Текст книги "Целительница"

Глава 5

– Ты на него не сердись. – Юля переложила на тарелку очередной фаршированный блинчик. Взялась за приборы. – Год назад была у него нехорошая история с целительницей из вашей академии.

Поговорить вчера вечером нам с Юлей не удалось. Во-первых, присутствие Сергея лишало разговор нужной откровенности. Во-вторых, эмоции были слишком яркими, чтобы делать правильные выводы.

Когда вернулись домой, Юля попыталась вызвать меня на откровенность, но я сослалась на усталость и пообещала, что расскажу все утром. Отвертеться от общения не рассчитывала – уже успела узнать Юлю поближе, но хотя бы собрать мысли в кучу…

Утром мне «повезло». Чета Соколовых покинула дом раньше обычного, Янка с братом, помня про каникулы, вставали только к обеду, так что за столом мы с Юлей были вдвоем.

– У всех бывают нехорошие истории, – предпочтя блинчикам сырники со сметаной, равнодушно произнесла я. – Но это не значит, что можно срываться на правых и виноватых.

– Не значит, – глядя на меня с лукавой улыбкой, заметила Юля. – Но понять-то можно…

– Понять, наверное, можно, – была вынуждена согласиться я. И, не выдержав ее взгляда, все-таки рассмеялась. – Ладно, рассказывай про ту нехорошую историю.

Эту черту – добиваться своего любыми способами – у своей новой подружки я тоже приметила. В ход шло все. А учитывая природное обаяние и талант разбираться в людях, этого всего было предостаточно.

– Да там и рассказывать особо нечего, – вроде как пошла на попятный Юля.

Теперь уже мне пришлось посмотреть на подружку по-особенному. Мол, ты подумай, я ведь могу и отомстить.

– Ой, боюсь, боюсь! – отодвигая тарелку, захихикала Юля.

– И правильно делаешь… – вооружившись вилкой и ножом, замогильным голосом протянула я.

Юля от смеха едва не сползла со стула. Я успела доесть сырник, когда она наконец успокоилась. Промокнув салфеткой выступившие от смеха слезы, долила в чашку чай, посмотрела на меня…

– Там и рассказывать особо нечего, – повторила она практически серьезно. – На балу первокурсников познакомился с целительницей. Девчонка со способностями, дворянка. Род из небогатых, но с древней историей.

– Мезальянс, но при особом желании можно и закрыть глаза, – хмыкнула я.

Этот взгляд Юли на меня был уже другим. Словно она только что сделала очередное открытие.

Я вздохнула и развела руками. Да – цинично, но лично меня жизнь от романтических бредней отучила довольно рано.

– Да не было там особой любви, – отпив из чашки, без особых эмоций заметила Юля, – но увлекся Сашка серьезно. Это Илюха Воронцов у нас ловелас, ни одной юбки не пропускает, а этот не то что разборчивый – целеустремленный. Уже с первого старшего готовился к поступлению в военное училище. Только об этом и думал.

– Так он у нас сама невинность… – с многозначительной улыбкой, глубоким грудным голосом протянула я.

Юля сначала не поняла, а когда до нее дошло, едва снова не свалилась со стула.

– Ты хоть предупреждай, – жалобно попросила она через минуту.

– Обязательно, – продолжая играть роль этакой коварной соблазнительницы, заверила я ее. – И что там про саму невинность?

– А! – отмахнулась она. – А то не знаешь, как им девок подкладывают, чтобы желания в голову не били.

– Тогда все действительно серьезно, – уже без кривлянья согласилась я с тем, с чего начался разговор.

– Более чем, – нахмурилась Юля. – Он из-за нее даже в самоволку ходил. Лишь бы встретиться, да хоть полчаса побыть вместе.

– А она?

Несмотря на душещипательные подробности, Трубецкого мне не было жалко. Увлечение увлечениями, но голова человеку дана как раз на то, чтобы думать.

Впрочем, отец не раз говорил, что иногда я весьма категорична в своих суждениях и однажды это может сыграть со мной злую шутку. Что за злая шутка, я догадывалась. Та самая любовь, способная заставить забыть обо всем, чему учили.

