Текст книги "Что скрывают зеркала"

Глава 4

Эля

Аня после отдыха выглядела потрясающе. Легкий загар не только стройнил ее, но и подчеркивал морскую синеву глаз и оттенял выгоревшие под южным солнцем до льняного цвета волосы. А веснушки цвета молочного шоколада, проступавшие на спинке носа под загаром, придавали Ане по-девичьи задорный вид, отчего казалось, что ей лишь двадцать с небольшим, а не хорошо за тридцать. Эля, разглядывая одетую не по погоде в легкомысленный сарафан подругу, не сдержала завистливого вздоха. Утром, когда она собиралась на встречу с подругой, зеркало безжалостно показало ей темные круги под глазами, покрасневшие от ночного сидения за компьютером веки, углубившиеся носогубные складки и некрасиво заострившиеся скулы. Эля вынуждена была признать, что сейчас выглядит старше своей подруги, хоть еще и не перешагнула тридцатилетний рубеж. А может, даже и не сейчас, а вообще. И новая стрижка, которую она сделала вчера, и темный цвет, в который перекрасилась, лишь добавили ей, на ее взгляд, возраста.

А Аня, разбалтывая трубочкой в стакане сок и покачивая обутой в босоножку ногой, словно не заметила поникших плеч подруги и не услышала ее завистливо-горестного вздоха, все продолжала взахлеб делиться подробностями своей поездки. Анька всегда была такая – сама насмешка над трудностями. С виду легкомысленная и порхающая по жизни, как бабочка, она тем не менее придерживалась мудрой философии жить сейчас, легко расставаться с багажом прошлого и не впадать в панику от неясных перспектив будущего. Она жила не со вкусом, а вкусно, заражая своим аппетитом к жизни и других. При этом, несмотря на кажущуюся беззаботность, была очень ответственной. Да и как иначе, если ее деятельность была напрямую связана с жизнью: Анна работала акушеркой.

Эля помнила тот день, когда они впервые встретились, во всех подробностях. Ее, напуганную и зареванную, с огромным животом, который разрывала нестерпимая боль, привезли ночью на «Скорой» в ближайший роддом. Эля собиралась рожать в другом, все у нее уже было почти подготовлено, не хватало лишь какой-то бумажки с подписью, чтобы ее приняли в выбранном месте. И за этой справкой она собиралась зайти на днях, ведь до родов еще оставалось минимум три недели. Но той ночью Эля проснулась от располосовавшей ее боли в мокрой постели. Испугавшись, что у нее началось кровотечение, она кое-как смогла подняться и дойти до ванной, по пути разбудив криком Сергея. Второй приступ боли сложил ее пополам в тот момент, когда напуганный не меньше нее муж нетерпеливо затарабанил в двери закрытой ванной. Увидев согнувшуюся жену, Сергей без слов метнулся за телефоном и набрал номер «Скорой».

– Рожаешь ты, матушка! – философски-спокойным тоном объявила испуганной Эле дежурная акушерка, которая возрастом была ненамного старше ее самой. Эля бы предпочла попасть в руки немолодой и опытной, но выбирать уже не приходилось.

– Как… рожаю?! – изумилась она. – Мне же еще три недели!

– Это ты так думаешь. А малыш решил по-другому. Воды у тебя отошли.

Перепуганную, на гране обморока, стонущую, то и дело сгибающуюся пополам Элю заставили переодеться в казенную одежду, серую от многочисленных стирок, с черным клеймом-печатью на торчащем кнопкой-«звонком» пупке. Пакет, в который Сергей дома торопливо побросал кое-какие вещи, с собой взять не разрешили. Как не разрешили и мужу сопровождать ее. Массивная дверь захлопнулась с ужасающе громким звуком, разделив Элю и Сергея Берлинской стеной. И Эля от страха и одиночества разрыдалась в голос.

– Эй! Чего голосишь, будто что ужасное приключилось! – насмешливо воскликнула акушерка. – Малыша напугаешь: решит еще, будто ему не рады, и не станет торопиться. А нам надо, чтобы все прошло быстро и хорошо. Впрочем, в том, что все будет хорошо, я даже не сомневаюсь. Не бойся!

