Текст книги "Мой отец генерал (сборник)"

На второй день нового года нас уговорили поехать в буддийский храм, погадать «на свое счастье». Заводилой выступила очень миловидная жена нашего «дубаня». Со мной за компанию отправился капитан Ваня Черепанов – красивый парень с добрым лицом и улыбкой, которая притягивала к нему женщин как магнит. Особых дел у нас не было. Мы с ним и согласились на эту поездку. Почему бы и не поехать к господу китайскому богу, ведь я хорошо был знаком с русским, и если бы не советская власть, то по упорному настоянию своего отца, которого я сильно любил, быть бы мне священником! Вот как!

На следующее утро я с Ваней, генерал-губернатор с женой и наш переводчик на машине «форд» тронулись вверх по течению Хуанхе в горы, к буддийскому храму. Дороги в Китае – живописные, в глубь страны – не загруженные. Редко, очень редко встретишь автомашину или крестьянина с ослом. Скорость держи, какую хочешь, лишь бы твоя машина не перевернулась. На вершине горы, за массивными крепостными стенами, сгрудились башни, ажурные пагоды с загнутыми кверху углами крыш. Стены крепости выглядели весьма массивными. Особенно величаво смотрелись ворота, окованные в железо, с вбитыми огромными гвоздями, наподобие копий. При входе стояла стража из монахов.

Через переводчика губернатор нам с Иваном пояснил, что к храму обычно идут пешком, а последние два-три километра следует проделать либо на коленях, либо ползком. Но особам высокого ранга разрешается приблизиться к храму в паланкине или рикше. Учитывая мои прошлые «священнические» заслуги, мы подъехали на «форде» прямо к входу. Привратник в черной сутане встретил нас низким поклоном. Между тем проход к храму не пустовал. Вдоль стен монастыря прошел бонза с гонгом, следом, быстро перебирая маленькими ножками, поспешили роскошно одетые женщины с детьми, подкатила тележка, запряженная коровой, с плетеным тростниковым верхом, внутри которой за тонким прозрачным занавесом восседала молодая красивая китаянка. Все это – на фоне большого числа паломников, продолжавших прибывать к храму на поклонение.

Генерал и его жена все время пытались затянуть нас в храм, но у меня особого желания не было. Наконец Иван сказал:

– Сходить, что ли, и мне поклониться? А то никак счастья нет, просто беда.

Генерал через переводчика подсказал, что молиться в храме – дело нетрудное, было бы о чем. Та же торговля, только не с купцами, а с богами. В это время симпатичная жена губернатора договорилась с главным бонзой, что он согласен погадать русскому, но только одному, и еще, прежде следует очиститься, то есть побыть наедине в одной из комнат, называемых чистилищем. Жребий пал на меня. И я решил, была не была, пусть врут что хотят, мое дело слушать!

Выполнив все их требования, сняв ботинки, в специальных шлепанцах я проследовал в темную комнату, где на возвышении восседал многорукий Будда, освещенный снизу синеватым, бледным пламенем. Ко мне подошел вещатель – «воплощенный Будда» – и предложил, задав в душе вопрос, на который я хочу получить ответ, бросить к ногам божества рог буйвола, распиленный на восемь частей, с закрытыми глазами, но открытым сердцем. После этой церемонии я присоединился к своим приятелям, которые остались во дворе. Вскоре вышел предсказатель и в присутствии всех объявил, что имел беседу с Всевышним. Вердикт таков: меня в жизни ждут большие и тяжелые испытания, но я их преодолею и выйду из них с честью, второе – все мои желания исполнятся, а я загадал: выберусь ли я из этого Китая жив-здоров и скоро ли попаду домой, а еще, долго ли я проживу на белом свете?

В ответ я усмехнулся и спросил:

– А что я задумал?

Вещатель покачал головой, помолчал, а потом ответил:

– Для вас я сделаю исключение. Вам хочется быть дома. Вы там будете скоро, а проживете долго и увидите новый Китай.

