Текст книги "Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в."

Духовные школы, в том числе академии, хотя и находились в ведении Святейшего Синода, включались в общую систему государственных учреждений России. В частности, это включение распространялось на должностных лиц духовных школ, не имевших священного сана, и систему чиновнической иерархии.

Включение в систему чиновнической иерархии, определяемой Табелью о рангах (1722), в начале XIX в. для членов корпораций и выпускников российских университетов было столь же важным и новым делом, как и для членов корпораций и выпускников духовных академий. При создании Табели о рангах в начале XVIII в. ученые и преподаватели оказались вне этого ранжирования. На протяжении XVIII в. эта ситуация сознавалась как ущербная, ибо российская действительность уже не допускала альтернативы. Вопрос о том, какой статус имеют в Российском государстве работники науки и образования, ставился неоднократно, но так и не был решен вплоть до начала XIX в.[346]346
  См., например: Павлова Г. Е. Организация науки в России в первой половине XIX века. М., 1990. С. 15–35, 48–49.


[Закрыть] Законодательное введение в научно-образовательную систему ученых степеней было удобным поводом для соотнесения этой градации с Табелью о рангах.

Впервые ответ на этот вопрос был дан в указе «Об устройстве училищ» 24 января 1803 г.: кандидат при поступлении на государственную службу получал чин XII класса (губернский секретарь), магистр – IX класса (титулярный советник), доктор – VIII класса (коллежский асессор). Были определены и чины, соответствующие должностям начальствующих и учащих в университетах: ректор получал по Табели о рангах чин V класса (статский советник), ординарный профессор – VII класса (надворный советник), экстраординарный профессор и адъюнкт – VIII класса (коллежский асессор). Лекторы иностранных языков чинов не получали. Студенты по окончании университета, если они не получали никакой степени, должны были приниматься на службу XIV классом. Интересно, что в указе не оговаривалось возможности служебного роста по ученой части. Обладатели ученых степеней, поступая на службу, соответствующую их «учености», получали чины соответствующих классов, а при отставке из ученой должности им давался следующий гражданский чин, при условии положенной выслуги[347]347
  Об устройстве училищ (24 января 1803 г.) // 1 ПСЗ. Т. XXVII. № 20597. § 16, 26, 27. См. также: Иванов. Ученые степени. С. 55; Петров. Формирование системы университетского образования. Т. 1. С. 264. Лекторам иностранных языков в 1818 г. был определен чин IX класса.


[Закрыть].

Университетский Устав 1804 г. законодательно утвердил эту иерархию ученых степеней. Таким образом, ученые и преподаватели были включены в общероссийскую чиновничью иерархию, а значит, получа ли полноту прав и привилегий, связанных с этими правами. Чины, определенные обладателям ученых степеней и членам преподавательских корпораций, были достаточно высокими по общим меркам Российской империи. Это, с одной стороны, свидетельствовало о внимании правительства к развитию просвещения и науки и важном значении этой области в палитре государственных дел. С другой стороны, статус, данный деятелям образования и науки, был достаточно высок, чтобы привлечь к образовательной и научной деятельности лучшие силы России. Так, например, получение высшей – докторской – ученой степени, поощренное чином VIII класса (коллежский асессор), давало право на потомственное дворянство[348]348
  Впрочем, законы 11 июня 1845 г. и 9 декабря 1856 г. подняли чиновно-сословный уровень: согласно им, для достижения потомственного дворянства следовало иметь чин IV класса (действительный статский советник), личного дворянства – чин IX класса (титулярный советник) (см.: Иванов. Ученые степени. С. 56).


[Закрыть].

Но после университетской реформы 1803–1804 гг. преподаватели и выпускники духовных школ выпадали из общей системы. Разумеется, реформа духовного образования должна была исходить из этих установок при определении прав и привилегий для деятелей этой области просвещения и науки. Об этом недвусмысленно свидетельствовал и указ императора Александра I от 29 ноября 1807 г. о начале разработки духовно-учебной реформы и образовании Комитета для составления проекта этой реформы. В нем говорилось, что образование духовенства, «на правилах благонравия и Христианского учения основанное», по справедливости всегда было признаваемо «уважительнейшим предметом внимания» российского правительства. И в этой области просвещения, имеющей особое значение для государства, теперь следует «утвердить и распространить существующие ныне по сей части установления»[349]349
  1 ПСЗ. Т. XXX. № 23122.


[Закрыть].

