Текст книги "Не мяукайте с неизвестными"

Теперь можно объяснить и внезапную вежливость соседки, и ее хорошее отношение к коту. Просто другая женщина, другой характер.

Бейсик легонько тронул хозяйку когтями за ногу: «Дай колбасы-то…»

– Тебе нельзя, – ответила Надежда, но все же отрезала кусочек.

Кот брезгливо понюхал колбасу, потом поглядел на Надежду с легким удивлением: как можно такое есть? После чего нехотя лизнул и сделал шаг в сторону.

– Не хочешь – я выброшу, – сказала Надежда ему в спину, – а то мыши заведутся.

Кот немедленно схватил кусок и быстро проглотил, не жуя.

Далее мысли ее потекли безрадостно. Хорошо, она уверилась, что девица не та, но что из этого следует? Да ничего, потому что все равно не ясно, для чего все это нужно. Кому понадобилось подставлять другую девицу вместо настоящей Веры? И самое главное: кому понадобилась сама Вера – бедная молодая женщина из провинции, без квартиры и без работы? А вот интересно, за что ее уволили из музея в Плескове? Скорее всего, просто по сокращению штатов.

Надежда вздохнула и убрала пустую чашку в раковину. Она понятия не имела, что теперь предпринять. В полной прострации она походила по квартире, машинально перекладывая вещи, выдвинула ящик кухонного стола, где хранились всякие мелочи: открывалки, ножницы, две свечи, на случай если внезапно отключат электричество, пакетики семян… «Надо разобрать ящик», – подумала Надежда, и тут в руку ей сама впрыгнула бумажка.

Билет. Не на трамвай, не на балет, не в кино и не в цирк. Билет в музей. Угу, тот самый билет, что приклеился к тапке. Билет валялся на полу в той квартире и случайно попал к Надежде.

«Музей чертей» – было написано на билете. Надо же, и адрес: Чертогонский переулок, дом восемь. И внизу приписка: «Музей работает с десяти до восемнадцати, выходной – воскресенье».

И цена – пятьдесят рублей.

– Так-так, – протянула Надежда, внимательно разглядывая билет. Она просмотрела его на свет и даже понюхала, на что кот усмехнулся с ехидцей: что, мол, ты там можешь унюхать, с твоим-то обонянием?

– Но-но, – обиделась Надежда, – ты у нас тоже не собака-ищейка.

Билет явно имеет отношение к Вере Мельниковой, не Раиса же в музей ходила. И не бабушка. А если детей водили, то тогда было бы два билета, к тому же льготных. И вообще, бабушка у Михайловых очень аккуратная, квартиру содержала в чистоте и уж, наверное, перед тем, как сдавать, вымыла все там и подмела. Билет остался от новой хозяйки.

Вера работала у себя в Плескове в музее. И здесь тоже музей. Зачем-то она в него ходила. А может, не она, а кто-то из тех двоих мужчин?

– Сегодня у нас какой день? – спросила Надежда у кота.

И, не дождавшись ответа, сообразила, что вторник. Стало быть, музей открыт. Нет ничего плохого в том, что она съездит туда и посмотрит, что это за музей. Что такое, в самом деле, всю жизнь в Петербурге прожила, а понятия не имеет, что в городе есть Музей чертей. Стыдобища, честное слово.

Успокоив таким образом свой внутренний голос, который твердил ей, что следует выбросить билет и заняться собственными делами, Надежда мигом собралась и ушла, наказав коту быть умницей и не хулиганить, а иначе по возвращении хозяйки спросится с него по всей строгости.

Некоторое время спустя Надежда Николаевна села в подходящую маршрутку. Проехав Исаакиевскую площадь, она попросила водителя остановиться у Чертогонского переулка.

– Какой такой Чертогонский? – переспросил смуглый джигит. – Моя не знай такой переулок! Скажешь, когда надо, мамаша!

За мамашу Надежда обиделась. Обычно в общественном транспорте ее называли дамой, в крайнем случае женщиной. Надежда искательно оглядела пассажиров, и тут же сухонькая старушка в вязаном оранжевом берете сообщила, что Чертогонский переулок будет сразу за Главным почтамтом.

