Текст книги "Прядущая. И не прервется род"

– Вы чувствуете друг друга так всегда? – потрясенно спросила я.

– О нет, краса, – покачал головой Алвар. – Альгар закрыт так, что пробиться к нему можно, лишь когда он без сил или тяжело ранен.

– А ты? – Я повернулась к хмурому Альгидрасу. – Ты всегда чувствуешь его так? И после этого у тебя хватает сил его обижать?!

Альгидрас наморщил переносицу и произнес:

– Не верь всему, что видишь. Он показал тебе сейчас то, что хотел показать.

– То есть ты не испытываешь этих чувств? – повернулась я к Алвару.

Тот улыбнулся:

– Никто и ничто не может навеять чувства, краса, лишь показать.

Альгидрас раздраженно выдохнул, но ничего не добавил, а я встала и отошла к очагу, чтобы чуть успокоиться. Глядя в огонь и утирая слезы, я думала о том, что теперь не смогу относиться к Алвару предвзято. Не после того, что почувствовала.

– Ты увел разговор от Сумирана, Алвар. Это можно с ней, но не со мной. Зачем ты здесь?

Я обернулась. Алвар потер ладони, пожал плечами и признал:

– Но попытать удачу я мог.

Я потрясенно покачала головой. «Это все было разыграно специально? Чтобы увести разговор от неудобной темы?»

– Брат Сумиран отправил меня найти тебя, – меж тем произнес Алвар.

– Это я понял. Что ему нужно?

– Убить тебя, – беспечно пожал плечами Алвар, и я вздрогнула, разом осознав, что с Алваром один из его воинов, а я Альгидрасу не помощница.

Впрочем, сам Алвар пока ничего не предпринимал, продолжая спокойно стоять напротив Альгидраса. Их разделял стол, но вряд ли он выступит преградой. Альгидрас не казался обеспокоенным. Он даже не встал со скамьи. Вместо этого он вдумчиво поправил свою повязку, а потом поднял голову и спросил:

– Почему я еще жив?

– Потому что он отправил не того человека, брат, – усмехнулся Алвар. – Впрочем, довольно историй на сегодня. Вран!

Воин тут же подхватил с кровати сумку и перебросил ее Алвару. Тот вытащил из сумки штаны, рубаху, пару сапог и свернутый плащ.

– Одевайся, краса.

– Зачем? – нервно спросила я.

– Ты же за этим меня позвал, брат? – повернулся Алвар к Альгидрасу.

Тот нехотя кивнул.

– Одевайся, мы не станем смотреть. Хоть это будет и нелегко.

Альгидрас что-то пробормотал по-хвански, вызвав смех Алвара. Трое мужчин действительно отвернулись, а я начала неловко переодеваться в мужскую одежду. Она пахла травами и благовониями и была не только чистой, но и почти подходила мне по размеру. Когда я была готова, Алвар деловито поправил на мне плащ и распорядился:

– Капюшон на голову ниже надвинь.

Сам он отдал Альгидрасу расшитый плащ, явно принадлежавший ему самому, и, скептически оглядев повязку хванца, стащил перстни со своей левой руки.

– Правую скрыть не забудь. – Алвар положил на стол два массивных перстня.

– Он ритуальный, – шепотом произнес Альгидрас, указывая на перстень из черного металла с крупным камнем, похожим на янтарь.

– Коль ты за столько лет не умер в монастыре, перстень тебя не убьет, – успокоил Алвар.

– Я знаю, что не убьет, – с раздражением откликнулся Альгидрас. – Ты без него как?

– И меня не убьет то, что я проведу одну ночь без перстня. Растоплю очаг пожарче, – улыбнувшись, ответил Алвар и подал знак Врану.

Тот беззвучно открыл ставни и растаял во тьме за окном. Стоило воину исчезнуть, как Алвар повернулся к Альгидрасу и что-то проговорил. Выглядел он при этом непривычно серьезно. Хванец набрал в грудь воздуха, но Алвар добавил еще что-то – и тот медленно выдохнул, так ничего и не сказав, лишь покачав головой. В дверь тихо поскреблись, Алвар отодвинул засов, и в комнату проскользнул Вран.

– Пора, – произнес старейшина Савойского монастыря. – Пусть боги хранят вас.

Альгидрас быстро надел перстни и направился к двери, прихватив меня за локоть.

