Текст книги "О возлюблении ближних и дальних"

О текущем и вечном

Девушке Юле мама сказала:

– Выходи за кого угодно. Лишь бы не пьяница, не скупердяй и не зануда.

А потом добавила загадочное:

– И чтоб не рыбак и не шахматист.

Видно, у мамы в юности случилась рыбацко-шахматная травма. Наивная, она не подозревала, что крен крыши могут вызвать и другие причины.

Юля встретила Виталия, и все в Виталии было прекрасно. И лицо, и одежда, и далее по Чехову, и квартира в «сталинке» рядом с парком, и зарабатывал прилично, и потенциальная свекровь устраивала свою личную жизнь ровно в семи часовых поясах к западу. Бонусом шло то, что Виталий не отличал плотвички от карася и пешки от ферзя.

Сейчас будет «но», ибо у каждой бочки меда есть своя ложка дегтя.

Но. Все свободное время Виталий тратил на изобретение вечного двигателя. И хоть по физике у него была твердая четверка, он чувствовал – где-то должна существовать лазейка.

Редкая девушка смирится с тем, что в разгар воркований глаза любимого затуманиваются, потом стекленеют, и он говорит:

– Юлька, я догадался, там нужен противовес, подожди, я сейчас!

Неудачные вечные двигатели съезжали в подвал, а на их месте возникали новые. Правда, был экземпляр, проработавший семьдесят девять минут. На восьмидесятой минуте законы термодинамики опомнились, подобрали отвисшую челюсть и пресекли прорыв в будущее.

Тут у Юли кончились нервы, она собрала свои вещи и скоропостижно вышла замуж за хорошего человека Белькевича. Перспективный, но не оправдавший надежд перпетуум отправился по проторенной дорожке в подвал, а Виталий с разбитым сердцем уехал работать в Италию, где, по слухам, нашел утешение в объятиях какой-то то ли Бьянки, то ли Софии.

Хороший человек Белькевич никакими глупостями не увлекается, и это радует. Хотя временами сильно раздражает.

А живущая на первом этаже той самой «сталинки» крепкая старушка Петровская замучила ЖЭС № 84 жалобами: у нее в квартире что-то, как она сформулировала, подтикивает. Разнообразные комиссии ничего подтикивающего обнаружить не смогли, и ныне Петровская уже пишет в Европейский суд по правам человека. ЖЭС № 84 с интересом ожидает приезда комиссии из Страсбурга. А в подвале тикает себе вдруг заработавшая последняя модель перпетуум мобиле.

Жаль, но похоже, этого никто никогда не узнает, потому что Виталий увез ключ от подвала с собой.

О птицах небесных и земных

В детском саду, куда ходил мой сын, было так себе, средненько. Без инноваций. Атмосферу оживлял только асоциальный элемент Степа, не выговаривавший половину букв, что почиталось за счастье – некоторые слова обсценной лексики в его исполнении не распознавались.

А моя знакомая, Татьяна, определила дочку в сад продвинутый. У них там генеральная идея – укрепление внутрисемейных связей посредством активного участия пап-мам во всех детсадовских фейерверках. Помимо прочего раз, в год каждый родитель должен сыграть в спектакле.

Татьяна удачно улизнула от новогоднего утренника, отбоярилась от восьмимартовского и уже вздохнула облегченно, но на горизонте нарисовался День птиц.

И вот ей звонит недовольная воспитательница Кристина Юрьевна, выговаривает за безынициативность и сообщает, что остальные родители клювом не щелкали, разобрали все роли, так что ей, Татьяне, достался крапивничек, готовьте костюм, у вас еще три дня. И запишите слова: «Я птичка-невеличка, на веточке сижу и ягодку-малинку на ветке сторожу». Сначала выскажется ласточка, дети ее поприветствуют, потом вы.

Татьяна полезла в Интернет, чтобы хоть понять, как этот крапивничек выглядит. Две ночи вырезала и раскрашивала перья, пришивала их к свитеру и мастерила клюв и хвост.