И Эля неожиданно перестала бояться: от этой молодой акушерки с румяными щеками и ярко-синими глазами исходили какие-то особые флюиды спокойствия. Роды прошли благополучно, акушерка Анна, несмотря на молодость, знала свое дело, и когда на свет появился замечательный малыш, Эля забыла о пережитой боли.

– Какой он у тебя тихий! – то ли восхитилась, то ли удивилась Анна, наблюдая, как ребенок жадно сосет грудь новоиспеченной матери. – Другие орут, а этот попищал деликатно – и все. Интеллигент! Как назовешь?

– Тихон, – вдруг вырвалось у Эли, хоть для малыша у них с Сергеем было заготовлено другое имя. Но в тот момент новое имя сошло на нее озарением и подошло малышу как никакое другое.

Анна навестила их с Тихоном перед выпиской. Принесла гостинец и небольшой подарок малышу, будто была не акушеркой, дежурившей в ту ночь, когда Эля рожала, а ее близкой подругой. Общение между двумя молодыми женщинами на том не прекратилось: Анна еще несколько раз приезжала к Эле домой – помогала с новорожденным. Как-то так получилось, что к тому времени Эля перестала общаться с институтскими подругами: все разбежались по своим жизням и созванивались все реже и реже. Поддержки и помощи, казалось, ждать было неоткуда: ее родители жили далеко, в провинциальном городке, а родители Сергея были слишком заняты своей жизнью. Так что визиты Анны стали для Эли спасением: новая приятельница не только помогала ухаживать за малышом, но и не давала впасть в уныние и постродовую депрессию. И так, незаметно, их поначалу деловые отношения переросли в крепкую дружбу. Знала бы тогда Эля, что впускает в свою жизнь не только верную подругу, но и ангела-хранителя!

Сейчас, слушая про Анины приключения в Барселоне, Эля думала о том дне, который стал водоразделом в ее жизни. И хоть любой день из-за того, что ежедневно приходится делать выбор, пусть незаметный, бытовой, может стать тем, который расщепит главную дорогу на несколько ведущих в разные стороны тропинок, тот, когда Эля узнала о своей беременности и получила предложение по работе, подразумевавшее переезд в Испанию, стал для нее действительно знаковым. Может, выбери она тогда карьеру, а не семью, это она бы сейчас сидела в кафе, одетая в летний сарафан, загоревшая, постройневшая, и с огнем в глазах рассказывала о море, вкусных коктейлях и тапас в чирингитос – пляжных кафешках, экскурсиях и непродолжительном романе с местным красавцем брюнетом. Впрочем, если бы она тогда выбрала карьеру, вряд ли могла бы делиться с Анькой своими впечатлениями, потому что просто не познакомилась бы с ней. Но самое главное – Тихона у нее бы тоже не было.

– О чем задумалась? – вернул ее в реальность вопрос подруги. Эля вздрогнула и виновато улыбнулась. Похоже, она пропустила что-то важное в рассказе Ани, потому что та смотрела на нее с легким укором. Но не успела Эля извиниться, как подруга уже взмахнула рукой, едва не задев стакан с соком: – Прости, моя вина. У тебя проблемы, а тут я со своими рассказами.

– Нет-нет, что ты! Мне интересно! Не все же о проблемах думать, – усмехнулась Эля. – Тем более что они сейчас вроде как разрешились. Не без твоей помощи. Если бы ты не выслала нам с Тихоном денег, не знаю, что бы мы де…

– Брось, – поморщилась Аня. Разговоры о деньгах она никогда не любила. – Жаль, что меня не оказалось с тобой рядом в тот момент, когда тебя выгоняли. Ох я бы и поговорила с той мадам!