– Куда мы идем? – прошептала я.

– Молчи, пока не скажу, что можно говорить, – бросил он, а Алвар, выпуская нас, чуть сжал мою руку, а потом шепнул Альгидрасу:

– Не девку же ведешь, отпусти!

Дверь закрылась, заглушив тихий смех Алвара. Альгидрас выпустил мой локоть и уверенно зашагал по коридору. Я надвинула капюшон еще ниже и пошла за ним, стараясь не отставать и не сильно греметь сапогами, которые были мне немного велики.

 
Когда же ты стал таким не-чужим,
просочился под кожу?
Когда я всем сердцем глупым своим
поняла: ты жизни дороже?
Когда я забыла и гордость, и страх
и шагнула к краю?
Когда утонула в глазах, в словах,
Всю себя доверяя?
 
 
И как теперь быть, если призрачный мир
проступает узором?
Как разум и сердце свои сохранить
и разрушить морок?
Как не оступиться у края земли,
не сорваться в бездну?
Молчи… или лучше сейчас соври
и позволь мне воскреснуть.
 

Глава 9

Мы беспрепятственно вышли из харчевни, и Альгидрас уверенно повел меня по полутемным улицам. К моему удивлению, столица освещалась хуже, чем Свирь. Я понятия не имела, куда мы идем, разрешения говорить мне еще не давали, поэтому я молчала, пытаясь отогнать мысли о ночном сброде, который мог напасть на нас из любой оставленной позади подворотни. Это Алвар шел по темноте с настоящим воином. Альгидрас же уверенно шагал рядом с бесполезной мной. У меня даже оружия не было.

Но то ли столица была безопасна, то ли Альгидрас выбирал такие маршруты, однако до городских ворот мы дошли без приключений. Впрочем, возможно, нам банально повезло. Оставалось надеяться, что везение продлится достаточно долго.

Воины у стены не обратили на нас ровным счетом никакого внимания. Может быть, потому что досматривали двоих мужчин, которые входили в город. А может, им в принципе не было дела до тех, кто покидает городские стены. Мы вышли через небольшую дверь в воротах, и, стоило двери закрыться, отрезая нас от света факелов, как вокруг стало настолько темно, что я больше не видела вообще ничего, даже идущего чуть впереди Альгидраса. Я остановилась как вкопанная и попыталась свистнуть, но предсказуемо не получилось, однако хванец каким-то образом услышал и тут же возник передо мной колыхнувшейся тьмой. Вздрогнув, я прошипела:

– Хватит пугать.

Вместо ответа он взял меня за руку и повел за собой. Мы довольно скоро свернули с утоптанной дороги на неровную тропинку. Хорошо, что на мне были сапоги, а не привычные кожаные башмачки, потому что, задев ладонью высокую траву, росшую по бокам тропки, я поняла, что она мокрая то ли от росы, то ли от вчерашнего ливня. Спустя какое-то время мы достигли леса, и мое сердце понеслось вскачь, стоило только представить, что может таиться в чаще. Попытка успокоиться результата не принесла – меня начало трясти. Во-первых, потому, что мне вправду было страшно, а во-вторых, ночь выдалась ветреной и промозглой, студеный воздух пробирался под одежду, заставляя ежиться. Интересно, когда они составляли этот хитрый план, хоть один из них учел, что я здесь не родилась и как минимум не привыкла к ночным переходам по лесу? Сколько нам так идти?

Когда мы отошли на достаточное, по мнению Альгидраса, расстояние, он остановился и вполголоса разрешил:

– Спрашивай.

Я нервно усмехнулась, поняв, что у меня снова миллион вопросов и я традиционно понятия не имею, с какого именно начать, поэтому спросила о насущном:

– Куда мы идем?

– В безопасное место.

«Понятно. Рассказывать он не собирается».

– Далеко еще?

– Нет.

Я вновь поежилась от холода и пробормотала:

– Страшно.

– Здесь никого нет. Не бойся.

– Мы ночью в лесу! – воскликнула я. – Если для тебя это привычно, то мне страшно.

– Я не позволю никому причинить тебе вред.

В этой фразе прозвучало столько уверенности, что мне не оставалось ничего иного, как молча кивнуть, хотя он вряд ли мог это видеть.

Альгидрас крепко сжал мою руку и потянул за собой.

