Текст книги "Рауит"

На моей груди остался отпечаток в виде ворона с расправленными крыльями, как и у остальных в этом племени. Тень мог получить только достойный находиться здесь, у детей ее не было, ее в каком-то смысле надо было заслужить.

Лойчику развернул сверток, который лежал рядом со мной, в нем были иглы или нечто, похожее на них. Он взял одну из них и погрузил ее конец в сосуд, в котором, как оказалось, был черный краситель неизвестного мне происхождения.

Острый конец проник мне под кожу. Я это чувствовал, но мне не было больно. Я слышал биение своего сердца и то, как мою кожу что-то проходит насквозь. Из-за дыма происходящее казалось сном, под моей кожей появлялись черные узоры, медленно превращающиеся в летящую птицу.

Масла трав, которые горели вокруг меня, были чем-то вроде обезболивающего, а маска Лойчику была пропитана бодрящим составом, который не давал ему потерять сознание. А я сознание медленно терял, медленно засыпал на куске скалы, озаренный солнечным светом.

Я окончательно заснул, когда моя тень и на половину не была готова. Я не видел снов, словно погрузившись во тьму, которая поглощала мой разум, заставляя ни о чем не думать. В своем сне я стал пустотой, которая обрела форму чего-то летящего.

Лойчику работал несколько часов, солнце уже почти зашло, в пещере уже не было достаточно светло. К нему присоединился Рэмса, который держал рядом со мной факел. На его лице тоже была маска, хотя дыма уже не было. Все масло сгорело, и его действие скоро должно было закончиться, а на моей груди появилась моя первая татуировка, которая была сделана не совсем по моей воле.

Я был без сознания, когда Рэмса и Киртол отнесли меня в пещеру, где я сам сделал себе кровать. Внутри их ждала Суури, которая подготовила для меня место для сна. Она сделала что-то вроде подушки из куска красной плотной ткани и помогла им уложить мое бесчувственное тело. Зеленоволосая осталась обрабатывать мою тень, а Рэмса и Киртол ушли.

Свет от костра освещал мое новое жилище, рядом с моей кроватью появились сосуды с водой. Суури сидела рядом и оттирала мою грудь от красной пасты, периодически смачивая бежевый кусок ткани. Я лежал на спине и ничего не чувствовал.

Когда на моей груди не осталось красных разводов, Суури сделала мне компресс, закрыв ворона куском ткани, пропитанным горько пахнущим отваром. Я даже не почувствовал этот странный травяной запах, когда прямо у моего носа оказалась эта мокрая тряпка.

Повязку на шее не было необходимости менять, но зеленоволосая все равно развязала ее. Кровь на ране запеклась, образовав багровую корку, из-за которой было неприятно поворачивать голову. Суури чувствовала, как бьется мое сердце и то, как по венам пульсирует кровь. Ей хотелось еще моей крови, это желание было сильнее, чем жажда человека, заблудившегося в жаркой пустыне.

Она склонилась надо мной, принюхиваясь, а потом наклонилась ниже, припав губами к моей ране. Кончик ее языка намочил засохшую кровь, она медленно облизывала эту корку до тех пор, пока она не стала немного мягкой, но потом она пришла в себя, осознав, что происходит. Суури встала и покинула пещеру, захватив с собой сосуд с грязной водой и использованные отрезки ткани.

Я остался один, рана на моей шее осталась не завязанной. Костер медленно догорал, ветки тихо трещали, заглушая звуки ветра, доносившиеся снаружи. Большая часть племени уже спала, только некоторые не могли заснуть. Хасот не мог смириться с тем, что я получил тень. Мэфую и Киртол что-то обсуждали на берегу, наблюдая за звездным небом. Они и меня обсуждали.

Суури не спала всю ночь, ее продолжал мучить ее странный голод, который желал только моей крови. Сначала она пыталась утолить его сырым мясом, но от этого ей стало только хуже. У нее начались боли в животе, а через некоторое время все, что было ею съедено, попросилось наружу.

