Текст книги "Айбала. История повитухи"

– Все хорошо будет, да?

– Машина нужна, в амбулаторию ее везти.

– Машина? – растерянно повторил Тимур. – Зачем в амбулаторию?

– Вопросы станешь задавать или машину пойдешь искать? – рявкнула Шуше. – Хочешь, чтобы твоя жена умерла? Этого хочешь, спрашиваю?

Тимур схватил тулуп и, не надевая его, распахнул дверь.

– К Рахману Мяршоеву беги. Скажи, я велела.

Тимур убежал. Айбала посмотрела на мать и спросила:

– Она умрет, да?

– Может и нет, если успеют до села довезти. Ну чего так смотришь? Я что могу сделать? Зародыш не в матке прикрепился, а вот здесь. – Шуше прикоснулась к левому боку. – Там уже опухло все. Если прорвется, изнутри кровью истечет. Может, два часа у нее есть. Может, больше. Я ведь не разрежу ее, в живот не загляну. Это я так только ей сказала, в сердцах.

– Айбала! – позвала Алима. – Айбала, ты тут?

Айбала вернулась в спальню, присела на лежанку, заглянула в испуганные глаза Алимы, почувствовала, как сердце сжимается от жалости и страха за нее.

– Положи на меня ладони, – застенчиво попросила Алима. – Ты ведь умеешь снимать боль.

Айбала подняла на ней рубашку, обнажив молочно-белую, в голубых прожилках кожу. Немного подержала ладони подмышками, согревая их, потом положила на низ живота Алимы. Закрыла глаза и стала мысленно читать дуа, прося Аллаха сохранить Алиме жизнь.

– Уже не так больно, – вскоре пробормотала та.

– Это от капель.

– Нет. От твоих ладоней тепло идет, и боль в этом тепле как будто растворяется.

Хлопнула входная дверь. Послышался недовольный голос Афият Сулеймановой:

– Куда это мой Тимур побежал как сумасшедший?

Алима вздрогнула и попыталась подняться. Айбала ее удержала, заставила снова лечь.

– Мне надо встать! Афият Халиловна ругаться станет…

– Не станет. Лежи спокойно.

Шуше за занавеской что-то тихо сказала. Афият перебила возмущенно:

– Какая амбулатория? Что такое говоришь, Шуше? Где машину взять? У Рахмана? Рахман на этой развалюхе не ездит, боится – колеса отвалятся. И почему ты говоришь, что она кричит? Не слышу я, чтобы она кричала. Пусть встает, обед готовит, полы моет, смотри сколько грязи.

Афият вошла в спальню, уперла руки в заплывшие жиром бока и возмущенно затрясла тройным подбородком:

– Вай, не стыдно тебе валяться, когда в доме такая грязь? Зачем людей от дел отрываешь? Ко мне не могла прийти? Или я тебе никто, а? Ты мне заместо дочери стала, и такое отношение!

– Простите, Афият Халиловна, – пролепетала Алима и сделала новую попытку встать, но тут же со стоном повалилась обратно.

– Ты, Афият, совсем слов не понимаешь? – в свою очередь возмутилась Шуше. – Говорю, нельзя ей вставать. Или ты так хочешь сына от этой жены избавить, чтобы он новую мог взять?

Афият сердито фыркнула, прежде чем уйти:

– Пусть только поправится – верну ее обратно как бракованую!

Проводив Афият взглядом, Айбала погладила Алиму по мокрой от слез щеке:

– Не бойся, никуда она тебя не вернет. Тимур не отдаст.

Время застыло в ожидании. В проходной комнате Шуше сидела на табурете, сложив на коленях руки и прикрыв глаза – может, дремала, а может, возносила безмолвную молитву Всевышнему. Ее усталое, изборожденное морщинами лицо не выражало ни страха, ни надежды, ни удивления житейской несправедливостью, с которой она сталкивалась почти каждый день. Шуше думала о том, что Афият, в общем, неплохая женщина, только сильно избалованная мужем за то, что родила ему, бездетному в прежнем браке, троих сыновей и двух дочерей. К Алиме она относится так потому, что не хочет, чтобы Тимур, ее младший и любимый сын, повторил судьбу отца и остался в браке бездетным. Тогда придется искать ему новую невесту, платить новый выкуп и играть новую свадьбу, а это лишние расходы. Коркмас хоть и директор магазина, а много ли с того магазина возьмешь? Алима ведь и в самом деле непригодна для родов: тонкая, прозрачная, узкобедрая. Даже если бы беременность развилась в ней нормально, не смогла бы она сама родить, застрял бы в ней ребенок, а Шуше стала бы виноватая. Алима – как красивая кукла: только и годится, чтобы любоваться ею издали. Даже в этой несчастной пристройке не может порядок навести: окна и полы грязные, в кастрюлях пусто. Вот и выходит, что права Афият, совестя невестку, только время для этого выбрала неподходящее. Смилуйся над ней Аллах! Над Алимой, конечно, мысленно уточнила Шуше, Афият в ее молитвах не нуждается.

