Текст книги "Прядущая. И не прервется род"

 
Ты думаешь, что, испугавшись, я отступлюсь?
Сказанья незримою тропкой в века уводят,
Шепча, что назад нет пути и я не вернусь,
Что сгину безвестно в этом безумном походе.
 
 
И я бы, возможно, знамениям древним вняв,
Свернула с пути и оставила поиски истины.
Но как мне оставить тебя, даже если ты прав
И мы заплатим в финале своими жизнями?
 

Глава 7

Пока я топталась у двери, Альгидрас успел повесить плащ на крюк и сейчас задумчиво разглядывал следы от моих мокрых ног, которые не успели вытереть служанки. Я глубоко вздохнула и, пройдя к столу, опустилась на лавку. Хванец никак не отреагировал на мои перемещения – все так же стоял, уставившись в пол, и это давало мне возможность беспрепятственно его рассматривать. А ведь еще несколько минут назад я приходила в ужас оттого, что могу больше его не увидеть. Никогда. Какое же страшное слово «никогда». Я подумала, что, скорее всего, никогда больше не увижу родителей, друзей, и, прислушавшись к себе, ощутила глухую тоску. Мысль же о том, что я могу никогда не увидеть Альгидраса, заставляла внутренности скручиваться в узел. Что со мной происходит? Как можно так сильно чувствовать?

Я разглядывала его так придирчиво, как только могла, и мне хотелось смеяться от абсурдности случившегося. Он абсолютно не относился к тому типу мужчин, который мне нравился. Да и с учетом его смешных девятнадцати даже как-то глупо было думать о нем как о мужчине. Так я пыталась убедить себя, а сама же разглядывала его профиль в отблесках огня и не могла оторваться. Да что же это такое! Ну ничего же особенного в нем нет! Значит, точно Святыня! Дурацкая бездушная кукла! Впрочем, бездушная ли? Алвар верит, что нет. Только я открыла рот, чтобы сказать, что Алвар поведал мне о Деве, как Альгидрас вдруг резко повернулся ко мне и спросил:

– Ты можешь в точности повторить слова про Деву?

– Я… Да, наверное. Там было: «Говорят, что Каменная Дева знает, когда ее дети нуждаются в ней. Только нет у ней сил помочь, потому что опутали путы высокую грудь да стынут ноги в сырой земле. И только обряды дают ей силу услышать своих детей. И плачет Дева не о погибших в тех обрядах, а о том, что с каждым днем голоса ее детей все тише».

Пока я говорила, Альгидрас не сводил с меня взгляда, и тени причудливо переплелись на его лице, снова делая его почти мистическим существом. Мне стало жутко. Непроизвольно я потянулась к лампе на столе и передвинула ее в сторону, чтобы отблески сместились. Впрочем, это несильно помогло.

– Она в Свири! – вдруг произнес Альгидрас, щелкнув пальцами.

Я разом забыла все свои горести:

– В Свири? С чего ты взял?

– Дева – Святыня Воды. Ее могли привезти лишь водой. Унести далеко ее не могли, потому что любой человек, не относящийся к роду, который она хранит, не может находиться рядом с ней долго. Свирь же отстроили воины с севера.

– Да, – прошептала я, вспоминая начало своего рассказа.

– Эти воины и привезли Деву в княжество.

– Подожди! Но они ушли, а Дева осталась. Как же тогда свирцы живут рядом с ней?

– Все просто. Она хранит их род. Род здесь не родство, а место, понимаешь?

– Как ваш остров?

Он кивнул.

– Но кто глава рода? Радим?

Альгидрас медленно покачал головой.

– Ты не поняла еще? – спросил он.

Я уставилась на него, лихорадочно соображая. Я слышала о роде, только когда он разговаривал с…

– Миролюб?! – воскликнула я. – Но как такое может быть? Он же даже не в Свири, он…

– Он в княжестве. А Свирь – часть княжества. Хранителем был его дядька. Теперь он.

Я почувствовала, как по коже бегут мурашки.

– Это все сон какой-то. А Миролюб знает?

Альгидрас развел руками, и я заметила, что повязка на его правой ладони почти размоталась.

– Ты нашел что-то полезное в свитках?

– Немного. Они были написаны до разделения Святыни. И мне кажется, части из них нет.

– Нет у Миролюба или он не показал тебе?

Альгидрас усмехнулся и снова развел руками.

