Текст книги "Самое лучшее – впереди!"

– Уехали, уехали, уехали, – ворчливо проговорил Владимир. Спустился с крыльца, подошел к щенку, взял его на руки и пошел с ним дом. Следом вошла в дом Надежда. Мы, поставив в гараж автомобили, отправились вслед за ними. Стены дома еще хранили звонкие голоса малышей, топот их ножек. Еще жило ощущение, что ребята в своих комнатах и вот-вот выбегут и с шумом, как могут только они, промчатся по лестнице вниз.

Мой суженый не спеша снял в прихожей куртку. Прошел в гостиную. Не говоря ни слова, разжег камин и присел к роялю. Откинул крышку. Пальцы его коснулись клавиш. Дом заполнила грустная, нежная мелодия. Солнце уже клонилось к закату. Щенок притих, свернувшись рыжим комочком в прихожей на своей подстилке. Я, взяв книгу, расположилась в любимом кресле у рояля. Не читалось. Повернув голову к окну, стала наблюдать, как редкие снежинки медленно кружат в воздухе. Мыслями я была с ребятами там, в салоне самолета. Надежда неугомонно гремела кастрюлями на кухне. Владимира не было слышно. Видимо, ушел к себе в комнату, прилег.

Мы все с напряжением ждали телефонного звонка. Но как ни был он для нас долгожданным, прозвучал неожиданно и оглушительно. Мы с мужем вздрогнули и кинулись к телефону. Супруг первый поднял трубку. Я стояла рядом, и было слышно, как, пытаясь перекричать окружающий его шум, звенит в трубке родной голос старшего внука. Лицо мужа преобразилось, расцвело улыбкой. Он долго прижимал трубку к уху, а в трубке один детский голосок сменял другой. Я напряженно вслушивалась, стараясь расслышать голоса. А в комнату спешно вошли Надежда, Владимир, следом примчался Тошка. Сияя лицом, муж передал трубку мне. Я, пообщавшись вволю с детьми и внуками, передала трубку Владимиру. Тот, пытаясь скрыть волнение, повернулся к нам спиной и что-то тихо забубнил в нее. Потом пришла очередь Надежды. Причитания и вздохи полились рекой. Самым счастливым из нас выглядел Тошка. Услышав в трубке знакомые голоса и свое имя, щенок звонко и призывно залаял, кружась на месте.

* * *

Щенок оказался на редкость смышленым и чистоплотным. Быстро сообразил, что туалет находится на улице. Не портил мебель в доме. Хотя потребность поточить зубки у него была всегда. Мы часто находили на крыльце изрядно потрепанную ветку или прутик. Наигравшись вдоволь с ней и, видимо, с сожалением расставаясь, он клал ее у двери до следующего раза, но, в следующий раз не найдя ее на месте, приносил новую, такую же потрепанную. В столовой его всегда был порядок. Кушал не спеша. Аккуратно вылизывал после трапезы свою миску. Веселый, потешный, готовый в любой момент включиться в игру, он своим присутствием привносил радость и тепло в наши души и дом и неизменно вызывал улыбку.

Мы все привязались к щенку. Но особую привязанность к Тошке испытывал Владимир. Между ними завязалась тесная дружба. Щенок, как бессменный часовой, неразлучно следовал за своим другом. Убирает ли Владимир от снега двор или нашу аллею – щенок увлеченно неподалеку грызет свой прутик, возится ли Владимир в гараже с машиной или мастерит что-то в сарае – щенок устраивается в уголочке и, положив мордочку на передние лапы, наблюдает за ним. Владимир по природе своей был непоседа. Он всегда находил себе какое-нибудь занятие – что-то прибить, поправить, привинтить, а когда дела заканчивались, он мог неспешно прогуливаться из комнаты в комнату, сложив за спиной руки. Забавно было наблюдать, как, в очередной раз, Владимир неспешно шагает по комнате из угла в угол, а следом так же неспешно семенит щенок. Муж, неоднократно наблюдая с улыбкой их прогулки по дому, шутя увековечил их в музыке, назвав мелодию «Марш конкистадоров».

