Текст книги "Антиглянец"

– Ну вот и отлично, Борисова. В понедельник звонили из «Интер-Инвеста». Там все нормально. Завтра тебя Канторович примет. Доделаешь мне к субботе интервью.

Это был конец. Я сказала, что не могу. И увольняюсь.

Мишка сначала даже не расслышал. Потом страшно кричал – что я сумасшедшая, что я пожалею и что обратно меня никто не возьмет. Я даже не оправдывалась, молчала, смотрела в пол, проедая глазами дырявый ковролин. Все равно я ничего не могла бы ему объяснить.

Мишка обиделся. По-настоящему. И был прав. Я чувствовала себя виноватой. По-настоящему.

Я уходила из газеты навсегда.

Глава 2
GLOSS Сентябрь

– Если ты любишь кино и гламур, как я, то придешь на премьеру моего фильма.

Это говорю я, сидя в компании друзей в изысканном ресторанчике на Патриарших. Здесь отменная тосканская кухня, повара владелец лично выписывал из Форте-дей-Марми, но, увы, пригласить вас сюда я не могу. Причины исключительно личного свойства – эта маленькая Италия принадлежит большому российскому человеку. Одному из тех, кто решает, на каком огне будут готовить завтра парижские и миланские кутюрье от моды и кулинарии свои шедевры. Поэтому такие строгости на границе – в список его личных гостей, cream of the cream московского света, попасть сложнее, чем в short-list миллиардеров журнала Forbes.

Я чувствую себя здесь уютно. Так чувствуешь себя в доме, где хозяин – твой давний и добрый друг. С NN мы познакомились гораздо раньше, чем в моду вошли слова Gloss и Gas.

Я рассказываю о кино. О том, что Андрей Кончаловский пригласил мой журнал на главную роль в новом фильме. Почему? Очень просто. Gloss – самый модный журнал в стране, а картина Кончаловского называется «Глянец». Наш glam-рейтинг достиг самых высоких значений, и выбор режиссера это подтверждает.

Я приглашаю всех на премьеру – до нее еще далеко, но места нужно бронировать заранее. Так же как и заказывать платье haute couture – записывайтесь на прием к Валентино Гаравани, Альберу Эльбазу и Джону Галльяно уже сейчас. И не говорите потом, что вас не предупреждали. Когда вся светская Москва выстроится в очередь, будет обидно, что не хватило каких-нибудь 500 часов (а именно столько может длиться работа над настоящим glossy-платьем), чтобы сшить еще одно (вы же не собираетесь появиться в том же самом наряде на after-party?). Определиться с цветами и фасонами поможет этот номер Gloss, а о том, что такое глянец, вы узнаете из кино.

Я по просьбе Андрея Сергеевича внесла кое-какие коррективы в сценарий фильма. Скучать в ожидании премьеры не придется – Gloss будет с вами всегда. До, во время, после (или вместо) кино. «Глянец» рано или поздно станет историей, а Gloss – это всегда современно!

Главный редактор

– Вот по этому образцу и пиши, – сказала Лия.

Лия Островская – редактор отдела моды, которая приставлена ко мне в качестве начальницы на время отсутствия Ирки. Полозова сейчас на Маврикии, в SPAGivenchy, куда она уехала после двух моих недель на новом месте. Принимает процедуры в компании с французской супермоделью, дочкой французского же министра или экс-премьера. Звонила пару раз – сказала, что скучает, что французская модель дура и говорить с ней не о чем. На Маврикий Ирка поехала не впервые – такие приглашения периодически получали лучшие глянцевые журналы. Правда, в такие командировки от «Вога» или «Эля» ездили не главные редактора, а сотрудники попроще – начальницы отделов красоты. Но Ирка, слишком любящая путешествия, в данном случае вопросами статуса не озадачивалась.

Пока мной командует Лия. И всеми остальными тоже. Островская здесь как серый кардинал, плетущий паучьи сети, в которые, как мне показалось, иногда попадаются даже Аня и Марина, наши капиталистки, им принадлежит все это беспокойное бабское хозяйство.

Как сказала Ира, Лия будет объяснять мне, по каким законам работает глянцевый журнал. «Найди похожую статью и действуй по схеме» – такой ответ от Лии я получаю на любой свой вопрос. Я понимаю, ей некогда.

