Текст книги "Гости полуночные. Русское фэнтези"

Гости полуночные
Русское фэнтези
Наталья Аннеева

Дизайнер обложки изображение на обложке сгенерировано в нейросети Leonardo

© Наталья Аннеева, 2024

© изображение на обложке сгенерировано в нейросети Leonardo, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0062-9987-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Был поздний вечер, скорее – ночь, когда в дверь доктора Веретенникова постучали. Иван Демидович, отставной военный врач, официально не практиковал, но иной раз к нему обращались занедужившие знакомые или соседи, и старый доктор по доброте душевной никому не отказывал в помощи. Как медик, он и раньше не удивлялся поздним визитам, не удивился и на этот раз.

– Петюнька! – окликнул Веретенников подростка, заменившего недавно помершего старика-лакея Игнатьича. – Отвори же, чертенок!

Мальчишка не отозвался. Доктор крикнул громче. Ответа не последовало.

«Спит, паршивец! Обожрался за ужином и спит, как убитый!»

В дверь продолжали стучать. Доктор со вздохом оторвался от пасьянса и, беззлобно ворча, направился в переднюю. Мальчишки, ночевавшего обычно там, на месте не оказалось. Иван Демидович удивленно хмыкнул, вышел в сени, откинул длинный железный крюк, приоткрыл дверь и выглянул на крыльцо. Там было темно, сыро и пусто. Только народившаяся луна еле светила, пахло дымом и мокрой травой, где-то далеко взлаивали собаки. Фонарь на другой стороне улицы, у дома купца Муромцева, не горел. «Видно, дворник опять пьет горькую,» – подумал доктор и крикнул в темноту:

– Кто стучал? Что вам угодно?

Он подождал немного. Никто не ответил, но что-то явственно прошуршало поблизости…

– Ну, что ж вы? Не робейте! Уж заходите, коль пришли!

Не дождавшись ответа, удивленный Иван Демидович распахнул дверь и шагнул на крыльцо. В следующий момент что-то тяжелое с силой опустилось ему на голову, и старый доктор свалился замертво. Какие-то еле различимые в темноте тени подняли его, затащили в дом и закрыли за собой дверь…

Утром Варвара, приходящая прислуга, обнаружила доктора на полу с разбитой головой, окровавленного и без сознания. Перепуганная до полусмерти, баба побежала по соседям и подняла тревогу. Люди сбежались, явился вызванный околоточный, приехали следователь городской управы и молодой врач Александр Михайлович, недавний выпускник медицинского факультета. Доктора осмотрели, уложили на диван в кабинете и попытались привести в чувство. Это не сразу, но удалось. Однако Веретенников ничего не мог сказать о напавших на него злоумышленниках, которых не разглядел в темноте. Оставив его на руках Александра Михайловича, следователь и прибывшие с ним полицейские чины занялись осмотром дома. К их удивлению, все деньги и немногие ценные вещи доктора оказались на месте. Но, судя по всему, неизвестными был произведен тщательный обыск. Все в доме было сдвинуто и перевернуто. Книги докторской библиотеки, которой Веретенников гордился и которую собирался после смерти завещать городу, валялись на полу в полном беспорядке. Создавалось впечатление, что злоумышленники что-то искали среди них. Но что? И нашли ли? Что это могло быть? Веретенников не мог сказать ничего определенного. Он сам терялся в догадках и недоумевал. По его словам, никаких таких уж раритетов у него не было.

Когда доктор через пару дней поднялся на ноги и прошелся по дому, он убедился, что все его любимые и наиболее ценные книги и вещи на месте. Это его успокоило. Он, беспечный по натуре, глядишь, и вовсе перестал бы вспоминать о ночном нападении, если бы не бесследное исчезновение «Петюньки». Парня после случившегося никто не видел. Следственный отдел городской управы какое-то время пытался обнаружить хоть какие-то следы пропавшего, но вскоре насущные требования дня заслонили все, что можно было отнести к второстепенным событиям. Время было неспокойное, шел 1906 год.

***

Несколько месяцев спустя у Веретенникова собралось небольшое общество. Отмечали именины хозяина. После веселого застолья гости помоложе развлекались танцами и пением под аккомпанемент фортепиано. Те, что посолиднее, удобно устроились в кабинете хозяина. Пробовали играть в покер, однако игра не пошла, и старики разговорились о том, о сем… Вспомнили и о досадном ночном происшествии.

