Текст книги "Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в."

Глава 1
Предпосылки и нормативно-правовое регулирование системы научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в.

1.1. Предпосылки системы подготовки и аттестации научно-богословских кадров в России

Очевидная потребность в установлении ученых степеней в России возникла с учреждением в 1724–1725 гг. центра развития науки – Академии наук и художеств и университета при ней[51]51
  Академия наук и художеств в России учреждена по распоряжению императора Петра I указом Правительствующего Сената от 28 января – 8 февраля 1724 г. Основанием послужил проект Положения об учреждении Академии наук и художеств, рассмотренный Сенатом 22 января 1724 г. Официальное открытие Академии состоялось уже после кончины Петра, 27 декабря 1725 г. Занятия в академическом университете начались с января 1726 г.


[Закрыть]. Создание при академии университета для подготовки новых научных кадров – российских («натуральных») ученых – подразумевало возможность оценивать уровень их подготовки, или проводить их аттестацию. Действительно, планы дать университету особую привилегию – присваивать своим выпускникам «градусы академиков» – были[52]52
  См.: Копелевич Ю. Х. Возникновение научных академий. Л., 1974. С. 188.


[Закрыть]. Однако эта мысль Петра I тогда осталась неосуществленной. При учреждении академии точного Устава составлено так и не было: академия жила по проекту «Положения об учреждении Академии наук и художеств», который представлял собой краткую записку с указаниями на соотношение академии и университета и на обязанности членов Академии[53]53
  Проект Положения об учреждении Академии наук и художеств, рассмотренного Сенатом 22 января 1724 г. СПб., 1725.


[Закрыть]. Первое упоминание о праве возводить лучших студентов академического университета в магистры появилось в первом Уставе Академии наук и художеств 1747 г.[54]54
  Уставом, или Регламентом, 1747 г., утвержденным императрицей Елизаветой Петровной 24 июля, Академии наук и художеств даровался статус Императорской, усиливалась самостоятельность университета относительно академии, и университету предоставлялись особые права.


[Закрыть]

Еще более настойчиво потребность ввести систему аттестации научных кадров обнаружилась в 1755 г. при образовании Московского университета, положившего начало российской университетской системе. Хотя институт научной аттестации как таковой еще долго не был сформирован и присуждение ученых степеней носило эпизодический характер, сама идея присуждения ученых степеней постепенно адаптировалась в русской науке. При этом система научной аттестации начинала рассматриваться не только как действенное, но и как неизбежное средство формирования национальной научной элиты[55]55
  См.: Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. 9. М.; Л., 1955. С. 538–539; Там же. Т. 10. М.; Л., 1957. С. 19–20 и др.


[Закрыть].

Процесс формирования университетской системы научной аттестации, то есть постепенного введения ученых степеней («градусов») в учебную и научную деятельность преподавателей и студентов, был долгим и непростым[56]56
  См.: Иванов. Ученые степени. С. 16–35; Петров. Формирование системы университетского образования. Т. 1. С. 114–121.


[Закрыть]. Одной из главных проблем было долгое отсутствие нормативно-правовой базы научной аттестации. Поэтому инициатива исходила от самих корпораций, члены которых были знакомы с научной аттестацией, действующей в странах Западной Европы, а некоторые из них были и сами обладателями ученых степеней европейских университетов и академий. Уже в конце 1760‑х гг. были отдельные случаи присуждения ученых степеней разного ранга: докторов, магистров, бакалавров. Палитра специальностей, имевших право на получение ученой степени, была естественна для университетов, как европейских, так и Московского: философия, медицина, юриспруденция. При этом начальные степени были привилегией философского факультета, как базового, для себя самого и для других факультетов. Первые доктор ские степени были медицинскими[57]57
  А. И. Иванов выделяет первое упоминание о желании корпорации Московского университета присудить степень доктора медицины – в конце 1760‑х гг. – и первое реальное присуждение – в 1784 г. (см.: Иванов. Ученые степени. С. 26–30).