Однако ни «Начертание правил» 1808 г., ни Устав 1814 г. ничего не говорили о чинах, которые могут быть присвоены обладателям той или иной ученой степени, даваемой от духовной академии. Единственным упоминанием о гражданском достоинстве духовно-учебных званий и степеней было указание на то, что выпускники семинарий, оканчивающие их в 1‑м разряде, имеют права университетских студентов[350]350
  См.: Начертание правил. § 62.


[Закрыть]. Причиной забвения столь важного права, как чиновное право для России синодальной эпохи, было особое представление о духовной школе как несовместимой с чиновническими достоинствами. Тем не менее уже при выпуске II курса СПбДА (1817) встал вопрос о гражданских правах преподавателей и выпускников духовных школ, не имевших священного сана. Стимулом для постановки этого вопроса стало назначение в 1816 г. обер-прокурора Святейшего Синода и члена КДУ князя А. Н. Голицына министром народного просвещения. Соединив попечение о двух системах образования, князь Голицын постарался, с одной стороны, организовать совместное решение общих проблем, встающих перед всеми российскими учебными заведениями, к какому бы ведомству они ни принадлежали. С другой стороны, им был поставлен вопрос о распространении на высшую духовную школу тех прав и привилегий, которые были дарованы университетам в 1803–1804 гг.[351]351
  См.: Филарет (Дроздов), свт. Собрание мнений. Т. I. С. 341–346.


[Закрыть]

Для удобства совместного решения всех проблем учебных заведений, в том числе связанных с правами их преподавателей и выпускников, Высочайшим указом от 7 апреля 1817 г. представители духовной школы – ректор СПбДА архимандрит Филарет (Дроздов) и ректор Санкт-Петербургской ДС архимандрит Иннокентий (Смирнов) – были введены в состав Главного правления училищ[352]352
  РГИА. Ф. 802. Оп. 1. Д. 1276. См. также: Филарет (Дроздов), свт. Собрание мнений. Т. I. С. 341.


[Закрыть]. Обсуждения шли параллельно в Главном правлении училищ и в КДУ. В августе того же, 1817 г. императором Александром I был утвержден доклад КДУ о чинах и преимуществах преподавателей духовных школ, имеющих ученые степени[353]353
  См.: Высочайше утвержденный 25 августа 1817 г. указ Комиссии духовных училищ // 1 ПСЗ. Т. XXXIV. № 27023.


[Закрыть]. Таким образом, законным порядком было утверждено право профессоров и преподавателей духовного ведомства, имеющих ученые степени, на гражданские чины «применительно к 26‑му пункту «Предварительных правил» народного просвещения»[354]354
  См.: Об устройстве училищ (24 января 1803 г.) § 26.


[Закрыть]. То есть выпускники академий, не имевшие священного сана, в иерархической чиновнической лестнице были уравнены с соответствующими местами выпускников российских университетов, о которых говорилось выше.

За три года применения этого закона возник ряд вопросов, требующих уточнения, и в сентябре 1820 г. последовал еще один Высочайше утвержденный доклад КДУ на ту же тему[355]355
  См.: Высочайше утвержденный 9 сентября 1820 г. указ Комиссии духовных училищ «О чинах и преимуществах обучающих в духовных училищах» // 1 ПСЗ. Т. XXXVII. № 28413.


[Закрыть]. В нем более детально проводи лась регламентация получения чинов выпускниками академий. Прежде всего было оговорено, что профессор духовной академии, преподающий «духовные науки», должен быть духовного звания, для которого уже определены особые права и преимущества. Со званием профессора право на чин «не соединяется». Однако оговаривалась и возможность получения профессорского звания наук «не собственно духовных» лицами светскими. В таком случае он должен был пользоваться общими правами гражданской службы, определяемыми соответствующим чином. Бакалавры (адъюнкт-профессоры), имевшие ученую степень магистра, получали чин VIII класса, а имевшие степень кандидата – IX класса, но утверждались в этих классах по выслуге четырех лет «с одобрением». Продолжая службу в должности бакалавра или профессора по наукам «не собственно духовным», они имели два года старшинства в классах[356]356
  Получение чина более высокого класса (на один-два ранга), чем класс фактически занимаемой должности, стало в гражданской службе обычным явлением. В Табели о рангах говорилось, что если кто-то «выше ранг получил, нежели по чину, который он действительно управляет, то имеет он при всяких случаях ранг вышнего его чина» (§ 12). То есть получивший следующий класс становился через это кандидатом на должность, соответствующую этому классу. Если было несколько претендентов на должность, то старшим считался тот, кто был раньше произведен в этот класс (см.: Табель о рангах от 24 января 1722 г. (любое издание).


