Текст книги "Что губит королев"
Автор книги: Наталия Сотникова
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Это вызвало бешенство Мэнокса, который даже написал анонимное письмо вдовой герцогине Норфолк, призывая ее ночью заглянуть за полог кровати Кэтрин. Однако герцогиня всего-навсего пожурила девушку, а Мэнокса уволила. Потом говорили, что Агнес волновало только то, что ночные забавы могут оказать дурное воздействие на внешность ее воспитанницы. Тем не менее свидания под покровом тьмы продолжались, впоследствии Дерем признал, что они занимались тем, «что проделывают муж со своей женой». Кэтрин упорно отказывалась выйти за него замуж. По-видимому, со временем Фрэнсис понял, что из его замысла ничего не выйдет, и уехал в Ирландию, где, по слухам, можно было сколотить себе состояние, занимаясь пиратством. Перед отъездом он оставил Кэтрин на хранение сто фунтов стерлингов, весьма значительную сумму по тем временам, сказав, что, если он не вернется, девушка может считать деньги своими.
Неожиданный поворот судьбы
Надо полагать, что именно тогда, когда ей исполнилось шестнадцать лет и она буквально расцвела, дядя решил, что пришла пора серьезно заняться устройством судьбы племянницы. Она выросла в привлекательную девушку с соблазнительной фигуркой, и весной 1540 года герцог Норфолк пристроил ее во фрейлины ко двору Анны Клевской. Кэтрин была в полном восторге: до сих пор она была вынуждена облачаться в обноски, которые выдавала ей вдовая герцогиня, теперь же дядя справил ей у отличного портного несколько модных платьев из хорошей ткани, дабы она не уронила в глазах придворных честь дома Говардов.
Кэтрин полюбилась Генриху VIII с первого же взгляда. Свежая, здоровая, жизнерадостная, она напоминала ему румяное зрелое яблочко: не зеленовато-желтый, слегка тронутый на бочке розовиной, кисловатый плод сорта Костард из графства Кент, а тот налитый соком, ярко-алый сладкий пепин, что привез в 1533 году из Франции и развел в своих садах его поставщик фруктов Ричард Хэррис. Это яблочко так и звало отведать его, оно катилось ему прямо в руки. Как утверждала вдовствующая герцогиня Норфолк, «его высочество проявил склонность к Кэтрин Говард с первого раза, когда увидел ее». Король тут же начал засыпать девушку дорогими подарками, драгоценностями, мехами, богатыми платьями. Вскоре Кэтрин поселили во дворце Гардинера, епископа Винчестерского, чтобы король мог без особого шума посещать свою новую возлюбленную. Кэтрин также часто получала приглашения в королевский замок Вестминстер, ослепивший ее своим великолепием. Вдовствующая герцогиня Агнес Норфолк держала своих пансионерок в черном теле, пища была скудная, одежда, если ее не обеспечивали более состоятельные родители или родственники, – более чем скромной и весьма поношенной. Во дворце же Кэтрин наедалась до отвала всякими изысканными яствами на пирах и до упаду веселилась на танцах. Именно там встретилась она с Томасом Калпипером, постельничим Генриха VIII и его любимцем.
Калпипер (1513–1541) принадлежал к довольно родовитой семье, был очень красив, элегантен и до предела развращен и циничен. Он рано сделал блестящую карьеру при дворе, став постельничим Генриха VIII, а затем получив должность gentleman usher (по обязанностям что-то вроде дворецкого) в королевском доме. Ему также были пожалованы земли. Однако тщеславие молодого человека не знало меры, и он уже видел перед собой другие горизонты. Томас полагал, что для него не существует никаких запретов. В документах того времени остались сведения о том, как он изнасиловал жену охранника парка какого-то королевского замка (упоминались омерзительные подробности того, что несчастную женщину по просьбе постельничего держали четверо его спутников), а когда взбешенный муж созвал местных жителей, чтобы задержать насильника, тот ударом ножа убил одного из них. За убийство любому подданному короны полагалась смертная казнь, но король помиловал своего любимца, уверившего его, что он действовал исключительно в целях самозащиты. Некоторые историки полагают, что преступление совершил не сам Томас, а его старший брат, которого также звали Томас, но это не особенно меняет дело.