[Закрыть]. В конце 1760‑х гг. появляется ученая степень «магистра философии и свободных наук» и низшая степень, присуждаемая лучшим выпускникам университета, «бакалавра философии»[58]58
  См.: Иванов. Ученые степени. С. 30–34.


[Закрыть]. Первым официальным документом, подтвердившим право Московского университета возводить в ученое докторское достоинство, был указ Екатерины II 1791 г. «О предоставлении Московскому университету права давать докторскую степень обучавшимся в оном врачебным наукам»[59]59
  Указ от 29 сентября 1791 г. «О предоставлении Московскому университету права давать докторскую степень обучавшимся в оном врачебным наукам» // 1 ПСЗ. Т. XXIII. № 16988.


[Закрыть]. Таким образом, постепенно складывалась трехступенчатая научная аттестация – бакалавр, магистр, доктор, – хотя системой эти одиночные присуждения степеней назвать нельзя. Единых требований и регламента для присуждения этих степеней не было. Единственным более или менее устойчивым требованием для магистерской степени являлась диссертация и ее публичная защита перед Конференцией университета. Видимо, такие же пожелания высказывались и по отношению к докторским степеням[60]60
  См.: Иванов. Ученые степени. С. 33; Петров. Формирование системы университетского образования. Т. 1. С. 119.


[Закрыть].

Но, как уже было отмечено, богословие в России имело особое положение. В итоге обсуждения вопроса о включении богословия в универсум развиваемых или изучаемых наук и в 1724 г., и в 1755 г. принималось решение: развивать, но оставив богословскую науку и богословское образование в сфере духовного ведомства, то есть под управлением высшего церковного управления – Святейшего Синода[61]61
  См. об этом подробнее: Сухова Н. Ю. Богословские науки в российских университетах – традиция и перспективы // Сухова. Вертоград наук. С. 328–330.


[Закрыть]. При этом правительство не дистанцировалось от поддержки этого развития. Напротив, именно от государственной власти в XVIII в. исходили наиболее значимые предложения по систематизации духовного образования, определенная материальная поддержка. Однако развитие богословия предполагало конфессиональные ориентиры, что невозможно было реализовать при международном и межконфессиональном составе первых корпораций Академии наук и Московского университета[62]62
  См.: Пекарский П. П. История Императорской Академии наук в Петербурге. Т. 2. СПб., 1873. С. 577; Толстой Д. А. Академический Университет в XVIII в., по рукописным документам Архива Академии наук. СПб., 1885.


[Закрыть]. Ситуация синодальной эпохи – тесная связь Русской Православной Церкви и государства – гарантировала единство научно-образовательного пространства, и к принципиальным сложностям такое разделение привести было не должно.

Святейший Синод естественным образом связывал решение научно-богословского вопроса с развитием духовных школ. Само понятие «духовной школы» как учебного заведения, имеющего целевое назначение подготовки духовенства, формируется в России в начале XVIII в. Старые школы, учрежденные до этого времени, были школами обще образовательными, хотя именно богословие венчало последовательную чреду классов и составляло ученое устремление познающего. В частности, именно такими учебными заведениями были Киевская и Московская академии, учрежденные в XVII в. и получившие статус академий в 17 01 г.[63]63
  Высочайший указ от 26 сентября 1701 г. Киевская школа вела свое начало с 1615 г., в 1632–1633 гг. была преобразована в коллегию по примеру польских католических коллегий. Московская школа была основана в 1685 г.


[Закрыть]

Киевская академия, представлявшая, по словам ее историка иеромонаха Макария (Булгакова), «средоточие всей духовной учености» XVII – начала XVIII в.[64]64
  См.: Макарий (Булгаков), иером. История Киевской Духовной Академии. СПб., 1843. С. 12.


