Текст книги "Мексика – она одна такая! ¡Como Mexico no hay dos!"

Август 1994 г.

А кузнечик на зубах хрустит, как огуречик
Это давно знают в Мексике, где зеленые прыгуны считаются деликатесом

– Ты кузнечиков пробовал? – спросил меня друг-мексиканец, пригласив в небольшой ресторанчик, где готовят традиционные блюда из штата Оахака. – Нет? Тогда заказываем!

Минут через пять хозяйка принесла нам кузнечиков. На широком блюде горкой были насыпаны тёмно-красные, с поджаренными боками, средних размеров насекомые, хорошо знакомые с детства – но никак не в качестве лакомства. Тут же мне предложили взять кузнечика за лапки и отправить его в рот. Когда кулинарная диковинка приблизилась к лицу, я почему-то стал разглядывать длинные, тонкие и тоже покрасневшие усы и невольно закрыл глаза, прежде чем почувствовал на языке солоноватый вкус индейского деликатеса…

Древние жители нынешней Мексики были неравнодушны к кузнечикам. И не только потому, что с незапамятных времён употребляли их в пищу. Многие индейские племена выделяли их за способность «петь» и прыгать. На языке науатль «чапулин», то есть кузнечик, означает «насекомое, прыгающее, как резиновый мячик». А пришедшие когда-то в долину, где возник нынешний Мехико, племена мешикас обосновались на холме, который назвали в честь обитавших на нем в невероятных количествах кузнечиков, – Чапультепек.

Сверчки, кузнечики и саранча считались съедобными не только у американских индейцев. В Древней Азии у африканских и австралийских племён эти насекомые входили в обычный рацион, а кое-где не исключены из него и по сей день. Известно, что некоторые христианские святые, например, Иоанн Креститель, питались в пустыне кузнечиками, сдабривая их диким мёдом. Да и Моисей включил их мясо в перечень разрешённого для употребления в пищу евреями.

Мексиканские индейцы едят кузнечиков уже несколько тысяч лет и не ссылаются при этом ни на какие духовные или кулинарные авторитеты. Просто, считают они, вкуснейшая штука! Сезон этого блюда – осень, когда на рынках и в магазинчиках, торгующих продуктами национальной кухни, продают кузнечиков живых и мёртвых, жареных и сушёных, тушённых во всевозможных соусах. Едят их мексиканцы, как правило, заворачивая в лепёшки из кукурузной муки. Но можно и вприкуску – как лакомство. По мнению многих, приготовленные кузнечики имеют аромат различных трав и свежего табака, а по вкусу напоминают мясо креветок.

Есть в Мексике и другие экзотические кушанья. Из гусениц, живущих в агаве, из которой делают знаменитую текилу, готовят, как утверждают, вкуснейшее блюдо и даже едят их живыми, закусывая теми же лепёшками. А у некоторых индейских племен лакомством считаются живые муравьи, которых едят с теми же лепёшками. Тоже, говорят, пальчики оближешь! Но подтвердить или опровергнуть это не могу: попробовать духу не хватает.

Апрель 1997 г.

Как советский флаг оказался в военном училище США
Мексиканский внук российского эмигранта гордился родиной своего деда

В самом начале 1990 года в представительство «Аэрофлота» в Мехико зашёл человек лет сорока, коренастый, в солидном костюме. Обратился к нашему сотруднику: вот, мол, летал я в Москву советским рейсом и есть у меня претензии, с кем могу поговорить? Всё это, разумеется, на чистейшем испанском. Сотрудник, как и полагается, поинтересовался: с кем имею честь?

– Иван Трофимов, – представился посетитель.

Не расположенный к розыгрышам в рабочее время аэрофлотовец не сдержался:

– А я, в таком случае, Хуан Перес. Извините, у меня много дел и мне не до шуток.

Но это была не шутка. Посетитель, явно местный гражданин, действительно звался Иваном. И фамилия у него была – Трофимов. Правда, чтобы доказать это, ему пришлось достать свой паспорт. Разумеется, мексиканский.

