Текст книги "Обрученная с Князем тьмы"

К приходу мужа квартира блестела. Однако он этого не заметил.

– Есть что пожевать? – спросил он.

– Сейчас что-нибудь соорудим! – спохватилась Оксана. – Там, кажется, котлеты остались от свекрови…

Муж бодро устремился на кухню, Оксана задержалась, развешивая белье на балконе, а когда оказалась на кухне, то увидела, что муж, стоя у холодильника, доедает холодные котлеты.

– Ты что – рехнулся совсем? – закричала она, потому что накатил неожиданный приступ злобы. – Пять минут подождать не можешь?

– Санка, ты чего? – Он удивленно тянул на себя синюю мисочку. – Подумаешь, котлеты…

– Вечно как свинья хватаешь! – не успокаивалась Оксана.

– Вечно у тебя есть нечего! – заорал в ответ муж. – Мать только и спасает, а то бы совсем с голоду помер!

– Я тебе не повариха! – огрызнулась Оксана. – И не домработница!

В глубине души она понимала, что зря завелась и пора бы остановиться.

– В кои-то веки жена дома – так и то пожрать не приготовила! – орал муж. – Работаешь как вол…

– А я, значит, не работаю, а груши околачиваю! – пошла вразнос Оксана. – Между прочим, если бы я не работала…

– Так и знал, что будешь меня попрекать деньгами! – высокопарно заявил муж.

– А ты не попрекай меня дурацким хозяйством! – В голосе Оксаны зазвучали слезы. – И котлеты все съел… Эгоист паршивый, бревно бесчувственное!

Последние слова она прокричала не своим, а чужим, высоким, истеричным голосом и ушла в спальню. А там упала на кровать и разрыдалась, не успев удивиться, с чего это ее так разобрало. Никогда раньше подобного за ней не водилось, всегда умела держать себя в руках и ненавидела истеричек.

Очевидно, муж тоже очень удивился и призадумался. Так или иначе, он явился в спальню и погладил ее по плечу.

– Санка, ну ты чего? С чего так завелась? Ну не из-за котлет же, в самом деле…

Он попытался приподнять ее и заглянуть в глаза, но она вцепилась в подушку и глухо стонала. Когда же он оторвал ее от подушки, применив силу, она зажмурилась и мотала головой. Муж оставил ее на минутку, чтобы принести ковшик воды. Благородно не стал поливать ее, а просто брызнул тихонько.

Проверенный способ помог, Оксана перестала трястись и рыдать, уткнулась мужу в плечо и довольно внятно рассказала ему все, что случилось с ней за последние два дня.

– Ну-ну… – он похлопывал ее по плечу, – успокойся, ты же ни в чем не виновата. Это они сейчас там забегали, потому что Туманов погиб. Губернатор на них давит. Поэтому они за первого попавшегося человека и хватаются. Пройдет какое-то время, и все забудется… Пойдем чайку выпьем, котлеты доедим…

– Дались тебе эти котлеты… – вздохнула, успокаиваясь, Оксана.

– Не хочешь котлет, тогда поцелуй меня. – Он уткнулся в теплую ложбинку у нее на шее и легонько куснул мочку уха.

Подушка полетела на пол, но они этого не заметили.

* * *

– Милорд, нам сюда! – крикнул хозяин, и пудель привычно вздохнул, он уже перестал удивляться и смирился со своей участью.

Они проскочили знакомый двор, на этот раз не пришлось звонить – дверь подъезда была распахнута настежь. У художников снова была вечеринка, из квартиры слышалась музыка, на площадке курила парочка – низенький мужичок в широченных, как у клоуна, штанах и высоченная девица не первой и даже не второй молодости в ультракороткой юбке и малиновых лосинах. Лицо у девицы было длинное, а волосы завязаны сбоку в хвост, так что вспомнился детский стишок: «Приходи к нам, тетя Лошадь, нашу детку покачать…»

Придерживая пуделя, он с трудом перебрался через мусорные завалы и застыл у окна.

Ее не было. Не было, хотя время уже пришло. Он так старался не опоздать, но жена поручила какое-то дурацкое хозяйственное дело, потом позвонили по телефону, и пришлось поддерживать пустой, никчемный разговор.