Не знаю, или это совпадение, или что другое, но пока эти предсказания сбываются. Мы еще походили кругом, осматривая величавое здание храма с резными фигурами, росписью и мозаикой. Прослушали службу и, отдохнув на свежем воздухе, вернулись в Ланьчжоу.

В Китае я всегда восхищался его тружениками и умельцами. В 1938 году они в своих жалких мастерских, ручным способом, смастерили самолеты И-16 и СБ, которые, после установки моторов, поднимались в воздух не хуже выпущенных на наших государственных заводах. Они даже из бомбардировщика типа СБ сделали двухместный тренировочный самолет и предложили мне испытать его в воздухе. Я произвел на нем несколько полетов, и это «учебное пособие» мне понравилось, несмотря на то что в Советском Союзе к тому времени ничего подобного не существовало.

Все боевые вылеты, а было их общим количеством 250 самолето-вылетов, я шел ведущим. И всего один раз мне пришлось вернуться с боевого задания из-за неисправности правого мотора, но и этот боевой вылет прошел с отличным результатом, так как в строю оставались два моих заместителя.

В мою авиаэскадрилью входили: украинец Кица, П. Вовна, Иван Черепанов, В. В. Бондаренко, Виктор Терлецкий, Василий Землянский, Иван Анисимов, Котков, Рубашкин, Сыробаба, Любомудров, Мамонов, В. Коротаев, Григорьев.

Из шестидесяти добровольцев из нашей группы домой вернулись шестнадцать человек. Закончив выполнение приказа, весной 1939 года мы убыли из Ланьчжоу автотранспортом через Синьцзян-Уйгурский автономный район на Алма-Ату.

22 февраля 1939 года в Кремле мне вручили звезду Героя Советского Союза.

Глава Х
«ДРУЖБА НАВЕК»

В книге «Первые Герои Советского Союза» (изд-во Иркутского университета, 1983) приводятся данные о тех, кто получил звание Героя Советского Союза до Великой Отечественной войны.

«Слюсарев Сидор Васильевич – капитан, командир эскадрильи, а затем командир бомбардировочной группы. В Китае находился с 28 мая 1938 года по 5 мая 1939 года. Перегонял самолеты СБ без единого происшествия. Авторитетен и настойчив. Имел большой опыт вождения своей эскадрильи в сложных погодных условиях и в горной местности. За период перегонки самолетов налетал 46 часов, после чего остался со своей эскадрильей на фронте. Совершил 12 боевых вылетов и налетал 33 часа. Под его руководством и при личном участии уничтожено и выведено из строя 70 кораблей противника на реке Янцзы и около 30 самолетов на аэродромах. Все боевые вылеты производились на высоте до 9000 м с применением кислородного прибора».

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА

ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

О присвоении звания Героя Советского Союза командирам Рабоче-Крестьянской Красной армии

За образцовое выполнение специальных заданий Правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза и за проявленное геройство присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина:

1. Майору Боровкову Оресту Николаевичу

2. Майору Гайдаренко Степану Степановичу

3. Полковнику Губенко Антону Алексеевичу

4. Старшему лейтенанту Звереву Василию Васильевичу

5. Капитану Коробкову Павлу Терентьевичу

6. Майору Кравченко Григорию Пантелеевичу

7. Младшему командиру Марченкову Марку Николаевичу

8. Полковнику Николаенко Евгению Марковичу

9. Капитану Селиванову Ивану Павловичу

10. Капитану Слюсареву Сидору Васильевичу

11. Полковнику Сухову Ивану Степановичу

12. Полковнику Хрюкину Тимофею Тимофеевичу

Председатель Президиума

Верховного Совета СССР – М. Калинин

Секретарь Президиума

Верховного Совета СССР – А. Горкин

Всего за военные действия в Китае Героями Советского Союза стали четырнадцать человек. Другими указами с такой же формулировкой звание Героя дали Полынину, Благовещенскому и Супруну.

По-разному сложились судьбы добровольцев.

