Текст книги "Девушки из бумаги и огня"

– А это – неужели госпожа Омура? Ее красота прекрасно сохранилась, несмотря на возраст…

Голоса девушек звенят вокруг меня, но я почти не слушаю. Мой взгляд прикован к Королю, который о чем-то беседует с Майной возле пагоды у самой кромки воды. Они слишком далеко, чтобы я могла расслышать хоть слово и как следует рассмотреть их, но вид огромной фигуры Короля, нависающей над хрупкой Майной, как грозная тень, превращает мою кровь в кипяток.

– Они удалились туда вдвоем уже очень давно, – ворчит Аоки, проследив за моим взглядом. В ее глазах я вижу ревность. Мне легко это понять, так как я сама испытываю сейчас это чувство.

Я усилием воли отрываю от них взгляд.

– Пойду пройдусь, – говорю я, вставая, и спешу уйти прежде, чем Аоки успеет увязаться за мной.

Праздник внезапно кажется мне утомительным. Чего бы мне хотелось – так это найти какое-нибудь тихое темное местечко и там незамеченной просидеть до конца торжества. Я прохожу по нескольким плавучим галереям и оказываюсь на травянистом берегу реки, как раз напротив павильона, где разговаривают Майна с Королем. Я иду в противоположную сторону и скоро ухожу от шума, вокруг тихо и полутемно. Над головой щебечут птицы, крылья разрезают сумеречный воздух. Их свобода зачаровывает меня и пронзает болью. Если бы я была свободна, я бы просто побежала за ними следом, танцуя в ночной траве, вторя их движениям, как отражение их танца в небесах, дальше и дальше…

Моя фантазия умирает, ударившись о дворцовые стены. Конечно, дальше стен мне не удалось бы за ними убежать.

Я не вижу их, но чувствую их присутствие. Темное объятие камня. Птицы способны перелететь через стену, а я могу только смотреть им вслед, прижимая ладони к холодному черному камню.

Я оглядываюсь, услышав за спиной движение. Да, в некотором отдалении бредет служанка. Должно быть, мне не стоит идти дальше, чтобы не рассердить мадам Химуру. Я поворачиваюсь, чтобы вернуться на праздник, но тут мое внимание привлекает неожиданный звук: в темноте кто-то плачет.

Я вглядываюсь и различаю фигурку женщины, которая сидит на травянистом склоне, закрыв лицо руками. Ее силуэт отражается в реке, окруженный серебряным и золотым мерцанием, и я вижу, что она одета в узорчатое изящное сари, бледно-розовый цвет которого оттеняет ее нежную кожу. Я узнаю ее по сари – совсем недавно кто-то из наших указывал мне на нее как на одну из бывших Бумажных Девушек, ту самую, которую выдали замуж за генерала.

– Извините, – окликаю я ее, подходя ближе. – Мадам Дайя? С вами все в порядке?

Ее сгорбленные плечи напрягаются.

– Уходи! – шипит она, не поднимая головы. Слова ее едва слышны, словно рыдания душат ее.

– Я… я могу вам чем-нибудь помочь? – спрашиваю я, хотя и так понятно, что не могу. Позади стоит все та же служанка, но ближе подходить не осмеливается и явно намекает, что и мне следует оставить госпожу в покое.

Мадам Дайя не уходит.

– Кто ты? – сквозь слезы шепчет она.

– Я Леи. Одна из Бумажных Де…

Она резко поворачивается и вскакивает на ноги прежде, чем я успеваю закончить фразу. Я отшатываюсь, но она хватает меня за плечи, так что ногти вонзаются мне в кожу, и притягивает к себе. Слишком близко. Я с трудом сдерживаю вскрик ужаса: ее лицо в тени, но тень лишь подчеркивает ее ужасный облик. Обвисшая кожа, облезающая клочьями, как бумага, вздутые веки, глаза с сеткой кровавых сосудов, гнилые желтые зубы.