Уже 25 июня ничего не подозревавшая Анна Клевская получила извещение о предстоящем аннулировании ее брака. При этом было важно не вызвать гнев ее брата-герцога, а потому требовалось некоторое содействие Анны. Она, памятуя трагическую судьбу своей тезки, заявила, что согласна со всем и подписала подсунутое ей формальное отречение. Генриху понравилось ее разумное поведение, и он проявил несвойственное ему мягкосердечие, назвав ее «доброй сестрой». Далее 6 июля состоялось заседание парламента, на котором члены обеих палат высказали королю сомнение в законности его брака с королевой Анной. Основанием для этого послужил некогда данный обет Анны принцу Лотарингскому. Монарх заявил, что вступил в этот брак против своей воли, а поэтому не стал пользоваться своими супружескими правами, и брак является недействительным, каковым он и был немедленно объявлен. Прямо на заседании парламента был арестован и отправлен в Тауэр министр Кромвель, склонивший короля на заключение этого брака, причем одолевший соперника герцог Норфолк полностью насладился местью, лично сорвав с его шеи орден Св. Георгия. Кромвелю было предъявлено обвинение в государственной измене и ереси.
С разведенной королевой Генрих расстался мирно. За ней, как за «сестрой короля», сохранялось превосходство над всеми прочими знатными дамами, она считалась первой по рангу после короля и его детей. Ей обеспечивалось содержание 8 000 фунтов в год, в ее распоряжение для проживания были предоставлены замки Ричмонд с огромным парком и Блечингби с охотничьими угодьями. Для обстановки замков туда были отправлены ценные ковры и гобелены, золотая и серебряная посуда, различные предметы домашнего обихода. Лично ей были выделены дорогие туалеты и множество драгоценностей. Невзирая на роскошный образ жизни разведенной королевы, посланник герцога Клевского, доктор Карл Харст считал Анну «полуузницей». Все было обставлено таким образом, будто Анна остается в Англии добровольно. 9 января 1541 года она принесла присягу верности английскому королю и переехала в замок Хивер, где в относительной независимости проживала как богатая вдова, прославившаяся в округе своей щедростью и благотворительными деяниями. Анна умудрилась поддерживать хорошие отношения как с королем, так и с его пятой супругой. Сохранилось упоминание о том, как они вместе танцевали на одном из придворных приемов.
Бракосочетание короля и Кэтрин состоялось 28 июля 1540 года во дворце Оутлэндс – в тот же день в Лондоне был казнен Томас Кромвель, причем, как это, к прискорбию, случалось нередко, палач не сумел отсечь жертве голову с первого удара меча.
Генрих считал обряд бракосочетания чисто приватным делом, и потому на нем присутствовали только придворные из самого ближнего круга. Кэтрин нарядили в платье из светло-коричневого бархата, из-под коротких рукавов, отделанных широкими манжетами собольего меха, ниспадали разрезные рукава из светло-зеленого атласа. Корсаж платья был расшит драгоценными камнями, а квадратное декольте украшено жемчугом. Каштановые волосы невесты были гладко зачесаны по сторонам головы и разделены посередине ровной ниткой пробора; над ними возвышалось то, что называли чепцом, но на самом деле это было нечто вроде шляпы в форме полумесяца, украшенной драгоценными камнями, с нижней кромки свисали огромные жемчужины. Шею обвивали широкие цепи, инкрустированные рубинами и изумрудами, перемежающимися с жемчужинами. На короткой цепи была закреплена подвеска из большого рубина и еще более крупного изумруда, заканчивавшаяся внушительного размера каплевидной жемчужиной. С пояса, также инкрустированного драгоценными камнями, свешивался помандер, аксессуар средневековых кавалеров и дам, давно исчезнувший из обихода. Стоит упомянуть о плачевном состоянии гигиены в те времена, когда даже самые знатные люди годами не мылись и от них исходил ужасающий запах. В попытке заглушить эту тошнотворную вонь использовались ажурные яйцевидные сосуды из драгоценных металлов, украшенные драгоценными камнями и жемчугом, в которые закладывались вещества, источавшие приятный запах: гвоздика, корица, мускатный орех или кусочки амбры. Они-то и назывались «помандеры», по-французски это означало «мускусное яблоко». У Кэтрин было несколько помандеров, один из которых, изящное изделие из золота, богато украшенное рубинами и жемчугом, она подарила своей падчерице, будущей королеве Марии I, печально известной в истории под прозвищем «Кровавая».