– Так и канул в Лету ваш мальчишка, Иван Демидович? – спросил доктора старый полковой фельдшер, с которым доктор служил когда-то вместе. – Ничего о нем не слышно? Полиция-то что же?

– До того ли им, Николай Петрович? Они теперь все социалистов, революционеров ловят! Времена-то какие!

– Да уж! То ли еще будет? Народ сильно разобижен!

Старики вздохнули…

– Вот если б постоялец ваш бывший, черногорец-то, колдун… Помните? Он бы парнишку нашел. Наверняка нашел! Где он теперь, не знаете? В столицах, поди? Там сейчас такие в моде!

– Погиб он, Николай Петрович! В позапрошлом году еще. Странно как-то погиб. Разное люди болтали… Жалко! Необычный, но хороший, честный был человек!

– Ну, это уж вы, Иван Демидович, бросьте! – заговорил громким шепотом, страшно тараща глаза, подрядчик из купцов, Сидорин, ближний сосед доктора. – Погибнуть-то он погиб, но и сам людей погубил! Тамошний урядник летось такие страсти рассказывал, что волосья дыбом! Колдун он и оборотень, а то и вурдалак! Прости, Господи! Не к ночи будь помянут!

Все засмеялись. Засмеялся и Веретенников, замахал руками, протестуя. Молодой коллега, Александр Михайлович, поддержал старика. Уж он-то, выпускник столичного университета, был убежденным материалистом и безбожником…

Александр Михайлович, направляясь на работу в недавно открывшуюся больницу уездного города, не ожидал, что здешнее население, даже те, кто принадлежит, кажется, к образованному сословию, так подвержено влиянию вздорной мистики и суеверий. Часто вместо того, чтобы обращаться в больницу, многие из местных по старинке предпочитали лечиться у «знающих» бабок, лекарей и даже колдунов. По работе молодому доктору приходилось нередко выезжать в села и деревни. Столкнувшись в очередной раз с запущенным, по милости безграмотного «целителя», заболеванием, он начинал горячо убеждать крестьян в преимуществе научной медицины, но наталкивался на такое молчаливое недоверие, что у него опускались руки. Коллега Александра, опытный земский врач, посмеивался и уверял, что со временем все переменится:

«Работайте, доктор, работайте! Делом надо доказывать действенность знаний! Больница у нас неплохая, земство в средствах не отказывает, – со временем все наладится!»

Александр Михайлович согласно кивал, вежливо улыбался, но в душе испытывал разочарование. Он-то надеялся, что в уезде оценят его умения и навыки. А там чуть ли не с благоговением вспоминали то бабку Матрену, лечащую заговорами от всех болезней, то некоего колдуна Марко. О последнем рассказывали чуть ли не легенды. Вот даже сейчас: современные, грамотные люди, а несусветное болтают!

– Уверяю вас, господа, – заговорил Веретенников, – я ведь знал Марко Георгиевича. Он квартировал в моем доме. Уж кем-кем, а вурдалаком он не был! Кровь не пил, а аппетит имел умеренный. Умный, талантливый человек! Из народа и современного образования не получил, но кругозор имел широкий, читал много. Пока жил здесь, поначалу моей библиотекой пользовался, потом и своей обзавелся, интереснейшей, скажу вам! По части истории, религии удивительными знаниями обладал! Я с ним беседовал – изумлялся!

– Обладал знаниями! Скажете тоже! Чернокнижник он был, с духами общался. Рассказывали мне, как у генеральской вдовы Стаховой он призраков из дома изгонял, – а это богопротивные дела! – одышливо, отдуваясь на каждом слове, проговорил батюшка Николай, городской священник.

– Вы еще вспомните, отец Николай, как он в доме Гуриных спиритов спасал! Вот ведь еще греховодники! Столоверченьем занимались, прости господи!

– Ну, теперь они одумались, бросили это дело! Ребеночка, девочку, удочерили, не до глупостей! Вчера в городском саду видел – прогуливались! Девчоночка прехорошенькая!

– А скажите, Иван Демидович, книги-то евонные у вас остались, когда он съехал? – спросил Сидорин, подозрительно прищурившись.