– Ты доверяешь ему? – сама не понимая зачем, спросила я.

– А ты?

– Не знаю. Он единственный, кто на моей стороне здесь.

Я сама не ожидала горечи, прозвучавшей в моем голосе. Тут же спохватилась, что Альгидрас воспримет это как упрек. Вероятно, он и воспринял, потому что вздохнул и, обойдя стол, сел напротив меня. Он протянул левую руку и легонько коснулся моих пальцев.

– Я не упрекаю тебя, – твердо произнесла я. – Ты и не должен ничего мне…

– Это пройдет, – негромко сказал он.

– Да. Скоро все закончится, – c этими словами я отняла руку и посмотрела ему прямо в глаза.

Я не имела в виду свою смерть – чувствовала, что скоро закончится сама история. Ожидала, что он спросит, почему я так сказала, как сделал это однажды Миролюб, однако он лишь усмехнулся и покачал головой:

– Не так скоро, как тебе хотелось бы.

Я тоже усмехнулась, а потом не удержалась и зевнула, прикрыв рот ладонью.

– Этот Миролюб со своими травами… Я чуть в лохани не уснула, – пробормотала я.

Альгидрас вдруг рассмеялся открыто и свободно. Я поймала себя на мысли, что впервые слышу его искренний смех.

– Что? – с подозрением спросила я, справедливо полагая, что у этого неожиданного веселья есть повод.

– Княжич! – в этом слове было столько восхищения, что я насторожилась, а Альгидрас пояснил: – Ему нужно было послать за мной и сделать какие-то свои дела. Как еще он мог оставить тебя тут одну и при деле? Только засунуть в лохань с травами.

– Так это он, чтобы я никуда не делась? – возмутилась я.

– Ну хорошо же придумал!

– Ну, знаете!

Я вскочила и заметалась по комнате, дико желая кого-нибудь убить. Альгидрас смотрел на меня с улыбкой. И это меня тоже раздражало. Чтобы сменить тему, я указала на его повязку:

– Что у тебя с рукой?

Улыбка растаяла. Однако на его лице не дрогнул ни один мускул, когда он произнес:

– Поранился.

– Ты врешь! – рассердилась я. – Ты положил ладонь на ствол дерева, а Алвар его спалил.

И снова никакой реакции, лишь спокойное:

– Раз знаешь, зачем спрашиваешь?

– Я хотела посмотреть, что ты ответишь. И в очередной раз убедилась в том, что ты мне все время врешь.

Альгидрас отвел взгляд, но так ничего и не сказал. Некоторое время стояла тишина. Я отошла к очагу, чтобы его не видеть. Было невыносимо обидно оттого, что он не считает меня за равную: врет, изворачивается, уходит от ответов. Я и так не задержусь в этом мире, почему он тратит время на эти глупости?!

– Ты видела это во сне? – негромко спросил Альгидрас.

Я медленно обернулась, размышляя, удостоить ли его ответом, потом все же кивнула.

– Как?

– Глазами сына Миролюба. Не самое приятное времяпрепровождение, поверь. – Я невольно поежилась.

– Как много ты видела? – осторожно спросил Альгидрас, внимательно разглядывая столешницу.

– Если ты о том, видела ли я, как ты едва не смыл пол-Каменицы ливнем, то да.

Он помолчал, а потом произнес:

– Я не знал, что получится с водой. Помнишь, я говорил, что квары ввели меня в обряд и взяли наш Священный шар? Я понял, что пошло не так. Они дотянулись до Девы, но их ведун не смог управлять обрядом. Потому что рядом был хванский Шар, и тот едва не убил его, а впрочем, может, и убил. Неважно. Важно, что Дева вошла в тот обряд и вместо того, чтобы забрать силы моего рода, признала меня своим и тем самым спасла.

Он замолчал, по-прежнему глядя перед собой.

– Это значит, теперь ты сможешь управлять не только Воздухом, но и Водой?

Альгидрас устало провел рукой по волосам, подергал край размотавшейся повязки.

– Думаю, да. Я смог вытащить тебя, хотя ты уже ушла на глубину и вода была студеная. После меня ранили на корабле, и я упал за борт, но не утонул. А должен был бы.

Я вспомнила, как представляла, что в тот момент чувствовал Радим, который был вынужден оставить раненого побратима в ледяной воде. А теперь оказывается, что тому ничего не грозило.