[Закрыть], могла представить на аттестационный суд ряд сочинений, хотя и не бесспорных, но претендующих на научное значение. Тем не менее, вопрос о какой-либо последовательно действующей системе научной аттестации не вставал. Единственное до начала XIX в. присуждение ученой богословской степени в недрах Русской Православной Церкви, о котором сохранились сведения, состоялось на Киевском Соборе 1640 г.: степень доктора богословия была присуждена соборным решением архимандриту Исайе Трофимовичу Козловскому[65]65
  См.: Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Т. VI. М., 1996. С. 560; Ср.: Евгений (Болховитинов), митр. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-Российской Церкви. М., 1995. С. 261–262.; Он же. Описание Киево-Софийского собора. Киев, 1825. С. 176; Пекарский П. П. Представители киевской учености в XVII в. // Отечественные записки. 1862. III. № 2. С. 218. Митрополит Макарий обращает внимание на то, что архимандрит Сильвестр (Коссов) (впоследствии митрополит Киевский) еще в 1635 г. в предисловии к своему Патерику Печерскому (Paterikon, abo Zywoty ss. ojcòw Рiесzаrskich. К., 1635 (польск.) назвал архимандрита Исайю «доктором богословия» (см.: Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Т. VI. М., 1996. С. 498, 560).


[Закрыть]. Мнения исследователей расходятся в вопросе: присуждение степени было оценкой конкретного сочинения или же общей богословской деятельности докторанта. Речь идет о знаменитом «Православном исповедании Кафолической и Апостольской Церкви Восточной», в авторстве которого подозревали архимандрита Исайю. Но традиция научно-богословской аттестации не была продолжена, и о какой-либо системе говорить в этом случае не приходится.

Некоторые русские богословы имели ученые богословские и философские степени, но получены они были в заграничных университетах, при особых оказиях. Таковые случаи исчислялись единицами.

Так, например, в 1698 г. получил ученую степень доктора философии и богословия при окончании коллегии святителя Афанасия в Риме архимандрит Палладий (Роговский), бывший питомец школы братьев Лихудов[66]66
  См.: Палладий Роговский, первый русский доктор // Сын Отечества. 1840. Т. 4. С. 548–628; Никольский М. Русские выходцы из заграничных школ в ХVII столетии // ПО. 1861. № 2. С. 162–172; Евгений (Болховитинов), митр. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина. СПб., 1827. Т. II. С. 949; Смирнов С., прот. Десять поучений первого русского доктора богословия, игумена Палладия (Роговского) [Предисловие] // ПТСО. 1883. Ч. XXXII. Кн. 1. С. 269–276.


[Закрыть]. Степень была получена в униатском коллегиуме, однако полученные знания были использованы на благо Русской Православной Церкви: после покаяния и присоединения к православию архимандрит Палладий был назначен ректором московской Славяно-Греко-Латинской школы. Сама московская Славяно-Греко-Латинская академия прямой задачи формирования научных кадров перед собой не ставила, хотя и имела с самого своего учреждения вполне обоснованные научные претензии. Первые учителя – братья Лихуды – внесли свой вклад и в практику богословских полемик, и в их теоретическое обоснование, но до специальных научно-богословских занятий студентов дело так и не дошло[67]67
  См.: Смирнов С. К. История Московской Славяно-греко-латинской академии. М., 1855; Сменцовский М. Братья Лихуды. СПб., 1899.


[Закрыть]. Их преемники ставили перед собой преимущественно образовательные задачи, поэтому разработка системы их аттестации не стала актуальным вопросом.

В XVIII в. государственная и церковная власти постарались стимулировать развитие духовного образования. В 1721 г. решение этой задачи было заявлено в качестве одного из основных направлений деятельности как епархиальных архиереев, так и нового высшего церковного управления – Духовной коллегии (Святейшего Синода)[68]68
  В Духовном регламенте новый – коллегиальный – орган высшего управления Русской Православной Церкви был назван Духовной коллегией, по примеру светских коллегий, уже учрежденных к тому времени в России. Так же этот орган назван в учредительном манифесте императора Петра I 25 января 1721 г. Однако на первом собрании коллегии 14 февраля того же года она была преобразована в Святейший Синод.


[Закрыть]. При этом Духовный регламент – основополагающий документ синодальной эпохи – представлял наряду с архиерейской школой епархиального уровня более высокий и научный вариант – академию[69]69
  См.: Духовный регламент. СПб., 1721. Ч. 2: Домы училищные и в них учители и ученики, тако ж и церковные проповедники.


