Текст книги "Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в."

Оппонирующие точки зрения были высказаны и по второму направлению: определению места и значения небогословских предметов в научно-богословской подготовке. Большая часть Комиссии считала их присутствие в академиях не просто терпимым злом, но помощью в освоении богословской науки в целом и ее методологии в частности. Без гуманитарных наук, приносящих богословию и фактологический материал, и определенные научные результаты, и методы, научное богословское образование невозможно. Но архиепископ Антоний высказал радикальное неприятие всего, что выходит за рамки богословия: он допускал лишь русскую литературу (для сведений о русском обществе) и философию (для тренировки ума). Отчасти его поддержал архиепископ Сергий, предложивший для общеобразовательных наук оставить лишь три кафедры: историю философии – в «дань почтенным традициям нашей духовной школы», еврейский язык и классические языки со сравнительным языкознанием[473]473
  См.: Журналы Комиссии 1909 г. С. 7–8, 144–147, 185.


[Закрыть]. Общая эрудиция необходима богослову – с этим соглашались оба архиерея. Но так как все университетские факультеты невозможно вместить в одну духовную академию, преподавание небогословских наук неизбежно будет фрагментарным и элементарным, а следовательно, научному образованию принесет не пользу, а вред.

Единственным утверждением, в котором все члены Комиссии 19 09 г. были единодушны, – необходимость иерархии в изучаемых дисциплинах и обоснования при составлении общеобязательного курса. Обоснование было предложено архиепископом Сергием. Православные академии должны готовить ученых – самостоятельных мыслителей, лишь тогда будет преодолена рабская зависимость от инославных влияний. А для этого студенты должны работать не только с чужими системами и исследованиями, но непосредственно с источниками – Священным Писанием и Священным Преданием, прежде всего с творениями отцов и учителей Церкви и церковными канонами. Следовательно, в основу образования должны быть положены изучение Священного Писания Ветхого и Нового Заветов, патристики и церковного права. Эти предметы должны быть не только общеобязательны, но и иметь существенное преимущество в часах и кафедрах[474]474
  Архиепископ Сергий предлагал: 20 недельных часов за четыре года для Священного Писания, с 3 кафедрами (т. е. преподавателями) Ветхого Завета и 2 – Нового; 12 часов с 3 кафедрами – для патристики.


[Закрыть]. Предлагалось коренным образом изменить и саму систему преподавания этих предметов в академиях, превратив ее в научно-исследовательскую. Что касается остальных богословских дисциплин, то к ним предлагалось применить дифференцированный подход. Одни из них должны сохранить самостоятельное существование, но с меньшим числом часов и кафедр в сравнении с основными науками. Другие дисциплины, необоснованно выделенные в самостоятельные кафедры, следует упразднить, возвратив в лоно материнских предметов. Так, к общеобязательным богословским предметам архиепископ Сергий предлагал отнести основное богословие, историю Вселенской Церкви до отпадения Рима, историю Русской Церкви, а также пастырское богословие с аскетикой и гомилетику. Именно эта система богословского знания должна была, с его точки зрения, определять характер всего преподавания и мотивы, формирующие личность будущего ученого-богослова и пастыря[475]475
  См.: Журналы Комиссии 1909 г. С. 142–147, 178–180.


[Закрыть]. Хотя речь шла только о количестве учебных часов, выделяемых на тот или иной предмет, тем не менее и это было важно, ибо преодолевалось традиционное равенство всех предметов учебного плана, затемняющее направленность образования.

Бурные дискуссии вызвало обсуждение новой формы занятий – практических. Практики духовного образования твердо стояли за введение системы семинаров как по базовым, так и по специальным курсам. На первых должны отрабатываться элементарные научные приемы и методы, анализ источников, работа с научной литературой, на вторых – более серьезные, сопряженные с проведением самостоятельных исследований. Без таких занятий, с точки зрения профессоров, невозможно было подготовить полноценного ученого. Отсутствие таких занятий не побуждает преподавателей анализировать и обобщать свой личный исследовательский опыт для обсуждения и передачи студентам. То, что высшее богословское образование в России долгие годы ориентировалось исключительно на лекционную систему, тормозило развитие богословской науки. Научный опыт если и передавался, то на личном уровне, это не превращалось в систему, в школу научного мастерства. Семинары предоставили бы возможность обсуждать со студентами последние научные достижения, включая через это будущих исследователей в живой научный процесс. Но так как с идеей семинаров однозначно ассоциировались самостоятельные занятия студентов в виде кружков, архиепископы Антоний, Сергий и присоединившийся к ним в этом вопросе архиепископ Димитрий выступили против этой идеи. Преосвященные, как это ни парадоксально, не видели в семинарских занятиях серьезной поддержки научному образованию, но, напротив, обличали вольность, фрагментарность и примитивность обсуждаемых тем. Сомневались они и в полезности введения в учебный процесс современных научных исследований: школа должна учить на наиболее значимых и устойчивых примерах, проверенных и засвидетельствованных православной богословской наукой[476]476
  См.: Журналы Комиссии 1909 г. С. 194–211.


