Текст книги "Холодная война"

Линч обвел помещение лучом света, и они почти моментально обнаружили кровь на стене и на полу – ее было так много, что не заметить было бы невозможно. Все встревоженно переглянулись, но никто не сказал ни слова – да и что можно было сказать?

– Сюда, – предложил Шефер, показывая на боковой проход.

Линч взглянул на Филипса, ожидая подтверждения; генерал кивнул, и Линч повернул в указанном детективом направлении.

– Хеннеро, подождите здесь, – приказал Филипс одному из солдат, оставив его возле входа в проход, – будете охранять нас сзади.

Хеннеро кивнул и занял позицию на Т-образном пересечении коридоров, провожая уходивших товарищей взглядом.

Шестеро вошли в зону обслуживания, и Линч обвел помещение фонариком. Пятно света замерло на высохшей красновато-бурой луже. Капитан медленно повел луч вверх.

– О Боже, – вырвалось у него...

Шефер нахмурился:

– Похоже, эти ублюдки выкроили время для развлечений.

Линч обвел лучом света ряд трупов. Стоявшим внизу людям этот ряд показался бесконечным... три... пять... восемь...

На балке висело двенадцать мертвецов. Двенадцать человеческих трупов, некоторые были обезглавлены. По краям висели дохлые собаки. То в одном, то в другом месте луч фонарика выхватывал на боках человеческих трупов поблескивавшие кривые линии, что-то блестящее свешивалось с голов или с тех мест, где им положено быть... Сосульки замерзшей крови и пота искрились в свете луча фонарика и на кончиках пальцев. Всё вместе выглядело жуткой картиной из сюрреалистического мира.

Послышался приглушенный свист Хеннеро.

Шефер резко повернулся всем телом, остальные, завороженные омерзительным зрелищем над головой, отреагировали не так быстро.

Хеннеро был в коридоре и показывал рукой в сторону разрушенной входной двери.

– Что-то там движется! – прошептал он. – Я слышал шум машин.

– Проклятие, – выругался Филипс. Он оглядывался по сторонам, явно пытаясь сообразить, кого поставить в караул.

– Мы должны держаться вместе, генерал, – сказал Шефер. – Если это те твари, то они большие специалисты по снятию часовых и захвату отставших солдат.

– Тогда вперед всей группой, – приказал генерал, и они двинулись обратно по проходу.

Мгновение спустя группа была в наружном коридоре; люди шли к выходу, прижимаясь к стенам. Шефер вгляделся в тусклую серую мглу за дверным проемом.

– Ничего не видно, – сказал он.

– Я уверен, – заговорил Хеннеро, – шум шел оттуда. – Он махнул рукой в сторону нефтепровода.

– Вперед, – скомандовал Филипс.

Они все вместе двинулись навстречу ветру и холоду. Держась поближе к наружной стене здания, группа медленно шла в направлении, показанном Хеннеро.

Прозвучал резкий сухой треск и следом за ним свист отскочившей от стены пули; облако цементной пыли взвилось прямо над стволом модифицированного М-16 Шефера.

– Немедленно бросьте оружие! – выкрикнул кто-то высоким голосом по-английски, но с сильным акцентом. – Вы все арестованы!

Шефер повернулся на голос и увидел цепь солдат, которые залегли на самом верху снежного наноса, по которому недавно спустились американцы, и держали их под прицелом. Русским не привыкать к зимним условиям – они смогли незаметно занять выгодную позицию, оставить американцев без укрытия и окружить возле стены без малейшей надежды на спасение. Трудно сказать, сколько их, – за этим невысоким бугром могла залечь целая дивизия.

Шефер опустил оружие – медленно и осторожно, как сам всегда требовал от арестованных. В конце концов, подумал он, эти враги – человеческие существа.

У них общий враг.