[Закрыть]. В Духовном регламен те указывается, что преподавателям академии необходимо повышать уровень знаний и углублять понимание преподаваемого богословия. Для этого рекомендовалось чтение источников, ученых книг, выработка самостоятельного взгляда на богословские вопросы, основанного на Священном Писании и Предании[70]70
  См.: Духовный регламент. СПб., 1721. Ч. 2: Домы училищные и в них учители и ученики, тако ж и церковные проповедники. § 7–8.


[Закрыть]. Однако ничего конкретного о научных занятиях ее преподавателей и выпускников в документе не говорилось: «ученость» и «остроумие» учителей предполагаемой академии представлялось как некоторая данность[71]71
  См.: Там же. § 3–4.


[Закрыть]. Разумеется, не было речи и об аттестации их научных успехов: единственным показателем уровня «учености», достигнутой выпускниками, было «свидетельство» от академии и от Духовной коллегии.

Еще менее можно было говорить о научном развитии богословия применительно к реальным духовным школам, учреждаемым епархиальными архиереями в первые «синодальные» десятилетия. С самого начала они имели главной задачей подготовку образованных ставленников на священнические места, а насущные проблемы, связанные с этой подготовкой, не позволяли даже ставить вопрос о развитии богословской науки. С развитием, с одной стороны, духовных школ в епархиях, с другой стороны, светской образовательной системы и академии постепенно превратились в такие же церковно-епархиальные учреждения, может быть с несколько более высоким уровнем образования. Разумеется, подготовка преподавателей для духовных школ – а эта задача скоро стала заявляться как самостоятельная – подразумевала некоторую оценку «учености» выпускников и их пригодности к преподаванию. Но этот вопрос для каждой духовной школы решал епархиальный архиерей, присматриваясь к студентам старших классов, иногда советуясь с ректором[72]72
  См.: Знаменский П. В. Духовные школы в России до 1808 г.


[Закрыть]. О выработке каких-либо объективных критериев на уровне конкретной духовной школы и тем более их обобщении и распространении на российское духовное образование в целом речь не шла. Поэтому вопрос о специальной подготовке научно-богословских кадров и их аттестации в духовной школе не вставал.

Но вне духовной школы богословие развиваться не могло. Академия наук и художеств, как указывалось выше, не имела в своем составе богословия. Московский университет включал богословие, но не ставил перед его преподавателями научных задач. Не существовало никаких иных научно-исследовательских институтов, занимающихся богословскими проблемами. Поэтому духовная школа являлась единственным учреждением, с которым можно было связывать надежды на научное развитие богословия. И, конечно, со временем именно в духовной школе должен был встать вопрос о стимулировании научной деятельности и констатации научных успехов, то есть о введении ученых богословских степеней. Во второй половине XVIII в., в 1760‑1790‑е гг., церковные и государственные власти неоднократно пытались усовершенствовать систему духовного образования, в частности создать собственно высшую богословскую школу со своими особыми задачами. Предлагались разные проекты, из которых можно выделить два основных направления: либо Духовный университет, включавший в свой состав все науки, «духовному чину потребные»[73]73
  Проект Духовного университета (на базе Московской академии), составленный архиепископами Гавриилом (Петровым) и Иннокентием (Нечаевым) и иеромонахом Платоном (Левшиным) в 1766 г.; проект университета с одним богословским и двумя-тремя гуманитарными факультетами (на базе Киевской академии) в докладе гетмана К. Г. Разумовского 1763 г.; похожий проект высшего училища, составленный сменившим гетмана Разумовского П. А. Румянцевым (см.: Материалы для истории учебных реформ в России в XVIII–XIX вв. / Сост. С. Рождественский. СПб., 1910. Т. 1. С. 268–323; Киевская старина. 1896. № 12. С. 389–390; Петров Н. И. Киевская академия в царствование Екатерины II (1762–1796) // ТКДА. 1906. № 7. С. 487–488).