– Так, беллетристика кое-какая. Почти все он увез. У него ведь даже запрещенное кое-что было, теософское, от заграничного общества. Но насчет гримуаров – этого, думаю, не было. Хотя на 100 процентов не уверен! Я спросил как-то его насчет магических руководств, а он только усмехнулся.

– Мне, – говорит, – они без надобности! Я без них отлично обхожусь.

– А не мог ли кто, Иван Демидович, у вас его книги искать? – спросил отец Николай. – Что-то ведь искали же злоумышленники! Сейчас время неспокойное. Кроме спиритов, еще и теософские кружки то там, то тут собираются! И кто в них? Все господа, просвещенные люди! Туда же, прости господи! Наша православная церковь это не одобряет!

– Да уж пусть лучше эти дурью маются, чем революционеры! – сердито буркнул Сидорин. – От них беспокойства меньше.

Александру Михайловичу вскоре надоело слушать эту провинциальную чепуху. Поэтому, когда его срочно потребовали к больному, он с облегчением поднялся, распрощался с присутствующими и поспешил в больницу.

В приемном покое доктора встретила дежурная сестра. На топчане лежал молодой русоволосый парень, бледный, без сознания. Пульс едва прощупывался. По словам привезшего его отца, высокого мрачного мужика, таким его обнаружили утром возле родной избы. С вечера парень был здоров и собирался в соседнюю деревню к недавно сосватанной невесте. Доктор приказал сестре ввести камфару и стал быстро осматривать больного.

– Почему так поздно привезли?

– Так думали, всяко помрет… Бабка приходила, сказала, что бесполезно везти…

– Дура ваша бабка! – сказала сестра.

Мужик заплакал. Доктор сердито шикнул на сестру и продолжил осмотр. Видимых повреждений он не нашел, если не считать нескольких еле заметных царапин на шее и плечах. Симптомы повреждения органов брюшной полости и легких отсутствовали.

Пришел второй врач, Игнат Петрович, живший в квартире при больнице, стал помогать. Проколов палец больного, чтобы взять кровь на исследование, он выругался. Кровь еле шла. С трудом набрав ее, он проделал анализы. Результаты их были как после массивной кровопотери. Парень умирал. Его сердце еле билось, по телу пробегали судороги. Врачи быстро использовали весь арсенал доступных им средств, но все было бесполезно.

– Надо попробовать кровь перелить, – сказал Александр Михайлович. – Все равно терять нечего. У меня возьмите!

Игнат Петрович кивнул. Начали спешно готовиться к переливанию, но не успели, – больной скончался.

Игнат Петрович накрыл умершего простыней и приказал санитару перевезти тело в мертвецкую.

Глава 2

Утром следующего дня доктора сидели в ординаторской, мрачно куря. Ненастная погода осени не способствовала поднятию настроения. За окном медленно начинало светать.

– Не расстраивайтесь так, коллега, – говорил Игнат Петрович. – Сами знаете, насколько рискованны переливания. Не знаем мы еще там чего-то. А помри он после переливания, нас бы с вами родня обвинила, что, дескать, уморили парня. На вскрытии сегодня точно узнаем, что стало причиной смерти.

В дверь постучали. Вошел санитар и замялся на пороге:

– Так, это… Забрали покойничка-то! Отец его, видать, ночью уташшил. Я хотел в мертвецкую везти, а его и нетути…

Доктора удивленно переглянулись и встали…

– Что значит «забрали покойничка»? А вы куда глядели? Сторож где? Он что, не видел, как тело на телегу грузили?

– Так он бает, что уснул с устатку и не слышал ничего…

– Знаю я его устаток! Признавайся, вместе пили?!

– Да ни-ни, господин доктор! Ей богу! Как можно? – заканючил санитар, глядя на начальство чистыми, как у младенца, глазами.

– Позвать дежурную сестру немедленно! – с досадой прервал его Игнат Петрович.

– Так ее нет. Верно, она уж сменилась, домой ушла. Вместо нее сама Клавдия Ивановна сегодня дежурить будет.

– Ее позови!

Старшая сестра Клавдия Ивановна, пожилая чопорная особа в белой, до твердости жести накрахмаленной шапочке и белоснежном халате, смуглая, носатая, с черными усиками над губой, спустя минуту предстала перед докторами. Неодобрительно поджимая губы, она покосилась на Александра Михайловича.