Надежда Николаевна вышла из маршрутки, перешла дорогу и свернула в злополучный переулок. Вдруг навстречу ей из темной подворотни выскочил небритый мужик в растянутых на коленях тренировочных штанах и застиранной майке. Вытаращив на Надежду дикие, желтые, как у мартовского кота, глаза, он прохрипел:

– Не ходи туда, женщина! Я тебе исключительно как родной сестре говорю: не ходи!

– Это вы мне? – удивленно проговорила Надежда, отступая. Вокруг, как назло, не было ни души.

– А кому же? – мужик еще придвинулся, обдав Надежду запахом застарелого перегара и сырого мяса. – Тебе, тебе, женщина! Как своей родной сестре говорю: не ходи!

– Да куда же мне не надо ходить?

– Сама знаешь куда, – мужик перешел на интимный, доверительный шепот. – Знаешь, знаешь, по глазам вижу!..

Тут из-за спины мужика появилась приземистая, коротко стриженная женщина в зеленой бесформенной куртке с воротником из чего-то кудлатого, розового и синтетического. Ловко ухватив мужика за локти, как опытный спецназовец хватает правонарушителя, она потащила его обратно в подворотню, при этом сурово выговаривая:

– Снова, козел нестриженый, с катушек сошел? Снова приключений на свою больную голову ищешь? Давно в «Скворечнике» не был? Так это я тебе быстро организую! Мне перевозку психическую вызвать – плевое дело, меня там уже как родную знают! Мне там уже годовой абонемент оформить предлагали!

– Зачем перевозку, Зинуля? – испуганно заныл мужик. – Зачем в «Скворечник»? Что я в этом «Скворечнике» не видал? Я, Зинуля, просто захотел этим… воздухом свободы подышать! Весна же, Зинуля! Весна без конца и без этого… без края!

– На своей законной жилплощади дыши! – доругивалась женщина, утаскивая мужчину в глубину подворотни, как тигрица утаскивает в логово растерзанную, но все еще сопротивляющуюся антилопу. Напоследок она заметила Надежду и крикнула ей:

– А ты что здесь стоишь любуешься? Своего мужика заведи, тогда и любуйся! А на чужих рот не разевай, а то получишь внеочередной билет к стоматологу!

Надежда Николаевна в растерянности проводила взглядом колоритную парочку. Она, конечно, знала, что «Скворечником» в городе называют расположенную в Удельной психиатрическую больницу имени Скворцова-Степанова. Но все равно семейная сцена, невольной свидетельницей которой она стала, оставила тягостное ощущение, и в ушах все еще звучал хриплый голос желтоглазого мужика:

«Не ходи туда, женщина!»

Она пожала плечами и двинулась вперед, разглядывая номера домов.

В конце концов, не будет же она обращать внимание на бред желтоглазого сумасшедшего.

В эту минуту она как раз увидела нужный номер дома – крутобокую восьмерку.

Правда, на этом доме красовалась солидная вывеска с несколько странным названием учреждения:

«ВНИИПНЯ».

Но чуть ниже была прикреплена глянцевая картонка, на которой от руки было написано:

«Музей чертей».

Надежда Николаевна толкнула тяжелую дверь и вошла в просторный вестибюль с мраморными полами и уходящим в глубину лесом колонн.

То есть сразу войти в вестибюль ей не удалось: перед ней оказалась рамка металлоискателя, как в аэропорту или в серьезном государственном учреждении. Сбоку от рамки скучал рослый охранник в черной униформе и с огромной кобурой на боку.

– Вы куда, гражданка? – грозно спросил охранник, окинув Надежду с ног до головы подозрительным взглядом.

– Вообще-то я в Музей чертей, – сообщила она, несколько оробев от такого серьезного приема.

– Проходите через рамку!

Надежда прошла через контур металлоискателя. Раздался тревожный звонок.

– Металлические предметы есть? – сурово спросил охранник.