…Заканчивалась Гражданская война. Остатки войск Колчака на Дальнем Востоке грузились на корабли и – прощай, Россия. Для многих навсегда. Среди тех, кто попал под одну из колчаковских мобилизаций и теперь с тоской смотрел на удалявшийся родной берег, был недавний выпускник топографического училища, уроженец Пензенской губернии Павел Трофимов. Он решил: сначала в Японию, а оттуда в Аргентину. Немало русских в то время отправлялись в далёкую латиноамериканскую страну, надеясь там попытать счастья. Ведь дома от новой власти белякам ничего хорошего ждать не приходилось.

Ехал Павел в Аргентину, а попал в Мексику. Думал сначала, что на время. Оказалось, насовсем. Так и изменилось в его фамилии похожее на прерванное эхо русское окончание «ов», превратившись в более доступное иностранной речи «офф»: Трофимофф.

Когда мы познакомились с Иваном (с помощью того самого аэрофлотовца), его отца уже не было в живых. За год до смерти Павел Ильич с сыном все-таки побывал в России. Но дальше Москвы и Ленинграда выбраться не удалось. Сотрудники «Интуриста» отговорили: «У вас больное сердце, и лучше вам в Пензу не ехать. Знаете, если честно, это такой контраст будет…» Знали разницу между глянцевым интуристовским проспектом с видами Кремля и тогдашней деревней в Пензенской области. Действительно, сердце могло и не выдержать.

– Ты видел фильм «Эсперанса»? – ответил вопросом Иван, когда я попросил рассказать о его отце. – Так вот, эта история почти про его жизнь…

Советско-мексиканский фильм «Эсперанса», снятый в 1988 году режиссёром Серхио Ольховичем, рассказывает о российском эмигранте, оказавшемся в двадцатых годах в Мексике. Судьба Павла Трофимова очень похожа на судьбу героя этой картины, у которой, кстати, был реальный прототип. Сначала мытарства и неустроенность в чужой стране, поиски работы. Со временем удалось получить место на нефтепромысле – не зря окончил с отличием топографическое училище. А когда правительство президента Карденаса национализировало нефтяную промышленность, и почти все американские специалисты уехали из Мексики, толковый и энергичный русский сумел показать себя. Довольно быстро Трофимов выдвинулся в число ведущих сотрудников государственной нефтяной компании. Материальные невзгоды остались позади. Красивая мексиканка, ставшая его женой, родила ему двух сыновей и дочь. И все дети в мексиканской семье Трофимовых получили русские имена.

Еще в шестидесятых-семидесятых, как рассказал мне Иван, его отец не раз думал побывать на родине. Но времена были, сами помните, какие. И в России, отговаривали Павла Ильича знакомые, не очень-то ласково встретили бы бывшего колчаковца. Однако никакой обиды или зла к стране, отринувшей его когда-то, Трофимов не держал. Историю не перепишешь. Наоборот, и детям, и внукам часто внушал: корни наши в России, в Советском Союзе, великой державе, которой мы можем гордиться.

Это наставление деда откликнулось потом забавной и трогательной историей. После первой поездки в Союз с отцом Иван повез на каникулы в Москву своего сына Павла (назвали в честь деда). Павел-внук учился в то время в военном училище в Соединенных Штатах. Оказавшись как-то на улице Куйбышева (ныне – Ильинка – Е.У.), возле Красной площади, встретили они солдата в парадной форме. Начальства, должно быть, поблизости не было, и солдатик сразу же согласился на предложенный Павлом обмен: японский плеер на фуражку и китель Советской армии. А потом в магазине для иностранцев отец с сыном купили флаг СССР.

Когда каникулы закончились, в одной из комнат в общежитии американского военного училища на стене красовались российские солдатская фуражка и военный китель. Разумеется, это была комната Павла. А к входной двери снаружи он прикрепил советский флаг. В училище произошёл скандал. И немаленький. Ведь всё это происходило тогда, когда мы с американцами ходили в заклятых врагах. Срочно из Мексики вызвали отца «красного курсанта», и на совещании у руководства училища (что-то вроде педсовета) его с сыном чуть было не обвинили в «коммунистической пропаганде».