– Миролюб знает, что ты меня увел? – вполголоса спросила я, когда устала напряженно прислушиваться к звукам леса.

– Алвар ему передаст.

– Так ты доверяешь Алвару или нет? Ты уж определись.

– В этом – да.

– Ты такой прекрасный собеседник. С ума сойти!

Хванец остановился и, вероятно, обернулся ко мне – в темноте я не увидела.

– Не злись. Я доверился Алвару сейчас, потому что мне больше некому довериться. Со мной тебе ничего не грозит, и княжич узнает обо всем утром.

– Ты не доверяешь Миролюбу? – быстро спросила я.

– Я не доверяю никому, если есть выбор.

– Разбойник, воспитавший тебя, похоже, был параноиком. И тебя таким сделал.

Он наверняка не знал слово «параноик», но уточнять не стал, молча повел меня за руку по неразличимой во тьме тропинке.

По моим ощущениям, наш путь продолжался вечность. Но шедший впереди Альгидрас не выпускал мою ладонь и заботливо отводил ветки от моего лица, и я, как бы сильно ни сердилась, в сущности, не так уж и возражала, чтобы эта вечность никогда не заканчивалась. Вскоре послышалось журчание воды.

– Здесь река? – спросила я, некстати подумав о кварах.

– Ручей. Севернее он впадает в Кмень.

– А Кмень – это?..

– Река, на которой стоит Каменица.

– Так вот почему Каменица! А я все думала, почему такое странное название у деревянного города.

– В твоем мире города не деревянные, да?

– Столицы уж точно. Деревянные дома есть в деревнях, поселках. В маленьких городах тоже. Но в больших городах они скорее исключение.

– Здесь из камня не строят. На севере – да. Но там ветра и холод.

– Савойский монастырь на севере?

– Да.

– По Алвару не скажешь, что он из холодных краев.

– Алвар живет с Огнем. Холод ему и братьям не помеха.

– Его люди ведь тоже носители Огня? – спросила я.

Альгидрас вздохнул, и некоторое время мы шли молча, а потом он наконец заговорил:

– Мне сложно объяснить то, чего я и сам не понимаю. Хваны проходят обряд посвящения в пятнадцать весен. Но даже тогда мы не несем в себе Силу. Ею управляет лишь Жрец. С Огнем иное. Все дети, живущие в монастыре, несут Огонь. Кроме хванов, приезжающих в учение, и раньше – кваров.

– Они такими рождаются?

– Верно, да. Либо же над ними проводится обряд в момент рождения или вскоре после. Не знаю. В Алваре, думаю, соединились Огонь от рождения с обрядом, потому что столько Силы, сколько в нем еще отроком было, у десятка взрослых братьев разом не сыщешь.

– Ты сказал, что до тебя стихией хванов управлял лишь жрец. А как ты почувствовал, что в тебе стихия?

– После обряда, в пятнадцать весен, я впервые почувствовал стихию. Это как… что-то внутри тебя. Ты зорче видишь, и слух становится острее. Любой шорох теперь различим. И всё. А когда квары ввели меня в обряд… Сначала я… просто видел гибель родичей, умирал с каждым из них, а потом Священный шар засветился, и в меня хлынул поток Силы. Не только чужой, от Девы, но и знакомой, от хванского жреца.

Я вспомнила, как в своем сне видела тело седовласого мужчины, пронзенного копьем на ступенях храма. Альгидрас же продолжил ровным тоном:

– А по пути в Свирь я, как оправился, понял, что слышу ветер. Сперва думал, что рассудком повредился. Но, видно, Силе хванов просто некуда было деться после смерти жреца, и она вся перешла ко мне. Я и не пользовался ей. Разве что когда из лука стрелял.

Выходит, в состязании с Бориславом на берегу Стремны он жульничал.

Тем временем мы вышли на небольшую полянку. В едва пробивавшемся сквозь облака лунном свете можно было различить очертания небольшой постройки. Альгидрас без колебаний направился к ней. Я не могла похвастаться его уверенностью – в доме мог быть кто угодно: от диких зверей до разбойников. Но, вероятно, Альгидрас вправду знал, о чем шепчет ветер, иначе не шел бы сейчас так, будто он здесь хозяин.

Дверь отворилась, негромко скрипнув, но в тишине этот звук был оглушительным. Я вздрогнула. Альгидрас пробормотал что-то по-хвански.