Уже время обеда, а я еще ничего не сделала. Компьютер спрашивает, как сохранить файл. Editor’s letter.doc. Кошмар чистого листа, который мучает тебя, когда ты знаешь, что писать. И окончательно парализует, если понятия не имеешь, про что должна быть первая строка.

Главный тренд этого сезона… Слово «тренд» мне не нравится, но мы здесь вынуждены использовать такие гламурные словечки, – дальше по тексту мне понадобится слово «тенденция», что, конечно, одно и то же, зато я не буду повторяться… Откуда я знаю, в чем главный тренд? Это должна знать Островская, которая была в Милане и Париже и разбирается в таких вещах.

Тренд – это бренд… Бред. Бренд – главный тренд нынешней осени… Я никогда не выберусь из этого кошмара гладких блестящих слов, с которых мысли скатываются, как с ледяной горки.

Уже два часа я мучаю клавиатуру, пытаясь сочинить за Полозову письмо главного редактора. На Маврикии компьютера нет. Полный релакс – это концепция отдыха в SPA, так объяснила нам Ирка, и отключила телефон. Вообще-то письмо должна делать Лия. Но задание выдали мне. Вместе с октябрьским номером журнала.

– Так тут же все устарело! – удивилась я.

– А ты оптимизируй, – сказала Островская. – Творчески переработай. Тебе тренироваться надо, чтобы избавиться от своего шершавого газетного стиля. Вот о чем ты думаешь, глядя на это?

Лия доставала из пакетов вещи, которые стилисты собрали для съемок.

Осторожно развернула бумагу и вынула коричневую сумку Prada. Точно такая же, только черная, была у нашего редактора отдела красоты Лены Красновой.

– Ну, красивая очень… дизайнерская.

– Долго думаешь! Ты молиться на нее должна, а не думать. Тогда все получится.

Про богиню Праду и бога Гуччи, которым служат жрецы глянца, я уже кое-что знала. Аня Волкова, одна из владелиц журнала, в первый же день провела со мной идеологическую беседу. Из множества сказанного я запомнила одно, и это вполне годилось для молитвы.

– Глянец – это поэзия маркетинга. Мы тут продаем мечты.

Торговали мы по такой схеме. Рекламодателям продавались мечты об идеальных читателях, которые придут и скупят все содержимое бутиков. А читателям, процентов 70 которых были в состоянии купить только крем за 50 долларов, мы продавали мечты об идеальной жизни. В которой будет и сумка Gucci, и платье Chanel, и чемодан Louis Vuitton, и настоящее большое счастье с восхождением к горам Куршевеля. Это было как кино. Каждый месяц мы показывали новую серию, и люди примеряли на себя: вот что могло бы с ними быть, если бы они оказались здесь, с нами, со звездами и олигархами по эту сторону экрана.

Не знаю, каким пещерным оптимизмом обладала наша целевая аудитория, но лично у меня Иркины письма и некоторые статьи вызывали приступ депрессии. Я чувствовала, как во мне развивается вирус неполноценности. Хотя, возможно, я еще не залатала пробоины после катастрофы с Канторовичем. Черт, опять я об этом подумала!

Надо сосредоточиться на письме.

Тренды, заявленные на подиумах Парижа, Милана и Лондона… Он тогда говорил, что в октябре собирается в Лондон, может быть, поэтому он не звонит? Черт, это мы уже проехали! На моем столе лежал сентябрьский номер с вырванной стр. 230. Но все, что там было написано, я помнила почти дословно.

Непонятно, почему я должна вымучивать это дурацкое письмо? Моя должность здесь называется – редактор отдела People. То есть люди. В первую же неделю в редакции я накатала список из двухсот фамилий. Мне сказали – только первые лица. Я так и сделала: вот вам политики, бизнесмены, депутаты, мэр Лужков, журналисты, телепродюсеры, режиссеры, артисты, модельеры. Почти всех, кроме артистов и представителей теле-киноиндустрии вычеркнули сразу. Модельеров тоже – они проходили по ведомству Островской и ее отдела моды.

Ира, Аня и я сели обсуждать список.