Но разрешилось всё довольно просто. Павел объяснил, что флаг и форму повесил из уважения к родине деда. Ведь могут же курсанты из Венесуэлы или Колумбии прикреплять к дверям комнат, где живут, свои национальные флаги. А родина его деда ничуть не хуже этих стран. Американский генерал, начальник училища, успокоился: никакой «подрывной пропаганды» нет. И даже разрешил Трофимову с сыном провести вечером встречу с курсантами, на которой они рассказали о своей поездке в СССР, показали слайды. Флаг, правда, с двери пришлось убрать – висел он потом рядом с фуражкой и кителем.

…Иван Трофимов – человек крайне занятый. Преуспевающий предприниматель, он до недавнего времени был коммерческим директором филиала фирмы «Филипс» в Мексике, а сейчас возглавляет свою собственную компанию. При встречах всегда интересовался: можно ли вести дела в России? Я, конечно, расписывал: еще бы, такие возможности! Но осторожность и трезвый расчёт серьёзного и опытного коммерсанта не позволяли ему разделять мой оптимизм. «Знаешь, китайцы сейчас проявляют себя более расторопными бизнесменами, чем русские», – заметил он, побывав на промышленной выставке в Пекине. В общем, при всей симпатии к родине отца Трофимов предпочитает сначала убедиться, что дело сулит реальную выгоду, а уж затем принимать решение. И правильно поступает.

Но вот в чем у него не было сомнений, так это в необходимости разыскать родственников отца в России. Несколько раз писал письма, обращался за помощью к представителям «Интуриста», но не везло. Я предложил ему: давай попытаемся разыскать их при помощи газеты. И незадолго до отъезда из Мексики получил от Ивана письмо: «Посылаю копии документов отца. Может, они помогут твоим коллегам-журналистам найти моих родных в России».

P.S. В редакции я передал эти документы коллегам по «Комсомолке» из Пензы. Через некоторое время они сообщили: нашли родных Ивана Трофимова, с ним уже связались, ждём у себя. Потом я узнал, что он все-таки побывал на малой родине своего отца.

Ноябрь 1991 г.

В пропасть – головой
Этим способом тоже можно зарабатывать на жизнь

Нет такого туриста, который, приехав на известный мексиканский курорт Акапулько, не узнал бы, что такое Кебрада. Это ущелье, где высокий скалистый берег обрывается прямо в океан. Каждый день сотни людей приходят сюда, чтобы посмотреть на знаменитое представление ныряльщиков.

…Почти по отвесной скале, цепляясь за известные только им небольшие уступы, три человека карабкаются на вершину. Там, возле ярко освещённого алтаря, они готовятся к прыжку. На дне ущелья угрожающе рычит прибой. Перекрестившись, первый ныряльщик застыл, как взведённая пружина, на краю пропасти. Еще мгновение – и он летит в нее с 35-метровой высоты вниз головой.

Зрелище впечатляющее. Как только из морской пены показывается голова смельчака, публика на смотровой площадке взрывается аплодисментами. Это представление показывают здесь по четыре раза все 365 дней в году. Особенно эффектны ночные сеансы. В один из них ныряльщик летит в тёмную пучину с зажжёнными факелами в руках.

Первые прыжки для публики были организованы в 1934 году. До этого на Кебраде местные парни прыгали, что называется, для себя, чтобы проверить свою ловкость и смелость, поспорить, кто сможет прыгнуть лучше и с самой вершины. Затем несколько таких ныряльщиков-любителей организовали клуб, который со временем превратился в своего рода кооператив, члены которого зарабатывают на жизнь, каждый день отчаянно рискуя.

Хавьер Хименес всегда носит тёмные очки. Они помогают ему скрыть замутнённую роговицу правого глаза. Катаракта и слепота – следствие травмы, полученной им при прыжке. Хавьер 13 лет работал ныряльщиком, а после того, как ослеп на один глаз, был вынужден стать в кооперативе администратором.

