Текст книги "Прядущая. И не прервется род"

Я посмотрела на Алвара, который терпеливо ждал моего ответа.

– Я сама себя обидела, когда решила, что нужна ему больше, чем ваша каменная кукла.

Алвар нахмурился и отвернулся к очагу, явно не зная, что ответить на мои слова. Какое-то время он просто стоял, а потом присел на корточки и протянул ладони к пламени. Оно тут же скользнуло по его пальцам.

– Тебе совсем не горячо? – не выдержала я.

– Горячо, – откликнулся он, лаская огонь. – Горячо и… – он добавил что-то по-кварски, подумал и с запинкой произнес: – Нужно. Это как жажда, которую не утолить.

– Тебе плохо без твоей Святыни?

– Я вижу ее во сне каждую ночь. Она зовет меня. Это почти невыносимо. И я ценю каждый миг, когда могу коснуться ее хотя бы так. Здесь холодно, краса, а я очень не люблю холод.

Я собиралась спросить, как же он прожил столько лет на севере, но Алвар пружинисто поднялся на ноги и объявил:

– Пора спать.

– Где ты будешь спать?

Он с улыбкой скинул плащ и расстелил его рядом с очагом.

– Я не буду спать, краса. Я буду беречь твой сон.

Я покачала головой и забралась в постель, не раздеваясь, лишь скинув сапоги, справедливо решив, что он большой мальчик и сам разберется. Ожидала, что не сомкну глаз всю ночь, но провалилась в сон, едва моя голова коснулась набитой соломой подушки.

 
Чьим-то мечтам не суждено сбыться, –
Меч и стрела злую поют песню.
Знаком судьбы юные метя лица,
Не знает пощады скорой беды вестник.
 
 
В мире ином, верно, их ждет слава,
Кто разминулся со смертью, в нее верит…
Чтобы когда о том шелестят травы,
Боль усмирять в груди от тяжкой потери,
 
 
Чтобы наутро сердце опять билось,
Чтобы не дрогнул меч, покидая ножны.
Лучшая битва – та, какой не случилось.
Все это знают, но мир изменить невозможно.
 

Глава 11

Разбудил меня петушиный крик. Сквозь приоткрытые ставни в комнату врывался ветер, пламя в очаге еле теплилось, а Алвара уже не было. В первый миг меня окатило волной ужаса. А что, если они уехали, бросив меня здесь одну? Я села на постели и лихорадочно огляделась по сторонам. Что мне делать? Я ведь одна здесь не выживу. Несколько месяцев в этом мире среди людей, окруживших меня заботой, ясно показали, что без этой самой заботы я просто погибну. Я ничего не умела делать. Господи, да я даже еду приготовить себе здесь не смогу! И в служанки меня не возьмут. Разве что ублажать заезжих гостей. От этой мысли меня едва не стошнило.

Я вскочила с кровати и только тут заметила, что на сундуке стоят таз и кувшин для умывания. Мое сердце бешено колотилось все то время, что я умывалась и приводила себя в порядок. Выйдя из комнаты, я наткнулась на Горислава, который сидел на полу у противоположной стены и развлекался тем, что крутил в пальцах небольшой кинжал.

– О! Проснулась! А мне велено было тебя не будить. Но притом надобно пораньше выехать. Вот и кукарекаю тут потихоньку.

– Так это ты кукарекал? – не поверила я.

Вместо ответа Горислав повторил на бис. Получилось у него удивительно похоже.

– Ты, верно, тут всех перебудил?

– Свои все и так на ногах, – пожал плечами Горислав, – а другие ничего не скажут. Кто же поспорит с отрядом, в котором каждый при мече? – оскалился он.

Я прижала к себе плащ и сумку и лишь покачала головой. В логике ему не откажешь. Чего не скажешь о человеколюбии.

Горислав поднялся и кивком указал мне направление. Мы спустились по лестнице и оказались в трапезной. За окнами серел рассвет, поэтому здесь горели факелы. Было душно и дымно.

