Текст книги "Вселенная в тебе"

8

Они медленно ехали через лес. Лошадь Торая ступала осторожно и медленно, словно чувствовала, что её хозяину сейчас не сладко. Но даже несмотря на это, боль слабее не становилась и при малейшем движении говорила о том, что она есть и никуда не собирается исчезать. Торай уже даже начал жалеть о своей браваде и подумывать о том, что всё же стоило согласиться на предложение Ивана отправиться на телеге. И тут же отметал эти мысли, как проявление своей слабости, чего не позволял себе допускать никогда.

Никогда…

Никогда, после смерти…

Нет! Не просто после смерти!

После её ухода!..

После предательского, как он считал в детстве, ухода матери, Торай не позволял себе ни слезинки, ни жалости, ни сочувствия к кому бы то ни было. Потому что она его обманула… Ведь она обещала… Обещала маленькому Тораю, что никогда его не оставит. Что она всегда будет с ним рядом, несмотря ни на что!

Отец учил его тому, что настоящий воин должен быть несгибаемым, сильным и бесстрашным. Но мать говорила, что очень важно при всём при этом быть ещё и человеком. Не тупым механизмом для убийства, а человеком с чувствами. С тем, что делает человека человеком, а не животным.

И она его бросила.

После её смерти на него навалилась целая лавина разных противоречивых мыслей и чувств. Он обвинял её в предательстве, он обвинял отца в её убийстве. Пусть даже в смерти её виновата на самом деле болезнь, но Торай направлял свою обиду на отца, ведь это он лишил её родной семьи, близких, своего народа, обычаев. Это по его вине в её глазах поселилась печаль и боль. Он кричал отцу о том, как его ненавидит, не замечая тем временем боль и в глазах отца. Ведь эта потеря была так же болезненна и для него. Это была потеря любимой женщины. Но мальчик не видел всего этого и не верил ему.

Потом чувство ненависти к отцу опять сменилась негодованием в сторону матери. Все повторялось снова и снова. Выматывая и выворачивая на изнанку всю душу, маленький Торай просто не знал, как пережить все эти взорвавшиеся в нём чувства, куда и как выместить их. Он кидался из одной крайности в другую, отметая всё хорошее, чему учили его родители. И в конце концов запер своё больное и трепыхающееся сердце, со всеми этими непонятными чувствами, в стальной ящик, закрыл на множество замков и закопал глубоко в землю в бескрайней степи. И мысленно потерял ключи, уносясь от того места без оглядки, обгоняя собственную тень.

Стало проще. И легче.

И вроде как забылось…

И тут этот несчастный визжащий сопляк, напавший на него в лесу, как трус, со спины.

Торай был настолько обескуражен неожиданностью ситуации, что не сразу сообразил, в чём дело, а когда понял, стало поздно. В остатках сознания он вынимал свою саблю из ножен, но удар ею так и не достиг своей цели.

Сколько он был без сознания, ему трудно было понять. Ему казалось, будто прошла целая жизнь.

Он разговаривал с матерью.

Она пришла к нему во всем белоснежном блеске своей любви и красоты. Она снова обнимала его и прижимала к своему сердцу, наполняя заледеневшую душу Торая теплом и любовью. Он снова, как в детстве, смотрел в её глаза. Но только теперь понял, что то, что он в детстве принимал за боль и тоску, отчасти было неверно. Потому что в её глазах отражалось много чувств, среди которых были любовь, доброта и благодарность.

Он задал ей тысячу так мучивших его все эти годы вопросов. И она рассказала ему обо всем, о чем не рассказывала никогда. О своей жизни, о своей любви и о своих мыслях. Она рассказала ему о том, что любила его отца, пусть не сразу. Ведь он был добр с ней, ласков и никогда не причинял ей боль. И со временем она научилась быть ему благодарной за всё, что он для неё делал. И Торай вспомнил, что никогда не слышал, чтобы отец даже голос на неё повышал. Он всегда был на её стороне, всегда на защите. Он вспомнил страдания отца от утраты, которые не желал замечать в детстве.

Мать словно бы принесла его, некогда зарытый ящик с сердцем, отыскала ключи, отомкнула все замки и снова вложила это сердце в Торая.

Душа его разрыдалась за все годы жизни в разлуке с собственным сердцем. Забитый и запуганный маленький мальчик в душе Торая потихоньку выбирался из дальних и скрытых уголков на свет, вдыхал свежий воздух и расправлял плечи. За столько лет заточения на дне тёмной душевной пещеры он не повзрослел, и теперь пришла пора стать большим. Он выплакал все свои накопившиеся слезы и боль своей маме, высказал всё, чего не мог сказать. Он умер у неё на руках и снова возродился к жизни. Она слушала его, тихо напевая его любимые песни и смотрела добрыми и полными любви глазами. Она латала его душевные раны и мазала их живительным бальзамом. Он снова становился собой со всем тем, что делает человека человеком.

Торай помнил, как медленно он приходил в себя, но мелодичный голос матери всё ещё звучал в его голове, будто не хотел покидать его. Но пришла пора расставаться, и ему показалось, что мать поднялась и стала удаляться. Окончательно приходя в себя, но все ещё цепляясь за уходящий образ матери, он крикнул ей: «Подожди!», но ему показалось, что он услышал только свой собственный слабый стон. И он понял, что обернувшаяся девушка вовсе не его мать. Сознание стало ясным и отмечало все нюансы ощущений. Мысли заработали чётко. Это была высокая, статная молодая девушка с длинной русой, как и у его матери когда-то, косой. Правильный овал лица обрамляли светлые колечки коротеньких пушистых кучеряшек, делавших образ девушки ангельским и нежным…

Настя…

Мысли и воспоминания немного отвлекали Торая от мучительных ощущений в теле. Они с Иваном продолжали медленно ехать через лес. Иван двигался чуть впереди, но так, чтобы была возможность наблюдать за Тораем.

Торай удивительным для себя образом, за то короткое время их странного и вынужденного знакомства и общения, сразу проникся доверием к этому суровому, но справедливому русскому мужику. Было в Иване что-то отцовское.

Торай чувствовал, что вся эта история как-то изменила его.

Он словно действительно переродился. Ничего в нем, вроде как, и не изменилось, но будто что-то добавилось. То, чего не было раньше.

Он всегда знал, как ему следовало поступать в сложившихся ситуациях. И в этой ведь его чуть не убили! Это не прощается! За это должны отвечать. И сделать это нужно было так, чтоб больше никому не повадно было. И чтоб было уроком. Они все должны бояться! Так было всегда… Но сейчас он этого не хотел. Он не хотел причинять боли семье, которая его лечила и кормила. Он не хотел причинять боли Ивану, ведь тот хотел знать истину, поступить честно и по совести. Торай не хотел причинять боли женщине, которая зашивала его рану, протирая её своими слезами. Она боялась его, но в душе принимала, как своего ребёнка, и оплакивала его страдания. Он не хотел причинять боли Насте. Настя…

Сердце Торая сжалось. В его мыслях Настя посмотрела ему в глаза, и её улыбка расцвела в его душе, озаряя её своим светом, словно тёмную комнату. За эти короткие мгновения их общения Настя стала для него чем-то большим и значительным. Он поселил её в своём сердце уже давно. Сознательно. Ещё в ту, первую их встречу. Её запах навсегда остался в его памяти. Она была ему нужна. Он чувствовал, что она не просто человек, не просто девушка. Она – часть его судьбы. И часть его самого.

Торай мысленно улыбнулся её образу. Он уже знал, ЧТО нужно рассказать своему отцу. А про Алексея он постарается забыть. Тот и так уже наказан. Он трус. Что может быть хуже для мужчины?

Путь был долгим и мучительным для Торая. Много раз они останавливались передохнуть. Иван осматривал раны парня и, одобрительно кивая, с улыбкой похлопывал Торая по плечу. Они много разговаривали, и Торай много размышлял за время пути. А мысли о Насте лечили его раны.

9

Лёля кругами ходила вокруг Насти. Уже несколько дней подряд Настя была какой-то тихой и загадочной. Лёля, конечно же, предполагала, что это Настино состояние могло быть связано с тем, что скоро её придут сватать и она уйдёт в другой дом и другую семью. Арина уже успела похвастаться этим Лёле. Но на все Лёлины вопросы Настя либо отмахивалась, либо хмурилась, либо вообще делала вид, будто не слышит. И Лёлю это и озадачивало, и злило.