Хавьер Хименес рассказывает:

– Рано или поздно несчастные случаи происходят почти со всеми нашими ныряльщиками. Кто руку, кто ногу сломает, позвоночник или шею повредит. Тридцать пять метров – не шутка, когда входишь в воду головой, обязательно должен прикрывать ее руками, и чуть сбился в сторону – пеняй на себя…

Глубина у подножья скалы всего четыре метра. Поэтому, входя в воду, надо сразу же менять вектор погружения. А если океан неспокоен, необходимо поймать момент и не попасть в откатную волну. И отталкиваться ныряльщик должен как можно сильнее, чтобы пролететь вперёд на четыре-пять метров, иначе он разобьётся о скалу.

Ныряльщик на Кебраде – профессия, разумеется, редкая. Мальчишками приходят сюда будущие профессионалы, несколько лет до последней складки изучают скалы, прыгают сначала с небольшой высоты, постепенно поднимаясь на вершину. Иногда дети начинают учиться у отцов и со временем выступают вместе с ними.

– А как жена и дети относятся к вашей профессии? – спросил я у Хавьера.

– Честно говоря, когда я остался без глаза, жене стало легче – не надо было каждый день переживать, случится со мной что или нет.

На смотровой площадке к началу каждого сеанса собирается много народу, и занять место у парапета удаётся не всем. Каких-либо специальных ограждений для зрителей на краю пропасти нет. Из-за этого было несколько несчастных случаев. Однажды, – рассказал мне Хавьер, – один парень, сильно перебрав спиртного, с разбегу прыгнул «ласточкой» в пропасть и разбился о скалы. Опять же из-за спиртного кто-то свалился вниз с парапета. Погиб и один душевнобольной, решивший тут же повторить полет ныряльщиков.

Оказывается, ежегодно проводятся неофициальные чемпионаты мира по прыжкам со скал. Девять раз их устраивали в Акапулько. Участвуют, наряду с профессиональными ныряльщиками, и бывшие спортсмены, даже чемпионы мира. Однако бывало, что, посмотрев с вершины скалы на пенящуюся внизу воду, некоторые из экс-чемпионов прыгать передумывали. Да и то сказать, за первое место вручается приз пять тысяч долларов, за второе – три, за третье – полторы. А если не долетишь? Жизнь все-таки дороже.

Март 1997 г.

То или не то продают на Тепито?
Крупнейший мексиканский рынок «самопала» успешно делает деньги на репутации ведущих фирм мира

Как-то знакомые, приехавшие погостить в Мехико, отправились на крупнейший в мексиканской столице вещевой рынок, с давних пор прозванный нашими соотечественниками «чернухой». Вернулись довольные – купили сыну модные ботинки – «спецназовские». И с гордостью объявили, что ботиночки эти – вот так-то! – в России сделаны, о чем свидетельствует пришитый к ним ярлычок с надписью по-русски: «Москва».

Но никакого отношения ботинки те к отечественным обувщикам не имели. Просто «чернуха», или, официально, городской рынок Тепито, занимающий несколько кварталов, – самое бойкое место торговли поддельными товарами. И на обуви той, якобы российского происхождения, кроме имени нашей столицы, больше никаких опознавательных знаков найти моим знакомым не удалось.

По далеко не полным данным мексиканских предпринимательских организаций, два года назад в Мехико было продано поддельных товаров на полмиллиарда долларов. На рынки, подобные Тепито, свозят фальшивки со всего света, не считая доморощенной продукции. Здесь можно найти все самые модные марки и модели, и по очень привлекательным ценам. Поэтому-то в советские времена, когда нашим людям, работавшим в Мексике, практически официально было запрещено посещать «чернуху» как место повышенной криминогенной опасности, посольские и их гости всё равно часто там встречались, делая вид, что не замечают друг друга.