[Закрыть], либо Богословский факультет при наличном Московском университете с церковным или общеуниверситетским подчинением[74]74
  Проект Богословского факультета при Московском университете, подчиненного Синоду, 1775–1777 гг.; проект теологического факультета с общеуниверситетским подчинением профессора юридического факультета Московского университета Ф. Г. Дильтея; проект богословского факультета профессоров Московского университета А. А. Барсова, И. М. Шадена и других, составленный в декабре 1765 г. по указанию Екатерины II (см.: Проект богословского факультета при Екатерине II // ВЕ. 1873. Т. VI (XLIV). № 11. С. 300–317; Титлинов Б. В. Гавриил Петров, митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский: Его жизнь и деятельность, в связи с церковными делами того времени. Пг., 1916. С. 766–779; Материалы для истории учебных реформ в России в XVIII–XIX вв. / Сост. С. Рождественский. СПб., 1910. Т. 1. С. 30–39; Петров Ф. А. Немецкие профессора в Московском университете. М., 1997. С. 43–44).


[Закрыть]. Ни в одном из проектов не шла речь о возведении преподавателей и выпускников в «ученые градусы», хотя реализация варианта университетского факультета непременно бы поставила такой вопрос, актуальный для Московского университета 1770‑1790‑х гг.[75]75
  См.: Петров. Формирование системы университетского образования. Т. 1. С. 117–120.


[Закрыть] Но ни один из проектов не был воплощен. В 1760‑1770‑е гг. была проведена уже традиционная для российского образования попытка воспользоваться помощью западных университетов. В Геттинген, Лейден и Оксфорд были посланы группы студентов духовных школ с целью изучения разных наук, в том числе, разумеется, и богословия[76]76
  См.: Чистович И. А. Проект богословского факультета при Екатерине II // ВЕ. 1873. Т. VI (XLIV). № 11. С. 300–317.


[Закрыть]. Обучение и стажировка прошли успешно, хотя и с потерями в рядах духовного юношества, однако полноценно использовать эти кадры для российской богословской науки не удалось. Степени и отличия, полученные за границей, продемонстрированные знания дали возвратившимся звания профессоров и учителей. Но это событие, став важным прецедентом, осталось лишь фрагментом в истории духовной школы и отечественной науки, не открыв нового этапа в развитии научно-богословской подготовки и ее аттестации.

Богословское образование в российских духовных школах постепенно совершенствовалось, появлялись отдельные богословские сочинения, которые можно было причислить к научным по понятиям того времени. Однако эти труды и их авторы были фрагментарными успехами, а сами духовные школы не превращались собственно в «рассадники богословской науки». Актуальные задачи подготовки приходского духовенства и связанные с ней проблемы – по-прежнему слабая связь школьной подготовки с приходским священническим служением, сложное сочетание латиноязычной учености со славяно-русской литургической практикой и церковным просвещением, не всегда удачные попытки выработать на основе критического осмысления западной богословской традиции самостоятельные учебно-методические подходы и «классические» книги – отнимали все время, внимание и силы. Систематическое научное изучение богословских вопросов оставалось даже для лучших духовных школ лишь перспективой.

В 1797 г. к двум старым академиям присоединились еще две: статус академий получили столичная Александро-Невская и Казанская семинарии[77]77
  См.: Указ о статусе академий 1797 г. // 1 ПСЗ. Т. XXIV. № 18373.


[Закрыть]. Столичная академия, как наиболее близкая к церковному и государственному центру и имеющая особые возможности привлечения интеллектуальных сил, была выбрана эталоном. Именно эта молодая академия должна была получить устроение и развитие, достойное именования и статуса «академии», затем планировалось «подтянуть» за ней три остальные академии[78]78
  См.: Указ от 31 октября 1798 г. // 1 ПСЗ. Т. XXV. № 18726.


[Закрыть]. При этом задача научного развития богословия была поставлена перед всеми академиями с особой значимостью. Однако решить эту задачу было довольно сложно: во-первых, академии были заняты решением насущных проблем – подготовкой духовенства и преподавателей для духовных школ, во-вторых, трудно было адекватно сформулировать актуальные проблемы, требующие богословского исследования, на языке школьного богословия конца XVIII в., наконец, российским духовным академиям просто не хватало опыта научной деятельности. С задачей научно-богословского развития духовная школа подошла к началу XIX в. – эпохе великих перемен.