Она – настоящее чудовище.

Я пытаюсь вырваться.

– Я… я не хотела…

– Нет, смотри на меня! Смотри! – кричит она, не отпуская моих плеч. – Во всем этом виноват он один!

– К-кто виноват?

– Мой идиот муж! – голос у нее хриплый, прерывистый, как будто ей раздирает горло. Из воспаленных красных глаз катятся слезы. – Он совершил ошибку в очередном рейде в Ущелье Шому, и Король отказал ему в ежегодном разрешении на магию, а без регулярных визитов к шаману… видишь, во что я превращаюсь? Я не могу показаться на празднике в таком виде!

Пока она говорит, с ее щек отслаивается еще несколько лоскутов кожи. Опадая, они задевают мое лицо.

Я отшатываюсь, и женщина хохочет безумным смехом.

– Вот что ждет нас всех! – кричит она. – Пытайся с этим бороться, пытайся убежать – все бесполезно, девочка! Придет день, когда ты станешь такой же, как я. Когда тебе постоянно придется поддерживать магией молодость и красоту, чтобы радовать своими прелестями любого бездарного самца, которому пожалует тебя Король, как призовую лошадь, ты поймешь, о чем я говорила. Ты сама все узнаешь!

Внезапно я понимаю, что именно с ней случилось: истощение энергии ци. Так как магия – элемент, постоянно циркулирующий в мироздании, ее нельзя создать из ничего, можно лишь совершать обмен с помощью шамана, направляющего ее с помощью дао. Инь и ян, энергия, кровь жизни мира, ци… все должно находиться в равновесии. Течь беспрерывным потоком. Шаманы могут нарушать это равновесие, притягивая магию земли в обмен на что-то равноценное – разбрасывать семена растений, хоронить в могилах ритуальные деньги, набивать на собственной коже все новые татуировки, – тогда платой за магию становится их боль, связующим элементом, подтверждением верности. Но даже в этих случаях – если просить у богов слишком много магии, заклинания начинают изнашиваться и даже давать побочные эффекты.

– Я… мне очень жаль, – шепчу я, хотя и понимаю, что это пустые слова. Даже мне самой они кажутся именно такими.

Мадам Дайя хохочет мне в лицо.

– Девочка, тебе несомненно будет очень жаль, хотя и не прямо сейчас. Тебе будет очень жаль, что ты вообще переступила порог дворца. Но будет поздно.

Она наконец отпускает меня, и я, спотыкаясь, карабкаюсь вверх по склону – и бегу обратно на праздник так быстро, как позволяет мне узкое платье.

Когда я возвращаюсь к плавучей чайной, та уже пуста. Неужели праздник успел закончиться, и все вернулись в спальни? Но нет – я замечаю впереди движение и понимаю, что все собрались на одной из больших главных платформ. Музыка стихла, все чего-то ждут в тишине. Но это не тишина радостного ожидания, а какое-то зловещее безмолвие, атмосфера очень напряженная. И тут из толпы слышатся первые крики.

Нет, не крики. Торжествующие злобные выкрики.

– Эй, стоять! – ко мне по мосткам бежит стражник. – Ты что здесь… О, извините!

Он спотыкается, его медвежьи уши поджимаются, когда он меня узнает. Наконец и я узнаю его – это тот самый стражник, которого я видела у входа в день прибытия во дворец. У него мягкое, приятное лицо, совсем не сочетающееся с формой охранника и с мечом на поясе.

– Госпожа Леи-чжи, – он отвешивает мне поклон. – Примите мои извинения. Я вас не сразу узнал…

– Что здесь происходит? – перебиваю я его.

Он оглядывается на платформу.

– Это просто… просто Король решил добавить к программе новый элемент, – объясняет он, но от моего внимания не ускользает, что он смущен.

Крики на платформе становятся все громче.

– Что за новый элемент?

Он открывает рот, но потом качает головой.