Антон Алексеевич Губенко – гроза воздушных самураев, дважды осуществивший таран, сбил в Китае семь японских самолетов. За свой подвиг был награжден Золотым китайским орденом. После выполнения правительственного задания получил звание полковника и был назначен заместителем командующего ВВС Белорусского ВО. Через несколько месяцев в 1939 году газета «Красная звезда» сообщила о том, что Антон Губенко разбился при разработке новой фигуры высшего пилотажа на аэродроме под Смоленском.

Кравченко Григорий Пантелеевич еще раз скрестил оружие с японскими агрессорами в небе Халхин-Гола, за что получил вторую Золотую звезду Героя. Он стал первым дважды Героем Советского Союза. В 1940 году, тридцатилетним красавцем генерал-лейтенантом, был назначен на должность командующего ВВС Прибалтийского военного округа. В Великую Отечественную войну командовал истребительной дивизией. Погиб 23 февраля 1943 года в воздушном бою. Кравченко покинул подбитый неуправляемый самолет, но парашют не раскрылся, и он упал в местах расположения наших войск. Когда подбежали бойцы, он был уже мертв. Рука крепко сжимала кольцо с обрывком тросика. Шальная вражеская пуля перебила тонкий трос, идущий к ранцу парашюта. Похоронен в Кремлевской стене.

В городе Ваньсянь высится памятник советскому летчику-добровольцу Г. А. Кулишенко – командиру отряда бомбардировщиков дальнего действия ДБ-3. Его имя еще при жизни вошло в китайские поэмы, стихи и песни. Во время налета на крупную вражескую авиабазу его группа уничтожила 136 самолетов противника. 14 октября 1939 года он был вынужден посадить поврежденный самолет на водную гладь Янцзы. Раненый летчик утонул в глубоководной реке.

Наибольших вершин достиг Тимофей Тимофеевич Хрюкин, генерал-полковник, дважды Герой Советского Союза. Во время войны он командовал воздушными армиями. После войны стал заместителем главнокомандующего ВВС. Но сердце Тимофея Тимофеевича оказалось слабым. Он умер в 1953 году в возрасте 43 лет.

Забегая вперед, скажу, что капитану Слюсареву С. В., как и было предсказано во время посещения им буддийского храма в 1939 году, суждено было еще не один раз увидеть новый Китай. В одну из командировок отца в 1953 году наша семья сопровождала его в эту страну. В те годы взаимоотношения Советского Союза и Поднебесной протекали под лозунгом «Дружба навек». Ездили по пыльным спиралям китайских дорог. Готовились к большому празднику в Пекине, по случаю которого у меня появился шелковый китайский, на первый взгляд мальчиковый, наряд – брюки и пижамная кофта с вычурными петлями. На многолюдном параде – отчаянно яркие драконы, извивающиеся во всю бесконечную длину под трескучую музыку. Гривастые львы с выпученными глазами, замирающие в неудобной позе с поднятой ногой. Пых и блеск, возможно, случайно запущенной в сторону нашей трибуны петарды – и моментальная реакция адъютанта отца Якова Куцевалова, в фантастическом прыжке тигра закрывшего своим телом командира вместе с нами, пятилетними, на руках. К большому празднику под руководством учителя я выучила песенку на китайском языке для исполнения ее на торжественном банкете. Удивительно, что она навсегда поселилась в одном из ящичков моей памяти.

 
Ту-фуан-хо. Тайяан – цзен.
Цунга цуйляго. Мао Цзэдун...
 

Я никогда о ней не вспоминала, но спустя много лет, когда на просмотре фильма итальянского режиссера Бертолуччи «Последний император» проходящие по площади Тяньаньмэнь шеренги китайцев неожиданно для меня затянули «ту-фуан-хо», я с удовольствием констатировала, что знаю текст, и вполголоса стала вторить гимну, посвященному великому кормчему.