– А она? – повторила за мной Юля. – Как потом оказалось, интерес Трубецкого род этой барышни использовал, чтобы добиться для нее лучшей партии. Сейчас она замужем, и, что самое неожиданное, говорят, вполне счастлива.

– Ну и…

– Барышня Александра, – вошедшая служанка не дала мне закончить, – вам звонок.

Юля вопросительно приподняла бровь. Я повела плечами и многозначительно улыбнулась, предлагая самой догадаться. Лично я в том, кто звонил, даже не сомневалась.

В гостиную, где находился телефон, Юля направилась со мной. Демонстративно устроилась в кресле у столика с небрежно брошенными на него газетами и даже подперла голову кулачком, намекая на внимание и интерес.

Я – тоже демонстративно – встала к ней спиной. Главное, не видеть, как смотрит на меня. А то ведь можно не справиться с голосом и расхохотаться.

– Да, слушаю вас, – произнесла я, взяв трубку.

– Саша, доброе утро! Это Игорь…

– Узнала, – невольно улыбнулась я. – Доброе утро!

– Как обещал… Саша, – оборвал он сам себя, – предлагаю сходить в кино. А перед этим посидеть в кафе.

– Сходить в кино? – не сдержавшись, оглянулась я на Юлю.

Та, сделав «страшное» лицо, яростно закивала.

Сглотнув смешок, я отвернулась, сосредоточившись на разговоре.

– Сеанс в шесть. Мы могли бы встретиться в четыре…

Отказываться я не стала. Договорившись о времени и месте встречи, положила трубку.

И ведь не собиралась… Успокаивало меня то, что Валдаевы пусть и в первой сотне дворянского списка, но ближе к концу. Да и род целительский, родственный.

– Вот и молодец. – Стоило мне закончить, Юля вскочила, неловким движением сбросив газеты на пол. – Так всегда… – опускаясь на корточки, посетовала она.

Посчитав себя косвенно виновной, поспешила на помощь. Первой достала ту газету, что улетела под стол. Перевернув, зацепилась взглядом не столько за заголовок «Новый виток магических войн?», сколько за название имения, упомянутое в первой же строке.

Старое городище. Имение, в котором мы жили. И дата… Два дня назад.

– Что тут? – не пропустив мой интерес, выхватила газету Юля. Пробежавшись взглядом по заметке, вернула обратно. – Ты их знала?

Качнула головой – Александра Салтыкова с Урала никак не могла знать семью сгоревшего в магическом огне изгнанного из княжеского рода Воронцовых Игната Воронина.

Его дочь, находившуюся в доме вместе с ним, я тоже знать не могла.

И старого слугу, дядьку Прохора.

И Реваза с Андреем. И тетку Полину, занимавшуюся кухней.

По данным следствия, в магическом огне погибли шесть человек, опознать которых так и не удалось. Но по свидетельствам очевидцев…

Бросив газету к остальным, отошла к окну. Сдвинула штору, слепо глядя на раскинувшийся с той стороны сад.

Яблони. Груши. Черемуха…

В том, что ни отца, ни остальных не было в доме, я не сомневалась. К чему-то подобному он готовился, так что вряд ли его могли застать врасплох.

Но шесть трупов!

После магического огня определить, кто есть кто, невозможно. Лишь пол погибшего да примерный возраст. Да и то если очень повезет. Так что…

– Саш… – подошла ко мне Юля. – Что-то случилось?

– Извини, – развернулась я. Глубоко вздохнула. – У меня богатое воображение. Да и как целителю…

Она смотрела на меня серьезно. Думала. Взвешивала. Потом кивнула, соглашаясь, что эта смерть была страшной. Обложить огнем по периметру, не оставив шанса на спасение…

Тем… сгоревшим повезло умереть значительно раньше. Безымянных трупов в лекарских домах хватало. А уже сделать так, чтобы их исчезновение не стало проблемой… Думаю, отец догадывался, как это будет, так что озаботился ее решением заранее.

* * *

Игнат проснулся, когда машина подскочила на кочке.

Скорее всего, эта была не первой и не последней, но именно она оказалась весьма чувствительной. Клацнули зубы, да и от удара головой спасла только хорошо тренированная реакция.

– Где мы?