Год назад ассоциация американских компаний, выступающая за защиту интеллектуальной собственности, назвала Мексику «самым главным пиратом Латинской Америки». Одежда, электробытовая техника, парфюмерия, часы, компьютерные программы, аудио– и видеокассеты, спиртное и сигареты со всего света – чего только не предложат вам на Тепито, вместившем три с лишним тысячи торговых мест. И всё это, за редчайшим исключением, или подделка, или незаконно растиражированные копии, или контрабандно ввезённый в страну товар.

Хотите порадовать вашу даму отменными духами?

Пожалуйста! «Сarlo Corinto» – всего за 160 песо, или около двадцати долларов (оригинал в приличном магазине стоит 400 песо). «Coco Chanel» в магазине вам предлагают за 700 песо, а на Тепито – чуть больше двухсот. Соблазн сэкономить на фирменной марке так велик, что берут несмотря на то, что здешняя «Шанель» продержит запах минут пять, а затем от вас будет нести просто спиртом. В маленьких подпольных лабораториях, где делают фальшивые духи, купленные у старьёвщиков настоящие флаконы от знаменитых марок наполняют спиртовым составом с добавлением ароматических эссенций. Есть и более серьёзные производства, использующие сделанные на заказ имитации фирменных коробок и флаконов, оборудованные приличной техникой, но тягаться с секретами настоящего производства, использующего иногда несколько тысяч различных эссенций, им всё равно не под силу.

А может, вам нужны часы?

Что предпочитаете: «Rolex», «Seiko», «Citizen»? На Тепито есть всё. За «Ролекс» у вас попросят от ста до пятисот песо (13–65 долларов). При этом и для продавца понятно, что вы ищете именно дешёвую подделку. Ели же вы хотите «настоящие», то цена вырастет до тысячи двухсот песо. И опять всем ясно, что предлагается просто более изысканная, но всё равно подделка. Ведь оригинальный золотой «Ролекс» стоит тысяч двенадцать долларов. Представитель этой швейцарской фирмы в Мексике прямо признался в местной прессе, что получил от своего руководства указание прекратить бороться с фальсификаторами, потому что толку от этого всё равно нет, а убытков больше…

Действительно, по данным мексиканской генпрокуратуры, в прошлом году обвинения за незаконную подделку различных товаров были выдвинуты лишь против… пятнадцати человек. Одна американская фирма, производящая одноразовые бумажные пелёнки, в конце концов предпочла заплатить миллион долларов мексиканским цеховикам-подпольщикам, с успехом использовавшим ее марку, чтобы они переключились на другую.

Представитель фирмы «Levi’s», всё же не оставляющий надежды при помощи полиции изредка «накрыть» местные подпольные производства, плодящие в неимоверных количествах джинсы якобы этой популярной марки, вынужден действовать как опытный детектив: находить информаторов среди самих пиратов-производителей. «Его фирма, – объяснил он, – уже использует свыше сорока секретов, вроде специальных пуговиц и номеров серии, совпадающих на разных этикетках одних и тех же джинсов, которые трудно подделать, чтобы подтвердить оригинальное происхождение товара. Но лучший способ избежать фальсификации – не покупать на рынке, где серьёзная фирма никогда не продаёт свой товар.

Однако не все видят в обилии поддельных товаров зло. Есть даже очень интересный способ оправдать пиратство чуть ли не заботой о социальной гармонии в обществе. Скажем, такой аргумент: не будет на Тепито и других ему подобных рынках пусть поддельных, но дешёвых товаров модных сейчас у молодёжи марок, разве сможет отец со средним или малым доходом купить сыну или дочери вещь, о которой они мечтают? Так что подделки, получается, своего рода «демократический регулятор» доступности тех марок, которые стали символом успеха, престижа, красоты, молодости… Разумеется, подобное толкование исходит из самих торговых рядов пиратских рынков.

И трудятся, денно и нощно, подпольные цеха и заводики, насчитывающие от двадцати пяти до пятисот рабочих. Действует отлично налаженная система снабжения и складирования фальшивого товара. Десятки тысяч продавцов на нескольких рынках Мехико соблазняют покупателей заманчивыми предложениями: джинсы «Levi’s» – всего за 130 песо, «Guess» – за 170, кроссовки «Reebok» – по 120 пара, а майка «Nike» – просто даром, за пятьдесят. И кого волнует, что все эти товары – подделки и имитации. Девиз Тепито: «Хочешь носить «Nike», «Levi’s», «Guess» и т. д. – носи!».