Пока Шуше думала так, Айбала не отнимала ладоней от живота задремавшей Алимы. Сидеть на краю лежанки было неудобно, спина у Айбалы затекла и рук она почти не чувствовала, зато Алима могла немного поспать. Капли ли подействовали, или прикосновения Айбалы правда имели целительную силу, но Алима в этот раз не потеряла сознание, а действительно уснула.

Айбала невольно любовалась фарфоровым лицом Алимы, ее высокими скулами, темными дугами бровей и родинкой над верхней губой. Ее родители были смуглые, горбоносые, ширококостные; в кого Алима получилась такая, осталось для них непостижимой загадкой. Если бы отец Алимы не был уверен, что жена понесла от него в первую же ночь, он бы, наверное, выгнал ее из дому сразу после родов, заподозрив в измене с каким-нибудь русским, – много их в этих краях ошивалось лет двадцать назад, совхоз приезжали поднимать, опытом делились, на местных женщин глаза пялили, нечестивцы. Наверное, в генах Алимы, как и в генах новорожденной Сарыкиз, причудливым образом сплелись метки разных народностей, издавна населявших окрестные горы. Или Аллах задумал Алиму такой, чтобы у Тимура была красивая жена, совсем не похожая на его мать – толстую, крикливую, с заплывшими глазами и усиками над верхней губой.

Пока Айбала думала так, к дому Сулеймановых подъехала машина – разбитая ржавая «копейка» некогда белого, а теперь грязно-ржавого цвета. За рулем сидел Рахман Мяршоев с лицом удивленным (машина все-таки завелась и поехала) и озабоченным (а ну как мотор заглохнет в пути?). Рядом с ним сидел Тимур, с лицом не менее удивленным (ему удалось уговорить Рахмана, хотя поначалу тот категорически отказывался) и озабоченным (что стало с Алимой, пока его не было?).

Увидев на пороге Тимура, Шуше поднялась и спросила:

– Ну что?

– Приехал, да. Рахман отвезет, да. Можно мне к Алиме?

– Подожди пока. Я позову.

Айбала помогла Алиме сесть и осторожно спустила ее ноги с лежанки. Боль вновь принялась мучить Алиму: действие капель ослабло. Алима норовила упасть обратно на постель, а Айбала пыталась натянуть на нее шаровары.

– Нельзя ей на ноги вставать, – сказала Шуше. – Давай ее в покрывало завернем, и Тимур на руках ее в машину отнесет.

Она сдернула с лежанки домотканое покрывало, истертое до степени прозрачности, и недовольно покачала головой: вот ведь как сильно не любит Афият невестку, коли дает ей такое белье, которое только и годится, что для мытья полов!

Рахман курил возле машины, стоя в облаке выхлопных газов. Машина мелко тряслась от работавшего вхолостую мотора, который Рахман побоялся глушить. Айбала взглянула на проржавевшие бока, трещину на лобовом стекле, оторванные фары и низкое днище, почти сливавшееся с землей, и усомнилась в способности машины преодолеть горный серпантин и доехать до села. Она смотрела, как Тимур осторожно кладет Алиму на заднее сиденье, а Шуше подкладывает ей под голову сложенный джутовый мешок.

Рахман выбросил сигарету и сел за руль. Тимур уже хотел захлопнуть заднюю дверцу, когда Алима закричала:

– Айбала! Айбала!

Айбала, которая следом за матерью успела отойти от машины, услышала, вернулась и заглянула в салон.