– А толку? Все равно бы пришлось съезжать. Она бы не дала нам с Тихоном спокойно жить. Впрочем, что ни делается, все к лучшему. Видишь, сейчас мы с сыном в безопасности, при жилье и в хорошей компании. Валерий Витальевич очень нам рад. Он замечательный человек. Недокучливый, как может показаться на первый взгляд. С ним интересно вести дебаты, – засмеялась Эля, вспомнив их с хозяином квартиры вечерние чаепития, за которыми разгорались жаркие дискуссии. Как-то так вышло, что пожилой мужчина сумел вовлечь молчаливую квартирантку в эмоциональные обсуждения. Нет, не политики и не бедственного положения пенсионеров в стране. Они обсуждали книги: у Валерия Витальевича оказалась огромная библиотека, которой он позволил квартирантке пользоваться. А еще они рассматривали репродукции и обсуждали творчество художников. Валерий Витальевич посетовал, что давно не выбирался на художественные выставки и в книжные магазины, потому что из-за отсутствия силы в ногах вынужден передвигаться в инвалидном кресле. И Эля решила про себя, что придумает, как свозить оказавшего им гостеприимство старика в картинную галерею. В ответ она рассказывала Валерию Витальевичу о стране, в которую мечтала уехать, но так и не сложилось. Эля даже стала давать старику уроки испанского. И, надо сказать, Валерий Витальевич, несмотря на возраст – почти восемьдесят лет, – сохранял ясным не только разум, но и память и делал в учебе успехи. Только на одну тему они не говорили – о самой Эле, о том, через что она прошла и почему переезжает с места на место. Ей, наконец-то оказавшейся в оазисе спокойствия, не хотелось ворошить плохое. А старик уважал ее право на молчание. Эля вспомнила, как они впервые поспорили, почти поругались из-за денег, которые девушка отказалась брать, считая, что и так обязана приютившему их с Тихоном пожилому мужчине. А Валерий Витальевич настаивал на своем, говоря, что она выполняет работу – готовит, ходит в магазин, развлекает скучающего старика. И тогда он, видя несговорчивость квартирантки, сделал ход конем: сказал, что хочет брать у нее платные уроки испанского языка (Эля на тот момент уже проговорилась, что когда-то работала преподавателем в школе языков). И она уступила.

– Представляешь, Тихон спросил у хозяина, можно ли завести собаку. И Валерий Витальевич сказал, что конечно, что он любит собак, но не заводит по той причине, что не сможет с ней гулять. Тишка так обрадовался… Я его даже одернуть не успела. И теперь сын меня без конца теребит, когда мы заведем собаку, ведь Валерий Витальевич разрешил! Забираю его из сада, и первый вопрос, который он мне задает, – когда же у нас появится щеночек. Ань, ты представляешь, что такое в наших условиях завести собаку! А сын у меня со слезами едва ли не просит. Я вчера на эту тему уже даже почти поругалась со стариком: зачем разрешил? Ведь случись что – нам придется сорваться и опять бежать. Куда нам с собакой?

Аня громко ахнула, так, что на нее оглянулась сидевшая за соседним столиком девушка, до этого что-то читающая в телефоне.

– И что, он тебя спросил, почему ты бежишь?

– Нет. Промолчал. То ли понимает и деликатно молчит. То ли… просто деликатно молчит. Ждет, когда сама расскажу. Но сказал, что я не желаю заводить собаку не по причине отсутствия жилья, а по другой. Как будто отсутствие жилья – не веская причина!

– А ты? Что ты ему сказала?

– Так и сказала, что да, он прав. С его проницательностью спорить бесполезно. Что я не хочу заводить собаку, потому что у меня уже была одна. И я поклялась, что у меня больше не будет животных. Чтобы… не оскорбить память Звездочки.

Последняя фраза далась тяжело. Так тяжело, что Эля сама не ожидала, ведь прошло уже достаточно времени, чтобы не плакать о судьбе несчастной собаки и от чувства вины. Но на глаза вновь навернулись слезы, закапали в чашку с остывшим чаем. Эля опустила голову, чтобы ее покрасневшие глаза не привлекли чужое внимание. Аня протянула через стол руку и легонько коснулась ее запястья:

– Ну-ну, не надо. Звездочка спас вам с Тишей жизнь.

– Вот поэтому! Я не хочу больше других собак. Я виновата перед Звездочкой и сыном…

– В чем? – строго спросила Аня. – В чем ты виновата? В том, что нелюдь поднял на них руку с ножом? Если ты и виновата, то только в том, что не заявила на него. И продолжаешь скрываться.