Январь 1996 г.

Ацтеки тоже топили баньку «по-черному»

– А можно в плавках? – с надеждой спросили мы знахарку донью Хуаниту.

– Нет, – спокойным, но не терпящим возражений тоном ответила она. – В темаскаль заходят такими, каким нас создал Господь. Кто первый?

Мы с моим мексиканским другом и коллегой Хорхе, который и предложил мне прочувствовать, как парились когда-то ацтеки, получили по «лошадке» – пучку травы для прикрытия того, что должны были прикрывать плавки, – и, в чем мать родила, полезли в закопчённый «вход» размером чуть больше лаза в собачьей будке. В сумраке темаскаля нас уже ждала помощница доньи Хуаниты донья Исабель, полная индианка за шестьдесят. Она лежала на боку возле очага с веником в руках, подсказывая нам, как лучше устроиться в этом крохотном пространстве. Мы покорно выполняли указания, стараясь не смотреть в ее сторону – помощница была, как сейчас говорят, «топлес»…

Темаскаль – это древняя баня-парилка ацтеков и некоторых других индейских племён, живших на Мексиканском нагорье. Обычно его пристраивали снаружи к одной из стен дома. Темаскаль, в котором мы парились, имел, как нас заверили, типичный и неизменный с незапамятных времён вид: прямоугольная, метра полтора в ширину и чуть больше двух метров в длину комнатушка, сложенная из вулканического камня и глины. Низкий, метр с небольшим, потолок из деревянных жердей накрыт каменными плитами, ими же выложен и пол. К внешней стене примыкает очаг. В этой же стене есть маленькое, с чайное блюдце, окошко, через которое и поддают жару, выплёскивая на раскалённые камни очага небольшую порцию воды, после чего пар вместе с дымом врывается в «парилку». В общем, темаскаль – ацтекская баня «по-черному».

Однако отношение у древних индейцев к банному делу было не только санитарно-гедонистическим – попарился, помылся и получил удовольствие. Для них темаскаль был средством очищения и тела, и души. А сама каморка-парилка считалась прообразом материнской утробы: залезешь туда – тесно, темно, влажно и тепло, а вылезешь – словно заново на свет народился. Не зря, когда мы приехали к донье Хуаните, зашедший к ней сосед торжественно воскликнул: «Вы будете принимать темаскаль? Поздравляю!»

С чем нас поздравляли, сначала было неясно, но настроение такая восторженность окружающих поднимала. Пока донья Хуанита рассказывала нам о лечебных свойствах темаскаля, перечисляя фантастические случаи выздоровления после парилки больных, которые до этого считались безнадёжными или должны были ложиться на операционный стол, ее помощницы готовили для нас банную церемонию.

Первым делом принесли огромную охапку только что сорванной «сверхлечебной» травы под названием окотилио – тоненькие прутики с длинными и узкими листьями. Травка эта, степенно пояснила донья Хуанита, должна «вытащить из ваших тел холод». Из нее сделали настил в темаскале и заготовили несколько веников. Затем знахарка взяла «священную траву», похожую на наши средних размеров лопушки, разорвала ее на кусочки, положила в плошку, сбрызнула маслом и спиртом, пробормотала заклинание и подожгла. Огонь, впрочем, быстро погас, но так, наверное, и было задумано.

К этому времени мы уже скорчились в темаскале, стараясь не смотреть на лежавшую рядом донью Исабель. Она же, без каких бы то ни было признаков смущения, стала обтирать нас «священной травой», готовя к основной парной процедуре. Наконец первая порция воды тягуче зашипела внутри очага, и наша тесная обитель стала заполняться дымом и паром. «Не жарко?» – то и дело спрашивала донья Исабель, помахивая над нами вениками из окотилио.