И вот ее нет. Он прислонился лбом к грязному стеклу и застыл в отчаянии. Пудель почувствовал слабину, без труда вырвал из его рук поводок и отбежал в сторону.

Его хозяин этого даже не заметил.

И вдруг он увидел ее. Она появилась перед окошком, и он сразу понял, что она только что занималась любовью. Волосы ее вились вокруг лица золотым ореолом, глаза сияли, как звезды. Она смеялась и вертелась перед зеркалом, переговариваясь с кем-то через дверь. Кто там был? Да, конечно, муж, этот мелкий, незначительный, не стоящий ее человечишка. Что она в нем нашла? Зачем она вышла за него замуж?

Она наклонилась к зеркалу, рассматривая свое отражение, потом сама себе состроила глазки и снова радостно рассмеялась, повела плечами, потом слегка нахмурилась, заметив, надо полагать, крошечную морщинку или прыщик. Но нет, все оказалось в порядке, и она улыбнулась самой себе в зеркале. Затем достала расческу, и он застыл, наблюдая привычный ритуал.

Сегодня волосы ее не хотели протекать через гребень тяжелой волной, они путались и роились непослушными завитками. Она снова повернула голову к двери, очевидно, там стоял муж и звал ее. Она улыбнулась, бросила расческу и исчезла, забыв погасить свет.

Он долго стоял, пытаясь унять дрожь во всем теле. Что он может сделать? Убить ее мужа? Но поможет ли это? Разве он будет тогда обладать ею?

«Господи! – прошептал он помертвевшими губами. – Сделай что-нибудь, я больше не могу это терпеть!»

Бум! – в дальнем углу послышался шум: это пудель уронил сломанный стул. Вот и он сам появился из-за кучи мусора.

– Милорд, иди сюда! – позвал хозяин.

Пудель и не думал слушаться. Он стоял не шевелясь, казался черным сгустком мрака на фоне темной стены, и глаза его отливали зловещим красным светом.

– Ко мне! – повторил хозяин.

Пудель переступил лапами, оскалился и тихонько зарычал.

– Ты идешь, дьяволово отродье? – крикнул мужчина.

И вдруг стихли все звуки, не трещали старые балки, не возились под крышей голуби. На чердаке наступила густая, гулкая тишина, эта тишина обволокла мужчину, как липкая, тяжелая субстанция. Он откашлялся, чтобы услышать хоть какой-то звук, но собственный кашель донесся издалека, словно сквозь слой ваты.

И вдруг возле чердачной стены, рядом с пуделем, раздался отчетливый шорох, и с пола поднялось что-то большое и бесформенное. В первый момент мужчине показалось, что сам пол чердака вспучился темным бесформенным пузырем, какие иногда в безлунную ночь поднимаются со дна болота. Но в следующую секунду он понял, что с пола поднялось какое-то живое существо, покрытое, как слоем снега, старыми газетами, листами картона и тряпками.

Обрывки с шорохом осыпались с темной фигуры, как поздней осенью опадают с дерева потемневшие листья под сильным порывом ветра, и испуганный мужчина разглядел под ними человека.

По-видимому, это был бомж, облюбовавший теплый чердак и устроивший там свое логово. На вид ему было лет шестьдесят, он был одет в длинное темное пальто, сильно потрепанное, но когда-то хорошо сшитое и еще сохранившее остатки элегантности. На голове бомжа была мятая черная шляпа, в руке – тяжелая трость с костяным набалдашником в форме собачьей головы. Трость была треснувшая, исцарапанная, явно подобранная на помойке, но все вместе производило впечатление какого-то мрачного величия.

Но самым удивительным было лицо бомжа. Небритое, одутловатое, покрытое застарелыми царапинами и ссадинами, оно тем не менее излучало силу и значительность, и на нем отдельной, самостоятельной жизнью жили глаза – тускло сияющие, полные странных розовых и сиреневых переливов. Глаза эти смотрели одновременно повсюду, казалось, они видят все, что происходит на земле, заглядывают в каждую душу, в каждое сердце.