– То есть ты теперь не можешь утонуть? Даже теоретически?

– Теоретически? – наморщил лоб Альгидрас.

– Я имела в виду, может ли случиться так, что ты утонешь?

Он помотал головой:

– Нет. От воды я точно теперь не умру.

«С ума сойти!»

– А что насчет огня? – спросила я.

– А что с ним?

– Ты разжигал костры из мокрых веток весь путь до Каменицы!

Альгидрас скорчил такое лицо, будто у него случился приступ зубной боли.

– Ну? – я уперла руки в бока.

– Ну, вы же мерзли, – невпопад ответил он.

– Я не спрашиваю тебя, почему ты это делал. Я спрашиваю как?

– Не знаю. Правда, – добавил он, увидев мой скептический взгляд. – До того я не пробовал, надобности не было. А тут взяло и получилось. Я… просто захотел, и все.

– Обалдеть! – не удержалась я. – А ты не мог захотеть, чтобы дождь прекратился?! Мы неделю грязь месили!

– Да если бы я знал, что получится, неужели, думаешь, не захотел бы! – с досадой воскликнул Альгидрас.

– Ну не знаю. Ты у нас явно любитель трудностей. Может, ты всю дорогу искренне такой погодой наслаждался.

Он посмотрел на меня с укором.

– Почему тебе повинуется Святыня Алвара? – спросила я.

Мне было очень интересно, признается ли он, что в монастыре в нем появился Огонь.

– Не знаю. Может, оттого что Алвар близко?..

«Не признался. Что и требовалось доказать. Ладно, вернемся к Деве».

– Ты сказал, что Дева в Свири. Она хранит свирцев как род и Миролюба как главу рода. Кстати, почему Миролюб, а не князь?

– Спроси у него, как пластина с заговором попала к нему. Я не знаю.

– Получается, что Святыня хранит любого жителя княжества?

– Святыня хранит только главу рода, остальным она позволяет быть подле себя.

– Но почему ты думаешь, что она до сих пор в Свири? Ведь Миролюб, или его дядька, или тот, кто был до этого самого дядьки, могли сто раз перенести Деву на другое место. Стремна не единственная река в княжестве!

– Миролюб, положим, не мог.

– Почему?

– Потому что это без меры удивило бы Радима.

– Ты знаешь Радима год. Это могло быть до тебя!

– Радим рассказал мне о Свири все, что знал. И про Святыню он не знает вообще!

– Так уж и все? – хмыкнула я, и Альгидрас совсем по-мальчишески вздернул подбородок.

– Радим. Не. Знает, – отчеканил он, убеждая то ли меня, то ли себя самого. – И Миролюб тоже не знает, где находится Святыня. Иначе не горел бы так мыслью разгадать свитки.

– Святыня не то, что можно положить в карман или даже сундук! Как можно было спрятать ее в Свири от Радима?

Альгидрас потер лицо ладонями и устало произнес:

– Я не знаю.

– Ты ничего не знаешь! – раздраженно буркнула я. – Зато урожай теперь поливать можешь.

Хванец убрал руки от лица и вновь посмотрел на меня с укором. «Да и плевать!»

– Зачем Миролюбу Святыня? – спросила я.

– А вот это ты тоже спросишь у него. Я не могу заглянуть ему в голову.

– То есть в мою можешь, а в его нет? – не удержалась я от шпильки.

– В твою тоже не могу. Просто чувствую то, что чувствуешь ты.

Я снова отвернулась к очагу, злясь на саму себя. «Он чувствует, а я нет. Разве это честно?»

– А Алвара ты чувствуешь? – спросила я.

Альгидрас молчал так долго, что я все же обернулась и наткнулась на внимательный взгляд.

– Зачем тебе?

– Интересно.

– Я могу его чувствовать, – медленно проговорил он.

– Тогда отчего ты не видишь, что он желает тебе добра?

– О! Узнаю Алвара! Только он умеет за одну беседу предстать душой нараспашку, полной смирения и самых добрых мыслей! Не верь ему!

«Святыня не может навевать чувства!» Кто-то из них врет или же ошибается…

– Меня ты чувствуешь, потому что нас связала Святыня. Я тебя, вероятно, потому же. Но при чем тут Алвар? Вы же не… – я запнулась, не зная, как закончить мысль.

Но Альгидрас понял.