[Закрыть].

В связи с обсуждением идеи семинаров как возможности систематизировать и передавать научный опыт вновь была сформулирована одна из главных проблем русского богословия – слабая разработка методологического аспекта. В дискуссии определилось противостояние двух точек зрения на разработку богословской методологии. Большинство членов Комиссии, согласные с проектом внутренней богословской специализации, предлагали использовать связь определенных областей богословия с другими науками. Это давало возможность формировать, например, церковно-исторические методы исследования, взяв за основу принципиальные положения методологии исторической науки; а в исследованиях памятников церковной словесности применять, с соответствующей переработкой, филологические научно-исследовательские методы. Их оппоненты, прежде всего архиепископы Антоний (Храповицкий) и Сергий (Страгородский), считали, что специфика богословия как науки не позволяет обращаться к методологии других наук, но требует полной самостоятельности. Решение всех научных и методологических проблем необходимо искать именно в богословской области, в ее неделимом единстве[477]477
  В докладе подкомиссии дается ссылка на журналы V отдела Предсоборного Присутствия, в которых содержатся тексты докладов о протестантских богословских факультетах протоиерея Алексия Мальцева и католических семинариях (см.: Журналы Предсоборного Присутствия. Т. IV. С. 67, 126–127).


[Закрыть].

Члены Комиссии 1909 г. обсудили и уточнили идею, высказанную в 1906 г., – участие студента в формировании своего образования. По мнению большинства, определенная свобода в выборе тех или иных курсов у студента должна быть, ибо это тоже способствует формированию ученого. Но, во-первых, эта свобода не должна упразднять систему, определяемую целями и задачами школы. Во-вторых, степень этой свободы должна соответствовать возрастающей самостоятельности мышления и развивающимся научным интересам. Наконец, выбор должен курироваться научным руководителем – преподавателем-специалистом. Но архиепископы Антоний и Сергий высказали сомнение в полезности для студентов даже ограниченного выбора. Школа есть школа – она должна сама сформировать оптимальный учебный путь для подготовки ученого-богослова и вести по этому пути каждого, кто хочет получить высшее богословское образование. Студенты же приходят учиться и нуждаются, чтобы их стремления и интересы получили ясную форму, систематически сложившуюся под твердым контролем и неослабным вниманием данной школы.

Таким образом, Комиссия 1909 г. наметила два пути развития высшего богословского образования:

1) углубление научной специализации, развитие активности и самостоятельности студентов с использованием результатов и методов других областей науки;

2) сохранение целостности и единства учебного курса с акцентом на самостоятельность богословия как области науки, развиваемой «на церковном, строго православном основании».

Официальным результатом работы Комиссии было два проекта: основной, подписанный большинством, и проект архиепископов Антония и Сергия[478]478
  РГИА. Ф. 797. Оп. 96. Д. 205. Л. 20–68.


[Закрыть]. Синод при окончательной редакции проекта соединил оба варианта, потеряв при этом наиболее яркие идеи, определяющие специфику каждого проекта. Произошло то механическое «усреднение», опасность которого почувствовали участники Предсоборного Присутствия и которое не могло быть успешным. Идея богословской специализации, принципиально важная для большинства членов Комиссии 1909 г., была очень ослаблена. Состав предметов в группах (вариант 1910 г. предлагал для выбора шесть групп) был незначителен по сравнению с общеобязательным курсом, включал небогословские или «неглавные» богословские науки[479]479
  Первая группа: 1) общая гражданская история; 2) русская гражданская история.
  Втораягруппа: 1) библейская археология; 2) библейская история и история древнего мира.
  Третья группа: 1) история Греко-Восточной Церкви со времени отпадения Западной Церкви от Вселенской до настоящего времени и истории Поместных Церквей; 2) история Славянских Церквей и Румынской; в КДА еще: 3) история Западно-Русской Церкви.
  Четвертаягруппа: 1) история и обличение западных исповеданий и русского сектантства; 2) история и обличение русского раскола – старообрядчества.
  Пятая группа: 1) церковно-славянский язык, с палеографией; 2) история русской литературы.
  Шестая группа: 1) литургика; 2) церковная археология в связи с историей христианского искусства (§ 131).
  ВКазДА, кроме этих шести групп, вводилась дополнительная группа предметов специализации, связанных с внешней миссией, разделяющаяся на два отдела: татарский и монгольский (§ 132–133).