Казна королевства была пуста, откуда же взялись все эти украшения, которыми король осыпал свою избранницу? После отделения от католической церкви король конфисковал имущество соборов и монастырей. Только из часовни святого Томаса Бекета было вывезено два сундука ювелирных изделий, каждый из которых с превеликим трудом поднимали 7–8 дюжих молодцев. Церковные же здания были выставлены на продажу. Одно такое, аббатство Ньюстед, купил предок великого английского поэта Джорджа Байрона, приспособил его для проживания, и тот провел в нем годы своей юности и молодости, оставившие свой след в его творчестве.
Король появился в одеждах из золотой парчи с алмазными пуговицами, могучая шея была отягощена толстыми цепями. Герцог Норфолк, выступая в роли покойного отца племянницы, подвел ее к жениху. Вдвоем они представляли несуразную пару: Кэтрин была на 30 сантиметров ниже и выглядела подле тучного и неповоротливого жениха чрезвычайно хрупкой и невинной. Кстати, современники не выражали особых восторгов по поводу ее внешности. Французский посол Марийяк считал ее «посредственной», хотя ему нравились изящные движения, приятная манера в разговоре и элегантная одежда.
Епископ Боннер прочел положенный по канону текст из Библии. Кэтрин поклялась хранить верность королю «в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в постели и за столом быть бодрой и веселой, пока смерть не разлучит нас». Кэтрин получила королевский герб, в котором стоял поистине провидческий девиз: «Ничья воля, кроме Его». В качестве своей эмблемы она выбрала коронованную розу, возможно, проявив некоторую поспешность: ее коронование должно было состояться лишь после рождения наследника. Король Генрих все еще не терял надежды стать отцом, ибо Кэтрин происходила из плодовитой семьи.
Молодая жена, которая знала толк в любовных утехах, вдохнула в Генриха заряд молодости. Он уже пребывал в том возрасте и в том пошатнувшемся состоянии здоровья, когда для возбуждения ему требовалась инициатива партнерши. Кэтрин же после связи с Деремом воспринимала выполнение супружеских обязанностей как занятную игру, доставлявшую ей удовольствие, и не знала стеснений, свойственных предыдущим супругам короля. Как Генрих не заметил, что она уже не была девственницей, и не задумался, откуда у нее ухватки опытной женщины, – навсегда останется загадкой. Видно, это увлечение на склоне лет совершенно ослепило его. Он называл молодую жену и «зардевшейся розой без шипов», и «перлом женственности», потакал всем ее капризам и не переставал осыпать самыми различными подарками: штуками редкостных тканей, дорогими украшениями или грамотами на пожалованные в разных графствах Англии либо земли, либо строения. 8 августа он объявил о своем новом браке и приказал регулярно служить в храмах благодарственный молебен за дарованное ему Господом счастливое супружество.