Надежда открыла сумку и предъявила связку ключей, мобильник, пилочку для ногтей, случайно завалявшийся сувенирный магнит с видом Эйфелевой башни и уж совсем непонятно откуда взявшуюся открывалку для пива.

Охранник оглядел все это богатство, солидно кивнул и разрешил Надежде пройти внутрь.

– Музей вон там, – он указал ей на расположенную справа от входа лестницу, ведущую вниз.

– А скажите, – не удержалась Надежда Николаевна, – что такое ВНИИПНЯ и почему здесь на входе такая серьезная проверка? Неужели в Музее чертей имеются бесценные экспонаты?

– Музей ни при чем, – солидно ответил охранник, – а ВНИИПНЯ – это Всероссийский научно-исследовательский институт паранормальных явлений. Дамочка, – он доверительно понизил голос, – чтобы вам было понятнее: изучают всякую чертовщину. Призраков, к примеру, барабашек – пол-тер-гейст по-научному. В общем, разное мракобесие и колдовство.

– Да что вы говорите! – удивилась Надежда Николаевна. – А охрана зачем?

– А затем, что есть такое мнение, что все эти колдовские штучки можно использовать в оборонных и разведывательных целях! – важно произнес охранник. – А что это вы, гражданочка, интересуетесь? – в его глазах вспыхнул подозрительный блеск.

– Да я ничего, – стушевалась Надежда, – я вообще-то в музей направлялась…

– Так и идите в музей. – Охранник достал из кобуры банан, ловко очистил его и откусил половину.

Надежда спустилась по плавно изогнутой лестнице и оказалась перед дверью, на которой пылающими черно-красными буквами было выведено:

«Музей чертей».

Такое название не показалось Надежде Николаевне слишком необычным и экзотическим. Давным-давно, в советские еще времена, она по профсоюзной путевке ездила в Литву и там, в Каунасе, была в музее с точно таким же названием. Должно быть, тогда этот музей проходил по разряду антирелигиозной пропаганды, но туристы охотно посещали его, чтобы взглянуть на изображения нечистой силы. Были там черти, кованные из чугуна, отлитые из бронзы, вырезанные из полудрагоценных камней и из обычного дерева, выдутые из цветного стекла. Были кружки и тарелки с изображением нагло ухмыляющейся рогатой физиономии. На память о посещении музея Надежда купила тогда маленького чугунного чертика с ехидно высунутым языком. Потом, правда, чертик исчез в неизвестном направлении, так на то он и черт.

Сегодня она надеялась увидеть что-то похожее на тот каунасский музей.

Она открыла дверь и оказалась в небольшой, скудно освещенной комнате с низким сводчатым потолком. Прямо перед ней за деревянной стойкой сидела приземистая, чрезвычайно расплывшаяся особа, удивительно напоминающая огромную жабу. Большой рот был сложен в подобие улыбки, на обвислых, покрытых неестественным румянцем щеках красовалось несколько внушительных бородавок. Крашенные в какой-то немыслимый зеленоватый цвет волосы собраны на макушке в игривый пучок, прихваченный зеленым бантом.

Судя по разложенным на стойке рекламным буклетам и кассовому аппарату, жабовидная особа была кассиршей.

На стене за спиной кассирши висела потемневшая от времени старинная гравюра, изображавшая трудовые будни ада. Веселые расторопные черти подбрасывали дрова под огромный кипящий котел, из которого торчали руки, ноги и головы грешников. Грешники тоже выглядели вполне жизнерадостно. Чуть в сторонке, как шеф-повар на кухне ресторана, стоял, наблюдая за процессом, крупный вальяжный черт с изогнутыми козлиными рогами.

– В музей пожаловали? – осведомилась кассирша. – Приобретайте билетик. Льготы имеются?

– Нет у меня никаких льгот! – возмущенно ответила Надежда, которая восприняла вопрос как намек на возраст.

– Чудненько, – жабий рот кассирши разошелся еще шире, как сумка-авоська перед овощным прилавком. – Если льгот не имеется, тогда с вас пятьдесят рублей.