– Что ты говоришь? – нервно спросила я.

– Алвара бы сюда, с его светом. Осторожно, здесь полка.

– Как ты ее видишь? – удивилась я, пригнувшись.

– Я… не вижу – чувствую.

Я подумала, что это все же полезное умение – чувствовать воздух и любое изменение в нем. Да и вообще здорово иметь вот такие – сверхъестественные – способности.

– А ты умеешь летать? – спросила я, вспомнив фэнтези, в котором люди, связанные со стихией Воздуха, непременно могли летать.

Альгидрас открыл еще одну дверь и, коснувшись ладонью моего затылка, пригнул мне голову. Дверной проем был таким низким, что пришлось согнуться едва ли не пополам. Альгидрас выпустил мою ладонь, и я тут же схватила край его плаща, чтобы не потеряться в кромешной тьме. Пошуршав чем-то в темноте, хванец наконец зажег масляную лампу. Пахнуло горящим маслом и какими-то травами, перебив запах сырости и гнилых досок. Я огляделась по сторонам.

Мы находились в небольшой комнатке, почти половину которой занимала печь. Напротив печи располагалась широкая лавка, в дальнем углу стояла лавка поуже, а рядом с ней ютился стол. Пространство за печью терялось во тьме, но, судя по тому, что оно было наполовину отгорожено занавеской, вероятно, там была хозяйская кровать.

– Интересно, чей это дом?

– Помощницы Смерти, – тут же откликнулся Альгидрас, и я вздрогнула, не сразу поняв, что произнесла последнюю фразу вслух.

Как бы я ни убеждала себя в том, что лишена предрассудков, узнав, что это дом Помощницы Смерти, почувствовала себя весьма неуютно.

– Не нужно ее бояться. Она такой же человек, как и иные, – правильно оценил мое замешательство Альгидрас.

– Но в Свири все боялись.

– Потому что видели ее лишь тогда, когда она приходила забирать жизни. А если бы зашли к ней в любой другой день, то поняли бы, что она так же прядет, как и их женщины, поет те же песни и так же топит печь.

Пока я размышляла над его словами, Альгидрас сбросил плащ на скамью, низко поклонился печи и пробормотал что-то на словенском. После этого он открыл заслонку и принялся разводить огонь. Я стояла напротив и не знала, что делать мне. Наконец, умаявшись от сомнений, я тоже низко поклонилась печи, понимая, что она – хозяйка в любом доме и что в этом мире принято ее приветствовать и благодарить. И странное дело: кланяясь, я ничуть не чувствовала себя глупо. Может, оттого, что даже Миролюб не гнушался этого обычая.

Когда пламя в печи разгорелось, Альгидрас повернулся ко мне и бодро произнес:

– Сейчас здесь тепло будет. И нет. Летать я не умею. Я же не птица. Алвар тоже не умеет светиться в темноте сам по себе.

Я усмехнулась:

– Жалко. А я надеялась.

Альгидрас фыркнул в ответ.

– А где сама Помощница Смерти? – спросила я, кутаясь в плащ.

– Ушла, верно, но сюда всякий может войти и переночевать. Так издавна повелось.

– Но ведь люди боятся. Разве кто-то сам сюда придет?

– Ночью беспомощным в лесу может оказаться лишь тот, кто и так наполовину мертв. Тот, кто жив и в силе, разведет костер и переночует у него.

– А зимой?

– И зимой. Да и Каменица рядом. Там полно постоялых дворов. И вдоль дороги они стоят.

– То есть любой может сюда прийти, но никто не станет?

Он кивнул.

– Странные вы здесь, – не удержалась я и неожиданно для самой себя спросила: – А ты вправду не стал бы носить траур по Алвару?

Альгидрас отвернулся от меня, зачем-то задернул занавеску у печи, отгораживая хозяйскую кровать, и пожал плечами.

– Что у вас произошло? За что ты так зол на него?

Альгидрас наконец повернулся ко мне, но вместо ответа произнес:

– Ты будешь спать вот здесь, на лавке. Плащи сейчас просохнут и согреются – застелешь и укроешься.

– Ты так и не ответил.

Он вздохнул и раздраженно сморщил переносицу.

– Речи Алвара льются как мед и так же сладки. Но он не тот, кому можно верить.