Глава 19

Даже в длиннополой русской армейской шинели приближавшийся к американцам лейтенант с АК-100 наготове выглядел очень щуплым и низкорослым, но так Шеферу казалось лишь до тех пор, пока она не сняла снегозащитные очки. Он понял, что попал в плен к женщине.

– Вы арестованы, – повторила она.

– Не думаю, что это хорошая мысль, – сказал Шефер по-русски.

– Но так думаю я, – возразила русский лейтенант, переходя на родной язык. – Вы говорите по-русски, я поражена, однако, на каком бы языке вы ни говорили, вторжение на чужую территорию есть вторжение. Американские солдаты в полной экипировке здесь, на моей Родине! Чтобы разнести в клочья нашу станцию? Не вышло.

– Мы ничего не разносим, – ответил Шефер. Лейтенант мотнула головой в сторону двери:

– Не взрывали эту дверь? Чем вы ее снесли? Гранатой?

– Не мы сделали это, – настаивал Шефер, – она была в таком состоянии до нашего появления. Послушайте, ваши там внутри мертвы. Нас перебьют всех до единого, если мы не станем сотрудничать.

– Мертвы? – У лейтенанта на мгновение пропал голос, но она взяла себя в руки. – Если вы говорите правду и все мои друзья мертвы, я убью вас последним. – Она угрожающе приставило дуло АК-100 к лицу Шефера.

Он на шаг попятился:

– Взгляните сами.

Лейтенант подняла взгляд и пристально посмотрела ему в глаза, потом ответила:

– Мы посмотрим. – Она перехватила штурмовой автомат так, чтобы держать его одной рукой, а другой сделала знак и крикнула: – Стешин! Загляните внутрь!

Солдат, которого она назвала Стешиным, поднялся со снега, пробежал мимо командира и американцев и нырнул сквозь развороченный дверной проем внутрь комплекса насосной станции. Шефер хорошо слышал, как мягкий топот сапог по снегу внезапно превратился в их грохот по бетонному полу.

Бег сменился шагом, затем звук шагов замер, и тогда Шефер крикнул по-русски:

– Прямо по проходу, потом направо!

– Свет не включается, лейтенант, – крикнул Стешин, – но я вижу на полу кровь.

– Линч, – сказал Шефер, переходя на английский, – дайте ему фонарик.

– С какой стати? – возмутился Линч. Лейтенант перевела направление дула автомата с Шефера на Линча.

– Потому что нам будет прискорбно видеть, как вас застрелят при попытке бежать, если вы не дадите его сержанту Яшину, – ответила она вместо детектива на чистом, но с заметным акцентом английском языке. – У нас в вездеходах есть фонарики, но ваш ближе.

Линч сердито посмотрел на нее, но протянул руку с фонариком. Взявший его сержант последовал за Стешиным внутрь станции, и Шефер услыхал удаляющийся топот двух пар сапог.

Американцы и взявшие их в плен русские довольно долго стояли не шелохнувшись. Мороз буквально высасывал жизненные соки из их обнаженных лиц. Шефер задавал себе вопрос, так же ли хорошо защищают от арктического холода эти толстые суконные шинели русских, как американцев их фантастические пластиковые костюмы. Наверное, нет, подумал он, но все равно их одежда не так уж плоха. Резкий контраст между теплом всего тела и замерзавшим лицом был очень неприятен.

Снова послышался топот, но возвращался только кто-то один, и его шаг был далеко не строевым. Шефер повернулся и увидел появившегося в дверном проеме Стешина. Парень пошатывался, его лицо было почти таким же белым, как снег.

– Лейтенант, – заговорил он, – они все мертвы, как и говорил этот американец. Но дело хуже. Трупы подвешены к потолку, словно туши забитого скота. Всюду кровь.

Лейтенант в бешенстве сверкала взглядом, переводя его с Шефера на Стешина и обратно, затем приказала:

– На караул! Стрелять без предупреждения в любого, кто потянется к оружию или сделает хотя бы шаг. Я должна взглянуть сама.

