Текст книги "Канатоходка"

Морское путешествие

Для того чтобы оказаться в Красной Поляне, та часть киногруппы, которая была задействована в съёмках эпизода, добиралась из Ялты до Сочи морем – на теплоходе «Адмирал Нахимов» (недавно затонувшем), который был переделан из немецкого трофейного крейсера «Адольф Гитлер»… «Нахимов» считался комфортабельным, «прекрасным во всех отношениях» лайнером: многопалубным, с удобными каютами, бассейном, магазинами, ресторанами… Мы отплыли в восторженном настроении. Погода была солнечной. На море – полный штиль…

За теплоходом плывут дельфины… Сказка!.. Наше путешествие должно было продлиться больше суток…

Мы гуляли по палубам, дышали морским воздухом, плавали в бассейне…

Капитан устроил ужин в честь съёмочной группы. Всё было очень красиво, элегантно, романтично…

Ночью я проснулась от того, что чуть не слетела с койки в своей каюте: теплоход резко затормозил. С палубы раздавались крики. Беготня, топот, суета… Внезапно стали бить «склянки»… Я испугалась: тонем, что ли? Быстро оделась и вышла из каюты…

На палубе было много взволнованных людей. И тут я услышала крики: «Человек за бортом!!!» Кричали пассажиры, кричал кто-то из команды по трансляции и в рупор… Штиля на море как не бывало…

За бортом вскипала чёрная вода с гребешками волн, и там, в этой жуткой воде, где-то боролся за жизнь невидимый «человек за бортом»… Прожектора теплохода скользили по волнам, пытаясь его найти… Сколько это длилось – точно не могу сказать, но не меньше трёх часов… И народ не расходился, всё высматривал человека, волновался за его судьбу, надеялся, что он не утонул…

На воду были спущены шлюпки, сброшены спасательные круги… Наконец его нашли и выловили… Живого!.. И даже как-то не сильно напуганного. Выяснилось, что на теплоходе находились молодожёны, отправившиеся в путешествие после свадьбы. На корабле они от радости «добавили»… Невеста крепко заснула, а жених пошёл, простите, поблевать, перегнулся через борт, корабль качнуло, он и полетел «в морскую пучину»…

Замёрзшего молодожёна унесли в медпункт… Но вообще парень оказался крепким – даже не простудился. А невеста ему под стать – даже не проснулась! И когда утром ей рассказали о случившемся – не сразу в это поверила!.. Вот с такого происшествия началась наша мини-экспедиция в Красную Поляну…

Ну а закончилась она тем, что группа вернулась в Алушту, а мы с Леонидом Иовичем улетели в Москву, где готовилась запись песни для картины.

Песня про медведей

Композитор Александр Зацепин и Гайдай вместе долго искали, какую же песню должна петь героиня фильма. Сначала Зацепин принёс мелодию, ставшую потом основной музыкальной темой в следующей комедии Гайдая «Бриллиантовая рука», а также «Песней про зайцев», которую там поёт Никулин. Обычно, когда песня ещё пишется, для неё придумывается набор слов, которые ложатся на написанную мелодию по размеру. Это называется почему-то «рыбой». Как ни странно, но я очень хорошо запомнила ту абракадабру, которую написал Леонид Дербенёв на зацепинскую музыку. Саша Зацепин, приехавший в Алушту, спел:

 
Много в жизни дождей,
А зонтов слишком мало.
Я любовь для тебя
Одного сберегу…
Я в подарок тебе
Принесу незабудку
Голубую-голубую,
Как твои глаза…
 

Если не вслушиваться в текст, то получилась красивая песенка, которую вся группа с удовольствием мурлыкала. Но потом Гайдай решил, что она «слишком уж лирическая» для озорной и энергичной героини.

И родилась «Песенка про медведей», которая поначалу тоже Гайдаю не понравилась – ни музыка, ни тем более слова. Саша Зацепин сейчас рассказывает витиеватую историю, как из-за несговорчивости Леонида Иовича чуть было не ушёл с картины, предложив Гайдаю, чтобы музыку к «Пленнице» писал Бабаджанян. Но я этой истории не знаю, поэтому расскажу о том, что мне доподлинно известно и о событиях, при которых присутствовала.