– Не бросай меня. Положи на меня снова руки. Так больно, сил нет терпеть. – Алима заплакала и прошептала едва слышно: – Я боюсь…

Айбала растерянно взглянула на мать. Она была уверена, что та велит ей идти домой и заниматься делами, которые сами по себе не сделаются, но Шуше неожиданно кивнула:

– Поезжай. На перевале дорога плохая, трясти будет сильно, совсем ей невмоготу станет. Рахман тебя потом обратно привезет.

– Привезу, Шуше Наврузовна, конечно привезу, – подтвердил Рахман.

Он явно чувствовал себя неловко в салоне с двумя женщинами, одна из которых была чужая жена, пусть и хворая, а другая – вообще незамужняя, пусть и дочь повитухи. Если бы рядом с ним не сел Тимур, он бы вообще никуда не поехал – потом разговоров не оберешься!

Алима перестала плакать и только охала всякий раз, когда машина подпрыгивала на ухабе, которыми изобиловала каменистая дорога, ведущая к выезду из аула.

– Тише езжай! – сердито сказал Тимур, обернувшись и посмотрев на жену.

– Умный какой! – огрызнулся в ответ Рахман. – Тише поедем – когда приедем, а? Быстрее надо, пока мотор работает и колеса крутятся. Этой машине знаешь сколько лет? Моя бабушка и то младше, вот сколько лет этой машине.

Чтобы не смотреть на искаженное страданием лицо Алимы, Айбала смотрела в окно. Они миновали крайнюю улицу, за домом Мяршоевых круто сворачивавшую вправо и переходящую в посыпанную щебнем дорогу. Слева тянулся обрыв, уходящий вниз на добрую сотню метров и оканчивающийся огромным каменным козырьком, нависающим над простиравшейся далеко внизу долиной. Дальше дорога, сделав новый поворот, устремлялась на серпантин, напоминавший кольца туго опоясавшей горный склон огромной змеи.

Дорога была опасная: здесь регулярно случались оползни и камнепады, перекрывавшие движение на несколько дней, пока из района не приезжала техника и не расчищала завалы. Айбала молилась, чтобы очередной камнепад не произошел именно сейчас. Если машина упрется в завал из камней, мужчинам придется нести Алиму на руках до самого села.

Рахман выжимал из возмущенно ревущего мотора все, что мог, до упора утапливая педаль газа и уходя в крутые повороты в опасной близости от обрыва. У Айбалы кружилась голова, ее мутило. Она больше не смотрела в окно: закрыла глаза и надеялась, что машина не сорвется и не улетит в пропасть. Алима норовила сползти с сиденья вниз, и Айбала с трудом ее удерживала, нельзя было позволить ей упасть. Несколько раз она порывалась попросить Рахмана хоть немного сбавить скорость, но слова застревали в горле. Она и без того чувствовала себя ужасно в тесном салоне с двумя чужими мужчинами. Если бы не просьба Алимы, она ни за что не решилась бы на эту поездку.

Наконец серпантин остался позади. Машина миновала узкое, зажатое отвесными скалами ущелье и понеслась по грунтовой дороге, по обе стороны которой тянулись совхозные сады с фруктовыми деревьями, в это время года беззащитно-голыми.

– Скоро, – шептала Айбала впавшей в беспамятство Алиме. – Теперь уже скоро, потерпи.

Амбулатория находилась в дальнем конце села, растянувшегося вдоль берега стремительной горной реки. Это было приземистое одноэтажное строение из шлакобетона, с невысоким крыльцом и крышей из рифленого железа. Перед входом стояла машина неотложной помощи: болотного цвета «Рафик» с красным крестом. Водитель, пожилой мужчина с гладко выбритым лицом, курил через опущенное стекло.

Тимур осторожно достал жену из машины, оставив покрывало на сиденье. Айбала распахнула перед ним дверь. На нее пахну́ло острым запахом дезинфекции и лекарств, напомнившим о прививках в школьном медкабинете. Коридор, застланный коричневым линолеумом и уставленный скамейками, на которых сидели пациенты, тянулся вперед, а потом разделялся направо и налево. Айбала растерялась: она не знала, где принимают таких, как Алима.

Внезапно одна дверь открылась. В коридор вышла женщина в белом халате и платке, повязанном на манер хиджаба и плотно обхватывавшем ее немолодое, в сеточке морщин лицо.

– Простите, уважаемая! – окликнула ее Айбала. – Нам очень нужен врач.