Простор площади Тяньаньмэнь. Акустические чудеса старинных стен. Парки. Бамбуковые, лиановые заросли. Изящные тропинки, выводящие к озерцам, сплошь закрытые круглыми блинами листьев, в которых – то тенью, то всей роскошью плавников и хвостов – золотые, коралловые рыбки. И наконец, в парке Иехуань – чайный домик в виде корабля из белого мрамора, на постройку которого императрица Цы Си в XIX веке потратила весь бюджет Военно-морского флота Китая. Не слушая чужих объяснений, я тут же придумала свою собственную историю – белый изящный корабль на вечном приколе, конечно, мог быть только для больного наследника, чтобы безумный принц далеко не смог уплыть...

Во время пленения в 1949 году последний император Маньчжоу-Го Пу И сам ничего не делал и не хотел, чтобы члены его семьи чем-нибудь занимались. Какое-то время домашние стелили ему постель, подносили еду, стирали одежду. С начала 1950 года в Китае проводилась политика перековки преступников с помощью трудового воспитания. Мао Цзэдун лично входил во все тонкости содержания и перевоспитания последнего императора.

Когда бывший император Маньчжоу-Го сидел в тюрьме, то его, как и всех остальных, стали перевоспитывать физическим трудом. Он работал на крохотном предприятии по выработке кокса, дробил молотком уголь. Затем вместе со всей страной в рамках «большого скачка» принимал участие в борьбе против «четырех зол»: крыс, комаров, мух, воробьев.

Пу И уничтожил, по его признанию, несколько мышей и «ухлопал мух без счета!». Хотя другие китайцы в уничтожении «четырех зол» отличились гораздо больше. За два года борьбы в Китае было уничтожено полтора миллиарда воробьев, шестьдесят четыре тысячи тонн мух, восемь тысяч тонн комаров.

Через год после начала кампании урожай действительно стал лучше, но при этом расплодились гусеницы и саранча, поедающие побеги. Ранее численность этих популяций регулировалась воробьями. В результате нашествия саранчи урожаи резко уменьшились. В стране наступил голод, от которого погибло предположительно до 30 миллионов человек.

– А как китайцы уничтожали воробьев? – поинтересовалась я уже в Москве, вспоминая на досуге причитания мамы по поводу гибели дурашливых задиристых воробьев.

Мне объяснили, что китайцы выходили семьями на улицы, в поля и начинали гудеть в дудки, стучать палками, греметь в барабаны, они устраивали такой невообразимый шум специально, чтобы не дать воробьям сесть на ветки. Обессиленные птицы замертво падали на землю.

Время все расставило на свои места и каждому отвело свое место. На площади Тяньаньмэнь в мавзолее упокоился «отец» одного из самых многочисленных азиатских народов. Имена героев, помогавших восточному брату, – в камне и мраморе. «Память о советских летчиках будет вечно жить в сердцах китайского народа» – надпись на обелиске в парке Ухань. В Москве в кружевном, выстроенном в мавританском стиле здании Дружбы народов на стене выбита фамилия добровольца – Слюсарев Сидор Васильевич, Герой Советского Союза. Сама Золотая звезда Героя лежит в красной коробочке, на ее оборотной стороне номер 125. Застывшие, как в хрустальном царстве, навсегда умолкнувшие в 1950-е годы воробьи замерли на ветках деревьев на китайских вышивках, созданных умелыми руками вышивальщиц из провинции Наньлянь.

Глава XI
БЕЛЫЕ ЛЫЖНИКИ

На тему финской кампании, в которую Слюсарев конечно же был вовлечен, также существовали записи отца, но не для официальной печати. Суть их заключалась в том, что наши летчики под самый новый, 1940 год отбомбили своих же, кажется танкистов, и Слюсарев, воевавший тогда на петрозаводском направлении в должности заместителя командующего ВВС 8-й армии, ездил разбираться по этому поводу к начальнику танкового корпуса.