– Идемте со мной, госпожа. Присутствие всех гостей обязательно. Таков приказ Короля.

Я иду за ним к широкому помосту, забитому народом. Чем ближе мы подходим, тем мне проще разобрать, что именно кричат в толпе. Слышны слова «Гнилая бумага!», «Вонючки!», «Кееда!».

– Наверное, можно остановиться здесь, это достаточно близко, – говорит медведь-стражник, но я отталкиваю его и бросаюсь вперед, к центру событий, по пути расталкивая локтями толпу, и пробираюсь в самую середину…

И в ужасе замираю.

Воспоминание, такое яркое, будто это случилось только что. Женщина из Бумажной касты с глазами, полными ненависти. Взмах дубинки стражника, треск костей ее черепа.

Сцена, которая разворачивается передо мной, отличается деталями, но не по существу. Демоны-стражники с обнаженными топорами и катанами окружают группу Бумажных заключенных – тут и мужчины, и женщины, и даже дети. Их лица белы, взгляды полны… не ненависти, страха. Король меряет платформу шагами, разглядывая их, и завершает свою речь со смехом:

– …таким образом, я подумал, что праздник – хороший повод оказать им приличествующее гостеприимство во дворце!

Его голос непросто расслышать сквозь шум толпы. Король ухмыляется во весь рот, энергия толпы подпитывает его, добавляет энтузиазма. Он слегка пошатывается – должно быть, пьян. Я оглядываюсь вокруг, ища глазами Майну или Аоки, но из знакомых в нескольких рядах от себя различаю только Ченну.

Я проталкиваюсь к ней.

– Что это такое?..

Губы Ченны так плотно сжаты, что превратились в тонкую белую линию.

– Солдаты только что вернулись из экспедиции на восток Ноэй. Они привезли с собой этих людей… будущих дворцовых рабов, – она переводит дыхание. – Король раздает их в подарки своим гостям.

– Что?..

Один из пленников, немолодой мужчина с волосами, тронутыми сединой, пробивается в передний ряд, к самому кольцу охраны. Стражник вскидывает руку, чтобы остановить его, хватает его, тот пытается освободиться.

– Умоляю! – кричит он. – Смилуйтесь, Масута…

– Вот как, – насмешливо отзывается Король. – Ты признаешь меня своим господином, когда пришло время просить о милосердии? И ты еще смеешь умолять меня о милости? Милость я приберегаю для своих верных. А не для кееда.

Это слово из уст Короля обжигает меня, как удар кнута. До сих пор на публике он избегал подобных выражений, и я не понимаю, почему сейчас он себе такое позволяет. А потом вспоминаю, что нахожусь на небольшой вечеринке для избранных гостей – кругом сплошь лучшие представители Лунных и Стальных кланов, генералы армий. Единственные члены Бумажной касты, которые здесь присутствуют, кроме пленников из Ноэй, это мы.

– Здесь мои дети, моя жена! – снова кричит несчастный пленник, давясь рыданиями. – Умоляю, Масута. Смилуйтесь. Отпустите их…

Король испускает яростный рев.

– Человеческая тварь не смеет указывать мне, что я должен делать!

Грохоча копытами, он бросается вперед – неожиданно, куда быстрее, чем можно было ожидать, и в этот миг он куда больше похож на животное, чем на человека. На быка, обуреваемого животной яростью. Он отшвыривает с дороги стражника и хватает пленника за шею. А потом одним прыжком оказывается у края платформы и швыряет его вниз, в реку.

Шумный плеск. Тишина. А потом толпа взрывается радостными воплями и аплодисментами.

Ни я, ни Ченна не аплодируем и не издаем ни звука.

Сброшенный в воду человек не виден из-за высоких ограждений, но я слышу, как он отчаянно плещется в воде, отплевывается и пытается звать на помощь. До сих пор взывает к королевскому милосердию.

Король не обращает на него внимания. Он широким жестом указывает на остальных пленников, улыбаясь во весь рот.