– И вы туда же, доктор! Молоды вы табаком дымить! Разрешите, я форточку открою? Накурено, хоть топор вешай, прости господи! Никакого порядка! А все вы, Игнат Петрович! Распустился персонал! Вот и Марья Григорьевна сегодня раньше времени домой убежала. Я за тридцать минут до начала смены пришла, а ее уж след простыл! От горшка два вершка, только работать начала, а туда же! Гнать таких работничков надо, я вам давно говорю! – она бросила убийственный взгляд на мнущегося у двери санитара. – У нас в госпитале, в Иркутске, сроду никто себе такого не позволял!

– Ну-ну, успокойтесь, я ее приструню, – заговорил Игнат Петрович, поспешно гася папиросу и вставая. Старый доктор явно побаивался эту грозную особу. О строгих порядках в иркутском госпитале, где работала когда-то Клавдия Ивановна, он был давно и хорошо наслышан.

– Этой ночью умер неясный больной, – продолжил он более твердым голосом. – Выясните, пожалуйста, как вышло, что тело увезли без разрешения, без оформления документов. Пошлите за Марьей Григорьевной. Пусть она объяснит.

Клавдия Ивановна выжидательно уставилась на него…

– Рапорт, рапорт пусть напишет! – поспешил добавить доктор и повернулся к Александру Михайловичу:

– Придется, коллега, вам в эту, как бишь ее, Черногузовку, съездить.

Александр Михайлович кивнул, встал и приказал санитару распорядиться, чтоб заложили больничную пролетку. Обрадованный санитар поклонился и выскользнул из кабинета.

Посланный за дежурившей ночью сестрой дворник вернулся через двадцать минут в сопровождении ее матери, встревоженной старой женщины. По ее словам, дочь дома не появлялась, а заходить к кому-то или куда-то после смены было не в ее правилах.

– Не так я мою доченьку воспитала, господин доктор, чтоб она где-то гулевонила, – крикливо говорила старуха. – Здесь, в больнице у вас, она должна быть! Ведь не видел никто, как она отсюда уходила! Это ваши злыдни дели ее куда-то! Говорите, где теперь моя доченька дорогая?

Услышав про «ваших злыдней», Игнат Петрович рассвирепел и приказал обыскать все помещения больницы. Обыскали всё. Обшарили палаты, процедурные, чуланы, погреб и прочие хозяйственные постройки. Поиски были напрасны. Старуха принялась плакать в голос и причитать. Женщину напоили бромом и под конвоем санитара насильно отправили домой. Оставалось обратиться в полицию, что Игнат Петрович и сделал, позвонив в полицейский участок.

***

Заехав в уездное управление полиции и объяснив, что произошло, Александр Михайлович в сопровождении урядника отправился дальше. До упомянутой Черногузовки было около 18 верст. Чтобы вернуться засветло, стоило поторопиться.

Когда они добрались до Черногузовки, маленькой деревушки у склона невысокой, заросшей густым ельником горы, солнце уже перевалило за полдень. Избу искомого крестьянина им показали ребятишки, сидевшие на бревнах у старого амбара. Перед избой стояли несколько мужиков и старух. При виде приезжих они стали поспешно расходиться. Заплаканная миловидная женщина встретила доктора и урядника у порога и без слов провела в дом.

В переднем углу, под иконами, на широкой лавке с закрытыми глазами и руками, сложенными на груди, лежал отец умершего парня. Голова его тонула в подушке так, что бледное лицо терялось на фоне белой наволочки. Рядом сидела старуха в черном платке, очевидно, мать и седой как лунь старик. Александр Михайлович подошел к лежавшему, наклонился и коснулся его руки… Мужик медленно раскрыл мутные глаза. Лицо его дрогнуло, губы зашевелились… Похоже, он узнал доктора и силился что-то сказать. Доктор хотел заговорить с ним, но сидевшая рядом старуха вдруг резким движением выдернула подушку из-под головы раненого. Мужик судорожно вздрогнул, глубоко вздохнул и вытянулся. Глаза его разом потухли…

– Что ты наделала, ведьма! – воскликнул доктор. – Зачем?

Он попытался нащупать пульс, но пульса не было. Мужик был мертв.