Из того же последнего предвоенного года в маминой памяти отложилась своя история. Обычный день. У обочины одной из пыльных дорог, на которые тогда выходили ничего не боявшиеся крымские школьницы, голосует молоденькая девушка. Рядом неожиданно затормозила подкатившая легковушка. Распахнулась дверца. Задорно нырнув в темень салона, она – звонким голосом: «Дяденька, подвезите до поворота». Одновременно отмечает: в машине – трое военных, один – впереди, двое – на заднем сиденье. Приняв их молчание за знак согласия, проворно подсаживается к тому, кто за рулем. Скажем так, через час езды, на развилке дороги, попутчица оставляет запыленный автомобиль.

– Так вот, милая моя, то были немецкие шпионы, переодетые в нашу форму. Накануне войны они составляли карту наших дорог, – поясняет мне, непонятливой, мама.

– Но почему? Как ты можешь быть в этом уверена, если они, как ты сама говоришь, всю дорогу молчали?

– Вот именно. Когда мы уже отъехали, я просто оцепенела от страха. В машине стояла гробовая тишина. Тот, кто сидел рядом, в форме с погонами майора, ни разу ко мне не обернулся, глядя молча прямо перед собой на дорогу. Двое других сзади также не проронили ни одного слова. Чтобы трое наших молодых русских парней не захотели познакомиться, просто поболтать о чем-то в дороге – не бывает такого!

Страх еще более усилился, когда передний, отчетливо выговаривая слова, внезапно спросил: «Как проехать на Симферополь?» Основную дорогу до главного города полуострова знали абсолютно все. Это было равносильно тому, как если бы осведомиться: «А где здесь у вас восходит солнце?» Будучи патриоткой, но здраво рассудив, что они все равно узнают, мама с ходу указала направление на столицу Крыма, проверещав что-то вроде: «Вы, дяденьки, поезжайте прямо – вон до того тополя, а потом направо – к той горке, а я уже приехала. Спасибо вам». Дверца открылась, и пассажирка, вся в холодном поту, соскочила с подножки на родную, теплую землю. Занятым нанесением на карту «паутины дорог» немцам в тот день было не до «крымской розы».

За свое участие в краткой войне с белофиннами Слюсарев получает орден Красного Знамени – за организацию первых ночных полетов. По поводу этого темного куска нашей истории у меня мало ассоциаций: бравый барон Маннергейм, в юности переигравший вождя мирового пролетариата, любопытство по поводу того, что выдавали нашим летчикам на ноги – унты или бурки, из которых, по моим детским воспоминаниям, и те и другие были отменно хороши, и неясность в происхождении слова «белофинны» – то ли по аналогии с белогвардейцами, то ли из-за маскировочных белых халатов на белом снегу.

Много-много белых солдат с винтовками за спиной, выбрасывая на всю длину рук лыжные палки и с силой опираясь на них, быстро скользят на черных лыжах по белому снегу. Вообще, Финляндия – загадочная страна, неохотно позволяющая узнать себя. Как будто местным никак не хватает духа в конце концов сойти с проторенной лыжни, скинуть с себя маскировочные халаты и, вырулив на опушку леса, помахать нам приветливо рукой в меховой варежке. Вжик, вжик – лыжники исчезают за ближними холмами.

Точь-в-точь как и мы, одной, особенно прекрасной зимой в конце 50-х – произошел очередной перевод отца по службе – бежали на лыжах по соседству с финскими лесами, недалеко о того места, где мы теперь жили: Кольский полуостров, Кандалакша, поселок Зашеек. В лыжные походы нас водил отец – конечно, потому, что он любил и умел ходить на лыжах. Эти воскресные вылазки втроем, в ярких свитерах, во многом способствовали тому, что в школе по физкультуре за зимние месяцы у меня всегда стояла самая настоящая пятерка, так радовавшая меня своей приятной округлостью, наглядно демонстрировавшая, что в моей молодой жизни все совсем неплохо, раз такие птицы залетают на страницы моего дневника. Именно в Кандалакше я познакомилась с матушкой-зимой. Белый пушистый снег, внезапно срывающийся с черных веток, алмазные россыпи, стена промерзшего леса, как из декораций к «Ивану Сусанину». На четвертушке бумаги отец записал где-то сбоку то ли про эти, то ли про уральские просеки: «...в лесу синие тени от деревьев и следы, следы: зайца-русака, лисицы, белки, мышей и узорные вышивки куропаток, тетеревов и рябчиков».