Мужчины расположились за большим столом. Несмотря на то что их было много, в помещении оказалось неожиданно тихо. Если кто за едой и разговаривал, то делал это вполголоса.

Один из воинов вскинул голову при нашем появлении, и сидевший спиной к лестнице Миролюб тут же обернулся и встал нам навстречу. После дежурных расспросов о том, как спалось и все ли в порядке, он пригласил меня за стол.

Есть мне в такую рань, признаться, не хотелось, но я понимала, что следующая возможность может выдаться нескоро, поэтому послушно присела на лавку рядом с Миролюбом и приняла протянутую им лепешку, смазанную салом, перетертым с травами. Горислав уселся напротив меня и, не обращая ни на кого внимания, принялся за еду. Я оглядела сидевших за столом и едва не поперхнулась, встретившись взглядом с Альгидрасом. Тот сидел рядом с Алваром и крутил в руках глиняную кружку. Пришлось поспешно перевести взгляд на Алвара, потому что мой желудок подпрыгнул к горлу, а мне все же хотелось хотя бы попытаться поесть. Алвар улыбнулся и скорчил какую-то малопонятную гримасу. Я лишь покачала головой и уставилась в свою кружку, из которой пахло травами и медом. Скорее бы в Свирь.

То, что что-то происходит, я заметила, стоило нам выйти во двор. Не было привычных шуток и перебранок среди воинов. Все молча и сосредоточенно проверяли упряжь, сумки, оружие. Словно чего-то ждали. Миролюб, подсадивший меня в повозку, тоже был непривычно сосредоточен, и я побоялась задавать вопросы. Отряд выехал с постоялого двора в гробовом молчании. В утренней тишине казалось, что гулкий стук колес по попадавшимся камням да позвякивание кольчуг воинов разносились далеко вокруг.

Общее настроение передалось и мне, и если сперва я еще намеревалась познакомиться со своим возницей, чтобы можно было перекинуться хотя бы парой слов с живым человеком, то в итоге не решилась его отвлекать.

Вскоре окончательно рассвело, и стало понятно, что день выдался погожий. На небе не было ни облачка, а влажная после ночи листва блестела на солнце особенно ярко. Казалось бы, смотри и наслаждайся, однако настроение моих спутников к этому совсем не располагало. Рядом с повозкой ехал Горислав, и я то и дело поглядывала на него сквозь приоткрытый полог. Несколько раз он чувствовал мой взгляд и смотрел в ответ вопросительно, но мимолетно. Было ясно, что он полностью сосредоточен на дороге. Даже оборачиваясь ко мне, он сперва скользил внимательным взглядом по деревьям, росшим чуть в стороне от дороги, и лишь потом смотрел на меня. От этого мне тоже было не по себе.

Однако ближе к полудню я поняла, что устала бояться. От ожидания неизвестно чего я сидела сжавшись в комок, и у меня затекли шея и спина. Хотелось выйти и размяться, но повозка продолжала свое размеренное движение. Мне было неловко оттого, что мое неумение ездить верхом явно задерживало наш отряд, но изменить я ничего не могла. Нет, можно было, конечно, попробовать ехать верхом, но, во-первых, мне никто не предлагал, а во-вторых, я сомневалась, что эта затея увенчалась бы успехом.

В очередной раз сменив позу, я с ностальгией вспомнила просторную повозку Радима и хотела было попросить у Миролюба хотя бы десятиминутную остановку, как вдруг в отряде началось какое-то движение. И хотя все происходило спокойно и без суеты, сердце отчего-то замерло. Горислав придержал коня, и его обогнал один из воинов Алвара, пристроившийся теперь рядом с повозкой. Слева тоже произошли какие-то перемещения, и, отдернув второй полог, я поняла, что с этой стороны повозка тоже охраняется двумя воинами. Сразу вспомнилось нелепое Гориславово «все как один головы сложим», и мне стало не по себе. Я попыталась высунуться, чтобы посмотреть, что происходит вокруг, но ехавший теперь чуть позади Горислав негромко произнес:

– Назад. Пологи задерни и ляг.

