Текст книги "Жизнь и судьба Михаила Ходорковского"

Любопытно, что обвинили Гуцериева и его коллег, которые работали по такой же схеме, в незаконном предпринимательстве и уклонении от налогов, а не в хищении, и речь шла о небольших или условных сроках и штрафах.

«Меня в этом никто не обвиняет и никогда не обвинял, – отреагировал на статью Ходорковский. – Меня обвиняют в том, что «по документам» нефть продавалась от добывающих предприятий «ЮКОСа» самому «ЮКОСу» или его торговым подразделениям в России, а «на самом деле» я эту нефть непонятным образом («путем передачи на баланс») похищал».

Как утверждает ОЗ, «основной организацией, на которую оформлялись фиктивные сделки купли-продажи и право собственности на всю «нефтедобычу» ОАО «Юганскнефтегаз», ОАО «Томскнефть» ВНК и ОАО «Самаранефтегаз», продолжало оставаться ОАО «НК ЮКОС», которое в свою очередь переводило весь объем похищенной нефти на подконтрольное членам организованной группы ООО «Альта-Трейд»».

То есть «похищенной» нефтью опять владел «ЮКОС», а вовсе не Ходорковский, и на торговую компанию «Альта-Трейд» «переводилась» уже «похищенная» нефть.

Была и еще одна трейдинговая компания – «ЮКОС-М».

Тем временем сама нефть преспокойно шла своим путем от добывающих предприятий к потребителям. Как сказано в ОЗ, «продукция нефтедобывающими предприятиями самостоятельно отгружается непосредственно российским и зарубежным покупателям».

Потому и договоры «фиктивные». И цена ниже, чем в Роттердаме, и нефть идет непосредственно покупателям, а не «ЮКОСу».

Купили вы, например, шубу в магазине «Меха Екатерина». Дело было весной, и чтобы приобретение не портилось в жару, оставили его там же на хранение в холодильнике для шуб. И тут приходит к вам Генпрокуратура и говорит: «Покупка вами шубы была фиктивной, поскольку она не у вас дома висит в шкафу, а в магазине «Меха Екатерина» в шубном холодильнике».

А если вы ее еще и на распродаже купили… В два раза дешевле рыночной цены… Вот вам и состав преступления: хищение шубы. А то, что «Меха Екатерина» совершенно на вас не в обиде – так это, кому какое дело. Это они так от налогов бегают: продают шубы по заниженным ценам.

А сколько эта шуба в Роттердаме стоит…

«Кроме того, заведомо ложными в договорах являлись сведения о том, что «стороны» достигли договоренности о цене нефти, – гласит ОЗ. – Фактически такого соглашения не было, а цена на нефть участниками возглавляемой Ходорковским, Лебедевым организованной группы, без какой-либо экономической необходимости, преднамеренно устанавливалась в многократно заниженных по сравнению с реальными мировыми рыночными ценами размерах».

То есть ценами Роттердама.

И, как мы помним из того же ОЗ, была на уровне среднероссийских цен.

Нет, конечно, никакой экономической необходимости покупать что-либо по такой же цене, как и все. Можно ведь заплатить и подороже. Тут же все и прибегут именно вам это продавать. И вот тогда возникнет экономическая необходимость. Предложение вырастет, и цена упадет. До среднероссийской…

По этим самым «заниженным» ценам НК «ЮКОС» заключала с добывающими предприятиями «фиктивные» генеральные соглашения.

«Выгодность или невыгодность генеральных соглашений – это не предмет уголовного разбирательства вообще, – объяснял в своих показаниях Михаил Ходорковский. – Поскольку выгодность или невыгодность определяется уполномоченными органами самой компании и может оспариваться только по заявлениям заинтересованных лиц. Мне известно, что заинтересованные лица данный вопрос не оспаривали.

Почему я, собственно, одобрил генеральные соглашения – я знал и знаю, что добывающие подразделения нефтяных компаний – это очень инерционная производственная система. Невозможно сегодня добывать столько, завтра вполовину, послезавтра в два раза больше. Это возможно где-нибудь в Арабских Эмиратах, но не в России, у нас очень обводненная нефть, в зимних условиях на устьях скважин просто замерзает та самая скважинная жидкость, если остановить добычу.