До самого утра она бродила недалеко от кладбища, смотрела на звезды, которые исчезли с рассветом. Я еще крепко спал, когда она вернулась ко мне. Я все также лежал на спине, когда она присела рядом. В ее руках был новый компресс, который оказался у меня на груди. Повязку на шее она мне тоже поменяла, стараясь не дышать.

Зеленоволосая осознавала, что что-то во мне сводит ее с ума. От моей крови она в каком-то смысле теряла рассудок, становилась зверем. Она встала, посмотрела на мое спящее лицо и отправилась спать.

Было еще рано, все спали, когда Суури только легла в свою самодельную кровать. Она свернулась клубком, у нее совсем не было сил. Ее глаза закрылись, и она уснула прямо в одежде, даже не накрывшись одеялом. Зеленые волосы выпали из повязки и немного закрыли лицо.

Глава 5.

Я проснулся, ощущая жгучую боль в груди. Моя голова поднялась с трудом, я пытался прийти в себя. Кожа под компрессом была воспалена, я увидел это, когда заглянул под странно пахнущую ткань. Теперь у меня тоже был ворон во всю грудь.

– Не вставай, – прозвучал внезапно голос Мэфую.

Он стоял у входа, а потом приблизился ко мне. На его плечах были капли, видимо, снаружи шел дождь. Я приподнял голову, чтобы лучше разглядеть его, надеясь, что мне он что-нибудь объяснит.

– Ты теперь один из нас. Когда твоя тень заживет, получишь оружие. До тех пор за тобой присмотрит Лойчику. – продолжил Мэфую.

– Я почти ничего не помню кроме Оанту и дыма в том месте, – прошептал я.

– Такое было у всех, кто получил тень. Масло сонного цветка лишает почти всех чувств, а если уснуть в месте, где он растет, можно умереть. Но если дышать через ткань, пропитанную отваром небесного дерева, усыпляющего эффекта не будет.

– Понятно. И долго мне лежать? – спросил я.

– Пока не спадет жар. Смысла отправлять тебя на охоту в таком состоянии нет, толку от тебя не будет, – объяснил Мэфую.

Я прижал руку обратной стороной ладони ко лбу. И правда, у меня был жар, а кроме этого в горле было сухо и совсем не хотелось есть. Состояние было похоже на обычную простуду, только кожа на груди со временем стала сильнее болеть. Так сильно, что про жажду я забыл.

Мэфую ушел, больше ничего не сказав. Мне хотелось выйти, в таком положении я чувствовал себя совсем беспомощно. Дождь усилился, теперь это было слышно. Потом стало слышно еще и гром, и ветер. А мое новое жилище наполнилось прохладным воздухом.

Я попытался лечь на бок, но боль усилилась. Я почувствовал пульсацию, которая охватывала всю мою грудь. Пришлось продолжать лежать на спине и смотреть в неровный каменный потолок. Ткань, которая прикрывала ворона, высохла, но сохранила странный запах.

Потом я пытался уснуть, но ничего не вышло. Я просто пролежал несколько часов, меняя положение своих конечностей. В пещере не осталось ни одного угла, которого не рассмотрели бы мои глаза. Я изучил каждый сантиметр и каждую неровность в своем жилище. Далее я принялся рассматривать узоры на своей тени.

Крылья и хвост состояли из перьев, каждое из которых было разделено не закрашенным участком кожи. Глаз тоже не был закрашен, также клюв был отделен от головы, повернутой на бок. Ворон состоял из почти двух сотен элементов, собранных в летящую птицу. Его тело состояло из более сложных узоров, в них было больше изгибов и углов.

Черная краска, которая находилась под моей кожей, испачкала мои пальцы, когда я попытался дотронуться до своей груди. Также на пальцах осталась моя кровь, чей цвет еле был виден. Я вытер руки о чистый край своего компресса. Ткань, которая лежала на моей груди, теперь была где-то у моих ног. Там мне не чувствовался ее запах, которым пропиталась покрасневший участок кожи. Так что мой нос продолжал ощущать эту странную горечь. Хотелось помыться, избавить свое тело вообще от всех запахов.

Еще через некоторое время мне стало легче, но грудь болела еще сильнее. Я даже старался медленнее дышать, ощущая движение кожи на ребрах при каждом вдохе и выдохе. Жар начал спадать, пальцы на моих ногах стали холоднее. Я засунул ступни под покрывало, надеясь не замерзнуть окончательно в середине лета.