1. Никита Михалков. Все бы хорошо, но аудитория у нас – 25 лет. Хотя Никита, конечно, это фигура. На съемку его трудно уломать, а без фотосессии ничего не получится, – сказала Аня. Я поставила минус Никите Сергеичу.

2. Олег Меньшиков. Нереально. Интервью не даст. Дает только «Вогу», – прошипела Ирка. – И снять тоже нереально.

3. Федор Бондарчук.

– Федя, конечно, да. Но сейчас он везде. Давайте подождем повода. Когда он снимет новое кино, – сказала Аня.

– Но тогда его будет еще больше! – попыталась возразить я.

– Не обсуждается! Давайте дальше, Алена, – спорить с Аней бесполезно.

4. Светлана Бондарчук.

– Для большого интервью не годится. Это для отдела моды. Хотя в формате, наш персонаж, – согласилась Аня.

Я опять поставила минус.

5. Константин Эрнст.

– Исключено! – отрезала Аня. Я удивилась.

– Ты не понимаешь! За последние лет пять он только в «Воге» снимался, – сказала Ира.

Опять этот «Вог», который скоро станет и моим кошмаром.

6. Тина Канделаки.

– Она хочет только на обложку. А мы не будем ее ставить, – Аня зачеркнула Тину.

7. Рената Литвинова.

– По всем журналам прошла после фильма «Мне не больно». Подождем, – сказала Ира.

8. Чулпан Хаматова.

– Какая она манерная стала, неинтересная. Время ушло, – сказала Аня. Я вычеркнула Чулпан.

9. Филипп Янковский.

– Ну поставь под вопросом, – сказала Ира.

Я не стала спрашивать, почему.

Через полчаса из моего списка вылетели Катя Мцитуридзе (тоже захочет на обложку), Юля Бордовских (надоела), Ольга Слуцкер (пусть сначала отдел рекламы договорится про бартер с World Class’ом – у Ирки была карта клуба, а у Ани почему-то не было, но ей тоже хотелось), Нино Катамадзе (слишком интеллектуально), Дарья Донцова (слишком примитивно), Татьяна Устинова (не гламурная внешность, фото получится плохо), Ксения Собчак (слишком пошло), группа «Токио» (слишком неформатно), Дмитрий Дюжев (только что был в журнале Elle), Владимир Соловьев (по неясным причинам).

В итоге на листочке осталась небольшая компания people, промаркированная значками, обозначающими приоритетность персонажей для журнала. Константин Крюков +, Алексей Чадов+, Анастасия Заворотнюк+, Олеся Судзиловская?, Егор Кончаловский++, Сергей Минаев+, Екатерина Стриженова?, Иван Ургант++!, Ингеборга Дапкунайте?, Екатерина Гусева+.

Аня, боровшаяся за молодую аудиторию, вписала сюда еще Тимати (Ирка была против, но это ничего не значило) и Диму Билана.

Я не видела логики в этом списке. И не понимала, почему Дапкунайте под вопросом, а Гусева с плюсом. И сказала об этом Ирке.

– Да не переживай! Все равно все изменится. Кстати, список свой не выбрасывай. Через месяц Аня переставит плюс на минус. Тебе все эти люди пригодятся.

Я никак не могла сосредоточиться на работе. В комнате висел тяжелый аромат.

Отдел красоты во главе с Леной Красновой выставил все свои склянки с духами, давит на пульверизаторы и разбирает флаконы для съемок.

– Так, синие – для бизнес-леди, красный – для образа Мерилин, золотые – для гламурной девушки, – командовала Краснова.

– А Avon ставить будем? – спрашивала ее ассистентка Аллочка Серова.

– Придется поставить. Они дают рекламу в номере.

В другом конце комнаты Островская и ее стилисты Маша и Кирюша тонули с головой в груде пакетов, сумок, коробок, сваленных в одну большую кучу. Вообще здесь было невероятное количество барахла, которое вылезало из всех щелей. Я чувствовала, как погружаюсь в мир логотипов и брендов, и размышляла, как наши девушки умудряются вписать в свои зарплаты ценники бутиков – ведь здесь не банк и не инвестиционная компания, но мои коллеги каждый день демонстрировали что-нибудь аналогичное картинкам из журнала Gloss.

