Текст книги "Любовь без правил"

Женя удивленно и вопросительно посмотрела на Коржа, в болезнях она не разбиралась.

– Это когда не хватает красных кровяных телец в крови, – пояснил Вовка, правильно поняв ее взгляд. – И ребенку срочно нужно лечение, дорогостоящее лечение. Уже завтра необходимо сделать первый взнос. Тридцать тысяч…

– Чего? – уточнила Евгения, испугавшись, что сумму Вовка называет в ставших популярными в России долларах.

– Рублей, – ответил он.

Девушка облегченно вздохнула, но у нее даже таких денег не было. Сейчас ей так захотелось помочь Коржу – прекрасному парню, доброму, душевному человеку, каким она его помнила. Как разрядить обстановку и успокоить студенческого товарища, она не знала. Поэтому сказала первое, что пришло в голову:

– По-моему, уход жены – еще не повод, чтобы из человека превращаться в обезьяну, – строго посмотрела на Володю Евгения. – Так, где у тебя тряпка, швабра? Тазик с водой неси. Сначала превратим твою берлогу в нормальную квартиру, а потом будем разговаривать.

Часа два, практически не разговаривая, они мыли, скребли, чистили, стирали белье. Когда квартира сияла чистотой, Женя приказала Коржу:

– А теперь иди в ванную и превратись снова в привлекательного мужчину, каким ты был всегда. Да по тебе третья часть девчонок из моей группы сохла. Тебе же всего двадцать три…

– Двадцать пять, – поправил ее Корж.

– Ну двадцать пять. Недалеко ускакал, – исправилась Женя. – Давай, приводи себя в божеский вид.

Еще полчаса она ждала, пока Вовка преобразится.

Из ванной он вышел, помолодев лет на десять. Он тер рукой подбородок.

– Так непривычно без бороды, – улыбнулся Володя.

– Ничего страшного. Не расстраивайся. Она тебе не шла, – успокоила его Женя.

– Слушай, а, собственно говоря, чему обязан?.. С какой целью пожаловала? – поинтересовался он.

– Вовка… Скажу – не поверишь. Я тебе марку принесла…

– Подожди, но марку должна принести домработница Снежанны Залесской. Это ты, что ли? – Глаза у Коржа расширились.

– Я и не я…

– Ты же в школе учителем младших классов, я слышал, работаешь? Что, тоже решила профиль сменить? – удивился товарищ.

– Нет, Вовка, я и работаю учителем. Просто так получилось… Я тебе расскажу, но обещай, что не проболтаешься.

– Жень, обижаешь, честное слово.

Впрочем, Евгения и не сомневалась в порядочности Коржа. Он был одним из немногих среди однокурсников, с кем она, как говорят, пошла бы в разведку. И девушка не раздумывая рассказала, как попала к Снежанне, как обнаружилось, что супруг ей не изменяет, и как теперь она пытается узнать о цели знакомства Виталика с Залесской.

– Мда! Попала ты в историю, – улыбнулся Корж. – А глядя на тебя и не скажешь, что ты такой отъявленный боец. Ладно, показывай ценность, – попросил Корж и протянул руку, в которую Женя вложила коробочку с маркой.

Он осторожно открыл крышечку, пинцетом достал редкий экземпляр и посмотрел на нее сквозь лупу. Потом поднял глаза на Евгению и задумчиво сказал:

– Жень, а марочка-то не из дешевых. На один год выпуска только посмотреть… да и… – Володя замолчал, не договорив.

– Конечно недешевая. Сегодня к Снежанне покупатель приходил, предлагал ей пятнадцать тысяч долларов за нее. Представляешь? Я никогда не интересовалась филателией, но очень удивилась, что такие суммы люди готовы платить за маленькую бумажку.

– Ха… маленькую бумажку. Ты вообще-то в школе училась? В институте училась? – задавал глупые вопросы бывший однокурсник.

– Что ты ерунду спрашиваешь. Разумеется. Теперь вон сама пытаюсь детей учить.

– А ты бы присмотрелась к марке повнимательней, – предложил Корж и протянул ее Жене.