Женщина помоложе завыла в голос. Вошедший со двора мальчик лет десяти подошел и молча обнял ее. Старик, сидевший рядом, плакал, трясясь всем телом, закрыв лицо руками… Старуха повернулась к доктору. По ее сморщенному лицу тоже катились слезы.

– Сколько ж ему еще мучиться-то было? Гляди! – прошептала она и откинула овчинное одеяло, которым был укрыт умерший.

Александр Михайлович посмотрел и обмер: белая рубаха мужика на груди и животе была черна от запекшейся крови.

Старуха приподняла рубаху. Под ней была насквозь пропитавшаяся кровью повязка, идущая поперек живота и нижней части груди.

Доктор приказал снять ее и склонился над телом: оно выглядело так, словно его терзал обезумевший дикий зверь. Урядник, стоявший за спиной доктора, тронул его за плечо:

– Теперь я буду с ними беседовать, господин доктор! Пойдите на воздух. Тут дышать нечем.

Действительно, воздух в избе был спертый и душный. Доктор вышел на крыльцо, присел на ступеньку и закурил. Подошел пожилой мужчина в поддевке, назвавшийся старостой. Они разговорились. По словам старосты, рано утром крестьянин Матвей Семичев, направлявшийся с сыном-подростком в город, отъехав с версту от деревни, увидал на дороге подводу своего соседа и однофамильца Михаила Семичева. Лошадь была вся в мыле, дышала, словно ее черти гнали, и не могла уже идти. Сам Михаил, изодранный, окровавленный, без памяти лежал на телеге.

– А еще что было в телеге? – спросил доктор. – Он помершего сына ночью из больницы увез, без разрешения, без заключения о смерти. Там тело сына должно было находиться.

Староста взглянул на него и отвел глаза.

– Так боле никого и ничего не было! Матвей сказал бы, если б еще кто был. Я подходил, смотрел, как они к дому-то подъехали…

По словам старосты, выходило, что Матвей Семичев, впрягши своего коня, довез Михаила до дома и передал на руки жене и старикам. Прибежавшие соседи занесли беднягу в избу. Был вызван фельдшер, проживающий в соседнем селе. Тот приехал, посмотрел, сказал, что дело безнадежное, и уехал восвояси.

– Значит, помер? Как не помереть! С такими ранами не живут. Теперь хоронить надо скореича, до темноты чтобы успеть.

– Я вам дам «хоронить»! – раздался над головой доктора сердитый голос вышедшего из избы урядника. – За уездным следователем в управу послать надо! Он осмотреть должен тело. Может, это вы сами мужика порешили?

– Как можно подумать такое? Что вы, господин урядник!

– Поговори мне еще! Делай, что сказано!

– Сейчас пошлю, не извольте беспокоиться, – сказал староста.

Поклонившись, он пошел в избу.

– Что делать? Ждать придется! Дело странное, неясное. Пусть сыскари разбираются, – сказал урядник доктору. Тот молча кивнул.

– Пообедать бы нам не мешало, – продолжал урядник. Пойдемте к старосте. Мужик он справный, я его знаю. Жена у него хорошо готовит.

Староста между тем снова появился и сам пригласил их отобедать у него в доме. В большой, опрятно убранной избе жена старосты уже накрыла на стол. Перекрестившись на иконы, урядник уселся. Доктор замялся было, хозяйка вопросительно взглянула на него… Он смутился, перекрестил лоб, сел и тоже приступил к трапезе.

***

В то время, как Александр Михайлович и урядник тряслись по лесным дорогам, в больнице старший врач, его персонал и прибывшие из полицейского отделения чины продолжали разбираться с исчезновением медицинской сестры. Стражи порядка опросили больных, но все, кроме двоих, утверждали, что спали, ничего не видели и не слышали. Женщина, лежавшая с больным ребенком, сказала, что ночью подходила к сестре, так как у дитяти был сильный жар. Та сидела на своем месте, выглядела уставшей, но ничего странного в ней не было.

– Милая сестричка, ласковая. Митяшку моего по головке погладила, лекарство дала. Он уснул, и я следом.

Второй больной, одноногий инвалид, плохо спавший по причине зубной боли, рассказал, что уснув уж под утро, он был разбужен, как ему показалось, женским криком. Доковыляв до двери, он выглянул в коридор, но там было уже все пусто и тихо. Решив, что ему поблазнилось, он лег и снова уснул.