[Закрыть]. Некоторые группы были разнородны по составу предметов, что вовсе лишало их принципа специализации. Так, например, история русского раскола и сектантства была соединена с историей западных исповеданий, причем оба предмета возлагались на одного преподавателя. Идея постепенной богословской специализации была отвергнута. Общеобязательный курс был массивен (14 предметов) и неизбежно вел к многопредметности[480]480
  См.: Устав 1910 г. § 130, 131. В общеобязательный курс были включены:
  I) Священное Писание Ветхого Завета; 2) Священное Писание Нового Завета; 3) патрология; 4) основное богословие; 5) догматическое богословие; 6) нравственное богословие; 7) а) пастырское богословие с аскетикой; б) гомилетика; 8) история Древней Церкви; 9) история Русской Церкви; 10) церковное право;
  II) а) систематическая философия; б) логика; 12) психология; 13) история философии; 14) а) педагогика; б) дидактика с методологией наук, преподаваемых в духовно-учебных заведениях. Кроме того, всеми студентами изучались: 1) один из древних языков; 2) один из новых языков; 3) еврейский язык (§ 130).


[Закрыть]. Были введены практические за нятия, но для всего курса и по всем преподаваемым предметам (из пяти положенных часов три полагалось на лекции и два – на практические занятия). Эти занятия были определенным совершенствованием традиционного духовно-академического процесса, но при такой постановке вряд ли можно было надеяться на освоение научных методов и вовлечение в исследовательский процесс одновременно 50–70 студентов[481]481
  См.: Устав 1910 г. § 85, 156.


[Закрыть]. Обсуждение методологических проблем никак не проявилось в окончательном варианте Устава: лишь к педагогике была добавлена «дидактика с методологией наук, преподаваемых в духовно-учебных заведениях». О методологии научного богословия в комментариях к Уставу ничего не говорилось.

Синод не был удовлетворен полученным вариантом, поэтому решил, утвердив Устав в воспитательной и организационной частях, учебно-научную оставить в статусе проекта и ввести на год в виде опыта.

Следующая Комиссия 1911 г.[482]482
  Изменениями 1911 г. в число общеобязательных предметов были добавлены: 1) литургика; 2) церковная археология и христианское искусство; 3) история и обличение церковного раскола; 4) история и обличение русского сектантства. Напротив, история философии и педагогика были выведены из числа общеобязательных предметов, студенту предлагалось выбрать для изучения один из них. Был оставлен для обязательного изучения один древний язык, но без права выбора: греческий в МДА и СПбДА, латинский в КДА и КазДА. Новые языки были предложены для изучения желающим; еврейский язык исключен из числа общеобязательных.


[Закрыть], дорабатывающая проект в учебно-научной части, выделила три основные проблемы, которые проекту не удалось решить: многопредметность, отсутствие четких принципов в разделении богословских предметов на обязательные и необязательные, обремененность воспитанников академий нововведенными семинарами. Но в результате, пытаясь решить первые две проблемы, Комиссия отнесла к общеобязательным еще три богословских предмета (всего стало 17), что еще более перегрузило учебные планы[483]483
  Первая группа: 1) русская гражданская история; 2) история Греко-Восточной Церкви со времени отпадения Западной Церкви от Вселенской до настоящего времени, в КДА, МДА и КазДА – в связи с историей Славянских Церквей и Румынской, в СПбДА – в связи с историей Грузинской, Армянской и других Восточных Церквей; 3) в СПбДА еще – история Славянских Церквей; в КДА еще – история Западно-Русской Церкви.
  Вторая группа: 1) библейская история в связи с историей Древнего мира; 2) еврейский язык с библейской археологией.
  Третья группа:1) церковно-славянский и русский языки с палеографией; 2) история русской литературы.
  Четвертая группа: 1) история и обличение западных исповеданий; 2) история Западной Церкви от 1054 г. до настоящего времени.