[Закрыть]. Получившие IX класс могли производиться в VIII класс по выслуге четырех лет, а дальнейшее продвижение в чинах служащих в академиях бакалавров и профессоров определялось общими правилами гражданской службы[357]357
  См.: Высочайше утвержденный 9 сентября 1820 г. указ Комиссии духовных училищ «О чинах и преимуществах обучающих в духовных училищах». § 1–5.


[Закрыть]. Более подробно регламентировались права на чины и выпускников академий, имевших ученые степени, и служивших в семинариях и училищах. Так, магистр академии, определенный в семинарию и имевший уже по степени чин IX класса, получал чин VIII класса по выслуге шести лет «с одобрением». Кандидаты и студенты, служащие в семинариях, получали чины IX и X классов соответственно, но утверждались в этих чинах по выслуге четырех лет «с одобрением», а продолжая службу, имели два года старшинства в классах и производились в дальнейшие чины на общих основаниях[358]358
  См.: Там же. § 7–10.


[Закрыть]. Магистры, кандидаты и студенты, попавшие на службу в духовные училища, получали чины соответственно VIII, IX и XII классов, но по выслуге «с одобрением» первые восьми лет, вторые – четырех лет, третьи – двух лет[359]359
  См.: Там же. § 12–15.


[Закрыть].

Уставом российских университетов 1835 г. был повышен статус кандидатов и студентов университета, не имеющих степени: при поступлении на службу кандидатам отныне присваивался сразу чин X класса (коллежский секретарь), а студентам – XII (губернский секретарь)[360]360
  См.: Устав университетов. § 127–128.


[Закрыть]. Высочайше утвержденными в 1836 г. указами было разрешено давать преподавателям учебных заведений Военного ведомства и ведомства народного просвещения чины по выслуге лет тремя классами выше, нежели предполагала его должность[361]361
  Высочайше утвержденные 27 мая 1836 г. «Правила о производстве в чины наставников и учителей учебных заведений Военного ведомства»; Высочайше утвержденное 18 ноября 1836 г. положение «О производстве в чины и об определении пенсии и единовременного пособия по ученой части Министерства народного просвещения» (см.: Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Т. 2. Отд. 1. СПб., 1864. Стб. 1196).


[Закрыть]. Обоснование было понятно: преподаватели, по специальности своих занятий, остаются постоянно на одной должности и не могут воспользоваться обычным для чиновников восхождением к высшим чинам, то есть движению по чиновничьей лестнице. Это провоцировало уход преподавателей от учебной службы к общей гражданской. В 1838 г. правило повышения в чинах было распространено на учителей учебных заведений ведомства императрицы Марии Федоровны. Таким образом, выпускники духовно-учебных заведений оказывались вне этой системы, что, разумеется, ставило их в ущемленное положение по сравнению с другими представителями научно-образовательной сферы.

Наконец, в декабре 1839 г. обер-прокурор Святейшего Синода граф Н. А. Протасов, чувствовавший после преобразования 1 марта 1839 г. особую ответственность за духовно-учебные заведения, ходатайствовал перед императором Николаем I о разрешении распространить эти правила и на должностных лиц светского звания, служащих в православных духовно-учебных заведениях. 16 декабря последовало Высочайшее утверждение этого прошения, и с этого времени преподаватели духовных академий, не имевшие священного сана, получили возможность повышения чина не только за полученные образование и ученые степени, но и за выслугу лет в должности. Так, в 1840‑1850‑х гг. многие преподаватели-магистры, занимавшие должности экстраординарных профессоров и бакалавров, получали чины VII класса (надворный советник), то есть на два класса выше, чем исходная магистерская; занимавшие должности ординарных профес соров – VI класс (коллежский советник), то есть на три класса выше номинального[362]362
  См.: Аскоченский. История КДА. С. 199–200.


[Закрыть].

Университетский Устав 1863 г. и духовно-академический 1869 г. подтвердили существующие права обладателей ученых степеней, вступающих на гражданскую службу, а также их преимущества, означенные в Своде законов[363]363
  См.: Устав университетов 1863 г. § 142, 136; Свод законов Российской империи. СПб., 1857. Т. III. Устав о службе по определению от правительства.