– Ну, портрет Екатерины Второй. Указан год ее рождения и год смерти, – вслух Евгения описывала то, что видела на небольшом прямоугольнике.

– Год рождения Екатерины Второй… – загадками говорил Вовка. – Это не наводит тебя ни на какие мысли? – Он ждал ответа.

Евгения подумала.

– По-моему, она родилась в тысяча семьсот двадцать девятом, а не двадцать седьмом… – задумчиво произнесла она.

– Вот именно! А теперь немного, самую малость, о марках. Я, видишь ли, Белова, в детстве очень ими увлекался. Даже около двух сотен собрал. Потом, правда, забросил… Да какая теперь разница, – махнул рукой Корж. – Вообще-то цены на марки сейчас смешные – 10 рублей, 100 рублей. Заниматься филателией может позволить себе практически любой школьник. Заметь, самой обычной филателией. Но а если говорить о редких экземплярах, то тут цены от пятисот долларов и выше. И необходимо обладать большими средствами, чтобы позволить себе иметь достойную коллекцию. Так что не удивляйся, что за марку дают целых пятнадцать тысяч. Многое, правда, зависит и от платежеспособности коллекционера, и от его желания заполучить тот или иной экземпляр. – Корж остановился и пристально вгляделся в Женино лицо.

– Вот как ты думаешь, от чего может подняться цена на малюсенькую, невзрачную, блеклую марочку? – задал вопрос бывший однокурсник.

– Ну… может, она очень старая, поэтому и выцвела, или очень редкая, один-два экземпляра осталось, – предположила она.

– Ты, Белова, близка к истине. Например, марка с упоминанием опального члена ЦК, ставшего впоследствии «врагом народа», чудом не изъятая из обращения, ценится намного выше, чем марки с изображением семьи Романовых. Потому что просто «царских» марок много, а вот с портретом «врага народа» – мало. Или, к примеру, производственный брак: нехарактерный цвет, нестандартная перфорация, смысловые «ляпы» (перепутаны границы на географической карте, не те цвета национального флага) или, как в нашем случае, неправильно указан год рождения Екатерины Второй. А если еще предположить, что экземпляров осталось всего ничего, например, штук десять или и того меньше, то, вполне возможно, что цена резко подскочила из-за этого.

– Поучительная лекция, ничего не скажешь, – подытожила Евгения. – Очень интересно. Но я все же о другом тебя спросить хотела. Ты, конечно, извини за навязчивость, но отчего новый так называемый папа не может помочь ребенку? Я имею в виду нового мужа твоей бывшей жены… – уточнила она.

– А потому, Жень, что никому чужие дети не нужны. Он заявил Вике, – так зовут мою бывшую, – что у Павлика есть настоящий отец, и он должен помогать сыну. В общем, денег ему жалко стало на Павлика. Вот и весь ответ. Но я что-нибудь придумаю, – пытался храбриться Вовка.

– Грустно… – вздохнула Евгения.

– Прорвемся… Скажи Снежанне, что к завтрашнему вечеру ее марка будет как новенькая. Сейчас у меня нет специального средства, а завтра я его достану и все подчищу, – пообещал Володя.

Женя распрощалась с однокурсником и направилась обратно к Снежанне. Как все-таки жизнь меняет людей! Вовка Корж, башковитый парень, который не боялся вступать в спор с профессорами, запоминал сразу же практически весь текст объемом в пять страниц и мог часами разговаривать на любую тему, хоть отдаленно имеющую отношение к психологии… Из головы у нее не выходил рассказ Вовки о сыне.

Женя непонятно почему вдруг остановилась у столба, на котором одно на другое лепили различные объявления. Ее взгляд остановился на одном из них: «Покупаем волосы. Длина не меньше 30 сантиметров. Обращаться в парикмахерскую „Одуванчик“, улица Мельникова, 6». Она как завороженная посмотрела на указатель. Оказалось, что именно сейчас Женя стоит на улице Мельникова, а парикмахерская «Одуванчик» находится прямо перед ней.