– У меня нет улик, Аня. Ты знаешь. Он всегда все делал так чисто, что не подкопаешься. Кто мне на слово поверит? Даже если его арестуют, то потом выпустят. И он придет и убьет меня. С кем тогда останется Тишка? Кто его защитит? А тогда… Тогда момент был упущен. И еще я боюсь, что он отнимет у меня сына. Не надо, Аня, я не хочу об этом! Мы так хорошо с тобой говорили. Не надо больше… Хотя бы сейчас.

– Ты сама начала, – заметила подруга и, увидев, как дернула плечом Эля, поспешно проговорила: – Хорошо-хорошо. Ты права. Прости. – Она порывисто поднялась, опять привлекая к себе внимание девушки с телефоном, и, наклонившись через стол к Эле, обняла ее. Обняла и выпустила: – Все будет хорошо.

– Уже хорошо, Аня! – улыбнулась Эля, промокнув салфеткой глаза, и попросила у подруги пудреницу.

– Знаешь, расскажу, хоть и не хотела, – задумчиво произнесла Аня, глядя, как подруга припудривает покрасневший нос. – Со мной в Барселоне еще одно странное происшествие случилось. За день до отъезда. Я поехала в парк аттракционов и зашла в зеркальный лабиринт. Есть там такой аттракцион: стеклянные коридоры-лабиринты. Идешь-идешь, думаешь, что впереди проход, – ан нет, это зеркальный обман. И вертишься на месте, ищешь выход. А потом оказываешься в комнате кривых зеркал. Но речь не об этой комнате. Так вот, я шла по одному из коридоров и вдруг в параллельном увидела… тебя!

– Меня? – изумилась Эля. – Но я же…

– Да-да, я знаю, что это была не ты. Но в первый момент я подумала, что опять встретила тебя. И только присмотревшись, поняла, что это была та, похожая на тебя девушка, с которой я уже оконфузилась. Помнишь? Такое вот совпадение опять. Но не это странно… Я приостановилась, чтобы рассмотреть ее. На этот раз она была в простых джинсах и широкой белой блузке, спадающей с одного плеча. Волосы у нее чуть светлее, чем у тебя были, но, возможно, выгорели на солнце или такими кажутся из-за загара. На этот раз она забрала их высоко в хвост. Ты тоже так иногда делала. А девушка вдруг остановилась. И я подумала, что она сейчас увидит меня. Но она, кажется, просто потерялась. Вертела по сторонам головой и растерянно осматривалась. Мне показалось, что она была немного испугана. Я даже поддалась порыву и постучала ей в стеклянную стену. Но она не услышала. И вдруг, будто ее кто-то позвал, решительно пошла вперед и пропала за поворотом. Я увидела ее потом еще раз, когда искала выход. На этот раз она была не одна, а в обществе молодого мужчины в инвалидной коляске. Она присела перед ним на корточки, слушая, что он ей говорит. Я еще удивилась: коридоры узкие, смог ли он там свободно развернуться? Сзади шли другие люди, поэтому я не стала задерживаться. Но я решила подождать эту пару на выходе из лабиринта. Мне просто стало любопытно. Ведь девушка так на тебя похожа! Я даже, грешным делом, подумала, что сфотографирую ее незаметно, чтобы показать тебе «двойняшку». Ждала-ждала, но они так и не вышли. И уже позже я поняла, что в лабиринте нет параллельных коридоров: это все зеркальные отражения. Иллюзия. В общем, я так и не поняла, что это было, кого я там увидела и увидела ли.

– Может, они вышли, когда ты отвлеклась на что-то? – предположила Эля. И Аня рассеянно согласилась, но только потому, что не хотела спорить.

– Да, кстати, я же тебе подарок привезла! – спохватилась она, меняя тему.

Перед Элей на стол лег бумажный пакет, из которого Аня извлекла шелковую тунику небесного цвета и деревянные бусы.

– Конечно, сейчас уже холодно это носить. Но следующим летом… – Аня с беспокойством наблюдала за тем, как обрадованная Эля прикладывает к себе то тунику, то бусы. – Надеюсь, с размером угадала?

– В точку! Ой, спасибо! Я уже давно не покупала себе обновок.