[Закрыть]. Предметы специализации были переформированы в четыре группы[484]484
  См.: Устав 1911 г. § 130, 131. Обсуждение вопроса в Комиссии 1911 г. см.: Журналы образованной при Святейшем Синоде особой Комиссии для выработки проектов Уставов и штатов духовных средне-учебных заведений и соответствующих изменений в Академическом Уставе. СПб., 1911 (далее: Журналы Комиссии 1911 г.). С. 125–137, 162–167, 180–225. Ср.: РГИА. Ф. 802. Оп. 16. Д. 206. Л. 1–6.


[Закрыть]. Для решения третьей задачи члены Комиссии 1910 г. подвергли анализу годовой опыт практических занятий. Была отмечена несомненная польза от практических занятий: «приближение студентов к основам науки», «ученое любопытство», возбуждаемое чтением рефератов, ответственность, возлагаемая на каждого студента. Можно было надеяться, что именно практические занятия будут той живой струей, «которая может смыть средневековую схоластику, тяжелым бременем давящую нашу богословскую науку доселе»[485]485
  См.: Журналы Комиссии 1911 г. С. 132, 181–182.


[Закрыть]. Но перегруженность студентов не позволяла эффективно готовиться к занятиям, а преподавателю было трудно работать с целым курсом. Члены Комиссии постарались указать, как должны готовиться студенты к практическим занятиям и на что может употребить эти занятия преподаватель. Однако сформулированные в результате обсуждений комментарии повторяли уже много раз высказанные ранее пожелания об изучении источников науки и учебных пособий, разборе важнейших сочинений из литературы предмета, знакомстве с учебниками и учебными пособиями семинарского курса и т. д. По кафедре пастырского богословия и гомилетики, кроме изучения важнейших патрологических и гомилетических произведений, студенты должны были заниматься практическим проповедованием, упражняться в произнесении заранее приготовленных проповедей «на память» и экспромтом, а преподаватели – разбирать эти проповеди и давать советы. Такой порядок был возвратом к системе митрополита Платона (Левшина), хотя, конечно, небесполезной.

Проект 1910–1911 гг. вызывал общее недовольство и критиковался, хотя и имел некоторые сдвиги в научной подготовке студентов академий. Идея иерархии предметов внутри самого основного богословского ядра лишь отчасти вошла в окончательный вариант Устава: Священное Писание и патрология получили двойное преимущество в часах (предложения членов Комиссии 1909 г. были более радикальными), все остальные науки были равны по количеству часов и отчетности. Группы специализации имели определенную направленность, в которой можно видеть самостоятельную ценность для высшего богословия, а не для подготовки преподавателей семинарий. Но идея, прозвучавшая в заседаниях Комиссии 1909 г., – специального изучения основных богословских наук – в окончательном варианте отсутствовала. Группы, включая лишь предметы, не вошедшие в число общеобязательных, не охватывали, таким образом, основных богословских наук: догматики, церковной истории, литургики, пастырского богословия и пр., и не давали возможности углубиться в одну из них. Кроме того, для углубления в богословие групповые предметы занимали неподходящее место в учебных планах: они изучались на первом и втором курсе, то есть тогда, когда студенты лишь приступали к серьезному, академическому, изучению основных богословских наук. Выбор группы предоставлялся только что поступившему в академию семинаристу, мало представлявшему изучение богословия на высшем уровне. Неудобен был и годичный отрыв начала научной специализации (т. е. написания выпускного курсового сочинения) от изучения групповых предметов. Таким образом, вся ответственность и тяжесть научной специализации выпускника академии по-прежнему падала на выпускное сочинение. Идеи научной специализации на старших курсах, постепенного сосредоточения внимания и занятий на определенной богословской науке, области, вопросе, звучащие и в 1905–1906 гг., и на заседаниях Комиссии 1909 г., так и не получили закрепления.

Был заметен интерес студентов к практическим занятиям. Преподаватели старались вырабатывать конкретные формы, набираясь опыта по ходу дела. Однако этими занятиями не достигалась во всей полноте поставленная цель. Занимаясь одновременно с целым курсом, преподаватель мог уделить каждому студенту так мало времени, что практические занятия походили на лекции. Как показал опыт, аудитория на практических занятиях не должна превышать 20–30 человек, иначе они перестают быть эффективными. К тому же трудно было требовать от студентов, перегруженных практическими занятиями по всем предметам, активного участия и добросовестной подготовки к ним. Увеличение же аудиторных часов сократило количество свободного времени студентов, которое они использовали ранее на чтение книг.