В пятницу с утра позвонили родители, сказали, что заедут вечером прямо в сад, заберут Соньку к себе и вернут в воскресенье. Таня намекнула маме насчет выигрышной партии крапивничка, но Елена Ивановна напомнила дочери, что тридцать пять лет проработала учительницей младших классов, ей эти крапивнички уже вот где, уволь.

Кристина Юрьевна сказала:

– Быстренько переоденьтесь и давайте вон туда, слова помните? Вы после ласточки.

На птичьем дворе уже маялись толстый папа в черном, мама хулигана Яковца ака ласточка, двое неидентифицируемых пернатых и чья-то бабушка-павлин, вся в перьях, блестках и каменьях, вылитый мулен-руж, каким он видится из наших палестин.

Папа в черном профальцетил, запели капели, заря занялась, грачи прилетели, весна началась. Павлинья бабушка басом несла аналогичную хрень. Яковец-мама два раза сбилась, но собралась и изложила страданья ласточки, стремившейся на историческую родину «вдоль по меридиану, сквозь пургу и снега».

– А вот и крапивничек, эта крохотная птичка никуда не улетала, но вместе со всеми радуется окончанию зимы! – объявила Кристина Юрьевна.

Вышел крапивничек. Размер пятьдесят второй, рост метр восемьдесят два плюс каблук. Красиво взмахнул крыльями.

На «птичке-невеличке» в задних рядах захрюкали. На «ягодке-малинке» к хрюканью подключились ряды передние, а задние перешли к неконтролируемому ржанью, что, в принципе, органично вплелось в сюжет: лошади тоже радуются приходу весны.

«Все, – подумала Татьяна, – фиг с ним, с этим садом, пусть сидит дома, второй раз не переживу».

Следом опозорились еще две птицы, что несколько примирило.

В конце дети трогательно пропели про ручьи и солнышко. Татьяна, не успев сбросить перья, упаковала Соньку, вручила родителям, помахала вслед машине и пошла переодеваться. Сумки, пакета с одеждой и пальто нигде не было. Встревоженным крапивничком она металась по саду, пока не сообразила, что вещи свои бросила на заднее сиденье родительской машины.

А потом ее выгнал сторож. Начало апреля, вечер, холодина, а она на улице в перьевом свитере и с хвостом, без ключей, денег и телефона. Родители доберутся до своего поселка часам к девяти. Есть запасные ключи, у подруги, но подруга на другом конце города.

Она побегала взад-вперед перед воротами сада и, решившись, бросилась к какому-то прохожему:

– Ради бога извините, вы не могли бы вызвать мне такси?

Прохожий оглядел Татьяну, на всякий случай отступил на шаг и сказал:

– Может, лучше скорую?

– Да я нормальная! В саду спектакль был, я вещи свои потеряла, ну, пожалуйста, вызовите!

Прохожий еще раз посмотрел, подумал, такси вызвал, но не ушел.

– Я с вами постою, пока такси не придет. Позвольте узнать, вы кто?

– Крапивничек! – уже со слезами сказала Татьяна.

– Что вы говорите? Никогда бы не подумал. И кстати, давайте, я перья оборву, а то вид у вас, знаете, несколько вызывающий.

– Не оборвете. Пришиты насмерть. Я пробовала.

А потом подъехало такси, и таксист отказывался везти безденежного крапивничка, так что прохожему пришлось ехать вместе с Татьяной. И обнаружить, что подруги нет дома. И звонить ей. И ждать ее. Разговаривать.

И что у них там сейчас – не знаю. Но что-то определенно есть. Хорошо, если так. Ибо каждый крапивничек заслуживает если не счастья, то хотя бы прихода весны.

О тяге к высокому

Одна девушка, Аня К., мечтала полюбить писателя.

Или поэта.

Или художника.

Кого-нибудь богемного и гениального.

Не вследствие испепеляющей страсти к прекрасному, а потому, что ей хотелось парить над творцом легкокрылой музой и тем самым запечатлеться в воспоминаниях современников и трудах искусствоведов. Вот как Анна Петровна Керн, урожденная Полторацкая, ну ничего особенного, ни-че-го! а поди ж ты – чудное мгновение, и все такое.

Аня К. познакомилась с поэтом Георгием, писавшим тонкие лирические матерные стихи.