– Не двигаться, – перевел Шефер американцам. – Она только что приказала снести вам головы, если кто-то шелохнется. – Он заложил руки за голову, полагая, что так будет просто безопаснее.

Лейтенант одобрительно кивнула, опустила оружие и направилась к входу в здание.

Стешин не отставал от шагавшей по восточному коридору лейтенанта Лигачевой. Она повернула направо в проход к центральной зоне обслуживания. Впереди виднелся слабый свет американского фонарика, позади осталось небо полярной ночи, но ей был знаком каждый квадратный сантиметр помещений насосной станции.

Сержант Яшин стоял в дверном проеме зоны обслуживания, направив АК-100 в темную пустоту. Он повел лучом фонаря по полу от своих ног, затем стал поднимать его вверх.

Лигачева проследила путь пятна света и увидела подвешенные на балках трупы, на них поблескивали сосульки замерзшей крови.

– Я нашел стреляные гильзы на полу, – доложил Яшин. – Нет никаких признаков того, кто это сделал.

– Шапорин, – сказала Лигачева, узнав лицо, покрытое льдом и спекшейся кровью, – и Лесков, Веснин...

– Они здесь все, лейтенант. Двенадцать трупов, бригада в полном составе. Даже собаки Сальникова.

Лигачева была не в силах оторвать от трупов взгляд.

Она вспомнила, как впервые появилась на Ассиме предыдущим летом. Вспомнила, как солдаты и рабочие подшучивали над ней, единственной женщиной на станции; как большинство из них, одни раньше, другие позднее, пытались затащить ее в постель – даже женатые, которых где-то в Москве или Санкт-Петербурге дожидались жены. Она отвергла все их домогательства, обрекая себя на одинокую жизнь в полной изоляции. Но этого не произошло: к ее категорическому отказу отнеслись с уважением, молчаливое отношение к насмешкам было воспринято как признак силы. Вскоре оскорбления прекратились.

Коротким сибирским летом главным развлечением были футбольные состязания между солдатами и рабочими – играли на утрамбованной земляной площадке в южной стороне станции. Она упрямо выступала только за команду рабочих, потому что не могла позволить подчиняться распоряжениям рядового, если его выберут капитаном команды, а сама она, и как женщина, и как наверняка не самый лучший футболист, вряд ли имела право претендовать на такую роль в солдатской команде. Со временем она стала для них больше чем неизменным участником этих развлечений – некоторые рабочие сделались ее друзьями.

Она пыталась вспомнить их милые, улыбающиеся после игры лица в косых лучах незаходящего солнца. Ей хотелось не дать этим образам исчезнуть, помешать сознанию заменить их в памяти этой картиной скованного морозом ужаса в холодном свете американского фонарика.

– Стешин, – крикнула она, – возьмите с собой двоих и отправляйтесь в котельную, она на противоположной стороне этой зоны. – Лигачева показала рукой направление. – Взгляните, не удастся ли восстановить освещение и отопление комплекса.

Стешин отдал честь и направился к выходу.

– Подлые американцы, – проворчал Яшин, – они перерезали этих нефтяников, словно скот!

– Этих людей действительно перерезали, – согласилась Лигачева, – но не американцы. Зачем американцам расчленять трупы? Зачем было развешивать их явно напоказ? Есть ли хотя бы на одном трупе пулевые раны? И почему нет ни одного мертвого американца? – Она замолчала, взяла у него фонарь, посветила на пол и подняла забрызганный кровью АК-74. – Наши люди были вооружены, они израсходовали немало патронов, так почему ни одна пуля не зацепила американцев? – Лигачева отрицательно покачала головой: – Нет, это сделал кто-то другой. Отправляйтесь наружу, приведите всех внутрь и начните поиск по всему комплексу, возможно, обнаружится свидетельство того, кто или что ответственно за это преступление. Доставьте ко мне того крупного американца. Остальных заприте в бараке для рабочих и поставьте охрану, но большого приведите сюда. Я хочу поговорить с ним, прежде чем тот, кто сделал это, решит вернуться.