– Километров сто пятьдесят до Царицына, – резко выворачивая руль, негромко отозвался Реваз. – Если не остановимся, то нас и убивать не придется. Сами убьемся.

За окном было темно, только фары выбивали из ночной мглы то ствол дерева, то вилявшую из стороны в сторону колею грунтовки, то норовивший броситься под колеса куст. Так что Реваз был прав. Убиться, может, и не убьются, но при таком раскладе лучше хорошо стоять, чем очень плохо ехать.

– Ищи, где посуше, и тормози.

– Сделаем, – дернул головой Реваз, опять кидая машину в сторону.

Им бы по нормальной дороге…

По нормальной дороге им ехать не стоило. Они хоть и сгорели там, в имении под Пензой, но в жизни бывало всякое. А им сейчас лучше бы без случайностей.

Посуше нашлось минут через десять. Колея вдруг стала не такой глубокой, почти слившись с травяным покровом. Кусты и тощие деревца отступили в стороны, больше не норовя вцепиться ветвями.

Реваз вырулил в сторону, сумев приткнуть машину за прибившуюся друг к другу осиновую поросль.

– Все, я спать. Три часа…

Он отрубился еще до того, как договорил. Просто откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и расслабился.

Игнат вздохнул, поерзал, устраиваясь удобнее. Сон он сбил – пары часов, чтобы не свалиться на ходу, было вполне достаточно. По нужде не хотелось. Есть…

Поставив отвод – до ближайшей деревеньки тоже не ближний свет, но сюрприз мог подбросить тот же случай, открыл магофон, влез в почту.

В отличие от телефона магофон штука значительно более дорогая и столь же значительно более надежная. К тому же без установленного маячка не отследить, да и от близости цивилизации не зависит.

Еще более серьезная игрушка – амулеты. Но это уже когда критично.

Новых писем оказалось два. Одно от Андрея, второе от Трубецкого.

Игнат хотел бы увидеть весточку и от Саши, но так было даже лучше. Тем более запретил сам.

Трубецкой был немногословен. Коротко рассказал о событиях в поезде. Об интересе профессора Соколова, о флигеле…

Та самая случайность, от которой никто не застрахован.

В последних строчках упомянул о Дедове. И хотя достоверно известно не было, он это или нет, предполагать стоило худший вариант.

Дедов, Дедов…

Во время Персидского конфликта он служил в том же полку, что и Игнат. Потом, как оказалось, подвизался топтуном у Трубецкого. По сведениям, которые раздобыл Реваз, нынешний Дедов обосновался в службе безопасности князя Бабичева, чей род имел и имеет обширные связи с персами и турками. И хотя сам факт смены хозяина ни о чем не говорил, но, по словам того же Реваза, в этой истории все было не столь просто, как казалось на первый взгляд. А если уж присмотреться…

Упоминание Дедова вытянуло воспоминание о далеком прошлом. Как иллюстрацию к вопросу: а если бы все изменить…

Изменить было невозможно, только закрыть открытый когда-то вопрос.

Восемнадцать лет… А помнилось, словно произошло только вчера.

Персидский конфликт переходил в стадию затишья. До мира еще далеко – не все на той стороне осознали, что императорская армия шутить не собиралась, но активные действия практически не велись. Противнику было уже нечем – рассчитывали на лояльность местных, но просчитались. А их командование не собиралось проливать лишнюю кровь, имея все шансы получить нужное без дополнительных усилий.

В один из таких тихих вечеров командира полка предупредили о шедшей с той стороны разведгруппе. Приказ был категоричным: противника отвлечь, группу встретить, раненому, о котором сообщили, оказать помощь.

Сигнал к началу операции поступил под утро. Потом бой. Он вместе с Андреем, Ревазом и еще двумя бойцами из тех, кто и с голыми руками против автомата выстоит, под эту какофонию ушли в чужой тыл, где ждала группа.

Разведчиков оказалось двое, еще одного уложили в промежуток между предупреждением и сигналом. Да и эта парочка… Одного Игнат подлатал, чтобы хватило на прорыв. Второго подпитывал непрерывно, лишь бы дотянуть…

А персы словно что-то почувствовали. Давили яростно, пустив в дело не только артиллерию крупного калибра, но и магов. Вокруг все пылало, тряслось, сыпало обломками камней и песком.