Пушистый снег, мягко падающий как будто с облитых стеклом веток. Слепящая белизна. А как много отметинок по обеим сторонам лыжни – пунктирными цепочками, петельками, спиралями, крестиками, точками и тире. Припомнив однажды с небес один только этот узор, моя душа, тотчас очнувшись, начнет расталкивать очередь, протискиваясь вперед, чтобы ей наконец отмахнули флажком по маршруту Земля.

Сколько живых существ в лесу, и никого не видно. Тот, кто ведет нашу группу, не спешит. Мы стараемся изо всех сил, а еще... заглядываемся на верхушку той ели, и, конечно, не успеваем. И вот отец скрывается за поворотом.

Глава XII
КИЕВСКИЙ ОСОБЫЙ ВОЕННЫЙ ОКРУГ

В начале августа 1940 года меня перевели на должность заместителя командующего в Киевский Особый военный округ, к тому времени самый мощный в СССР. В 11 авиадивизиях округа насчитывалось 39 авиаполков: 17 истребительных, 15 бомбардировочных, 5 штурмовых и 2 разведывательных, насчитывающих более 2000 самолетов.

Должность командующего КОВО исполнял назначенный накануне Евгений Саввич Птухин. До него округом командовал генерал армии Г. К. Жуков. Начальником штаба ВВС у Птухина был генерал-майор Ласкин Николай Алексеевич, по возрасту намного старше своего командующего. Ласкин, родом из дворянской семьи потомственных военных, не скрывал своего происхождения, хотя и не любил вести разговоры о причинах, побудивших его встать на сторону революции. Все знали его как одного из отважнейших и честнейших военспецов, которыми могла гордиться Красная армия.

Интеллигентская закваска все же сказывалась. На службе Ласкина так и прозвали – «интеллигент» штаба. Все у него были «милейшие» и «уважаемые», даже когда он сердился. Как-то выхожу на крик в коридоре, а там мой начальник штаба распекает командира:

– Как вы могли, почтеннейший, не выполнить приказ?! Это же преступление! Не вынуждайте меня к крайним мерам. Извольте, уважаемый, сейчас же сделать то-то и то-то...

Биография Е. С. Птухина намного проще. Пятнадцатилетним пареньком Птухин добровольно вступил в один из первых авиационных отрядов молодой Советской Республики. Принимал участие в разгроме барона Врангеля. С мая 1937 года под псевдонимом Генерал Хосе участвовал в гражданской войне в Испании, командовал истребительной группой ВВС.

Товарищ Сталин, убежденный, что в случае агрессии Германия свой главный удар нацелит на Донбасс, основную сырьевую базу России, проявлял особую заботу о Киевском округе. Наш округ постоянно укреплялся отборными войсками, техникой и военными кадрами.

«По прибытии в Киев Евгений Саввич представился командующему КОВО тов. Жукову.

– Что знаешь о своей авиации, генерал?

– Пока немного. Тридцать пять полков базируются в страшной тесноте. Это с чужих слов, остальное нужно смотреть самому, и как можно быстрее.

– Вот именно. Езжай... или, как у вас говорят, летай. В конце месяца доложи состояние частей. И потом, ни одного дня нелетного. Хорошо помни опыт финской, а то у вас как наступление, так нет летной погоды. Мы не члены Осоавиахима, для нас подготовка к войне конкретна, и именно с Германией. Осенью на учениях авиация должна показать, на что она способна!

В августе Птухину с великими трудностями удалось добиться перевода полковника Слюсарева на должность своего заместителя. К его большой радости, на должность командира 36-й истребительной дивизии ПВО прибыл старый друг, генерал Александр Борман, и новый командир 19-й БАД – А. К. Богородецкий. Это был все молодой, энергичный народ, но малоопытный для таких масштабных командных должностей. На совещании с командирами соединений Птухин, оценив их оперативную подготовку, резюмировал: „Только бы не началась война раньше, чем они окрепнут“» (М. Сухачева. «Небо для смелых»).