Она ничего не сказала о монстре, о том существе, которое искромсало ее дозор там, во льдах, – Яшин все равно не поверил бы ей. Лейтенант не сомневалась, что побывала здесь именно эта тварь.

Может быть, существо искало ее.

– Американцы сделали это, лейтенант! – продолжал настаивать Яшин. – Варвары!

– Я не верю в это, Яшин, – возразила она решительным тоном, исключавшим любую попытку дальнейших возражений.

Взбешенный Яшин лишь промычал что-то нечленораздельное – она офицер, он не посмел бросить ей открытый вызов. И все же по чину он на заставе следующий за ней.

– Если американцы не делали этого, откуда вам знать, что ответственного за это здесь нет, что преступники не скрываются где-то внутри комплекса?

– Я этого не знаю, – ответила Лигачева. – Поэтому и необходимо провести поиск. А теперь марш выполнять приказание! Приведите людей и доставьте мне этого американца!

Яшин нехотя отдал честь, продолжая ворчать себе под нос, и ушел.

Вскоре Шефер и Лигачева стояли бок о бок в зоне обслуживания, разглядывая трупы. Остальных американцев провели под конвоем мимо, чтобы запереть в жилых помещениях для рабочих.

– Я мучился вопросом, много ли вам потребуется времени, чтобы понять, что вовсе не мы ответственны за это рождественское украшение, – сказал Шефер по-русски. – Может быть, теперь вы прислушаетесь к голосу рассудка.

– Может быть, – ответила Лигачева и неторопливым шагом направилась в сторону котельной. Шефер последовал за ней. – Может быть, вам известно, кто убил этих людей?

– Монстры, – серьезным голосом сказал Шефер, – чудища из внешнего космоса.

– Вы ожидаете, что я поверю в это?

– Нет, – не колеблясь, согласился Шефер, – но надеюсь, признаете, что у вас нет лучшего объяснения, и удовлетворитесь моим, пока я не смогу представить вам подтверждение того, что оно соответствует истине.

– В таком случае, американец, возможно, я удивлю вас, – сказала Лигачева. – Может быть, я верю в ваших монстров, явившихся с далеких звезд. Может быть, я знаю о них больше, чем вы думаете.

– А может быть, и нет, – примирительно возразил Шефер. – Те, кого вы якобы знаете, могут убить вас. Эти твари – серьезные ребята, дорогая.

– Да, у меня нет в этом сомнений, – отпарировала Лигачева. – Явились, слава Богу, храбрые американцы, чтобы спасти нас! Какое счастье, они нарядились в блестящие костюмы и прихватили с собой фантастические пушки!

Шефер скорчил гримасу.

– И у них не было, конечно, иной цели, чем всего лишь помочь, – не унималась Лигачева. – Ваши намерения, несомненно, претендуют быть признанными не менее чем благородством! Я совершенно уверена, что прилетели вы сюда без разрешения и тайком только потому, что экономили время.

Шефер мучительно сочинял ответную речь – он довольно бегло говорил по-русски, но гораздо медленнее, чем по-английски, – когда их обоих отвлек какой-то глухой стук, затем жужжание и следом за ним рокот со стороны дальнего конца пустого пространства зоны обслуживания. Лампочки над головой какое-то мгновение мерцали тусклым оранжевым светом, но вскоре загорелись достаточно ярко и ровно.

– Похоже, Стешину удалось восстановить электроснабжение, – заметила Лигачева. – Будем надеяться, что повезет и с отоплением.

Они уже подошли к котельной. Лигачева громко постучала в дверь и крикнула:

– Стешин, теперь у нас будет и тепло?