Георгий плел из грубой пряжи будней воздушную ткань высокой чувственной поэзии. Плелось натужно: русский матерный пока еще беднее и однозначнее русского литературного, хотя и не все об этом догадываются. На выходе вместо изящного кружева валансьен получалась унылая неказистая дерюга, пригодная для вытирания сапог после посещения хлева, не более того.

Георгия пришлось бросить – Ане К. не улыбалось остаться в памяти потомков в окружении слов на сомнительные буквы.

Затем возник скульптор Вениамин, концептуалист. Он изваял Аню К. в виде параллелепипеда (50 х 30 х 25 см), в одну грань которого были вмурованы дужками солнечные очки, из другой свешивались три разноцветные ленточки, из третьей торчал тюбик дорогой герленовской помады. На остальных гранях, как на заборе, были нацарапаны слова и выражения из стихотворческого лексикона поэта Георгия. Все вместе называлось «Счастье мое».

Аня К. оскорбилась спорной трактовкой своего образа и ушла, предварительно расколотив параллелепипед молотком и выковыряв из осколка собственную почти непользованную помаду. Скульптор Вениамин бегал вокруг, заламывал руки, взывал к ответственности перед будущими поколениями, но остановить акт вандализма не решился: он не был самоубийцей и понимал, что неправильно изваянное счастье в гневе способно разнести на субатомные частицы музей Гуггенхайма со всем его современным искусством и при этом не испытать ни малейшего сожаления от содеянного.

Далее жизненный путь Ани К. был отмечен удручающими в своей бесперспективности вехами – мыльно-оперным режиссером Ростиславом, композитором-песенником Кириллом Олеговичем и эстрадным юмористом Виталиком.

А прошлой весной проживавший в седьмом подъезде инженер-механик Леонид своими руками вскопал под Аниными окнами клумбу, сторожил по ночам, гонял падких на чужой посадочный материал соседей, и в одно прекрасное утро Аня К. увидала на клумбе свое собственное имя, проросшее нежными белыми нарциссами, а рядом – красно-тюльпанное кривоватое сердце.

«О боже, какая пошлость! Какая безвкусица и полное отсутствие концепции!» – с радостью подумала Аня К. и через месяц вышла замуж за Леонида.

О Вадимпетровиче, демоне

В апреле Катя уволилась из своей брачной конторы. Сказала спасибо, сыта, добавки не надо, уже знаю, кто ждет меня в моем личном аду, – Вадимпетрович, демон.

Поначалу-то ей нравилось работать Гименеем. Ну временами всплывали предпенсионные тети, жаждущие выйти замуж за первую сотню Форбса, вторую не предлагать; бодрые дедушки, ищущие спутницу заката жизни (до 28, без в/п, с мед. в/о, опыт раб. по спец.), и юные девы, пишущие «замуш с серьесными намеряниями» и согласные на вторую сотню, только чтоб обязательно красавец-брюнет.

Но терпимо, терпимо.

А потом материализовался Вадимпетрович, этаким облаком в штанах, и Маяковский тут ни при чем. С порога заявил, что у него стабильный похоронный бизнес, дом – полная чаша, живи и радуйся, но сердце просит любви. Посмотрел со значением и добавил:

– А в постели я просто демон!

Катя представляла себе демонов по Врубелю, но одышливый пузатый Вадимпетрович, не моргнув глазом, оплатил VIP-пакет услуг и при удачном раскладе пообещал десятипроцентную скидку на все, к чему имеет отношение.

Может, и напридумывал ваш Врубель.

Заполнили анкету. От будущей супруги требовалось немногое – любить домохозяйство, иметь мягкий характер, быть повышенной миловидности и средней упитанности. На вопрос «Это какой – средней?» Вадимпетрович нарисовал в воздухе пухлую восьмерку примерно 58-го размера.

После встречи с первой кандидаткой выяснилось: сорок лет – это старуха.

После второй: шестьдесят два килограмма при росте метр шестьдесят четыре – это бегемот.

После третьей: женщина должна молчать, пока ее не спросят.