Надежда полезла за кошельком, а кассирша, которой хотелось поговорить, продолжала:

– Такой у нас музей интересный, а народ совершенно не ходит! Не тянется к культуре, не хочет расти в духовном отношении! А у нас такие экспонаты имеются… Луций Ферапонтович, можно вас пригласить? У нас посетитель!

Откуда-то сбоку донесся сухой быстрый топоток, напоминающий цоканье козьих копыт на каменистой горной тропинке, и рядом с кассовой стойкой образовался худенький сгорбленный старичок в сильно потертом костюмчике с малиновой бархатной жилеткой и галстуком-бабочкой немыслимого тропического цвета. Довершали его облик аккуратная козлиная бородка и розовая лысина, обрамленная кокетливыми серебристо-черными локонами. Старичок опирался на черную тросточку с набалдашником в виде серебряной кошачьей головы с зелеными выразительными глазами. Собственные глаза старичка прятались за круглыми темными стеклами очков.

– Позвольте показать вам нашу экспозицию! – проблеял он, галантно шаркнув ножкой, после чего открыл перед Надеждой Николаевной дверь и провел ее в полутемный сводчатый коридор.

По стенам коридора были развешаны чучела крокодилов, сов и летучих мышей.

– Бр-р! – Надежда Николаевна передернула плечами. – Это что, ваша экспозиция? Какое отношение к чертям имеют эти бедные животные?

– Абсолютно никакого! – заверил ее экскурсовод своим блеющим голоском. – Просто в соседнем доме раньше располагалась мастерская таксидермиста…

– Чучельника?

– Совершенно верно, чучельника. Так вот, несколько лет назад таксидермист вышел на пенсию, мастерская закрылась, а невостребованные чучела он подарил нам. На добрую, так сказать, память, презент соседям. А мы их развесили здесь для создания настроения…

– Да уж, настроение они создают! – признала Надежда Николаевна, опасливо покосившись на крупного крокодила, который, казалось, смотрел на нее с аппетитом.

Ей стало как-то неуютно, и она прибавила шагу, чтобы не отставать от экскурсовода.

– Простите, – проговорила она, догнав его, – я не запомнила ваше имя-отчество…

– Луций Ферапонтович, – охотно повторил старичок.

– Редкое какое имя. Да и отчество!

– У нас в семействе эти имена традиционные. Луцием меня назвали в честь деда, он тоже был Луцием Ферапонтовичем, а батюшка мой, как вы понимаете, звался Ферапонтом Луциевичем. И так далее, так далее, до десятого колена. Конечно, может быть, и дальше, но до десятого я вам гарантирую.

С этими словами экскурсовод отдернул черную бархатную портьеру, пропуская Надежду Николаевну в большое круглое помещение, слабо освещенное несколькими свечами, которые были расставлены вдоль стен в закопченных канделябрах.

Дуновение воздуха от качнувшейся портьеры поколебало пламя свечей, и по комнате пробежали живые таинственные тени, придав и без того мрачному помещению совершенно устрашающий вид.

Из темных углов на гостью уставились горящие глаза невиданных демонов и чудовищ.

Надежда Николаевна всегда считала себя женщиной решительной, трезвой и здравомыслящей. В бытность свою инженером она не боялась начальника режимного отдела Прохора Виевича Упыренко и даже известную на весь институт вахтершу Зою Никитичну по кличке Зоя Космодемьянская, перед которой робел сам главный инженер Семен Аполлонович Плотва. Но в этом темном сводчатом помещении она испытала какой-то непонятный, мистический страх.

Надежда негромко вскрикнула и схватилась за плечо своего провожатого. При этом у нее возникло неприятное ощущение, что под потертым пиджаком старичка нет обычной человеческой плоти, а только сухие хрупкие кости.

Луций Ферапонтович протянул руку, щелкнул выключателем, и комната озарилась ярким электрическим светом.

– Прошу меня извинить, – произнес он с едва скрытым удовольствием. – Забыл, какое впечатление производит эта комната на неподготовленного человека.

При этом губы его тронула легкая усмешка, и Надежда Николаевна поняла, что этот драматический эффект был частью заранее обдуманного представления.