Девушка вдохнула, выдохнула и направилась прямо в «Одуванчик». Она не раздумывала, не жалела. Евгения сразу же приняла неожиданное, но очень серьезное решение.

– Здравствуйте, – обратилась она к сидящей за столом у входа девушке. – Я прочитала объявление. Вы покупаете волосы?

– В зависимости от длины, – неохотно посмотрела на нее девица, продолжая жевать резинку.

– А сколько может стоить такая длина? – Женя сняла ажурную сетку, прикрывавшую косу, которую она укладывала в огромную гулю на затылке.

Жвачка выпала изо рта у девицы.

– Я… я сейчас… мигом. Я мастера позову… – тут же выскочила она.

Из комнаты, где находились парикмахеры, вышли человек пять.

– Ох, ах, боже мой! – Все по-разному комментировали увиденное.

Женя в растерянности стояла в кругу мастеров парикмахерского дела, которые поочередно трогали ее толстую длиннющую косу. Ее кончик доставал практически до колен девушки.

– Так сколько могут стоить мои волосы? – снова повторила свой вопрос Евгения.

– Что вы, девушка, не вздумайте отрезать, – заговорила старшая из мастеров. – Я двадцать лет работаю, но таких волос еще не видела. Что вы! Это же уникально! В нашей стране два-три человека найдутся с длиной, как ваша. Если вообще найдутся. Скажите, чем вы их моете?

– Обычным шампунем. – Женя растерялась. Она не ожидала, что ее коса произведет фурор в парикмахерской. – И все-таки… Я хочу знать, сколько мне заплатят за волосы.

Одна мастер шепнула другой:

– Недавно одна клиентка просила косу из натуральных волос. У нее цвет, как у девушки. Обещала сорок тысяч рублей заплатить, если будет подходящий вариант. Я думаю, за эту красоту она и больше даст.

Другая, соглашаясь, кивнула головой и сообщила Евгении:

– Тридцать тысяч заплатим. Конечно, я совершенно бесплатно и постригу вас, и укладку сделаю, – поспешила заверить мастер. – Думаю, что в вашем случае мы и длину вам приличную оставим, до плеч. Как вы, согласны?

– Да, – твердо произнесла Женя.

– Тогда пойдемте в кресло. Будем работать.

Из парикмахерской Женя вышла с тридцатью тысячами в кармане и непривычной стрижкой, которая, тем не менее, не к худшему изменила ее внешность.

Глава 18
Марка требует жертв

Виталик слонялся по квартире и думал, думал, думал. Он размышлял, где сейчас может быть Женя и зачем она так зло пошутила. В процессе размышлений он пришел к определенным выводам. Как-то неестественно быстро организовали процесс развода (без трех месяцев на раздумья, без его заявления и его личного присутствия). Этого быть никак не может, а значит, все-таки это шутка. Просто очень злая и непродуманная.

В сотый раз он заглядывал в паспорт – не исчезла ли печать. Нет. Она, проклятая, красовалась на том же месте и зло смеялась над Виталиком. Потом ему в голову пришла мысль о поддельном паспорте. Он тщательно изучил каждую страницу, узнал много нового о защитных знаках в личном документе и понял, что паспорт настоящий. Об этом явственно свидетельствовало пятно между третьей и четвертой страницами, появившееся когда-то из-за растаявшей шоколадной конфеты. Как туда попала злополучная конфета, Виталик до сих пор не понял, но вывести пятно было невозможно.

А может, это розыгрыш? Он вспомнил, что уже около года по телевизору показывают такую передачу, где разыгрывают известных артистов. Но он-то – не известный, да и вообще не артист. Какой интерес может быть к нему у телевизионщиков? И все же Виталик время от времени возвращался к этой версии, потому что ничего более толкового в голову не приходило. Дошел до того, что тщательно осмотрел квартиру: не спрятаны ли здесь видеокамеры? Вдруг его действительно снимают да посмеиваются… Ничего даже отдаленно похожего найти не удалось. Что ж, версия отпала, но легче от этого не стало.