Постепенно стало непривычно темно, гром стал четче и ближе. Ветер усилился, это было слышно. Капли дождя тоже стали сильнее ударяться при падении. Погода явно испортилась, но мне от этого стало спокойнее.

Я смог собрать в себе силы и встал. Подошел к выходу и убедился в том, что приближалась буря. Из-за горизонта ползли черные тучи, в которых виднелись белые раскаты молний. Дождь лил сплошной стеной, наклоняя верхушки деревьев. Снаружи никого не было, видимо, все спрятались от стихии.

Стало еще холоднее, пещеру наполнил воздух, пахнущий грозой. Я собрал немного веток, которые были разбросаны по углам. Получился небольшой костер, который осталось только зажечь. Там же рядом я нашел два серых камня. Казалось, что кто-то тер их друг о друга, это было заметно по вытертым сторонам.

Я провел одним по другому, появилась маленькая искра, которая моментально исчезла. Я провел сильнее еще раз и еще, но искры не подожгли ветки, только сами камни немного нагрелись. Тогда я взял немного соломы и попытался поджечь ее. Терпя боль в груди от каждого усилия, я смог добыть огонь с шестой попытки.

Теперь у меня был небольшой костер, стало теплее. Я нашел еще немного веток и соломы, которые отправились в огонь. Я присел, чтобы подкинуть еще и погреть руки.

– Вижу, ты уже встал, – послышался сзади голос Суури.

Я повернулся и увидел зеленоволосую. Она стояла у входа, вся мокрая. Одежда прилипла к ее телу, а волосы стали темнее и слипшимися прядями висели. По ним стекали медленные капли, которые падали на ее плечи и на пол. В руках у нее были свертки и небольшой глиняный кувшин.

– Ну да, – произнес я в ответ и повернулся обратно к костру.

Суури подошла к моей кровати и положила на нее свертки, кувшин поставила рядом. Она взяла мой компресс и принялась его рассматривать. На нем осталась моя кровь, которая растеклась по ткани, образовав силуэт ворона.

– Тебе тоже больно? – спросила она.

– Да. Вся грудь горит, а вчерашний день я почти не помню, – ответил я.

– У меня живот до сих пор болит, – прошептала Суури.

– У тебя ворон на животе? – спросил я, поднявшись.

– Да. Точно такой же, только меньше, – ответила она.

Я подошел ближе к ней, она дрожала от холода и продолжала разглядывать кровь на компрессе. Через ее мокрую одежду можно было многое увидеть. Особенно это касалось затвердевших сосков, которые в первую очередь бросались мне в глаза.

– Сделаешь мне еще повязку? – спросил я ее, стараясь смотреть на ее лицо.

– Нет. Просто принесла тебе еду и теплую одежду, – ответила Суури, указав взглядом на свертки.

– Ясно, – произнес я, разворачивая нечто, похожее на халат с капюшоном.

Во втором свертке оказался кусок мяса, упакованный в большой лист. Мне как раз хотелось есть.

– Это вчерашний медведь, – сказала Суури, положив компресс обратно на кровать.

– Понятно, – произнес я, разворачивая еще теплый кусок.

– Погода так резко испортилась, – произнесла она, глядя на выход.

– Можешь остаться здесь, пока дождь не закончится. Если, конечно, у тебя нет других дел, – сказал я, еще прожевывая медвежье мясо.

– Мое дело сейчас – присматривать за твоей тенью. Так уж вышло.

– Лойчику и Мэфую на этом настояли? – спросил я и продолжил есть.

– А кто же еще? – недовольно произнесла зеленоволосая.

Я сел на свою кровать, прожевывая медвежатину. Мясо было сочным, не соленым и не было похоже на что-либо, что я когда-либо ел. От него пахло чем-то растительным, но этот аромат ничего не портил, а даже дополнял. Через пару минут куска не стало.

Дождь продолжал лить, Суури не отрывала взгляда от неба. Она словно чего-то ждала. Я встал, взял мантию, которую она мне принесла, и протянул ей.