Как отсекли парней и они оказались втроем, Игнат так и не сообразил. Как-то случилось.

Он, конечно, хоть и лекарь, но полковой, да еще и приписанный к разведке, так что определенные навыки имел, но… Будь на его месте Андрей или Реваз, все вышло бы иначе, однако история не признавала сослагательного наклонения, принимая лишь «здесь и сейчас».

На свою сторону они вернулись вдвоем. Третий, который только и стоял на ногах, прикрывал.

Парня на операционный, документы, которые нес, командиру полка. И вроде бы – все, сделал дело…

Налет начался практически сразу после этого. Самолеты шли плотно. Тараном пробивали магический купол, падали, вспахивая тушами и их обломками землю. Те, кто прорывался, сбрасывали бомбы…

Земля дрожала, взбрыкивала, сбивая с ног. Остро пахло опаленным металлом, кровью. От гула и взрывов закладывало уши. Как рвануло рядом со штабным блиндажом, Игнат увидел, поднимаясь после очередного падения. Кинулся туда…

Все остальное было на каком-то наитии. Выстрелил он в якобы фельдъегеря раньше, чем разглядел кровавое пятно на груди полковника. Перехватил падающий пакет с документами, кинулся к командиру…

Тот был еще жив, но все, на что ему хватило сил, это прошептать несколько слов, из которых Игнат разобрал только два: «спрячь» и «Трубецкой».

Раздавшийся за спиной шорох заставил Игната подобраться, но это оказались свои. Андрей и Реваз. Только вернулись.

К счастью, объяснять, что произошло, не пришлось. Сами поняли. Да и одежда на фельдъегере была явно с чужого плеча. Со следами от выстрелов.

Документы, часть из которых была копиями протоколов допроса, просматривали по диагонали. Андрей стоял у приоткрытой двери, контролируя подходы, Реваз вместе с Игнатом у стола.

Матерился только Реваз. Не по-русски, по-своему. Потом забрал бумаги и исчез. А Андрей, вытолкав Игната из блиндажа, буквально за шкирку уволок поближе к лекарне.

Через сутки прилетели дознаватели. Всех трясли как грушу, но никто ничего конкретного сказать не мог. Налет был страшным. Те, кого не убило сразу, умирали еще несколько дней.

Когда конфликт с персами закончился, Игнат отправился в отпуск, познакомился с Анной, влюбился, разругался с родителями, не желавшими видеть Салтыкову в качестве невестки. Потом изгнание из семьи – он сам взбрыкнул, отказавшись и от фамилии. Скромная свадьба, гарнизон на границе с враждебным Афганистаном, рождение Сашки и нападение на крепость, во время которого погибла жена.

Игнат еще несколько лет менял полки, но, когда понял, что большие звезды на погоны ему не светят, подал в отставку и вернулся в подаренное бабкой имение под Пензой.

Искать Трубецкого он не думал. Помнил, что именно было в бумагах, и рисковать ни собой, ни дочерью не собирался.

А вот Трубецкой искал. Не его конкретно, а того, в чьих руках могли оказаться документы. И нашел, предложив стать приманкой. Ну а чтобы проникся, рассказал другую историю. И он, Игнат Воронин, бывший когда-то Игнатом Воронцовым, имел к ней непосредственное отношение.

– Ты долго будешь так громко думать? – выбил его из воспоминаний ворчливый голос.

– Так и скажи, что не спится, – парировал Игнат.

Оба, и Реваз и Андрей, подали в отставку вместе с ним. В имение отправились тоже вместе, объяснив решение привязанностью к маленькой Сашке. Возразить Игнату оказалось нечего. Они ее действительно любили. Как и она их.

– Как там Андрюха? – Реваз так и не открыл глаза.

– Откуда знаешь, что письмо от Андрея? – не без улыбки поинтересовался Игнат.

Ночь. Лес. Грунтовая дорога, ведущая хрен знает куда. И философский вопрос, важнее которого больше ничего нет.

– Ты меня совсем за сосунка держишь? – приоткрыл один глаз Реваз. – А то я ни разу не слышал, как пыхтишь, когда о Сашке думаешь. Ну и тянешь, занимаясь мазохизмом.