Испуганный мужчина почувствовал, что взгляд этого удивительного бомжа проник и в его сердце, и в его душу, видит каждую его сокровенную тайну.

– Здорово! – проговорил удивительный бомж странным, хриплым голосом, исходящим ниоткуда и со всех сторон одновременно. – Вот мы с тобой и повстречались…

– Кто ты? – пробормотал мужчина, отступая к выходу с чердака. – Ты здесь живешь? Я не хотел…

– Хотел, хотел! – ответил бомж с кривой, издевательской усмешкой. – Очень хотел! Ну не стесняйся, каждый от меня чего-то хочет, и некоторым я помогаю.

– Кто ты? – повторил мужчина в страхе, догадываясь, каким будет ответ, и боясь его.

Но странный бомж не удостоил его ответом. Вместо этого он хрипло захохотал. Этот смех показался похожим на воронье карканье – на хриплое воронье карканье, разносящееся в сумерках над безлюдной пустошью.

Отсмеявшись, он высморкался в клетчатый платок и проговорил недовольным голосом:

– Проси!

– Просить? – переспросил мужчина в растерянности. – Что я должен просить?

– Ну, уж это тебе виднее! Проси того, чего хочешь на самом деле. И помни – другого случая у тебя не будет. Ты можешь попросить у меня чего угодно – но только одно желание…

И тут мужчина побледнел, сердце его забилось мучительно и часто, рот наполнился горькой слюной. Он шагнул навстречу бомжу и пролепетал едва слышно:

– Ее… ту женщину… я хочу обладать ею… хочу, чтобы она оказалась в полной моей власти!

Странный бомж снова захохотал своим хриплым, каркающим смехом – и эхо этого смеха зазвучало во всех углах чердака, как будто десятки странных, невидимых, фантастических созданий подхватили смех своего повелителя.

Наконец смех стих, бомж прокашлялся и проговорил:

– Будь по-твоему! Твое желание исполнится! Женщина, о которой ты говорил, будет в твоей власти… в твоей полной власти!

С этими словами бомж шагнул вперед, угрожающе взмахнув своей тростью. Мужчина попятился, поскользнулся и едва не упал. Чтобы устоять, он схватился за подоконник – и резкая боль пронзила его руку.

Из подоконника торчал осколок стекла, и мужчина порезался об него. Капля темной крови упала на пол, точнее – на какой-то листок бумаги, валявшийся на грязном полу чердака.

Внезапно из темноты выбежал Милорд. Подбежав к хозяину, черный пудель схватил с пола испачканный кровью листок, отбежал к бомжу, встал на задние лапы, как дрессированная цирковая собака, и протянул ему листок.

– Ну, вот мы и подписали договор! – удовлетворенно проговорил бомж, складывая листок вчетверо и убирая в карман своего пальто. – Подписали кровью, как положено… вот и славно!

– Договор? – пролепетал мужчина в растерянности. – Какой договор?

– Обыкновенный! – поморщился бомж. – Что, не знаешь, какие бывают договоры? Я, с одной стороны, и ты – с другой, составили этот договор, предметом которого является… – Он потрепал пуделя по загривку и закончил недовольным голосом: – Предметом которого является исполнение одного желания, в соответствии с пунктом три точка четыре. Исполнение одного сокровенного желания…

Договорив, бомж зевнул, опустился на пол и зарылся в старые газеты и прочий мусор, ровным слоем покрывавший пол чердака.

А мужчина бросился наутек, прочь из этого странного и страшного места.

Уединившись в своей комнате, брат Бернар опустился на колени перед иконой и принялся горячо, истово молиться, прося у Создателя силы для борьбы с ересью и с собственными греховными помыслами.

Однако он то и дело сбивался, путал слова молитвы, перед глазами его возникало мрачное жилище ведьмы.

Чувствуя, что его молитва не достигнет Творца, инквизитор сорвал рясу и потянулся за плеткой, чтобы физической болью победить боль душевную, преодолеть свою грешную человеческую слабость и вернуть себе полноту и искренность веры.

И вдруг из складок его сутаны выкатился глиняный кувшинчик, запечатанный воском.

