Текст книги "Гости полуночные. Русское фэнтези"

Глава 8

Александр Михайлович сидел в ординаторской, машинально заполняя протоколы операций. Минут пятнадцать назад он вышел из послеоперационной, оставив с больными Клавдию Ивановну. На нее можно было положиться. Эта ворчливая, вздорная особа была незаменимой сиделкой, до невозможности пунктуальной, но удивительно ласковой и добросовестной по отношению к больным. Игната Петровича они чуть не силой отправили отдохнуть. Старый доктор плохо себя чувствовал, выглядел донельзя измученным и уставшим, но долго отказывался уходить, опасаясь оставлять тяжелых больных на неопытного молодого коллегу.

Александр Михайлович понимал это, и ему было неприятно. Без того у него на душе было неспокойно, тревожно. Он не боялся, что не справится со своими профессиональными обязанностями, напротив, был уверен в себе, хотя ранее не имел дела с такими ранениями. Главная причина беспокойства крылась в чем-то другом, и сколько он не пытался проанализировать, в чем конкретно, ему это не удавалось.

Из головы все не шли слова покойного Ивана Ивановича, урядника: «Надо будет отрядом наведаться. Стражники рады проветриться, засиделись на государевых харчах!»

«Наведались», что называется! Прошло около двух недель, и вот – нет человека! Урядник теперь мертв, четверо из отряда на грани жизни и смерти, пять человек пропали в лесу бесследно. Уездный следователь, ездивший с ними, рвет и мечет, уверяя, что со стражниками разделались бунтовщики. Надо полагать, большое начальство пойдет у него на поводу, и воинская команда, попросту каратели, будет незамедлительно послана.

Александру Михайловичу были памятны передававшиеся из уст в уста слухи о карательной экспедиции под командованием Римана в декабре 1905 года. Во время нее без суда и следствия было расстреляно множество людей, среди которых оказались даже вовсе не имевшие отношения к революционным выступлениям. Господам, подобным Риману, ничего не стоит сотворить такое же со здешними крестьянами. Эта мысль, безусловно, страшила, но было еще нечто свое, глубоко личное, сокровенное. Доктор задумался…

В дверь тихо, но настойчиво постучали, и робкий голос новенькой медсестры окликнул доктора по имени. Настасья Ильинична, попросту Настенька, заменившая все еще болевшую Марью Гавриловну, заглянула в ординаторскую.

– Что вам, милочка? – раздраженно начал Александр Михайлович и осекся, едва взглянув на нее. Глаза Настеньки смотрели на него с такой жалостью, что ему стало не по себе.

– Там, эта… Барышню привезли… Вы не пугайтесь только, господин доктор! Жива она, жива, только без сознания…

– Кого привезли? – закричал Александр Михайлович, уже догадываясь и холодея от ужаса, и не дожидаясь ответа, бросился бегом в приемное отделение…

***

Анна, недвижная, бледная как полотно, казалась неживой. Дыхание ее было неровным и неглубоким, пульс едва прощупывался. Ночной сторож, обходя свой участок, обнаружил ее почти без чувств на скамейке перед каким-то домом и на извозчике доставил в больницу. В приемном покое она успела только назвать имя Александра Михайловича и потеряла сознание. Доктору пришлось приложить немало усилий, прежде чем ее сердцебиение в какой-то степени нормализовалось. Говорят, для врача нет ничего сложнее, чем лечить близкого человека. Александр Михайлович смог на собственном опыте убедиться в правдивости этого утверждения. К счастью, на помощь ему поспешил Игнат Петрович, извещенный о случившемся Клавдией Ивановной. Вдвоем они сумели привести Анну в сознание. Она приоткрыла глаза, узнала Александра Михайловича и заговорила. Как она очутилась на той скамейке, девушка не могла объяснить. По ее словам, она вышла прогуляться, у нее закружилась голова, а больше она ничего не помнила.