И прозвучало это так, что я даже не подумала ослушаться. Поспешно задернув оба полога, я свернулась клубком, чувствуя, как сердце понеслось вскачь. «Ничего не случится! Все будет хорошо», – убеждала я себя. Миролюб знал, что делал, когда выбирал этот путь. К тому же с нами столько воинов!

Зажмурившись до кругов перед глазами, я напряженно вслушивалась в то, что происходило снаружи. Вроде бы ничего не изменилось, за исключением того, что воины перестали переговариваться. Я открыла глаза, но пологи были сшиты из нескольких слоев плотной ткани, потому я могла лишь угадывать силуэты и то не была уверена, что это не мое воображение. Через какое-то время стало ощутимо темнее. Скорее всего, дорога свернула в лес. Мы поехали еще медленнее, точно крадучись. Это продолжалось целую вечность. И вот, когда я уже готова была расслабиться и подумать, что, вероятно, Горислав просто перестраховался, раздался какой-то шум, свистнул кнут, заржали кони и повозка дернулась вперед. Теперь она неслась, подскакивая на корнях и ухабах, и меня подбрасывало так, что пришлось ухватиться обеими руками за борт. Тревожное ржание лошадей смешивалось с отрывистыми командами Миролюба. Внезапно особенно громко заржал один из пары коней, привязанных сзади. Повозку дернуло и словно застопорило. В ту же секунду две стрелы, одна за другой, пропороли задний полог и остались торчать в плотной ткани. Еще одна воткнулась в перекрестье каркаса, перерубив веревку, державшую полог, – и тот соскользнул вниз, точно спущенный парус. Тут же надо мной свистнуло сразу несколько стрел. Впереди глухо вскрикнул возница.

Не до конца осознав происходящее, я попробовала привстать и оглядеться. Открывшаяся моему взору картина заставила застыть. Дорога действительно шла через лес, и по ней нас нагоняли всадники. Одна из двух привязанных к повозке лошадей, упав, застопорила наше движение. Воинов Миролюба рядом не было. Я бросилась на пол повозки и, свернувшись клубком, крепко зажмурилась, повторяя: «Мамочки-мамочки-мамочки…» Собственный шепот показался мне ужасно громким, и я зажала рот ладонью. В голове было пусто. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем повозка покачнулась, когда на облучок кто-то запрыгнул. Я тут же вспомнила, как вскрикнул возница. Он так серьезно ранен, что не может больше править?

Рядом вдруг очутился Горислав и, крикнув мне «Не поднимай голову!», одним взмахом перерубил поводья упавшей лошади.

– Гони! – заорал он и хлопнул испуганно рвущегося прочь второго коня по крупу.

Лошади рванули вперед, и меня снова замотало из стороны в сторону. Преследователи больше в нас, кажется, не стреляли. Теперь воины Миролюба попарно отставали, выпускали по стреле и тут же вновь обгоняли повозку. Им на смену спешили следующие. Понять, достигают ли их стрелы цели, было невозможно. Я вспомнила о волшебной меткости Альгидраса, но его среди отстреливавшихся воинов не было.

Лежа на дне повозки, я смотрела на то, как мимо, четко следуя командам Миролюба, проносятся стрелки, и думала почему-то о том, что они очень молоды. В моем времени такие ходят в институты, на дискотеки… Если бы было можно, я бы растянула этот момент неизвестности до бесконечности, потому что, стоило подумать о вероятном финале этой погони, как грудь сдавливало так, что не получалось нормально вдохнуть.

Вдруг мы остановились. Мужчины впереди что-то кричали. Я слышала, как Миролюб отдает команды. Остатки полога слева отлетели в сторону едва ли не вместе с креплением. Я испуганно вскинула голову, но это оказался Горислав.