Женщина посмотрела на нее, потом перевела взгляд на Тимура, державшего Алиму, и указала на дверь позади себя:

– Сюда. В смотровую.

Они вошли в обложенную белым кафелем комнату, в центре которой под большой лампой стоял металлический стол, застеленный оранжевой клеенкой. Тимур положил на стол Алиму и замер с растерянным и испуганным видом.

– Выйди, – велела ему женщина и посмотрела на Айбалу: – А ты останься.

– Вы врач? – спросила Айбала.

– Я акушер-гинеколог. Меня зовут Гуржанат. Помоги ее раздеть.

Доктор провела осмотр и покачала головой:

– Пульс нитевидный, температура под сорок. Беременная?

– Да.

– Который раз?

– Первый.

– Срок маленький?

– Недель шесть или семь.

– Выкидыш?

– Внематочная слева.

Врач удивилась:

– Ты что, тоже врач?

– Я дочь повитухи. Мы из аула, – зачем-то добавила Айбала. – На машине сюда приехали.

Гуржанат вымыла руки, вынула из шкафчика с застекленными дверцами ампулу и шприц, набрала лекарство, ввела Алиме в вену.

– Когда ей стало плохо?

– Ночью. Сначала холодная и влажная была, потом температура поднялась.

– Подожди пока в коридоре. Это ее муж там или твой?

– Ее, Алимы. Я не замужем.

Тимур сидел на скамейке, опустив голову и перебирая четки. Айбала села на соседнюю скамейку, рядом с женщиной в черном хиджабе. Ей понравилась доктор Гуржанат: спокойная, внимательная, наверняка опытная. Она точно поможет Алиме, потому что она – женский доктор. Как же повезло, что они сразу ее встретили, а не заняли очередь в один из кабинетов.

Время тянулось невыносимо медленно. В амбулаторию заходили новые люди, кого-то пронесли на носилках, где-то плакал ребенок. Айбала не обращала внимания на звуки, запахи и суету, сосредоточившись на ожидании. Наконец доктор Гуржанат вышла из смотровой и сказала Тимуру:

– Твою жену надо в Цуриб, в больницу. Я выпишу направление.

– Зачем в Цуриб?

– Здесь нет операционной. А ей операция нужна. Давай ее паспорт.

– Паспорт? – Тимур перевел растерянный взгляд на Айбалу. – Нет паспорта.

– Без паспорта не примут. Может, все-таки взял с собой? Посмотри в карманах.

– Я не знаю, где он вообще. Алиме паспорт зачем? У нас в ауле никто его не спрашивает, а больше она нигде не бывает.

– Ладно. Я напишу направление, а ты в больнице подтвердишь ее имя и пообещаешь завтра привезти паспорт. Сейчас капельницу сниму, и сразу поезжайте в Цуриб.

– На автобусе?

– Почему на автобусе? Вы разве не на машине приехали?

– На машине, – подтвердила Айбала и посмотрела на Тимура. – Надо Рахмана предупредить.

– Понял, да. – Тимур побежал к выходу.

– Она будет жить? – спросила Айбала, проводив Тимура глазами.

– Если и выживет, то детей вряд ли сможет иметь. Твоя подруга здоровьем очень слабая. Я анализ крови сделала, малокровие у нее. Капельница поможет ей продержаться. Если в больнице сразу на операцию возьмут, шанс есть. Молись Аллаху, чтобы сохранил ей жизнь.

Тимур вернулся со злым и расстроенным лицом.

– Не заводится машина! Рахман говорит, мотор перегрелся. Придется на автобусе ехать.

– Ну что ты заладил – автобус, автобус! – рассердилась доктор Гуржанат. – Автобус до Цуриба всего дважды в день ходит, теперь только вечером пойдет. Ждите здесь.

Она ушла. Пока ее не было, Айбала и Тимур молчали и смотрели в разные стороны, словно не были знакомы. Тимур сильно злился, а Айбала с малолетства усвоила одну из важнейших заповедей: когда мужчина расстроен или рассержен, не подходи к нему, не заговаривай с ним, если не хочешь, чтобы тебе стало плохо.