Анна не лукавила, говоря так. Все случившееся почти полностью стерлось из ее памяти, оставив только смутное воспоминание какого-то неописуемого восторга, мешающегося почему-то со смертельным ужасом. Она хотела сказать что-то еще, но смешалась, посмотрела на всех расширенными, лихорадочно блестевшими глазами, попыталась улыбнуться и вдруг заплакала. Александр Михайлович, весь вне себя от жалости к ней, сел рядом, обнял ее и попробовал успокоить, но ему это не удалось. Игнат Петрович поглядел на них, покачал головой и велел сестре ввести больной морфин. Через некоторое время Анна погрузилась в глубокий сон.

– Не волнуйтесь так, дорогой, – Игнат Петрович сочувственно посмотрел на коллегу, – объективно ведь ничего страшного нет. Вот только уж очень она бледная! Надо, обязательно надо кровь проверить. Увы, малокровие у молодых женщин бывает нередко, как и обморочные состояния. Кстати, ваша невеста – очень красивая девушка, от такой красоты действительно можно голову потерять!

– А что вы скажете насчет этого? – Александр Михайлович показал на шею Анны, где виднелись две небольшие, покрывшиеся корочкой ранки, и рядом еще две, свежие. – Вспомните, у Семичева было нечто похожее! Что это может быть? Вы знаете, мне очень страшно за нее!

Игнат Петрович нагнулся над Анной, посмотрел, потрогал шею, нажал сильнее… Ранки не кровили, кожа вокруг них была белой и чистой.

– Мы можем только догадываться. Надеюсь, утром ваша Аннушка придет в себя окончательно, и мы узнаем, откуда у нее эти царапины. А сейчас позвольте, я должен взять кровь для анализа.

***

Прошло минут сорок. Александр Михайлович терпеливо ждал. Игнат Петрович закончил свои исследования и поднял глаза от микроскопа:

– Представьте: анемия! По всем признакам – острая постгеморрагическая. Как после о-о-очень хорошей кровопотери! Не такая, конечно, тяжелая, как у Семичева, но тоже весьма, я вам скажу, выраженная! Травмы, кровотечения, – не замечали ничего такого за девушкой в последнее время?

– Нет. О вчерашнем случае с угаром я вам рассказывал. Более ничего, кажется, не было.

– Надо прислугу расспросить, может, она что-то знает? И пошлите за нашей акушеркой. Вдруг по ее части что-то? Ведь женщины иной раз, ой-ой, как скрытничают! Ей будет легче добиться откровенности…

За акушеркой послали. Та явилась только под утро, побеседовала с проснувшейся Анной наедине и не нашла ничего, чем можно было бы объяснить кровопотерю.

***

Прооперированным к утру стало немного лучше. Оставив их на сиделку, Игнат Петрович занялся амбулаторным приемом, оставив молодого коллегу в стационаре. Тот сделал обход, назначения и около полудня вернулся в палату к Анне. Она сидела на постели уже одетая, бледная, красивая, и ждала его, чтобы ехать домой. Ей невмоготу было более оставаться в больнице.

– Аннушка, тебе придется подождать еще немного, – сказал Александр Михайлович. – У нас с Игнатом Петровичем остается одно неотложное дело.

– Оно касается Ивана Ивановича, урядника? – спросила Анна. – Если речь о нем, то не беспокойся напрасно, милый. Он уж далече, я думаю… Наверное, по лесу где-нибудь бегает! – она сухо рассмеялась.

Александр Михайлович с удивлением и даже некоторым страхом посмотрел на нее: «Заговаривается? Бредит?»

– Что ты говоришь, Анюта? Тебе плохо?

Он коснулся ее лба – лоб был холодный, чуть влажный. Жара не было.

– Нет, не плохо, милый. Все нормально. Просто я вспомнила, что видела урядника ночью. Я и еще кое-что вспомнила: если бы не он, я уже была бы мертва!

– Тебе все это приснилось, дорогая. В реальности видеть его невозможно!

– А ты пошли санитара, пусть посмотрит в морге, на месте ли тело урядника.

– Лучше я сам схожу! Санитар может подумать, что я тронулся умом…

Доктор встал. Но не успел он дойти до двери, как она распахнулась, и появившийся Игнат Петрович, бледный, с вытаращенными глазами, молча поманил его к себе…

Александр Михайлович вышел в коридор и плотно притворил за собою дверь. Было слышно, как оставшаяся в палате Анна негромко засмеялась. Игнат Петрович хотел что-то сказать, но только мучительно раздувал щеки и беззвучно шевелил губами.