– Чего? – спросила Суури, глядя на меня.

– Ты промокла вся. Заболеешь же, Панк, – объяснил я.

Она молча взяла у меня мантию и накинула на свои хрупкие плечи. А я решил подкинуть еще веток в костер, и пока я этим занимался, Суури сняла с себя всю мокрую одежду, развесила ее сохнуть на выступы на стенах и устроилась на краю моей кровати, закутавшись обратно в мантию.

Пока она раздевалась, я старался не смотреть в ее сторону. Хотя, смотреть там было почти не на что. Странным было то, что она до сих пор совсем меня не стеснялась. Или она хотела заставить меня краснеть, что у нее не удалось.

Из того, что я собрал по углам, получился неплохой костер, а в помещении стало чище и теплее. Я подошел к кровати, взял кувшин и выпил немного. Даже вода казалась другой, у нее был знакомый запах. Я не мог вспомнить, что он мне напоминает.

Суури заснула на моей кровати, послышался тихий сап. Во сне мантия на ней немного распахнулась, а волосы, которые успели немного высохнуть, растрепались. Ее грудь была совсем чуть-чуть прикрыта, ноги тоже были почти полностью оголены. Интерес к ее тени поглотил мои мысли, я надеялся, что она крепко спит. Я наклонился и аккуратно приподнял край мантии на ее животе.

Как она и говорила, прямо под пупком у нее расположился такой же ворон только раз в пять меньше. Кожа в этой области была слегка покрасневшей, но уже не так сильно как у меня.

Я поправил мантию, прикрыв все, что только мог. Она даже не пошевелилась, так глубоко погрузилась в сон. Суури заняла треть моей кровати, свернувшись в клубок. Я же решил прилечь рядом. Аккуратно на спину, чтобы не разбудить зеленоволосую, и чтобы боль в груди не усилилась.

Мне до сих пор было непривычно в этом месте, но теперь ворон не давал забывать мне, где я нахожусь. Дождь продолжался, дул холодный ветер, костер продолжал гореть, согревая пространство внутри. Суури не просыпалась, я тоже пытался заснуть, но из-за боли и окружающей обстановки не сразу получилось.

Погрузившись в сон, я снова перед собой увидел Амина. Мы сидели в парке на траве под старым дубом. По дорожкам проезжали велосипедисты, гуляли парочки, кто-то просто гулял с собакой.

Амин был в белой рубашке, на его шеи висел знакомый мне золотой кулон, в котором был спрятан ключ. На мне была одежда Рауит, на груди расправил крылья ворон. Тень зажила, красноты не было. Но мне казалось, что вся моя правая рука горит, а на левой ступне была повязка, из-под которой сочилась зеленая жидкость.

– Ты изменился, – сказал Амин, улыбаясь.

– Наверное, – произнес я в ответ.

– Твоя жизнь принадлежит только тебе. Тебе не стоит этого забывать, – продолжил он.

– Это такие слова поддержки?

– Нет. Это всего лишь то, о чем ты иногда забываешь.

Я поднял взгляд вверх. Сквозь ветви и листву пробивался яркий солнечный свет. Ветра не было совсем, стало очень тихо. Так тихо, что я смог услышать биение своего сердца. Я поднял правую руку вверх и расправил пальцы так, что через них тоже проходил солнечный свет.

Ладонь стала красной. Я сначала подумал, что это нормальный эффект, когда через плоть проходит яркий свет, и через кожу становится немного видно кости. Но потом по руке что-то потекло, это оказалась кровь, а потом я внезапно замер. От локтя до запястья мою руку обвивала гремучая змея.

– Эта змея – это ты, – послышался тихий голос Амина.

Мое дыхание участилось, сердце стало биться быстрее, в глазах потемнело, но потом я увидел пламя. Я открыл глаза, это снова был странный сон. Суури все также лежала рядом, свернувшись клубком, а снаружи продолжался стихающий дождь. Уже был вечер, день пролетел незаметно.

Я уже привык к боли, которая сковывала мою грудь. Запах от компресса выветрился, костер потух, и в помещении похолодало. Свежий воздух наполнял мои легкие. Я дышал медленно и смотрел в потолок, а через некоторое время снова заснул.