Подстилка щенка незаметно перекочевала из прихожей в комнату Владимира и Надежды и расположилась у кровати за тумбочкой. На ней появилась белоснежная простынка, которую Надежда меняла каждую субботу. А миска в столовой неизменно была наполнена кусочками сырого мяса или сладкими косточками. Каждую субботу щенка купали, после ванны шерстку смазывали бальзамом и расчесывали щеткой.

Что-то в этой дружбе было трогательное, первозданное, незамутненное.

* * *

В этом году зима долго не хотела уступать место весне. Казалось, вот-вот зазвенит капель, но к вечеру поднималась метель, и на следующее утро чуть обмякшие сугробы вновь обретали белизну и свежесть. Как ни противилась зима, ей все же пришлось уступить. И вновь звон капели и щебет птиц огласил окрестности. Воздух наполнился ароматом оттаявшего леса. По двору и аллее разлились лужи. Не спеша оголился и наш молоденький сад. Но удручающим, как прежде, пустырь уже не выглядел. Кое-где среди блестящих влажностью коры деревец зеленела среди луж не успевшая посереть прошлой осенью трава. Мы с нетерпением ждали, когда земля впитает влагу.

Время шло. В школе у мужа заканчивалась последняя четверть, и выпускники готовились к экзаменам. Сторож-распорядитель завел речь о косметическом ремонте школы в дни каникул и удобрении для ее сада и клумб. Он так привык к своей каморке в школе, к самой школе и ее обитателям, что ни под каким предлогом не желал покидать ее стен, лишь раз в неделю навещая свою квартиру со всеми удобствами. Сославшись на страх одиночества, он наотрез отказался менять что-либо в своей жизни. И его оставили в покое. Впрочем, его присутствие никому не мешало, наоборот, мы были спокойны и за школу, и за инвентарь, и за крохотный садик позади нее.

* * *

За повседневными хлопотами не заметили, как весна плавно преобразилась в лето. В школе отгремел очередной выпускной. Мы стали собираться на дачу. Надежда должна была лететь с нами. Следить за домом и садом поручили Владимиру с Тошкой. Была задумка взять песика с собой, чтобы порадовать ребят, но не решились ее осуществить. Трудно было представить, как Владимир в одиночестве будет коротать вечера.

Оставалось несколько дней до отъезда, как однажды муж, подойдя к окну в столовой, удивленно воскликнул:

– Что это с Владимиром?

– А что с ним? – с тревогой в голосе отозвалась Надежда, поднимаясь из-за стола.

– Он будто что-то потерял…

Мы с Надеждой подошли к окну. За окном Владимир молча спешно пересек двор, обошел густой кустарник, заглянул в сарай и так же спешно направился к гаражу. Выбежав из гаража, он остановился и стал растерянно озираться по сторонам.

– Что это с ним? – встревожилась Надежда.

– И щенка нигде не видно, – заметила я.

– Думаю, ему нужна наша помощь, – сказал мой суженый и направился в прихожую.

Мы с Надеждой поспешили следом.

– Что произошло? – окликнул Владимира, выходя на крыльцо, супруг.

– Тошка пропал, – сокрушенно развел руками тот, – только что крутился рядом – и вдруг не стало.

– Может, птиц где-нибудь гоняет?

– Если бы… Мы бы слышали лай. А то молча, как сквозь землю провалился. – На Владимира жалко было смотреть.

– Тошка, – позвала Надежда. В ответ – тишина.

– Тошка, Тошка, Тошка! – наперебой стали выкрикивать мы. Безмолвие.

– Будто и не было его никогда, – растерянно подытожил Владимир.

Я с удивлением заметила, как по его щеке медленно сползала крупная слеза. Владимир повернулся к нам спиной и украдкой вытер ее.

Похоже, это заметил и мой супруг.

– Подожди расстраиваться. – Он обнял Владимира за плечи. – Давай поищем.

– Он ведь не булавка. – Голос Владимира предательски дрогнул.

– Вспомни, где ты его последний раз видел, с этого места и начнем наши поиски.