О том, что я могу спеть в картине сама, речи не было, но Гайдай взял меня с собой в Москву, чтобы я сидела на записи в тонстудии, слушала и проникалась настроением песни – ведь мне предстояло эту песню сыграть. Вот я и слушала…

На запись пригласили много известных в то время певиц. Среди них были и Нина Бродская, и Таня Анциферова, и Лариса Мондрус, и Лидия Клемент… Больше не помню. Они сменяли одна другую, а Гайдай слушал и с каждым дублем всё больше мрачнел – нет, пели они все замечательно и по-разному, но… как-то уж слишком профессионально и эстрадно у них это получалось…

И вдруг он командует мне: «Ну-ка, пойди, попробуй сама!..» У меня коленки подкосились, душа ушла в пятки, но я, как под гипнозом, пошла к микрофону и спела…

Выхожу – а Гайдай сияет. И говорит мне: «Всё! То, что надо! Решено! Будешь петь сама!..» Ну, ничего себе!.. Счастливая еду домой и сообщаю маме и бабушке, что буду в картине петь САМА!

Через день мы возвращаемся в Крым, где снимаем эпизод «Песенки про медведей». Авалиани показал мне, как танцуют твист, который я потом забацала на камушке. Всё получилось. Все довольны…

Когда привезли проявленный и напечатанный материал, где были сняты и «Песенка…», и сценка, когда мы с Никулиным «спасаемся» от медведя, и мой спуск со скалы на верёвке, – мы поняли, что уже что-то начинает складываться. Материал был очень ярким, в хорошем темпе и весело сыгранным, хорошо снятым и выразительным.

Немного отвлекусь. Уже много лет гиды возят в Крыму туристов «по местам съёмок „Кавказской пленницы“». Несколько лет назад, когда снимали фильм к очередному юбилею картины, повезли туда и меня, на «те самые места». Естественно, с нами гид. Приезжаем в Лучистое (сейчас, правда, у этого места другое название – Демерджи).

И там я понимаю, что экскурсионное бюро просто облегчило себе жизнь: чтобы не скакать по горам вместе с туристами по разным местам, объединило все съёмочные точки на одном пятачке. И оказалось, что и «дерево, с которого падал Никулин», и «пещера, из которой выходил медведь», и «камень, на котором Нина танцевала твист», – неожиданно «сошлись» в одном месте. И аккуратненько обнесены какими-то верёвочками и увешаны «мемориальными» досками…

Пытаюсь объяснить, что, во-первых, все съёмочные точки были в разных местах, а во-вторых, камень, на котором я танцевала, не может быть высотой в два моих роста, потому что я на него запрыгивала…

Гид очень удивлялась и сказала, что она теперь будет единственным экскурсоводом, который знает, как всё было на самом деле…

Как поссорились Леонид Иович и Евгений Александрович

Съёмки уже близились к концу, и – то ли оттого, что все устали от напряжённой работы, то ли оттого, что мы всё время «варились в одном котле», то ли просто от жары – в съёмочной группе стали случаться неурядицы…

А скорее всего, началось это раньше, когда на глазах всей съёмочной группы поссорились Гайдай и Моргунов, да так, что комедийная троица прекратила своё существование – Никулин и Вицин в гайдаевских картинах позже продолжали сниматься, а Моргунов – больше никогда…

Случилось это так.

После очередного съёмочного дня автобус подвёз нас не к гостинице «Черноморская», а к городскому кинотеатру в Алуште. Привезли только что проявленный, первый отснятый материал – естественно, в дублях и с черновым звуком, который и собирались показать членам съёмочной группы. Всем интересно, все волнуются, особенно Гайдай…

И Леонид Иович объявляет, что это такой вот рабочий показ, поэтому в зале не должно быть никого, кроме группы…

И вдруг, прямо на его словах, в кинозал входит Евгений Александрович Моргунов, слегка навеселе, царственно шествует в первые ряды, а за ним следует крашеная блондинка бальзаковского возраста с гитарой в руках и явно нетрезвая. Все замерли…

Гайдай громко произносит, как бы ни к кому не обращаясь: «Я хочу всех ещё раз предупредить, что это первый просмотр чернового материала, поэтому в зале могут находиться только члены съёмочной группы…» Моргунов и ухом не ведёт. Гайдай повторяет свою просьбу-предупреждение уже резче… Ноль реакции…

В зале повисает напряжённая тишина. Потом ассистентка, Татьяна Михайловна, не выдерживает и просит «девушку» удалиться с закрытого просмотра. Та порывается встать, но Моргунов её удерживает и заявляет: «Это моя невеста!» (Хотя все в группе хорошо знают жену Евгения Александровича!) «Выйдите, пожалуйста!» – вновь просит ассистентка. «Сиди!» – грозно приказывает Моргунов. «Пока в зале посторонние, я не начну!» – зловеще тихо говорит Гайдай. В общем, «нашла коса на камень»…

И тут Моргунов не выдерживает. Он багровеет и орёт: «Ах ты, г…! Кем бы ты был без нас?!. Это мы тебя сделали!..» – «Вон!!!» – кричит разъярённый Гайдай…

Демонстративно хлопая крышками стульев, Моргунов вместе с «девушкой с гитарой» покидают зал. Все в шоке…

Начинается просмотр. Материал хороший. Красиво снятый. Но настроение у всех тяжёлое…

После этого инцидента Гайдай потребовал, чтобы Моргунова отправили в Москву и больше не вызывали, хотя тогда оставалось ещё много сцен с его участием. Некоторые разгневанный Леонид Иович сразу выкинул из сценария. А в тех, где без Бывалого по сюжету не обойтись, решил снимать дублёров и со спины.

Но… во-первых, как обойтись без крупных планов колоритного Бывалого, а во-вторых, где найти дублёров с ТАКИМИ СПИНАМИ?!.

Другое дело – эпизод погони: когда Шурик успевает на ходу запрыгнуть в красный автомобиль, в котором засыпающая после укола снотворным троица и связанная Нина, и остановить его на краю пропасти… Представьте, «пропастью» был обрыв на вершине Ай-Петри! Машина действительно стояла на краю! Под передние колёса подсунули какой-то сомнительный валун, а внизу – настоящий, полуторатысячеметровый обрыв… Вопрос: зачем, если в картине всё равно ощущение того, что это снято в павильоне?!.

Зачем нужно было так рисковать артистами даже ради эффектного кадра (а он и не получился из-за погоды – из-за облачности даже не видно, что съёмки на огромной высоте!)

Тысяча раз: зачем?!. Кино. Но то, что на моргуновском месте сидел худенький водитель «Адлера» Володя (в этом эпизоде в картине как раз его спина!), может быть, нас и спасло от бесславной гибели – с Моргуновым мы точно бы рухнули…

Евгений Александрович Моргунов

Конечно, позже в Москве Гайдаю всё-таки пришлось отснять Моргунова в финальной сцене «суд», но общались они «через переводчика»…

А помирились они только в Ленинграде в Доме кино на 25-летии фильма. Я сидела на банкете рядом с Леонидом Иовичем, и он вдруг наклонился ко мне и попросил: «Наташа! Скажи тост в честь Евгения Александровича!» Я произнесла тост, а Моргунов, конечно же, понял, что я это сделала по просьбе Гайдая…

И они оба сразу оттаяли по отношению друг к другу. Жаль, что так поздно. Но оба были гордыми, упрямыми и ранимыми…

Да!!! И Моргунов – тоже! Несмотря на то что многие считали и считают его нахалом и хамом, это совсем не так. Хотя его шутки бывали иногда и грубыми, и небезобидными (особенно когда были неудачными), вообще он был человеком добрым и даже интеллигентным.

Евгений Александрович был очень музыкальным, играл на рояле, прекрасно пел – особенно песни на французском языке и романсы…

Но… он был хулиганом – такой infante terrible (кошмарное дитя!). Например, он мог пройти на какой-нибудь суперматч или кассовый спектакль мимо самого строгого контролёра, ошарашив его заявлением: «Я – Моргунов! А это со мной!» И провести за собой человек десять… Популярность его была огромной, поэтому он с рынка уходил с корзиной, полной самых свежих продуктов, которые ему дарили…

Однажды нас пригласили выступить в какой-то богатой кубанской станице. Перед отъездом в Москву Моргунов сказал местному начальству, что «директор „Мосфильма“ очень просил его привезти два мешка сахара, мешок картошки, поросёнка, два ящика помидоров и два ящика винограда…».

На другой день нам в поезд погрузили всё это, только в пять раз больше – каждому из нас (а мы ездили вчетвером) и отдельно – «директору „Мосфильма“»… Ужас!..

А в другой раз, когда мы уезжали на концерт, ехавшая со мной в купе нетрезвая артистка, «славившаяся» своим скандальным характером, так мне нагрубила, что я хотела сойти, пока поезд не тронулся, и вернуться домой. И сошла бы – от обиды меня «переклинило», но Евгений Александрович взял меня за руку и отвёл в своё купе, сказав: «Со мной поедешь!»

И пригласил всех артистов, которые ехали на этот концерт, и попросил официанта принести шампанского, и веселил нас остроумными анекдотами, а обидевшая меня артистка ходила мимо нашего купе с виноватым видом туда-сюда…

Тогда Моргунов сказал ей: «Дочка! А ну-ка зайди к нам!» Она вошла. «Ты зачем обидела мою внучку?» – спросил Моргунов, под «внучкой» подразумевая меня…

Все расхохотались. А артистка сказала: «Наташ! Прости!» И мы с ней обнялись и расцеловались… Ситуация моментально разрядилась…

А вот с Гайдаем помириться мудрости не хватило. Оба были ранимы и самолюбивы. Оба затаили обиду.

По прошествии времени я начала думать, что хотя, конечно, Моргунов себя повёл ужасно, но ведь и Леонид Иович не нашёл верный тон. Всё-таки Моргунов пришёл с какой-никакой, но дамой. Ему хотелось, наверное, показать себя героем, мужчиной, похвастаться своими актёрскими сценами в материале. И вдруг – вот так, при всех, их выгоняют…

Почему так случилось…

В один из последних дней в Алуште съёмочная группа отмечала в ресторане нашей гостиницы день рождения Саши Демьяненко. Уже всё съели и выпили, но никак не могли разойтись. Посиделки затянулись, и я поняла, что пора идти отдыхать – завтра рано утром выезд на съёмку. И я тихонечко, «по-английски», ушла, но на выходе меня догнал Леонид Иович, предложив проводить до номера («всё-таки поздно – мало ли что…»).

Мы поднялись на этаж, где наши номера – мой, крохотный одноместный, и гайдаевский «люкс» (тоже не шикарный), где они жили с женой Ниной Павловной Гребешковой, – находились рядом.

Я поблагодарила Гайдая за заботу, сказала «спокойной ночи» и вошла в номер. Неожиданно Гайдай шагнул за мной и попытался закрыть дверь изнутри. Я ужаснулась, но вежливо попросила не закрывать, «потому что душно»…

И мы сели – я на краешек стула, а Леонид Иович в кресло у окна – напротив. Ситуация была более чем неловкая… Я начала «заполнять паузу», что-то лепеча про день рождения Саши, про завтрашние съёмки…

И тут в коридоре раздался громкий звук торопливых шагов, и в дверях остановилась Нина Павловна… Я от смущения не нашла ничего умнее, чем заявить: «Мы говорим о работе!» Нина Павловна молча вышла…

Хлопнула дверь соседнего номера. Леонид Иович поднялся с кресла и пошёл к выходу, я двинулась, чтобы закрыть за ним дверь. Но Гайдай неожиданно сам закрыл её изнутри, повернулся и попытался меня поцеловать…

Ух!.. «Умри, но не давай поцелуя без любви!» – так говорила героиня одного из фильмов того времени… Я была девушка цирковая, сильная, с моментальной реакцией, поэтому в одну секунду я Гайдая не только оттолкнула, но и вытолкала из номера, закрыла дверь и заперла её на ключ (прямо-таки сцена с Сааховым из фильма!)… Нина Павловна хоть и маленькая женщина, но «Лёника» своего держала в ежовых рукавицах… Сейчас она, улыбаясь, рассказывает о том, как «Лёник» меня любил (конечно, как героиню фильма – у Гайдая действительно была теория, что режиссёр обязательно должен быть влюблён в своё творение, как Пигмалион в Галатею). Но это сейчас, с позиции времени, возраста, мудрости, прожитой жизни, которая расставила всё по местам, и понятно, что ревновать было не к кому и не к чему…

А тогда Нина Павловна была молодой, горячей и строгой и «блюла» не только «Лёника», но и меня, потому что относилась ко мне с любовью…

Наутро она была со мной натянуто-приветлива. А вот Гайдай со мной не поздоровался и вообще не смотрел в мою сторону. На съёмках вежливо объяснял задачу, глядя сквозь меня, давал команды «Мотор!.. Стоп…», а потом только смотрел в глазок камеры…

Я чувствовала себя ужасно – «без вины виноватой». Я ещё не знала, что мужчины, даже самые умные, трудно прощают обиды и унижения – даже тогда, когда ни обижать, ни унижать их никто не собирался. Но Гайдай, похоже, воспринял всё именно как обиду и унижение…

В общем, съёмки в Крыму закончились для меня невесело. Но есть у этой истории ещё более грустное продолжение…

В поезде в Москву мы ехали в одном купе – Леонид Иович с Ниной Павловной и я…

Не помню, был ли ещё кто-то четвёртый. Но это не имеет значения. Зато очень хорошо помню, как Гайдай жёстко сказал: «Знаешь, я решил, что в фильме тебя озвучит профессиональная актриса!» У меня оборвалось сердце: об этом не возникало и речи – голос у меня был негромкий и нежный, но… мой, и никаких дефектов речи… «Почему?!» – задала я в отчаянии риторический вопрос. Гайдай стал говорить что-то о том, что у меня нет опыта, поэтому мне будет трудно, а у него на озвучание мало времени. Ну, и так далее.

Говорил он это (или мне тогда так показалось) не просто жёстко, а жестоко и мстительно. Причём Нина Павловна перед этим вышла. Значит, подумала я, они между собой договорились. Как же так?! Я разрыдалась…

Я плакала крупными детскими горючими слезами – от обиды и несправедливости, которые почему-то так часто и незаслуженно настигали меня на протяжении всей моей жизни…

Гайдай немножко смягчился, увидев такое искреннее горе, и стал меня утешать, объясняя, что почти всех начинающих актрис озвучивают профессиональные. И никто, тем более зрители, об этом никогда не узнаёт. Что меня озвучит замечательная актриса Надя Румянцева, у которой огромный опыт работы на дубляже, к тому же она «в материале», так как пробовалась на роль Нины и очень хотела её сыграть…

Забегая вперёд, скажу, что да, огромное количество актёров и актрис действительно озвучены другими. Мне и самой часто приходилось (особенно в «перестроечное» время, когда в «коммерческих» фильмах главные роли играли «любимые девушки» спонсоров) озвучивать молодых актрис. И действительно, этого никто не афишировал и никто об этом не узнавал…

Но со мной этот номер не прошёл. В первую очередь в тему «озвучания» вцепились журналисты, считая своим долгом этой темы коснуться или подробно рассказать в любом материале обо мне – будь то просто интервью, или документальный фильм, коих снимается несметное множество, или «парадная» передача к моему юбилею. Почему? Не знаю. Может, от собственной лени – легче же преподнести «остренький» факт, чем сделать передачу или статью о творчестве – для этого ведь надо и фильмы, и спектакли посмотреть, и стихи почитать…

А так – переписал то, что сказали другие, и всё. А может, есть такая порода людей, которым доставляет удовольствие причинять боль (подозреваю, что сегодняшних молодых журналистов на это натаскивают)…

А боль была сильной. Я уговаривала Гайдая (уже понимая, что это бессмысленно), чтобы он разрешил мне самой себя озвучить. Он вроде бы согласился, и в одну из смен меня привезли на тонстудию «Мосфильма»…

Я уже рассказывала о свойствах своего характера – сворачивать горы, если в меня верят, и петь от волнения шёпотом, когда меня «проверяют». Недоверие, крик или враньё вводят меня в ступор… Уже всё понятно?!.

На студию меня привезли, ЧТОБЫ ДОКАЗАТЬ, ЧТО Я НЕ МОГУ!.. Отступление. Профессиональные актёры подтвердят, насколько это ювелирное дело – озвучание, дубляж. Только когда ты занимаешься этим постоянно, эта трудная и утомительная работа приносит радость, наслаждение. Это как полёт под куполом цирка: не пропускаешь репетиции и представления – не теряешь навыка и испытываешь счастливое чувство полёта. Сейчас я могу утверждать это с уверенностью, потому что за свою актёрскую жизнь сдублировала или озвучила около 2000 картин! О своей «дубляжной» работе я расскажу, если не забуду, позже. Но что я хотела сказать? То, что прежде, чем начать писать сцену, даже самый опытный актёр должен несколько раз прослушать, просмотреть этот кусок фильма, порепетировать, попробовать, записать, ещё раз прослушать, и только потом приступать непосредственно к записи. Тогда дальше работа пойдёт легче – ты уже «сросся» с изображением твоего героя на экране…

А сейчас возвращаюсь к той трагической для меня минуте, когда в тонстудии я стою у микрофона, все на меня смотрят и ОТ МЕНЯ ЖДУТ ПРОВАЛА. И я, конечно же, проваливаюсь. У меня пересыхает горло. Я лепечу. И у меня нет ещё внутри стержня, который позволил бы мне найти нужные слова и твёрдо сказать обидчикам: «Тихо! Не торопите меня! Сцена трудная, и я буду репетировать, пока не почувствую, что получилось! Пока не поверю в себя!..» Но меня торопят. Мне не дают обрести спокойствие и уверенность. И я вообще замолкаю и останавливаюсь. Меня душат слёзы. И Гайдай говорит: «Ну, вот видишь! У нас просто нет времени с тобой возиться! А Надя всё сделает быстро и профессионально. Да не реви! Зато ты сама поёшь!..»

Но и это сомнительное утешение разлетелось в пух и прах! Зацепин на перезапись песни привёл Аиду Ведищеву и убедил Гайдая, что «Наташа неплохо поёт, но… не очень. А вот Ведищева – очень!..» Да кто же спорит: конечно, Ведищева поёт лучше, чем Варлей…

Но ведь – это НЕ ВАРЛЕЙ, это профессиональная певица, поющая «поставленным» голосом студенческую песенку, а именно этого – эстрадного профессионализма – Гайдай и хотел избежать во время первых записей, именно потому и решил, что я должна в картине петь сама…

Меня и здесь предали… «Снежный ком» моей боли покатился и вырос…

Что из этого получилось, я увидела на премьере «Кавказской пленницы» в Доме кино. С первых кадров зал гомерически хохотал. А я горько плакала… Я смотрела на себя на экране, говорящую совсем не юным голосом и поющую чужим, взрослым, с «вибрато» в припевах, голосом, – и мне становилось плохо, потому что я физически ощущала, что нарушена гармония, три компонента не соединяются воедино. Я – не я!..

Глубоко убеждена в том, что актёры в фильмах должны говорить и петь своими голосами (если, конечно, позволяет дикция или если драматический актёр не играет оперного певца), иначе вообще не надо брать актёра (актрису) на эту роль.

Я начинаю задыхаться, когда слышу, как в разных картинах Высоцкий то говорит не своим голосом, то поёт хорошо поставленным тенором! Зачем?!.

Не буду приводить другие чудовищные и бессмысленные примеры. Я знаю только один случай, когда актриса отстояла свой голос. Это Настя Вертинская. В фильме «Влюблённые» её зачем-то озвучили другой актрисой. И она просто пошла к председателю Госкино. В результате картину переозвучили заново. Вот это характер! Вот это поступок!.. Но нужно было обладать тем опытом и международным авторитетом в кино, которым обладала Настя. За её плечами была такая кинобиография…

А что я?.. Несколько «детских» фильмов, озвучание тех лент да картин Эльёра Ишмухамедова и Юры Хилькевича, которые и сами ещё были «начинающими режиссёрами»…

Я вышла, пошатываясь от боли, в фойе Дома кино после премьеры. Ко мне сразу побежали с поцелуями и с поздравлениями!.. Я говорила «спасибо», утерев слёзы…

А что ещё можно было сделать?.. И только второй оператор фильма подошёл ко мне в волнении и сказал: «Господи! Зачем они это сделали?!.» Действительно, зачем?..

В картине осталось несколько сцен с моим голосом – например, когда Нина говорит: «Ошибки надо не признавать! Их надо смывать кровью!..» Или в сцене «похищения невесты» Шурик наклоняется над Ниной в спальном мешке, прежде чем застегнуть его, и Нина, закрыв глаза, говорит: «Прощайте-прощайте…»

Гайдай признал, что МОИ СОБСТВЕННЫЕ ИНТОНАЦИИ в этих сценах – неповторимы… (Кстати, эпизод со спальным мешком мы снимали в тот день, когда мне исполнилось 19 лет – 22 июня!)

Может быть, кто-то, читая эти горькие строки, скажет, что я оправдываю собственную несостоятельность…

Докажу, что это не так: 61 фильм, великое множество спектаклей в театре, 2000 озвученных мною работ в кино и на телевидении – разве это не доказательство?!. Нет?!. Тогда – главное!

Через несколько лет меня порекомендовали Гайдаю уже в другом качестве: нужно было дублировать американскую актрису, сыгравшую главную роль в его картине «На Дерибасовской хорошая погода, или на Брайтон-бич опять идут дожди»…

И мой голос больше всего подошёл на эту роль. Гайдай утвердил его. Во время озвучания Леонид Иович то и дело повторял: «Зачем же я снимал в этой роли Келли?! Надо было Наташку снимать! Хотя нет! Наташка старая!» Дима Харатьян парировал: «Леонид Иович! Побойтесь Бога! Посмотрите на Наташу!.. Она же моложе Келли!..» Гайдай с ним соглашался и опять «сокрушался»… В шутку, конечно…

А на банкете после премьеры фильма Гайдай усадил нас рядом с собой – Диму слева, меня – справа, сказав, что хочет сидеть «со своими любимыми актёрами»…

В какой-то момент Леонид Иович повернулся ко мне, наклонился и тихо произнёс: «Ты знаешь, я до сих пор не могу себе простить того, что озвучил тебя Надей!.. Я помню, как ты плакала… Надя – блестящая актриса, но она пробовала скопировать твои интонации, и всё равно слышно, что это – Надя, хоть и молодая, но всё-таки старше тебя на 10 лет. Это не имело смысла. Наташа! Ты прости меня!..»

Могу поклясться чем угодно, что передала слово в слово то, что сказал Леонид Иович… И я сказала ему, что с болью по этому поводу жила и, видимо, буду жить до конца дней, потому что уже ничего изменить нельзя, но его мне не за что прощать, потому что он режиссёр и хозяин фильма. И я его люблю и уважаю…

А потом Гайдай объявил, что следующий его фильм обязательно будет про любовь и в главных ролях он обязательно снимет «своих любимых» Харатьяна и Варлей…

И все зааплодировали, хотя, как всегда, было не очень понятно, говорит он серьёзно или шутит…

Но следующего фильма уже не было… Гайдай умер. Умер на руках у Нины Павловны… Она мне рассказывала, что читала ему (он лежал в больнице) что-то весёлое, они вместе смеялись. И вдруг он закашлялся и сразу обмяк. Оторвался тромб…

Известие о смерти Гайдая стало неожиданностью и огромным горем для его зрителей, поклонников его уникального таланта, но, конечно, в первую очередь для его близких и для его актёров – для тех, кто любил и продолжает любить его, для тех, кого любил он… Гайдай – великий режиссёр. И это сегодня понимает большинство – нет комедийного режиссёра, который мог бы занять его нишу в кино…

Попытки снять ремейки по его картинам – не больше чем глупая фальсификация: для этого надо родиться вторым Гайдаем, а второго – у нас нет и никогда не будет, потому что талант – штучен…

Долго думала, нужно ли было касаться этой болезненной для меня истории, не оскорбит ли она память моего, по сути, кинематографического отца – ведь без «Кавказской пленницы» моя жизнь сложилась бы совсем по-другому…