– Но почему?

– Потому что я думал, будто был его другом, много лет назад. Мы проводили вместе все дни. Мне казалось, мы дышать по отдельности не могли. Харим умер, и у меня не осталось никого в монастыре. А Алвар… он сперва смотрел так, что я усидеть не мог… Злил меня этим жутко. А после драки той он как брат мне стал. Мы ведь не только письмена разбирали. Мы еще и сбегали за дикими яблоками, так что обоим потом плетей всыпали. И ночью на крышу лазали звезды смотреть. Я однажды едва не разбился – он меня чудом втащил обратно. И в подземелье мы пробрались как-то. Страшно подумать, что было бы, найди нас там кто. А потом оказалось, что все это… – Альгидрас неловко взмахнул рукой и отвернулся, замолчав.

– Что?

– Что он это делал, чтобы понять, сколь много я узнал о письменах. А когда понял, что вызнал все, отдал меня брату Сумирану. Я едва оправился после того наказания. Он ко мне приходил со сладостями, но я ему сказал, что он может с ними сделать. А он, вместо того чтобы повиниться и объяснить, ушел и с той поры никогда больше не смотрел в мою сторону. Даже в трапезной. Хотя раньше, когда мы еще не дружили, у меня аж затылок дымился от его взгляда. Пальцев на руках не хватит сосчитать, сколько раз я жалел, что сумел выйти от лекаря после наказания. Он разом все сломал. Потому в дружбу Алвара верить нельзя. Если он добр к тебе, значит, ему что-то нужно.

Альгидрас замолчал и начал что-то активно переставлять на полочках у стены, открывая горшки и заглядывая внутрь. При этом движения его были непривычно резкими. Я уже жалела, что задала вопрос, но все же не могла оставить это просто так.

– Но его чувства – те, что он показал… Он ведь не может их навеять, так? Он же не Святыня, – нервно усмехнулась я.

– Навеять не может, – негромко согласился Альгидрас, с преувеличенным интересом изучая содержимое очередного горшка, – но может показать ту часть, которая заставит тебя думать, что он лучше, чем есть на самом деле.

– А ты никогда не думал, что его могли заставить? Что у него была причина вести себя так? Я не про дружбу, а после… Ведь он тоже был ребенком! Сколько ему было?

– Он не был ребенком! Он старше меня на пять весен. Ему было столько, сколько мне сейчас.

– Но все равно ведь могло быть что-то…

Альгидрас повернулся ко мне так резко, что я дернулась, а пламя в стоявшей рядом со мной лампе дрогнуло и едва не погасло. Я подхватила лампу и переставила со скамьи на стол, сделав вид, что ничуть не испугалась его движения.

– Давай мы не будем говорить об Алваре? – ровным голосом проговорил Альгидрас.

– Хорошо, – покладисто согласилась я. – Последний вопрос: почему ты позвал его, если не веришь? И зачем мы ушли из трактира?

– Потому что, что бы между нами ни произошло, мы – братья. И есть вещи, которые один посвященный не может не сделать, если другой просит. Я попросил защиты у него как у хранителя Огня. Это ритуальная просьба. Он не может отказать и навредить.

– Как ты это сделал? Ты знал, где он остановился?

– Нет, я позвал его.

– И он услышал? Издалека?

– Алвар очень сильный.

– Это я заметила, – усмехнулась я, вспоминая его забавы с огнем.

Альгидрас фыркнул:

– Его Сила не в том, что огонь танцует по его воле. Он может слышать и чувствовать, а еще дотла спалить все княжество, даже находясь вдали от своей Святыни.

Приблизительно так я и думала, но услышать подтверждение своим догадкам было немного жутковато.

– Значит, лучше быть ему другом, а не врагом, – нервно усмехнулась я.

– Мы опять говорим об Алваре, – с укоризной произнес Альгидрас, отойдя наконец от полок и прислонившись спиной к печи.

– Мы можем поговорить о том, почему мы ушли из трактира.

– Потому что я верю, что змея была. Значит, кто-то в доме князя хотел твоей смерти. Этот кто-то может знать о любимом убежище княжича. Если бы к нам ночью пришли, вышло бы… нехорошо. Мне бы пришлось убить этих людей, и это привлекло бы к нам лишнее внимание. К нам и к княжичу.