[Закрыть].

В 1876 г. последовало Высочайше утвержденное «Положение о правах и преимуществах лиц, служащих при духовно-учебных заведениях, или лиц, получивших ученые богословские степени или звания»[364]364
  См.: Положение о правах и преимуществах лиц, служащих при духовно-учебных заведениях, или лиц, получивших ученые богословские степени или звания от 24 октября 1876 г. // 2 ПСЗ. Т. LI. № 56496 (далее: Положение о правах 1876 г.).


[Закрыть]. В нем подтверждались классные чины, соответствующие в гражданской службе ученым богословским степеням: кандидат богословия – X класса (коллежский секретарь), магистр – IX класса (титулярный советник), доктор – VIII класса (коллежский асессор)[365]365
  См.: Положение о правах 1876 г. Ст. 16. Ср.: Свод законов Российской империи. Т. III. Свод Уставов о службе гражданской. СПб., 1912 (далее: Свод законов). С. 25. Ст. 151.


[Закрыть]. В дальнейшем чинопроизводстве служащие при духовных академиях, семинариях и училищах сравнивались с соответствующими чинами университетов по Уставу 1863 г.[366]366
  См.: Устав университетов 1863 г. Ср.: Свод законов. С. 9. Ст. 57.


[Закрыть] При этом сверхштатные профессоры и доценты академий пользовались правами по чинопроизводству наравне со штатными профессорами и доцентами. Приват-доценты (до 1884 г.), хотя и не считались на государственной службе, пользовались преимуществами классных чиновников, доколе оставались в должности. Выпускники академий, служащие инспекторами и преподавателями в духовных семинариях и имевшие ученые степени магистра или кандидата богословия, сравнивались в отношениях прав по чинопроизводству соответственно с инспекторами и преподавателями гимназий Министерства народного просвещения[367]367
  См.: Положение о правах 1876 г. Ст. 2, с прим. 1, 2, 3.


[Закрыть].

Устав университетов 1884 г. ситуацию с правами не изменил. Но так как этим уставом отменялась ученая степень кандидата, соответствующий этой степени чин X класса был отнесен к «получившему диплом первой степени», а соответствующий званию студента чин XII класса – к получившему диплом второй степени[368]368
  См.: Устав университетов 1884 г. Введение. П. V.


[Закрыть]. Но это изменение не имело отношения к системе научно-богословской аттестации, сохранившей кандидатскую степень. Устав духовных академий 1884 г. не вводил никаких изменений или дополнений к тем правам и преимуществам лиц, служащих при академиях и получающих от них ученые степени. Как и прежде, «чиновные» права вообще не прописывались в Уставе академий, была лишь отсылка к «особому положению», видимо, 1876 г.[369]369
  См.: Устав 1884 г. § 174.


[Закрыть] Однако Уставом 1884 г. в академиях была введена новая категория лиц – профессорские стипендиаты. Их права не были определены Положением 1876 г., и это лишало их преимуществ однокурсников, поступивших на службу сразу по окончании академии. Поэтому с 1892 г. по особому повелению срок стипендиатства стал зачитываться в действительную службу на тех же основаниях, на которых он зачитывался стипендиатам Министерства народного просвещения при университетах[370]370
  См.: Высочайшее повеление от 16 июня 1892 г. (Собрание узаконений по духовному ведомству. № 955).


[Закрыть]. В 1893 г. в действительную службу стало зачитываться и время, проведенное преподавателями духовных академий и стипендиатами в командировках с ученой целью[371]371
  См.: Высочайшее повеление от 1 июля 1893 г. (Там же. № 1153).


[Закрыть].

В 1906 г. последовал еще ряд не столь значительных уточнений по чинопроизводству определенных категорий лиц, служащих по духовно-учебному ведомству и имевших ученые степени и звания. Так, например, преподаватели миссионерских курсов при КазДА и практиканты инородческих языков на этих же курсах (не состоящие на службе в самой КазДА), имеющие ученые степени и звания, сравнивались в правах по чинопроизводству с преподавателями духовных семинарий[372]372
  См.: Постановление Государственного совета от 26 марта 1901 г. Ч. II. Ст. 2 // Свод законов. С. 93. Ст. 483.


[Закрыть].