В 1917 г., при разработке проекта Нормального устава, «отталкивались» в основном от неудач Устава 1911 г. Учитывая его главный недостаток – отсутствие четкой концепции научного богословского образования, – было решено: при всех разногласиях и дискуссиях идти путем не усреднения, а синтеза, не теряя главных идей. Итоговый проект нового Устава[486]486
  ГА РФ. Ф. 550. Оп. 1. Д. 181. Л. 1–15.


[Закрыть], составленный в процессе работы Комиссии профессоров 1917 г. и соборного Отдела о духовных академиях, представлял вариант такого синтеза. Он вбирал все лучшие идеи предыдущих проектов и мнений. Многопредметность предлагалось устранить уже традиционным способом: выделением общеобязательных наук, изучаемых всеми студентами, и формированием пяти специальных групп, для выбора (§ 120). Общеобязательный (базовый) курс строился по определенным принципам. В него включались следующие составляющие:

1) предметы, изучающие источники богословского ви́дения – Священное Писание Ветхого и Нового Заветов и патрология;

2) богословское образование в тесном смысле слова – апологетика, догматическое, сравнительное, нравственное богословие, история Древней Церкви, история Русской Церкви, церковное право;

3) необходимые орудия богословских исследований – история философии, еврейский, греческий и латинский языки;

4) педагогика как наука, тесно связанная с психологией и необходимая для большинства студентов, которым предстоит педагогическая деятельность на учебном или пастырском поприще;

5) один из новых языков (§ 122)[487]487
  ГА РФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 382. Л. 75–77.


[Закрыть].

Состав общеобязательного курса мало отличался от такового в Уставе 1910 г. и даже 1884 г., что грозило прежней многопредметностью. Но, сознавая эту опасность, составители проекта не сочли возможным умалять фундаментальное богословское образование. Для облегчения планировалось более продуманное согласование самих курсов и их частей. Опасность была, как и в любом теоретическом построении, но, как и при составлении Устава, при его введении надеялись использовать опыт прошлого и перенести акцент на специализацию. Система спецкурсов, семинаров разного уровня, а также непосредственное научное руководство каждого студента преподавателем давала основание надеяться на осуществление желаемого.

Для специализации выделялось пять групп: 1) библейская; 2) богословско-философская; 3) церковно-историческая, с разделением на историю Древней Церкви и историю Русской Церкви; 4) словесность и язык в историческом развитии; 5) церковно-практическая[488]488
  Первая – библейская – группа: Священное Писание Ветхого Завета и ветхозаветное богословие (две каф.); Священное Писание Нового Завета и новозаветное богословие (две каф.); библейская история и библейская археология; еврейский и арамейский языки; история и литература иудейства, греческий библейский язык.
  Вторая – богословско-философская – группа: основное богословие; догматическое богословие; нравственное богословие; библейское богословие ветхо– и новозаветное; систематическая философия и логика; психология; история новой и новейшей философии.
  Третья – церковно-историческая – группа: история Древней Церкви до разделения Церквей; церковно-историческая география; история западных исповеданий; всеобщая древняя и новая гражданская история с методологией истории; история православного богослужения (историческая литургика); церковная археология и история христианского искусства; история церковной византийской литературы. Внутри группы две подгруппы. К первой были отнесены: история греческого Востока после разделения церквей; история христианского (негреческого) Востока. Ко второй: история Русской Церкви; русская гражданская история; история старообрядчества и сектантства; история Славянских Церквей; для КДА – украиноведение (язык и история литературы).
  Четвертая – словесно-языковая – группа: патрология и история византийской письменности; история проповедничества; история западноевропейских литератур; история славяно-русской письменности; история русской литературы; славянская филология (включающая южно– и западнославянские языки и литературы); русский и церковнославянский язык с палеографией.
  Пятая – церковно-практическая – группа: пастырское богословие (с аскетикой, катехетикой и историей миссий), церковное право, история проповедничества и гомилетики, литургика, церковная археология и история христианского искусства, история старообрядчества и разбор его учений, история сектантства и разбор его учений, история социальных учений, педагогика с методикой преподавания Закона Божия (§ 123) (ГА РФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 380. Л. 157–162).