Доктор Гуржанат вскоре вернулась и сказала:

– Вам повезло. Сейчас амбулаторная машина поедет в Чародинскую больницу за неходячим пациентом, который там лечился и теперь домой возвращается. В машине еще два врача поедут. Место только одно есть сидячее. – Она посмотрела на Айбалу. – Поедешь с Алимой, скажешь, что она твоя сестра, подтвердишь ее имя. Вот, держи направление. Смотри не потеряй!

– А я? – растерялся Тимур.

– Домой иди, ищи паспорт жены.

– Пусть Айбала домой идет, а я в машину сяду. Алима без меня никуда не поедет.

– Ты дурной совсем, объяснить ничего не сможешь, а она сможет, у нее мать повитуха, да и сама она в этом деле кое-что смыслит.

Тимур вспыхнул от гнева и стыда: его дурным назвали, а Айбала, получается, умная?

Для горца такая характеристика, к тому же произнесенная женщиной, считалась неслыханным оскорблением, и при других обстоятельствах Тимур бы этого не стерпел. Но его жене требовалась помощь, и от этой докторши зависело, получит Алима помощь или нет.

Поэтому Тимур молча развернулся и пошел к выходу.

– Подожди! – окликнула его Айбала. – Скажи отцу, что я с Алимой поехала и до ужина вернусь.

– Ладно, – буркнул Тимур и вышел.

– Ай, как же я обратно доберусь? – спохватилась Айбала и беспомощно взглянула на доктора.

– Вернешься на этой же машине вместе с тем пациентом. Только предупреди водителя, чтобы подождал тебя. Я пойду капельницу проверю, посиди.

Айбала села на скамейку и задумалась. Она только теперь осознала, какую глупость совершила, согласившись сопровождать Алиму. Что станет, когда она вернется домой? Отец никогда не поднимал на нее руку, но на этот раз точно поднимет. Разве он позволил ей отлучиться так далеко и надолго? Какая молва пойдет о ней по аулу? Дочь повитухи – распутная, так люди станут говорить.

Лучше бы Тимур с Алимой поехал. И вовсе он не глупый, да и в бумажке все написано, ему и объяснять ничего не придется.

Надо Тимура вернуть. Может, он недалеко ушел. Да и как же он мог уйти, если у Рахмана машина не заводится? Они наверняка вдвоем во дворе, машину чинят.

Айбала вскочила и побежала к выходу.

Спустившись с крыльца, она растерянно осмотрелась. Больничный двор был пуст, если не считать «Рафика» с красным крестом на боку.

– Простите, уважаемый, а где… – Айбала запнулась. – Тут машина была. Белая. Не видели?

Водитель смерил ее внимательным взглядом и цокнул языком.

– Да разве это машина? На свалку такую рухлядь надо, вот что я тому парню сказал. Дым так и валил из-под капота. Разве на этом ведре можно ездить?

– Уважаемый…

– Грузовик проезжал, зацепил машину на трос, в мастерскую потащил, вон туда, – водитель махнул рукой в сторону. – Только вряд ли починят, совсем плохой мотор.

Айбала вернулась в амбулаторию и увидела, что доктор Гуржанат ходит взад-вперед по коридору и лицо у нее сердитое.

– Куда ты ушла? – напустилась она на Айбалу. – У меня прием начался, очередь сидит, а я тебя разыскиваю. Машина сейчас в Цуриб уезжает.

Алиму занесли в «Рафик» и положили на каталку. После капельницы щеки у нее немного порозовели, и она уже не стонала от боли.

Айбала села на маленькое откидное сиденье и взяла Алиму за руку.

– Меня разрежут, да? – спросила та. – Шрам останется? Как у Муслимы, когда ее корова забодала? Как меня такую Тимур станет любить?

– Так и станет. У тебя хороший муж. Не разлюбит, не бойся.

На самом деле Айбала вовсе не была в этом уверена. Если Алима не сможет беременеть, Афият ополчится на невестку. Тимур станет разрываться между женой и матерью, и кого он выберет? Его отец когда-то сам развелся с бесплодной и женился на плодовитой Афият. Тимуру, как любому мужчине, нужны наследники. Без детей брак не имеет смысла. Но ни к чему Алиме переживать раньше времени. Сначала ей надо поправиться.

В кабину рядом с водителем сели двое мужчин-врачей. Один обернулся, посмотрел через стекло, отделяющее салон от кабины – сначала на каталку, потом на Айбалу, задержав на ней взгляд чуть дольше, чем дозволяли приличия.