Инквизитор смотрел на этот кувшинчик в ужасе, как будто сам дьявол появился вдруг в его скромном жилище.

Внезапно в его голове зазвучал вкрадчивый голос старой ведьмы:

«Когда будешь один, намажешь себя всего, с головы до ног! Ничего не пропусти, красавчик, ни одного местечка!.. Только помни – когда будешь совсем, совсем один!»

– Я один, совсем один!.. – забормотал брат Бернар и схватил кувшинчик. – Я должен узнать, что это такое… чтобы бороться с ересью, нужно познать ее…

Он сломал восковую печать, вытащил пробку.

Тесная комната наполнилась странным запахом – запахом тления и смерти, запахом ночного болота, запахом разложения. Инквизитор, наклонив кувшинчик, вылил на ладонь немного зеленоватой маслянистой жидкости и размазал ее по своим обнаженным плечам, покрытым незажившими рубцами от ежедневных бичеваний. Иссеченную плеткой кожу защипало, ее словно закололи тысячи ледяных иголок – и тут же душу инквизитора охватил странный восторг, будто он сейчас, через считаные минуты, предстанет перед престолом Царя Небесного.

Он скинул с себя всю одежду и торопливо, жадно зачерпывая масло из глиняного кувшинчика, нанес его на свое тело. В ушах его все звучал ведьмин голос: «Ничего не пропусти, красавчик, ни одного местечка!» – и он послушно исполнял ее наставление. Пока он занимался этим странным и кощунственным делом, свеча на его аналое догорела, и в комнате воцарилась тьма, лишь слабый свет луны сочился сквозь узкое стрельчатое окошко, словно ночное светило подглядывало за инквизитором.

Вскоре масло кончилось.

Инквизитор стоял посреди комнаты, в тусклом луче лунного света, и ждал, что же произойдет.

Секунды шли, складываясь в минуты, но ничего не происходило, только кожа Бернара горела все сильнее и сильнее, как у еретика на костре, да сердце его колотилось в груди, как несчастный узник колотит в дверь своей камеры.

И вдруг, когда он уже почти успокоился и решил, что более ничего не произойдет, лунный свет охватил его подобно холодному пламени. В этом пламени брат Бернар вспыхнул и свернулся, как обгорелый листок в пламени костра, превратился в горстку пепла, но уже в следующее мгновение восстал из пепла, как птица феникс, но оказался не в своей комнате, а на крыше епископского дворца.

Рядом с ним стоял косматый черный козел, оседланный и взнузданный, как верховая лошадь. Козел задрал бороду, заблеял и ткнулся в ноги инквизитора, словно приглашая его сесть в седло. Брат Бернар и сам не понял, как оказался в седле, и тут же козел оттолкнулся от крыши всеми четырьмя копытами и взмыл в ночное небо.

Впереди и вверху ослепительно сиял серебряный диск полной луны, внизу пронеслись черепичные крыши Нойбаха, исчезли позади, сменившись верхушками дубов и сосен. Земля со страшной скоростью проносилась под инквизитором, ветер трепал шерсть козла, закидывал назад его длинную бороду. Брат Бернар изо всех сил вцепился в поводья, страшась упасть с огромной высоты. Его охватил животный страх, он попытался молиться – но слова всех молитв вылетели у него из головы, словно выметенные ветром, изо рта вылетали только какие-то бессвязные, бессмысленные обрывки. Козел повернул к нему голову и расхохотался грубым, издевательским хохотом.

Они летели все выше и выше. Внизу мелькали леса и реки, луга и озера. Постепенно пейзаж становился все более мрачным и угрюмым, на смену сосновым и буковым лесам пришли горные отроги, скалистые ущелья. Впереди показалась обширная горная долина с озером посредине. Постепенно адский скакун начал снижаться, брат Бернар различал уже внизу отдельные деревья, отдельные камни. Там, на берегах озера, толпились какие-то странные существа, и козел явно нес к ним инквизитора. Наконец он коснулся копытами земли, взбрыкнул, сбросив своего седока, и исчез.

Брат Бернар поднялся, потирая ушибленный бок, и огляделся.