Он не верил, не мог поверить, что Женя добровольно могла с ним развестись. У них большая любовь, взаимопонимание, сложились хорошие отношения в быту. Ну, что еще нужно для того, чтобы быть вместе? Ему завидовали друзья, коллеги по работе, да он сам себе завидовал, если честно. У Жени огромная выдержка, редко встречающаяся у женщин. Она не звонила ему на работу, не ругала за поздний приход домой, верила, что он задерживается по делам фирмы, а не пьет с друзьями пиво или шастает по женщинам. Вот, например, Юрке Говорухину супруга звонит не меньше двадцати раз в день. Над ним смеется весь коллектив, а он вздрагивает от каждого телефонного звонка. И ведь звонит без дела. То поскандалила с бабушкой возле подъезда, то в доме нет горячей воды, то мусоровоз не вывез мусор, то собака из соседнего дома ее облаяла, то мясо в духовке пригорело… Бедный мужик к вечеру ищет любой повод, чтобы не идти домой. Длительной командировке радуется как школьник, в классе которого отменили урок.

Рядом с женщиной должно быть уютно, спокойно. Любой нормальный мужик, возвращаясь домой, мечтает о нежности и радостной улыбке, а не о выяснении отношений. Уходя на работу, ждет поцелуя, а не проклятий, раздающихся вслед, или бесконечного жужжания о нехватке денег. Финансы от ругани не прибавляются. Поэтому, видя живой пример несчастливого брака, Виталик в который раз радовался, как ему повезло с женой.

Разговор о разводе никогда не возникал между ними. Да и как люди могут думать о расставании, когда им так хорошо вместе? Он действительно не встречал никого лучше Жени. Взять хотя бы Снежанну. Возможно, многие из его знакомых покрутили бы пальцем у виска, узнав, что Виталик никак не реагирует на ее откровенные заигрывания. Вернее, если называть вещи своими именами, она всячески пытается затащить его в постель, считая, вероятно, что после этого навсегда завладеет его сердцем.

Нет, дорогая Снежанна, еще ни одного мужчину не смогли удержать сексуальные отношения. Конечно, иногда верх берет головка, а не голова, но как только сперма выпущена, а детородный орган устал и требует отдыха, здравый смысл возвращается.

Да что говорить, часы, проведенные со Снежанной, он готов поменять на минуты с Женей…

А Снежанна… Есть вызывающая внешность, о которой мечтают многие мужчины, есть возможность хорошо одеваться, привлекать к себе внимание, но внутренняя холодность, чувство превосходства и навязчивость, пусть даже тщательно завуалированные, полностью отталкивали Виталика.

«С такими гуляют, но на них не женятся», – вспомнил он часто употребляемую мужчинами присказку. И верно, если бы, будучи неженатым, Виталик встретил Снежанну, он бы ни за что, ни при каких обстоятельствах на ней не женился. Возможно, кто-то позарился бы на ее деньги, но только не Виталик. Он считал себя настоящим мужчиной, способным обеспечить будущую семью. Пусть не сразу, пусть постепенно, но он добьется желаемого, встанет на ноги, и его будущие дети не будут знать, что такое не иметь возможности учиться в институте, как произошло в свое время с ним.

Ах, как он хотел ребенка, а еще лучше двоих! Маленькую Женечку, обязательно похожую на его супругу, и мальчика, который, как и отец, подрастая, начнет стремиться к самостоятельности.

«А что, если Снежанна выследила меня, – мелькнула неожиданная мысль. – А потом позвонила и все рассказала Жене?» Но Виталик тут же отбросил такое предположение. Глупая идея, этот вариант не подходит хотя бы уже потому, что сегодня Снежанна хотела пойти к нему в гости, познакомиться с мамой.

Какая она все-таки навязчивая. Делает вид, что не проявляет никакого интереса, пытается изобразить холодность, а на лбу написано: «Хочу замуж». Виталику не раз за время их общения хотелось развернуться и бежать, бежать подальше от ее внимания, глупых и скучных разговоров. Пожалуй, только один ее рассказ вызвал огромнейшую заинтересованность, когда Снежанна говорила о марке, ставшей семейной реликвией. Ее отец очень дорожил маркой, потому что она дала возможность получить огромный кредит и стала первой вехой в постройке крупного бизнеса.