– Знаю. Могла бы привезти тебе вина, хамона, но решила, что наряд лучше. Еще я вспомнила то голубое платье на похожей на тебя девице и ее деревянные бусы. Мне очень понравилось. И я поискала что-то похожее. Пусть не платье, но… Туника хорошо подойдет под те обтягивающие джинсы, которые у тебя есть и которые ты не носишь, бережешь.

– Спасибо, – с улыбкой поблагодарила Эля и, привстав, обняла подругу через столик. А затем, бросив взгляд на настенные часы над барной стойкой, с сожалением вздохнула: – Мне пора, Аня. Скоро Тихона забирать из сада. Потом надо будет еще зайти за продуктами. И вечером у нас с Валерием Витальевичем урок.

– Беги, беги! И будь осторожна. Позвони, как доедешь. Может, тебе лучше взять такси?

– Денег нет, – рассмеялась Эля. – Не в тех я условиях, Аня.

– И все же это неосмотрительно – приезжать в Москву на общественном транспорте. Вообще приезжать в Москву.

– Мне же нужно было передать тебе деньги. Твой заказчик отказался принимать их на счет. И фотографии. Да и захотела тебя увидеть. Соскучилась.

– Да, это конечно… – вздохнула подруга. – Я предлагала подъехать к тебе.

– А если бы за тобой следили?

– Да, ты права. В следующий раз встретимся на нейтральной территории. Как раньше.

– Это самый лучший вариант, – согласилась Эля.

– В общем, не волнуйся, все будет сделано в лучшем виде. Мне порекомендовали этого человека те, кому я доверяю. Хоть и дорого. Наверное, все сбережения отдала…

– Это плата за спокойную нам с Тишкой жизнь, – пожала плечами Эля. – Позвони, когда будет готово.

– Конечно. Со дня на день.

Они вместе спустились в метро и у турникетов попрощались: Ане нужно было на одну ветку, Эле на другую, с пересадкой добраться до одного из железнодорожных вокзалов, от которого шла электричка до городка, где они с Тихоном поселились. Нужная электричка подошла быстро. Эля торопливо прошла к головному вагону и успела занять место у окна. Уже через десять минут в электричку, несмотря на полудневной час, набилось столько народу, что не только все сидячие места оказались заняты, но и в проходе толпились люди. Девушка достала из сумки книгу в мягкой обложке и раскрыла на заложенной странице. Но чтение не шло. Сосредоточиться мешало чувство, что кто-то за ней наблюдает. Эля подняла голову и оглядела толпу: нет, все заняты своими делами. Кто-то смотрит в окно, кто-то разговаривает, кто-то слушает музыку, погрузившись в свои мысли, а кто-то читает газету. Все дело в ее паранойе: чувство опасности не дает ей расслабиться даже тогда, когда она в полной безопасности. Ее преследуют, ее ищут, ее хотят сжить со свету – она это знает, хоть в данный момент ничего не происходит. Происходит. Пока жив ее враг, потенциальный убийца, она будет в опасности. Она и Тихон. Эля вновь, прежде чем углубиться в книгу, обвела взглядом вагон, и сердце екнуло: в мужчине, мелькнувшем в тамбуре, она вдруг узнала одного из приятелей своего преследователя. Как он оказался здесь, в пригородной электричке? Выследил ее? Что делать?! Бежать? Но уже поздно: двери электрички закрылись и поезд со скрипом и лязганьем тронулся с места. Эля машинально пригнулась, привлекая к себе внимание сидевшей напротив женщины. Затем осторожно выпрямилась и бросила короткий взгляд в другой конец вагона. Напугавший ее мужчина уже развернулся к ней спиной и открыл дверь тамбура, чтобы перейти в другой вагон. Эля с облегчением выдохнула и уткнулась в книгу.