– Что за неликвид вы мне, Катенька, подсовываете? – возмущался Вадимпетрович. Он раздобыл ее домашний телефон и после каждого свидания часа по два высказывал претензии. – Этой вашей Соне не понравилось, что я без цветов, эта ваша Соня чего хочет – цветы или замуж?!

Главным же недостатком учительницы Сони, инженера ЖЭС Ольги, бухгалтера Нины, швеи Русланы, ландшафтного дизайнера Дануты и прочих, и прочих было то, что они отказывались от немедленного тестирования демонических способностей Вадимпетровича. Облом случился даже с развеселой шалавой Кристиной, у которой в анкете значилось единственное требование к потенциальному мужу – «много секса».

На третьем месяце тщетных усилий пристроить клиента Кате начали сниться кошмарные сны. Будто врывается в контору Вадимпетрович с кладбищенской корзиной цветов, ручку корзины обвивает траурная лента с надписью «От демона», а Вадимпетрович кричит ужасным демоническим голосом:

– Отдайся мне!

А то и чего похуже снилось.

Теперь представьте, что посреди ночи вас поднимает телефонный звонок, вы с колотящимся сердцем, в холодном поту, трясущимися руками снимаете трубку, а в ней пыхает пламенем Вадимпетрович с жалобами на очередную неблагодарную негодяйку.

Постепенно от жалоб Вадимпетрович перешел к угрозам, и Катя всерьез начала опасаться, не закопают ли ее на участке номер триста двенадцать, украсив могилу той самой корзиной. Вадимпетрович как-то нахваливал этот участок, на пригорочке, вид замечательный, сейчас не выкупите, потом локти будете кусать.

Не желая разбрасываться ценными участками, Вадимпетрович обратился в общество защиты потребителей. Из общества позвонили, долго ржали в трубку и посоветовали держаться.

Потом позвонили из суда. Сказали, что заявление у Вадимпетровича не приняли, но чувствуют, что не успокоится. Тоже ржали, хотя, казалось бы, суд, солидные люди.

Хозяйка конторы сказала:

– На учете он не состоит, я проверила. Все, Катя, либо ты разбираешься с ним сама, либо делай что хочешь, у меня нервы кончились на его кляузы отвечать.

Апрельским субботним утром соломинка переломила спину верблюда. Спросонья и сдуру Катя открыла дверь, и дверной проем набрякшей тучей заполнил недовольный Вадимпетрович.

Он решил, что в принципе Катя ему подходит, ладно уж. На безрыбье и рак рыба – так было написано на лице Вадимпетровича.

– Я человек положительный, покладистый, где ты другого такого найдешь в твоем возрасте, доходы у меня всем на зависть, и в смысле супружеских обязанностей я – ух!

И попытался просочиться в квартиру. С явным намерением немедленно приступить к исполнению супружеского долга.

Слава Богу, на шум вышел сердитый сосед-дальнобойщик, выкинул демона из подъезда и сказал уважительно:

– Ну ты, Катька, даешь, мне плешь проела, слово лишнее при тебе сказать боюсь, а сама вон как загибаешь!

Вадимпетрович попрыгал у входной двери, но на штурм не отважился. Однако пообещал вернуться. И не один. Впереди замаячил даже не участок номер триста двенадцать, а так, бурьян у кладбищенской ограды.

Катя посидела, подумала и написала заявление по собственному. Подумала еще, с содроганием вспомнила Вадимпетровича и позвонила другу детства Паше.

Так занята сейчас, ни минуты свободной. По выходным пейнтбол, по средам-пятницам бассейн, через неделю Черногория, а в октябре летят на Байкал, к Пашиным родителям.

О домашних питомцах и нелюбимцах

Давеча приятельница Ю. со слезой в голосе вопросила, люблю ли я животных.

Я поспешно открестилась от любви.

Ю. обвинила меня в черствости и поинтересовалась, не затесались ли по неосторожности в мой круг общения приличные люди, тоскующие по забавным пушистым зверюшкам. Она с радостью доставит им полный комплект (очаровательная морская свинка, клетка, запас корма, бонусом бутылка сухого мартини). Прямо к порогу, в любое время дня и ночи.