– Понятно, – протянула я, отстраненно отмечая, что слова Альгидраса о том, что он убил бы любого пришедшего к нам ночью, не звучат бахвальством. И после всего увиденного мной за последние дни я понимала: он действительно на это способен.

Мысль была неприятной, впрочем, далеко не новой. Я ведь уже видела, насколько опасным он может выглядеть, несмотря на свои смешные девятнадцать. Посмотрев на Альгидраса, я задала вопрос, который время от времени всплывал в сознании, отравляя мои чувства к нему:

– Я могу тебе доверять?

Хванец скрестил руки на груди, и я усмехнулась, разом вспомнив, что так делают люди, которые что-то скрывают.

– Я не причиню тебе вред и сделаю все, чтобы помешать другим его причинить.

– Почему?

– Потому что я тебе обещал.

– Это единственная причина?

– Потому что ты попросила о помощи.

Я закрыла глаза, чувствуя, как душу затапливает горечь. Он возится со мной из жалости, потому что я слаба и бесполезна в этом мире, потому что уцепилась за него как за соломинку и переложила на его плечи свои страхи и проблемы. Он чувствует себя виноватым в смерти родичей и просто не может пройти мимо еще одного страдающего существа, даже не попытавшись ему помочь. Это, безусловно, говорило о благородстве Альгидраса, но я-то хотела отнюдь не жалости. Я хотела быть нужной сама по себе.

Мне вдруг стало невыносимо находиться с ним в одной комнате. На глаза навернулись слезы. После пережитого сегодня стресса это было ожидаемо, но я все равно почувствовала себя ничтожеством, когда, не удержавшись, всхлипнула. Зажмурившись еще сильнее, я отвернулась и принялась вытирать лицо. Мне не хотелось выглядеть такой жалкой. Хотелось, чтобы, когда я исчезну из этого мира, он вспоминал меня сильной. Впрочем… не было во мне никакой силы. Я ведь вправду была жалкой и слабой.

Я почувствовала, что он подошел вплотную, за секунду до того, как моей щеки коснулись теплые пальцы.

– Не плачь, – раздалось над моей головой. – Все пройдет. Никто тебя больше не обидит.

От этой нелепой фразы я зарыдала еще сильнее. «Не от страха я плачу, дурак ты эдакий!» – хотелось крикнуть мне, но я только оттолкнула его руку и отодвинулась, насколько позволяла лавка.

Альгидрас вздохнул и отошел. Успокоилась я довольно быстро, а когда наконец повернулась, увидела, что он стоит перед печью спиной ко мне. Я некоторое время разглядывала его силуэт на фоне огня и думала, что мне очень хотелось бы сохранить память о нем. Если мне было суждено погибнуть здесь, я хотела бы помнить о нем до последнего вздоха. Мне была дорога эта нелепая, навеянная и такая неуместная любовь. Она сейчас казалась единственным, что имело смысл в этом мире.

– У нас есть вода? – проскрипела я, и он, резко развернувшись, суетливо кинулся к брошенной у порога сумке.

Я тут же вспомнила, что его выбивают из колеи женские слезы, и улыбнулась. Смешной он все-таки. Выпив воды из протянутой фляги, я бодро произнесла:

– Значит, завтра мы едем в Свирь?

Альгидрас кивнул, внимательно глядя мне в глаза.

– Нас ждут какие-то неожиданности по пути?

Он на миг замялся, потом пожал плечами и тут же произнес:

– Нет. Путь будет легким.

– А врать ты все-таки не умеешь, – усмехнулась я, отмечая про себя, что не чувствую его эмоций вообще.

Вот о чем говорил Алвар. Он не дает себя чувствовать, потому что ему есть что скрывать. Впрочем, мне уже было на это наплевать. Я еду в Свирь. Там Радим, там… Я задохнулась от внезапного осознания.

– Мы едем в Свирь. Значит, я снова начну… плохо себя чувствовать? – спросила я, в последний момент заменив готовое сорваться с языка «умирать».

Альгидрас нахмурился и закусил губу.

– Не бери в голову, – произнесла я, – ты ведь в этом не виноват. Это все ваша Дева. Интересно, что ей от меня нужно? Никакой особо важной информации я тебе не сообщила. И от чувств, навеянных ею, тоже проку никакого. По-моему, только головная боль тебе. Странная она все-таки. Мне казалось, что Святыня должна иметь конкретную цель. А чего хочет эта, вообще непонятно. Правда?