Теперь Виталик не сомневался, что Снежанна – внучка Эдуарда Залесского, того самого снабженца, обменявшего дорогую марку, которая столь бережно хранилась в их семье, на половину мешка крупы и две буханки хлеба. Да, за годы войны Залесский наверняка собрал отличную коллекцию, посещая семьи коллекционеров, воевавших на фронте. Большинство, умирая от голода, радовались возможности обменять на кусок хлеба филателистский альбом, а снабженец пополнял свою коллекцию новыми редкими экземплярами.

Одним из таких экземпляров и была марка, которой так дорожил прадед Виталика и всю жизнь затем пытался разыскать дед. С ней была связана одна романтическая история их семьи.

Прадед Виталика, Павел Лопатин, встретив обаятельную провинциалку Марину Стрельникову со смешными косичками и большими голубыми глазами, был сражен наповал. Она приехала к тетке в Москву на две недели. Он караулил ее у дома, ходил следом, наблюдая, как грациозно передвигается объект его симпатий. В тот день он решился открыться Марине и, купив серебряное колечко, направился в дом ее тетки. Но оказалось, что Павел опоздал всего на полчаса: Марина уехала домой, в Воронеж.

Уговорив тетку дать ее адрес, Павел, придя домой, принялся писать письмо. В нем он рассказывал о своих чувствах и предлагал девушке руку и сердце. Но ни через неделю, ни через месяц и даже через год ответом Марина его не удостоила. Павел потерял всякую надежду еще когда-нибудь встретиться с Мариной Стрельниковой. Тем не менее на других девушек не заглядывался. В который раз родители заводили разговор о женитьбе, в дом частенько наведывались свахи, рассказывая о достоинствах местных девиц: и работящая, и красавица, и покорная, и ученая, но ни одна из них не смогла вытравить из сердца нежный образ Марины.

Бог услышал его молитвы. Однажды, направляясь на работу, Павел Лопатин встретил Марину. Марина за год похорошела еще больше, немножко повзрослела, детские черты чуть заострились, приобрели еще большее очарование. Взгляд стал открытым, улыбка – нежной. Чувства Павла воспламенились с новой силой. Павел понял, что без Марины его жизнь не будет иметь смысла.

Оказалось, семья Стрельниковых переехала в Москву насовсем, поселившись в доме, доставшемся в наследство от тетки, и Марина уже никуда уезжать не намерена.

Павел начал бывать в их доме, он спросил у отца разрешения ухаживать за Мариной и вскоре сделал ей предложение. И уже перед свадьбой Стрельникова показала Павлу его письмо, наконец-то нашедшее адресат.

– Почтальон принес его вчера, – сообщила изумленная невеста. – Оказывается, ты хотел на мне жениться еще полтора года назад? – удивилась она.

– Да, имел такое намерение, – степенно ответил Павел. – Но ты не ответила мне.

– А как я могла ответить, если твое послание так долго меня искало? – засмеялась она.

– Но почему? В чем причина? Может, я неправильно указал адрес?

– Адрес ты написал верно, но застать меня письмо не могло. Папенька инженер, и мы часто переезжали с места на место. Когда я вернулась из Москвы в Воронеж, чемоданы уже были собраны, и на следующий день мы уехали из города, потом еще и еще меняли место жительства. В конечном итоге маменьке надоела кочевая жизнь. Она давно уговаривала отца переехать в Москву, а тут и случай подвернулся – умерла тетка, оставив нам этот дом. Вот мы и решили окончательно осесть здесь.

А еще позже Павел Лопатин прочитал в газете «Царская Россия» статью о невероятном случае, произошедшем на Волге. Корабль, перевозивший грузы, бандероли и письма, потерпел крушение. Спасти смогли немногое, большая часть товара ушла под воду. Когда же разбирали то, что не погубила вода, увидели кожаный мешок, в котором лежали чудом уцелевшие письма. Спасенное имущество разобрали его владельцы, а о почте забыли. Еще полгода мешок пролежалв ожидании хозяина. Когда же о нем вспомнили, решили, что лучше поздно, чем никогда, и письма были разосланы адресатам.