Вопросы оказались следствием новогоднего визита свекрови Ирины Генриховны. Нежно любимая свекровь заявила, что детки не должны развиваться в отрыве от живой природы, там, где отрыв, из деток вырастают футболисты и чикатилы, потом родителям на улицу выйти стыдно, жаль, что непутевая деткина мать этого не понимает, хотя чему удивляться.

И вручила подарок, добавив, что выбрала самую симпатичную девочку. Настоятельно советовала докупить мальчика, чтоб девочка не скучала. У скучной морской свинки тяжело на сердце, у нее тускнеет мех и крошатся зубы.

Замечу, что одна детка заканчивает военное училище, вторая – школу, а в доме проживают человекообразная по духу собака Монстра, три кота и один попугай.

– Все бы ничего, но как гляну – вылитая Ирина Генриховна, одно лицо! Когда ест, вот так же носом – дерг, дерг! Непосильные для моего возраста психологические нагрузки, на сердце камень, мех потускнел, зубы на очереди.

Ладно свинка.

Один молодой человек, Дмитрий, в детстве был осознанным хулиганом, проклятием школы и окрестностей. При вручении ему аттестата математичка Любовь Петровна всплакнула от счастья расставания.

Потом Дмитрий вырос, отслужил, стал дальнобойщиком, накачал кучу мускулов по всему телу и занялся суицидо-направленными видами спорта – парашют, сплав по горным рекам, непроизносимое восточное единоборство, правилами которого разрешено все, кроме откусывания голов.

Друзья долго думали, что бы такого экстремального подарить ему на день рождения. И пришли с террариумом и гондурасской молочной змеей Глафирой.

Дмитрий малость опешил, но красная, с поперечными черными полосочками Глафира так трогательно выглядывала из-под коряжки, что сердце его растаяло.

За полгода Глафира превратила личную жизнь Дмитрия в руины.

Девушка Лика напугала Глафиру и соседей своим визгом и, отвизжав положенное, крикнула:

– Или я, или она!

Девушка Инга визжать не стала, пригляделась к Глафире и сказала:

– Вау, какая кожа! Супер! Как думаешь, одной змеюки на клатч хватит?

Девушка Оля пыталась накормить Глафиру сыром дор блю.

В июле Глафира заскучала. Доктор-герпетолог не утешил:

– Ей лет двенадцать, солидный возраст, все там будем.

Через неделю Дмитрий нашел бабушкину деревянную резную шкатулку, уложил в нее скончавшуюся Глафиру и повез хоронить за город.

В электричке напротив него села какая-то очкастая дылда. Дмитрий узнал в дылде отличницу Митрофанову, ябеду и задаваку. Дылда с содроганием признала в амбале Дмитрия, придурка и приставалу.

Но годы, подходящие для дергания за косички, подножек и прицельных ударов портфелем по голове, канули безвозвратно. Пришлось разговаривать. Разговорились. И Дмитрий не называл Митрофанову заучкой и дохлятиной, а делился своим горем. И Митрофанова не сверкала презрительно очками, а заглянула в шкатулку и сказала:

– Бедная! Не люблю змей, боюсь их, но эта такая беззащитная. Я на дачу еду, хочешь, за малиной похороним, там хорошее место, за малиной.

– Ты, Митрофанова, прости, что я такой дурак был.

– И ты извини, что я такой дурой была.

И они вышли на станции Койданово вместе.

А у одной женщины в квартире жил одомашненный муж по фамилии Волков. Сколько она его не кормила, все равно в сторону посматривал. И однажды, сентябрьским вечером, Волков глянул в окно, за которым висела круглая холодная луна, потом на жену, взвыл и ушел к лесоводу Анне Т.

О полосатости

Сначала кошка-зараза ушла жить к противной бабе с первого этажа и возвращаться, несмотря ни на какие уговоры, не собиралась.

На следующий день исчез Сидоров, забрав с собой все свое вплоть до зубной щетки и выношенных тапочек и оставив записку в стиле «спасибо за все». Ася даже спустилась на всякий случай на первый этаж проверить – может, Сидоров с кошкой спланировали совместный побег.