– Руку давай! – приказал он, и я послушно ухватилась за протянутую ладонь. Его рука была горячей. Выдернув меня из повозки, он бросил: – Стой здесь. – И кинулся отвязывать оставшегося в живых коня.

Я старалась не думать о том, что мне предстоит скакать верхом. Вместо этого я огляделась, пытаясь понять, что произошло, и тут же увидела поваленную ель. Было ясно, что она повалена специально. Крона скользнула в четко расчищенную для нее просеку на противоположной стороне дороги. Перегородивший путь ствол не представлял для всадников большого препятствия, но повозка дальше двигаться не могла. Часть нашего отряда уже была на другой стороне. Альгидрас и четверо воинов Миролюба, находившихся по эту сторону от ствола, целились из луков в наших преследователей. Миролюб напряженно застыл рядом. Не успела я порадоваться тому, что с ними все хорошо, как взгляд зацепился за безжизненно свисавшую с облучка руку возницы, имени которого я так и не спросила. Я зажала себе рот и услышала чье-то ругательство. Горислав наконец отвязал лошадь, но его ладонь была в крови.

– Падет, – коротко бросил он.

Миролюб кивнул и привстал в стременах, точно собираясь спешиться. Крики погони слышались все ближе.

– Не дури, княжич, – откликнулся Альгидрас и протянул мне руку: – Давай сюда.

– Шестеро! – скомандовал Миролюб, опускаясь в седло, и его конь красивым прыжком перемахнул через поваленное дерево.

Один из воинов, находившийся с той стороны, что-то сказал товарищам, сжал бока своего коня коленями и миг спустя уже разворачивал его у брошенной повозки, одновременно вытаскивая лук. Миролюб оставил их здесь прикрывать наш отход? Шестерых против целого отряда? Он оставил их… умирать? Я в ужасе смотрела на дружинника, сосредоточенно целившегося из лука. Это был тот самый курносый воин, который расспрашивал Альгидраса о Прядущих. Совсем мальчишка.

– Ну же! – поторопил меня Альгидрас.

На ватных ногах я шагнула к нему, не в силах отвести взгляда от оставшихся на смерть людей. Боковым зрением увидела, что Горислав оттолкнул ладонь Альгидраса:

– Не дури, хванец. Двоих не унесет.

Я непонимающе обернулась к нему, и он тут же схватил меня за локоть. Не успела я опомниться, как уже сидела на его коне. Сам Горислав потащил коня к поваленному дереву, приказав:

– Держись что есть мочи.

Я протестующе замотала головой, но без толку. Пришлось зажмуриться и вцепиться в седло изо всех сил.

– Пригнись! – услышала я крик Альгидраса, и огромный зверь подо мной взмыл в воздух.

Я почувствовала, как стукнулось о дерево одно из его копыт, нас занесло, но приземлились мы удачно. Открыв глаза, я увидела, как Горислав, успевший перемахнуть через ствол вслед за нами, что-то быстро шепчет коню в ухо. Это все заняло лишь нескольких секунд, но мне показалось вечностью. Как в замедленной съемке я наблюдала, как он целует лошадиную морду, потом поднимает на меня взгляд и выдыхает:

– Пошел.

Его глаза кажутся в этот миг бездонными, и в них – вечность.

Я хотела крикнуть, что не хочу так, но конь с ржанием рванулся с места – и мне пришлось вцепиться в жесткую гриву, чтобы не свалиться на землю. Я все же изловчилась оглянуться на Горислава. Он скинул с плеча лук и, в свою очередь, оглянулся на Миролюба. Мне показалось, что я уже видела этот взгляд раньше. Миг – и Горислав отвернулся, уперся коленом в поваленный ствол и поднял лук.

Конь Горислава сделал еще один неожиданный прыжок, и я снова едва не свалилась на землю.