Реваз был прав. И пыхтел, и занимался мазохизмом, оттягивая момент, когда узнает подробности о жизни дочери. Что все нормально, ему было уже известно, а вот все остальное…

Ночь. Лес. Грунтовая дорога… Все было не важно. Главное, чтобы дочь была жива и счастлива.

А уж он для этого сделает все возможное.

Невозможное – тоже.

* * *

Кафе оказалось небольшим. Несколько столиков на улице, за живой изгородью, скрывавшей от любопытных взглядов, и под ярко-зелеными зонтиками на случай непогоды.

Чуть больше внутри, в отделанных деревом нишах. Напротив входа барная стойка, слева небольшой помост. Тоже со стойкой, но уже для микрофона.

Игорь ждал внутри. Увидев, как вхожу, поднялся из-за столика у окна, вышел навстречу.

– Это тебе. – Он протянул розу на длинном стебле. Не белую – с едва проступавшими розовыми прожилками.

– Спасибо, – искренне улыбнулась я, принимая цветок. Поднесла к лицу. Аромат был легким, прозрачным.

– Я хотел букет, но кино… – повинился он, подводя меня к столику.

Сегодня Игорь был при параде. Костюм-тройка, галстук, торчащий из кармана уголок платка и начищенные до блеска туфли.

Ну и как окончательный акцент – цветок, переводящий простой поход в кино в свидание.

По настоянию Юли я тоже принарядилась, выбрав из своего небольшого гардероба самое красивое платье. Тонкий трикотаж вишневого цвета, прямой силуэт, маленький воротничок, длинный рукав, поясок на талии и разрезы по бокам, начинавшиеся на уровне колен.

Платье не стесняло движений и шло мне, ненавязчиво подчеркивая достоинства фигуры. А вот сумочка была черной. Как и туфли на небольшом каблучке.

– Ты правильно сделал, – поддержала я Игоря.

Поделившись капелькой силы, тут же окутавшей и стебель и бутон, положила подарок на край столика. Теперь точно не завянет, дождавшись, пока поставлю в вазу.

Игорь, проследив за манипуляциями, вновь улыбнулся. Отодвинул для меня стул, подал меню.

Сделать выбор мне не удалось.

– А вот и мы! – влетев в зал, быстрым шагом направилась к нам Юля. Подойдя, рухнула на стул напротив.

Подмигнула. Мол, зря надеялась от меня избавиться. Положила рядом с моей вторую розу. Похожую, но более яркую и надменную.

Пришлось поделиться силой и с ней. Цветы точно были ни в чем не виноваты.

– Хорошо выглядишь, – сделал мне комплимент подошедший следом Антон. Обменялся рукопожатием с поднявшимся Игорем. – Ты ведь не против? – вновь посмотрел он на меня.

Говорить, что только рада, я не стала, просто улыбнулась в ответ.

Не люблю, когда события развиваются слишком быстро. Только вчера познакомились, и вот… Свидание не свидание, но романтикой здесь точно пахло.

После взаимных расшаркиваний мы сделали заказ. Шампанское, фрукты, пирожные…

Первый тост – за встречу. Солировала Юля. Получилось уморительно. Если верить ее словам, то мое появление в городе тянуло на судьбоносное событие.

Парни не отставали. Тоха поддакивал – да, то самое, судьбоносное. Игорь немного смущался, но мысль о том, что рад знакомству, все-таки облек в словесную форму, пусть и витиевато.

В какой-то момент и я поддалась этому безумству. Расхваливала, одаривала комплиментами, убеждая, что таких мужественных, таких привлекательных…

Все изменилось после того, как Антону позвонили. Тот, увидев на телефоне номер, обрадовался. Как оказалось, зря.

– Илюха, ну что же… – вроде как демонстрируя обиду, начал он. Потом замолчал, мрачнея с каждым словом собеседника. – Все понял. Заеду вечером.

– Что случилось? – тут же вцепилась в него Юля, стоило Тохе закончить разговор.

– Траур у Воронцовых, – хмуро посмотрел он на Игоря.

– Траур? – вскинулась Юля. – Кто?

– Младший сын главы. Сожгли в имении. – Тоха взял бокал, одним глотком выпил оставшееся в нем шампанское. – Война будет.