– Не вдруг, лейтенант, – откликнулся Стешин извиняющимся тоном. – Кто-то вырвал детали из разных частей трубопроводов – управляющие вентили топливных насосов, расходные емкости... какая-то бессмысленная диверсия. Не похоже на умышленное разрушение, просто кто-то оторвал и унес с собой детали. – Говоря это, он открыл дверь, позволяя Лигачевой и Шеферу заглянуть в котельную. Шефер заметил, что в помещении сохранилось тепло, несмотря на жуткий холод, добравшийся сквозь оставшийся без двери вход в комплекс.

Не остались без внимания и разбросанные стреляные гильзы, и запекшаяся кровь на полу и дверном косяке. Кто-то затеял здесь сражение, из которого не вышло ничего хорошего.

– Пропавших деталей нет на полу? – спросила Лигачева, оглядывая инструменты, обрезки труб и водопроводную арматуру, которые Стешин и помогавшие ему в ремонте солдаты разбросали где попало.

– Нет, лейтенант, они исчезли, не осталось и следа, – ответил Стешин. – Мы кое-как включили аварийный генератор через главный щит прямо на систему освещения, но, чтобы подать топливо на котел, надо чем-то заменить эти пропавшие вентили, но я пока ничего не придумал – ведь мы солдаты, а не техники.

– Полно, сделайте, что сможете, – подбодрила его Лигачева.

– Лейтенант! – крикнул кто-то с противоположной стороны зоны обслуживания. Лигачева обернулась и увидела фигуру, неистово жестикулировавшую в проеме входа в один из коридоров. – Выходите скорее! Туда, в тот проход! Он... он...

Лигачева увидела, в каком направлении показывал солдат, и внезапная догадка поразила ее. Она стремительно бросилась вперед, чтобы снова взглянуть на трупы, которые при восстановленном электрическом освещении выглядели еще ужаснее.

– Их двенадцать, – сказала она, быстро пересчитав. – Двенадцать человек – Галичев и его бригада, но здесь оставался еще и Собчак!

– Кто? – спросил Шефер.

– Пошли, – сказала ему Лигачева, направившись по проходу к научной станции.

Шефер помедлил, оглядывая русских солдат, обступивших его со всех сторон с оружием наготове, но затем последовал за их лейтенантом по множеству коридоров, которые поблескивали в неустойчивом свете голых электрических лампочек белизной ледяной корки, покрывавшей стены и потолки. Проложенные под потолками трубы сверкали бесконечными рядами сосулек. Шеферу приходилось сбивать их рукавицей, чтобы не наклонять голову. Это его занятие сопровождалось довольно сильным грохотом и хрустом льда под сапогами.

Последний проход оканчивался в пустом помещении с голыми бетонными стенами. Пол в нем был скользким, на нем лежал тонкий слой темного от грязи льда. У дальней стены возле открытой двери стоял солдат: совсем ребенок – подумал Шефер – замерзший и перепуганный, несмотря на военную форму и автомат в руках. Лет восемнадцать, предположил нью-йоркский детектив, но выглядит не старше шестнадцати.

– Лейтенант, – заговорил солдат нетвердым голосом, но явно с облегчением при появлении начальства, – он лежит там, не позволил прикоснуться к себе, даже не назвал мне свое имя...

– Собчак, – воскликнула Лигачева, – о Боже. Его зовут Собчак. – Она протиснулась мимо солдата и заглянула в лабораторию, ожидая увидеть кровь и опустошение, не сомневаясь, что на Собчака напал монстр.

В лаборатории было все по-прежнему – ни один прибор не поломан. Почти все металлические поверхности аппаратуры и оборудования покрывал иней, но все осталось на своих местах. Датчики и экраны были мертвы, – видимо, кто-то выключил приборы или их испортил холод, но, возможно, восстановленного Стешиным электроснабжения оказалось недостаточно. Во всяком случае, освещение станции казалось значительно более тусклым, чем обычно.

А воздух в лаборатории был много, много более холодным, чем в остальных помещениях комплекса, почти таким же, как наружный. Лигачева нахмурилась:

– Где...