Кэтрин с упоением принялась играть роль королевы, привнеся в нее много чисто ребяческого. Ей ужасно нравилось каждый день надевать платье с иголочки, сшитое по последней французской моде, часами разучивать новые танцевальные па под руководством придворного танцмейстера-итальянца, упражняться в игре на лютне и пении, придумывать различные увеселения. Разумеется, ни о какой ее роли в политике и речи быть не могло. Она ввела в свой штат многих женщин и девушек из числа тех, кто воспитывался вместе с ней под началом вдовствующей герцогини Агнес Норфолк. Сама Агнес получила должность статс-дамы, обязанности которой она исполняла чисто номинально, выпросив себе разрешение удалиться в свой замок Ламбет, нуждавшийся в хозяйском присмотре. Кэтрин также сделала своей фрейлиной мачеху, последнюю жену покойного отца, Маргарет Говард, оставшуюся без средств к существованию после смерти мужа. По указанию дяди она приняла на должность камер-фрау Джейн Болейн, леди Рочфорд, вдову брата Анны Болейн, Джорджа, казненного вместе со своей сестрой. И вскоре она была вынуждена назначить личным секретарем Фрэнсиса Дерема.
По-видимому, надежды, возложенные молодым человеком на замысел поймать удачу в Ирландии, не оправдались. Естественно, прослышав о невероятном счастье, которое привалило его бывшей «женушке», Дерем немедленно отправился в Лондон, заявился к новоиспеченной королеве и весьма развязно потребовал от нее пристроить его при дворе, в противном случае он готов рассказать первому встречному историю их прошлого романа. Это был чистой воды шантаж, но до смерти напуганная Кэтрин уступила бывшему любовнику. Это стало первым шагом к ее падению.
А вторым стала связь с Томасом Калпипером. Некоторые историки считают, что сам Калпипер не испытывал особых чувств к ней, но лелеял далеко идущие планы. Как постельничий, он прекрасно знал о быстро ухудшавшемся здоровье короля и надеялся, что после смерти своего повелителя сможет приобрести значительную силу в качестве супруга вдовы. Кэтрин же попала в сети этого опытного соблазнителя и была готова на все, лишь бы время от времени иметь возможность замирать от страсти в его объятиях. Как это ни странно, помогать ей в организации тайных свиданий вызвалась леди Рочфорд. Видимо, тяготы опалы, в которую она угодила после казни супруга Джорджа, брата Анны Болейн, и золовки, несколько подзабылись. Ей удавалось проводить Калпипера даже в покои королевы, когда Генрих уезжал. Она же передавала письма Калпиперу. Одно из таких посланий от Кэтрин – вы поймете, почему их было, по всей видимости, немного, – сохранилось в подлиннике. Оно уснащено таким количеством ошибок, что вполне способно вызвать смех:
«Мастер Калпипер!
Имею щесть кланиться вам и прашу вас паслать мене вестачку, как апстаят дила у вас. Я слыхала, что вы занимогли, и пасему прашу вас, паскольку абеспакоина, штоб вы мене исчо рас написали. Ибо я исчо некохда так ни тасковала ни по чем, как увидеть вас и пагаварить с вами, какавое, надеюсь, вскоре происойдет. Дума о сем дает мене бальшое утишение, но мене просто убивает, што не магу быть с вами. Я уповаю на то, што вы всегда будите так дабры к мене, как вы абесчали, и прошу вас прити к мене, когда мене будит апслуживать леди Рочфорд, патому как по большей части доступ к мене затруднен. Пасылаю к вам беднаво паренька, который услужает мене и пользуется маим даверием, и прашу вас принять его, штобы вы магли часто пасылать вестачку. Прашу дать маему слуге каня, ибо мене вельми трудно его палучить, и прашу вас паслать черес него вестачку.
Астаюсь как и ранее ваша и жилаю вам всего наилуцшего в надежде вскоре вновь увидеть вас. И жилаю, штобы вы были здесь и видели, каких бальших трудов мене стоит написать вам.
Преданная вам на всю жизнь
Кэтрин».