– Подожди, – бросила на меня взгляд Юля, – ты про то имение под Пензой?

– Про него, – вместо Тохи ответил Игорь. – Мой отец ездил сегодня в Кремль. Отвозил петицию от Совета полковых лекарей с требованием тщательного расследования. Вернулся на взводе.

У меня внутри все оборвалось – не ожидала, что история получит такое продолжение, но старательно делала вид, что – да, интересно, хотя меня совершенно не касается.

– Я ничего не понимаю, – насупилась Юля. – При чем тут Воронцовы и твой отец? – впилась она взглядом в Игоря.

– А при том, – чуть подался вперед Игорь, – что фамилия погибшего – Воронин. До изгнания из рода – Воронцов. Была лет восемнадцать назад история. То ли глава погорячился, то ли этот встал в позу, но вернулся он с войны Воронцовым, а через несколько месяцев уехал в гарнизон с молодой женой, но уже Ворониным. А еще он был полковым лекарем, и отец его хорошо знал. Служили вместе. Говорит, таких целителей, как он, на руках носить надо, а его во всякие дыры бросали. Скорее всего, по воле того же главы. Чтобы спесь поубавить.

– А с чего тогда сейчас траур объявлять? – не удержалась я от вопроса. – Да и война…

Тоха и Игорь посмотрели на меня одинаково. Как на дуру. И оба быстро спохватились, сообразив, что я могу просто не знать всех этих столичных течений.

– Потому что это уже другая история, – первым заговорил Тоха. – Убили их. Дерзко. Страшно. Как напоказ. И тут уже род не может остаться в стороне. Своя кровь. А если еще про дочь Воронина вспомнить, которая была в имении… Илюха говорит, глава рода рвет и мечет. Девушка наша ровесница. Старший Воронцов, вопреки ссоре, хотел приветить внучку. Собирался писать сыну, чтобы привез в Москву. А тут…

Потянувшись за бокалом – требовалось срочно занять руки, поднесла его к губам. Сделала глоток.

Поворот событий оказался неожиданным. Я не знала бабушек и дедушек, а тут…

Мысль о том, что отец поторопился, была острой и жгучей, едва ли не выбив слезы на глазах, но я быстро от нее избавилась. Если пошел на такой шаг, значит, обстоятельства вынуждали действовать именно так.

– И что теперь будет? – Юля явно была под впечатлением от услышанного. Куда только делась ее веселость?!

– Будут искать – кто, – твердо, не сомневаясь в своих словах, произнес Тоха. – А вот когда найдут…

– Надо будет к Илюхе завтра заехать, – посмотрела на меня Юля. – Ты же со мной?

Честно сказать, я не хотела, но… Другой шанс посмотреть на родных, мог появиться не скоро.

* * *

Настойка была хороша. Крепкая. Пряная. Горьковатая.

Хоть и увлечение, но Трубецкой в нем достиг небывалых высот.

– Вот скажи мне, Даня, в кого он такой? Тамара – святая. Я не отличаюсь кротостью нрава, но чтобы оскорбить женщину…

Рассказывать Трубецкому о вчерашнем инциденте Данила Евгеньевич не собирался. Выслушал доклад Сергея, поблагодарил, еще раз попытался оплатить услуги, но, встретив серьезное сопротивление, временно отступил. Возвращать одежду, приобретенную для этого случая, Сергей не стал, что было более чем понятно – ему и дальше работать, а со всем остальным…

Главное, не давить слишком сильно. Чтобы парень не уперся конкретно.

Нет, заниматься благотворительностью Данила Евгеньевич не собирался. Не в данном контексте. Просто предполагал, что помощь Сергея ему понадобится еще не раз. А это – время. А время, как известно, деньги. Особенно в том варианте, когда семья из трех человек содержится на две пенсии и не самый высокий заработок, потому как без особого риска.

– Молодой он еще, – причмокнув от удовольствия, философски заметил Данила Евгеньевич. – И память у него хорошая.

Трубецкой выслушал. Хмыкнул – про память старый друг заметил точно, опустошил рюмку:

– Так что там про капелюшечки?

Данила Евгеньевич поперхнулся, посмотрел укоризненно.