– Итак, позвольте познакомить вас с нашей экспозицией, – заговорил экскурсовод хорошо поставленным голосом. Он встал в третью позицию, изящно отставил свою тросточку и произнес: – Для начала хочу обратить ваше внимание на то, что хотя наш музей и называется Музеем чертей, такое несерьезное на первый взгляд название не должно вводить в заблуждение. Наш музей не относится к тем сомнительным учреждениям, которые предлагают на потребу публики вульгарные поделки, кустарные изделия и дешевую сувенирную продукцию. Можете быть уверены: в нашей экспозиции представлены только подлинные объекты и артефакты, имеющие непосредственное отношение к многовековым контактам человечества с тем, не побоюсь этого слова, высшим существом, которому мы обязаны многими тайными знаниями.

– Вы имеете в виду?.. – начала Надежда, но экскурсовод поднес палец к губам, призывая ее к молчанию:

– Тс-с! Он не любит, когда его называют по имени. Но если вас интересуют обычные, банальные черти, то вот, пожалуйста, для вас имеется соответствующая продукция, – и он показал стеллаж, заставленный знакомыми Надежде чугунными, деревянными и керамическими чертиками. Чертики были забавные и нисколько не страшные: один из них показывал язык, другой, казалось, специально для нее состроил уморительную гримасу.

– Но я вижу, что вы пришли сюда не за этим! – с пафосом проговорил Луций Ферапонтович. – По вашему лицу я вижу, что вы пришли сюда в поисках подлинного знания!

С этими словами он подвел Надежду Николаевну к первой от двери витрине.

Здесь под толстым стеклом лежал серый камень с отчетливым отпечатком раздвоенного копыта.

– Перед вами самый древний из наших экспонатов. Это так называемое Чертово копыто из деревни Ведьмин Бор Нижегородской губернии. Отпечаток на камне датируется пятым тысячелетием до нашей эры. Местные жители поклонялись ему испокон веков, а до распространения христианства даже приносили ему человеческие жертвы… По неподтвержденным, но вполне заслуживающим доверия сведениям, еще в 1860-е годы в жертву Чертову копыту был принесен мелкий чиновник губернской управы, проводивший перепись населения. Более того, скажу вам по секрету, – экскурсовод понизил голос и огляделся по сторонам, как будто опасался, что его подслушивают, – всего пятнадцать лет назад при очень подозрительных обстоятельствах исчез бухгалтер сельсовета Опупеев…

– Надо же! – Надежда удивленно разглядывала камень. – А с виду обычное козье копытце…

– Что вы, – экскурсовод тонко улыбнулся. – Этот отпечаток изучали сотрудники Зоологического института и однозначно заявили, что он не мог быть оставлен никаким представителем отряда парнокопытных. Ни ныне живущим, ни вымершим.

– Что вы говорите! – Надежда взглянула на камень с еще большим уважением.

– А вот здесь вы можете увидеть первый по времени артефакт, самое раннее рукотворное изображение, так сказать, нашего главного героя. – Старичок перешел к следующей витрине и показал Надежде небольшую фигурку, с большим искусством вырезанную из плотной желтоватой кости. Фигурка представляла собой сгорбленное существо на двух кривых ножках с копытцами, рогатой головой и козлиной бородкой. Надежда Николаевна невольно взглянула на экскурсовода и отметила его несомненное сходство с артефактом.

– Это так называемый неолитический Вельзевул, – пояснил Луций Ферапонтович. – Фигурка вырезана из бивня мамонта и датируется серединой второго тысячелетия до нашей эры. Служила объектом поклонения первобытных племен, кочевавших в верховьях реки Подкаменной Балбески.

– Выходит, этой фигурке больше трех тысяч лет, – с невольным уважением проговорила Надежда Николаевна. – И такая удивительно тонкая работа!

– Вы правы, – подтвердил старичок. – Особенно восхищает поразительное сходство с оригиналом.

– С оригиналом? – удивленно переспросила Надежда. – Но кто же его видел, оригинал-то?

– Кое-кто видел! – проговорил экскурсовод с таинственным и значительным видом.