– Нас тоже связала Святыня. В монастыре было несколько десятков братьев, но именно Алвар… – теперь уже запнулся хванец. – Это тоже связь. Только иная.

– Поясни!

– Не нужно это тебе! Достаточно запомнить, что Алвар опасен и ему нельзя верить.

Альгидрас смотрел мне в глаза раздражающе прямым взглядом, и я поняла, что он не ответит.

– Ладно. Вернемся к Деве. Допустим, Миролюб ее не переносил, но это могли сделать до него!

– Не могли. Есть кое-что еще. Помнишь, в Свири, когда меня посадили в клеть, я сказал, что не погибну?

Я медленно кивнула.

– Тогда я почувствовал Святыню впервые. Ее Силу и защиту. Сперва я разозлился. Думал, что Радим перехватил у кваров хванский Шар. Я ведь не помню весь путь до Свири. И я подумал, что весь этот год Шар был в Свири, а Радим ни словом не обмолвился. Но это был не Шар.

– Как ты понял?

– Святыни чувствуются по-разному. Тогда я решил, что просто забыл за год, как это. Да и после того обряда во мне было столько нового, чужого, что я не всегда одно от другого мог отличить. А когда ехали в Каменицу – я ведь в первый раз отъехал так далеко от Свири, – по пути я услышал Шар и понял, что в Свири чувствовал не его.

Я вновь подошла к столу и села напротив Альгидраса.

– Где ты услышал Шар?

– На середине пути. Он был западнее нас.

– Карты княжества у тебя, я так понимаю, нет и что там, западнее середины пути в Каменицу, ты понятия не имеешь?

Альгидрас улыбнулся и качнул головой:

– Карты вправду нет, но есть добрый люд. Там была Ждань, сгоревшая девятнадцать весен назад.

– А сейчас там что?

– Гиблое место, которое все обходят за мили окрест. Угадай почему?

– Потому что хванский Шар не та Святыня, которая хранит местный добрый люд? – приподняла бровь я.

Альгидрас снова мне улыбнулся, и я не смогла сдержать ответной улыбки, поймав себя на мысли, что пикироваться с ним по-доброму – это совсем не то, что спорить всерьез. Тут же вспомнились слова Алвара: «…злить его – отдельное удовольствие, но огорчать – это другое. Я не люблю его огорчать».

Альгидрас кашлянул, смущенный то ли моим пристальным взглядом, то ли перехваченными эмоциями. Я спрятала улыбку, разгладила подол на коленях и спросила:

– Ты поедешь с нами в Свирь?

Он коротко кивнул.

– Я еще хотела спросить, – начала я, но он меня перебил, разом напрягшись:

– Позже – у нас гости.

Громко хлопнула соседняя дверь. Я подождала несколько секунд, но к нам так никто и не постучал.

– Ты уверен? – спросила я.

Вместо ответа он пружинисто поднялся с места и, к моему удивлению, распахнул ставни на окне. В комнату тут же ворвался сырой воздух, и пламя в очаге заколебалось. Альгидрас же немного отошел от окна и встал перед ним, вглядываясь в темноту. Я некоторое время смотрела то на него, то на окно, и, когда уже совсем было решила, что он все-таки сошел с ума, в комнату бесшумно скользнули два человека.

 
Если позволить сомненьям закрасться в душу,
Если поверить во все, что тебе нашепчут,
Краше ли станет жизнь с этой правдой ненужной,
Той, что тяжелым камнем придавит плечи,
 
 
Той, что отравит самое светлое утро,
Той, что тебя отвернет ото всех, кто дорог?
Сможешь ли ты обменять свою веру на мудрость?
Что, если мудрость, как счастье, – всего лишь морок?
 

Глава 8

– Какая ранняя нынче осень, брат Альгар, – негромкий голос Алвара звучал, как всегда, до отвратительного жизнерадостно. – Или тут всегда так?

– Это моя вторая осень здесь. Не могу сказать, – негромко откликнулся Альгидрас и демонстративно уставился на спутника Алвара.

Я тоже не могла отвести от него взгляда. Это был довольно молодой мужчина невысокого роста. Левая половина его головы была обрита наголо, на второй половине волосы были заплетены в мелкие косички. Левая бровь тоже отсутствовала. Сам он был темноглаз, темноволос, и все это вместе выглядело слегка пугающе. Он, вероятно, принадлежал к касте воинов, потому что первое, что сделал, – окинул комнату цепким взглядом. На мне его взгляд едва задержался – кажется, Альгидрас интересовал его куда больше.