Отсылались не только письма, но и дорогие подарки. Например, по приказу Кэтрин ее портной сшил мужской головной убор и украсил его драгоценными камнями, отметив в счетах, что камни пошли на украшение туалетов королевы. Генрих беспрекословно оплачивал все расходы жены, которая не знала удержу своей фантазии. Например, на маскарад в феврале 1541 года она нарядилась в костюм павлина. Для его украшения прислуга несколько недель собирала перья птиц, забиваемых для королевского стола, а подручные портного прилежно нашивали их на белый балахон. На головном уборе были закреплены десятки перьев из хвоста царственного пернатого, сине-зеленые глазки которых переливались при малейшем движении Кэтрин.
Бесхитростная молодая женщина не умела скрывать своих чувств, и вскоре окружающие стали замечать то предпочтение, которое она оказывала Калпиперу. Это вызывало жгучую злость у Фрэнсиса Дерема, человека невоздержанного и склонного к внезапным вспышкам гнева. Он сначала весьма прозрачно, а затем все более неприкрыто стал намекать на то, что в недалеком прошлом сам пользовался благосклонностью теперешней королевы.
Постепенно в отношениях между царственными супругами начали появляться первые облачка. Генрих все время жил в нетерпеливом ожидании вести о беременности Кэтрин, но, поскольку никаких признаков не появлялось, он всю вину возлагал на молодую жену, время от времени мрачно изрекая:
– Испанка (он имел в виду Катарину Арагонскую) брюхатела, как только я вешал мои порты на столбик ее ложа!
Ему докучали боли в ноге, отчего настроение становилось еще более скверным. Его томила тоска по турнирам и, в особенности, по охоте. Король уже не мог гнаться за зверем в лесной чаще, и теперь предпочитал сидеть в засаде. Егеря гнали на него зверей, и Генрих VIII, прекрасный стрелок, все еще был способен возвращаться домой с обильной добычей. В свое время его всегда сопровождала Анна Болейн, которая была первоклассной охотницей. Генрих ожидал, что такими же качествами обладает и Кэтрин, но ошибся. Молодая жена являла собой полную противоположность своей кузине. Она была жалостлива, вечно проливала слезы над увечными кошечками и собачками, подкармливали их, а потому не могла даже смотреть без трепета на отстрел прекрасных ланей и оленей, не говоря уж о том, чтобы принимать участие в этой откровенной бойне. Король подарил ей великолепный арбалет, украшенный резьбой и инкрустацией. Первый же выезд на охоту закончился полнейшим провалом: Кэтрин разражалась неудержимыми рыданиями при виде каждого убитого животного. Кроме того, ей не хватало сил натягивать тетиву арбалета, так что пришлось давать ей в помощь крепких лакеев. Тогда Кэтрин умышленно стала стрелять куда угодно, в заросли кустов или стволы деревьев, лишь бы не причинить вреда тварям Божьим. Слуги, которым приходилось рыскать по лесным дебрям в поисках упущенных стрел (стрелы для арбалетов требовались особые, стоили дорого, а потому негоже было разбазаривать их попусту), в сердцах молча проклинали повелителя, на старости лет женившегося на пустышке, которая не понимает азарта, охватывавшего человека в охоте на дикого зверя. Но Генрих не мог долго держать зла на это очаровательное дитя, он быстро отходил и старался загладить свою вину, делая жене очередные подарки.
Козни недоброжелателей
Тем временем над головой Кэтрин начали сгущаться тучи. С одной стороны, она стала жертвой придворных интриг, которые враги плели против все возраставшего могущества ее дяди, герцога Норфолка. К тому же эти происки имели сильную религиозную подоплеку: Говарды были известны как приверженцы католического вероисповедания, тогда как сторонники брака с Анной Клевской и последователи казненного Кромвеля горой стояли за англиканскую церковь. К несчастью для Кэтрин, слишком многим было известно небезупречное поведение королевы в девицах, и наиболее набожные и добродетельные подданные считали, что такой супруге не место на английском троне.