Они перешли к следующей витрине, и Луций Ферапонтович продолжил свою лекцию:

– В этой части экспозиции представлены подлинные инструменты специалистов по прямому контакту с, прошу меня извинить, нечистой силой: парадный бубен эскимосского шамана, его ритуальное облачение и головной убор.

Надежда внимательно осмотрела потертый кожаный бубен, увешанный медными побрякушками и монетами, среди которых она заметила вполне современную монетку в десять центов, а также сложную конструкцию из конского волоса и птичьих перьев, вполне способную служить головным убором.

– В этой же витрине вы видите рабочее помело с автоматической коробкой передач и прочие аксессуары профессиональной ведьмы второй половины XX века. По совместительству она исполняла обязанности учителя истории и завуча средней школы в одном из небольших городов Ленинградской области. Кстати, дважды была удостоена благодарности РОНО и почетной грамоты Министерства образования.

Надежда с интересом взглянула на аккуратную метлу с отчетливым чернильным штампом на черенке «Школа № 44». Рядом с метлой располагались тщательно начищенная медная ступка с пестиком и стеклянная банка с притертой крышкой, наполненная, несомненно, мышиными хвостами.

– Кстати, хочу обратить ваше внимание на тот интересный факт, что в этой благородной профессии очень распространены трудовые династии. Так, родная дочь этой ведьмы в полной мере унаследовала материнский талант. Правда, по совместительству она не педагог, а сотрудник районной налоговой инспекции, но ведьма из нее получилась ничуть не хуже, чем из матери.

– Ее оборудование тоже представлено в вашем музее? – поинтересовалась Надежда.

– Что вы, – экскурсовод снисходительно улыбнулся, – она пока активно практикует, так что все ее рабочие инструменты в деле. Но мы провели с ней предварительные переговоры, и она обещала передать нам все свое оборудование, как только прекратит частную практику и выйдет на заслуженный отдых.

– За вознаграждение, конечно? – уточнила Надежда.

– Вовсе нет, – в голосе экскурсовода зазвенела обида. – Для настоящего профессионала большая честь передать свои инструменты или личные вещи в наш музей. Ведь это свидетельство действительного профессионального признания!

– И что, в наши дни еще много специалистов этого, так сказать, профиля?

– Еще как! – удовлетворенно подтвердил Луций Ферапонтович. – Вы не представляете, сколько вокруг вас практикующих ведьм!

– Да, – задумчиво проговорила Надежда Николаевна, что-то про себя подсчитывая, – только в нашем подъезде я, пожалуй, знаю трех… или даже четырех…

– Но те, о ком мы сейчас говорим, не настоящие профессионалы, это, скажем так, ведьмы средней руки. Вы же понимаете, что в каждой профессии, в каждом виде спорта, в каждом искусстве есть неудачники, как сейчас говорят, лузеры, есть серенькие середнячки и есть звезды. Так вот, только звезды, только те, кому удалось вступить в прямой, непосредственный контакт с нашим главным героем, – только они удостаиваются чести попасть в экспозицию нашего музея. Вот, например, здесь вы видите личные вещи мадам де Монтеспан, фаворитки французского короля Людовика XIV, – экскурсовод подвел ее к очередной витрине, в которой лежали черные кружевные перчатки и полумаска из черных перьев. – Вот уж была звезда так звезда! Не меньше сорока раз проводила настоящую черную мессу! С самим была, можно сказать, на короткой ноге, неоднократно удостаивалась аудиенции… Сколько невинных душ загубила – страшное дело!

– Да что вы говорите? – ужаснулась Надежда Николаевна. – Кажется, я о ней читала. И кино смотрела…

– А вот вещички одного еще более известного господина. Джузеппе Бальзамо – слышали о таком?

– Вроде бы знакомое имя, – задумалась Надежда Николаевна. – Хотя не могу вспомнить…

– Более известен под именем графа Калиостро, он же граф Сен-Жермен. Были у него и еще имена, всех не упомнишь!

– Что, он тоже… крупный специалист?