С первых дней 1941 года в округ стали поступать новые самолеты: Миг-1, Лагг-3, Як-1, Ил-1, Ил-2. Лично мне было поручено освоение новых скоростных типов самолетов с упором на ночную подготовку; работа с радиолокационными средствами типа РУС-1 и РУС-2; создание командных пунктов и пунктов наведения авиации в передовых сухопутных и танковых соединениях.

Сталин ежедневно интересовался ходом освоения новой авиационной техники. Переучивание было в самом разгаре, а тут еще начальник Управления ВВС Красной армии П. В. Рычагов приказал выполнять полеты в зимний период только на колесах. Но для этого нужно было чистить или укатывать снег на взлетно-посадочной полосе. А чем? Техники и людей не хватало. Снег разгребали лопатами. Обильные снегопады в считаные минуты сводили на нет всю работу аэродромного обслуживающего персонала. Планы летного переучивания срывались. С молчаливого согласия командующего Птухина командиры авиадивизий начали потихоньку летать на лыжах. Пришлось вызывать их в Киев.

– Ну, как дела с полетами?

– Летаем понемногу, товарищ командующий.

– Понемногу нельзя, есть план.

– Так ведь зима, трудно чистить...

– Что вы мне голову морочите? Думаете, я не знаю, что вы летаете на лыжах? Ну и летайте себе на здоровье! Только не забывайте и о тренировках на колесах.

– А мы так и делаем, товарищ командующий, – хором отвечают командиры дивизий. – Как пришлют снегоочистители, снимем лыжи совсем и перейдем на колеса.

В Киевском округе у нас у первых началось строительство новых аэродромов. Намечалось создание более 150 аэродромов в полосе границы с Польшей: Ковель – Львов – Черновицы, на 1000 км, и вглубь за Днепр: Бахмач – Прилуки – Пирятин – около 1200 км; на этой территории должны были базироваться 39 авиационных полков: истребители, штурмовики, бомбардировщики, разведчики, связь, транспортная авиация. На старых аэродромах укладывали новые бетонные взлетно-посадочные полосы. На эти работы привлекли все местное население.

Переучивание и освоение современной техники шло медленно. На новых Миг-3 часто отказывали двигатели в воздухе. Лопатки надува заедали, что вызывало возгорание мотора. Последние бомбардировщики типа П-2 к нам не поступали. Летчики летали на старых СБ, рассчитанных на одну тонну бомбовой нагрузки. К началу войны весь летный состав истребителей летал на старых машинах И-25, И-153, И-16, на которых, к слову сказать, летчики впоследствии умело воевали.

В последних телеграммах от наркома говорилось, что Германия в ближайшие дни нарушит нашу государственную границу, но мы должны не поддаваться на провокацию и не нарушать Договор о ненападении, заключенный между СССР и Германией. Огонь по вражеским самолетам первыми не открывать. Все, кто был связан с обороной нашей территории: жители пограничных зон, сами пограничники, командиры воинских частей, – знали, что вот-вот Германия нападет на Советский Союз. Уже с начала весны 1941 года, да и раньше, со стороны немецкой авиации, под видом потери летчиками ориентировки в приграничной полосе нашего округа, отмечалось много нарушений. Только за один май было зафиксировано более 50 нарушений воздушной границы, на земле задержано 113 шпионов и диверсантов с радиостанциями, большинство из которых были жителями Западной Украины.

Всю весну Е. С. Птухин находился в Москве, занимаясь вопросами организации ПВО страны. Я в Киеве подчинялся непосредственно командующему Г. К. Жукову. И вскоре получил от него категорический приказ: во что бы то ни стало посадить немецкий самолет на наш аэродром. В те дни на аэродроме Броды я как раз разрабатывал с летчиками варианты имитации ложных атак без открытия огня.