Этой ночью у меня не было снов, мои мысли просто погрузились в бесконечную тьму, где мое подсознание пробыло до самого утра. Дождь закончился, когда еще было темно. Время здесь трудно было определять по часам, все жили в другом ритме, не ориентируясь по наручному приспособлению.

Я проснулся на рассвете от голода, мой желудок словно хотел поглотить меня изнутри. Мои ноги замерзли, я так и не залез под покрывало, продолжил лежать на спине до самого пробуждения. А вот моему правому боку было тепло, к нему прижалась Суури, которая еще спала.

Зеленоволосая прижалась ко мне ночью, видимо, тоже замерзла. Ее голова лежала на моей руке, а правая рука – на моем животе. Я чувствовал ее теплую ладонь, а ее растрепанные волосы щекотали мое плечо. Недолго думая, я аккуратно поднялся, не потревожив ее сон.

Потягиваясь, я направлялся наружу. От моих движений казалось, что кожа на ребрах разорвется. Но я терпел, понимая, что тень еще долго будет заживать. Амин в моем сне был прав, я изменился, хотя прошло совсем немного времени.

Снаружи было прохладно, небо затянули серые облака, солнца не было видно. Мои ступни ощутили мокрую растительность, это меня немного взбодрило, хотя я хорошо выспался.

Всюду царила тишина, я почувствовал нечто легкое, умиротворенное. Я словно наконец-то обрел гармонию вместе с собой и со всем окружающим, хотя и находился далеко от привычной для себя обстановки. Вдруг кто-то положил руку мне на плечо. Я обернулся, это оказался Киртол.

– Ты уже в порядке? – спросил он меня встревоженно.

– Да. Только немного голоден, – ответил я.

– Суури и Оанту куда-то пропали. Ты их не видел?

– Суури спит сейчас в моей кровати, а Оанту я не видел со вчерашнего дня.

– Хорошо. Только где Оанту? – продолжил Киртол.

– Я спрошу у Суури. Может она знает? – сказал я и отправился обратно в свою «спальню».

– Спроси и приходи к реке, – произнес мне в след Киртол.

Я снова оказался внутри и подошел к своей травяной кровати. Суури по-прежнему спала, а во мне колебались два мнения. Одно хотело разбудить зеленоволосую, второе желало, чтобы она продолжала спать. Но нужно было у нее узнать про Оанту, и я присел рядом с ней. Не зная, как будить девушек, я подергал ее за плечо. Она недовольно открыла глаза и посмотрела на меня сонным и немного злым взглядом.

– Ну что такое? – спросила она.

– Ты не в курсе, где может быть Оанту?

– Нет, – ответила она, поменяв выражения лица.

– Киртол попросил узнать у тебя. И тебя он тоже искал, – продолжил я.

Суури села, приложив ладонь ко лбу, ее взгляд стал тревожным. Она определенно волновалась за Оанту, мне тоже почему-то стало не по себе. Я взял кувшин и отхлебнул немного воды. Когда жидкость оказалась внутри, мой желудок издал громкий неприятный звук.

– Пойдем завтракать, – предложил я.

– Я сейчас о еде не могу думать, – сказала она и провела руками по своим волосам.

Через миг мой желудок повторил всем знакомую мелодию голода, и еще через миг в животе зеленоволосой раздались такие же урчащие звуки.

– Но все таки ты хочешь есть, – произнес я, поставив кувшин обратно.

– О своем лучше желудке беспокойся! – грубо воскликнула Суури.

– Не груби старшему, Панк! – сказал я в ответ, разозлившись, встал и взлохматил ее зеленые волосы.

– Что ты творишь?!

– Причесываю тебя, – сказал я и отправился к реке.

Суури взвыла от злости, оставшись одна в пещере. Она поправила свои зеленые волосы, запустив в них все свои пальцы. Пряди послушно улеглись, челка почти полностью закрыла лоб. Вытащив руки из рукавов мантии, она встала с моей кровати и в голом виде подошла к своей высохшей одежде. Оделась быстро и поспешила искать Оанту.