– Где же кричали? В какой стороне?

– Так по коридору… Там, где перевязки делают…

– Вы там смотрели? – спросил у доктора околоточный. Тот утвердительно кивнул.

– Ну, пойдемте, еще посмотрим!

Пошли в перевязочную. В ней никого не было. Недовольная Клавдия Ивановна с негодованием посмотрела на околоточного:

– Как видите, никого! Здесь полный порядок!

– Ну-ну! А что это у вас шкаф не закрыт? Так положено? Инвентарь проветривается?

Клавдия Ивановна взглянула: действительно, дверка высокого углового шкафа была приоткрыта и подозрительно подрагивала. Она подошла и распахнула ее. В следующее мгновение все онемели: скорчившись в три погибели, в шкафу сидела пропавшая Марья Гавриловна и глядела на них безумными, вылезающими из орбит, белыми глазами. Клавдия Ивановна нагнулась к ней. Девушка дико закричала и скорчилась еще больше, пытаясь забиться подальше. Общими усилиями ее извлекли из шкафа и постарались привести в чувство. Это долго не удавалось. Только к вечеру она немного пришла в себя и рассказала страшное…

***

Пока полиция и больничный персонал расспрашивают сестру, вернемся в Черногузовку, где мы оставили Александра Михайловича и урядника.

За время, что они обедали в доме старосты, на деревенской площади собралось, похоже, все население деревни. Мужики и бабы молчали, но их мрачные лица не предвещали ничего хорошего. Староста разговаривал со стариками. Парень, которого он собирался послать в город, стоял тут же, держа в поводу оседланную лошадь. Самый старый дед тихо, но очень настойчиво толковал что-то старосте. Сгорбленная дугой старуха рядом кивала головой в подтверждение его слов. Староста слушал, морщился и поджимал губы.

– Поди, поговори с начальством, Митрий Петрович! – говорил старик. – Вот деньги, что всем миром собрали. Передай имя. Скажи, сколь уж смогли, больше нету. Пусть пишут скоряе свою бумагу! Ведь не простой зверь Михайлу порвал! Если не сделаем во время, как надо, покойничек в такого же упыря обернется, тоже кровушку пить будет. Дни-то ноне короткие, надо до темна успевать! Некогда дожидаться, когда там их дознаватель приедет. Вишь, все обчество волнуется. Помирать задарма никому не охота!

– А ну как не согласятся? Начальство – оно ведь ндравное! – возражал староста.

По всему было видно, что он опасается гнева односельчан и в то же время до смерти боится урядника и доктора.

– Ежели не согласятся, по-другому изладим, – угрожающе сказал подошедший рослый крестьянин с обветренным лицом. – Пусть не доводят до греха… Тебе первому красного петуха под крышу пустим!

Староста сердито сплюнул, хмуро помолчал, подумал, потом обернулся к терпеливо ожидавшему парню:

– Ты, Алеша, домой иди! Ехать никуда не надо!

Тот кивнул, передал повод старосте и исчез в толпе. Староста привязал лошадь к коновязи и пошел в дом. Пробыл он там долго, но когда вышел, по его лицу было видно, что переговоры не удались.

Сойдя с крыльца, он протянул старику деньги.

– Их благородия не берут, – с недоброй усмешкой сказал он. – Смеются. Говорят, что темный мы народ, дикий… Раздай, дед, это людям обратно!

Крестьянин с обветренным лицом подошел и молча уставился на старосту.

– А ты на меня не пялься! – зло сказал тот. – Петуха он красного пустит… Господа отдохнуть пожелали, так я их в чулан проводил и дверь припер. До утра не выпущу, а там видно будет. Начинайте, делайте все, как положено! За попом послали?

– Здесь он давно, батюшко, – прошамкала старуха, – в соседях дожидается.

Люди зашевелились. Староста вернулся в избу и остановился в сенях, прислушиваясь: из-за двери чулана доносилось дружное похрапывание приезжих. Он вошел в горницу. Жена вопросительно взглянула на него…

– Спят господа! Ты, мать, не переборщила ли со снадобьем?

Жена усмехнулась, отрицательно качнула головой и, накинув на плечи шаль, пошла из избы. За ней последовал староста.