Следующие несколько минут показались мне каким-то сюрреалистическим кошмаром. Рискуя оказаться на земле в любую секунду, я изо всех сил держалась за конскую гриву и прижималась лицом к остро пахнувшей лошадиной шее. Грива была жесткой, а сам конь – горячим и пугающим. Наверное, только это и спасало меня от того, чтобы не скатиться в истерику при мысли об оставшихся за спиной людях. Мое тело звенело от напряжения, а рук я уже просто не чувствовала и понимала, что мое падение лишь вопрос времени. Я не могла не то что управлять этой скачкой, даже поднять голову, чтобы понять, кто мчится рядом со мной и точно ли Миролюб с Альгидрасом не остались там, у проклятого дерева.

И все же даже грохот крови в ушах, даже топот коней и свист ветра не заглушили звуки битвы, начавшейся у оставленной далеко позади повозки. Звон мечей, яростные крики и осознание, что там гибнут люди, заставили меня до крови закусить губу. Как бы мне хотелось верить, что все это дурной сон, кошмар, который растает с наступлением утра! Вдруг конь Горислава неистово заржал и вскинул голову. Я не успела увернуться и почувствовала сильный удар в нос, от которого перед глазами заплясали круги. Конь подо мной вскинулся, и я сперва подумала, что он ранен, но спустя миг мой затуманенный болью мозг осознал, что огромное животное встает на дыбы. Никакая сила не могла бы сейчас удержать меня в седле. Мои ноги не доставали до стремян, настроенных под рост Горислава, и я почувствовала, что соскальзываю с седла, заваливаясь на бок.

– Отпусти руки! – услышала я крик Альгидраса и, хоть понимала, что выполнение этого приказа равносильно самоубийству, разжала пальцы, отчасти потому, что просто не могла больше держаться.

Кто-то с силой рванул меня за плечо, потом больно перехватил под ребрами и дернул на себя. Спустя миг я была перекинута через седло.

– Всё! Всё! – услышала я голос Альгидраса.

– Цела? – крикнул Миролюб.

Я принялась неловко барахтаться, и Альгидрас пришел мне на помощь. После короткой возни он усадил меня перед собой. Лошадь под нами нетерпеливо гарцевала. Оглянувшись, я увидела, что конь Горислава уносится прочь, туда, где слышались звуки битвы.

– Кровь, хванец!

Миролюб с трудом сдерживал коня рядом с нами. Остатки его отряда кружили неподалеку. Люди Алвара немного оторвались, но тоже остановились в ожидании.

Я не поняла, почему Альгидрас настойчиво пытается развернуть мое лицо к себе.

– Пусти, – попыталась я оттолкнуть его руку.

Вышло это гнусаво, и только тут я поняла, что из носа что-то течет. На конскую гриву капала кровь.

Алвар неожиданно свистнул. Я попыталась утереть бегущую кровь сперва ладонью, потом рукавом. Альгидрас, отклонившись в седле, старался оценить ущерб. Алвар свистнул еще раз, и Альгидрас больно провел по моему лицу своим рукавом и тут же крепко прижал к себе. Он тронул коня коленями – и тот рванул вперед, почти сразу перейдя в галоп.

В ушах у меня по-прежнему набатом грохотала кровь, но даже сквозь этот шум я слышала сорванное дыхание Альгидраса. Я зажмурилась, вцепившись в седло, понимая, что от меня теперь ничего не зависит и нужно просто не мешать.

Вдруг позади раздался пронзительный свист, приглушенный расстоянием.

– Не успели! – воскликнул Миролюб.

Альгидрас крикнул: «Хей!», понукая лошадь, и мы понеслись еще быстрее.

Я открыла было глаза, но тут же опять зажмурилась, потому что мир вокруг показался одним смазанным пятном, отчего меня тут же начало укачивать. Я глубоко вдохнула, и только тогда до меня дошел смысл сказанного Миролюбом.