А я тем временем шел к реке, прихватив на местной кухне кусок медвежьего мяса. Решил поесть на ходу, чтобы не терять время. Меня удивлял тот факт, что в таких условиях, на костре, можно так вкусно приготовить. Кусок был идеальной толщины, его было удобно кусать, а из мягких волокон сочился горячий сок.

У реки меня встретили Лойчику и Киртол, по их лицам было видно, что они чем-то озадачены. У Лойчику в руках был сверток, который был у Оанту. Тот самый кусок кожи, на котором были изображения теней.

– Оанту еще не нашли? – спросил я, подойдя ближе.

– Нет. Ее со вчерашнего утра никто не видел, – ответил Лойчику.

– Аорин, на тебе территория за гремучими скалами, к тебе присоединится Ранмэт¹¹, – сказал Киртол.

– Хорошо, – произнес я и отправился вниз по течению.

Я еще плохо знал ту местность, мне было интересно, почему скалы назвали гремучими, хотя лучше бы я не интересовался. Торопясь, я шел дальше вдоль берега, наблюдая за тем, что происходило на дне.

Течение было несильным, можно было рассмотреть каждый камень на дне. Среди островков водорослей плавали мальки, их плавники были почти прозрачными, а тела блестели серебристым сиянием.

Я прошел пешком несколько километров и добрался до скал. На берегу меня уже ждал Ранмэт, в его руках были два копья длинной по два метра. На концах у них было что-то привязано. Когда я подошел ближе, выяснялось, что это были медвежьи клыки. Они были заточены и играли роль наконечников, а прикреплены они были чем-то красным.

– Держи, – сказал мне Ранмэт, протягивая копье.

– Спасибо, – ответил я, забирая данное оружие.

– Сквозь скалы надо идти аккуратно. Надеюсь, что с Оанту все в порядке. Надеюсь, что ее там не будет, – продолжил он.

– А почему? – спросил я, удивленно, рассматривая копье.

– Гром не только может быть на небесах, под ногами он также страшен.

Я задумался над его словами в то время, как мы начали свой путь по крупным камням скалы. У меня было предположение, что здесь может расти что-то вроде крапивы или какое-нибудь другое растение. Я смотрел под ноги, стараясь не наступать на траву.

Ранмэт шел впереди, его короткие светлые волосы промокли от начавшегося дождя и стали совсем темными. Он был примерно такого же возраста как я, только воспитание у нас сильно отличалось. Он вырос среди этих лесов, знал здесь каждое дерево и владел местным искусством сражения на клинках. Я же среди этой растительности мог без труда потеряться и кроме ножа в руках еще ничего не держал.

Вдруг Ранмэт остановился и пристально уставился на заросли травы. Там что-то шевелилось, что-то совсем небольшое.

– В чем дело? – спросил я, присматриваясь к растительности.

– Харатико¹², – ответил он.

– Харатико? – повторил я, присмотревшись лучше.

В траве пряталась гремучая змея, которая тоже нас заметила. Ее тело напряглось, хвост тревожно завилял, издавая трещащий звук. Это было только предупреждение. В ужасе я замер, понимая, что здесь явно не одна змея. Я начал прислушиваться, глядя гремучей в глаза. От каждого шороха мне становилось не по себе, у меня начиналась паника.

– Пошли, – прозвучал внезапно голос Ранмэта.

И мы отправились дальше через скалы. Мне было страшно, я теперь старался идти след в след за ним. Чтобы успокоить себя, я начал глубоко дышать, но от этого мне только сильнее захотелось курить. А Ранмэт был спокоен, только жаль, что его спокойствие не могло передаться мне.

– В лесу же тоже могут быть змеи? – спросил я, выдавливая каждый звук из своего горла.

– Да, но обычно их больше среди скал. Там теплее, они греются на камнях, – ответил Ранмэт, оглядываясь по сторонам.

– Ну да, рептилии же.

– Что?

– Забудь, – произнес я, понимая, что биология здесь познается в основном на практике.

Мы провели в лесу пару часов, осмотрели каждый куст, но Оанту не нашли. Несколько раз я натыкался на сброшенную змеиную кожу, моя реакция на такую находку заставляла Ранмэта смеяться. В первый раз я вскрикнул, когда под моей рукой оказался тонкий шуршащий чулок.

Когда мы возвращались к скалам, я заметил под старым деревом что-то ярко-фиолетового цвета. Я присмотрелся, это оказались грибы. На тонких длинных ножках держались полосатые шляпки, а рядом лежали мертвые бабочки. Их крылья почти рассыпались, легкий ветер трепал то, что осталось от их тел.

–Аорин, только не трогай их, – сказал мне Ранмэт, заметив, что я заинтересовался этими грибами.

– Ядовитые? – спросил я.

– Не так смертельны, как укусы Харатико, но их яд вызывает сильные видения, сводя с ума, – объяснил он.

– Галлюциногенные, – подумал я про себя.

К реке мы подошли, когда снова начался дождь, а перед этим, когда мы преодолевали скалы, было так тихо, что кроме своих мыслей я ничего не слышал. Больше никто не шевелился в траве, но от этого спокойно мне не становилось.

Только когда мы вернулись, я смог расслабиться. Дождь продолжался, он словно был совсем невесомым и теплым. У леса нас встретил Лойчику, чье серьезное лицо заставило меня снова волноваться. Оанту так и не нашли, все продолжали искать. Даже дети группами осматривали окрестности.

– Мы осмотрели Хара¹³ Раккар¹⁴ и лес за ним, – отчитался Ранмэт перед Мэфую.

– И хорошо, что ее там нет, – сказал он в ответ, опустив взгляд.

Мой отец еще, наверное, не вернулся домой и не знал о том, что сейчас происходит в моей жизни. Глядя на Мэфую, я начал скучать по дому. За меня же тоже будут беспокоиться, особенно, когда найдут мои сбритые волосы в ванной.

Теперь я осматривал лес за скалой, с которой мне недавно пришлось спрыгнуть. Растительность в той части отличалась красочностью цветов, которые росли почти под каждым деревом. Сами деревья были выше, а по их раскинувшимся ветвям можно было пройтись, не теряя равновесие. Некоторые так и делали, сверху было лучше видно. Я же передвигался преимущественно по траве, стараясь смотреть под ноги. Когда я взобрался на ствол поваленного дерева, послышался чей-то крик. Надо было срочно возвращаться назад.

У обрыва я встретил Хасота, который, как и всегда, не был рад мне. Мы молча отправились дальше. Я чувствовал его злобу, но не мог понять, почему я так его раздражаю. Вскоре тишину прервал плачь.

– Ребенок?! – вырвалось из моего рта.

Хасот сразу же ускорился и оставил меня позади. Я же тоже побежал на раздающиеся впереди вопли. Этот звук был нов для меня в этом месте, хотя и прежде я редко слышал чей-то плачь.

Через несколько десятков метров я замер от увиденного. На руках Мэфую было мертвое тело Оанту. Ее кожа стала голубой, а рыжие волосы словно горели. Живота больше не было, новорожденного держал стоящий рядом Лойчику.

Оанту отнесли вместе с ребенком в пещеру, где я обрел тень. Все остальные разошлись по своим делам. Казалось, все было как прежде, но в воздухе витало что-то горькое, что не давало радоваться.

Я решил вернуться в свою комнату, по пути я заметил Суури. Она сидела в тени под деревом, прижав к себе колени, и плакала так, что мне было видно ее слезы. Зеленоволосая была единственной, кто проронил влагу из глаз, остальные к смерти относились иначе, хотя им тоже было тяжело.

На моей кровати лежала мантия, пропитанная девичьим запахом. Я поднял ее и повесил на ближайший выступ на стене, сам же потом без чувств упал на соломенный матрас. Я был вымотан физически и эмоционально, но Суури было хуже. Она привязалась за это время к Оанту, и ее смерть стала настоящим ударом.

Зеленоволосая просидела в тени до самой ночи, проливая слезы. Она ничего не ела весь этот день и не могла, кусок в горло не лез. А я, отдохнув, отправился посмотреть на звезды. Этой ночью я понял, что не смогу заснуть, слишком много потрясений случилось за день.

Я пошел и устроил себе поздний ужин, устроившись на берегу. Звездами насладиться не получилось, тучи затянули небо, и только иногда в высоте появлялась одинокая луна.

– Не можешь уснуть? – раздался вдруг голос сзади.

Я обернулся, проглатывая оставшийся кусок. Это был Лойчику, от него пахло чем-то цветочным. Он присел рядом и тяжело выдохнул.

– Я и так долго проспал, – ответил я, уставившись на волны.

– Такое бывает после обретения тени. Это действие сонного цветка, оно пройдет через несколько дней, – продолжил Лойчику.

– Понятно.

– Сама тень будет заживать пару недель, а пока за тобой должна следить Суури. На охоту тебя пока брать не будут.

– За Суури сейчас тоже надо следить, она так подавлена, – пытался я продолжить разговор.

Лойчику ничего не сказал в ответ, только еще раз тяжело выдохнул. Мы почти всю ночь сидели на берегу и молчали, я решил его ни о чем не спрашивать, погрузившись в свои мысли.

Следующие три дня небо было пасмурным, за серыми тучами не было видно солнце, а по ночам стало непривычно холодно. Мне приходилось каждый раз разжигать себе костер на ночь, и я даже свою кровать перетащил ближе к костру.

Суури каждый день натирала мою тень чем-то похожим на мазь с резким травяным запахом. Также она меняла повязку на моей шее. При этом ее лицо было лишено каких-либо эмоций, она была печальна. Мне даже хотелось ее утешить, не смотря на наши натянутые отношения.

Ко мне часто приходил Киртол, мы с ним о многом говорили. От него я узнал, что Оанту умерла от потери крови. Схватки застали ее в лесу, ей не хватило сил вернуться. Она родила дочь прямо в бурю, ребенок здоров, их вовремя нашли. Также я рассказал о своей жизни, хотя многого Киртол не понял. Пришлось долго объяснять некоторые вещи. Но я был рад, что хоть кто-то меня выслушал. Тем более Киртол в каком-то смысле взял меня в ученики. Мне же после полного заживления тени предстояло многому у него научиться. В основном это касалось владения оружием.

Оанту похоронили, кремировали вместе с множеством цветов, чей пепел был закопан вместе с прахом. На кладбище появился новый камень, на который было нанесено изображение солнца. В церемонии принимали участие только Мэфую и Лойчику. Не было ни скорбных речей, ни траурных одежд. Все продолжали жить дальше как прежде.

Одним утром я встал и отправился к обрыву, хотелось побыть одному, а у берега, где я обычно завтракал, можно было с кем-то встретиться. Впервые за последнее время выглянуло солнце, стало теплее.

Я устроился на валуне и принялся развязывать свою шею. Рана почти полностью зажила, осталась только небольшая корка с неровными краями. Кожа на груди почти перестала болеть, красноты уже не было, но мазать еще надо было.

Сверху открывался прекрасный вид, люди казались крошечными. После череды дождей природа стала еще краше, а облака, словно, стали выше.

Мой организм привык к этому месту, у меня больше не кружилась голова от подъемов на горы. Я немного похудел, у меня пропали бока, и живот стал более плоским. Кроме мяса я начал питаться растительной пищей, гуляя по окрестности, я иногда перекусывал дикими ягодами.

Сверху я заметил Суури, которая, скорее всего, искала меня. В ее руках были листья, чьим соком она мазала мою грудь. Она шла вдоль берега, наблюдая за водой. Запах этого сока я ненавидел своей душой, мне уже казалось, что он впитался в мою кожу. Но избежать очередной процедуры было невозможно.

Когда зеленоволосая уставилась в мою сторону, я встал, поднял первый попавшийся камень и бросил его в воду. Через пару мгновений раздался всплеск, который привлек внимание Суури. На поверхности реки образовались кольца, которые быстро исчезли среди медленных волн.

Суури заметила меня, а я помахал ей рукой. Теперь она шла ко мне, чтобы выполнить свой лекарский долг. Только из-за него мы и виделись. Если бы Лойчику не обязал ее ухаживать за мной, мы бы даже не смотрели друг на друга.