После газеты, где тряпки занимали нижние строчки в рейтинге жизненных ценностей, мне сложно соответствовать местному дресс-коду. Самой модной в журнале была, конечно, Полозова. За несколько недель, которые я здесь обреталась, она ни разу не повторилась – каждый день в новом. Аня Волкова, главный акционер и издатель журнала, одевалась довольно странно – дорого, но диковато, сочетая в произвольном порядке леопардовые блузки, синие атласные штаны, розовые короткие юбки, ботфорты, шорты, свитера с люрексом и корсеты от Roberto Cavalli, отличавшиеся очевидной пошлостью. В каваллевском корсете Аня выглядела не как Софи Лорен времен молодого Мастрояни, а как мегапроститутка из фильма «Амаркорд» – детский секс-символ Феллини. Марина Затуловская, гендиректор и второй акционер, в отличие от Ани отвечала не за креатив, а за бюджет и выглядела в соответствии со статусом и весом – как главбух старорежимного предприятия: всегда в костюмах, хорошо сшитых, но утяжелявших ее приземистую фигуру – короткая юбка, короткие ноги в коротких сапожках.

Главная модная конкуренция разворачивалась по горячей линии Краснова – Островская. Отдел beauty против отдела fashion. Красота боролась с модой.

Лия Островская любила плюш и бархат (от Татьяны Парфеновой или Султанны Французовой – я пока в этом не очень разбиралась), стеклянные бусы и маленькую сумочку Blumarine. Блюмарин – это я запомнила. По ассоциации – голубое море. В ее облике было что-то винтажное, старомодное – как будто ее вещи куплены на лондонской блошинке Портобелло лет 20 назад. Впрочем, Островская позиционировала себя как московская аристократка (фамильная коммуналка в районе Чистопрудного, фамильная дача в Жаворонках) и модная интеллектуалка. Она коллекционировала не вещи, а картинки – в ее коммуналке хранилась большая коллекция старых французских и английских глянцевых журналов.

– Модный редактор – это ирония, а не пошлость. Мы ведем диалог с модой, а не скупаем total look в рублевских бутиках.

Камешек был брошен в огород Лены Красновой, верного солдата гламура. Краснова любила вещи до самозабвения. Так любят детей, мужей и собак. По Ленке можно проследить, что носят сейчас – и не в Москве, а в Милане. Краснова и была той самой живой глянцевой картинкой, которая в засушенном виде оседала потом в коллекции Островской. Из последней поездки в Неаполь Лена привезла огромную добычу – два чемодана вещей и каждый день демонстрировала нам свой новый трофей. Наибольший резонанс вызвали сабо на меху, которые следовало надевать на голую ногу.

– А как же зимой? Зимой под колготки носить будешь? – спросила я.

– Ни в коем случае! Весь смысл в том, чтобы пятки были голые. Это сексуально.

Краснова поспорила с Островской, что придет так в редакцию и в минус 30. Островская обещала в качестве бонуса за подвиг выдать ей телефон знакомого врача, который отлично лечит от менингита.

На моем столе звонит телефон. Это Люба Сайкина, секретарь Волковой:

– Алена, срочно зайдите к Анне Андреевне.

– На диванчик? – как всегда, спрашиваю я.

– Как всегда, – отвечает Люба.

Я поднимаюсь, беру со стола свой список и выхожу из редакции.

В нашем офисе есть большой коридор, который растекается посередине в нечто, похожее на холл. В холле стоит гигантский аквариум, в котором плавают разноцветные элегантные рыбки, над аквариумом висит картинка с изображением еще одной рыбы – с хищным оскалом и обглоданным остовом. Напротив зооуголка – каре из четырех красных диванов, где состоялось мое собеседование. Здесь, под холодным взглядом рыб, проходят все наши заседания и совещания. Между беспристрастным рыбьим «холодно» и ярко-красным начальственным «горячо». Аня почему-то не любит сидеть в своем кабинете, она устраивается на диванах с чашкой кофе и пепельницей и вызывает к себе сотрудников.