[Закрыть]. Для КазДА предполагалась еще шестая группа, для специального изучения мухамеданства и буддо-ламаизма (две подгруппы), а также языка и быта тех населяющих Россию народов, которые исповедуют эти религии (§ 124, 125). Новизна состояла в том, что в группы включались и общеобязательные предметы, то есть в виде общих курсов они изучались всеми студентами, а в виде специальных курсов, в которых углубленно излагались конкретные разделы и вопросы, – частью студентов. Это должно было дать возможность слушателям проследить научный метод работы профессора.

Предметы каждой группы были внутренне связаны друг с другом. Некоторые науки включались в состав двух групп (библейское богосло вие – в библейскую и богословско-философскую группы; церковная археология, история христианского искусства, историческая литургика, история старообрядчества – в церковно-историческую и церковно-практическую группы). С одной стороны, они были сочтены необходимыми для формирования специалистов разного профиля. С другой стороны, была надежда – и в заседаниях отдела она высказывалась неоднократно, – что такой «двойной» подход позволит самим преподавателям-специалистам при составлении курсов лекций и руководстве студентами более четко и полноценно осмыслить преподаваемую науку, выработать подходы и методы ее изучения. Специализация должна была определять и сам характер преподавания групповых предметов, причем по ним должны были читаться и общие курсы, и специальные. Но состав групп формировался очень тяжело, с бурными дискуссиями и многократным внесением изменений. В каждой группе (кроме библейской) выделялось несколько направлений, требующих особого внимания. Основные сомнения вызывала последняя – церковно-практическая – группа. Развитие богословских наук не позволяло готовить специалиста по каноническому праву, церковной археологии и литургике в одном лице, да еще ориентированного на творческое развитие пастырского богословия. Но и специалист по догматическому богословию, патрологии и религиозной философии в одном лице мог упустить специфику каждого направления. Следовательно, надо было выделять специальности внутри группы, определяя их специальными курсами, занятиями студентов под руководством преподавателя-специалиста, написанием самостоятельных работ, темами кандидатского и магистерского исследования.

Таким образом, в проекте впервые была проведена идея, в которой совмещались положительные стороны Уставов 1869 и 1884 гг. – специальное углубленное изучение основных богословских направлений и полнота фундаментального богословского образования. Такое сочетание, при соответствующей постановке общих и специальных курсов, должно было способствовать правильному научно-богословскому росту. На младших курсах предполагалось формировать богословский кругозор и мышление, давать понятие о структуре научного богословия и достаточно широкие богословские знания, учить работать с основными источниками. Специальное, углубленное изучение основных и дополнительных предметов на старших курсах и самостоятельная работа под руководством преподавателя должны были готовить специалистов, владеющих методологией и орудиями богословского исследования, умеющих самостоятельно анализировать, обобщать и систематизировать результаты научно-богословского исследования, делать выводы, оценивать место и значение конкретного исследования в контексте современной богословской науки и вводить полученные результаты в этот контекст. Но неизбежная дифференциация внутри группы ставила вопрос об осмыслении принципов специализации на новом уровне и доработке заявленной системы. Специализация последней группы – церковно-практической – кроме «полицентричности» вызывала еще одно сомнение. Церковно-практическое богословие – направление новое и специфическое, требующее разработки специальных методов, то есть, особых усилий. Насколько эти особые усилия позволят полноценно развивать другие науки отделения: каноническое право, литургику и церковную археологию?

Особо было отмечено то, что единство учебных планов сохранялось лишь в общих и существенных чертах, закрепляя главные принципы научного богословского образования. Право детальной разработки с приспособлением к местным условиям предоставлялось каждой академии с учетом их исторически сложившегося типа[489]489
  ГА РФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 380. Л. 163.


[Закрыть].

Проект Нормального устава 1917 г. учитывал позитивный и негативный опыт практических занятий, связывая их с групповыми занятиями по общим курсам и по спецкурсам (§ 121). В связи с общими курсами студенты должны были знакомиться на практических занятиях с ученой и учебной литературой с целью выработки навыка к чтению и усвоению серьезных книг, умения разбираться в методах и тенденциях крупных научных исследований. В связи со специальными курсами практические занятия предполагали большую самодеятельность со стороны студентов: изучение и анализ источников, подготовку письменных и устных ответов на поставленные профессором вопросы[490]490
  См.: Объяснительная записка к Уставу православных духовных академий, выработанному Комиссией делегатов от всех академий 10 мая – 5 июня 1917 г. (ГА РФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 381. Л. 247).


