квартиру. Твое дешевое лицедейство собрало зрителей!

Она решительно двинулась в дом, почти бегом поднялась по лестнице, сердито стуча каблучками. Эмиль поспевал следом. На что он рассчитывал, что хотел еще сказать и услышать, он и сам уже не ведал, все плыло в его сознании. Юлия вошла в пустую квартиру и остановилась посреди комнаты, до этого служившей гостиной.

– Вот что, господин Перфильев! Сразу и без обиняков! Неужто вы решили, что я вправду буду вечно слушать ваш нелицеприятный бред о том, что я некрасива, непривлекательна и решительно не могу рассчитывать на то, что имеет в жизни почти любая женщина! Любовь и семью! На что вы уповали, вскармливая во мне ощущения неполноценного существа? На то, что в некий момент от безысходности я предпочту вас? Увы, ваша дешевая интрига провалилась!

Юлия Соломоновна подперла руками бока и решительно наступала на оторопевшего Эмиля Эмильевича.

– Полно, не надо горячиться, Юлия Соломоновна! Я вовсе не о том пытался говорить вам! Желать сделаться вашим мужем? Вздор! К чему мне это? Нет, Юлия, я об ином! Что теперь будет с тобой? Кто будет выращивать, как цветы под весенним снегом, твои творческие помыслы, направлять их в бурное русло фантазии, причесывать и приглаживать? Да и будет ли что лелеять? Разумеется, мне дорого то место, которое я занимал в твоей жизни. – Перфильев оправился от растерянности, и голос его зазвучал внушительно, спина выпрямилась, подбородок взлетел вверх, глаза отчаянно блестели. – Оно бесценно, оно неповторимо и несравнимо с пошлым положением законного супруга. Быть поверенным гения, слугой таланта, это изысканное удовольствия для гурманов. А Крупенину пусть достается ржаная лепешка!

– Вот ты как! Э, как, братец, замахнулся! – вскипела Юлия. – Стало быть, ты полагаешь, что без твоего участия писательница Иноземцева не состоится? Вздор! Ты самонадеянный болван, – она решительно тряхнула головой и погрозила ему пальцем перед носом. – Как жаль, что ты не Кровожадников! Ведь тот явно гениален в своей язвительности и злом слоге. От того ты и вылезаешь из своей облезлой шкурки, потому что знаешь: при мне ты был хоть кем-то, а теперь – пустое место! Помощник самой Иноземцевой! А что теперь? Ступай, и сойди с облаков, куда я тебя же и вознесла. Найди место на земле и ползай потихоньку. И знай, что мое замужество для меня совершенно не помеха. Ничего, ровным счетом ничего не изменится. Господин Крупенин человек глубоко интеллигентный. Он знает, на ком женился и уважает мой талант!

– Кто тут поминает меня? – раздался резкий голос и Савва Нилович неожиданно вырос на пороге. – Перфильев? Какими судьбами?

– Вот изволите, сударь, примчался поздравить драгоценную Юлию Соломоновну со счастливейшим браком! – прежним елейным голосом проблеял Эмиль Эмильевич и изогнулся вопросительным знаком. Брови Юлии от изумления поползли наверх, настолько разительным и моментальным было преображение Перфильева.

– Вы счастливейший на земле муж! – продолжал петь Эмиль Эмильевич! – Это удивительно, удивительно! Сделаться мужем великой писательницы! Как переменится теперь ваша жизнь, она наполнится великим служением литературе! Какое величие, принести свои чувства на алтарь творчества любимого человека! – захлебывался умилением Перфильев.

Юлия нахмурилась. В словах Эмиля она услышала тонкую и злую иронию, которую Крупенин, возможно, и не заметил. Но она ошиблась. Муж ухмыльнулся в усы и произнес с деланым простодушием:

– Мне неведомо, о чем вы толкуете, любезный. О какой такой жертве? Я женился не на писательнице, а на любимой женщине! Чего и вам желаю! Едем, Юлия!

Он по хозяйски взял жену под руку, и они двинулись к выходу.

– Юлия! – с отчаянием выдохнул Перфильев.

Крупенин не повел и бровью. Юлия Соломоновна же испуганно и быстро обернулась. В глазах ее метались изумление и сомнение. Или это показалось Перфильеву?

Внизу супруги сели в экипаж, на котором прибыл Крупенин, следом двинулась телега, груженная домашним имуществом.

Перфильев скатился по лестнице и долго глядел вслед.

– Ступайте, сударь! Ступайте с богом, – швейцар взялся за ручку двери, чтобы закрыть ее за спиной Эмиля. Дверь хлопнула. Тяжело, гулко. Он вздрогнул всем телом и задрожал. Мелким неровным шагом поплелся не зная куда.

На противоположной стороне тротуара, почти напротив Перфильева, у бакалейной лавочки стоял высокий худой человек в черном плаще. У его ног прыгал маленький и тоже черный пудель. Эмиль увидел сначала суетящегося пуделя и поднял глаза на его хозяина.

Сидя в экипаже, Крупенин не без чувства легкого самодовольства слегка искоса поглядывал на жену, которая смущенно молчала. Что ж, точки должны быть расставлены с самого начала их семейной жизни. Ясность и честность во всем и всегда. Никаких околичностей, недоговоренностей, все просто, прямо и искренне. Дикость прежней жизни Юлии, которую никак не возможно назвать семейной, ушла в прошлое навсегда. Никаких новомодных штучек! Муж и жена – единство духа и плоти, раз и навсегда. И никаких «эмилей» и «фаин»! Писательство? Бога ради! Одна жена вышивает крестиком, другая растит цветы, третья лелеет кошечек. Моя пишет книжечки.

Крупенин улыбнулся и поглядел на Юлию. Она сосредоточенно смотрела сторону.

– Что молчишь, жена?

– Привыкаю, – последовал уклончивый ответ.

Савва Нилович обнял супругу и прильнул губами к ее губам. Она вся вздрогнула и покорилась его порыву.

– Как долог путь, мочи нет! – страстно прошептал Крупенин. Не на людях же предаваться радости любви!

Щеки Юлии Соломоновны предательски покраснели. Она мягко отодвинулась от мужа и слегка погладила его по руке, обтянутой тонкой перчаткой. Он с жадностью сжал ее руку и покрыл поцелуями. Юлия оторопела от эдакого проявления страстности, впрочем, ей уже известной.

Первые дни супружества прошли в неистовстве и полном растворении друг в друге, что явилось для Юлии совершенно новым познанием мира. Доселе ей приходилось только интуитивно угадывать подобные переживания для своих героев. Теперь же ничего не надо было придумывать. Страсть, великая и всепоглощающая, обрушилась на ее сознание, затушила его, и первенство плоти над духом затмило все прежнее существование.

Может быть, Эмиль и был прав? Может, он угадал? И теперь ей не захочется ничего, кроме этой любви? Ах, как глупо сейчас пытаться предугадать и разложить по полочкам с номерками то, что летит, пьянит и сводит с ума! Будь что будет!

А что будет? Наступят ли счастье и покой? И как угнездятся рядом семья и творчество? И что на самом деле из себя представляет ее супруг? Знает ли она, за кого пошла? Дорога с завязанными глазами!

А за кого пошла писательница Иноземцева? Кто такой Савва Крупенин? Почтенный, состоятельный человек, молодой, крепкий, основательный, как его отец.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации