Текст книги "Барин"

Барин
Наталья Бочка

© Наталья Бочка, 2017

ISBN 978-5-4485-2664-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Глава 1

Возможно и не приключилось бы этой истории, если бы не получил молодой помещик Петухов извещение о том, что за сто вёрст разорившийся помещик Хромов, по причине больших долгов, продаёт крестьян.

И не случись на ту пору, большой мор, меж крестьян самого Петухова. Так что и зерна на полях, чуть не треть перезрело – некому убирать было.

От двух этих обстоятельств, вся история и приключилась.

***

– Батюшка, кормилец, голубчик, Христом Богом молю, не разлучай! Буду, где направишь, хоть в поле, хоть в свинарник, куда скажешь, пойду. Молю, батюшка, голубчик, не разлучай!

В грязных лохмотьях пожилая крестьянка ползала по соломе, что густо устилала пол в просторной, избе. Женщина причитала и срывалась на рыдания. Голос её пронзительный и резкий неприятно тревожил слух. Петухов старался отстраниться от протянутых к его сапогам рук.

– Не губи, поимей милость, батюшка! Не разлучай с кровиночкой! Не разлучай, батюшка!

Петухов брезгливо поморщился.

– Убери, – зло зыркнул на крепкого крестьянина и мотнул головой Хромов.

Мужик приподнял женщину и практически поволок за одежду. Она упиралась, цеплялась за все, что на пути вставало, а громкие её крики уже стали настолько дотошными, что хотелось поскорее избавиться от этих навязчивых нот.

– Ну, что ж, – только вынесли крестьянку, залебезил Хромов. Глазки его, будто жили своей жизнью, они то и дело перемещались с одного предмета на другой, лишь иногда останавливались на лице Петухова, – Думаю, вам, так же как и мне, собственно, приятна наша сделка. Позвольте, по такому случаю откушать. Хозяйка моя, уж и на стол собрала.

– Некогда, обеды сидеть, время поджимает. А по сим, благодарствуйте Никанор Фомич, пора нам и в дорогу выдвигаться. Путь-то не близкий.

– Нет, так нет. Не буду и настаивать.

На дворе людно. Телеги с купленными крестьянами. Несколько дюжих парней, что с ними справляются, коляска самого Петухова и с пару десятков провожающих.

Хромов проводил до крыльца, глянул на двор, махнул рукой, да чуть кивнув на прощанье, опять в избу вошел.

Когда коляска уже неслась меж полями, а деревня Хромова давно скрылась за холмом, Петухов спросил у управляющего:

– Что эта крестьянка так шумела?

– Вроде, дочку Хромов отдал, а эту по старости не взяли. Больная мол, помрёт не сегодня-завтра, а деньги за крестьян не малые плачены. Хромов ни в какую уступить не желал. Что же нам за такую цену, чуть не покойников за собой тащить?

– И то верно, – Петухов равнодушно глянул в окно и мысли его потекли в другом совсем направлении.

Планы у Ивана Ильича Петухова грандиозные намечались. Та, что деревня в имущественном у него владении, мала как-то показалась. Да и эпидемия, сколько люду положила. Решил, ещё крестьян подкупить, да переселить. Благо, средства сейчас пошли хорошие, нужно бы не в кубышку складывать, а на развитие хозяйства запустить. Так, как поля у Петухова пространные, то в последние год, два случилось недостаток в рабочей силе почувствовать.

А тут, совсем кстати, помещик Хромов, сказывали, за долги расплачивается, крестьянами откупается. Недолго Петухов задумывался, когда ещё такая возможность получится, написал Хромову, о цене сговорились. За крестьянами, Иван Ильич решил лично приехать, с верными подручниками. Всё-таки, в первый раз крупную сделку с людьми совершает. А купил, не много не мало, почти двести душ. Большей частью мужики до сорока пяти лет, женщины так же, да пять десятков малолетних наберётся.

Известие о продаже крестьян пришло неожиданно и на первых порах, разместить такое количество людей было негде, кроме как рассовать по избам в деревне, по амбарам да сеновалам. Но в виду того, что рабочей силы очень прибавилось, то в небольшой срок соорудили на окраине деревни вместительные бараки. В них то и поселили всех вновь прибывших.

У бараков – всегда людно. Пока не на поле, бабы с корытами за стиркой, детишки скачут, меж белья шныряют. Вечером так вообще, народу тьма. Порой весело, шумно. Часто ругань промеж бабами слышна, а то и у мужиков драка завяжется.

Поначалу чувствовалось, живут те бараки своей, отдельной от других крестьян, жизнью. Иногда и меж деревенскими шумок ходил. Недовольство. Но чуть время прошло, улеглось всё. Ведь и старожилы понимали, без прибывших крестьян, поля как обрабатывать?

А у барина земли – о-го-го сколько. Знай, меряй, за неделю не померяешь.

Немного погодя, поутихло, вроде так и было. Пошло житьё обыкновенное. За год все пообвыклись, будто и жили здесь.

Ходили порой, те, что семейные, к барину на поклон, мол, избу бы сколотить – помоги. Пару раз Петухов не отказывал, семьи большие попались. Помогал, где лесом, где и мужиков на постройку спровадит. Так, ко второму году, с дюжину семей, в избы из бараков переехали. Разрослась деревня.

А Иван Ильич, всё по купеческим делам. Товарную жилу поймал и сидит на ней пока в пятьсот процентов за товар дают, как кончится спрос, что-то другое ухватит. Есть у Петухова чуйка торговая. Всякий раз именно то закупает, что вот-вот в цене взлететь должно. Тем и промышляет. Тем и денег больших заработать сумел.

Ничего, что молод. Ведь от роду Петухову всего-то, двадцать два с копейками.

Глава 2

Помещик средней руки Иван Ильич Петухов из тех средств, что получил в наследство от батюшки – мало что увидал. По той собственно причине, что кредиторы, которые оббивали пороги его дома, требовали немедленного погашения векселей и закладных, какие Петухов старший, после смерти скоропостижной, оставил.

Удивительно, но это обстоятельство вовсе не выбило Ивана Ильича из колеи, а напротив, даже разозлило и заставило предпринимать действия не совсем ему привычные. Купеческое дело, до смерти отца, мог только наблюдать, а тут пришлось влиться в него с головой, и даже бросить обучение в столичном университете. Для незамедлительного спасения того, что ещё осталось, от полного разорения. И конечно, своего собственного положения, а так же положения матушки, что находилась теперь на полном попечении Ивана.

Как оказалось впоследствии, из того, что он почерпнул в науках экономических, многое успело тут же пригодиться. Возможно, именно пара лет обучения в заведении и дали такие результаты на практике. Ведь в первый год Иван успел не только вернуть сумму розданную кредиторам, а и умножить её вдвое. А ещё через год, он уже философски воспринимал, так поучительно прожитые в волнении, годы. Теперь же, точно рассудил, не покажись кредиторов с векселями, возможно и энергия, что направилась на исправление положения, не появилась бы в нужный момент. В общем – выкрутился, и неплохо.

К двадцати двум годам, он уже ловко управлялся с крестьянами, имел полное на них влияние, благодаря сердитому, не слишком приятному характеру. А ещё, благодаря крепким молодчикам, что толклись у дома, готовые выполнить любое поручение хозяина. А поручения эти, довольно часто состояли в устрашении того или иного мужика, что от работы отлынивал, или по необходимости, бабу вредную приструнить. В этих делах ребята очень старались, особенно, что касается розг и всякого рода наказаний. Это – только дай.

Сидит Иван Ильич за небольшим столом, пишет. Тёмный вихор на лоб упал. Строгое лицо. Взгляд из-под бровей, цепкий. Губы сжаты. Иногда поднимет голову от письма, в окно, что напротив, глянет, задумается, потом снова пером водить. Остановится. Встанет. По комнате пройдёт. Головой ещё немного и потолочных брёвен бы касался. Станом крепок, лицом хорош. Во всём его естестве – власть. Чувствовалось, что управляется он с людьми. Только одним своим видом управится в силе.

Пройдёт по комнате, снова сядет. Обмакнёт перо и писать.

Резкий бой часов оторвал от мыслей. Дверь открылась, и служанка Настя грациозно вплыла в комнату.

– Иван Ильич, отдохнули бы чуток, – она поставила на стол маленький поднос с чаем и пирожками, томно посмотрела на хозяина.

Он – осмотрел служанку масляным взглядом.

– А что, можно и отдохнуть, – протянул Иван, – и не только.

Она присела на край стола и улыбалась, той улыбкой, которой показывают лишь полное согласие и подчинение. В то время как он, почти с таким же строгим лицом обхватил её стройный стан и потянул к себе на колени. Она с хохотом притулилась. Поцелуи их и вздохи некоторое время раздавались по дому, но все кто находился в районе слышимости этой любовной возни, уж давно привыкли не обращать на неё никакого внимания. Молод, мол, барин, горяч. Что ж такого.

Настя – красивая, с соблазнительными формами, дворовая девка лет двадцати шести, давно в доме служила, ещё при барине покойном. Сказывали, будто и к нему в спаленку захаживала. А как отпрыск старшего Петухова, Иван из долговязого отрока в дюжего парня вымахал, так и за него взялась, любовной науке обучила. А тот, что – юноша влюбчивый, тут и поставил Настасью главной в доме. Ей же – того и надо. Чтобы не под чьим началом, а у самого барина под рукой. Так, одно другому не мешает. Настя и в личных служанках и в бдительных любовницах состояла.

Если и пытались другие слуги кого-то из красавиц дворовых подослать, так Настя всех девок затмевала. А уж, какими способами отличиться умела, одной ей известно. Но за столько лет, ни одна другая девка, больше чем на неделю в доме не задерживалась.

Ещё, может быть и потому, что интересы Ивана Ильича не в том состояли. Он всё больше по экономическим наукам раздумывал, а то, что там какая девка, то без разницы. Что молодому взгляду нужно? Чтобы девка красивая под рукой была. Есть, значит есть, а нету, ну и не надо. Вон их, тьма тьмущая по двору ходит, всегда кто-то найдётся.

Знала Настя эту его особенность, от того, никого другого не допускала. Поэтому, уже несколько лет, в доме одни мужики прислуживали или малолетние, что в конкуренты к красавице Насте никак не годятся. Да ещё, старая экономка Фёкла, что с барыней, матушкой Ивана Ильича, смолоду дружбу тесную держала.

О каком-то влиянии на молодого барина, говорить не приходилось. Это поняла служанка однажды, когда заикнулась было про вольную. По тому холодному взгляду, каким посмотрел Иван Ильич и сказал:

– Иди, работай, – она поняла, лучше такой темы не касаться.

Единственное, что теперь занимало больше других забот, это чтобы в какой-то момент не пришлось ей переместиться с домовых служанок – в дворовые. Вот, что тревожило. А значит и обязанности свои должна выполнять так, чтобы и не было у Ивана Ильича даже мыслей о новых, молодых и красивых служанках. Даже – мыслей.

Но чем дальше она окутывала его своей навязчивой любовью, тем чаще стал он отстраняться. И приходилось Насте приспосабливаться. Ловить малейшие перемены в его неустойчивом поведении. И пытаться понять, хочет он её присутствия или не хочет. Трудно дело, но исполнимо.

Глава 3

За окном пасмурно. В эти майские дни то и дело накрапывал дождь. Небо, порой с недолгими просветами, всё никак не утомлялось.

День за днём, по дворам грязь. По-другому как? Во все стороны паутины досок постелены. То и дело барин ругает. Не подготовились к дождям, снова дорожки не засыпали. Сейчас-то, что уже? Сухих деньков придётся дожидаться.

В доме тепло и уютно. Всякий раз натоплено, аж жарко. Иногда и окошко открыть приходиться, чтобы барыня не упрела. Она женщина тучная, чуть что в жар её кидает. А то наоборот, холод прошибёт. Жалуется всем и Фёкле, и сыну, и слугам что в доме встречаются.

Ольга Филимоновна – барыня добрая. Без дела слугу не обидит, а вот если причина есть, может и по спине кочергой перетянуть. Стукнет, а потом оправдывается, сам, мол, виноват, отчего поручение плохо исполнил. А вообще, дворовых она жалела, не то чтобы, всё для них готова сделать, нет. Но вот, словом всегда вспомнит о тяжкой жизни крестьян.

Внешность барыни – значительная. Выдающаяся. А всё из-за роста. Очень уж высокая и плотная. Плотной-то она не всегда была, только когда за тридцать пять годков перевалило, так и стала талия расширяться. И что интересно, не по часам, но по дням – точно. Волосы барыня сильно чернила. Ведь если так оставлять чуть не половина седых волос. А подчернишь, всё не так видно.

Черты у Ольги Филимоновны несколько для женского лица грубоватые. Глаза чуть навыкате, крупный нос и довольно толстые губы. В молодые годы, всё как-то привлекательней казалась. А в сорок пять расширенные черты стали уже не столь интересны, а где-то даже и вовсе нехорошо выглядели.

Но во внешности своей Ольга Филимоновна никогда изъянов не находила. Всегда в зеркале собою любовалась и подсказывала служанке, как и что получше украсить.

В столовой накрывали. Уже приборы по столу расставлены, закусочки, да соленья. Барыня прохаживалась тут же, следила, за движениями Митьки, столового слуги. К нему, она редко претензии имела. Больно исполнительный мужичёк. Всё у него как полагается, всё кстати. Иногда только, она пальцем ткнёт и скажет:

– Глянь, вон фужер не слишком прозрачный, сейчас другой принеси.

Быстро Митька всё исполнит. За это и любила расторопного слугу.

– Вы уж тут? – Иван Ильич в столовую вошел, – А у меня аппетит просто таки зверский. Вот сейчас поставь поросенка, кажется, всего осилю и косточки обглодаю. Так набегался.

Ольга Филимоновна улыбнулась, самою лучезарною улыбкой. В сыне она души, что называется, не чаяла.

– Ванюша. Наконец, сокол. А я уж думаю, поспеешь или нет.

– Как тут не поспеть. До того увлечение меня взяло, что и забыл бы про обед, но с избы какой-то щами потянуло и так у меня в животе заурчало, я вам скажу, что просто невмоготу. На часы глянул, так обедать самое время. Кинулся я домой. Вишь успел.

– Если бы не пришел, клянусь, я бы сама тебе обед понесла. Не нужно чтобы ты голодным дела совершал. Оно то, на пустой живот и не работается как надо.

– Тут вы матушка верно заметили. Я как голодный, так и вовсе думать не могу. Будто пустота в голове и дальше не идёт, – он расселся за столом и, поджидая пока подадут горячее, жевал пирог с капустой.

Барыня поёжилась, и когда Митька вошел в столовую с большой супницей, обратилась к нему:

– А чего так стыло? Вели, пусть дров подбросят. Не ровён час и замёрзнуть можно. Что ж я в своём доме кутаться должна?

– Сию минуту, барыня. Сделаем, – он поставил супник на стол и вышел.

Ольга Филимоновна открыла крышку посудины и на свободу вырвался потрясающий аромат грибного супу. Иван Ильич даже выпрямился за столом, подтянулся в ожидании желанной жидкости и в предвкушении зачмокал губами.

– Ах, матушка. Ну что за чудо, этот дивный грибной суп. Что за чудо.

Барыня с довольным тоже лицом насыпала себе и сыну, отломила кусок пирога и потянулась за грибочком, что приковывал её взгляд уже несколько минут. Она кольнула его вилкой, но непослушный гриб отскочил в сторону и Ольга Филимоновна, начала ковырять по тарелке в поисках именно этого гриба. В конце концов, терпение её было вознаграждено, упрямец оказался, наконец, на вилке барыни.

Громко прихлёбывал Иван Ильич. К тому моменту, когда матушка только разжевала пойманный маринованный грибочек, сын уже доканчивал тарелку с супом и потянулся за новой порцией. Двери в этот момент снова открылись, и в столовую вошел Митька с широким блюдом, на котором с задумчивым выражением на запеченном рыльце лежал поросенок, густо обложенный печеным картофелем.

Взгляд Ивана Ильича жадно шарил по блюду и совершенно не отреагировал на девочку с охапкой дров, что вошла за Митькой. И только когда дрова с шумом опустились в поленницу, Иван Ильич недовольно обернулся и глянул на ту, что возилась у камина. Девчонка лет двенадцати нагнулась над дровами и громко шурудила в золе кочергой.

– Это – что такое? – протянул Иван Ильич и злобно глянул на Митьку, – в другое время нельзя было?

Слуга засуетился:

– Любка, а ну пошла, потом, – и он дёргал головой, показывая служанке, чтобы уходила.

Но та, словно глухая продолжала возиться.

– Да что ж такое, – Иван Ильич громко двинул стулом и направился в сторону непослушной служанки и когда приблизился, та метнула дикий взгляд на барыню, потом на Митьку, резко подняла кочергу и огрела ею барина по плечу изо всех сил.

Рёв Ивана Ильича услышали и на дворе. Когда Мишка и Сергей – охранники барина вбежали в столовую, тот уже бил сапогом свернувшуюся на полу в калач преступницу. Он яростно размахивался ногой и отпускал по худенькому телу такие удары, какие не каждый мужик выдержит. Но девка молчала. Даже звука не издала.

Потом, барин опомнился и остановился. Он обернулся на присутствующих, посмотрел на лицо матери полное ужаса, на лицо Митьки, что взгляд потупил и на парней, что так же не смотрели в глаза и понял, что немного перегнул. Но боль в руке и ожег, что оставила не остывшая кочерга, говорили о справедливости наказания.

Девчонку выволокли. Иван подошел к лавке и сел. Он не мог понять, что случилось. Посмотрел на мать. Та встала и вышла из столовой.

От чего это случилось, ни кто так и не разобрался. Пытались объяснить, но не смогли.

Маленькую преступницу отослали на свинарник, что находился в паре миль от деревни. Работа там считалась самой тяжелой и грязной. Никто из крестьян не хотел работать там. Отсылали туда самых строптивых или в качестве наказания за провинности.

Спустя некоторое время случай этот почти забылся, всё списали на недалёкость ума девочки и мало кто, об этом вспоминал.

Глава 4

Много важных дел у Ивана Ильича. Без конца в разъездах по договорам да сделкам. Чуть не всю губернию обкатал кое-где и в соседние заглянул. Везде поинтересуется, всюду побывает. Без устали колесит Петухов по городам и деревням – денежную лямку мотает. Другой раз и по несколько месяцев в родном доме не показывается. Такое избрал себе беспокойное занятие и не жалуется. Напротив даже, чувствуется в нём какая-то ненасытность к денежным делам. Не доспать может, не доесть, только бы выгодную сделку устроить.

Бывало ухватиться за какое-то дело и не успокоится, пока не завершит. Слуг замучит, лошадей загонит, а по-своему поступит. С обозами вместе не ходил, всё опередить старался. Пока обоз с товаром идёт, Иван Ильич уж и до места доедет, там с делами управится и дальше.

Мужикам, только знай, товары береги. А брал он таких в дорогу, что не один разбойник битый был. Те бандиты, что в лесах промышляли, в стороне от петуховских обозов норовили держаться. От того как наслышаны были о жестокости с какой мужики петуховские с разбойничьей братией расправлялись.

По молодости своей и некоторой опаске, торговал Иван Ильич пока – только в губернии, но цель, была намного глубже продвинуться. От того и заглядывал в другие места. Дума его, всё дальше, думалась. К тому и двигался. Лени не знал всё на развитие дела положить готов.

А когда среди путешествий этих купеческих, домой вдруг получится вернуться, устраивал себе заслуженный отдых, но не долгий. Всё казалось, если засидится, обязательно кто-то без него его товарами обогащаться начнёт. От того старался много не отдыхать. Чуть побудет и снова в дорогу.

Возвращается как-то из дальней поездки. Резво лошадки бегут, лёгкую коляску везут. А деревня уж – вон она, на холме видна. Ещё версты три и постель мягкая, и стол полный. Присматривается Иван Ильич, радуется возвращению.

Но тут лошади, что-то ход замедлили. Кучер чертыхнулся.

– Что там? – Иван Ильич из коляски выглянул.

– Лошадь расковалось, подкова отлетела, теперь на заднюю припадает. Сейчас мимо кузни поедем, нужно бы завернуть, Иван Ильич. Не то две версты ещё, а потом сюда же и возвертаться придётся. А кузня вон, за поворотом.