Их отношения были даже не дружескими – братскими, в том лучшем смысле, когда друг за друга горой. А то, что один князь, а второй простой дворянин, никого из них особо не волновало.

Там, где грань жизни и смерти, на некоторые вещи смотришь иначе.

Им – довелось побывать и увидеть.

Впрочем, особых трений у них не было и до этого… довелось. Просто оба умели ценить главное. И хранить его, защищая от событий и обстоятельств.

– Про капелюшечки… – угрюмо повторил Данила Евгеньевич. Наполнил рюмку, выпил, собираясь с мыслями.

Первая попытка отработать методику оказалась провальной. Стоило попробовать выдавить ту самую капелюшечку, рвануло, как из брандспойта.

Сергею-то хорошо – чем плотнее полевой корсет, тем крепче держит спину, а вот самому Даниле Евгеньевичу плохо. Как минимум от осознания, что какая-то деревенская знахарка могла, а он – нет.

Вот тогда и решил использовать Александру. Было ощущение, что в рассказе девушки кое-чего не хватало. И это «кое-что» напрямую касалось того, чем он занимался.

Оставив парня отдыхать, позвонил Саше.

Та появилась через полчаса. Посмотрела на лежавшего на кушетке Сергея, на Данилу Евгеньевича…

– Представляешь, – ища понимания, вскинулся Данила Евгеньевич, – я ее спрашиваю: а чем капелька отличается от капелюшечки? Я! Профессор! Заведующий кафедрой! Признанное светило! Спрашиваю у этой пигалицы! А она искренне, без тени лукавства смотрит на меня и говорит: «Капелька – это когда проходит через широкую трубочку для коктейлей. А капелюшечка – через тонкую».

– Ну… – снова наполнив рюмки, глубокомысленно произнес Трубецкой.

– Вот тебе и ну! – грозно отрезал Данила Евгеньевич. – Когда я попросил продемонстрировать и то и другое, вошла в полевую структуру и протолкнула через суженные каналы спины Сергея сначала капельку, а потом капелюшечку. А затем повернулась ко мне и заявляет: «А теперь, профессор, вы. Я в вас верю!»

Посмотрев на зашедшегося смехом друга, Данила Евгеньевич тяжело вздохнул.

Сергей тоже хохотал. Всячески сдерживался, но кушетка тряслась, вызывая не злость, а странную такую обиду пополам с гордостью. Да, себя, конечно, немного жалко, но это ведь он заметил девчонку в поезде. Это ведь он уговорил и настоял…

И Люся, когда поделился, тоже зашлась смехом. До выступивших на глазах слез и начавшейся после этого икоты.

– Ну и как, – все еще продолжая всхлипывать, Трубецкой зацепил на вилку кусочек копченого мяса, – получилось?

Данила Евгеньевич довольно усмехнулся, расправил плечи:

– А как же!

А то, что вышло коряво и далеко не с первого раза… Методику предстояло тщательно отрабатывать. То, что сделано, – первый крошечный шажочек. Как та самая капелюшечка.

– Еще она заставила поклясться, что ее имя в этой работе упоминаться не будет, – грустно добавил он. – И я ее уговаривал. И Сергей… Сам сидит на кушетке с голым торсом, убеждает… А она смотрит на него совсем не по-девичьи, как целительница смотрит, и спокойно так, твердо говорит: нет.

– Возможно, у нее на то имеются причины. – Трубецкой передвинул тарелку поближе к другу.

Данила Евгеньевич не отказался. Намотал нарезку на вилку, посмотрел на друга совершенно трезвым взглядом. Напоить целителя, если он того не захочет, задача невыполнимая. Трубецкому об этом было известно.

– Естественно, Тофа, у нее есть причины. Но ты ведь понимаешь, что если методика сработает…

– Вот тогда и поговорите еще раз, – перебил его Трубецкой.

Данила Евгеньевич подумал и… кивнул, соглашаясь. Сам ведь недавно думал про Сергея. Главное, не давить, а потихонечку продавливать. А вот с Александрой вдруг взял и растерялся. То ли потому что девушка, то ли…

– Про Варланова новенькое есть?

Трубецкой тяжело вздохнул. Профессор хмыкнул: мол, пои не пои, а про насущное я не забыл.