Но тема эта всплывала и будет всплывать. И до сих пор мне не дают покоя вопросами: почему? Почему, например, я раньше не говорила, что большую часть роли озвучила Румянцева, а в картине песня звучит не в моём исполнении, хотя в концертах я её всегда пою? Да потому что на этом настаивал сам Гайдай: «Если будут спрашивать, говори – да, сама!» И я говорила, но от этого было только тяжелей – не должно быть неправды даже во спасение, даже «санкционированной»…

И потом – чем дольше жила картина, тем больше активизировалась уехавшая в Америку Ведищева. Она возмущалась тем, что её фамилии «нет в титрах», хотя до недавнего времени у нас в кино вообще не было такой практики. И тем, что я пела на юбилеях Зацепина и Дербенёва «Где-то на белом свете» и удостоилась наконец похвалы Саши Зацепина. А она считала, что её должны были вызвать из Америки…

И уж совсем бестактным было её выступление на одном из телевизионных ток-шоу. Когда Ведищеву спросили, почему она пела за Варлей в «Кавказской пленнице», дама вальяжно ответила что-то вроде «ну, у неё, кроме смазливой мордашки, ничего не было, она ничего не умела!».

А любимая мною Надежда Румянцева, которая, хотя Гайдай просил её этого не делать, во всех интервью стала после его смерти рассказывать, как она «сделала роль Нины» в картине…

Видимо, им – сознательно или подсознательно – не давала покоя зрительская любовь, которая после картины не проходила с годами… Нина Павловна Гребешкова, когда я однажды её спросила, почему они это делают, так и сказала: «Не обращай внимания! Ведь на экране – ты, и зрители тебя любят. Вот им и обидно…»

Всё равно не понимаю до конца, почему так случилось…

Я очень надеюсь, что на мои откровения Леонид Иович сегодня не обиделся бы. Правда не может оскорбить память. И верю, что не огорчила Нину Павловну. Она не просто мудрая женщина – она великая женщина, потому что сумела, будучи очень красивой и перспективной молодой актрисой, уйти в тень гениального режиссёра и построить свою жизнь во имя любви к нему, во имя того, чтобы он состоялся. Она смогла стать его самым верным и близким другом на сложном и тернистом пути, помогая в профессии, создавая домашний уют, воспитывая дочь, удерживая от искушений. Сколько же сил и терпения для этого нужно было прекрасной маленькой женщине, обладающей даром любви и достоинства!..

Мы с Ниной Павловной редко видимся, но часто созваниваемся по разным поводам…

Когда не стало моей мамы, я иногда обращаюсь к ней за советом и всегда получаю его сполна… Она удивительная – сильная и в то же время женственная. Она живёт очень скромно, так же, как жил и сам Гайдай, вернее, как жили они вместе…

Поразительно, но постоянно крутящиеся по телевидению гайдаевские фильмы не приносят ей доходов, потому что авторские права принадлежат «Мосфильму», поскольку сняты они в «доперестроечное» время, поэтому ей, как правопреемнице творчества Гайдая, не полагаются авторские отчисления, и я считаю, это в высшей степени несправедливо. Но мало ли что я «считаю»…

Я очень люблю дочку Гайдаев Оксану, внучку Олю… Они все родные мне люди. И это уже навсегда.

Да! Только не надо думать, что ТОГДА я, обидевшись на Гайдая, «надула губы» и перестала с ним общаться. Я тяжело переживала свои «болячки», но с Ниной Павловной и Леонидом Иовичем мы общались ВСЕГДА: мы звонили друг другу, поздравляли друг друга с праздниками и днями рождения, я писала им с гастролей обстоятельные письма.

А по окончании съёмок мы встречали вместе Новый год – Гайдаи отмечали праздник в Доме кино на ул. Воровского (сейчас опять Поварская ул.) и пригласили меня. И, хотя для меня Новый год всегда был и остаётся праздником семейным, я с радостью приняла их приглашение. Да и родители мои сказали: «Ты что?! Опять будешь сидеть дома?! Ни в коем случае! Конечно, иди в Дом кино! Развлекись, повеселись!»

Подозреваю, они всё ждали для меня «удачной партии» (бабушкино выражение). Если бы я была взрослой и умной, то, возможно, и оправдала бы в новогоднюю ночь их ожидания, потому что Гайдаи определили мне в «кавалеры» за столом Вячеслава Васильевича Тихонова…