Долго и безуспешно мы искали в саду и вокруг аллеи, обошли весь бывший пустырь. Не верилось, что Тошки с нами рядом нет. Все казалось, вот-вот сейчас с громким лаем выскочит из кустов. Ближе к вечеру решили осмотреть окрестности в стороне катка. Начало смеркаться. Краски леса стали сгущаться. Потянуло прохладой. Поеживаясь, обхожу нашу знаменитую елку. Надежда отыскать Тошку давно покинула меня. И тут откуда-то, из глубины сумерек, раздалось еле заметное поскуливание. Что это? Прислушиваюсь. Тишина. Наверно, мне показалось. Я уже собралась продолжить свой путь, как вновь, еле слышно, звук повторился.

– Сюда, скорее сюда, я слышу его.

Все поспешили ко мне.

– Где, что?..

– Тише, тише, слышите? – Мы кинулись на звук. В шагах десяти-пятнадцати от ели кто-то установил капкан. Как случилось, что крохотный наш друг покинул Владимира и оказался в этой части леса? Трудно даже предположить. Щенок, видимо, родился в рубашке. Ему защемило только переднюю лапу. Он лежал на земле в забытьи, с неестественно вывернутой распухшей лапкой. Видимо, ошалев от боли, пытался освободиться. Глаза его были наполовину прикрыты. Мутный взгляд ничего не выражал. Казалось, он нас не узнает.

И только еле слышные звуки, похожие на плач, говорили о том, что жизнь еще теплится в этом маленьком теле.

– Скорее, скорее, его надо освободить. Как вы думаете, он выживет?

С трудом справившись с капканом, Владимир поднимает с земли почти безжизненное тельце щенка и, бережно прижав к груди, спешно идет по направлению к дому. Мы молча шагаем следом. Надежда потихоньку всхлипывает.

– Его срочно надо в больницу.

Кое-как перебинтовав раненую лапку, мы все спешим к машине. Владимир располагается на переднем сиденье с щенком на руках. Мы с плачущей Надеждой – сзади. В пути до города я пытаюсь в Интернете отыскать адрес хорошей клиники, что работает круглосуточно. Надежда рядом шмыгает носом.

Больница встретила нас настоявшимся запахом лекарств, белизной мебели и ярко освещенным помещением. Тошку тут же забрали в операционную. А мы, в ожидании, неспешно расселись в удобные кожаные кресла. Все, кроме Владимира. Операция длилась час, если не больше. И все это время Владимир молча мерил своими крупными шагами по периметру комнату, где мы находились. Наконец двери операционной распахнулись, и на пороге появился врач, держа на руках мерно посапывающего щенка. Больная лапка была туго перебинтована. На нее наложили гипс. Получив указания, как лечить и когда явиться на осмотр, мы тронулись в обратный путь. Напряжение спало, и нас с Надеждой стало клонить в сон. Только Владимиру было не до сна. Бережно держа Тошку в своих огромных ладонях, он не мог налюбоваться спящим питомцем.

* * *

Мы летим над Атлантикой. Яркое солнце через иллюминатор слепит глаза. Небесная синь без единого облачка. Впечатление, будто самолет стоит слегка подрагивая на месте. И только на мониторах, расположенных над креслами пассажиров, упрямо прочерчивает яркую линию над картой мира крохотный самолетик, показывая путь нашего движения. Супруг рядом, в кресле, увлеченно читает книгу. Я очень люблю эти часы мнимого одиночества, когда ты предоставлен сам себе и обречен на многочасовое ожидание. Зашторив занавески на иллюминаторе, чтобы не мешало солнце, прикрываю глаза и погружаюсь в воспоминания…

Глава четвертая
Из вечности музыка вдруг раздалась (мое первое солнышко)

 
Из вечности музыка вдруг раздалась,
И в бесконечность она полилась,
И хаос она на пути захватила, —
И в бездне, как вихрь, закружились светила:
Певучей струной каждый луч их дрожит,
И жизнь, пробужденная этою дрожью,
Лишь только тому и не кажется ложью,
Кто слышит порой эту музыку Божью,
Кто разумом светел, в ком сердце горит.
 

Я. Полонский

– Доктор, вы не ошиблись? Может, стоит проверить – не перепутаны ли случайно результаты. – От услышанного перехватило дыхание.

– Нет, ошибка тут исключена, вы беременны.

– Этого не может быть. Врачи поставили крест на моих возможностях.

– Подумайте, нужен ли вам этот ребенок…

– Вы о чем?

– В вашем возрасте при ваших обстоятельствах выносить его будет не просто. Практически всю беременность придется провести на стационарной койке.