– К детям, а их у него двое, приставлена охрана. Супружница не кажет носа из дома. А так… – Он пожал плечом. – Он ведь в персидском отделе служит, а у персов опять какие-то непонятные шевеления. Может, одно к другому отношения и не имеет, но мои люди копают. Да и Дедов…

– Так это был все-таки он? – тут же подобрался Данила Евгеньевич.

Взгляд, которым тот тип проводил уходившую из купе Александру, профессор не пропустил.

– Пока недостоверно, но… Войдите! – разрешил он, отреагировав на стук в дверь.

Данила Евгеньевич чуть развернулся…

– Отец…

Младший Трубецкой выглядел скорее не растерянным, а потерянным. Смотрел хмуро. Кривился.

– Ты откуда такой? – поднялся старший Трубецкой. Подошел к сыну, развернул того к свету.

– От Воронцовых, – отступил младший. – Как-то это все…

На взгляд Данилы Евгеньевича, это действительно так и выглядело. Сначала отказаться от сына лишь потому, что полюбил не ту, которую приглядели родичи, а теперь, когда так страшно убили…

Смерть обнажает скрытое, проявляет, обдирая чужие представления и домыслы.

Жаль, понимают это поздно. Когда уже ничего не изменить.

* * *

Мне показалось, что звонок раздался сразу, как только уснула, но на экране телефона, когда взяла в руки, часы показывали за полночь.

Номер я видела впервые, вот только сердце забилось сильнее. Словно подсказывая, кто это был.

– Да, – ответила я негромко, опасаясь спугнуть ночную тишину.

День выдался сложным. Впрочем, и те, что ему предшествовали, легкостью тоже не отличались.

– Открой дверь, – попросили меня хорошо знакомым голосом.

– Сейчас! – Я едва не закричала от радости. Вскочила. Накинув поверх ночной рубашки домашний халат, кубарем скатилась вниз.

Там на миг замерла, успокаивая дыхание, но к двери все равно кинулась, как если бы от этого зависела жизнь.

Ночной гость протиснулся в появившуюся щель, плотно закрыл дверь за собой и повернул вставленный в замок ключ.

А я не знала, то ли плакать, то ли смеяться. Вроде и не виделись меньше недели, но он был своим. Тем самым родным, присутствие которого поблизости в моей новой жизни вселяло в меня уверенность.

– Ну что, егоза, – развернувшись ко мне, раскинул он руки. – Целовать дядьку Андрея будешь?

– Буду! – бросилась я ему на шею. Ухватилась, поджав ноги и уткнувшись носом в ухо.

От него пахло как всегда. Оружейной смазкой и порохом.

– Так… все, – легко освободился он от захвата, – с телячьими нежностями заканчиваем. Ты шторы задернула?

– Обижаешь! – фыркнула я, отходя в сторону. – Шторы задернуты, полог поставлен.

– Молодец, боец! – подмигнул он мне. Прошел в гостиную.

Свет я не включала, только подвесила светлячок, но, чтобы не сбить ничего по пути, его вполне хватило.

– Хорошо устроилась, – осмотревшись, развернулся он ко мне.

– Так получилось, – продолжая улыбаться, пожала плечами я.

Я, конечно, знала, что Андрей где-то рядом, но знать и видеть перед собой – разные вещи.

– Про историю в поезде в курсе. – Андрей отодвинул от стола стул и сел на него. – Про остальное – тоже.

– Следишь? – сложила я руки на груди.

– Не я один, – довольно жестко посмотрел он на меня. – Отец тебя просил…

– Просил! – перебила я его. – Но что я могла…

Реваз – нудный, вредный и мстительный. Ты ему гадость, он тебе две, а то и три сразу. И все с ехидным прищуром, как будто спрашивает: «И что дальше?»

Андрей – веселый, смешливый. Даже когда все серьезно, без шуток и прибауток не обходится.

Отец, когда впервые поделилась с ним наблюдениями, сказал, чтобы не обманывалась. Просто не пришло время, чтобы показали себя настоящими.

Я тогда не поняла – маленькая была, но запомнила.

Не знаю, об этом отец говорил или нет, да только Андрея я сейчас не узнавала. Тот и не тот.

Меня это нисколько не смущало, скорее даже наоборот. С таким, как теперь, спокойнее.