Вокруг него было множество… кого? Людей? Да, были здесь и люди – обнаженные мужчины и женщины, молодые и старые, красивые и безобразные – с дряблыми и морщинистыми телами, носящими на себе следы болезней и пороков.

Но были здесь и иные существа – двуногие волки в бархатных сюртуках или парчовых кафтанах, с пылающими, словно раскаленные угли, глазами, с оскаленными пастями, полными острых желтоватых зубов; огромные жабы, покрытые зеленоватой смердящей слизью; двуногие черные коты ростом с человека; удивительные птицы с зубастыми клювами, с черными крыльями, подобными поникшим в штиль парусам корабля; гигантские пауки с внимательными человеческими глазами и какие-то вовсе немыслимые создания вроде комка сырого теста с одной птичьей ногой и единственным выпученным глазом.

Все эти твари неторопливо прохаживались по берегу озера, переговариваясь важно и значительно, как знатные вельможи на королевском приеме. Похоже, они не обратили особого внимания на появление брата Бернара, что и радовало его, и несколько смущало, вызывая сомнения в собственной значительности.

Один из двуногих волков достал из жилетного кармана часы, взглянул на них и проговорил, обращаясь к своему собеседнику, похожему на зубастую цаплю:

– Еще четверть часа, мой друг! Четверть часа до начала!

Инквизитор снова попытался молиться, но вместо молитвы выходило у него что-то бессвязное и кощунственное.

Вдруг через толпу адских созданий к нему протолкался некто высокий, отдаленно напоминающий человека. Однако во внешности его была какая-то пугающая странность, и когда брат Бернар внимательно пригляделся, он понял, что у незнакомца нет головы, глаза же и рот находятся у него на животе.

Подойдя к инквизитору, безголовый монстр с нечеловеческой силой схватил его за плечо и проговорил хриплым, каркающим голосом, исходящим из живота:

– Он желает видеть тебя!

Инквизитор пытался что-то спросить или возразить, но монстр не слушал никаких возражений, он уже тащил его через толпу своих собратьев куда-то в дальний конец поляны.

Там, в том конце поляны, толпа чудовищ редела: должно быть, сюда допускались только особо приближенные.

Наконец брат Бернар увидел под ветвями огромного дуба трон, грубо высеченный из целой скалы, и восседающее на нем существо.

То был не человек и не зверь. То был огромный глаз, увенчанный серебряной короной, тускло сияющий, полный розоватых и сиреневых переливов. Глаз этот смотрел одновременно повсюду, заглядывая в каждую душу, в каждое сердце. Инквизитор почувствовал, что взгляд этого немыслимого существа проник в него и копается в его душе, как безжалостный хирург во внутренностях раненого ландскнехта.

– Здравствуй, брат Бернар! – проговорил глаз голосом, исходящим ниоткуда и со всех сторон разом. – Ты все же решился навестить меня. Похвально.

– Я не хотел… – бессильно вымолвил инквизитор. – Я не…

– Хотел, хотел! – прервал его собеседник. – Впрочем, это неважно. Раз уж ты явился ко мне – проси чего хочешь. Но только помни – одно, всего одно желание!

Инквизитор побледнел, сжал кулаки, попятился, но не смог устоять против искушения. Дрожащим, срывающимся голосом он проговорил:

– Фрау Ситтов… Я хочу обладать ею!

И словно эхо многоголосое отозвалось на его голос – загремел со всех сторон оглушительный хохот. Хохотали голые ведьмы, хохотали волки-оборотни, хохотал даже безголовый проводник инквизитора.

Вдруг этот хохот оборвался разом, как будто некто погасил его, как фонарщик на рассвете гасит потускневший масляный фонарь.

– Ты будешь ею обладать! – прогремел голос, исходящий разом со всех сторон. – Она будет твоей! Будет в полной твоей власти!

Брат Бернар попытался еще что-то сказать, но знакомый безголовый монстр зашикал на него, потащил в сторону от трона и, отведя подалее, строго проговорил:

– Больше ни слова! Для первого раза вы и так были удостоены большой чести.