– Я не смела и мечтать! Выписывайте направление.

Небольшое двухэтажное здание, напоминающее старинный особняк, окруженное густо заросшим садом. Снаружи – светло-розовый фасад на зеленом фоне листвы. Внутри – длинный коридор со множеством дверей. Если не считать медсестры в белом халате, ничто не напоминает о том, что ты находишься в больнице. Просторная палата похожа на номер в отеле. Большие окна с белыми рамами и широкими подоконниками. На них очень удобно сидеть, наблюдая за жизнью за стеклом.

Три кровати, тумбочки, стол у окна, три стула. Мои соседки значительно моложе меня. Живем каждая в своем мире.

Я живу зародившейся во мне жизнью. Заполненная до краев любовью к маленькому существу, поселившемуся во мне. Шепчу ему ласковые слова, когда нас никто не слышит, мысленно лаская, убаюкиваю на ночь, утром, прежде чем открыть глаза, нежу, восторгаюсь его присутствием. Сосуществуем мы дружно. Вместе листаем альбом с шедеврами Эрмитажа, рассматривая репродукции, вместе, закрыв глаза, сочиняем нескончаемый роман, заполненный любовью, разлуками и встречами наших счастливых героев. Время бежит незаметно. Вот уже и животик заметно округлился. Растем!!!

К одной из моих соседок бесконечным потоком шествуют родственники с огромными сумками. Часами просиживая у ее кровати, словесно поддерживают, подбадривают, подкармливают, сопереживают. И, видно, любви в этой молодой женщине к себе значительно больше, чем к малышу, а может, время ее еще не пришло – вскоре мы ее проводили, пожелав удачи в будущем.

Другая – не в силах найти общий язык с маленькой зародившейся в ней бунтарской жизнью – постоянно лежит, то и дело наклоняясь к огромной чаше, напоминающей ночной горшок. Измученная, с ввалившимися глазами, белее подушек, похожая на сказочное привидение, отчаянно пытается сохранить своего крохотного бунтаря, но силы ее природы сильнее…

Вскоре и она покинула палату.

Мы остались вдвоем. По утрам с улыбкой встречаем медсестру, добросовестно измеряем температуру, терпеливо глотаем витамины, встаем на весы, с тревогой каждый раз заглядывая в глаза лечащему врачу – как вы нас находите? И с легким сердцем растем дальше. Незаметно пролетели два месяца. Скоро нас отпустят ненадолго отдохнуть от однообразия больничной жизни, а пока мы терпеливо растем, мечтаем лежа либо сидя на подоконнике, перелистываем, в который уже раз, альбом с шедеврами Эрмитажа, вглядываясь в давно изученные наизусть репродукции, читаем.

Солнечное, яркое утро. Я подхожу к окну. Сзади неслышно на цыпочках подкралась грусть. Старая подруга. Давно не навещала. И летит в бескрайность молитва: «Господи, измени хоть что-нибудь в этой жизни! Я верю в Твою силу…» Небеса безмятежны. Хочется широко расправить крылья, взмахнуть с облегчением и взмыть в вышину. Не отрывая взора от манящего голубого простора, прислушиваюсь – где-то вдалеке слышен гул моторов, звенящие голоса детей, чьи-то приглушенные разговоры. Не спеша спускаюсь на грешную землю.

Окинув взглядом двор, уже собираюсь отойти от окна и застываю в изумлении на месте. Пересекая двор от калитки к крыльцу, уверенно, не спеша шагает Владимир – друг давно забытой сахалинской юности. Что он делает в Москве? Как он оказался здесь, во дворе затерянной в дальнем уголке района больницы? Охваченная любопытством и смутными догадками, не веря в происходящее, возвращаюсь к кровати.

Владимир. Случайное знакомство на улице переросло в крепкую дружбу со всей его семьей. Его мама тяжело больна. Беззаветно любящая и так же беззаветно любимая всеми родными. Веселая, общительная, приветливая. К ней тянулись все, кому хоть однажды довелось переступить порог их квартиры. Сестра – очаровательная милая женщина, привлекающая своей красотой взоры всех проходящих мимо мужчин. Отец – в прошлом водолаз, как сказку рассказывал в красках о своей профессии. И, как это часто с нами бывает, время поменяло персонажи, сменило декорации, и мы оказались там, где мы есть.