Я тараторила, чтобы как-то заглушить чувство страха и безысходности, и наблюдала за тем, как Альгидрас, нахмурившись, убирает флягу в сумку, кладет на стол нож и какой-то сверток, относит сумку к двери. Я надеялась лишь на то, что он не заметит, как меня трясет. Вероятно, надеялась напрасно, потому что он хмурился все сильнее.

– Ладно. Забудь, – наконец махнула рукой я. – Знаю, что ты обещал найти способ избавить меня от этого, но ты ведь не… чудесник. Кажется, так в Свири говорят?

Я улыбнулась преувеличенно бодро и поднялась на ноги:

– Давай уже спать!

Сказав это, я поняла, что не испытываю никакой неловкости и трепета оттого, что мы собираемся ночевать вдвоем. Ведь наверняка он не будет спать со мной.

– Передай нож! – попросил Альгидрас, что-то делая у печи.

Подхватив со стола оставленный хванцем клинок, я рассеянно протянула его рукоятью вперед. Мне показалось, что рука Альгидраса дрогнула, принимая оружие. Впрочем, мне просто могло померещиться из-за игры света на перстне Алвара. К тому же я решила, что довольно ловить его реакции и угадывать мысли. Глупости все это! Дева, любовь… Ерунда! Скоро все закончится. Для меня точно.

Я так старательно прокручивала эти мысли в голове, что оказалась совершенно не готовой к тому, что произошло через секунду. Альгидрас перехватил мое запястье здоровой рукой и, шагнув вперед, поцеловал меня в губы.

Первое, что пришло мне в голову, – это какая-то шутка. Вторая мысль наскочила на первую: какого черта он творит? Третья мысль о том, что мне нужно его оттолкнуть, наткнулась, как на стену, на четвертую: если я его оттолкну, все прекратится и никогда… никогда больше…

Моя рука метнулась к его плечу в попытке то ли оттолкнуть, то ли удержать, а его ладони скользнули по моей спине и прижали меня к его груди с такой силой, что стало трудно дышать. В затуманенном мозгу заполошно бились мысли, наскакивая друг на друга и сшибаясь, как волны в шторм, ровно до того момента, как я решилась ответить на его поцелуй. А потом я пропала и в голове не осталось ни одной связной мысли, только где-то на краю сознания мелькнуло понимание, что ничего я в своей жизни не знала о поцелуях.

Мой плащ соскользнул с плеч, и я даже не удивилась тому, как Альгидрасу удалось его развязать. Видно, он все-таки чудесник, который может все: даже вот так, одним махом разрушить все барьеры, смести мысли о жалкости и бесполезности. Разве могла я быть ненужной и бесполезной, когда его дыхание сбивалось и рука, касавшаяся моей щеки, ощутимо дрожала? А еще за плотно закрытыми веками я чувствовала отблески света от печи и лампы. И оттого казалось, что я только что смотрела на солнце.

Одежда скользила по покрывшейся мурашками коже, обнажая что-то гораздо большее, чем просто тело. И я наконец осознала, что не то что оказалась в этом мире – я родилась для Альгидраса. И самым важным в эту минуту для меня было стать его частью. Это было нужнее, чем дышать, чем жить! Если бы я могла мыслить связно, я бы, вероятно, испугалась такой всеобъемлющей любви и самоотдачи. Но думать я не могла: в моей груди жарко пульсировал целый мир, ставший вдруг объемным и пугающе огромным, заставляя меня чувствовать себя одновременно маленькой песчинкой и бесконечной Вселенной. И когда я думала, что сильнее чувствовать уже не смогу, Альгидрас, случайно ли или намеренно, снял свои проклятые щиты – и меня унесло лавиной наших общих эмоций. Последним, что уловило мое сознание, был шепот Альгидраса на хванском, и я в который раз подумала, насколько прекрасен и певуч этот язык.

Я проснулась, чувствуя под собой жесткую поверхность вместо мягкой пуховой перины. Шея затекла от неудобного положения, но стоило мне чуть пошевелиться, как я вспомнила, где нахожусь и что случилось. Я распахнула глаза и встретилась с пристальным взглядом Альгидраса. Чуть сдвинувшись, я сползла с его плеча и принялась лихорадочно придумывать, что сказать. Мысль о шквале неконтролируемых эмоций, который мне довелось пережить, заставила покраснеть. Альгидрас это заметил. Не мог не заметить, однако он как ни в чем не бывало произнес:

– Доброе утро! Не замерзла?