– Что случилось, Игнат Петрович? Вам нехорошо? – с беспокойством спросил Александр Михайлович. – Сердце?

Игнат Петрович отрицательно затряс головой, схватил за руку молодого коллегу и потащил за собой. Они вышли на крыльцо, пересекли двор и вошли в приземистое строение, служившее моргом. Запах формалина мешался там с характерным запахом тления. В тусклом свете, проникающем через до половины закрашенные окна, небольшое помещение с несколькими анатомическими столами посередине производило мрачное впечатление. Все столы, кроме одного, были пусты.

Игнат Петрович подошел к тому, на который вчера положили тело урядника, и откинул простыню. Александр Михайлович застыл в изумлении: вместо тела урядника, крепкого, высокого мужчины, перед ними был труп совсем молодого человека, почти мальчишки. В груди под левым соском торчала грубо обработанная деревяшка, вероятно, самодельная рукоятка ножа.

– А где же урядник? – с недоумением спросил Александр Михайлович? – Кто этот мальчик? Когда его привезли? Сторож-то что говорит?

Игнат Петрович промычал что-то нечленораздельное и в отчаянии затряс головой, разводя руками. Александр Михайлович еще раз оглядел помещение, схватил коллегу под руку и повлек обратно, в больницу. Там он уложил его на диван в ординаторской и позвал незаменимую Клавдию Ивановну. Только минут через тридцать, после инъекций сердечных и успокоительных, к Игнату Петровичу вернулся дар речи, и он рассказал, что сторож валяется в подсобке пьяный до потери сознания, по коей причине говорить с ним бесполезно.

– Гнать надо этого пьяницу, – слабым голосом, задыхаясь, говорил Игнат Петрович. – Придется снова в полицию обращаться. Что подумают о порядках в нашей больнице? Два необъяснимых случая пропажи умерших, один за другим! Мыслимо ли это? Еще теперь этот, неизвестно откуда взявшийся, труп!

Александр Михайлович постарался, как мог, успокоить старика и распорядился, чтобы его не тревожили. Потом он послал сообщить о случившемся в отделение полиции, сделал кое-какие распоряжения и поспешил к Анне.

К его изумлению, ее в палате не оказалось. По словам санитарки, девушка уехала с какой-то важной, нарядной дамой, явившейся за ней на богатой коляске с откидным верхом, запряженной прекрасной вороной парой. С дамой был мужчина, немолодой, длинноволосый, с недобрым взглядом. На санитарку он, похоже, произвел крайне неприятное впечатление, она все морщилась, рассказывая о нем. Анне не хотелось уезжать, несмотря на уговоры дамы, но мужчина прошептал ей что-то на ухо, и она поднялась и пошла за ними, покорная, как овечка.

– Куда они направились? – в волнении воскликнул Александр Михайлович. – Мадемуазель Анна велела мне что-нибудь передать?

Санитарка отрицательно покачала головой, глядя на него с жалостью и сочувствием. В какую сторону поехала коляска, она не заметила, так как ее послали выносить утки за лежачими больными и ей стало не до загадочных посетителей.

Александр Михайлович кинулся к старшей сестре, но та заявила, что вовсе не в курсе случившегося. У нее полно своей работы, следить за чужими невестами не входит в ее обязанности. А если господин доктор думает, что она подслушивает и подглядывает, то сильно ошибается. У них в госпитале, в Иркутске, никто не позволял себе оскорблять ее подобными подозрениями!

Александр Михайлович замахал руками и пробкой выскочил от этой невозможной особы, лихорадочно соображая, в праве ли он оставить занемогшего коллегу, пациентов и отправиться разыскивать Анну. Он почти решил, что вправе, но тут его срочно потребовали в послеоперационную, где у одного из больных началось сильное кровотечение. Около двух часов доктор провозился с ним, а едва только кровотечение остановили, явились следователь и прочие полицейские чины… Короче, Александр Михайлович смог освободиться только к позднему вечеру.

Он приехал домой, когда было уже совсем темно. Окна квартиры не были освещены, только на втором этаже в одном чуть мелькнул огонек. С тревожно колотящимся сердцем доктор отворил дверь своим ключом и вошел. В прихожей было темно, не горела даже лампадка.