Любопытство непреодолимо. Встаю и крадучись выхожу из палаты. Прислушиваюсь. До слуха доносятся приглушенные голоса из слегка приоткрытой двери кабинета заведующей больницей, моего лечащего врача.

Так же осторожно приближаюсь к двери и прислушиваюсь…

– Я муж! Шесть месяцев меня не было дома! Как вы думаете, я вправе знать, что с моей женой? – Голос Владимира звучит твердо, немного вызывающе.

– Я повторяю, это врачебная тайна. – Голос врача почти беззащитен, неубедителен.

– О какой тайне идет речь?! Я муж!

– Покажите ваш паспорт. – В ответ наступает пауза. Слышно, как муха жужжа бьется о стекло.

– Я не ожидал, что вам нужны доказательства. У меня его нет. Я могу хотя бы взглянуть на нее? – Голос его теперь не так уверен.

– Нет!!!

– Хорошо, но передачу для нее вы у меня примете?

– Пакет передам, а о большем не просите!

– Когда ее выпишут?

– Думаю, на днях. Что покажут анализы.

Понимая, что диалог подходит к концу, я спешно покидаю свой наблюдательный пост и скрываюсь в палате. В волнении подхожу к окну и, чуть отодвинув штору, наблюдаю за происходящим во дворе. Вот дверь больницы распахнулась, и на крыльцо вышел Владимир. Бросив мимолетный взгляд на окна, он не спеша направился к калитке. Аккуратно закрыл ее за собой и, не оглядываясь, ушел.

– Так, девочка, задала же ты мне задачу. Еле выкрутилась. – Голос врача застал меня врасплох. – И что мне с тобой теперь делать? Рассказывай все по порядку. Надеюсь, ты понимаешь, что мужчина тебе противопоказан. Думала выписать тебя на днях, а теперь не знаю, как быть. Я понимаю, полгода не видеть мужа – это большой срок.

– Он мне не муж, просто старый друг. – Я, улыбаясь, присаживаюсь на край кровати.

Бог есть!!!!!!

Вот уже третьи сутки, как мы дома. Не спеша смахнули пыль, протерли пол, прогулялись до рынка и обратно. В комнате окна распахнуты настежь. Белоснежные простыни наполнены свежестью. Лежим, перечитывая рассказы Чехова. За окном березы нежно шелестят густой листвой. Отложили книгу, улыбаемся своим мечтам.

И только непреодолимое желание покушать время от времени гонит нас на кухню. А там… стол накрыт белоснежной скатертью. На столе в фруктовой вазе горкой сложены помидоры. Лоснящиеся красной спелостью бока их зазывно манят. Достаем хлеб, соль и, утолив голод, возвращаемся в кровать. В комнате царит безмятежность. Прикрываю отяжелевшие веки. Клонит в сон.

И тут, как гром среди ясного неба, звонок в дверь. Что это?! Сердце учащенно забилось в тревоге. Выбираться из-под одеяла нет желания. И таким ненужным кажется чье-либо вторжение в наш счастливый мир. Звонок не умолкая настойчив. Нехотя встаю, обуваю тапочки, накидываю халат и не спеша направляюсь к двери. Намеренно не тороплюсь. В душе теплится надежда – гость решит, что дома никого нет, и уйдет. Но звонок продолжает настойчиво трезвонить. Подхожу к двери, прислушиваюсь. Трели звонка заглушают все звуки. Накинув цепочку, приоткрываю дверь. От неожиданности вздрагиваю. За дверью стоит Владимир с небольшим букетом цветов.

– Ты??? – Я сбрасываю цепочку и распахиваю дверь, пропуская непрошеного гостя.

– Привет, как ты? – Владимир переступает порог, закрывая за собой дверь. – Позвонил в больницу и узнал, что тебя выписали. Решил навестить. Пригласишь пройти?

– Проходи. – веду его на кухню. – Присаживайся.

На столе рядом с фруктовой вазой, заполненной помидорами, размещается ваза с цветами.

– Все ясно.

– Что тебе ясно? – ловлю на себе смеющийся взгляд.