Я иду по коридору: заворачиваю у ксерокса (арт-директор Наташа Артюхова провожает меня сочувственным взглядом), прохожу мимо офисного кафетерия (девушки из рекламного отдела сплетничают здесь уже второй час, но им никогда не делают замечаний, если, конечно, они сделали план по бюджету), сталкиваюсь с пиар-директором Лизой (она вся красная, под цвет диванов, на которых только что, как я догадываюсь, произошло кровопускание) и наконец выхожу к финишу.

Аня сидит спиной ко мне. В леопардовой блузке. Если честно, я немного побаиваюсь ее излишней импульсивности – с первого собеседования на этой красной площади.

– Вы сколько у нас работаете? Две недели?

– Уже почти три.

– И как оцениваете результаты?

Какие результаты – я ведь только начала хоть что-то понимать!

– Сколько интервью сделали?

– Пока только два – с Крюковым и Минаевым. По остальным пока прозваниваю. Заворотнюк в отпуске, по Урганту обещали ответить в понедельник. Егору Кончаловскому выслала вопросы. С Екатериной Гусевой встречаюсь завтра.

– Какая Гусева? Кому она интересна? Мы же с вами говорили про Дапкунайте!

– Да нет, Аня. У меня здесь все записано – Дапкунайте у нас пока под вопросом, а Гусеву вы хотели срочно.

Аня раздражалась все больше, и я уже понимала, что говорю что-то не то.

– Зачем вы Егору Кончаловскому звонили? В прошлый раз обсуждали, что Бондарчуков делаем на следующий номер. Парное интервью – Света и Федя. Они сейчас в топе!

– Аня, у меня список здесь. Мы с Ирой и с вами вместе отмечали. Бондарчуков мы пока вычеркнули.

Я протянула ей листок.

Аня посмотрела на меня нехорошо. Взяла бумажку, отложила. Рыбы в аквариуме подплыли поближе и тоже подозрительно глядели на меня. Паранойя.

– Вы все перепутали! Я прекрасно помню: Дапкунайте – да, Соловьев – обязательно, Устинову срочно надо – у нее новый роман выходит. А у вас здесь какая-то ерунда – Тимати, Дима Билан. Вы не ту музыку слушаете. Такие идеи журналу «Лиза» предлагайте, а не мне!

Я потрясенно молчала. И смотрела на обглоданную рыбу напротив.

– Вы понимаете, в каком журнале работаете?!

Я кивнула. Кое-что уже прояснялось.

– Да, конечно. Мы пишем о моде, красоте, о трендах…

Хорошее, правильное слово. Я хватаюсь за него, как за соломинку, которая вынесет меня на сушу, подальше от этого хищного рыбьего глаза.

– …даем советы по созданию собственного стиля, создаем для наших читательниц идеальный образ потребления, – я цитирую медиа-кит, выданный мне в первый же день Иркой.

– Не надо мне сейчас этой агитации! Вы главное поймите – это культовый проект! Лучший в стране! Здесь все лучшее должно быть – звезды, съемки… Сотрудники тоже.

Рыбы напротив напряглись. Я тоже нервничала. Какой черт принес меня в этот проект?

Она вдруг перестала злиться, как будто переключилась на другую программу, закурила.

– Вы опережать должны – не идти за другими журналами, а задавать тенденцию. На самом деле это очень интересно. Вы поймаете эту волну. Вам сейчас нужно больше читать западных журналов, кино смотрите культовое, Голливуд 40 – 50-х. Там есть стиль. Ходите больше по магазинам. Вот вам, например, подошла бы Прада. Такая сдержанная сексуальность, белое и черное, строгие очки. Подумайте об этом!

– Хорошо, спасибо.

У меня всегда была эта дурацкая привычка говорить «спасибо», получая задание, но в данном случае «спасибо» относилось к моему будущему воплощению в образе Прада. А что? И я буду как дьявол.

– Значит, мы договорились: Устинова, Ургант, Бондарчук, Билан. Гусева под вопросом. И Заворотнюк не забудьте.

Она была довольна. Рыбы в аквариуме счастливо улыбались.

– Обращайтесь, если что.

Аудиенция была окончена. Рыбы уплыли на темную сторону аквариума. Я шла по коридору в редакцию, размышляя о темных сторонах женской психики.