– Кто это? – так и не дождавшись хороших манер от Алвара, спросил Альгидрас.

– Это Вран – один из моих воинов.

Тот никак не отреагировал на свое имя, продолжая изучать хванца. Альгидрас наконец что-то медленно произнес на кварском. Вран ответил одним словом. Альгидрас в ответ склонил голову и прижал ладонь к сердцу. Вран кивнул.

– Ну, все? – нетерпеливо спросил Алвар. – Можно войти уже?

Хванец, который до этого стоял перед окном так, что двоим мужчинам оставалось чуть больше метра пространства, отошел в сторону. Алвар и Вран первым делом подошли к очагу и повторили ритуал, который я уже видела в исполнении Алвара: один за другим провели ладонью сквозь пламя, что-то шепнув. После этого Алвар обернулся ко мне и широко улыбнулся:

– Здравствуй, краса! Какой славный сегодня выдался день, правда?

– Неправда! – ответила я, раздраженная его паясничеством. – В доме князя был пожар!

– Я знаю, – склонил голову Алвар. – Но не пожар то был – поджог.

– Твоих рук дело? – с подозрением спросила я.

Он посмотрел на меня в упор и медленно произнес:

– Когда я говорю, что я не враг, краса, это означает, что я не причиняю вреда тем, кому это сказал. Я не враг княжичу.

– Потому-то ты выкрал и мучил его сына?

Старейшина Савойского монастыря несколько секунд смотрел очень серьезно, и я успела пожалеть о своих словах. Он не враг княжичу, но с чего я взяла, что не враг мне? Могу ли я надеяться на то, что Альгидрас меня защитит? Я покосилась на хванца. Тот в упор смотрел на Алвара, но пока ничего не предпринимал.

– Я его не мучил, – беспечно ответил Алвар, успевший принять свой привычный благодушно-насмешливый вид.

– Откуда ты знаешь, что это был поджог? – все-таки спросила я, не став развивать тему про мальчика. Очевидно, у нас были слишком разные понятия о благородстве и сострадании.

– Оттуда же, откуда мой дорогой Альгар знает, о чем шумит ветер, да, брат? – с этими словами он подошел к Альгидрасу и закинул руку тому на плечо.

Альгидрас взял Алвара за запястье и осторожно снял его руку. Алвар, впрочем, ничуть не стушевался, а, заметив размотавшуюся повязку хванца, бесцеремонно перехватил раненную им же самим ладонь и достал свободной рукой нож из-за пазухи. Ловко разрезав превратившуюся в лохмотья ткань, он развернул ладонь Альгидраса к огню, нахмурился, повертел и так и эдак и что-то коротко бросил Врану на кварском.

– У меня есть в сумке, – откликнулся Альгидрас.

Он высвободил руку и направился к своей сумке, оставленной у двери, и вскоре уже выставлял на стол один за другим деревянные туески с мазями. Открыв первый, Альгидрас понюхал содержимое и тут же отставил в сторону. Та же судьба постигла еще два туеска. Четвертый по счету он подвинул к Алвару.

Тот, проигнорировав туесок, взял по очереди первые три и, понюхав, отставил на край стола.

– Брат мой, неужели твои драгоценные руки поднялись на то, чтобы испортить эти чудо-бальзамы?

Альгидрас ничего не ответил.

– Твои снадобья испортили? – удивилась я.

– Еще по пути в Каменицу. Оттого я не мог предложить их Злате.

– Господи! – Я на миг прижала ладонь к губам. – А Добронега решила, что ты просто не хочешь помогать!

– Я знаю, – вздохнул Альгидрас. – Но как бы я ей сказал, что кто-то из воинов добавил в них песок, глину, а то и вовсе раздавленного слизня?

Я вспомнила, что Альгидрас и так был в положении подозреваемого с момента встречи с Алваром. Если бы он заикнулся о том, что кто-то рылся в его вещах и нарочно испортил лекарства, трудно представить, что бы там началось. А ведь на это, вероятно, и было рассчитано. Обычная провокация. Мне стало горько оттого, что Добронега заблуждалась. А еще я вспомнила ее слова о том, что если я должна кого-то забрать, то пусть это будет Олег, и мне стало обидней вдвойне.