– Да, один из самых выдающихся! – с уважением проговорил Луций Ферапонтович.

– А я думала, он был шарлатан и самозванец.

– Как можно! Звезда, настоящая звезда первой величины! Правда, кончил плохо, да в этой профессии такое нередко случается. Профессиональный риск, знаете ли.

Надежда с интересом осмотрела витрину с вещами графа Калиостро. Здесь были красивая фарфоровая табакерка, черепаховый лорнет, пара лайковых перчаток и массивный золотой перстень-печатка с масонским символом.

– А это что, тоже экспонат?

На этот раз Надежда разглядывала вольготно свернувшегося на отдельном возвышении, как на постаменте, огромного угольно-черного кота с пылающими изумрудно-зелеными глазами. Кот был совершенно неподвижен, даже глаза его не мигали, и Надежда Николаевна долго не могла решить, живой он или это мастерски изготовленное чучело, еще один образчик искусства таксидермиста.

– Нет, что вы, – Луций Ферапонтович снисходительно улыбнулся, – это не экспонат, это скорее наш сотрудник, один из старейших работников музея. Он здесь служит с самого основания. Бегемот, поздоровайся с посетительницей!

– Конечно, Бегемот, – пробормотала Надежда Николаевна, – я нисколько не сомневалась…

Кот мягко спрыгнул со своего постамента и подошел к посетительнице. Он хотел было потереться о ее ногу, но внезапно фыркнул, распушил усы и попятился.

– Что ты, Бегемотик? – забеспокоился экскурсовод. – Что тебе не понравилось?

– Он, наверное, почувствовал запах Бейсика, – ответила за кота Надежда.

– Бейсика? – с интересом переспросил Луций Ферапонтович. – Кто такой Бейсик?

– Так моего кота зовут.

– А он случайно не черный? Люблю, знаете ли, черных котов! Таких, знаете, крупных, пушистых…

– Случайно рыжий. Я как раз рыжих предпочитаю. Но тоже крупный и пушистый. Так вы серьезно говорите, что Бегемот – ваш сотрудник? И какие же у него служебные обязанности?

– Самые разнообразные! Прежде всего, как и положено порядочному коту, он присматривает за мышами и крысами. Помещение у нас подвальное, дом старый, дореволюционный, так что сами понимаете: грызунов много, а некоторые экспонаты слишком хрупкие. И если бы не Бегемот…

– А я думала, что ваш музей находится, так сказать, под особой охраной!

– Да что вы! У самого столько забот – где ему за грызунами присматривать! Да и не по чину это. Но Бегемот не только по части грызунов. У нас однажды серьезная история приключилась: ночью в музей проник злоумышленник.

– Как? – удивилась Надежда. – К вам ведь просто так не попадешь, у вас такая охрана серьезная, даже металлоискатель стоит, как в аэропорту! Муха, и та не пролетит.

– Тем не менее злоумышленник сумел как-то пробраться. Может быть, прошел днем под видом обычного посетителя и спрятался где-нибудь в укромном месте, а ночью вылез и попытался похитить кое-что из экспонатов.

– Кому же могли понадобиться ваши экспонаты? – Надежда удивленно огляделась по сторонам. – Вроде у вас в экспозиции нет драгоценностей и произведений искусства!

– А вот в этом вы неправы. Во-первых, для человека понимающего все наши экспонаты чрезвычайно ценны. Во-вторых, все они представляют большой исторический интерес. И в-третьих, некоторые имеют и художественную ценность. Но я хочу досказать историю неудавшегося ограбления.

Луций Ферапонтович наклонился и ласково почесал кота за ухом. Тот умильно мурлыкнул и высокомерно взглянул на Надежду своими изумрудными глазами.

– Так вот, когда мы погасили свет, заперли дверь и ушли из музея, злоумышленник выбрался из укрытия и хотел уже приступить к своему черному делу. Но не успел ничего похитить, потому что в дело вмешался Бегемот.

– Но он же кот, а не сторожевая собака!