К началу XIX в. Московским университетом и Императорской Академией наук уже был накоплен определенный опыт – положительный и отрицательный – и по подготовке, и по аттестации научных кадров. В 1803–1804 гг., при проведении в России образовательной реформы, создавшей университетскую систему, опыт научной аттестации был обобщен и осмыслен, а сам процесс подробно регламентирован. Это давало возможность духовной школе использовать отечественный опыт для разработки системы научно-богословской аттестации[79]79
  См.: Петров. Формирование системы университетского образования. Т. 1. С. 132–304.


[Закрыть]. Для того чтобы понять, от каких положений могли отталкиваться разработчики первого варианта научно-богословской аттестации, кратко рассмотрим деятельность университетской аттестационной системы начала XIX в.

Историк университетов Ф. А. Петров отмечает одно из принципиальных изменений, внесенных Уставом 1804 г. в российскую систему образования. Если в XVIII в. университетам (Московскому) отводилась лишь роль высшего учебного заведения, а научные исследования были прерогативой Академии наук, то теперь перед профессорами университета прямо ставилась задача: заниматься не только преподаванием, но и научной работой, писать собственные труды и представлять их на научную аттестацию. Если профессоры екатерининского и павловского времени обходились чаще всего без ученых степеней, для профессора александровской эпохи ученая степень становилась важным атрибутом занимаемой им должности[80]80
  См.: Там же. С. 257.


[Закрыть]. Хотя официально ученая степень стала непременным условием для преподавания в университете после утверж дения «Положения о производстве в ученые степени» (1819), идея этого соединения науки и образования в университетских стенах лежала в основе Устава 1804 г. Разумеется, научно-исследовательская деятельность профессорско-преподавательской корпорации должна была постепенно вовлечь в этот процесс и студентов старших курсов. А это в свою очередь вело к необходимости изменить и всю систему университетского образования, включить в учебный процесс элементы научных исследований, сделать лекции более научными, с учетом новейших открытий. Ф. А. Петров высказывает предположение, что на составителей университетского Устава 1804 г. повлиял пример ведущих западноевропейских университетов, ставших ведущими научными центрами во многих отраслях знаний. Но в любом случае именно Устав 1804 г. впервые определил место университетов не только как учебных и методических, но и как научно-исследовательских учреждений[81]81
  См.: Петров. Формирование системы университетского образования. Т. 1. С. 132–304.


[Закрыть]. Это следует иметь в виду при анализе духовно-учебной реформы 1808–1814 гг., перед разработчиками которой стояла такая же задача в отношении к богословской науке.

Для получения ученой степени «университетского достоинства» Уставом 1804 г. был выстроен определенный порядок испытаний и производства: «Никто не мог получить Университетское достоинство иначе как чрез испытание»[82]82
  См.: Устав университетов 1804 г. § 96.


[Закрыть]. Система научной аттестации была трехступенчатой: кандидат, магистр, доктор. При этом была установлена строгая последовательность в достижении ученых степеней: степень кандидата была обязательной для получения степени магистра, а магистерская – для получения степени доктора. Однако срок для достижения той или иной степени установлен не был. Была лишь намечена связь степени кандидата с завершением университетского образования – «студенты, окончившие с отличным успехом курс наук в университетах, прямо удостаивались степени кандидатов» – и минимальное время «разделения» всех трех степеней – один год (§ 12). Однако к «испытанию в кандидаты» допускались и «прочие», желавшие получить эту ученую степень. Для получения степени кандидата необходимо было согласие декана соответствующего отделения и прохождение «испытания» перед собранием отделения. Собрание предлагало испытуемому задачи, «…касающиеся до Наук, к отделению принадлежащих», на которые он должен был дать письменное объяснение. Потом следовало устное испытание: претенденту в кандидаты задавалось два вопроса, предварительно избранных по жребию, и ряд вопросов произвольного характера[83]83
  См.: Устав университетов 1804 г. § 99.