И Настю это всё тоже злило. Она уже не собиралась замуж, тем более – за Алексея. В свете последних событий он вообще стал её раздражать. И, возможно, чувствуя это, тот стал ещё более настойчивым и навязчивым, чем вызывал ещё большее раздражение.

Но и тем не менее из мыслей её он не шёл. И не шёл недавний их гость.

Оба этих парня прочно засели в её голове, будто соперничая за единоличное место в её мыслях. И со странным непонятным чувством Настя отмечала, что кочевник одерживает победу. Было в нём что-то… Стержень, сила… Было в нём то, от чего чувствуешь себя под защитой. Ей казалось, что рядом с таким человеком можно и ни о чем не беспокоиться. Он всё сделает так, как надо, всё решит и не заставит волноваться. Он никому и никогда не даст тебя в обиду. Она совсем не знала его, но именно такие чувства вызывал в ней этот парень.

И это тоже злило её. Как она может делать какие-то выводы о нем, зная его всего пару дней? Алешку вон с детства знает, а он обернулся лгуном и трусом! Глупая… И заставляла себя вообще ни о ком не думать. И тем более о Торае. Он уехал в свою жизнь и, скорее всего, они больше никогда не увидятся. Так зачем забивать себе голову мыслями о нём? Не нужно всё это…

Алёшка вечерами торчал у ворот, но Настя отнекивалась выходить, прикрываясь тем, что много забот по дому и хозяйству.

Отец вернулся пару дней назад и привёз подарки от князя кочевников. Рассказывал, что приняли его с настороженностью, но после того, как Торай успокоил своего отца рассказом о том, что с ним приключилось, Ивана приняли, как дорогого гостя. Иван рассказал семье, что Торай строго-настрого запретил ему рассказывать всё, как было на самом деле, сославшись на то, что знает реакцию своего отца лучше, чем кто бы то ни было, и преподнёс своему отцу иную версию случившегося. Торай сказал, что в лесу на него напал зверь, а Иван очутился поблизости, спас его и оказал помощь.

Ещё отец сказал, что его стал осаждать Алексей. Он сказал Ивану о том, что хочет жениться на Насте. Но отец высказал своё возражение.

Услышав это, Настя в душе возликовала, но то, что она услышала потом, сбросило её в душевную пропасть.

Алексей стал угрожать Ивану тем, что явится к князю и расскажет о том, что Иван предал русский народ и продался иноверцам. Что он снабдит свой донос такими яркими подробностями и фактами, что ни Ивану, ни его семье вовек не видать милости князя.

Рассказывал это Иван с неподдельной грустью и разочарованием. И Настя его отлично понимала. Её и саму всё чаще в последнее время посещали грустные мысли о том, каким на самом деле оказался враг, и каким тот, кто был другом. И это окончательно отвратило её от Алексея. Но безвыходность положения, казалось, связала её по рукам и ногам.

Разговор этот состоялся, когда отец собрал всю семью.

– Но я собрал вас всех и рассказал вам это не для того, чтобы напугать, или ещё что-то в этом роде, – сурово сказал отец. – Я хочу, чтобы вы знали то, что я думаю обо всем этом. Настасья, я категорически против этого замужества, какие бы чувства ты ни испытывала к… этому негодяю! И какими бы ни были угрозы этого сопляка! И это не обсуждается! Мать, никаких разговоров с Настасьей по этому поводу ты не ведёшь. Моё слово – закон! И вы ему подчиняетесь, как и всегда, ничего не изменилось. Сыновья, с вами мы обсудим позже, как и что мы станем делать. Не для женских ушей. Девочки, вы всё поняли?

Девочки вместе с матерью кивнули. Хотя у Насти в душе и поселилась тревога, все же она внутренне заулыбалась. Вот только за такого мужчину, как её отец, она и выйдет замуж.