– Есть ли кто дома? – крикнул Александр Михайлович.

Послышались легкие шаги, и Анна со свечой в руке, бледная, но красивая, как всегда, сбежала по лестнице и обняла его.

– Слава Богу, ты дома! – заговорил он, целуя ее. – Я чуть с ума не сошел, узнав, что ты уехала неизвестно куда с некоей дамой! Почему ты ничего не сказала мне, Анечка? Разве можно так?

– Ты был занят, я не хотела тебе мешать, – сказала Анна, приникнув к его груди. Она говорила и держалась вроде бы как обычно, однако в ее голосе он уловил какую-то неискренность.

Из своей комнатки вышла заспанная Матрена, молча поклонилась хозяину, поставила на подзеркальник зажженную лампу, задула свечу и пошла к себе. Александр Михайлович еще раз поцеловал Анну. Лампа горела ярко, вокруг был привычный скромный уют, однако его не оставляло ощущение, будто что-то не так. Он огляделся. Недавно купленное трюмо отражало обстановку прихожей, ладную фигуру доктора и спину уходящей стряпухи. Других отражений не было. Александр Михайлович вздрогнул, ему стало не по себе…

– Что ты, Саша? – все так же пряча лицо на его груди, тихо спросила Анна.

– Ничего, Анечка, все в порядке. Пойдем, я отнесу тебя наверх! – он легко подхватил ее на руки…

Когда они вошли в уютную, хорошо натопленную комнату, он осторожно усадил девушку в кресло, зажег лампу, стоявшую на столе, и сел напротив. Мысли его были в полном разброде. Анна ласково и внимательно смотрела на него. Она чувствовала, что он не просто чем-то взволнован, нет, он буквально выбит из колеи. Ей хотелось утешить его, приласкать, но она боялась себя, своих желаний…

– Саша, милый, как я соскучилась, как рада видеть тебя! – произнесла она наконец с деланным оживлением и улыбнулась, но в ее улыбке промелькнуло что-то фальшивое. – Ужинать будешь? Я прикажу Матрене накрыть в столовой.

– Нет, спасибо, я уже поел. А ты как себя чувствуешь? Только не скрывай ничего, пожалуйста.

– Со мной все в порядке, кажется… Немного голова болела, но сейчас все прошло. Не знаю, что такое со мной было прошлой ночью, – проговорила она, и бледные щеки ее вдруг вспыхнули. Врать она не любила и не умела. Но как решиться рассказать о том, что случилось на самом деле?

Она встала и нервно заходила по комнате. Александр молча следил за ней глазами. Что-то необычное было в ней. Движения Анны оставались легкими, как всегда, но во всем ее облике словно чего-то не хватало. Доктор смотрел, и тягостное ощущение странности и неестественности продолжало нарастать…

Только лишь когда девушка мимоходом взяла со стола книгу и принялась листать ее, Александр Михайлович понял, в чем дело. Тени от книги, от переворачиваемых страниц зашевелились на противоположной стене, но книга как будто висела в воздухе. Тень от державшей ее руки отсутствовала!

– Да, ты не ошибся! Твоя невеста не отбрасывает тени, – констатировал со спокойной иронией некто, злой, мерзкий, насмешливый, временами вползающий в сознание Александра Михайловича в последнее время. – Присмотрись, дорогой, возможно, потому она и в зеркале не отражается? Что это? Фокус? Шутка? Но жутковато, правда?

– Замолчи! – мысленно прикрикнул доктор на непрошенного собеседника.

– А, ну конечно! Как же быть с материализмом, с учением Дарвина? Если ты поверишь в вампиров и прочую мистику, основы пошатнутся? – продолжал насмешничать тот.

– Убирайся! – мысленно приказал доктор.

«Боже, я начинаю сходить с ума! – подумал он устало. – Это все переутомление, работа! Я просто вымотался, вот и чудится всякая ерунда!»

– Саша, – негромко заговорила Анна, отбросив вдруг книгу и нерешительно останавливаясь перед ним, – мне надо поговорить с тобой. Я понимаю, тебе нужно отдохнуть, но потом может быть поздно, – меня здесь уже не будет или я стану твоим кошмаром. Можешь ты выслушать меня сейчас?