– Все пытался предугадать, что с тобой приключилось? Почему ты оказалась в больнице? А я тоже хорош – фантазер-неудачник: «Муж… шесть месяцев не был дома…» Тогда еще надо было догадаться, почему мне так и не раскрыли врачебную тайну.

Я молча улыбаюсь. Что тут скажешь?

– Подожди, я сейчас. – Владимир встает со стула и направляется в прихожую.

– Ты куда? Что ты задумал?

– Ужасно голодный. Хочется мяса. Я тут рынок видел по ту сторону метро. Пойду схожу. Я ненадолго.

– Хорошо, мяса у меня действительно нет.

За Владимиром захлопнулась дверь. За то время, пока он отсутствовал, я не спеша привела себя в порядок. Подобрала волосы. Халат и пижаму сменила на легкое летнее платье. Немного тронула реснички тушью. Убрала постель. Села на диван и стала ждать. Ждать пришлось недолго. Владимир, невысокого роста, коренастый, плотного телосложения, по-хозяйски засучив рукава и спрятав уже заметно округлившийся животик под фартук, принялся стряпать. Мы, удобно устроившись в уголке кухни за обеденным столом, с любопытством наблюдаем за ним.

– Как нашел меня? Кто дал тебе мой адрес?

– Это было не трудно. Я остановился у друга. Разыскать тебя мне помогла городская справка. Несколько раз порывался в гости, пока не осенило: что-то случилось. Стал обзванивать все больницы подряд. Наконец нашел.

– Как ты жил все это время?

– Вернулся из армии, женился. Взял женщину с ребенком.

– И где теперь эта женщина?

– Мы оказались абсолютно разными. Так я остался один.

– Скучаешь?

– О ком?

– Без нее.

– Теперь нет. Стал забывать. Да и привязанности особой не испытывал. Нужна была семья, вот и женился, чтобы не остаться одному. Ну а ты как?

– Как видишь.

– Мужа так и не обрела?

– Почему? Был, но у нас не сложилось.

– С тобой – и не сложилось? Неумный, по всей видимости, оказался…

– Нет, не дурак. Так получилось. – Вспоминать, что пришлось терпеть побои в замужестве, мне не хотелось.

– Пора накрывать на стол. Мясо готово.

Я намереваюсь встать.

– Сиди, сиди. Я сам. Где у тебя тарелки спрятаны?

– Открой эту дверцу.

Владимир неспешно расставляет посуду на столе. Ставит на плиту чайник. Нарезает хлеб, помидоры. Раскладывает по тарелкам мясо и зелень. Ест медленно, сосредоточенно пережевывая очередной кусок. Во всей его фигуре, в движениях ощущается напряжение.

– Почему ты не ешь? – спрашивает, не отрывая взгляда от тарелки. Голос звучит приглушенно.

– Спасибо, мне не хочется. Не обращай на меня внимания. – Наступает неловкая пауза.

– Надеюсь, чай с лимоном будешь?

– Не откажусь.

Владимир неторопливо расставляет на столе чашки. Заваривает чай. Достает из морозилки мороженое. Раскладывает его по блюдцам. Рядом кладет чайные ложечки. Я наслаждаюсь мороженым, запивая сладким чаем с лимоном.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Говори.

Он встает из-за стола. Грязную посуду складывает в раковину. На столе остаются мной любимые помидоры в вазе и цветы.

– Можно тебя спросить?

– Спрашивай. – Мне неуютно. Возникает ощущение чего-то грязного.

– Почему ты решила сохранить этого ребенка? – Владимир стоит ко мне спиной. Моет посуду. Ощущение усиливается.

– Ты об этом хотел поговорить со мной?

– У меня есть предложение…

– ???

– Избавься от этого ребенка и выходи за меня замуж.

– Никогда.

– Почему?

– Подумай.

Посуда наконец расставлена на полке. Владимир поворачивается ко мне лицом:

– Напрасно.

– У тебя еще все впереди.

– А у тебя?

– И у меня.

– Ну что ж, как знаешь.

Я провожаю его до двери. Щелкает замок. И опять мы одни. Проходим в комнату. Забираемся под одеяло. Закрываем глаза. Будто и не было этого эпизода. Только ощущения радости и уюта как не бывало. Постучалась грусть.