Побежали дни за днями. Настя не была в курсе, что же предприняли отец с братьями, но Алексея не было видно уже несколько дней. Настя с Лёлей сидели на втором этаже сарая, где обычно сушилось сено. Они любили забираться туда, пока были недолгие минуты отдыха от повседневных забот, посекретничать и поболтать о своём, девичьем. Сквозь неплотные доски пробивались лучи яркого полуденного солнца. Развалившись на тёплом, вкусно пахнувшем разнотравьем сене, девчонки говорили о последних происходящих в их жизни событиях.

– Натя, ну он же был просто напуган! – неуверенно защищала Алексея Лёля.

– И сейчас он тоже напуган? Поэтому он угрожает нам? – спокойно отвечала ей Настя, жуя соломинку. – Лёль, так не поступают настоящие мужчины.

– Ну да… В чём-то я согласна… – отвечала Лёля. – Но ведь мы его с детства знаем, Натя, неужели он серьёзно это говорил?!

– Лёль, да даже если и не серьёзно. Как вообще можно было такое говорить? Если он действительно любит меня, то как он может желать мне и моей семье зла? Это низко и подло…

Девочки замолчали. Каждая пыталась осмыслить всё это по-своему.

– Вот даже человек, который пострадал от рук… представителя нашего народа и которого мы считаем врагом, и тот проявил больше человечности и благородства, – задумчиво сказала Настя и тут же почувствовала, как напряглась и ощетинилась Лёля.

– А вот с чего ты взяла, что это было проявлением благородства и человечности? Может он просто преследовал свои корыстные политические цели? Или, может, это был какой-то хитрый и коварный план усыпить нашу бдительность?

– Да нет, что ты… – сказала Настя. – Мне кажется, что он не стал бы так поступать. Я ему почему-то верю.

– Да ты ведь его совсем не знаешь, чтобы верить, Натя! – возмущенно воскликнула Лёля. – Или может ты в него влюбилась?!

Лёля привстала на локте, нависла над Настиным лицом. От неожиданности Настя аж рассмеялась…

Но… От неожиданности ли?

Или чтоб скрыть всколыхнувшиеся истинные чувства? Брр…

– Ты считаешь, что в него можно влюбиться? – улыбаясь спросила Настя.

Лёля внимательно смотрела ей в глаза, тревожно и требовательно отыскивая подтверждения своим догадкам. И найдя их, прошептала:

– Я не верю… ты не можешь…

Глаза её наполнялись ужасом. И Настя испугалась за неё. Она поднялась и, сев рядом с сестрой, взяла её за руки.

– Лёля, ты чего? – Настя улыбнулась. – Ничего я не влюбилась, с чего ты такое взяла? Как можно влюбиться в незнакомого человека?

– Никак, – тихо, но твёрдо сказала Лёля. – В него нельзя влюбляться. Он чужой.

– Прекрати.

Настя поднялась, подошла к дверце выхода и стала спускаться по приставной лестнице вниз. Не хотела она продолжать эту тему. И вообще думать обо всем этом.

Она спустилась на землю и направилась к дому. Вдалеке на дороге она увидела клубы пыли, которые сопровождали мчавшегося всадника. Сначала она не придала этому значения, но, подойдя к двери дома, она обернулась и узнала его. Сердце учащённо заколотилось. Она рывком открыла дверь и скрылась в доме, подперев дверь собой. Сердце будто хотело выпрыгнуть и толкалось у самого горла. Да что же это?!

Настя несколько раз глубоко продышалась и вошла в комнату, как ни в чем не бывало. Мать возилась у печки, пекла хлеб. Топот копыт уже раздался во дворе. Мать заинтересованно выглянула в окно, но хлопнула входная дверь, и в проеме комнаты появилась широкая фигура Торая.

– Здравствуйте, хозяйки! – низким негромким голосом с мягкой улыбкой произнёс он.

Мать удивилась, немного смешалась, но чувствовалось, что страха по отношению к парню она уже не испытывала.

– Здравствуй, милок, – улыбнувшись ему в ответ, произнесла мать. – Коль не шутишь. С чем пожаловал? Проходи.

Торай, моргнув, посмотрел на Настю. Ей казалось, что лицо её пылает ярким пламенем и скоро она вся сгорит заживо.

– Вот привёз вам гостинцы, привет от отца. Да зайца по пути добыл. Примите, будьте любезны!