Все шестеро… погибли? И последний подал знак? Господи! Как же можно быть такими? Сначала остаться на смерть, а потом еще до последнего помнить, что нужно предупредить тех, кто оставил тебя умирать. Я сглотнула текшую из носа кровь и поняла, что не представляю, как теперь быть, зная, что кто-то только что умер ради того, чтобы я смогла прожить чуть дольше. Перед глазами встало лицо Горислава. Всего несколько часов назад он сидел на полу, играл с кинжалом и беспечно кукарекал, не давая спать всему постоялому двору.

Дорога снова свернула, и я открыла глаза.

– После леса на развилке держите на восток, – крикнул Миролюб.

– А ты?

Я почувствовала, что Альгидрас повернулся к скакавшему слева княжичу.

– Шестеро! – вместо ответа скомандовал Миролюб, и последние из его людей осадили коней.

Альгидрас тоже натянул поводья, прижав меня к себе. Алвар и его люди последовали нашему примеру.

– Не дури, княжич! – тяжело дыша, произнес Альгидрас.

Сколько раз я за сегодня уже слышала эту фразу?

– Теряете время! – отрезал Миролюб, обнажая меч.

Его люди разворачивали коней и снимали с плеч луки, проверяли, легко ли выходят из ножен мечи. Разгоряченные скачкой кони не стояли на месте: гарцевали, кружились, вскидывали головы. И весь этот обреченный на смерть отряд выглядел сейчас таким живым, что отвести взгляд от него было невозможно. Поэтому я смотрела во все глаза на их сосредоточенные лица. Дружина Миролюба вправду была молодой. Вряд ли кому-то из них было больше двадцати пяти. Они дышали, жили, смеялись, наверное, кого-то любили… Как и сам Миролюб. Я перевела взгляд на княжича, который развернул коня в сторону преследователей. Он что, тоже остается? Но я не хотела жить такой ценой! Я…

– Миролюб, – вдруг подал голос ближайший к княжичу воин, – о земле своей подумай.

– Поучи меня еще! – огрызнулся Миролюб, крутанув кистью, отчего его меч описал в воздухе дугу.

– Ну, тогда хоть о невесте, – поддержал второй и, бросив на меня взгляд, нахмурился: – У нее кровь вон.

Я утерла нос и подумала, что у них тоже сейчас будет кровь.

– Хванец, скачи! – Миролюб повернулся в нашу сторону, взглянув на Альгидраса. На меня он не смотрел.

– Княжич, пластина не спасет. Не теперь!

– До того спасала! А нет, так двум смертям не бывать. Радиму скажешь, что…

– Сам все Радиму скажешь!

– Скачи, я сказал!

Я впервые слышала, чтобы Миролюб повышал на кого-то голос. Однако резкий окрик не произвел на Альгидраса никакого впечатления. Я почувствовала, как он пожимает плечами:

– Примем бой все.

Тут Миролюб перевел взгляд на меня, потом на Альгидраса и зло спросил:

– Ты в уме?

– Я – да. А вот ты дал клятву вернуть ее брату. И забыл о том.

Княжич со злостью вернул меч в ножны и развернул коня. Его воины смотрели вопросительно.

– Шестеро! – выкрикнул Миролюб и первым рванул с места.

Алвар что-то скомандовал по-кварски – и часть его воинов сорвалась с места вслед за Миролюбом, а оставшиеся несколько человек принялись снимать со спин оружие. Альгидрас пустил коня в галоп, и я зажмурилась. Перед мысленным взором стояло безмятежное лицо Врана, прилаживавшего стрелу в арбалет. Они ведь даже не поймут друг друга. Воины Алвара не говорили на словенском, и все же им предстояло умереть сейчас бок о бок с людьми Миролюба, на чужой земле, ради непонятной им цели.

Мне хотелось завыть похлеще Серого. Но я не могла позволить себе истерики. Не сейчас. Хотя бы из уважения к людям, которые гибли сегодня за меня.