Тут где-то в высоте мощно и грозно ударили литавры, и следом за ними зазвучала музыка. Музыка эта была варварской и дикой, в ней сливались в грубую и отталкивающую гармонию заунывные звуки волынки и хриплые всхлипы пастушьего рожка, рыдания церковной фисгармонии и фальшивое веселье трактирной скрипки, пиликанье флейты и гулкие удары барабана. В этой варварской музыке брату Бернару отчетливо слышалось кощунственное издевательство над всем святым и прекрасным, что есть в мире, над жизнью и ее бессмертным Творцом, но все тело его под действием этой музыки само запросилось в пляс. Ноги его сами по себе выделывали немыслимые кренделя, отбивали чечетку и подпрыгивали на аршин от земли, руки то махали, как крылья ветряной мельницы, то оглушительно хлопали ладонями в такт барабанному бою.

Инквизитор огляделся по сторонам и увидел, что все существа, наполняющие поляну, отдались такому же, как он, безумному танцу. Прямо напротив него отплясывала омерзительная нагая старуха с речной лилией в спутанных седых волосах. Перехватив взгляд брата Бернара, старуха ухмыльнулась жабьим беззубым ртом и прошепелявила:

– Славно танцуешь, красавчик! Не уходи далеко, после пира мы с тобой спляшем еще один танец, повеселее этого!

Инквизитор передернулся от отвращения и попытался, танцуя, удалиться от мерзкого создания. Впрочем, все остальные были еще страшнее. Он видел двуногого волка, танцующего с огромной жабой, и двухсаженного паука, вращающего в танце громадную пиявку, и зубастую птицу, отплясывающую на голове.

Вдруг музыка стихла. Брат Бернар почувствовал краткое облегчение, к нему вернулась возможность управлять собственными членами. Тут же вокруг началась странная суета, все куда-то торопились.

– Что ты стоишь? – окликнул инквизитора двуногий волк, пробегавший мимо. – Скоро за столами не будет свободных мест, ты останешься голодным!

Брат Бернар почувствовал вдруг поистине волчий голод. Его подхватила толпа, и через минуту он оказался за одним из накрытых алыми скатертями столов, расставленных на берегу озера. Слева от него на скамье сидел огромный черный кот в шлеме ландскнехта, справа – членистоногое создание величиной с большую собаку, с прекрасными глазами юной девушки.

Вокруг столов сновали странные существа – без рук и без ног, состоящие из зубастой пасти с глазами и стрекозиных крыльев, в своих пастях разносили они блюда и миски с угощением.

– Угощайся, красавчик! – промурлыкал кот и придвинул инквизитору миску с каким-то кушаньем.

Брат Бернар потянулся было к этой миске, но в ужасе отдернул руку: миска была полна шевелящихся скорпионов.

– Не любишь остренькое? – сочувственно осведомился кот. – Или у тебя больной желудок? Тогда закуси вот этим, это самая легкая еда, годится для больных и стариков!

Инквизитор взглянул на предложенное блюдо: это была посудина, доверху наполненная глазами. Глаза эти смотрели из миски то с грустью, то с насмешкой, то с истинным страданием.

Брат Бернар хотел было произнести слова молитвы, но голос вновь не слушался его.

– Я смотрю, братец, у тебя вовсе нет аппетита! – неодобрительно промурлыкал кот. – Скверно! Видать, ты плохо танцевал на сегодняшнем балу! Этим ты оказываешь неуважение нашему гостеприимному хозяину, а он ведь так старался, так готовился к этому пиру! Он нанял десятки лучших поваров, разорил не одно кладбище, опустошил множество мертвецких, лишь бы угодить своим гостям!

Брат Бернар взял кусок хлеба, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания и заглушить нешуточный голод. Хлеб оказался горьким, в нем то и дело попадались мелкие камешки и какие-то косточки, о происхождении коих инквизитор старался не задумываться.

Безрукие официанты бойко сновали между пирующими, шурша стрекозиными крыльями, сменяя пустеющие блюда, подливая в кубки вино. Брат Бернар машинально взял в руки кубок, поднес его к губам и сделал глоток. Вино было странным – густым, теплым и чуть солоноватым. Ужасная догадка мелькнула в голове инквизитора, и он торопливо отставил кубок. Членистоногая соседка взглянула на него своими прекрасными глазами и томно протянула:

– Ты совсем не пьешь, красавчик! Позволь, я допью из твоего бокала – это сближает, и к тому же я обожаю кровь младенцев! У нее такой чудесный букет!