Девушки уже собирались на презентацию. В приглашении значилось: «Андрей Кончаловский и журнал Gloss приглашают вас на съемки фильма «Глянец». Вы станете гостем модного показа знаменитого дизайнера и сыграете роль одного из главных персонажей светской Москвы». Внизу: «Dress-code: overdress».

Слишком модно. Чересчур роскошно. Гиперглянец.

Коллектив раскололся на группки – девушки из красоты и девушки из моды, – и каждая команда работала на результат в соответствии с избранной стратегией.

В дальнем углу отдел красоты разбил свой лагерь. Закрытые обычно на ключ шкафы, хранившие трехмесячные запасы парфюмерных новинок, были бесстыдно распахнуты настежь. Внутри стояли коробки с надписями – «Макияж. Лето», «Солнцезащитные», «Новинки анти-эйдж октябрь», «Для подарков. Не брать!». На верхней полке – стеклянные флаконы духов. Кристаллы, шары, спирали, тубусы, пирамидки, овалы, квадраты. Торжество формы, тайна содержания. По столу Лены Красновой перекатывались разноцветные колбаски туши для ресниц, валялись круглые коробочки с тенями, банки с тональными средствами, кисти, румяна, карандаши.

Девушки красились со знанием дела. Для меня их тексты про то, как сделать макияж этой осени – «линию глаз прочертите черным, он добавит глубины взгляду и создаст гламурный look» – являлись полем, по которому я ходила с тяпкой, выпалывая стилистические сорняки. Ирка поручила мне, пока ее нет, редактировать материалы отдела красоты. Мы садились с Леной и разбирали, что же она имела в виду. Краснова описывала на пальцах, как делать макияж, а я переводила ее инструкции на русский.

Для Лены и ассистентки Аллочки корректоры и карандаши были инструментами, с помощью которых любой запущенный сад обретал вид регулярного английского парка. Мрачные провалы синяков под глазами исчезали под слоем корректирующей штукатурки. Ресницы вытягивались вверх, толстели и загибались под воздействием удлиняющей туши со специальным ершиком. Носы и лбы, бликующие в помещении, очищались, тонировались и покрывались тонким слоем пудры. Эти манипуляции напоминали мне мои действия по реставрации бабушкиного старинного киота. Я очищала киот от пыли и грязи, шкурила, покрывала олифой и вбивала легкими движениями кисти в кожу дерева мелкий золотой порошок. Девушки в редакции вбивали в кожу золотую пудру, втирали молочко для тела с золотыми блестками, брызгались лосьонами с блестящими светоотражающими частичками. В ход шло все, что имело отношение к блеску. К глянцу.

В углу, где дислоцировался отдел моды, среди тюков с вещами, забаррикадировались Лия и ее подружка Жанна Лейнс, директор по маркетингу.

Лия доставала из мешков бусы, заколки и брошки, прикладывала к Жанниной зеленой блузке, примеряла, отвергала – и снова рылась в своих запасах.

– А ты уже отдала те стеклянные браслеты?

– Какие? – Лия очень глубоко внутри мешка.

– Ну пластиковые такие, прозрачные, помнишь?

– Да, вчера отвезли в магазин.

И опять шуршание. Не знаю, есть ли в русском «Воге» гардеробная, где оседают дизайнерские сокровища, аналогичная кладовой американского Vogue, в которой с щенячьим восторгом рылась Керри Бредшоу. У нас такой сокровищницы не было. Единственная поблажка – мы могли здесь что-нибудь купить. Не дешевле, по той же цене, по которой это продавалось в магазинах. Смысл? Просто не надо ездить по Москве в поисках этакой штучки, эту работу уже проделал стилист. И в магазине на тебя давит тысяча обстоятельств – мнение продавца, интерьер, цена, другие покупатели, а здесь, в редакции, можно проникнуть в суть вещи. Вырванная из привычных обстоятельств, из товарообменных отношений, она представала в своей чистой форме. Я лично решила, что покупать в редакции буду.

– Вот, давай эти бусы с бантами! – Лия достала нитку из бархатных овальных бусин – такими обшивают шторы в киноинтерьерах XIX века.

– Это чье?