[Закрыть].

Ежегодные и выпускные сочинения, как единственное средство к воспитанию самостоятельной работы, решили удержать; но, как требующие большого времени и сил, сократить их число (ежегодных сочинений с 9 до 6) и связать с практическими занятиями. Были высказаны даже предложения, каким образом это можно делать: 1) сочинения могут в виде докладов представляться, разбираться и защищаться на практических занятиях, давая основание для зачета; 2) отдельные со чинения, разбираемые на практических занятиях, могут быть связаны между собой и в результате давать всем студентам группы материал для зачета и экзамена; 3) ежегодные сочинения, при их расширении на практических занятиях, могут перерастать в выпускное сочинение.

Итогом обсуждений 1917 г. было общее мнение: академии должны служить Церкви прежде всего «разработкой и преподаванием богословской науки в связи с соприкосновенными отраслями знаний»[491]491
  Основные положения, выработанные Отделом о духовных академиях. П. 1 (ГА РФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 381. Л. 46). В объяснительной записке указывалось, что именно выделением научной задачи академий как основной новый Устав должен оппонировать Уставу 1911 г., беда которого состояла в обострении «до крайности» «антагонизма научных и воспитательных задач академии» (ГА РФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 381. Л. 251–253). Ср.: «Устав, определяющий академию, как учено-учебное учреждение, решительно ставит на первое место научные задачи высшей богословской школы» (Там же. Д. 382. Л. 59–70).


[Закрыть]. Следует отметить, что в процессе обсуждений 1917–1918 гг. трижды вставал вопрос об альтернативных типах высшей богословской школы. В заседаниях академической Комиссии 1917 г. был поднят вопрос об учреждении богословских факультетов при университетах[492]492
  Комиссия приняла решение не отказываться от исторически сложившегося – самостоятельного гуманитарно-богословского – типа духовных академий, ибо не было уверенности в сохранении вероисповедного характера и тесной связи университетских богословских факультетов с отечественной Церковью. Эту мысль подтвердили университетские профессора (мнение проф. И. М. Гревса – РГИА. Ф. 797. Оп. 86. Д. 91. Л. 78).


[Закрыть]. Был разработан проект богословских институтов, преобразованных из старших классов семинарий[493]493
  О реформе духовно-учебных заведений. Пг., 1917. С. 29–47. См.: Сухова Н. Ю. Практическое богословие в российских духовных академиях – проблема понимания и сложности развития (XVIII – начало XX в.) // Сухова. Вертоград наук. С. 244–274.


[Закрыть]. На Поместном Соборе обсуждался проект Высшей церковно-богословской школы монашеского типа[494]494
  ГА РФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 380. Л. 108–138. Проект был составлен епископом Феодором (Поздеевским) и архимандритом Гурием (Степановым) (см.: Сухова Н. Ю. Ученое монашество в России: научно-богословская деятельность и проблема консолидации // Сухова. Вертоград наук. С. 304–325).


[Закрыть]. Эти формы подразумевали свои научные достоинства. Но ни одна из этих форм не успела реализоваться до 1918 г., поэтому проверить их эффективность в подготовке научно-педагогических кадров и сравнить ее с подготовкой в духовных академиях в те годы не удалось.

Таким образом, научная составляющая образования студентов духовных академий имела непосредственное отношение к процессу на учной аттестации. Это был ее начальный и самый трудоемкий этап. Подготовка научно-педагогических кадров в области богословской науки была сопряжена как с обычными проблемами воспитания ученого-исследователя и преподавателя, так и со специфическими проблемами богословской науки, ее соотнесения с другими областями человеческого знания, методами гуманитарных исследований. Многофункциональность высшей духовной школы, обусловленная не только особенностями богословской науки, но и значением в Церкви, в духовно-учебной системе, казалось бы, нарушала привычную систему научной подготовки специалиста. Но эта же многофункциональность позволяла более ясно и значимо понять проблемы сложного процесса подготовки ученого-богослова и палитры проблем, которые ему предстояло решать. Научная аттестация этого ученого должна была свидетельствовать и об адекватном прохождении пути подготовки, и о готовности к решению этих проблем.