Алвар меж тем зачерпнул мазь и ловко обработал жуткого вида ожог на ладони Альгидраса. Я поспешно отвела взгляд, потому что при виде ран мне всегда становилось не по себе. Вот и сейчас я старалась дышать глубоко, но заживляющая мазь пахла так резко, что становилось только хуже.

– Тебе плохо? – обеспокоенно спросил Альгидрас.

Я помотала головой и постаралась взять себя в руки. Объективно хуже всего сейчас было ему.

Тут в комнате раздался стук, и я, вздрогнув, бросила взгляд в сторону окна. Но оказалось, что Вран всего лишь прикрыл ставни. Присев на корточки под окном, он прислонился спиной к стене и закрыл глаза.

– Почему у него такая странная прическа? – прошептала я, чтобы отвлечься от мыслей об ожоге.

– Он носит траур, – пояснил Алвар, отрывая полосу чистой ткани от большого куска, раздобытого в сумке Альгидраса.

– По ком? – так же шепотом спросила я.

– По брату, – ответил Альгидрас.

Я посмотрела на него, и меня озарило:

– Ты об этом его спрашивал?

Тот ограничился кивком, а Алвар охотно пояснил:

– Если человек нашего народа носит траур, то всяк, встретивший его, должен непременно спросить по ком. Потому что тому, кто носит траур, это важно. И, встретив его вопросом, ты выражаешь свою… свое…

– Уважение, – подсказал Альгидрас.

– Уважение, – медленно повторил Алвар. – Как сложно говорить на этом языке, – снова пожаловался он и вдруг добавил без перехода: – Каждый сам решает, носить траур или нет. Если бы умер Альгар, я бы тоже обрил голову и завязал ритуальные косы.

Я едва не фыркнула, на миг представив Алвара в таком виде, а потом с удивлением поняла, что он не шутил, потому что, хотя на его губах и играла привычная улыбка, взгляд оставался предельно серьезным.

– А я не буду так делать, когда ты умрешь, – спокойно произнес Альгидрас, внимательно следя за тем, как руки Алвара ловко накладывают повязку.

Алвар завязал узелок на запястье Альгидраса, а потом хлопнул того по плечу и беспечно произнес:

– Я знаю, брат, знаю.

Когда же он отошел к очагу, на ходу вытирая руки старой повязкой Альгидраса, я поймала себя на мысли, что мне его жалко. Алвар что-то сказал огню, потом положил в очаг кусок ткани и остался стоять рядом, пока чадящие лохмотья не догорели. Мне очень хотелось понять, за что Альгидрас так зол на него. Стоила ли его обида того, чтобы причинять боль человеку, который пересек пять морей, просто чтобы быть рядом?

– Ну вот и все, – проговорил Алвар, оборачиваясь к нам, – в огне умирают все следы. Куда лучше, чем в земле или в воде. Вот и огонь в доме князя был погребальным.

На это заявление мы с Альгидрасом дружно повернулись к Алвару, который замер в паре шагов от очага и выглядел точно актер на подмостках. Рука, унизанная перстнями, резко рассекла воздух, пламя за его спиной на миг заметалось так, что грозило перекинуться на пол, однако стоило руке Алвара замереть, как оно тоже успокоилось. Альгидрас фыркнул, я нервно усмехнулась, признавая, что, каким бы позером ни был Алвар, выглядело это все равно эффектно.

Алвар улыбнулся и слегка поклонился в мою сторону. Вран что-то сказал, и Алвар поклонился и ему. На бледном лице воина мелькнула улыбка, а я подумала, что, похоже, люди Алвара любят его так же, как дружина Миролюба – своего предводителя.

– Почему погребальный? – подал голос Альгидрас, и я поняла, что его огненное шоу не впечатлило. Во всяком случае, с мысли не сбило, в отличие от меня.

– Потому что в княжестве тоже жгут погребальные костры. И не только для мертвых. В огне горит то, что не должно быть увиденным.

– Змея, – прошептала я.

Альгидрас резко повернулся ко мне.

– В моих покоях была змея. В кровати. Большая. Черная. Я закричала и выбежала из комнаты. В комнате осталась лампа. Но она была на столе – далеко от кровати. Я не могла ее зацепить, хотя все думают, что пожар устроила я. Ну, кроме Миролюба. Хотя, может, и он так же думает, просто не стал меня расстраивать, – сокрушенно закончила я.

– Кто первым увидел пожар? – спросил Альгидрас.