В один прекрасный день к Томасу Крэнмеру, архиепископу Кентерберийскому, припожаловал некто Джон Лассел и с негодованием заявил, что женщина с таким греховным прошлым недостойна носить корону. О непристойном поведении Кэтрин Говард ему рассказала сестра, Мэри Холл, в девичестве Лассел, в свое время находившаяся в услужении у вдовствующей герцогини Агнес Норфолк и недурно осведомленная о похождениях Кэтрин с обоими поклонниками в замке Ламбет. Архиепископ Крэнмер, который также ратовал за брак с Анной Клевской и становление англиканской церкви, собрал письменные показания Мэри Лассел и еще нескольких человек, данные под клятвой, и представил их королю. Дело происходило в день праздника всех святых, 1 ноября 1541 года, как раз после окончания благодарственного молебна в королевской часовне дворца Хэмптон-корт за благополучное возвращение из поездки по северу королевства и образцовое супружество с молодой женой, которое Господь даровал ему после стольких невзгод. Генрих не сразу поверил в то, что его любимая хохотунья в прошлом «жила самым развратным и чувственным образом» и счел это наветами. Однако архиепископ предложил ему учредить комиссию по расследованию, которая доподлинно точно выяснила бы, действительно ли у его прекрасной розы нет шипов.
Король согласился на это и привлек к проведению тайного розыска одного из самых толковых, но циничных и беспринципных деятелей своего правления, Томаса Райотсли (1505–1550), пэра, государственного секретаря, дослужившегося до лорда-канцлера. Этот человек не гнушался прибегать ни к каким самым крайним средствам, известно, что он даже принимал участие в пытках некоторых врагов короны. Одновременно Генрих отдал приказ поставить у покоев королевы стражу, дабы ни она, ни ее штат (полтора десятка дам) не могли покинуть помещение. Естественным порывом Кэтрин было выяснить причину такого внезапного изменения в ее положении. Ей удалось выбежать из покоев, и она что было сил пустилась в отчаянный бег по галерее дворца Хэмптон-корт в направлении королевской часовни, где Генрих в эту пору дня обычно присутствовал на церковной службе. Конечно, рослым солдатам ничего не стоило догнать, скрутить невысокую женщину и водворить обратно в помещение. С тех пор одной из легенд дворца является бег призрака Кэтрин Говард по галерее, которая получила название «Галерея привидений».
И потянулись казавшиеся бесконечными дни этого странного заключения, безо всякой связи с внешним миром, в полной неизвестности относительно его причины и того, что ожидает узниц в будущем. Разумеется, дамы не испытывали недостатка в еде и питье, но быстро ощутили все неудобство ограничений. Для круглосуточного пребывания такого количества женщин три просторные комнаты оказались тесноваты, королеве пришлось делить ложе с четырьмя фрейлинами и разрешить всем пользоваться королевским стульчаком. Все ее дальнейшие попытки прорваться к супругу для выяснения причин подобного обращения пресекались на корню.
В первую очередь назначенные Райотсли люди доставили в застенки предметы увлечений юности Кэтрин. Сначала нашли Мэнокса, по-прежнему зарабатывавшего себе на хлеб преподаванием музыки в провинции. Тот не отрицал некоторых вольностей, которые позволяла ему Кэтрин, но клялся, что «плотски не познал ее». Естественно, музыкант указал на Фрэнсиса Дерема, который ничего не стал скрывать и с гордостью поведал об обоюдном обете вступить в брак, закрепленном половой связью. Далее он с нескрываемой злостью заявил, что теперь благосклонностью королевы пользуется Томас Калпипер. Был арестован и постельничий короля. Тот поначалу отрицал все.
Через несколько дней состоялось секретное заседание Королевского совета, который начался с заявления короля, высказавшего надежду, что стены наветов и лжи, воздвигнутые недоброжелателями вокруг королевы, рухнут под тяжестью неопровержимых доказательств и ее безупречная репутация будет восстановлена. Однако искушенный в дворцовых интригах герцог Норфолк, не исключавший любого поворота событий, даже самого неблагоприятного, поспешил заранее снять с себя ответственность за поведение племянницы:
– Ваше величество, я был бы безутешен, ежели бы сии наветы подтвердились, но, случись такое, сия дурная ветвь рода Говардов подлежит отсечению и уничтожению.