Айбала поспешно отвернулась. Что скажет отец, если узнает, что его дочь ехала с тремя посторонними мужчинами? Врачи наверняка решили, что она развратная. Может, даже обсуждают ее сейчас с водителем, а тот рассказывает, как она первая с ним заговорила – ай, позор какой! – спрашивала, куда делись те двое на белой развалюхе.

Айбала повернулась спиной к кабине, не вынимая руки из крепко зажатых пальцев Алимы. Она смотрела через грязное стекло, но ничего не видела, вся в своих мыслях. Село осталось позади, до Цуриба предстояло ехать целый час по пустынным дорогам, проложенным в узких ущельях между подпирающих небо гор с заснеженными вершинами. Если водитель остановит машину, и эти двое перейдут из кабины в салон…

Нет, строго сказала себе Айбала, врачи спасают жизни, их не надо бояться. К тому же на каталке лежит Алима, она – гарантия ее безопасности. Что до отца, то она что-нибудь придумает, когда вернется домой. Просто не скажет, что в машине, кроме водителя, был кто-то еще. Это ведь не будет ложью. Не сказать всей правды и солгать – совсем разные вещи.

Но тут Айбала подумала о том, что ей еще предстоит обратный путь, только теперь уже с пациентом в салоне. Доктор Гуржанат, кажется, не упоминала, мужчина это или женщина. А вдруг мужчина? Она не сможет ехать рядом с мужчиной, пусть даже неходячим или совсем старым, ведь он ей не муж и не родственник. У нее даже никаба нет, только платок.

Может, ей попроситься переночевать в больнице, а утром вернуться в село на автобусе? Но где взять денег на билет? И если она проведет ночь не дома, мать с ума сойдет от беспокойства, а отец убьет ее, едва она переступит порог, – даже слова не даст сказать в оправдание.

Не находя выхода, Айбала прислонила голову к стене, но машина подпрыгивала на ухабах, и голова больно билась о пластик. Тогда Айбала пересела на пол и положила голову рядом с головой Алимы. Та открыла глаза и, увидев совсем близко лицо Айбалы, испуганно спросила:

– Ты что?

– Ничего. Просто устала.

– Мне снова больно. В животе давит что-то, распирает…

– Потерпи. Скоро приедем.

– Меня прямо так будут резать? По живому?

– Конечно нет. Сделают укол, ты уснешь, а когда проснешься, все уже закончится.

– Почему ты не врач, Айбала? – Глаза Алимы, с такого близкого расстояния казавшиеся огромными голубыми каплями, пристально смотрели на нее. – Ты могла бы помогать таким, как я.

– Я и так помогаю. Тебе разве не помогла?

– Ты просто снимаешь боль. Не лечишь.

– Чтобы стать врачом, надо долго учиться в Махачкале. В нашем ауле после школы никто не уезжает продолжать учиться, даже мужчины – и те не уезжают.

– А ты хотела бы?

Айбала кивнула:

– Хотела бы.

– Как доктор Гуржанат?

– Да. Как она.

– Доктор Гуржанат мне понравилась, хотя и делала мне больно: втыкала иголку вот сюда, – Алима показала на сгиб локтя. – И сюда, – она показала палец. – Кровь забрала. Я сказала, что не хочу отдавать свою кровь, а она улыбнулась и назвала меня глупой.

Когда машина остановилась, Айбала выпрямилась и заглянула в кабину. Водитель остался сидеть за рулем, а врачи вышли. Один из них открыл заднюю дверь и сказал:

– Сейчас санитары придут с каталкой.

Айбала выбралась наружу, чтобы размять затекшие ноги, и осмотрелась.

«Рафик» стоял в больничном дворе, окруженном двухэтажными кирпичными корпусами. К распахнутым дверям приемного покоя с одной стороны вели обычные ступеньки, а с другой – асфальтированный пандус. Во дворе находилось много машин с красными крестами. Всюду были люди: санитары, родственники больных и сами больные, которые могли без посторонней помощи дойти до приемного покоя.