– Не стесняйтесь, друзья мои, берите себе рабов сколько хотите. Кееда уже получили хороший урок и больше не вздумают перечить господам.

Демоны приближаются к несчастным, возбужденно переговариваясь и смеясь. Чья-то рука тяжело ложится мне на плечо, и я подскакиваю на месте.

– Пойдемте, девочки, – каркает мадам Химура. – Нам пора.

Я не могу отвести взгляда от рабов, которые, сжавшись от страха, ожидают грубых прикосновений осматривающих их демонов. К горлу подступает тошнота, и я сглатываю.

– Но как же…

– Ты что, хочешь к ним присоединиться? – огрызается она.

Я запинаюсь. Она жестоко улыбается, потому что отлично знает – мой ответ будет «нет». Неважно, как я пытаюсь храбриться, все равно в моей груди бьется слабое, разбитое, испуганное сердце.

Я – дзарджа.

Предательница.

Та рабыня была права, думаю я, вслед за остальными девушками спеша к паланкинам, ждущим нас на берегу. Я не смею даже оглянуться назад. Потому что я – дзарджа.

Глава девятнадцатая

Вернувшись с праздника, я не могу уснуть. Мне очень плохо, я чувствую себя совершенно больной. Отсутствие имени мамы в списках Ночного Дома, слова Аоки о том, что Король планирует меня скоро вызвать, ужасное лицо бывшей Бумажной Девушки, лица рабов, окруженных хохочущими демонами… Всего этого слишком много. Ужасный выдался день.

Я лежу и смотрю в потолок. Комнату наполняет тихий шорох ночного дождя. Этот звук всегда напоминает мне о доме, о сезоне муссонных дождей в Сяньцзо, когда земля под ногами превращается в грязь. Тянь обожает эти дожди – они предвещают, что будет много грибов, – и одновременно сердится, потому что Бао всюду оставляет мокрые грязные следы.

Но сейчас дом – это последнее место на свете, о котором я могу думать.

Я должен карать всех, кто мне не подчиняется. Очистить королевство от предателей.

Слова Короля снова и снова звучат у меня в голове. Я думаю о птицах, которых видела сегодня ночью, о том, как легко они отрывались от земли, улетали прочь… О том, что не могу последовать за ними.

Стены комнаты душат меня. Я встаю и набрасываю на плечи меховую накидку, а потом тихонько выхожу за дверь, на цыпочках иду по коридору к двери, из которой несколько недель назад тайно выскальзывала наружу Майна. Я так поглощена своими мыслями, что, когда открываю дверь и снова вижу на улице Майну, даже не успеваю удивиться. Просто замираю, и рот сам собой приоткрывается.

Хорошо, что я не издала ни звука от изумления, потому что она не одна.

Майна в ночной рубашке стоит вплотную к огромному волку-демону, откинув голову, чтобы видеть его лицо. Волк принадлежит к Лунной касте, его острое звероподобное лицо поросло серой шерстью, на подбородке видна белая звездочка. Он одет в военную форму. Одна его тяжелая лапа придерживает Майну за подбородок, словно поднимая ее лицо для поцелуя.

А потом они отстраняются друг от друга.

Быстро задвинув Майну себе за спину, волк разворачивается в мою сторону. Глаза у него серо-голубые, как мерзлая вода. Что-то в нем кажется мне знакомым, будто я его уже встречала, но прежде, чем я успеваю понять, где именно, он подходит ко мне вплотную, нагибается так низко, что влажный кончик его носа почти касается моего лба, и шепчет:

– Проболтайся об этом хоть словом, и тебе не жить.

Еще мгновение – и он исчезает в пронизанной дождем темноте сада.

Тишина. Шорох струй. И молча смотрящая на меня Майна.