– Вы бы лучше помолчали, Норфолк, – раздраженно отрезал король. – У вас уже была одна племянница со склонностями к государственной измене.
И члены Совета были вынуждены выслушать всю историю добрачных похождений королевы. По всем церковным канонам выходило, что она вступила в брак уже давно, и, таким образом, ее супружество с Генрихом VIII было недействительным. Все это, вроде бы, не особенно убедило короля, но, когда речь зашла о подозрениях в неверности королевы во время супружества с ним, самодовольный и неустрашимый Генрих отреагировал самым неожиданным образом. Король расплакался и промолвил:
– Что я такого совершил, чтобы Господь наказал меня столь скверными супругами? – Румяное ядреное яблочко оказалось не только надкусанным, но еще и с гнилой сердцевиной. Король распорядился продолжать расследование и 5 ноября после ужина внезапно покинул Хэмптон-корт, переехав во дворец Уайтхолл. Он приказал герцогу Норфолку отправиться к Кэтрин и отобрать у нее все подаренные им драгоценности, учинив им подробный перечень.
Имея на руках показания всех любовников королевы, архиепископ Крэнмер приступился к Кэтрин. Сначала она все отрицала, но затем сломалась. Она признала, что позволяла Мэноксу «трогать секретные части своего тела, что ни мне не пристало, честно говоря, позволять, ни ему требовать». Что же касается Дерема, тот «часто лежал с ней в постели, обычно в камзоле и портах, но иногда был нагим». Правда, она категорически отрицала данное Дерему обещание вступить с ним в брак, с гордостью указывая на свое знатное происхождение. В конце этого допроса молодая женщина выглядела столь жалкой, что сердце Крэнмера преисполнилось состраданием: «она была так убита печалью и так роптала, как мне никогда не доводилось видеть в жизни, каковые сетования могли бы смягчить сердце любого человека на свете». Он приказал привезенному с собой писарю составить прошение о помиловании от имени королевы, ибо у Кэтрин явно не хватило бы познаний грамотно оформить этот документ. Тот привычно взялся за перо и застрочил им по пергаменту:
«Я, подданная Вашей милости, сокрушенная великой кручиной, и ничтожнейшее создание, недостойное обращаться к Вашему величеству, нижайше подчиняю себя Вашей воле и сим признаю свои проступки».
Далее на трех страницах Кэтрин описывала, какое горе испытывает королева по поводу того, что допустила совершать с собой те действия, которые не должна была позволять ни Мэноксу, ни Дерему.
«После того, как я раскрыла Вашему высочеству всю правду, умоляю вас принять во внимание изощренное искусство лукавых уговоров молодых людей и неведение молодых девиц. Во мне было столь сильно желание добиться милости Вашего высочества, и я была столь ослеплена стремлением к мирской славе, что непозволительно умолчала о своих прежних проступках… Я заслужила наказание, но могу быть спасена милосердием и добротой моего супруга».
У нее едва хватило сил на то, чтобы криво нацарапать в конце свою подпись «Кэтрин».
14 ноября Кэтрин сообщили о том, что ей надлежит поселиться в пустовавшем аббатстве Сион. Ей разрешалось взять с собой четырех придворных дам по ее выбору и двенадцать человек прислуги, шесть черных платьев из бархата, дамаста или шелка, с соответствующими нижними юбками и чепцами, но только теми, которые не украшены драгоценными камнями. Кэтрин восприняла это как смягчение гнева своего царственного супруга и несколько воспрянула духом. Ее вместе с отобранными пожитками и сокращенным штатом на лодках перевезли по Темзе на новое место, а нескольких дам, включая леди Рочфорд, отправили в Тауэр.