– Делай, – отозвался барин.

Чуть погодя свернула коляска в сторону. Там, в отдалении двух вёрст от петуховской деревни, стояла кузня. Рядом хозяйство. Коровы, свиньи, куры. Это для того чтобы запахи отсюда, до барского дома не долетали, да звуки с кузни барыню не тревожили.

Подъехали. Из постройки деревянной человек вышел. Это – Данила, кузнец местный. Не поймёшь, то ли молод, то ли стар. Борода черная с проседью чуть не всё лицо закрывает. Глаза с прищуром, с хитринкой. Фигура его некрупная, поджарая. Рукава до локтя закатаны, на загорелых руках жилы синюшные. Чувствуется в нём сила непомерная.

– Ну? – говорит, – не больно-то много отбегала. А я еще, когда говорил?

Гришка, кучер с подножки спрыгнул. Плечами пожимает.

– Приветствуем барин, – Данила поклон отвесил.

Иван Ильич дверцу открыл и тоже на воздух вышел, потянулся всем телом.

– И тебе приветствие шлём. Как тут? Справляетесь без меня?

– Справляемся помаленьку, – Данила вроде как улыбнулся, но за бородой это не слишком увиделось.

– Пройдусь маленько, пока вы тут работаете. А то ноги затекли, нужно бы расходить. Заодно и хозяйство проверю.

– Воля ваша, – кузнец ответил, – тут работы не много, коли торопитесь?

– Куда мне уже торопиться? Дом, вон он, на пригорке, а в хозяйстве, когда ещё побываю, всё некогда, – Иван Ильич повернулся и пошел в сторону густо настроенных, один к одному, широких сараев.

Хозяйство у Ивана Ильича, довольно обширное. Тут и коров с телятами небольшое стадо, пара племенных бычков. Свиней, три дюжины, несколько свиноматок, да два хряка. Гуси, утки, куры устанешь пересчитывать. Кролей, опять же, по клетям много выводков, да ещё плодятся. В общем, мяса полно, какого хочешь. Плюс, молочных продуктов не перечесть. А ну, столько живности, в тесноте содержать не слишком-то удобно. Вот и занимало то хозяйство обширную территорию.

Идёт Иван Ильич, осматривает. У кролей остановился, понаблюдал. Полная крестьянка из сарая вышла, поклонилась до земли.

– Доброго здоровья вам, барин.

– И тебе того же. Как тут, хозяйство моё, стоит?

– Стоит, барин, куда ж ему деваться.

– Это хорошо, что стоит, – кивнул довольный и дальше пошел.

В коровнике пусто. Видно стадо в луга увели. Благо, трава сейчас наливается. Сочная. Да и клевер полным цветом взялся. Самое – то, для скотины.

У свинарника Иван Ильич остановился. Смотрит, девочка навоз подгребает. Поросенок у неё меж ногами суетится, она его, тихо так, отталкивает и смеётся. Весело, заливисто. Гребёт навоз и смеётся. Босые ноги в коричневой жиже. Сарафан чуть не колом стоит от засохшей глины. Грязные волосы в хлипкой косе. Повернулась, щёки и лоб чумазые, лица не разберёшь. Смотрит Иван Ильич, всё равно узнал. Ведь это – та девка, что кочергой его огрела.

Смотрит и дивится. Добрая она видно, весёлая. А зачем кочергой его ударила, непонятно. Что такого он сделал ей, чтобы так наказать хотела. Ведь, вон, не злая она совсем. Почти ребёнок ещё. Но тогда, в столовой как злобно смотрела, чуть не в горло вцепиться старалась. Отчего это?

Тут обернулась девчонка, барина увидала и словно кто её переменил. Взгляд сердитым сделался. Взяла лопату да пошла в сарай. И видать оттуда, из-за щели наблюдать стала.

Развернулся Иван Ильич и к кузне пошел. Не нужно, чтоб чего доброго, она снова на него набросилась. Кто знает, что там, у неё в голове творится.

Лошадь подковали, сел барин в коляску. Тронулись. А когда за поворот должны были свернуть, глянул Иван Ильич на сараи, а свинарка та у двери стоит и всё в след смотрит.