– Сколько человек обычно входит в темаскаль за один раз? – поинтересовались мы.

– Человека три, если худенькие, то и четыре, – услышали мы.

– Четыре?! Да нам двоим тут не развернуться!

– Но вы крупные, а другие помельче будут…

Минут через пятнадцать веник у помощницы мы отобрали, решив, что справимся сами, и она, заслонив собой на мгновение весь попадавший в каморку свет, с трудом выбралась через лаз наружу. Там уже расстелили две большие соломенные циновки, на которых полагается отдыхать после пара. Укутанные простынями и накрытые одеялом, мы вскоре очутились на этих циновках под присмотром доньи Хуаниты, которая, пока нам предписано было потеть, продолжила свой знахосмотр и рассказ о чудодейственных возможностях трав и темаскаля.

Донья Хуанита лечит от всего. Даже от испуга. Радикулит, ангина, желудок, гланды, камни в почках или жёлчном пузыре, бесплодие или перелом кости – на всё есть свой отвар, примочка или припарка, которые сочетаются с темаскалем. В арсенале знахарки несколько десятков различных трав, многие из которых растут прямо у нее на дворе. Но травы травами, а есть еще и внушение. Донья Хуанита советует: если у вас болит, скажем, сердце, то ни в коем случае нельзя повторять: «Ах, как сердце болит!» Наоборот, надо твердить: «Я здоров! Я здоров!» А то боли будут только «накапливаться» в сердце и никуда не уйдут.

То же самое со стрессами. Раз пережили его, значит, он у вас сидит внутри. А надо, чтобы вышел наружу. Рецепт – тот же темаскаль. Если после него на второй или третий день вам захочется плакать – не сдерживайте себя, потому что вместе со слезами изгоняется из тела и плохое переживание…

Одним словом, темаскаль – вещь божественная, и донья Хуанита со своими секретами его приготовления – лишь орудие в руках божьих…

Пора было заканчивать процедуру, и с циновок мы вновь вползли в черное чрево ацтекской парилки. Нам подали по ведру воды с черпаком, чтобы вымыться. При этом в памяти возникли хрестоматийные картинки эксплуатации детского труда на английских шахтах в середине XIX века: мыться пришлось на четвереньках, стараясь не вымазаться в копоти потолка и стен.

Из «лона матери» мы вышли, действительно, облегчёнными – парилка есть парилка. Большой стакан какого-то травяного чая и приглашение отведать деревенский обед, ведь с утра до выхода из темаскаля ничего есть нельзя. А за обедом, разумеется, зашёл совсем не научный разговор о том, что ацтеки и русские, если судить по их пристрастию к парилке, явно произошли от одних предков. Сначала рассказ о русской бане донья Хуанита и донья Исабель слушали недоверчиво: как же так, такая уникальная вещь, как темаскаль, наследие древней культуры – а тут, оказывается, есть парилки, где ноги можно вытянуть и даже встать в полный рост. «А веники у вас из чего? А травы такие же есть?» – настороженно интересовались они.

Стараясь соблюсти максимум уважения к хозяйкам, стали мы расписывать прелести русской баньки: у вас так? а у нас этак, но это почти одно и то же… Хотя, если честно, у нас традиция париться не только сохранилась, но и здорово развилась, а здесь осталась лишь как воспоминание об экзотическом прошлом для немногих знатоков. Оказывается, бывали здесь гости из Австралии, Германии, Канады, парились в темаскале, восхищались, для телевидения что-то снимали. На всех впечатление произвело, а мы – чуть ли не с «обменом передовым опытом» пытаемся лезть.

Расстались с доньей Хуанитой конечно же сердечно и полюбовно. «В следующий раз из России какую-нибудь травку из тех, что в парилках пользуете, привезите» – попросила она на прощание. И так захотелось зажать под мышкой берёзовый веничек, подхватить шаечку и – к пару!.. Вот насчёт компьютеров врать не будем, а с банным делом у нас в России всё в порядке!

Ноябрь 1996 г.