И улыбнулся широко, во весь свой белозубый рот. Насте хотелось просто испариться. От него и даже от себя. От себя больше. Настя испугалась того, что стало происходить с ней. Зачем всё это? Ведь только-только все мысли её упорядочились и чувства успокоились, и она стала привыкать к мысли, что они больше никогда не встретятся. И чувства эти не нужны! Зачем? Ведь он из другого мира вообще! Чуждого мира!

– Матушка, Вы приготовили обед братьям? Давайте я отнесу.

Голос получился сдавленным и хриплым, будто что-то передавило ей горло, и она закашляла.

– Да, Настасья, сейчас ещё хлеб положу и иди. Налей гостю кваску, да хлебушком свежим угости.

Мать кинулась к печке доставать очередную порцию буханок, а Настя налила квас

в большую кружку и, отломив от большого каравая значительный кусок, поставила всё это перед гостем. Она старалась не смотреть на него, но он будто завораживал. Он притягивал, как один огромный магнит. И ей нужно было во что бы то ни стало побыстрее сбежать. Поэтому, когда мать поставила корзину перед ней, она буквально схватила её и вылетела из дома.

Жаркий ветерок обдул её пылающие щеки, но Насте он показался прохладным и свежим. Сразу стало легче. Она быстрым шагом удалялась от дома. И от этого «магнита», который вёл себя так, будто знал, что она всё равно никуда не денется.

Что это? Ну зачем это вообще?

Настя мысленно пыталась выцарапать из своей души все эти чувства и эти мысли из своей головы. Но они снова заняли свои привычные места, будто и не были не так давно тщательно вымещены Настей. Она снова и снова пыталась себя убедить в том, что это всё неправильное и ненужное. Он чужой! Он из лагеря Зла! Настя убеждала себя, что Лёля права – таким как он нельзя доверять. Сущность человеческая не меняется. И если это зверь, то хоть какую маску он надень, всё равно останется зверем. А они звери… И точка!

Только вот как они отца смогли провести? Ведь он практически всех видит насквозь! Отец очень проницательный и умный. Хотя может он просто ничего им не рассказывает. Ведь женщинам не обязательно знать всё и лезть в мужские дела.

Но тут же перед мысленным взором Насти возникли бездонные глаза Торая. И им не получалось не верить. Они словно рассказывали Насте всю историю своего хозяина, все его мысли и всю его суть. Они были словно Небо, бескрайнее и чистое, правдивое и бесхитростное.

В голове у Насти стала вариться каша из мыслей, и это выводило её из себя снова и снова. Она не любила неопределённости.

За спиной нарастал стук копыт. Обернувшись, Настя поняла, что это Торай. Поравнявшись с ней, Торай спешился и пошёл рядом, ведя свою лошадь под уздцы.

– Можно я тебя немного провожу? – спросил он.

– Если ты ждёшь, что мы всей деревней будем сейчас кланяться тебе в ноги и благодарить тебя за твоё благородство, то ты очень ошибаешься в своих ожиданиях… – неожиданно даже для самой себя с места в карьер кинулась Настя и тут же мысленно стукнула себя по лбу. Чего это она? Вот балда…

Торай рассмеялся.

– Да не жду я ничего, а тем более благодарности!.. Даже и не думал об этом…

– Чего ты тогда здесь? – Настя снова в мыслях шлепнула себя по лбу.

Торай повёл плечом, глядя себе под ноги.

– Просто… Повидаться хотел…

На этот раз Настя прикусила свой язык, чтоб снова не вырвалась очередная глупая фраза, и даже мотнула головой. Торай расценил это по-своему.

– Но если тебе не приятна моя компания, то извини, пожалуйста. Я удалюсь, – негромко сказал он и приостановился, приготовившись вскочить верхом на лошадь.

– Нет-нет! – уж слишком поспешно воскликнула Настя. – Это ты меня прости. Я… просто не знаю, как себя с тобой вести.

Они двинулись дальше, уже немного медленней.

– Почему же? – спросил Торай.

Настя вздохнула и, тщательно подбирая слова, ответила.