Айбала пожалела, что увлеклась беседой с Алимой и не видела, как они проезжали через Цуриб. Ей очень хотелось посмотреть, каким стал райцентр после того, как она была здесь четыре года назад. Вряд ли что-то изменилось: те же мечети, дома, магазины. Как бы ей хотелось пройтись по центральной улице, выпить лимонаду и съесть мороженое! Айбала вспомнила, что мечтала об этом вот только вчера. И вот она в Цурибе, ее мечта сбылась… то есть, конечно, не совсем: гулять она не пойдет и денег на мороженое у нее нет. Все, что она увидит в Цурибе, – больничный двор и приемный покой, а потом она сядет обратно в «Рафик» и вернется в село.

Ее мысли прервались появлением двух санитаров, которые везли дребезжащую каталку на расхлябанных колесиках. Один из санитаров забрался в салон, вынес Алиму и уложил на каталку. Алима нашла глазами Айбалу и испуганно спросила:

– Ты меня не оставишь? Ради Аллаха, не оставляй…

– Я буду с тобой. Не бойся.

Айбала вслед за каталкой поднялась по пандусу и вошла в приемный покой. Здесь еще сильней, чем в амбулатории, пахло дезинфекцией. Комната ожидания была полна народу, скамейки вдоль стен все заняты, часть людей даже сидела на полу. Кто-то стонал от боли, кто-то перебирал четки и молился, на руках закутанной в покрывало женщины надрывался ребенок. Неужели Алиме придется ждать своей очереди, испугалась Айбала. Ведь это на целый час, а может и больше.

К ее облегчению, санитары сразу завезли каталку в один из кабинетов.

Сидевшая за столом женщина в светло-зеленом халате и хиджабе поднялась им навстречу.

– Вот, Альбина Магомедовна, из села доставили. Это сопровождающая, – санитар кивнул на Айбалу. – Мы пойдем, там еще одна машина приехала.

Доктор сосчитала Алиме пульс и повернулась к Айбале:

– Направление давай.

Айбала вынула из кармана измятую бумагу. Доктор прочла и покачала головой:

– Третья внематочная за утро… Обе операционные на гинекологии заняты.

– И что делать?

– Пока оформим ее. Потом на операцию возьмем. Часа два придется ждать.

– Доктор в амбулатории сказала, времени совсем нет!

– Вот пусть бы она сама и оперировала, – рассердилась врач.

– Прошу прощения, уважаемая. Просто Алиме очень плохо, я очень боюсь.

– Подруга твоя, что ли?

– Сестра, – солгала Айбала, вспомнив наставление доктора Гуржанат.

– Ладно. Давай ее паспорт.

– Нет паспорта. Завтра ее муж привезет.

– Вот что мне с такими делать? – всплеснула руками Альбина Магомедовна. – Как из аула – так без документов! Ты понимаешь, что без паспорта я не могу ее оформить?

Отчаяние придало Айбале смелости.

– Алима умрет, если вы ей не поможете! – воскликнула она. – Завтра паспорт будет, клянусь.

– У нас тут строгие правила. Хочешь, чтобы меня уволили?

– Айбала, иди сюда! – позвала Алима с каталки. – Так больно, сил нет терпеть…

Айбала отыскала под платьем горячий, напряженный живот Алимы и осторожно прижала к нему ладони. Она понимала, что унять такую боль она уже не сможет, но все равно делала то, чего ждала от нее Алима. Возможно, ей хотя бы немного полегчает от прикосновения знакомых рук.

– Ты что там делаешь? – нахмурилась Альбина Магомедовна.

– Боль снимаю, – неохотно ответила Айбала.

Ей было неловко рассказывать постороннему человеку о своей способности.

– Что-что делаешь? – удивленно переспросила врач.

– Боль снимаю, – повторила Айбала и добавила совсем тихо: – Раз уж вы ничего не делаете…

– Айбала умеет, – подтвердила Алима. – Она всем женщинам в ауле помогает.

Врач недоверчиво хмыкнула, набрала на телефоне номер и спросила в трубку:

– Бике, операционная освободилась? Да? Хорошо. Сейчас поднимем.

Закончив разговор, она вынула из ящика чистую медицинскую карту и стала быстро в ней что-то писать.

– Значит, примете без паспорта? – обрадовалась Айбала.

– Не обратно же ее отправлять, – проворчала доктор. – Алима, как твоя фамилия?

– Сулейманова… – выдохнула Алима, корчась от боли.

– Когда родилась?

– В августе.

– Полную дату назови. Число, год.

– Десятого августа 1968 года… вроде бы так.