Брат Бернар дрожал крупной дрожью, оглядывая своих соседей и следя за их ужасной трапезой.

Кот, кажется, насытился и принялся умывать морду. Вдруг в высоте снова ударили литавры, и столы чудесным образом исчезли. Гости повскакали со своих мест, захлопали в ладоши (у кого они были) и кинулись друг к другу, чтобы продолжить праздник, предавшись отвратительной оргии. Двуногие волки соединялись с дряхлыми ведьмами, пауки – с жабами, зубастые птицы – с летучими мышами и огромными скорпионами. Инквизитор увидел, как сквозь стонущую, копошащуюся толпу к нему пробирается, плотоядно ухмыляясь, знакомая уже беззубая старуха с речной лилией в косматых волосах, – и бросился наутек.

Убегая, он наткнулся на безголового монстра.

Тот двумя железными пальцами ухватил инквизитора за плечо и недовольно проговорил:

– Ты не умеешь вести себя в приличном обществе, новичок! Тебя встретили как порядочного человека, а ты ведешь себя как неотесанный мужлан, как деревенщина!

– Довольно, довольно! – закричал брат Бернар в непритворном ужасе. – Я более не в силах…

Монстр брезгливо разжал свои пальцы, и несчастного инквизитора подхватил ледяной вихрь, закружил, как осенний листок, понес куда-то во тьму…

И брат Бернар очнулся на каменном полу своей комнаты в епископском дворце.

Все тело его болело, как после побоев, глаза жгло, как будто в них насыпали песку, рот пересох. Инквизитор с трудом поднялся на ноги, дотащился до постели, нашарил на прикроватном столике кувшин с водой, жадно напился, рухнул на постель и провалился в густой, тяжелый, черный сон без сновидений.

На следующий день Оксана позвонила в мастерскую автосервиса, где давно уже стояла ее машина. Там ее ничем не порадовали – не готово еще, чего-то там нет, и вообще мастер уехал к сестре на свадьбу аж в Казань, так что если и будет машина, то только на следующей неделе.

Оксана выругалась про себя и побежала на работу. Но перед этим решила занести мобильник в сервис. Пока она пользовалась тем, что взяла в издательстве, – все-таки какая-то связь. Но основная телефонная книжка вся в ее личном мобильнике, он ей очень нужен.

В сервисе молодой человек взял из ее рук мобильник, сверился с паспортом и нахмурился.

– Слушайте, что вы принесли? Это же не ваш телефон!

– Как – не мой? – возмутилась Оксана. – А чей же?

– Не совпадает с вашими паспортными данными! Вы сами его покупали?

– Ну да, а кто же еще…

И тут Оксану озарило. Ее глазам представилось купе в том самом злосчастном СВ, как она кивает на прощанье улыбающейся Валентине и берет со столика мобильник. Но ведь она точно помнит, что не клала телефон на столик. Ну да, когда она входила на перрон, позвонил муж. Они поговорили, после чего она убрала мобильник в карман пальто, там он и сгорел при пожаре. А этот телефон принадлежит Валентине, по иронии судьбы, у них оказались одинаковые мобильники, вот Оксана и перепутала.

– Ой, – она сделала вид, что смутилась, – ой, мальчики, это же я Валькин мобильник по ошибке прихватила! У нас одинаковые… Понимаете, она замуж выходит. Ну и позвала нас вчера вроде как на девичник. Помню, что шампанское пили, потом коньяк, потом коктейли разные… А потом смотрю – телефон не работает…

Парень из сервиса посмотрел в компьютер, и из его глаз исчезло подозрение, очевидно, прочитал имя владелицы телефона – Валентина.

– Ей самой надо прийти, – сказал он, отдавая Оксане паспорт.

– Сейчас поеду прямо к ней, небось дрыхнет еще… – сказала Оксана на бегу.