– Тем не менее. Он спрыгнул со шкафа прямо на голову грабителя и вцепился в нее когтями. Негодяй совершенно обезумел от неожиданности, попытался убежать, но ослеп от боли, потерял ориентацию в пространстве и метался по музею, натыкаясь на стены и шкафы, пока на шум не прибежали охранники из ВНИИПНЯ, которые и задержали злоумышленника. Вот такой у нас героический Бегемот! Он любой сторожевой собаке сто очков вперед даст!

Кот мяукнул, выгнул спину верблюдом и глянул на Надежду с законной гордостью.

А Надежда Николаевна с опаской посмотрела на его когтистые лапы. Она хорошо знала, какие острые и длинные когти у Бейсика, и ничуть не сомневалась, что Бегемот вооружен еще лучше.

– Да, и кем же оказался этот незадачливый злоумышленник? – спохватилась она. – Случайный грабитель, который хотел поживиться здесь чем-нибудь ценным, или любитель нечистой силы, позарившийся на какой-нибудь магический артефакт?

– К сожалению, это осталось неизвестным, – ответил со вздохом Луций Ферапонтович. – Злоумышленник пропал, и допросить его не удалось.

– Как пропал? – удивилась Надежда Николаевна. – Вы же сказали, что его поймали охранники.

– Да поймать-то поймали, – неохотно признался экскурсовод, – но пока думали, что с ним делать, он как-то улизнул.

– Что ж ты за ним не уследил? – сказала Надежда Бегемоту, который внимательно слушал разговор.

Кот недовольно фыркнул и величественно удалился, подняв хвост, как боевое знамя.

– Да, кстати, – напомнила Надежда Николаевна. – Вы говорили, что у вас есть экспонаты, представляющие большую художественную ценность.

– А как же! – оживился Луций Ферапонтович. – Как раз к ним я вас и веду.

Он прошел в глубину зала и подвел гостью к стене, увешанной старинными гравюрами в потемневших от времени рамах.

Приглядевшись к этим гравюрам, Надежда невольно попятилась, настолько мрачные и страшные сцены были на них изображены.

На первой два свирепых солдата в средневековых доспехах тащили по грязи растрепанную босую женщину в разодранном платье. Женщина рыдала и отбивалась, но рейтары были неумолимы. На заднем плане виднелись мужчины, женщины и дети, которые, переговариваясь, показывали пальцами на несчастную.

На следующей гравюре эта же женщина стояла перед несколькими пожилыми монахами, с суровым видом взирающими на нее. Один из них что-то гневно говорил подсудимой. На столе перед монахами лежала большая книга в кожаном переплете.

– Как вы понимаете, – пояснил Луций Ферапонтович, – здесь изображен арест женщины, подозреваемой в колдовстве, и суд над ней. На столе перед судьями-инквизиторами лежит знаменитая книга «Молот ведьм» – подробная средневековая инструкция о том, как вести следствие по таким процессам.

– Да, слышала кое-что об этой книге.

– Можете представить: она издавалась сотни раз на всех европейских языках, даже в наше время! Сейчас, конечно, как курьез, литературная диковинка, характеризующая средневековые нравы, а не как руководство к действию. А когда-то это была настольная книга каждого инквизитора! Кстати, в нашей экспозиции есть хорошо сохранившееся издание XVI века. Большая редкость!

Они перешли к следующей гравюре.

На ней те же суровые монахи наблюдали с берега за тонущей женщиной. Из воды торчали только голова и вытянутая рука, но никто из присутствующих не спешил на помощь несчастной.

– Это так называемый суд Божий, – пояснил экскурсовод. – Женщину, подозреваемую в сношениях с сатаной, бросали в воду и смотрели, что произойдет. Если тонула, значит, невиновна, все обвинения с нее снимались, и ее хоронили на кладбище, в освященной земле, как порядочную христианку. Если же ей удавалось выплыть, тогда судьи считали, что дело не обошлось без колдовства, что ей помог сам дьявол и что для подсудимой остался один путь – на костер. Бывали и другие варианты испытаний. Например, обвиняемой давали выпить яду – если умерла, значит, невиновна, а если уцелела, ее ждал костер…