[Закрыть].

Получение ученых степеней магистра и доктора (высшие университетские достоинства) было более сложным, длительным и трудоемким процессом. Он состоял из пяти этапов: предварительное собеседование (искус), диспут, опыты (необязательный этап), лекции и защита (защищение). Сначала в присутствии декана отделения и двух профессоров, преподающих вспомогательные науки, осуществлялось предварительное испытание соискателя (искус) по вопросу ценности его научных сочинений, его способностей и нравственности. После этого следовало публичное испытание (диспут) в присутствии декана, двух профессоров, преподающих вспомогательные науки, и двух представителей других отделений – членов университетского Совета, выбранных тайным голосованием. Диспут состоял из двух этапов: письменный ответ на заранее составленные вопросы из соответствующей области науки, «сохраняющиеся в тайне и выбранные по жребию» (два вопроса для магистра и четыре для доктора) и словесное испытание по произвольным вопросам в других предметах, назначаемых экзаменаторами. Степень доктора, разумеется, требовала решения более сложных проблем. Затем соискателю ученых степеней, так или иначе связанных с практикой, предлагались опыты по роду науки: испытуемый медицинским факультетом определял болезнь представленного ему в клиническом институте или в градской больнице больного, предписывал ему лекарства и предсказывал их действия; химик исследовал и определял составные части данного ему тела и т. д. На четвертом этапе соискатели обязаны были прочитать публичные лекции по предмету своего исследования (магистр одну, а доктор три лекции сряду). И только после всего этого следовала публичная защита (защищение) диссертации в общем собрании отделения (факультета).

Защита также была регламентирована. После краткого выступления диссертанта шли состязания (устные ответы на вопросы собрания). Затем три профессора отделения по старшинству оппонировали (делали противоположения) соискателю, и они же докладывали Совету университета об успехе или неуспехе испытания. В том случае, если собрание отделения не одобряло диссертацию, повторные испытания назначались не ранее как через год. Все магистерские и докторские испытания должны были происходить на латинском языке, кандидатские испытания разрешалось проводить на русском[84]84
  См.: Устав университетов 1804 г. § 96–107. См. также: Иванов. Ученые степени. С. 104–105; Петров. Формирование системы университетского образования. Т. 1. С. 265–267.


[Закрыть].

Темы диссертаций предлагались советом или подбирались самими диссертантами и утверждались советом. В большинстве случаев они были не простым «рассуждением» или рефератом, а соответствовали уровню науки своего времени.

Следует иметь в виду и то, что право на защиту диссертации имели не только выпускники самого университета, но и представители других университетов, если они желали получить ученую степень именно в этом университете или в их родном не было соответствующих специалистов. И такие случаи были нередки: так, при Московском университете защищали магистерские и докторские диссертации представители Харьковского и Казанского университетов, более молодых[85]85
  См.: Петров. Формирование системы университетского образования. Т. 1. С. 267.


[Закрыть]. Университеты имели право присуждать высшие ученые степени и тем, кто не слушал вообще университетских лекций. Но в таком случае соискатель должен был предварительно сдать экзамены по всем предметам за полный университетский курс по соответствующему факультету[86]86
  См.: Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Т. I. Стб. 986.


[Закрыть].

К началу XIX в. духовная школа и церковное руководство стояли перед необходимостью разработать и реализовать систему научно-богословских исследований. Система предполагала подготовку научных кадров и их аттестацию. Имелся опыт зарубежной богословской науки, с которой российские представители были в определенной степени знакомы, а также пример отечественных университетов, для которых система научной аттестации была оформлена в первом российском общеуниверситетском Уставе 1804 г. Этим опытом можно было воспользоваться, но при этом следовало учесть собственный опыт российской духовной школы. При разработке научно-образовательной богословской системы неизбежно вновь должен был встать вопрос о связи богословия с остальными областями науки и практической реализации этой связи, в том числе при подготовке научно-богословских кадров и их аттестации.