В процессе духовно-учебной службы происходило повышение по чиновной лестнице «по общим правилам гражданской службы». Следует несколько слов сказать об этих правилах. Обычное чинопроизводство в Российской империи – из XIV класса в XII, из XII – в X, из X – в IX, из IX – в VIII – проводилось через три года при условии неукоризненного поведения и усердной службы чиновника. Последующее чинопроизводство – из VIII класса в VII, из VII – в VI, из VI – в V (статский советник) – проводилось при тех же условиях, но через четыре года[373]373
  2 ПСЗ. Т. XXXI. № 31237. § 3; 3 ПСЗ. Т. XVIII. № 15871. Ст. 13. Ср.: Свод законов. С. 66. Ст. 326.


[Закрыть]. Однако для воспитанников учебных заведений, окончивших с учеными степенями, срок выслуги очередных чинов мог сокращаться до двух лет, а для отличающихся особыми трудами и дарованиями – даже до одного года, по ходатайству непосредственного начальства и удостоению главного начальства этого ведомства[374]374
  2 ПСЗ. Т. XXXIII. № 32705; Т. XXXI. № 31237; Т. XXXIV. № 34781. § 14 и др.


[Закрыть]. Оба этих права распространялись и на выпускников духовных академий или тех, кто получал ученую богословскую степень экстернатом.

Начиная с V класса (статский советник), чинопроизводство приобретало еще большую основательность: в чин IV класса (действительный статский советник) могли производиться лица, прослужившие в чине статского советника не менее пяти лет, причем занимавшие должности не ниже V класса; в чин III класса (тайный советник) – прослужившие в чине действительного статского советника не менее десяти лет и занимающие должности не ниже IV класса[375]375
  См.: Свод законов. С. 66. Ст. 328.


[Закрыть]. Но и на этом уровне допускалось сокращение сроков при представлении «за выдающиеся отличия»: для чина действительного статского советника не более чем на два года; для чина тайного советника – не более чем на три года[376]376
  См.: Высочайшее повеление от 9 июля 1892 г. (Собрание узаконений по духовному ведомству. № 958. Ст. 8).


[Закрыть]. Чин III класса (тайный советник) был наивысшей ступенью, которой мог достигнуть чиновник в Российской империи, в том числе служащий в высшей духовной школе, при стабильной усердной службе. Но на этот «максимум» из членов духовно-академических корпораций и лиц, имевших богословские степени, выходили немногие. Тем не менее, такие примеры есть. Так, чин III класса (тайного советника) был дарован профессору СПбДА, известному церковному археологу Н. В. Покровскому. Однако Н. В. Покровский, кроме преподавания в академии, был еще директором столичного Археологического института, что, несомненно, повышало его служебный статус.

Иногда были не очередные – за выслугу лет, а внеочередные повышения в чинах по особому ходатайству епархиального преосвященного. Ходатайство подавалось обер-прокурором во Всеподданнейшем докладе лично императору, и император лично соизволял пожаловать чином или орденом. Обычно таким путем жаловались старшие чины IV класса (действительный статский советник) и III класса (тайный советник)[377]377
  Так, например, в 1881 г. по ходатайству митрополита Московского Макария (Булгакова) императором ко дню Святой Пасхи были пожалованы орден Станислава 1‑й степени ординарному профессору МДА В. Д. Кудрявцеву-Платонову, а чин действительного статского советника – ординарному профессору той же академии Н. И. Субботину (см.: ЖЗС МДА за 1881 г. С. 46–47).


[Закрыть].

Прослуживший 25 лет на духовно-учебной службе был обычно профессором (ординарным или экстраординарным). По исполнении 25 лет служения в должности штатного преподавателя совет мог ходатайствовать пред Синодом об удостоении его звания «заслуженного профессора»[378]378
  См.: Устав 1884 г. § 57.


[Закрыть]. Это звание повышало и чиновный статус профессора. Магистры богословия, занимавшие должность экстраординарного профессора, достигали чина VI класса (коллежский советник), а заслуженный экстраординарный профессор, имевший степень магистра богословия, имел чин V класса (статский советник). Доктора богословия и ординарные профессоры имели обычно чины V класса (статский советник), а заслуженный экстраординарный профессор достигал чина IV класса (действительный статский советник). Так, заслуженный ординарный профессор КазДА П. В. Знаменский, окончивший академию со степенью магистра в 1860 г., получивший должность ординарного профессора в 1868 г. и защитивший докторскую диссертацию в 1873 г., к 1890 г. имел чин IV класса (действительный статский советник).