Александр Михайлович поднял голову, привлек девушку к себе и усадил на колени. Она была привычно легонькая, теплая, от нее чуть пахло духами… Вот только ее руки, когда он взял их в свои, были холодны. Тонкие, сильные пальцы казались ледяными… По каким-то неявным признакам он внезапно почувствовал, что ей тоже страшно. Это словно разбудило его, сделав энергичным и решительным, каким он бывал у операционного стола или у постели тяжелого больного.

– Ну, что ты, Анечка? Разве могу я думать об усталости, когда тебе что-то угрожает? Почему ты должна куда-то исчезнуть? Я тебя никуда не отпущу, родная ты моя! Разве мы перестали любить друг друга? Расскажи-ка лучше, кто эти дама и господин, что к тебе сегодня приезжали? Это они тебя напугали и расстроили?

– Нет, – она покачала головой. – Дело не в них, хотя, возможно, и они тоже, – она вдруг осеклась и нахмурилась. – То были Нина Сергеевна Стахова, моя хозяйка, и ее друг. Я рассказывала тебе о нем, кажется. Он американец или англичанин. Спирит. Они познакомились не так давно в Петербурге или за границей, я точно не знаю. Нина Сергеевна пригласила его погостить у нее в имении.

– К черту его, к черту хозяйку! Никаких хозяек у тебя больше нет и не будет! На следующей неделе у нас венчание, свадьба. Надеюсь, ты не забыла? – он с любовью посмотрел на нее и поцеловал. Она ответила на поцелуй, сначала робко, словно нехотя, но потом вдруг принялась целовать его жадно, страстно… Нечаянно он коснулся ее шеи там, где давеча видел ранки. Она вздрогнула и отстранилась.

– Саша, ты только не пугайся! Если я стану тебе противна после того, как ты все узнаешь, я уйду, ты обо мне больше не услышишь…

– Молчи! Не говори глупости! Ты не станешь противна мне, будь ты хоть ведьмой, хоть вурдалаком! – он сказал это в шутку и тут же пожалел. Анна, побледнев как смерть, встала, отошла от него и села напротив. Ее глаза потемнели, бледные губы взволнованно приоткрылись.

– Смотри, это что? – спросила она, показывая на шею. – Посмотри внимательно! Вампиры – не сказка, они на самом деле существуют! Совсем еще девчонкой я видела их так, как сейчас вижу тебя. Они убивают свои жертвы или делают их такими же кровопийцами, как сами. Так вот: пока тебя не было, они приходили сюда, в наш дом… Не пойму, как это вышло, но я сама отворила им дверь, пригласила войти! Без приглашения они не смеют… Ведь я все это знала! Ах, дура, дура! Никакого угара не было, – они напали на меня и Матрену в ту ночь, а на другой вечер я уже сама пошла к ним… Пошла как сомнамбула, как под гипнозом! Они «зовут» мысленно, без слов, невозможно противиться их зову…

Глава 9

С улицы донеслись какие-то голоса.

– Что это? Слышишь? Стучат! – прошептала Анна со страхом, высвобождаясь из его рук. – Наверняка это снова они…

Внизу били в дверь тупо и тяжело. Александр Михайлович встал, бережно отстранил Анну, достал пистолет из ящика стола и направился к лестнице, ведущей в прихожую…

Он успел спуститься по лестнице до половины, когда Анна догнала его, схватила за руку и удержала с силой, неожиданной в этой хрупкой на вид девушке.

– Стой, Саша! Ты не представляешь, с кем будешь иметь дело! Это же не люди! Их не остановить пулей! – быстро проговорила она. – Тут другое нужно! Вот, возьми!

Она протянула ему небольшой нож, вернее, кинжал, в потемневших металлических ножнах. В тусклом свете керосиновой лампы блеснуло серебро рукояти.

– Держи! Это дедов, лезвие у него серебряное. Колдуны пользовались такими для защиты от упырей!