Впервые я вижу ее захваченной врасплох, неуверенной. В глубоком вырезе ночной рубашки виднеется грудь, подол не прикрывает длинных стройных ног. Меня пронизывает жар желания. Но я тут же думаю о ней и волке-демоне, о моменте близости между ними, который я, должно быть, прервала своим появлением, и желание обращается в жгучую ревность.

– Леи, – говорит Майна, делая шаг в мою сторону.

Я отстраняюсь.

– Не прикасайся ко мне.

– Я могу объяснить…

– Спасибо, не нужно. Я сама отлично справлюсь с объяснением.

Мой голос невольно повышается, и Майна бросает тревожный взгляд в дверной проем за моей спиной. Она стремительным движением затворяет дверь и за руку тянет меня прочь с веранды, в сторону темного сада. Моя ночная рубашка и кожа разом намокают от дождя. Майна ведет меня к дереву, чьи ветви образуют густой шатер, едва ли не касаясь земли. Естественная беседка надежно скрывает нас от посторонних взглядов. В воздухе пахнет свежестью, зеленью, сладким ароматом ночных цветов.

– Это не то, что ты думаешь, – говорит она, когда я выдергиваю из ее руки свою ладонь.

– Откуда ты знаешь, что я думаю?

– Я понимаю, как мы могли выглядеть со стороны.

– Хорошо, что ты это понимаешь.

– И все же это совсем не то, как могло выглядеть со стороны.

– Вы обнимались, – выговариваю я, с трудом выплевывая слова. – Прикасались друг к другу.

Она сжимает губы.

– Прикасались, но… не в этом смысле.

– В любом случае твой… волк отлично понимал, что то, чем вы занимались, весьма предосудительно. Иначе бы он не угрожал меня убить. Или ты пропустила эту подробность?

– Он не собирается причинить тебе никакого вреда, – поспешно отвечает она, но в ее голосе я слышу неуверенность. – Леи, он просто испугался. Если кто-нибудь узнает, что он сюда приходил…

– Не волнуйся, – огрызаюсь я. – Не собираюсь я никому доносить.

– Я знаю, что ты не собираешься.

Какой бы ядовитый ответ я ни собиралась выдать, я невольно забываю его и растерянно моргаю.

– Так ты… доверяешь мне?

Наши взгляды встречаются в темноте.

– Конечно, – отвечает она тихо.

Я делаю шаг ей навстречу.

– Если доверяешь, скажи мне, кто он такой, Майна.

– Я… я не могу. – Она тянется взять меня за руку, но я уворачиваюсь. – Пожалуйста, Леи, – просит она. – Эта тайна больше меня. Это не только мой секрет, я не вправе его выдать.

Я откидываю со лба мокрые волосы.

– Он – какая-то важная шишка во дворце, верно? Твой волк.

Она кивает.

– Как вы познакомились?

Она не отвечает.

– Зачем вы встречались?

Снова нет ответа.

Я пробую другую тактику.

– Это с ним ты то и дело бегала встречаться по ночам?

На этот раз спустя некоторое время она все же отвечает.

– В том числе.

Я безрадостно усмехаюсь.

– В том числе? Значит, есть и другие?

– Да нет же! Я имею в виду, что не каждый раз ходила… на встречу с кем-то.

– А куда же? Чем ты занимаешься по ночам в саду?

Она отвечает усталым взглядом, без слов говорящим: «Ты же знаешь, что я не могу сказать».

– Ты мне лгала.

Это звучит по-детски, очень глупо, однако чувство, вынудившее меня выпалить эти слова, никак не назовешь детским. Я дрожу всем телом. Виной тому не только холодный дождь, но и кое-что еще – дикая, отчаянная боль, не отпускающая меня с того момента, как я застала Майну вместе с волком. Капли дождя дрожат на ресницах, стекают по губам. Я стряхиваю их ладонью.

– Я тебя спрашивала, встречаешься ли ты с кем-нибудь. Ты поклялась, что у тебя никого нет.

– Это правда. Я не встречалась ни с кем в том смысле, в котором ты спрашивала. И не встречаюсь.