Тем временем Дерему и Калпиперу пригрозили пытками, и они выложили все как на духу. Калпипер заявил, что имел в мыслях вступить в связь с королевой, настаивавшей на этом, а потому охотно повиновался ей. Однако прелюбодейная связь с королевой подразумевала нанесение ущерба королю, что расценивалось по английским законам как государственная измена, караемая смертной казнью, да не простой, а мучительной: они подлежали повешению, вырыванию внутренностей, четвертованию и отсечению головы. Поскольку вина обоих была бесспорной, она не подлежала никакому рассмотрению в суде, а меру наказания достаточно было установить указом парламента. Парламенту же не потребовалось долго заседать, дабы оный быстрехонько появился на свет.
Когда члены комиссии по расследованию прибыли в аббатство Сион и ознакомили разжалованную королеву с результатами своих изысканий, она была окончательно повержена. Особенно потрясли ее подробные показания леди Рочфорд, которая тайком приводила Калпипера в покои королевы. Кэтрин разрыдалась и пыталась уверить суровых лордов, что именно эта дама в преклонном возрасте склоняла ее на нарушение супружеского долга, а она, по наивности, попалась на ее удочку.
– Наверняка сам дьявол принял ее облик, дабы ввести меня в искушение! У меня и в мыслях не было отдаться Калпиперу, самое большее, на что он мог рассчитывать, так это дружеский поцелуй. Именно она побуждала меня решиться на большее!
Если бы Кэтрин признала существование брачного обета между ней и Деремом, она бы еще могла рассчитывать, что ей сохранят жизнь. В таком случае ее брак с королем был бы признан недействительным, и дело могло бы окончиться всего-навсего разводом и церковным покаянием. Но она сама подписала себе смертный приговор.
24 ноября парламент лишил Кэтрин королевского титула «ее величество», отныне к ней надлежало обращаться с обычным «миледи». Ее официально обвинили в том, что она до брака вела «гнусный, низменный, похотливый, сладострастный и лицемерный образ жизни с несколькими лицами, как обычная шлюха». Почти все камеры лондонской крепости заполнились многочисленными представителями семейства Говардов, даже тех, кто Кэтрин никогда в глаза не видел. Не пощадили ни маленьких детишек, ни вельможную и немолодую герцогиню Агнес Норфолк. Им предъявили обвинение в недоносительстве о факте государственной измены. Там же, еще с 14 ноября, томились несколько дам из окружения королевы, включая леди Рочфорд. Настрадавшись в промозглом воздухе сырых и холодных камер, где их держали на заплесневелом хлебе и протухшей воде, все они дали свидетельства против своей повелительницы. Напротив, Мэнокса выпустили из заключения, взяв с него обещание, что он под страхом смертной казни никогда ни единым словом не обмолвится по поводу истории, в которой был замешан.
Тем временем родные Дерема и Калпипера подали королю прошения о помиловании. Король сделал единственное послабление, отменил изощренную казнь бывшему любимцу Калпиперу и приказал просто обезглавить его, Дерема же повелел еще и оскопить. 10 декабря 1541 года приговор был приведен в исполнение. Герцог Норфолк, до смерти перепуганный гневом короля, удалился в свои владения и 14 декабря направил Генриху письмо с извинениями, свалив всю вину на свою мачеху Агнес Норфолк и племянницу Кэтрин.
До Кэтрин не доходило никаких вестей об окружающем мире, ровно так же, как этому миру ничего не сообщалось об ее теперешнем образе жизни. Поскольку она не была любительницей чтения, то проводила время за рукоделием, которое ранее вызывало у нее неприкрытое отвращение. Пребывавшим вместе с ней в аббатстве дамам и прислуге даже разрешили играть в карты и прочие настольные игры. Так, в тишине и мире, миновали рождественские и новогодние праздники. Кэтрин, уповавшая на милосердие своего супруга, даже несколько успокоилась, и ее надежда на скорое освобождение с каждым днем все больше крепла.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