Александр Михайлович быстро посмотрел на нее: глаза Анны лихорадочно горели, взволнованное лицо еще более побледнело, волосы растрепались и нимбом стояли над головой. Она была похожа на молодую прекрасную ведьму. Это показалось ему почему-то забавным. Он широко улыбнулся, обнял и крепко поцеловал девушку. Она попробовала вырваться, но он только крепче прижал ее к себе. В дверь застучали сильнее. Раздались голоса:

– Открывайте же, господин доктор! Сколько можно! Дверь буду ломать!

– Пусть еще немного поколотят! – прошептал он, оторвавшись наконец от губ Анны и сжимая в руках револьвер и нож. – Не бойся, Анечка! Сдается мне, это полиция… Поднимись быстренько в спальню… Там, в шкафу, справа, большая связка брошюр, спрячь ее на всякий случай подальше! Быстрее беги, очень тебя прошу! Я задержу их здесь!

Анна испуганно, расширенными глазами взглянула на него, вникая в смысл сказанного, поняла, повернулась и, бесшумно ступая, бросилась наверх. Александр медленно спустился к входной двери.

– Что вам угодно, господа? – спросил он с деланным спокойствием. – Кто вы?

– Да открывайте уж, господин доктор! Я это, урядник, Иван Иванович! Помните, в деревню вместе ездили?

Доктор побледнел, сунул пистолет в карман, нож заткнул за голенище сапога, недоверчиво хмыкнул и взялся за крюк, идущий поперек двери. Ему пришлось несколько раз с силой потянуть его вверх, пока крюк поднялся. Замок открываться не пожелал.

– Обождите немного! – крикнул Александр Михайлович. – Вы так ломились, что замок заклинило. Сейчас я постукаю его чем-нибудь…

Он нашел на приступке у лестницы внушительный булыжник, который Матрена использовала как гнет при квашении капусты и, не торопясь, постучал им по замку.

Было слышно, как на крыльце выругались и принялись по-лошадиному топтаться, скрипя подошвами сапог.

Наверху блеснул свет, в дверях показалась взволнованная Анна. Доктор вопросительно взглянул на нее, – она утвердительно закивала головой и показала глазами на входную дверь. Доктор помахал рукой, чтобы она уходила, повернул ключ и приоткрыл дверную створку, удерживаемую крепкой цепочкой. В образовавшееся отверстие, не медля, просунулась большая волосатая рука, нащупала цепочку, с силой дернула и порвала ее, как бумажную нитку. Дверь широко распахнулась. Доктор вздрогнул и невольно отступил назад: вместо полицейских перед ним действительно был урядник. Из-за его плеча выглядывал русоволосый парень, спасший Анну в лесу. За ними виднелись еще какие-то человеческие фигуры, плохо различимые в темноте.

– Не бойтесь, доктор! – заговорил урядник. – Я у вас кровь пить не собираюсь. Впустите же нас! Поговорить надо.

– Позвольте, – начал доктор в растерянности, – вы на самом деле живы? Что ж, я рад, очень рад! Но, простите, в дом в столь поздний час не приглашаю!

– Правильно! Не позволяй им войти, милый! Не могут они войти без приглашения! И в глаза им не смотри! – пронзительно закричала сверху Анна.

– Слышали, господин «урядник?» – спросил Александр Михайлович, усмехнувшись. – Говорите, если вам есть что сказать, и уходите поскорее! Вы очень пугаете мою невесту.

Он боялся визита совсем других людей, и то, что вместо них явились будто бы ожившие мертвецы, в существование которых он не верил, его даже успокоило. Откуда они и кто, со временем станет ясно, наверняка ничего мистического в них нет.

– Ваша невеста еще не так вас испужает, если вы меня не выслушаете. – усмехнулся тот, что называл себя урядником. – Окрутила вас энта ведьма, а вы и уши развесили! Она ж вот с ним, с Серегой, две ночи подряд миловалась! Сама вчерась к нему в переулок бегала. Если б не я, ее бы там до смерти зацеловали… Но не о ней речь! Пригласите, наконец, меня в дом, доктор, очень поговорить надо! Не хочу я, чтобы другие по моей вине пострадали! Бог мне этого не простит!

– Ага! Бог! О боге заговорил? А сам ты кто есть? Вурдалак! Кровопийца проклятый! Прочь отсюда пошел! – закричала вдруг Анна. – Не слушай его, Саша! Врет он все!