Покосившись на его плащ, который нас укрывал, я помотала головой и пробормотала:

– Доброе.

– Просыпайся, я принесу воды.

С этими словами он одним плавным движением соскользнул с лавки, и только тут я заметила, что у него влажные волосы и, что отдельно меня удивило, сам он в штанах.

– Ты куда-то ходил утром?

Рука, потянувшаяся за висящей у печки рубахой, замерла на полпути, но тут же продолжила свое движение.

– Гулял, – ответил Альгидрас, не оборачиваясь, предоставив мне возможность рассмотреть его напряженную спину, испещренную безобразными рубцами, оставленными кнутом. Рубаха скользнула по спине, скрыв следы.

– Шрамы останутся насовсем?

– Какие? – не понял Альгидрас.

– На спине.

Он обернулся ко мне и чуть пожал плечами:

– Шрамы всегда остаются.

На теле… и на душе. Меня вдруг накрыло ощущением неправильности произошедшего. Я должна была оттолкнуть, я должна была остановить это! Альгидрас, точно почувствовав мои сомнения, улыбнулся и, приблизившись, провел ладонью по моим волосам:

– Вставай, нам скоро в путь.

Не успела я даже рта раскрыть, как он коротко поцеловал меня в макушку и выскользнул за дверь, а я осталась терзаться угрызениями совести. Да, Миролюб не подтвердил свое намерение жениться, но я не имела права допускать случившееся.

Сев на лавку, я обхватила голову руками. Вероятно, мне не было бы сейчас так неуютно, если бы Альгидрас был рядом. Если бы он обнял, дал понять, что я нужна. Впрочем, откуда мне знать, как мужчины ведут себя здесь в подобных ситуациях? Может, этот короткий поцелуй и то, что он дождался моего пробуждения, – это уже верх демонстрации серьезных чувств?.. В памяти всплыло то, как он смотрел, как шептал что-то на хванском между поцелуями, и меня вдруг накрыло осознанием неизбежности произошедшего. Этого не могло не случиться. Слишком сильно я любила этого мальчишку. В Святыне ли было дело? Или же я сама умудрилась влипнуть в то, во что никогда, в сущности, не верила? И вот теперь в моей душе, несмотря на все условности, появилось понимание правильности того, что было между нами.

Я оглядела неприветливую комнату, содрогнувшись от мысли, что была здесь одна, пока Альгидрас гулял. Впрочем, рассиживаться и жалеть себя времени не было, посему, ежась от холода, я выбралась из-под плаща и принялась облачаться в нелепые мужские одежды, заботливо сложенные на соседней лавке. Альгидрас вернулся быстро. В руках он держал флягу со студеной водой и глиняную плошку, полную лесных ягод. Ягоды были незнакомыми, но, когда он с улыбкой протянул мне миску, я с готовностью приняла ее и отправила кисло-сладкую ягодку в рот. И тут же скривилась, заставив Альгидраса снова улыбнуться. Я взяла вторую ягоду и мстительно поднесла к его рту. Он послушно разжал губы и осторожно ухватил угощение. К моему огорчению, он не скривился, а снова улыбнулся. В его улыбке было что-то новое, заставлявшее мое сердце то замирать, то трепыхаться в груди глупой пташкой.

Когда с завтраком было покончено, я поинтересовалась, можно ли умыться в ручье, стараясь не думать о том, насколько холодная в нем вода. Альгидрас кивнул, и я вышла на улицу; он же задержался прибрать после нас, чтобы вернувшаяся хозяйка не осталась в обиде. Пока хванец колдовал в доме, я вдыхала полной грудью свежесть утреннего леса, думая о том, что наше пребывание в этом неуютном месте обернулось полной неожиданностью, особенно для меня. Но я была слишком счастлива, чтобы об этом сожалеть. И мне очень хотелось верить, что он тоже счастлив и не сожалеет о произошедшем. К моему огорчению, сегодня его эмоции были вновь закрыты на пудовые замки, и мне оставалось лишь перехватывать его осторожные взгляды и легкие улыбки.