– Да считай ничье. Дешевка, в принципе. Но они в магазине уже кончились. Будешь всем говорить, что в Париже купила.

Лия увидела, что я отвлеклась от текста, и немедленно отреагировала:

– Ты письмо сделала? Через десять минут сдашь!

Editor’s letter.doc, с тех пор как я побывала на красных диванах, обогатился всего на четыре фразы. Я судорожно застучала по клавиатуре.

«Выбор этого октября – компромисс, без которого невозможны ни современная геополитика, ни современная фешн-стратегия».

Буквы вылетали из-под клавиш с удивительной скоростью. Я перестала думать о сути и просто лихо заплетала фразы, для надежности нанизывая на нитку тяжеловесные бусины слов из вчерашнего выпуска новостей. Газета не давала мне покоя. Газета давала надежду, что под прессом «геополитики» и «компромисса» не разлетится по ветру глянцевая словесная шелуха и моя карьера редактора тоже не вылетит в трубу.

В комнату влетела Аня. Она, и правда, как будто влетала – легкая, на тонких каблуках и всегда с идеей, которую начинала озвучивать еще в дверях. Девушки встрепенулись и спешно попрятали свои инструменты.

– Наташа, покажите верстку моды! Уже есть?

Арт-директор Наташа Артюхова, хрупкая маленькая девушка с копной вьющихся рыжих волос, закивала. Позавчера снимали модель для октябрьского номера – брюнетку с детскими пластмассовыми глазами. Я видела ее в редакции и даже не сразу поняла, что она модель. Думала, что это кто-то на собеседование пришел, на секретаря.

Отдел красоты, которого это не касалось, снова погрузился в мир теней и подводок. Лия устремилась к компьютеру арт-директора. Именно там сейчас происходило биение пульса.

– Это все, что Гордиев принес? Вам нравится? – спросила Аня.

Тишина. Стас Гордиев был модный глянцевый фотограф. Сегодня утром приходил в редакцию, приносил съемку. Высокий, довольно симпатичный, но очень какой-то гордый. Со мной даже не поздоровался. Гордиев знал в редакции трех человек – арт-директора Наташу, Лию, которая как редактор отвечала за съемки, и Аню, которая определяла сумму гонорара. Остальных Гордиеву знать было и ни к чему.

– Это в стиле Гордиева, – уклончиво ответила Островская.

Компромисс был Лииной стратегией, пока мнение начальства не ясно, она всегда жонглирует скользкими фразами.

– Но вам-то нравится? – Аня быстро распознала маневр и сделала выпад снова.

– Это интересно. В стиле итальянского неореализма.

– А вы что думаете? – спросила Волкова Наташу.

– Мне нравится, – сказала та.

Насколько я успела заметить, у арт-директора было слишком мало времени, чтобы демонстрировать грани своего интеллекта по любому поводу.

– По-моему, супер! Стас – это Стас. Какая съемка!

Аня улыбалась. Ей нравилось.

Это был сигнал. Девушки вскочили с мест и побежали к компьютеру – что, что там, покажите! Успех здесь делился на всех.

За спиной у Наташи и Ани собралась толпа. Все загалдели:

– Да, а это будет потрясающе смотреться в че-бе!

– Вот эта, в синем платье, просто потрясающая!

– А мне нравится, что она так смотрит в камеру – исподлобья, вызывающе… Давайте скадрируем здесь – пусть будут крупно детали – туфли, пояс.

– Пояс потрясающий. Это что, Ферре?

– Нет, Диор.

Птичий клекот. Мирный ровный фон, на котором так хорошо было сосредоточиться. Я заканчивала текст, и девичье щебетание меня вдохновляло быстрее бежать к финишу.

– Лия, покажите письмо! Уже готово?

– Да, через пять минут принесу.

– Я так, с экрана прочитаю. Не надо распечатывать.

Лия и Аня стояли в двух шагах от моего стола. Я подняла голову. Лия делала мне страшные глаза. Кошмар! Я не успела доделать вовремя, и теперь Островская в опасности. Меня осенило – я залезла в почту, нашла Лиин адрес, приаттачила файл Editor’s letter.doc и отправила благую весть.

Теперь ей нужно дать знак. Я, как Штирлиц на грани провала, решила идти ва-банк – влезть в их разговор. Это было не очень-то вежливо, но это был шанс.