Парень, стоявший за урядником, решительно шагнул вперед. На его губах играла улыбка, в глазах мелькали багровые сполохи. Он пристально, молча смотрел на Анну так, как смотрит на молоденькую кошечку загулявший мартовский кот…

– Позови меня, любая моя! – вкрадчивым голосом проговорил он. – Не то уйду – жалеть будешь!

Анна с силой взмахнула рукой. Мимо головы доктора просвистело, и тяжелый медный подсвечник ударил русоволосого в голову. Разлетелись какие-то брызги. Парень покачнулся. По лбу у него расползалось большое багрово-черное пятно.

«Боже! Она ж убила его!» – молнией мелькнуло в голове доктора.

Однако парень уже выпрямился и засмеялся, как ни в чем не бывало:

– Вот это ты приласкала меня, милая! Все мозги расплескала! Иди ж сама теперь ко мне, коли позвать не хочешь! Еще разок поцелую, так нас уж вовек никто не разлучит!

– Вернись к себе в комнату, Аннушка! Быстро! – успел крикнуть Александр Михайлович, но Анна, даже мельком не посмотрев на него, покачнулась и стала медленно, как во сне, спускаться по лестнице…

Александр Михайлович недрогнувшей рукой вытащил револьвер и быстро взвел курок… В этот момент открылась дверь Матрениной комнаты. Стряпуха, грузно ступая, вышла в коридор и тупо заулыбалась при виде ночных гостей:

– Да что ж вы стоите-то там, батюшки вы мои, пошто не заходите? Заходите, заходите, милые! – певучим голосом заговорила она. В тот же миг произошло какое-то движение. Почти одновременно прогремел пистолетный выстрел, что-то прошумело, и ледяной вихрь взметнулся вверх, гася лампы, погружая все во тьму…

– Аня! Скорее, ко мне! – закричал доктор, поворачиваясь и быстро направляясь навстречу девушке.

В темноте он запнулся о ступени и упал, больно ударившись коленом. В тот же момент что-то тяжелое с силой опустилось ему на голову. В глазах доктора завертелись огненные круги, и он провалился в беспамятство…

Как долго Александр был без памяти, он не смог бы сказать даже под пыткой, но вот сознание стало постепенно возвращаться к нему. Он вспомнил себя, свое имя, однако где находится и что произошло, никак не мог понять. Было темно. В голове шумело, мысли путались. Издалека долетали какие-то неразборчивые голоса… Совсем рядом раздавалось какое-то непонятное бульканье и плеск, словно из опрокинутой бутыли вытекала тяжелая, густая жидкость и капала, капала на пол…

Руки были словно чужие. Правая что-то сжимала так, что он не мог разжать пальцы, сколько ни старался. Но он попробовал поднять ее, и это получилось…

– Осторожнее, доктор, черт вас побери! Того гляди, опять стрелять начнете, а это ни к чему ни вам, ни нам! – ворчливо проговорил глухой, надтреснутый голос. – Ну, разжимайте же руку! Отдайте мне револьвер!

Чья-то сильная рука крепко взяла его за запястье, другая принялась разжимать судорожно сведенные пальцы.

В этот момент доктор как-то разом пришел в себя, различил в темноте склонившуюся над ним расплывчатую человеческую фигуру, рядом еще одну, и вспомнил все. Вне себя от страха за Анну, он оттолкнул стоявшего впереди человека и вскочил на ноги. Пальцы сами нажали курок. Раздался выстрел, за ним другой… Расплывчатый покачнулся, падая, но тут же выпрямился, прорычал что-то и заломил доктору руку за спину с такой силой, что пальцы того разжались и пистолет со глухим стуком упал на пол…

– Хорошо хоть, патроны закончились! – насмешливо проговорил кто-то рядом, высокий, смутно знакомый. – Два да четыре – всего шесть. Из них пять – в цель, один – в белый свет, как в копеечку. Где вы научились так стрелять, доктор? Небось, в 1905-м в боевиках ходили? А еще врач, человек гуманной профессии… Стыдно вам, господин хороший! Вот мундир мне опять же продырявили…

– Кто вы? Что вам надо? Аннушка моя где? – закричал Александр Михайлович, вырываясь.