Надо сказать, что система ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение и связь) в то время была исключительно несовершенна. Никаких радиолокационных станций. Проводя учения, я лично вылетал с аэродрома Броды курсом вдоль нашей госграницы от Черновиц на юге до Ковеля на севере. Так вот, оповещение о моем полете поступало спустя только двадцать минут после моего приземления. Информация передавалась по телефону через всю систему войск округа.

В конце апреля поступил сигнал о том, что вражеский самолет, нарушив государственную границу севернее Ровно, с курсом 90 градусов, удалился на нашу территорию. Как установили впоследствии, самолет дошел до аэродрома Борисполь, восточнее Киева, и уже возвращался. С таким опозданием мы получили донесение.

Я немедленно дал команду поднять в воздух все истребительные полковые и дежурные звенья с аэродромов Фастова, Проскурова, Бродов и Львова. В воздух стартовали более пятидесяти истребителей И-6 и И-153. Наши летчики атаковали нарушителя ложными атаками. Немцы шли на Ю-96 – старом бомбардировщике, переделанном под гражданский самолет. Они все время отклонялись от наших ястребков, теряя высоту, и подошли к Ровно на высоте 1000 – 1400 м. Неожиданно у них сдал один мотор, и самолет стал быстро снижаться. В конце концов, им пришлось приземлиться на фюзеляж на поляне, где по случаю косил траву крестьянин, а его лошадь паслась на опушке леса. Экипаж фашистского разведчика состоял из двух человек, переодетых в гражданское. После посадки они сразу включили подрывное устройство восьми длиннофокусных фотоаппаратов, из которых взорвались только шесть. Немцы стали совать крестьянину пачки советских денег, одновременно угрожая пистолетом и требуя, чтобы тот довез их на телеге до границы. Но парень оказался не прост. Зная немного по-немецки, он заверил, что согласен и должен только пойти за лошадью, которая пасется неподалеку. Оставив немцев с телегой и в дураках, сам на лошади ускакал в лес.

Вскоре из Ровно подъехали представители НКВД. Забрали немецких летчиков, отвезли в лучшую гостиницу, накормили и тут же без допроса сопроводили на легковой машине к границе, где и передали экипаж пограничным немецким властям с извинениями. В это время поднятые мною истребители, вернувшись с задания, сообщили, что посажен двухмоторный самолет. Я тотчас вылетел в Ровно и через двадцать минут приземлился на луг, где произвел вынужденную посадку немецкий разведчик. Экипажа на месте уже не оказалось. Осмотрев самолет, я убедился, что два фотоаппарата уцелели. На передней части крыльев обнаружились пробитые отверстия, по диаметру схожие с пулевыми, – видимо, то были следы от камешков при посадке на каменистый грунт. Данный осмотр оказался крайне важным, так как фашистские разведчики уверяли, что их якобы обстреляли. К полудню я уже представил в НКВД шпионские фотоснимки наших железнодорожных узлов по маршруту Киев – Львов, мостов через Днепр, аэродромов – основных и тех, что находились в стадии строительства.

Через несколько дней поступило новое донесение о том, что наши истребители в очередной раз вынудили пять немецких самолетов произвести вынужденную посадку северо-западнее города Львова, у села Куличкув. Мы с командующим тотчас выехали на место происшествия. Там уже находился представитель НКВД, который весьма неохотно разрешил нам осмотреть самолеты. Летчики с помощью переводчика объяснили, что они якобы недавно перебазированы из Греции, возвращались на один из немецких аэродромов, но в воздухе потеряли ориентировку и были вынуждены пойти на посадку. И этих нарушителей органы НКВД без задержки сопроводили на их же самолетах в приграничную зону Германии. Немецкие летчики, отлично зная, что по Договору между Германией и СССР о ненападении им нечего бояться, смело шли на нарушение нашей госграницы. Однажды к «заблудившемуся» немецкому бомбардировщику вплотную пристроился истребитель из 6-й дивизии и показал рукой, чтобы тот шел на посадку на наш аэродром. В ответ немец, самодовольно улыбаясь, жестом пригласил его следовать за ним на запад.