– Лия, ты заодно посмотри там в почте – мой автор, которому я заказывала текст, почему-то отправил его на твой адрес. Понимаешь меня?

Лия все поняла. Я расслабилась. Я наслаждалась чистым чувством, которое испытывает человек, который умудрился вскочить в последний вагон уходящего поезда и втащить за собой приятеля с его огромным чемоданом.

– А что, если для следующего номера снять фешн в цирке? Представляете, тигры, львы и девушка в шелковом вечернем платье!

Лии надо было выиграть время, пока она найдет в почте мое послание, и она отвлекала внимание Волковой.

– А еще какие идеи? – Аня никогда не брала первое, что ей предлагали. Даже если идея была заведомо хороша. Волкова всегда пыталась взять еще, еще и еще немного больше. Обсуждения могли продолжаться бесконечно – мы копали и копали в своих мозгах, пока лопата не начинала скрести по дну наших черепных коробок. Поэтому Лия рисковала, конечно, нарваться на многочасовое стихийное совещание по поводу следующего номера, зато цирк стопроцентно уводил внимание начальницы от манипуляций с почтой.

– Еще это может быть зоопарк, как вы думаете? – Лия уже нашла мейл и просто тянула время.

– А если не звери? Еще, еще! Что еще?! Где у нас итальянский «Вог»? Мне нужен модный тренд!

Совещание практически стартовало.

– В цирке дорого снимать, – сказала Артюхова. – Надо за арену заплатить, за дрессировщика.

– Значит, надо договориться с ними по бартеру! И пусть на билетах будет логотип Gloss – слышите, Лия? И плакат в фойе с кадрами из этой съемки. Скажите, что мы будем их поддерживать в течение года.

«Интересно, как? – подумала я. – Возьмем тигренка на содержание, будем оплачивать его кошачий корм?»

Лия попала – теперь ей придется звонить в цирк и объяснять, что журналу Gloss требуется целый зоопарк в течение года. И бесплатно.

– Нам уже через неделю снимать, я не успею… – Островская пыталась спастись из последних сил.

– Да что там сложного – с цирком договориться?! Это что, Большой театр? – Аня закрыла тему. – Так, показывайте письмо редактора!

Аня углубилась в чтение. Лия стояла рядом, оглядывалась по сторонам, ища сочувствия и поддержки. Я кивнула ей, но она проигнорировала мои знаки. Краснова с Аллочкой хихикали, обсуждая цирковое представление. Наташа была целиком поглощена работой. В редакции на несколько секунд воцарилась тишина, нарушаемая только цоканьем ногтей по клавишам клавиатур.

– Издеваетесь?! – воскликнула Волкова.

Все насторожились.

– Вы это собираетесь ставить в номер, да?!

Лия растерялась. Неудачи здесь были личным делом каждого.

– Это один из вариантов. Для обсуждения…

Островская говорила и пыталась прочесть текст, открытый на экране. Я ведь не успела вовремя показать ей работу. Лия, конечно, все бы исправила.

Я подвела ее! Подвела человека, который мне ничего плохого не сделал. И вспомнила – Островская же говорила, что дружит с Настей. И тут же устыдилась – та история не имела никакого отношения к Лии. Она ни в чем не виновата передо мной.

– Вы ерунду сейчас говорите! Это даже не надо обсуждать! Вы замещаете главного редактора и не знаете, что глянец не пишет о политике? Отошлите это Полозовой на Маврикий – пусть разбирается со своими сотрудниками.

Аня направилась к дверям.

Лия чуть не плакала. Мне стало ее ужасно жаль. Она, конечно, бывала резка, и со мной в том числе, но публичная порка получилась жестокой. И несправедливой. Островская не была официально назначена замом, но по умолчанию считалось, что она – второе лицо. Тем более вот так, при всех, наотмашь – это очень обидно!

– Аня, подождите!

Волкова затормозила.

– Что у вас, Алена?

– Это не Лия. Это я. Лия не успевала. Она очень загружена. Попросила меня доделать. Подредактировать. Это я вписала про политику. По старой памяти. Я еще не совсем поняла, как в формате работать.