Нора

Электричка опаздывала на добрую четверть часа, и Нора, бросая взгляд то в сторону, откуда должен приехать поезд, то на станционные часы, от нетерпения притопывала ногой. На платформе собралось куда больше, чем обычно, народу: подоспели те, кто отправлялся на работу следующим поездом. И Нора начала беспокоиться, что ей уже не только не достанется сидячего места, но и с трудом удастся втиснуться в вагон. Волнение, захлестнувшее ее, передалось сидевшему на лавочке мужчине: он, с громким шелестом смяв газету, которую до этого читал, обеспокоенно вытянул шею, выглядывая поезд. «Отменили, наверное», – подумала Нора, уже смиряясь с участью ехать в набитом под завязку вагоне почти целый час. Она специально приходила на станцию пораньше, когда рассвет только начинал разбавлять черноту ночного неба, чтобы уехать свободной электричкой. Ей нравилось дремать в дороге, и даже разговоры отдельных пассажиров, которые в утренней тишине казались особо громкими, не раздражали ее. За все эти годы, что она ездила в офис, у нее выработалась привычка отключаться на определенной станции и просыпаться за пять минут до прибытия. Тоже на определенной станции. И если выполнялся этот обязательный утренний ритуал с получасовым сном в дороге, день потом шел как надо, бодро и в ногу с ее биологическими ритмами. Но сегодня из-за опоздания электрички все грозило пойти не так. Опоздать Нора не боялась: ее рабочий день начинался в восемь, тогда как у остальных коллег в девять, и целый час, а то и полтора она находилась на этаже в одиночестве, если не считать заканчивающей свою работу уборщицы и охранника. Приди она хоть без пяти минут девять, никто бы ей и слова не сказал. Но все же для удачного течения всего дня ей необходимо было начинать его как обычно.

Свет фар показавшегося вдали поезда рассек поредевшие сумерки в тот момент, когда по громкоговорителю наконец-то объявили о его опоздании и принесли извинения. Значит, не отмена. Значит, следующий пойдет по расписанию. И есть надежда, что часть пассажиров на станции из тех, кто уезжает позже, пожелают не втискиваться в переполненный вагон, а дождаться своей электрички. Так и вышло. Хоть вагон и оказался наполненным больше, чем обычно, но Норе досталось место у окна.

Перед тем как закрыть глаза и погрузиться в дремотное ожидание короткого сна, она скользнула взглядом по пассажирам и вдруг заметила парня – своего соседа, того самого, за которым наблюдала в течение года и которого несколько дней назад увидела в инвалидной коляске. Парень шел по проходу как все, даже не прихрамывая, будто не передвигался еще на прошлой неделе в кресле. От удивления Нора, забыв о приличиях, проводила молодого человека любопытным взглядом и даже оглянулась ему вслед. Что ж, положа руку на сердце, она рада его увидеть. Рада, что с ним не случилось ничего серьезного. И что изо дня в день она будет встречать его на станции – то одного, то в обществе подруги. Эта встреча неожиданно подняла ей настроение, подпорченное опоздавшим поездом. Значит, все пойдет как обычно. Все, как обычно, хорошо.