Немаловажным правом обладателей ученых богословских степеней – членов духовно-учебных корпораций – было право на пенсионное обеспечение после ухода со службы. На основании действовавших законоположений для внесения этих лиц в общий Высочайший приказ Святейший Синод входил непосредственно в Инспекторский отдел императорской канцелярии. Пенсионное право лиц, служивших в духовно-учебных заведениях ведомства православного исповедания, было прописано во всех деталях в Своде законов Российской империи[379]379
  См.: Свод законов. С. 277–281. Ст. 521–540.


[Закрыть]. Но главным было то, что лица, прослужившие в духовно-учебном ведомстве на преподавательских должностях от 20 до 25 лет, при увольнении от службы получали пенсию в размере половинного оклада, а лица, прослужившие более 25 лет, – в размере полного оклада[380]380
  См.: Там же. С. 278. Ст. 522.


[Закрыть]. Увольняемые от службы преподаватели-миряне получали не только пенсию, но и право ношения в отставке гражданского мундира («мундирного полукафтана»).

Таким образом, ученые-богословы и преподаватели духовных школ были полноценно включены в правовую систему Российской империи. Это было принципиально определено изначально – тем, что степени, присуждаемые духовными академиями и утверждаемые Высшей Церковной Властью, имели статус государственных, ибо присуждались и утверждались по Уставам, получавшим силу государственных законов. Но этот принцип следовало конкретизировать, соотнести с реальной духовно-учебной деятельностью, применить к разным ситуациям. Этот непростой процесс начался через несколько лет после начала духовно-учебной реформы, в реформах 1860‑х гг. был завершен в целом, но его детализация продолжалась вплоть до начала XX в. Начальные опасения, связанные с включением духовных школ в чиновную систему, не оправдались: решение особых задач духовной школы не вставало в противоречие с полноценной адаптацией членов ее корпораций в государственной системе. Право на чины того или иного класса ученых-богословов и преподавателей духовной школы было соотнесено с правом на чины преподавателей и выпускников российских университетов. Это подтверждало единство научно-образовательного пространства России и упрощало плодотворный обмен научными и преподавательскими кадрами.

Глава 2
Подготовка научно-педагогических кадров в духовных академиях

Подготовка научно-педагогических кадров имела жизненно важное значение и для высшей духовной школы, и для русской богословской науки. При этом и концептуальная разработка этого вопроса, и, тем более, его практическое осуществление составляли немалую проблему, решаемую на всех этапах развития высшей духовной школы лишь относительно. Если в других областях российской науки на первом этапе ее развития (в XVIII – первой половине XIX в.) главной задачей было формирование национального ученого корпуса, с постепенной заменой им профессоров-иностранцев[381]381
  См.: Иванов. Ученые степени. С. 71.


[Закрыть], то для богословия само становление в научном отношении совершалось силами национальных ученых. Научно-богословские кадры на протяжении довольно долгого времени формировали сами себя, что создавало дополнительные сложности. Осмысляя этот опыт, ученые-богословы постепенно вырабатывали и систему подготовки преемников, но процесс шел медленно.

Под «подготовкой научно-педагогических кадров» иногда понимают целенаправленную подготовку кандидатов на кафедры высших учебных заведений (институты профессорских стипендиатов и профессорских кандидатов, аспирантура при учебном заведении) или научных кадров (аспирантура, докторантура), иногда – весь процесс подготовки научно-педагогических кадров, начиная с высшего учебного заведения и кончая мероприятиями по повышению квалификации уже действующих кадров (факультеты повышения квалификации и пр.). В настоящей монографии выбран второй вариант. Это обусловлено не только желанием представить процесс как можно полнее, но и тем, что целенаправленная подготовка кандидатов на кафедры самих духовных академий действовала только с 1884 г. (институт профессорских стипендиатов), отчасти – в 1869–1884 гг., в рамках приват-доцентуры (2.2). Поэтому здесь наиболее подробно рассмотрен период 1884–1918 гг., то есть деятельность системы профессорских стипен диатов. В предыдущие же годы выпускники академий, оставляемые для преподавания, должны были опираться исключительно на общий учебный курс (до 1869 г.) или на отделенскую и групповую специализацию (в 1869–1884 гг.) и личную ревность по делу. Такая же ситуация складывалась с научной деятельностью всех выпускников академий. Поэтому в данную главу включено аналитическое рассмотрение и научной составляющей в образовании студентов (2.1), и те возможности для научно-педагогического роста, которые имели преподаватели духовных академий (2.3).