– Не знаю. Я бежала куда глаза глядят, пока не наткнулась на Миролюба. Он меня успокоил. Там было много людей. На мой крик, видимо, выбежали. А потом закричала еще одна женщина. Она увидела огонь. И тогда все побежали тушить. То есть сначала Миролюб побежал, а потом уже крикнул, чтобы воду несли, а сам стал пока огонь сбивать.

– Чем? – спросил Алвар.

– Чем-то вроде швабры или метлы. Я не рассмотрела.

– Что за женщина была с ним в комнате? Кто кричал? – уточнил Альгидрас.

– Я не видела. Я осталась в коридоре. В комнату вбегало много женщин, потом Миролюб всех за водой отправил. Я не стала путаться под ногами – я не знаю даже, где там воду взять.

Альгидрас смотрел на меня внимательно, Алвар тоже без привычной улыбки.

– Княжич видел змею? – спросил Альгидрас.

Я помотала головой:

– Он сказал, что, скорее всего, мне привиделось. Но потом сказал, что, возможно, она и была. Просто он не видел.

– Могла женщина кричать не оттого, что увидела огонь, а оттого, что увидела змею? – уточнил хванец.

– Наверное, – неуверенно произнесла я. – Но куда тогда делась змея?

– Огонь забрал змею, – подал голос Алвар.

– Ты сказал просто так или знаешь? – прищурился Альгидрас.

– Я никогда не говорю просто так, Альгар, – серьезно ответил Алвар. – Сегодня в доме князя огонь забрал тварь бессловесную. Это могли быть, конечно, и мышь, и кошка, и еще какой зверек. Но если краса видела змею, а потом в огне погибла тварь, то давай думать, что это была она.

В рассуждениях Алвара был смысл.

– Но кто тогда поджег кровать?

Алвар развел руками:

– Это мне неведомо.

Некоторое время мы молчали. Алвар остался стоять у очага, его спутник, кажется, дремал, во всяком случае глаза его были закрыты. Первым тишину нарушил Альгидрас, обратившись к Алвару на кварском.

– Я затем и пересек столько морей, брат, – ответил Алвар на словенском.

Я уже свыклась с его акцентом, почти так же, как с певучими нотками в речи Альгидраса.

– Ты понимаешь, что чужая Святыня тебя убьет? – жестко произнес Альгидрас.

Алвар в ответ снова улыбнулся.

– Смею надеяться, что боги будут добры ко мне, и ты станешь носить траур хотя бы на хванский манер, – негромко проговорил он.

– Алвар! – повысил голос Альгидрас. – Ты погибнешь!

– Ты забываешь, брат Альгар, – начал тот, приближаясь к нам, – что я не просто носитель Огня. Я – старейшина Савойского монастыря, и меня непросто убить, – закончил он, остановившись во главе стола.

– Ты не понимаешь, как это будет, – раздраженно проговорил Альгидрас. – Она не убьет тебя одним ударом – ты будешь медленно терять силы день за днем. Твоя Святыня за морями. Ты не сможешь!

На лице Алвара больше не было улыбки.

– Я здесь, Альгар. И я поеду с вами в Свирь.

Альгидрас начал что-то говорить на кварском, но Алвар перебил его:

– На словенском. Он не понимает, – легкий кивок в сторону неподвижно сидящего у стены воина.

– Ты не доверяешь своим людям? – усмехнулся Альгидрас.

– О нет, брат! Я верю им. Каждому из тех, кто ступил со мной на эту землю. Просто им незачем знать, что я иду к чужой Святыне.

– Но они же погибнут тоже! – произнесла я с ужасом.

– Они не пойдут с нами до конца. С полдороги я отправлю их на корабль.

– Ты уверен, что они уйдут без тебя? – усомнилась я.

– К тому времени они будут слабы. Они уйдут.

После этих слов повисла тишина. Я в оцепенении думала о том, что Алвар заведомо обрекает себя на смерть, и не могла понять, ради чего. Альгидрас сверлил Алвара злым взглядом, а я чувствовала, что он не просто злится, он в бешенстве от упрямства своего «брата». Почему? Настолько не доверяет, что боится отправляться с ним в путь, или же вправду беспокоится о его судьбе?

– Ответь, брат Сумиран знает, что ты здесь? – наконец нарушил тишину Альгидрас.