Именно поэтому добывающим предприятиям предельно интересно иметь стабильный порядок реализации своей продукции, предусмотренный на годы вперед, по которому заведомо все их затраты на производство продукции будут оплачены и также будет определенная норма прибыли предусмотрена. Такая система функционирования для многотысячных коллективов добывающих предприятий наиболее интересна. А проблема с миноритарными акционерами добывающих предприятий решалась путем консолидации, то есть путем обмена принадлежащих им акций добывающих предприятий на акции головной компании. Мне было известно, что такая программа была реализована в период до 2001 года».

После «Альта-Трейд» и «ЮКОС-М» нефть продавали на запад еще через несколько посредников, входивших в периметр консолидации «ЮКОСа»: «Ю-Мордовия», «Фаргойл», «Энерготрейд» и «Руттенхолд Холдинг Лимитед». Посредников ОЗ сочло «подставными», продажу нефти – отмыванием денег, а руководители «подставных обществ» Малаховский и Переверзин были приговорены к долгим тюремным срокам за хищение и «отмывание». Третьему фигуранту этого дела Антонио Вальдес-Гарсия удалось бежать и вернуться в родную Испанию, откуда его, естественно, никто не выдал.

«Ваша честь, поскольку мне известно, что данные компании включались в периметр консолидации компании ЮКОС, то, естественно, они представляли интересы «ЮКОСа», – заметил Ходорковский. – Если это имеет в виду сторона обвинения под термином «подставная», тогда, наверное, и такое слово можно использовать. Надо сказать, что и дочерние добывающие предприятия тоже в этом смысле «подставные», потому что они тоже действовали в интересах компании «ЮКОС»».

То есть «ЮКОС» ограбил «ЮКОС» в пользу «ЮКОСа»… И это было бы смешно, если бы людям не давали реальные сроки.

Хамсуд

«Из Читы Михаила Борисовича увезли в феврале 2009 года, когда второе уголовное дело уже было передано в Хамовнический суд, – рассказывает мне Наталья Терехова. – Числа 20 февраля его увезли и на самолете доставили в Москву».

3 марта 2009-го Михаила Борисовича привезли в Хамовнический суд. Когда он входил на территорию, сквозь металлические ворота под ноги ему полетели гвоздики.

Новость весь день держалась в верхней строчке «Яндекса». Журналистов было столько, что адвокаты не могли протиснуться в зал.

Двое ребят из движения «Оборона» – Дмитрий Иванов и Александр Савельев – поднялись на крышу пешеходного моста Богдана Хмельницкого, растянули десятиметровый транспарант с надписью «Свободу Ходорковскому!» и зажгли файеры.

Их задержал ОМОН. Но плакат успел повисеть, так что сохранилась видеозапись.

В здании суда двое молодых людей, стоявших у архива канцелярии по гражданским делам, выкрикнули: «Михаил Борисович, вы – герой!» – и бросились наутек от судебных приставов.

Мне это живо напомнило описания гражданской казни Чернышевского, когда ему бросали цветы на эшафот. И сам МБХ стал похож на разночинца позапрошлого века: с тонкими чертами лица, интеллигентный, в очках. Таким он вошел в стеклянный пуленепробиваемый аквариум.

На нем были джинсы и куртка с надписью «No limits».

Без ограничений, без пределов.

Без страха.

«В отношении процесса с моей стороны гарантирую открытость, ясность, отсутствие попыток хитрить. Гарантирую небезынтересное зрелище», – сказал он накануне.

Ростовский переулок, где находится Хамовнический суд, перекрыли, пешеходов пускали по паспортам, журналистов – по удостоверениям.

Но митинг сторонников состоялся несмотря ни на что. Участники держали плакаты и книги с его фотографией. Скандировали: «Свободу Ходорковскому!»

Их разогнали. Задержали шесть человек.

Предварительные слушания проходили в закрытом режиме и продолжались до 17 марта.

Суд отказался прекратить дело за отсутствием состава преступления.

Суд отказался вернуть дело в Генпрокуратуру.

Суд отклонил все ходатайства адвокатов.

Суд удовлетворил ходатайство прокуроров о продлении подсудимым сроков содержания под стражей.

Судебный процесс по большей части рутина: прокуроры читают документы, плохо воспринимаемые на слух, защита заявляет ходатайства, выступают свидетели, потом документы читает защита…

Но на процессе в Хамовническом суде было несколько кульминационных моментов, о которых стоит рассказать.

Основные слушания начались 31 марта.

По дороге я купила белую розу. Очень тщательно выбирала, чтобы без всяких оттенков, белую-белую. Понятно, что через стекло не пролетит, но пусть он видит.

Я смогла протиснуться в зал и села напротив «аквариума».

Михаил Борисович улыбался, что-то шептал на ухо Лебедеву и даже в клетке стоял в позе хозяина, опершись на стену вытянутой рукой.

А в замке двери «аквариума» висели наручники.

Ему попытались передать журнал «The New Times» со статьей о процессе, но охрана не позволила. Не разрешили передать и мою белую розу, и Каринна Москаленко вставила ее в звено цепи, висящей на двери. Но охрана не позволила и этого, и розу положили на стол за «аквариумом», за глухую стену.

Скамьи стояли в один ряд, хотя уместился бы и второй, и третий.

Освободили место для Людмилы Алексеевой и представительницы ПАСЕ Сабины Лотхойзер-Шнаренбергер.

За нашими спинами гремели штативы телевизионщиков. Плотный ряд видеокамер, словно артиллерийский расчет, нацеленный на двоих арестантов, а над камерами огромные лохматые микрофоны на длинных тонких шестах.

Ходорковский слегка позировал, широко улыбался, кивал, потом потерял к журналистам интерес и погрузился в чтение документов.

Было душно. Окна распахнули, и ветер шевелил розовато-кремовые жалюзи.

Стекло «аквариума» отражало посюсторонний мир и причудливо искажало его. На одной из фотографий Ходорковский получится с белым пламенем над головою, словно с нимбом.

Они были там где-то в зазеркалье.

Или в зазеркалье мы?

Выступал Ходорковский. Говорил, что не будет хитрить и «прятаться за процессуальные зацепки». Что «политическая подоплека всего дела “ЮКОСа” очевидна», но он не будет «говорить о политической составляющей данного обвинения, чтобы не затуманивать суть».

Не думаю, что это «затуманивание сути», скорее прояснение. И говорить об этом следовало, причем еще на первом процессе.

«Я не могу отвлечься от последствий событий 2003—2005 гг., т. к. они иллюстрируют реальную значимость дела “ЮКОСа” для нашей страны, нашего общества, – говорил Ходорковский. – Не могу не напомнить, что сразу после моего ареста из третьего чтения была отозвана поправка в УК, позволявшая освобождать от уголовной ответственности за налоговые правонарушения при возмещении ущерба. Вакханалия подобных дел в последующие три года стала прямым следствием. Как прямым следствием дела “ЮКОСа” стал переход и рейдерства на совершенно иной качественный уровень – широчайшее использование при отъеме чужой собственности госресурса, включая правоохранительные органы, на коммерческой основе».

«Поправка в ст. 73 УИК РФ, позволяющая отсылать людей из Москвы в Читу, была внесена тоже по понятной причине, но зацепила десятки тысяч людей, – говорит он. – Так же, как десятки тысяч наших граждан зацепил отказ от двух планировавшихся амнистий и выхолащивание амнистии ко дню 60-летия Победы, снятие широко обсуждавшегося проекта о зачетных сроках в СИЗО».

«То, что одним из наивно скрываемых мотивов стали конкретные интересы конкретных чиновников по делу “ЮКОСа”, – ни для кого не секрет. Более того, эта информация последовательно распространяется, в частности, сотрудниками ФСИН».

«Мой девиз в этом процессе взят у советских политических диссидентов 70-х: “Власть, выполняй свои законы!”».

И началась рутина.

Защита заявляла ходатайства, судья по большей части их отклонял. Михаил Борисович просил разъяснить обвинение, понять которое невозможно в принципе в силу его противоречивости.

Зачитали запись в протоколе допроса Платона Лебедева: «Суть обвинений не только не понятна, но и является абсурдной, поскольку находится за пределами здравого смысла». И зал взорвался аплодисментами.

«Воздержитесь от аплодисментов! – сказал судья. – Если это будет повторяться, я попрошу судебных приставов очистить зал».

«То пишут в обвинении, что нефть похитили, то пишут, что предприятия реализовывали эту же нефть на экспорт, – добавил Платон Лебедев. – Мне это не смогли разъяснить, мне это бесполезно разъяснять, у меня ясный ум и сознание, и документы о моем психическом здоровье имеются, а вот сведения о психическом здоровье прокурора Лахтина у суда отсутствуют».

Никто ничего не стал разъяснять.

Прокуроры стали зачитывать текст обвинения. Сначала по Ходорковскому (неделю), потом по Лебедеву (еще неделю).

Прокурор Лахтин то и дело запинался, бубнил, с трудом продирался сквозь иностранные названия фирм и называл бенефициаров «бенефициантами».

А сторонники подсудимых на каждое заседание приносили цветы и ставили букеты на столы защитников.

И так весь процесс.

В самый разгар «лахтинских чтений» 15 апреля 2009-го Дмитрий Медведев дал большое интервью «Новой газете». Спросили его и о деле «ЮКОСа»: предсказуем ли для него исход.

«Предсказуемость судебного решения, судебного приговора для президента – противоправна, – сказал Медведев. – Это – знак нарушения закона. А для всех остальных свободных комментаторов – дело личное. Для государственных служащих и для президента никакой предсказуемости в любом судебном процессе, в том числе упомянутом Вами, нет и быть не должно».

И кое-кто ведь действительно поверил, что ничего еще не решено.

Когда я слушаю Дмитрия Анатольевича, каждый раз вспоминаю старый пошлый анекдот.

Приходит пациент к сексопатологу.

– Доктор, у меня с женщинами не получается…

– А сколько ж лет-то вам?

– 82, но моему приятелю – 85, а он говорит, что у него все нормально.

– Откройте рот, покажите язык. И что ж вам мешает?

27 апреля, менее чем через две недели, прокурор Ибрагимова полностью опровергла медведевское интервью. «Лебедев, все бесполезно, что запланировали, то и сделаем», – сказала она под смех зала.

В тот же день выяснилось, что обвинение отказывается арестовывать имущество, которое считает преступно нажитым. Оно и понятно. После банкротства «ЮКОСа» это имущество главным образом перешло к «Роснефти».

В тот же день прокуроры начали представлять письменные доказательства. Защита хотела исследовать и при необходимости комментировать каждый документ, а не просто их читать, но судья отказал ей в этом. Обвинение тоже ничего не комментировало. Документы просто читали, и все. И не было понятно, какой документ, что доказывает, откуда взялся и к чему относится.

Эта мука продолжалась до 29 апреля, после чего суд объявил перерыв до 12 мая.

«Они просто не умеют читать собственные документы», – заявил Михаил Борисович 29-го. И объяснил, что они не доказывают, а опровергают обвинение.

Не думаю, что не умеют.

Думаю, что не хотят понимать.

Потому что если вдруг начать понимать, можно и не мечтать о лишней звездочке на погоны.

Переписка с Борисом Стругацким

Между интервью Медведева и заявлением Гюльчахры Ибрагимовой произошло еще одно примечательное событие. С двадцатого по двадцать четвертое апреля 2009-го в «Новой газете» была опубликована переписка Михаила Ходорковского с Борисом Натановичем Стругацким.[239]239
  http://www.novayagazeta.ru/data/2009/041/13.html.


[Закрыть]

Борис Натанович поддерживал Ходорковского и во время первого процесса и после него, а в апреле 2008-го Михаил Борисович поздравил знаменитого фантаста с 75-летием и написал: «Ваши книги – мои друзья с ранней юности и до сегодняшнего дня. Очень надеюсь, что их будет еще больше, так как друзей много не бывает». «Высокая честь и награда судьбы для писателя – иметь такого читателя, как Вы», – ответил Стругацкий.

С осени 2008-го началась неспешная переписка. Ходорковский писал об экологическом и энергетическом кризисе: «Очевидно, Земля, даже при сегодняшней численности населения, не сможет обеспечить всех людей по нынешним стандартам потребления развитых стран. Достаточно сказать, что энергопотребление на одного жителя США в 5 раз превышает аналогичный показатель для Китая. Это с учетом гораздо более энергосберегающих технологий».

«Разрешить эту проблему (одну из многих в экологическо-сырьевой области), конечно, невозможно с помощью медленно убывающих источников углеводородов, – пишет он. – Такого их количества попросту нет. Конечно, термоядерная энергия не имеет аналогичных ограничений, но там, несомненно, будут ограничения другие, да и в ближайшие 30—50 лет рассчитывать на переход этой технологии в разряд широко используемых не приходится».

«Вывод, на мой взгляд, ясен: даже из этого частного примера следует – если нет обоснованных надежд на открытие совершенно новых, экологически безопасных возможностей для удовлетворения некоторых материальных человеческих потребностей – эти потребности должны быть ограничены или изменены!»

«Интересный пример подают скандинавские страны, не просто ограничивая свое потребление имеющимися у них возможностями (в частности, Швеция к 2020 году обещала отказаться от импорта углеводородов), но и предлагая смену самой потребительской парадигмы, просуществовавшей почти 100 лет. Оказывается, можно разорвать жесткую связь между уровнем потребления и качеством жизни.

Приведу пример: новую модель автомобиля на стоянке под окном они успешно предлагают считать менее привлекательной, чем велосипед и сосновый бор вместо автомобильной площадки».

Между прочим, это пишет человек, сидящий в тюрьме. Которого судят.

Я, конечно, встряла в эту переписку и изложила свое мнение:

«Я прочитала Вашу полемику с Борисом Стругацким в «Новой газете». При всем моем безмерном уважении к Вам и к Борису Натановичу, я считаю проблему надуманной.

И вопрос не в том, ездить ли на работу на автомобиле или на велосипеде. А в том, ездить ли туда вообще. Зачем ездит на работу офисный планктон? За компьютером сидеть? За ним что, дома посидеть нельзя? Нельзя договориться по телефону, обменяться файлами по электронной почте, устроить телеконференцию по скайпу? Зачем туда ходить?

Обычно я езжу в издательство четыре раза в год:

1) подписать договор;

2) вычитать редактуру;

3) вычитать корректуру;

4) поставить шампанское сотрудникам и получить авторские. Если у меня выходит две книги, это количество возрастает до восьми раз, три – до двенадцати. Но даже для двенадцати раз в год покупать машину, по-моему, просто неприлично.

Но и это число можно сократить до пункта четыре. Подписи существуют факсимильные, и их признание – проблема законодательства и защиты информации, а не энергетики.

Редактура и корректура по распечатке – следствие привычки и отсутствия специальных программ с редакторскими и корректорскими символами. То есть проблема психологическая + программная.

Ну, а обмыть – это святое, без этого, конечно, никак.

Хотя когда у меня выходила книга в Питере, я вообще там ни разу не была. Даже не знаю, где находится издательство «Крылов». Договор на подпись мне высылали по почте.

А деньги, межу прочим, прекрасно умеют перемещаться по электронным сетям.

До меня уже доходили слухи об американских фирмах, на которые работают индийские программисты, отнюдь не покидая родной страны. Кстати, такой способ удаленной работы приведет и к сглаживанию экономических различий между разными странами.

Так что я думаю, что прежде чем закончится нефть, исчезнут офисы. Точнее, уйдут в виртуальное пространство. И потребность в нефти уменьшится в разы. Потому что сотрудники будут встречаться раз в месяц на корпоративных вечеринках: надо же где-то попонтоваться. Ну, и обмыть.

Заодно исчезнут пробки, и будет огромная экономия времени на дорогу на работу и с работы. И можно жить в сосновом бору.

А ноутбук жрет энергии, как лампочка в 25 Вт. В отличие от автомобиля.

Конечно, останутся сферы деятельности, в которых на работу все-таки придется ходить (или ездить). Медицина, например. Хотя профессор Преображенский, помнится, дома оперировал. Может быть, стоит к этому вернуться?

И рабочим на завод ходить надо, если только там не все автоматизировано. Но не рабочие создают основной поток машин. Они пользуются общественным транспортом. К тому же можно вернуться к советской традиции строительства жилья для сотрудников рядом с местом работы.

Помните, Менделеев говорил, что жечь нефть – все равно, что жечь ассигнации. При современном развитии средств связи офисы уже изжили себя. Мы не то, что жжем ассигнации, мы топим ими печку в теплый майский день. И настанет жаркий июнь. И все равно будем топить. По привычке, и потому, что нравится на огоньки смотреть.

Нужна не альтернативная энергетика, а альтернативная организация труда.

Кстати, Вы зря недооцениваете атомную энергетику. Во Франции это основной источник энергии. Прекрасная Франция напичкана АЭС, как гранат косточками. А опасность атомной энергетики сильно преувеличена. Просто строить надо, как следует, а не так, как в Чернобыле. И работать там должны компетентные люди.

А офис будущего я представляю примерно так…

Глава фирмы сидит в шезлонге под пальмой на острове в Тихом океане. На коленях у него стоит тоненький ноутбук с белым яблочком на крышке, а над его бунгало неторопливо крутится ветряк или сияет солнечная батарея и вырабатывает энергию исключительно для его бунгало.

Один из его сотрудников живет в Гоа и в свободное от основной работы время сочиняет для друзей «гоа-транс», а также приторговывает в Интернете фотографиями местных закатов. И главное, ему не надо расплетать косички и снимать «фенечки», чтобы ходить в этот проклятый офис.

А другой сотрудник живет в Новосибирске, и ему не надо покидать родной Академгородок, его распрекрасных обитателей, старых друзей и любимую маму.

Что они делают? Да все, что угодно. Судя по составу участников, эта фирма похожа на IT, но, может быть, и заводиком управляют. Где-нибудь в Китае.

Вот так…»

«Что касается «мобильного офиса», то увы – это не решение проблемы транспорта (если вспомните, именно в этом контексте мы говорили), – отвечает мне Михаил Борисович. – Современный человек становится все мобильнее. Транспорт – это новая степень свободы. Другое дело, что ее можно сделать более экологичной. Да и с «мобильным офисом» все совсем не так просто. Начнем с того, что «людей творческого труда» – ученых, писателей… от 3 до 8%. В принципе! Способных!

А виртуальный строитель, официант, даже продавец – многих не «греют». Я уж не говорю про необходимые капвложения и даже теоретическую возможность создания гибких, полностью автоматических заводов. Это проблема даже не этого столетия. Прошу поверить технологу.

И даже чисто психологическая проблема. Большинство людей больше любят работать и производительнее работают в большом коллективе (15 – 150 человек). Это, к слову, инстинкт: человек – стадное животное. Особи-индивидуалисты – не редкое, но исключение. Прошу поверить уже не технологу, но руководителю крупной компании.

В общем, Гоа – удел немногих. Увы».

Переписка МБХ и БНС продолжалась.

Стругацкий отвечал во вполне пессимистическом духе, предрекая человечеству резкое снижение энергопотребления и повсеместный переход к тоталитаризму.

«Очень, очень надеюсь, что Ваше предвидение носит сравнительно краткосрочный характер, что сумрак сейчас наиболее непрогляден, а дальше – пусть и в течение 10—20 лет – но мы обязательно будем двигаться к рассвету, – отвечает Ходорковский. – Мы – это Россия. Мир – возможно, сегодня еще находится не в нижней точке траектории спада, хотя неоконсерваторы очень «старались». Надеюсь, что у них тем не менее кризисная ситуация будет менее ярко выражена, чем у нас.

А может быть, у нас в какой-то момент будет даже лучше, чем у них, а?

Очень хочется верить во что-нибудь хорошее».[240]240
  http://www.novayagazeta.ru/data/2009/042/14.html.


[Закрыть]

«Только я отправила Вам мое предыдущее письмо, как «Новая» опубликовала очередную порцию Вашей переписки с Борисом Натановичем, – подключилась я, – где уважаемый мэтр жалуется на черствость современного общества и делится своим скепсисом по поводу его дальнейшего развития в сторону либерализма и гуманизма.

При всех печальных событиях, происходящих в нашей стране (например, суде над Вами с Платоном Леонидовичем), я считаю, что уважаемый мэтр неправ.

Все его рассуждения применимы и прекрасно описывают предыдущую стадию развития общества. Просто Борис Натанович не заметил формирования следующей стадии. Сразу видно, что он не сидит в блогах и не ходит по сайтам.

Михаил Борисович, Вы помните, что такое плазма?

На всякий случай напоминаю. Плазма – это частично или полностью ионизированный газ, в котором движением частиц управляют дальнодействующие кулоновские силы. Разноименные заряды притягиваются, одноименные отталкиваются, причем расположенные весьма далеко друг от друга. В результате в плазме легко возбуждаются различные коллективные движения частиц. Например, колебания и волны. И еще, плазма – практически сверхпроводник. И ее считают особым, четвертым состоянием вещества.

Теперь применим эту аналогию к общественным процессам.

1) Традиционное общество.

Напоминает твердое тело. Связи жесткие, подвижность частиц маленькая. Племя состоит из родов, где все друг другу родственники;

2) Индустриальное общество.

Похоже на жидкость. Есть ближний порядок: мегасемьи, например. Есть слои, довольно четко разделенные, но все же есть возможность, разогнавшись, перепрыгнуть из слоя в слой.

3) Постиндустриальное общество.

Газ. Нуклеарная семья. Молекулы мало взаимодействуют друг с другом. Отсюда и «черствость». Молекулы в принципе можно заставить двигаться в одном направлении, если надавить на них сверху поршнем. И подморозить. Давление газа упадет, а значит сверху давить легче. Можно даже заморозить и надавить настолько, что газ вернется в жидкое состояние, а то и затвердеет. Недаром во всех тоталитарных системах присутствовали черты традиционного общества.

4) Сетевое общество.

Термин не мой. Его полно, этого термина. Но сравнений с плазмой я не встречала.

Интернет, и особенно блогосфера, создают эти дальние, причем, горизонтальные связи. Это не поршень, который давит сверху. Это не теплообмен в газе, из-за которого температура выравнивается: если в одной части мира кризис – и в другой будет. Мировые кризисы случались и на предыдущей стадии развития общества.

Интернетовские связи, связи между ЖЖ-френдами и т. д. подобны именно кулоновским силам.

Здесь собирают деньги друг для друга, собирают подписи, организуют движения и сообщества. Причем в течение нескольких дней. И они не замыкаются в виртуальном пространстве, а выходят в реальное. Примеры: движение автомобилистов, сбор подписей за Бахмину[241]241
  За освобождение бывшего юриста ЮКОСа Светланы Бахминой, родившей в тюрьме третьего ребенка, в интернете было собрано 96033 подписи. Той же весной ее освободили по УДО.


[Закрыть] и др.

Плазма наша пока, к сожалению, несколько сегментированная. Страны разделяют языковые барьеры. Зато мостиками между ними служат диаспоры. Знаете, сколько в русской блогосфере людей, живущих в Америке, в Германии, в Израиле? И блогера уже не обманешь относительно того, что происходит в этих странах: «Как это? А мой френд написал совсем другое».

И тогда становятся понятыми и естественными все эти безумные идеи об учреждении отдельной интернет-юрисдикции, неподвластной никаким местным невиртуальным властям, о создании виртуального государства. Потому что в интернете формируется другое, четвертое состояние общества, и оно начинает осознавать себя другим и мечтает отделиться.

Я вслед за Вами прочла Фукуяму (думаю, Вы сделали ему рекламу). Он убедителен, но тоже описывает предыдущее состояние общества. Упрекнуть его не в чем, статья «Конец истории» была опубликована в 1989-м, когда блогов еще даже не планировалось. Фукуяма не мог заметить тенденций, которых не было. Впрочем, все движется именно в том направлении, которое он увидел. Только история не кончилась. Все-таки сетевое общество отличается от традиционного либерального, хотя мы еще не совсем понимаем, как.

Теперь о свободе. Общество в четвертом состоянии просто не может быть менее свободным, чем в третьем.

Знаете, почему термояд не получается? Наверняка читали об этом.

Дело в том, что плазма обладает еще одним интересным свойством: ее очень трудно удержать в магнитной ловушке, убегает она. А для того, чтобы пошла управляемая термоядерная реакция, плазму (например, смесь дейтерия и трития) надо продержать при температуре 100 млн. градусов не менее 1 секунды. Не получается.

Общество в состоянии плазмы будет очень трудно подчинить».

Шел 2009 год. А с декабря 2010-го коллективные движения плазмы, управляемой с помощью «Твиттера», мы наблюдали во время арабских революций.

Прошел еще год. И в декабре 2011-го «Facebook» собрал стотысячный митинг на Болотной площади в Москве. А потом на проспекте Сахарова, и снова на Болотной.

Плазма пришла в движение.

Но вернемся в 2009-й. Публикации в «Новой газете» продолжались.

Ходорковский послал Борису Натановичу новую «заметку» о свободе и безопасности. Он пишет, что иногда ограничения личной свободы для усиления безопасности действительно необходимы, но «кроме объективных предпосылок необходимости изменений в понятии личной свободы существуют субъективные интересы бюрократии, толкающие в том же направлении. Причем велика вероятность, что и часть «объективных предпосылок» сформирована руками той же группы влияния, чтобы получить предлог для ограничения свободы».

Стругацкий отвечает, как Екклесиаст: «Мы привыкаем (и легко!) к самым продолжительным локальным войнам; мы привыкли к ежедневным голодным смертям в Африке; мы привыкли к авиакатастрофам и к тому, что уличный трафик убивает народу больше, чем серьезная война; очередной Чернобыль способен еще пока нас немного расшевелить, но сколько их еще понадобится на нашу голову – два-три? – чтобы и они приучили нас оставаться в общем равнодушными?»

«Что же касается нашей России с «ее догоняющим развитием» – вряд ли она скажет какое-либо новое слово в этих процессах, – пишет он. – Россия сейчас снова (в который уже раз!) на перепутье, беременна очередной бифуркацией, и такой пустяк, как ужесточение «мер безопасности» (абсолютно обыкновенное для нас действие, совершаемое практически неосознанно, автоматически, почти инстинктивно), не может играть сколько-нибудь существенную роль в ее политической жизни».

И задает свой вопрос: «Властвуют нами все-таки – аскеты или гедонисты?»

«Мы все-таки имеем дело с напуганными гедонистами, – пишет Ходорковский и замечает, что хорошо знает многих из них. – Им хочется жить по-настоящему хорошо, а не так, как членам ЦК КПСС, боявшимся у себя дома кондиционер поставить – «разговоры пойдут!». Причем что такое «жить хорошо», они знают прекрасно – спасибо глобализации. И они прекрасно понимают, что жить хорошо «там» им удастся только в том случае, если не слишком хулиганить «здесь», – потому что мир в последнее время уж очень прозрачный, ничего серьезного не скроешь. А жить хорошо «здесь» при до предела «закрученных гайках» внутри страны попросту невозможно – потому что усердно создаваемый миф «осажденной крепости» веселой жизни не способствует. Особенно если говорить о более или менее широком круге элиты и об их детях».