Вот так вот. Ее телефон пропал. Неприятность большая, но по сравнению с Валентиной…

* * *

День на работе потек своим чередом с бесконечными переживаниями и нервотрепкой. Она нарочно пошла обедать позже всех, чтобы никто не приставал со служебными разговорами, а то и язву нажить можно.

Она задержалась у перехода, дожидаясь зеленого сигнала. Напротив приветливо мигала вывеска кафе. Вдруг возле Оксаны остановилась невзрачная машина, дверцы открылись, и из машины выскочили два молодых человека с какими-то одинаковыми выражениями лиц. Вроде бы все у них было в порядке, все на месте – нос, губы, щеки, только глаза какие-то оловянные.

– Карасева? – спросил один, сверившись с какой-то бумажкой. – Оксана Николаевна?

– Да, это я… – испуганно призналась Оксана и попятилась. – А вы кто такие?

– Полиция! – ответил тот же мужчина, а второй подхватил ее сзади за локти и подтолкнул к машине. – Вам придется проехать с нами. С вами хочет поговорить майор Ступников.

– Но я же с ним уже… он же со мной говорил… вчера… – Оксана пыталась возражать и сопротивляться, но ее уже втолкнули на заднее сиденье, и машина помчалась вперед.

По дороге с ней не разговаривали, на ее вопросы не отвечали. Оксана недоуменно разглядывала своих молчаливых спутников, но те смотрели строго перед собой своими оловянными глазами, так что на их лицах ничего не удавалось прочесть. Зато у нее получилось немного успокоиться и взять себя в руки.

Через десять минут ее ввели в знакомый подъезд, провели мимо дежурного прапорщика к двери двадцать восьмого кабинета и втолкнули внутрь.

Майор Ступников сидел в прежней позе за своим столом. Его волосы казались растрепанными больше прежнего, да и беспорядок в кабинете стал еще более вопиющим. Второй полицейский, краснощекий толстяк, стоял перед окном, поливая алоэ в горшке из маленькой пластмассовой леечки оранжевого цвета.

– Задержанная доставлена! – отчеканил молодой человек, который привез Оксану, и беззвучно удалился.

Ступников ее молча разглядывал.

– Это что – обязательно было так обставлять? – спросила Оксана, когда молчание стало невыносимым. – Я бы пришла к вам сама, если уж это так необходимо! Хотя не вижу в этом такой надобности. Прошлый раз я вам рассказала все, что знала…

– Нет, Оксана Николаевна! – зловеще заговорил наконец майор. – Вы рассказали нам далеко не все!

– Что за тон? – возмутилась Оксана. – В чем вы меня обвиняете?

– Покажи ей, Мухин! – майор повернулся к своему краснощекому напарнику.

Тот с важным и значительным видом поставил свою леечку, вытер руки платком, подошел к своему столу и достал из ящика какой-то обгорелый лоскуток. Передав этот лоскуток майору, он сел за свой стол и выжидательно уставился на Оксану.

– Гражданка Карасева, вам это знакомо? – строго проговорил Ступников, разгладив лоскуток и показав его Оксане.

– Что это? – Оксана наклонилась над столом, разглядывая обгорелую тряпочку.

Края ее почернели, но в центре можно было угадать прежний серо-коричневый цвет, и даже удалось разглядеть наклонную латинскую букву «L».

– Так как – узнаете? – повторил майор. – Или нужно освежить вашу память?

– Не знаю… кажется, это обрывок сумки… – предположила Оксана. – Возможно, это была сумка фирмы «Louis Vuitton»…

– Ну вот, она вспомнила! – подал голос толстяк Мухин. – Даже без нашей помощи вспомнила!

– Верно, это обрывок дорожной сумки «Louis Vuitton», – одобрительно проговорил майор, как будто похвалил отличницу за правильный ответ. – У вас ведь была именно такая сумка, Оксана Николаевна?

Оксана замешкалась, и Мухин, вскочив из-за стола, выпалил:

– Бесполезно отрицать! Проводник сообщил нам, что у вас была именно такая сумка.

– Да я и не отрицаю. – Оксана пожала плечами. – У меня была похожая сумка, возможно, это клочок от нее… а почему это так важно?