– Да засветите ж вы лампу наконец, увальни! Видите, господин доктор вне себя, ничего понять не может, а ведь уже далеко за полночь. Того гляди, третьи петухи пропоют! – с раздражением проговорил высокий. – Урядник я, доктор, Иван Иванович! Узнали? Жива ваша Анна, успокойтесь. Никто ее пальцем не тронул. Вот насчет стряпухи извиняйте, уж так получилось! Но баба сама сунулась, сама и виновата. Теперича уж мы ее с собой заберем. Она через пару часов очухается, жрать захочет, а вам здесь такое ни к чему…

В этот момент кто-то засветил лампу, и доктор смог оглядеться. Картина, представшая перед ним, была зловещей, пугающей. Они были в гостиной. У стола в кресле сидела Анна, бледная, с расширенными, сверкающими глазами. Руки она положила на стол, в одной поблескивало металлическим блеском что-то вроде плоского медальона. Встретив взгляд Александра Михайловича, она улыбнулась и успокаивающе закивала ему. Против нее сидел грузный немолодой человек в английской куртке и мрачным, неподвижным взглядом смотрел на доктора, вертя в руках карты. Рядом стоял урядник и с расстроенным видом тыкал пальцем в дыры на своем мундире. Кроме них, в комнате были еще двое: русоволосый – Семичев и еще какой-то мужчина лет 35-ти в простреленном мундире конного стражника уездной полиции. Это он, очевидно, крутил руки доктору. Вид у него был рассерженный. Все, кроме человека в английской куртке, были бледны, с запавшими, окруженными кругами глазами, посверкивающими красным, как у волков, звериным блеском. В стороне, ничком на кушетке, лежала Матрена. Голова у нее свешивалась на пол, под ней расползлась темная лужа, в которую падали крупные, тяжелые капли…

«Кровь! Они же зарезали ее!» – молнией пронеслось в голове Александра Михайловича. Он вскочил и хотел кинуться к стряпухе, но урядник опустил ему на плечо руку, тяжелую, как чугунная гиря, и заставил сесть.

– Чего вы всполошились, господин доктор? Ей ваша помощь уже без надобности. Теперича она нашего поля ягода, – засмеялся он. – Я ж вам сказал уже, что мы ее с собой заберем!

– Боже, что это за пандемониум! – ужаснулся доктор.

– Вкусная бабенка, хоть и не первой свежести! – засмеялся меж тем Семичев. – А целуется не хуже твоей королевны! Ишь, смотрит как на меня твоя красавица!.. Смотри, смотри! Жалеешь, небось, что заартачилась?

Анна зашипела, как змея, и угрожающе подняла руку, глаза ее сверкнули гневом. Мужчина в английской куртке успокаивающим жестом остановил ее и медленно улыбнулся. Улыбка его напоминала оскал опасного хищного зверя.

– Заткнись! – прикрикнул на парня урядник. – Все не уймешься никак? К дураку Петюньке захотелось? Так я тебе это устрою! Никакой дисциплины, черт вас всех забери!

– Не торопитесь, урядник, – холодно произнес человек в английской куртке. Говорил он по-русски правильно, но по кое-каким неуловимым признакам речь выдавала иностранца. – Все в свое время! Вы хотели с доктором поговорить, так говорите! Мы выйдем, пожалуй, чтобы не мешать вам…

Он грузно поднялся и медленно пошел к дверям. Семичев и стражник послушно последовали за ним…

Лишь только дверь закрылась за ушедшими, Анна вскочила с кресла. Размахивая зажатым в руке странным металлическим предметом, она подбежала к Ивану Ивановичу и сунула его чуть ли не в физиономию урядника. Похоже, тот был этим изрядно ошарашен, потому что, грубо выругавшись, отпрянул в сторону. Анна, насмешливо и зло оскалив в улыбке белые зубы, молча шла на него. Урядник, неразборчиво бормоча что-то, начал пятиться и пятился, пока не уперся спиною в беленую стену. Лицо его неестественно исказилось, рот приоткрылся, в нем на миг блеснули длинные клыки. Видимым усилием воли он овладел собой.