Оказывается, письмо Павла долгое время пыталось догнать Марину, семья которой переезжала с места на место. И тут Лопатин обратил внимание на марку, приклеенную к конверту.

Когда купил ее на почте и клеил к конверту, он вообще не придал ей значения. Потом Павел, типографский рабочий, увлекся коллекционированием редких и необычных марок. Особенно ценились те, что имели какие-либо ошибки, опечатки, неверно указанные даты. Павла Лопатина интересовали именно эти экземпляры. Так, например, он безуспешно разыскивал марку с портретом Софии Фредерики Августы Анхальт Цербтской, родившейся 2 мая тысяча семьсот двадцать девятого года (будущей Екатерины Второй, императрицы Всея Руси), на которой был неправильно указал год ее рождения – тысяча семьсот двадцать седьмой.

Марка печаталась в их типографии, и шрифт набирал вечно пьяный Сенька Кулаков, у которого после двух стаканов водки и закуски в виде замасленного рукава все расплывалось перед глазами. Когда же ошибку заметили, уже было отпечатано пятьдесят экземпляров. За такую оплошность Сеньку выгнали взашей, а марки сдали вместе с другими, пытаясь всячески скрыть оплошность. Так искомое само пришло в руки Павла Лопатина. Марки Павел Лопатин собирал до конца жизни, и его коллекция была одной из лучших в России. Но сохранить ее в семье не удалось. В сорок первом Павла убили на фронте, а Марина, оплакивающая мужа и молящая Бога о сохранении жизни сына и невестки, волею рока оказалась в блокадном Ленинграде. Именно тогда бесценная коллекция мужа спасла жизнь ей и двум внукам. Как ни странно, но даже в такое тяжелое время находились желающие купить марки. Они были бесценны для Павла Лопатина, а для Марины имели цену – половинка буханки хлеба, иногда – целый кирпичик. Маленькие бумажные прямоугольнички и квадратики поддерживали силы, спасали от голодной смерти. И только одну-единственную марку Марина не продавала, не могла, не смела… пока в квартире не осталось ничего, что можно было бы обменять. Женщина долго мучилась, несколько дней отдавала внукам свою пайку хлеба, но силы медленно покидали ее, и она решилась. Достала из шкатулки семейную реликвию, бережно завернутую в несколько тетрадных листов. Да, это она, та самая, которой так дорожил ее муж. Марка, наклеенная на конверт с посланием юной Стрельниковой… Вся жизнь промелькнула перед глазами Марины. Она вышла из квартиры, зашла в соседний подъезд, постучала в дверь. Ей открыл плотный мужчина и впустил в помещение.

– Что, Марина Арсеньевна, надумали? – поинтересовался он.

Женщина кивнула.

– Покажите. – Он протянул дрожащие от нетерпения руки к тетрадному листу, на котором лежала марка. – Подождите секунду. – Он зашел в комнату, взял со стола лупу и тщательно изучил то, что принесла Марина. Потом с довольной ухмылкой на лице посмотрел на женщину и сказал: – В последний раз я предлагал вам три банки тушенки и два мешка крупы. Но сейчас ситуация изменилась, блокада продолжается, и неизвестно, сколько мы еще продержимся. Продуктов практически не осталось в городе, поэтому все, что могу дать вам за марку сегодня, это полмешка крупы и две буханки хлеба. Согласны?

У женщины затрясся подбородок, она с трудом держалась, чтобы не заплакать от унижения, и снова кивнула головой.

Через день блокаду Ленинграда сняли…

Когда сын Марины Арсеньевны, Андрей, вернулся с фронта, мать, расстроенная тем, что не уберегла семейную реликвию, горько причитала у него на груди и просила прощения. И тогда Андрей Лопатин пообещал, что обязательно восстановит коллекцию отца и вернет эту марку. За пятьдесят пять лет Андрей выкупил бульшую часть марок, которые в свое время собрал его отец, но ту, единственную и вожделенную, найти не смог.