– Я тебе не верю.

Майна бессильно стонет.

– Леи, у меня нет никого другого.

Я только закатываю глаза.

– Ты это уже говорила, – начинаю я, но потом вдруг осознаю, как именно она это сформулировала.

Никого другого.

И словно во внезапной вспышке озарения я понимаю, что она имеет в виду.

Что кое-кто у нее все-таки есть.

– Ох, – выдыхаю я, земля уходит у меня из-под ног. – Ты… ты это обо мне?

Она приближается вплотную, взгляд ее так горяч, что обжигает, обращает в пар капли дождя. А потом она медленно и осторожно поднимает руку к моей щеке.

Я отшатываюсь, пока она не успела меня коснуться.

– Мне… нужно идти.

Я разворачиваюсь и, словно слепая, оступаясь, бегу обратно к дому. Поскользнувшись на мокром камне, я почти падаю – но Майна, в мгновение ока оказавшись рядом, подхватывает меня под локоть. Руки ее смыкаются вокруг моих запястий.

– Пожалуйста, успокойся, – умоляет она.

Я нервно смеюсь сквозь зубы.

– Как я могу успокоиться? Ты же сама понимаешь, что предлагаешь мне! Что будет, если кто-нибудь нас заподозрит? Мы… мы просто не можем, Майна, – я опускаю глаза. – Мы… не должны.

– Разве не этого ты хочешь?

– Чего я хочу – не имеет значения.

Голос Майны звучит жестко.

– Нет. Это единственное, что имеет значение.

Воздух вокруг нас вибрирует, полон электричества. Руки Майны все еще сжимают мои запястья, и от ее горячего прикосновения мой пульс ускоряется, сердце несется галопом.

Наши губы разделяет всего какой-то дюйм.

– Мы же Бумажные Девушки, – едва слышно шепчу я, хотя шум дождя заглушает наши голоса, а сад совершенно пуст. Кажется, не только сад, а весь мир совершенно пуст. Не осталось никого, кроме меня и Майны, и пространства между нами – пространства, где мог бы произойти наш первый поцелуй. – Мадам Химура и госпожа Эйра с самого начала дали нам понять, что наши желания здесь ничего не значат. Мы существуем только для Короля.

Темные глаза Майны за густыми ресницами бешено сверкают.

– Но ты воспротивилась ему, Леи. Ты дала ему бой, сказала ему «нет» – тому, кому никогда никто не отказывал. Даже зная, что понесешь за это наказание. Ты больше, чем кто бы то ни было, понимаешь, что наши желания важнее всего. – Она ненадолго умолкает. – Когда мир не дает тебе выбора, ты выбираешь сама. – Она проводит пальцами по моим запястьям и придвигается еще ближе. – И это – мой выбор.

Все вокруг заливает дождь. Его капли стекают по лицу Майны, по ее щекам, замирают в уголках губ. Ее тонкая рубашка промокла насквозь и прилипла к телу, и это невероятно трудно игнорировать.

Кто угодно может застать нас вдвоем.

Ну и что? – яростно кричит часть меня. Пусть смотрят! Пусть хоть все глаза проглядят! Устройте им настоящее шоу, пусть выстраиваются в очередь и покупают билеты, наплевать! Но другая часть меня, такая же реальная, отлично помнит, что случилось недавно в конце праздника, что может произойти, если я снова рассержу Короля. И это произойдет даже не со мной, а с Тянь и папой.

Я с трудом размыкаю пальцы, переплетенные с пальцами Майны.

– Прости меня, – шепчу я.

И бегу в дом, пока она не успела меня остановить. Вернее, пока я сама не успела себя остановить. Потому что желание поцеловать ее, заключить в объятия и слиться с ней телами слишком сильно, оно бьется у меня внутри, как птица о прутья клетки. И с каждой секундой, пока мы рядом, эта птица все ближе к тому, чтобы вырваться на свободу.