Солдат показал рукой, и Лигачева увидела Собчака, лежавшего плашмя на полу. Его руки и ноги были обнажены... возле рукавов и штанин они были красного цвета, дальше его сменял фиолетовый, пальцы почти почернели.

Глубокое обморожение. Лигачева знала признаки глубокого обморожения, но с таким тяжелым случаем столкнулась впервые. Она мгновенно поняла, что дела ученого совсем плохи.

– Такая невыносимая белизна, – пробормотал Собчак, закрывая обмороженной рукой лицо. Его голос звучал хрипло и был очень слабым. Лигачева не сомневалась, что у него простужено горло, а возможно, и воспалены легкие. – Такой невыносимый холод и какая белизна, – продолжал он говорить. – Разве не восхитительно? – Он махнул рукой, и омертвевшая кисть, неестественно мотнувшись, стукнулась об пол. – Видите? Разве не восхитительно?

Лигачева торопливо подошла к ученому и опустилась на колени:

– Собчак, это я – Лигачева. Что случилось? Вы должны рассказать нам, что произошло.

Собчак повернул голову и попытался сосредоточить взгляд. Она увидела, что его левое ухо тоже обморожено до черноты.

– Лигачева? – сказал он. – Да, да, да. Я понимаю вас.

– Собчак, что случилось?

– Я спрятался. Я испугался... Я слышал вопли, а дверь была заперта, и я не посмел... Мои сапоги остались снаружи, но я... и холод, отопление прекратилось, а я все еще не смел...

– Да, понимаю, – сказала Лигачева, – я все понимаю, но теперь вы в безопасности. Мы доставим вас к доктору.

Она знала, что скорее всего уже слишком поздно: Собчак почти наверняка на пороге смерти, но даже если останется жив, то потеряет обе пары конечностей, что для этого маленького ученого может оказаться хуже смерти.

– Они ушли, – снова заговорил Собчак. – Я следил за ними по приборам, с помощью сейсмометра... но страх не оставлял меня. И я все равно не знал, как включить отопление.

– Я вас понимаю, Собчак, – повторила Лигачева.

– Я нарисовал карту, – добавил Собчак.

– Вот она, – сказал Шефер, заметив лист бумаги. Он не был тронут инеем, который появился, когда остывал влажный воздух лаборатории. Ученый трудился над картой, уже замерзая. Детектив взял лист с рисунком и повернул, чтобы на него упал свет.

– Рядовой, – обратилась Лигачева к солдату у двери, – пришлите сюда фельдшера, бегом марш!

Парнишка отдал честь и умчался. Шефер посмотрел ему вслед и сказал:

– Похоже, наши друзья обосновались поблизости от каньона или оврага, возможно даже в нем самом, километрах в восемнадцати-двадцати от станции. – Потом добавил: – У этого вашего парня лучше получалось рисовать карты, чем наматывать портянки.

Лигачева резко распрямила спину и смерила Шефера взглядом, затем поднялась на ноги и вырвала карту из его рук и сунула в карман шинели, даже не взглянув на нее. Она стояла, сердито разглядывая американца. Макушка ее головы едва достигала груди Шефера, но она, похоже, не считала себя ниже него даже ростом.

– Человек умирает, а вы говорите об этом, словно о каком-то пустяке, – сказала она. – Что же вы за человек, если можете шутить по такому поводу?

Шефер долго смотрел на нее сверху вниз, ничего не говоря, но послышавшийся из дверного проема голос не дал ему оправдаться.

– Лейтенант, вас вызывают по радио – срочное сообщение из Москвы. Генерал Пономаренко! – Это был голос сержанта Яшина.

– Иду, – не оборачиваясь, откликнулась Лигачева. Она еще целую секунду сверлила Шефера взглядом, затем повернулась на каблуках и широким шагом удалилась.

Шефер молча проводил ее взглядом, затем одобрительно кивнул, словно соглашаясь с самим собой.

– Милашка что надо, – сказал он по-английски, – и умеет задавать хорошие вопросы.