Из сонного состояния ее выхватил толчок, какой бывает при резкой остановке. Электричка как раз вошла в тоннель при подъезде к Барселоне и вдруг, заскрипев механизмами, встала неожиданно, словно перед ней внезапно зажегся красный сигнал семафора. Люди в проходе качнулись, кто-то кого-то толкнул. Посыпались горохом извинения. Свет заморгал и погас. Темнота выплеснулась, словно чернила из опрокинутой бутылки, наполнив вагон встревоженным ропотом. Нора на ощупь достала из сумочки мобильный и посмотрела время. Не опаздывает, но на грани того. Еще минут сорок – и на ее столе затрезвонит телефон, принимая первый на сегодня международный звонок. А поезд все стоял, и никаких объявлений по громкой связи, объясняющих остановку, не давали, и свет тоже не зажигался. Глаза постепенно начали привыкать к темноте, кто-то из пассажиров продолжал читать что-то в мобильном или планшете. Кто-то просто задумчиво пережидал паузу. Нора отвернулась к окну и прижалась виском к прохладной раме. По соседним путям прошла другая электричка, и в ярких окнах замелькали пассажиры. Когда поезд ушел, за ним открылось слабо освещенное пространство. Здесь, в этом месте, сходились в одних точках пересечения бесконечные пути, чтобы дальше, уже на выезде из Барселоны, опять разойтись в разных направлениях. Норе, глядевшей из темного окна на сеть железнодорожных путей, вдруг вспомнилось письмо от неизвестного и его слова о месте, где связываются в узлы дороги. Ею вдруг овладело странное чувство, что их электричка встала потому, что сейчас некто переведет стрелку и состав двинется по другому пути. И тогда он придет не на станцию Санс, с которой Нора на автобусе ездит на работу, а на какую-то другую, неизвестную ей. И с этого странного происшествия ее жизнь пойдет совсем по другим рельсам – вопреки ее желаниям. Не потому ли стоит их поезд? Нора поежилась и отогнала пугающие мысли: нет, не может так быть, чтобы из-за нее одной по другому пути направились жизни всех пассажиров этой электрички. Придут же в голову такие нелепые мысли! Она мысленно усмехнулась, желая себя подбодрить. И в этот момент увидела в окне идущую по одному из железнодорожных путей девушку в нелепом белом одеянии – то ли слишком простом платье, то ли в сорочке. Как эта девушка оказалась в тоннеле среди путей и змеившихся по стенам-перегородкам толстых проводов? Неужели не понимает опасности такой прогулки? А если сейчас по этому пути пойдет поезд? Незнакомка, будто услышав мысли Норы, вдруг остановилась, а затем, оглянувшись по сторонам, перешла на другой путь. И в то мгновение, когда девушка, осматриваясь, скользнула взглядом по стоящей с погашенными огнями электричке, Нора узнала ее – несмотря на отросшие волосы, рассеянный взгляд и заострившийся подбородок. Узнала – и едва не вскрикнула от неожиданности. Но в салоне дали свет, а по ближайшим путям пронесся еще один состав, заслонив собой девушку в сорочке. И почти параллельно с ним наконец-то двинулась и электричка Норы. Пять минут – и знакомая станция.

В автобусе всю дорогу до работы девушка думала о том странном происшествии в тоннеле, но, как ни искала, не могла найти ему разумного объяснения. Увиденное напугало ее так, словно Нора встретила призрака. Это происшествие накладывалось на воспоминания о последнем письме от анонимного поклонника, и в душе неуемным черным смерчем поднимались тревога и страх. Только вот чего бояться – она не знала.

В офисе, как Нора и предполагала, из коллег еще никого не было. Девушка положила сумочку на свой рабочий стол и с пакетом прошла на кухню. Под мерное гудение кофеварки выгрузила из пакета в холодильник пластиковые коробочки с обедом и, достав из стоявшей на полке коробки две печенины, с кружкой горячего кофе присела за стол. Пройдет еще час, и эта небольшая кухня наполнится гомоном разговоров, звоном чайных ложек, размешивающих в чашках сахар, шуршанием пакетов. По офису разольется запах кофе, на который устремятся все до единого коллеги Норы. Эта традиция – начинать работу с коллективного завтрака под обсуждение сплетен и новостей – сохранялась уже не первый год. И только Нора не участвовала в этих утренниках, потому что в то время, когда в испанских офисах начинался рабочий день, в российских он уже был в разгаре: почта ломилась от срочных писем, а на столе то и дело звонил телефон. Да и не любила она такие сборища. Поэтому особенно ценила время с восьми до девяти, окутанный тишиной и спокойствием час, который был полностью ее. Разминка перед стартом. В этот час Нора спокойно выпивала кофе, параллельно читая почту и выделяя те письма, на которые собиралась ответить в первую очередь. Делала пометки в ежедневнике, если нужно было какой-то вопрос уточнить у начальства или у коллег, и составляла краткий план действий, который по давно заведенной привычке оправляла по электронной почте своему непосредственному начальнику. В десять, если шеф считал нужным или ей требовалось обсудить с ним некоторые вопросы, они собирались на двадцатиминутное совещание. Компания, в которой работала Нора, вот уже несколько лет, была известной на всю страну и занималась организацией крупных международных выставок и конгрессов. С некоторых пор Россия на этих мероприятиях стала особым гостем, и Нора полностью вела часть работы по приему гостей из России. До сих пор, хоть прошло уже достаточно времени, Нора удивлялась и восхищалась тем, что такую огромную работу, как организация масштабных выставок, на которые съезжались гости со всего мира, проворачивал коллектив в пятнадцать человек. Сначала основная работа ложилась на плечи Марты, которая была коммерческим директором и занималась продажей стендов. Заказы та переправляла Сильвии и Кристине, которые отвечали за организацию выставочных мест. Мария и Сандра решали вопросы финансового плана, Луис договаривался с гостиницами и брал на себя все организационные вопросы, связанные с размещением гостей. Чави и его команда отвечали за рекламу. Шеф – директор по международным отношениям – координировал работу всего отдела и вел переговоры с зарубежными компаниями. Раз в неделю, а на финишной прямой и чаще, весь коллектив собирался этажом выше на совещание у генерального директора. Собрания проходили бурно, эмоционально. Стрекотал отрывистый каталонский язык, сменялся певучим испанским, черкали в блокнотах ручки, затем с шумом сдвигались стулья, и река в полтора десятка человек выплескивалась на лестницу и растекалась единичными каплями обратно по местам. Будни в компании напоминали Норе работу слаженного механизма, где каждый сотрудник являлся важной шестеренкой, без которого невозможно было бы действие всей махины. Подготовка к каждому мероприятию начиналась с неторопливой «разминки»-пробежки и под конец превращалась в спринтовский забег на пределе, а иногда и за пределами возможностей. Кульминация достигалась в дни мероприятия. А затем наступала пауза, эйфория от выполненной работы, которая длилась несколько дней, и в офисе все ходили расслабленные. А потом все начиналось заново. Сейчас работа, прерванная на время отпуска, вступала в фазу спринта: через две недели открывался международный конгресс.