– Беременности раньше были?

– Нет, я недавно замуж вышла.

– Болеешь чем?

– Что? – не поняла Алима.

– Болезни какие есть, спрашиваю?

– Нету. Ничего больше не болит.

– Ее бы не засватали иначе, – подтвердила Айбала.

– А чего худая такая? По анализу у тебя малокровие.

Алима хотела ответить, но внезапно вскрикнула и обмякла. Айбала испугалась, что опухоль в животе Алимы разорвалась, и она истечет кровью. Вернулись санитары, выкатили в коридор каталку с Алимой и куда-то повезли.

– Алиму на операцию забрали? – спросила Айбала.

– Да.

– Где мне теперь ждать? В коридоре?

– Здесь приемный покой, а не комната ожидания. Гинекология на втором этаже.

– Значит, мне туда идти?

Врач посмотрела на Айбалу как на несмышленого ребенка и сказала, с трудом сдерживая раздражение:

– Не пустят тебя к сестре сегодня. Езжай домой. Завтра снова приедешь, паспорт привезешь. Все, иди, не мешай. Мне карту нужно оформить и на отделение передать.

Айбала расстроилась: она обещала Алиме не бросать ее, и вот как вышло. Алима очнется от наркоза и станет плакать от боли – шутка ли, живот разрезанный! – но некому будет эту боль облегчить. Однако делать нечего: если в больнице такие строгие порядки, придется возвращаться в село.

Внезапно Айбала вспомнила и понеслась к выходу, натыкаясь на людей и бормоча извинения. Она сбежала по пандусу во двор и огляделась. Знакомого «Рафика» нигде не было.

– Уехал… Неужели уехал?!

Со всей этой суматохой Айбала совсем забыла попросить водителя, чтобы он ее подождал. Наверное, того неходячего пациента погрузили в салон сразу после того, как Алиму забрали в приемный покой, и машина, не теряя времени, поехала обратно в село.

Айбала едва не расплакалась. Что теперь ей делать? Денег на билет нет, а если бы и были, автобус отправится с автостанции только вечером, и в аул придется идти из села одной, по темноте… Конечно, можно переночевать у Зайнаб, но как предупредить родителей? В ауле нет даже электричества, не говоря о телефоне.

Айбала вернулась к знакомому кабинету, толкнула дверь и вошла – только потому, что ей некуда было больше идти.

Альбина Магомедовна осматривала лежащую на кушетке беременную женщину. Обернувшись, она сверкнула на Айбалу сердитыми глазами:

– Выйди! Тебя не учили стучать?

Айбала, окончательно расстроившись, села на скамейку и закрыла глаза. В висках стучало, во рту пересохло – она не пила с самого утра, с тех пор как с матерью вышла из дома, чтобы отправиться к Алиме. Хотя она еще в машине сняла накидку, ей было очень жарко: пот струйками стекал по телу и впитывался в шерстяную ткань платья. От духоты, переживаний и непривычного многолюдья у Айбалы разболелась голова. Мимо нее сновали люди, плакали дети, громыхали каталки. Никому не было до нее дела, ей не к кому было обратиться за помощью.

В довершение неприятностей Айбале очень хотелось в туалет.

Она пошла по коридору и вскоре, к своему облегчению, увидела табличку «Туалет для женщин». Воспользовавшись кабинкой, Айбала вымыла руки и лицо, перевязала влажный от пота платок, напилась воды из-под крана и почувствовала себя лучше.

Напротив туалета висела табличка «Гинекология» со стрелкой, указывающей влево. Айбала пошла в том направлении и вскоре дошла до лестницы. Поднялась на один пролет и увидела закрытую дверь с замазанным белой краской стеклом. Сбоку был звонок. Айбала надавила на кнопку и услышала за дверью слабое дребезжание. Она запоздало сообразила, что ее сюда не пустят, только снова отругают, и хотела побежать по лестнице вниз, но дверь открылась, и круглолицая медсестра с глазами разного цвета – один карий, другой зеленый – спросила:

– Ты Айбала?

– Да, – оторопело ответила Айбала.

– Где так долго ходишь? Зульфия Рашидовна уже два раза о тебе спрашивала. Пойдем скорей.

Она повела Айбалу по коридору с покрытым линолеумом полом и выкрашенными зеленой краской стенами.