– Котеньки, они чувствуют, где им лучше, – сладким голосом пела соседка, а кошка сидела у нее на коленях и делала вид, будто Ася ей никто, и звать ее никак.

Сидорова не наблюдалось.

В жизни нужно было что-то менять. Ася уволилась из скучной конторы, где ее английский и шведский никому не были нужны, да и платили там будто милостыню подавали.

Новое место нашла без проблем. Через три недели пришли вежливые молодые люди из налоговой инспекции, и даже роскошный бюст главного бухгалтера красавицы Инны Игоревны не смог их отвлечь от выполнения своего долга.

Ася пережила удар мужественно, рук не опустила и пошла работать в торгующую шведской мебелью фирму. Почти месяц переводила она дивные описания: «Спальный гарнитур „Приют валькирии“. Волшебные ночи! Только натуральные экологически чистые материалы!» Потом пришли вежливые молодые люди из ОБЭП. Оказалось, шведская мебель производилась в арендованных гаражах в антисанитарнейших условиях, и из всех материалов натуральными были только шурупы и гвозди.

Новая работа была связана с грузоперевозками по Европе. Ася уже побаивалась, не перевозит ли фирма гашиш тоннами или девушек легкого поведения танцевальными коллективами. Но все было вроде как чисто, и она расслабилась. И зря. На рынке грузоперевозок предложение значительно превысило спрос, фирма оказалась не в состоянии вернуть взятый на развитие бизнеса кредит, и почти всем, включая Асю, было заявлено, что они могут считать себя свободными.

В отделе кадров поинтересовались, по каким причинам Ася так часто меняет место работы, она честно рассказала, и менеджер по кадрам сказал:

– К сожалению, вы нам не подходите. А потом добавил: – Какой-то нехороший шлейф за вами тянется.

В следующей конторе не умеющая врать Ася пыталась что-то плести про метания и искания, но была выведена на чистую воду на счет «раз».

– Вполне успешные фирмы после вашего прихода получают массу проблем, никому лишняя головная боль не нужна, и вообще – тоньше работать надо, – сердито выговорили ей.

Однако жизнь продолжалась, есть хотелось, и она, за неимением лучшего, устроилась за полторы смешных копейки в ЖЭС – вести кружок английского для пенсионеров. На четвертый день во время занятий в здании ЖЭСа прорвало трубы с горячей водой, начальник ЖЭСа, лично руководивший ликвидацией аварии, поскользнулся на мокром линолеуме и сломал ногу, а на бравого отставника Прилукова, решившего на старости лет выучить язык вероятного противника, свалилась увесистая доска с показателями работы ЖЭСа.

Подруга посоветовала:

– Сходи к экстрасенсу, это сглаз, пусть снимет.

Экстрасенс, грузная тетка в образе демонической женщины, выслушала Асины страдания и сказала:

– Шли бы вы отсюда, девушка. И так жизни нет, только налоговой мне не хватает для полного счастья.

Даже денег не взяла.

Ася шла домой и тихо плакала, тушь размазалась, нос и глаза распухли, жизни не было, о счастье речь вообще не шла.

Перед подъездом противная баба с первого этажа демонстрировала всем желающим и нежелающим поцарапанную руку:

– Она бешеная! Как начала на улицу рваться! Бешеная она! Усыплять надо!

У дверей квартиры с недовольным видом сидела кошка-зараза, шмыгнула внутрь и начала орать из кухни, требуя кормить, поить, чесать пузо, все сразу.

Утром Асе позвонили оттуда, куда попасть она и не мечтала – отправила резюме, даже не надеясь. Извинились, что не смогли известить ее раньше, но их кадровая политика предполагает тщательную проверку кандидатов, что занимает определенное время. Если Асины планы не изменились, то не будет ли она любезна приехать к четырнадцати ноль-ноль для устного собеседования и, при его благоприятном исходе, для согласования трудового договора.

Ася синхронно переводит со шведского и английского на русский и обратно, учит норвежский (фирма предполагает расширять свое присутствие на скандинавском рынке), поглядывает в сторону главного технолога Петрова, который поглядывает в сторону Аси.

Кошка-зараза Асю скорее терпит, чем любит, но иногда позволяет брать себя на руки.