Снабженец, обменявший марку на полмешка крупы, выехал с семьей в Москву, побоявшись гнева соседей, ведь ни для кого не было секретом, чем и как он нажил свое состояние. А разыскать его Андрей Павлович Лопатин не успел.

Дед Виталика был настоящим коллекционером, именно поэтому за долгие годы жизни он не сколотил никакого состояния и не накопил денег на сберегательной книжке (все равно сгорели бы!). Они с женой не сменили мебель, купленную еще в шестидесятых, и тащили всю рухлядь за собой при переезде из Санкт-Петербурга в Москву. Денег не хватало: все более-менее лишние деньги он тратил на восстановление отцовской коллекции. Уговаривал, просил, переплачивал, но постепенно пополнял альбом. Он был одержим этой идеей, и она стала смыслом его жизни.

«Человек обязан ради чего-то жить, – вещал дед. – У него должна быть цель, иначе в конце своего пути лишь и начнешь понимать, что ты существовал. Завтрак, обед, ужин, ночной сон и два дня в неделю – выходной. И так изо дня в день, из года в год. А вот я прожил не напрасно. Мне встречались умнейшие и интереснейшие люди, я пытался отыскать проданные марки, радовался каждому новому приобретению. Я с замиранием сердца сжимал лист бумаги, где был написан адрес коллекционера, у которого могла находиться нужная мне марка. Я страдал, когда ее не было или узнавал, что жильцы съехали. И снова радовался, когда удавалось достичь маленькой победы».

Сын Андрея Павловича к филателии не проявлял ни малейшего интереса и к хобби отца относился холодно, даже с легкой иронией. Одно время Андрея Лопатина стало очень волновать, что некому будет оставить дорогой сердцу и ценный альбом с марками, в нем заключалась большая часть его жизни – счастливой жизни.

Но, переехав в Москву, Андрей Павлович незаметно увлек своей страстью внука Виталика. Сначала внук частенько забегал к деду в гости, чтобы послушать удивительные истории, случавшиеся с ним в связи с покупкой марок, засиживался допоздна, с интересом рассматривал альбом. И хорошо поразмыслив, Андрей Павлович Лопатин, оказавшись в больнице, позвал внука к себе и строго спросил, готов ли тот принять его коллекцию в подарок с условием завершить дело его жизни. К тому времени Лопатин выяснил фамилию снабженца – и оставалось только найти его. Но снабженец Залесский умер еще в семидесятых, и это усложняло поиски. Дед передал Виталику список людей, носивших фамилию Залесский, и настоятельно просил найти марку.

– Она у кого-то из них. Я чувствую, – говорил Андрей Павлович перед смертью. – Верни марку в семью. Мы не нажили никакого добра, у нас не осталось никаких реликвий от твоего прадеда, только его письмо к Марине. Так пусть к нему еще прилагается и марка, которой мы с твоим прадедом так дорожили.

Да, до двадцати семи лет Виталик и не помышлял ни о каком коллекционировании. Если бы кто сказал ему, что он увлечется марками, наверное, рассмеялся бы этому человеку в лицо. Какие марки? Кто в двадцать первом веке увлекается филателией? Картины, антиквариат, холодное оружие, но марки… еще бабочек осталось коллекционировать.

Но со смертью деда все изменилось.

После смерти Андрея Павловича Виталик долго не решался открыть альбом. Но однажды, пересилив себя, взял его в руки и понял, что попал в совершенно другой мир, и мир этот заинтересовал его. К альбому прилагался еще и дневник Андрея Павловича, в котором он записывал, где, когда и у кого купил дорогой сердцу экземпляр. Оказалось, что практически с каждой маркой была связана своя отдельная история, и Виталик часто с огромнейшим удовольствием перечитывал дневник. Когда Виталий начал покупать новые экземпляры, вкладывая их в специальные, еще пустые «кармашки» в потрепанном альбоме, он познакомился с другими коллекционерами, ходил на редкие выставки, посвященные филателии, читал специальную литературу.