Алвар кивнул и попытался отойти, но Альгидрас поймал его за запястье, и я поняла, что он что-то почувствовал в Алваре. Алвар мягко, но настойчиво высвободил руку и отошел к очагу.

– Алвар!

– Что ты хочешь услышать от меня, брат Альгар? Что Сумиран отправил меня в помощь тебе? Что я должен был открыть тебе глаза на то, что тебе должно сделать?

– Просто скажи правду!

– Правду… правду… Почему всем так нужна правда? Скажи, краса, – повернулся он ко мне, – тебе нужна правда? Как много ты знала о себе, когда попала сюда с Изнанки? Верно, каждый твой день начинался с вопросов? Ты желала правды, и Святыня начала сыпать ее тебе точно зернышки. Одно здесь, другое там. Ты стала счастливей?

– Нет, – не задумываясь ответила я. – А еще я поняла, что никому здесь нельзя верить.

– Во-о-от! Видишь, брат Альгар, даже краса поняла, что правда мешает жить. До этого она могла верить.

– Ну почему же? Она и сейчас тебе верит. Не знаю, что уж ты там ей наплел, – в голосе Альгидраса прозвучал вызов.

– Правду, – театральным шепотом произнес Алвар и, приблизившись ко мне, вдруг спросил: – А желаешь еще правды?

Я не была уверена в том, что действительно желаю, но зачем-то кивнула.

– Ты ведь можешь видеть людей здесь, так?

– Не всех, – ответила я, понимая, о чем речь.

– Ты не видишь тех, кто не позволяет себя видеть. Как Альгар. Наш Альгар очень боится того, что ты можешь увидеть. Ему есть что от тебя скрывать, только тсс. Не надо, брат, – мягко обратился Алвар к Альгидрасу, и я увидела, как воин у стены подобрался, готовясь встать. – Причинять зло чужой стихии недопустимо. Тебе ли этого не знать? То, что прощу я, не простят мои воины. А я могу не успеть отдать приказ.

– Думаешь, твой воин сможет причинить мне вред? – прищурился Альгидрас.

– Не знаю. И не хочу проверять. Мне будет больно, если вред будет причинен любому из вас.

– Тогда просто отойди от нее, пора уже уходить.

– Нам некуда спешить сегодня, брат. Или ты все же решился?

Альгидрас почти ласково произнес что-то такое, от чего Алвар расхохотался, а Вран присвистнул.

– Сразу видно, что тебя растил старый разбойник. Бедные мои уши…

С этими словами Алвар протянул мне руку. Я настороженно замерла.

– Алвар, не нужно, – попросил Альгидрас.

– Я просто покажу ей себя. Не тебя, Альгар. Ты не можешь мне этого запретить.

– Не бери его за руку! – обратился ко мне Альгидрас, и был он при этом предельно серьезен.

– Я не причиню тебе вреда, краса, а Альгар не может указывать. Ты ведь не его женщина.

Последнее было сказано с тенью насмешки. Альгидрас отвернулся, зло выдохнув, и я решилась. Глубоко вдохнув, как перед погружением в воду, я коснулась ладони Алвара. Он сжал мою руку и… ничего не произошло. Я удивленно взглянула на наши руки, затем на напряженного Альгидраса и только потом на Алвара.

Тот смотрел без улыбки. Смотрел и ничего не делал – и вдруг меня начала затапливать тоска. Она будто туча затягивала мир, наползая и не давая возможности отступить. И рука об руку с ней плыл страх. Я сглотнула, пытаясь сфокусироваться на лице Алвара, и поняла, что оно расплывается: из моих глаз текли слезы. Мне было страшно, одиноко, горько, но, пропустив эти чувства сквозь себя, я вдруг почувствовала что-то еще: здесь были вера в правильность выбора, грусть, переплетенная с нежностью, ненависть, азарт и еще куча всего, чему я не могла подобрать название.

– Хватит! – Альгидрас вскочил и, перегнувшись через стол, ударил Алвара по плечу. Вран тут же оказался на ногах, но Алвар что-то спокойно сказал по-кварски – и тот замер.

Пальцы Алвара скользнули по моей щеке, утирая слезы. Он выпустил мою ладонь и сделал шаг назад. Тут же все прекратилось. Я смотрела на Алвара, смаргивая слезы, и пыталась осмыслить то, что произошло. Когда Альгидрас показывал свои чувства, они не были и вполовину так сильны.