– Ну как почему? Всё, что я о тебе и твоём народе знаю, так это то, что вы беспощадно убиваете людей и разоряете города и сёла, совершая бесчеловечные набеги. Уводите в плен людей. Вы – враги. Вы – нелюди. Вы уничтожаете жизнь… Ты ведь тоже такой?

Настя заглянула в лицо Тораю, будто с надеждой ожидая, что он опровергнет её последний вопрос. Но он не ответил на её взгляд и, нахмурившись, сказал:

– Все верно. Ты права. Я такой. Никогда себя не оправдывал. И никогда не стану этого делать.

Он сжал губы и, сощурившись, посмотрел вдаль.

– За свою короткую жизнь я действительно уничтожил немало. Жизней, судеб, чьих-то надежд… Я думал, что это мне поможет… Что это сделает меня счастливее, уменьшит мои собственные страдания и мою собственную боль. Но этого так и не случилось. Чем больше я уничтожал вокруг, чем больше присваивал себе чужого, тем всё более опустошённым я себя чувствовал, – говорил Торай, задумчиво глядя в даль. – Мне кажется, что это какой-то неправильный путь. Я что-то не то делаю. Я будто перестаю существовать.

Настя внимательно смотрела на Торая и понимала, что каждое его слово правдиво.

– Конечно, это не может быть правильным, – кивнула Настя. – Как можно стать счастливым, когда вокруг тебя беда? Это ведь всё равно, что сидеть посреди топкого болота. Некуда идти, везде плохо. А вот когда вокруг тебя счастье, тогда и внутри тебя будет счастье. Так ведь?

Настя искоса наблюдала за Тораем и заметила, что тот слегла кивает головой.

– Знаешь, – продолжила она. – Я обожаю дарить подарки. Как думаешь, почему?

Торай пожал плечами и вопросительно посмотрел на Настю. Настя заулыбалась.

– А потому, что когда я вижу, как расцветает от радости тот, кто получил подарок,

то я просто летать готова от счастья! Это вообще ни с чем не сравнимое чувство. Когда делаешь счастливым кого-то, то сам становишься в сто раз счастливее.

Торай смотрел на Настю и соглашался с каждым её словом. Это был именно тот путь, каким хотела его вести мать, но не успела в своё время. Они неторопливо шли по дороге и открывали себя друг другу. И открывали друг друга для себя. И для каждого из них это было удивительно. Торай поразился тому, насколько ещё маленькая по сути девочка может быть мудрой и разумной, словно взрослая женщина, прожившая не одну жизнь. А Настя с изумлением понимала, насколько, казалось бы, плохой человек может быть открыт для чистого и светлого.

Торай стал часто приезжать, когда Настя отправлялась в поле относить обед братьям. Старался, чтоб никто их не видел. Они о многом разговаривали, делились мыслями, спорили и рассуждали. Им было интересно вместе. Они могли и посмеяться, и поговорить о серьёзном. Их общение было легким и становилось необходимым. Казалось, что они знали друг друга давно, просто ненадолго расстались, но теперь встретились вновь.

Если Настя совсем недавно и запирала все свои чувства и мысли на огромный амбарный замок в своей душе, то теперь ничто не могло их удержать. «Пленники» Настиной души вырвались на свободу и разлетелись райскими птичками, не видя перед собой никаких препятствий.

Однажды, когда Насте на руку села необычная букашка красного цвета с черными крапинками на спине, она так обрадовалась, что Тораю это было крайне удивительно. Закрыв глаза, она произнесла какой-то заговор и, смеясь, подняла ладонь с букашкой над головой. Букашка, взмахнув крылышками, взмыла в небо, а Настя ещё долго смотрела ей вслед. Торай стоял у неё за спиной и, наблюдая за всем, что она делала, вдыхал аромат её волос. Короткие прядки, выбившиеся из косы, щекотали ему нос и щёки, но это было до того приятно, что хотелось зарыться лицом в её волосы. Он закрыл глаза и позволил себе ненадолго уплыть в бессознательное, подхваченный волнами необыкновенного счастья.

– Я тебя украду… – неожиданно вырвалось у него.

– Укради… – тихим эхом отозвался голос Насти, что Торай даже и не понял, она ли это произнесла.

Или ему всё это показалось…