Но он не забывал о просьбе деда и уже сам загорелся идеей вернуть марку, которой, по странному стечению обстоятельств, в некотором роде дорожила и Снежанна, также считая ее семейной реликвией. Из нетрезвых речей он понял, что у девушки к марке двоякое отношение. Она считает, что если бы в свое время отец не раскрутился с помощью денег, полученных под залог редкого экземпляра, то и до теперешнего времени был бы жив.

Правда, знакомство со Снежанной, ее фальшивые ужимки, старания Виталика понравиться сексапильной и переборчивой блондинке были уже потом, значительно позже, а до этого он старательно, монотонно и целеустремленно искал.

Известие о марке пришло неожиданно. Он уже посетил все адреса, указанные дедом, переговорил с огромным количеством людей, хоть как-то имеющих отношение к филателии, и ничего… Помог его знакомый коллекционер Гриша Перепалкин, который однажды между делом рассказал Виталику, что набрел на интереснейший экземпляр – марку с изображением Екатерины Второй, где год ее рождения напечатан неправильно. Виталик даже подскочил от неожиданности. Неужели она?

Гриша больше походил на героя-любовника, нежели на коллекционера. Длинные волосы, холеное лицо. Он был увлечен собиранием марок одного вида – с изображением царской семьи. И однажды, узнав, что привлекательной девушке по имени Снежанна досталась в наследство от отца такая марка, тут же начал за ней ухаживать. Снежанна не на шутку увлеклась Гришей, вернее, его высочайшим рейтингом в постели, и уже была готова подарить ему редкий экземпляр, когда по каким-то непонятным причинам резко охладела к любовнику и в один прекрасный вечер выставила его вон, ничего не объясняя и строго-настрого запретив появляться у нее дома.

А причиной такой немилости оказался Виталик, поднесший зажигалку в пивном ресторане. Вместе с зажженной сигаретой он воспламенил и сердце богатой наследницы.

Гриша на чем свет ругал Виталика и себя. Виталика – за то, что он помешал заполучить такое сокровище, себя – за то, что однажды поделился с ним соображениями о путях получения редкой марки. Именно своей болтовней Григорий натолкнул Виталия на мысль о том, что речь идет о той самой марке, погашенной на московской почте в начале двадцатого века, тонувшей вместе с кораблем и объехавшей чуть не всю Россию.

– Я совмещаю приятное с полезным, – хвастался Григорий, – марочка в собственности у такой телки! Закачаешься! Она прямо пищит, когда мы в постель заваливаемся. Уверен, что в ближайшее время смогу намекнуть ей о подарке (для себя, разумеется)! – Он красноречиво показал на себя пальцем и громко засмеялся. – Чего ей, жалко, что ли, все равно без дела на стенке болтается (отец марку в рамку золоченую вставил, гордился ею очень). Может, слышал, был такой Залесский, капиталец сколотил приличный. Кстати, с помощью этой самой марки. Он ее в банке швейцарском в свое время заложил. Получил деньги. Прокрутил их и потом на них поднялся. Поэтому и дорожил…

А вот девке от нее ни холодно, ни жарко. Мне даже кажется, что она не прочь избавиться от марки, а я буду тем, кто готов ее от непосильного» бремени, – Гриша снова заржал, – избавить. Денег у девицы – куры не клюют. Так что пусть сделает презент своему любимому. – Перепалкин гордо выпятил грудь и самодовольно улыбнулся. – Уверен, не обеднеет. Что же, я напрасно расходую свои мужские силы? – И он многозначительно подмигнул.

Слушая его, Виталик даже от волнения голос потерял. Неужели повезло? Нужная марка появилась на горизонте. Правда, пока еще лишь еле заметные ее отблески, но это уже было что-то по сравнению с неудачами в поисках на протяжении всего года. А Гриша продолжал хвастать.

– Я должен ее заполучить. Не напрасно же деньги на девку потратил! Она пивко любит, да не абы какое, а настоящее, баварское.