Замерев с кружкой перед окном, Нора провожала взглядом автобусы, останавливающиеся напротив огромного здания, в котором размещались несколько крупных компаний. Вид из окна был скучным: эта зона считалась промышленной, никаких магазинов и жилых комплексов тут не было, сплошные павильоны и офисные здания. И добраться сюда от метро можно было лишь на автобусе или, как делали остальные сотрудники, на личном транспорте.

Сегодня Нора никак не могла собраться с мыслями. То ли «приключение» в электричке выбило ее из колеи, то ли еще что. Глядя на улицу с высоты седьмого этажа, она думала о встреченной на путях девушке, письме и капризах жизни, которая представляет собой не прямую дорогу от начала до конца, а, как и написал ей в письме неизвестный отправитель, развилку путей. Нора вспоминала тот день, когда ей пришлось делать сложный выбор. В тот период она была влюблена, ездила на любимую работу и думала, что все у нее идет лучше некуда. Но потом ее неожиданно уволили, а поступки молодого человека, которые поначалу приводили ее в восторг, начали вызывать настороженность. Нора стала чувствовать себя потерянной и даже несчастной: ее карьера, едва начавшись, бесславно закончилась, на новые собеседования ее звать не торопились, хоть она и рассылала резюме, а в своем спутнике она не встречала нужной поддержки. Апофеозом ее несчастий стала незапланированная беременность. В том возрасте и при тех обстоятельствах Нора не собиралась становиться матерью. И когда тест показал две полосочки, вместо радости испытала отчаяние и разрыдалась. Ее молодой человек, которому она сказала о беременности, тоже не выразил восторга, хоть и принял грядущие изменения куда спокойней. И даже предложил ей узаконить отношения. Нора не смогла сразу ему ответить: испугалась, что если выберет путь материнства и замужества, на карьере придется поставить крест. Хотя бы на несколько лет. Нет, конечно, когда-то она собиралась выйти замуж и родить детей. Двоих. Но потом, позже, когда уже приблизится к тридцатилетнему рубежу, а не тогда, когда едва оттолкнулась от двадцатилетней отметки. И словно в насмешку, а может, наоборот, ради спасения, в тот же день она получила фантастическое предложение по работе. Это было не совсем то, что Нора искала. Но перспективы рисовались радужные: зарплата, социальный пакет и прочие блага. Только нужно было уехать жить в другую страну, потому что работу предлагала иностранная компания. Но в тот момент переезд, тем более в страну ее мечты, ей не показался страшным. Нора была молода, полна желаний двигаться вперед и… беременна.