Текст книги "История Петербурга в преданиях и легендах"

Личная и семейная жизнь Петра

30 МАЯ 1672 ГОДА, В ДЕНЬ поминовения Исаакия Далматского, византийского монаха, причисленного к лику святых, родился четырнадцатый ребенок царя Алексея Михайловича. Матерью мальчика была вторая жена царя, Наталья Кирилловна Нарышкина. Если верить старинным родословным книгам, она происходила от крымского татарина Нарышки, выехавшего в Москву в 1463 году. По другим легендам, род Нарышкиных происходит от обедневших прусских князей, перебравшихся в Россию в XIV или XV веке. Между тем наступивший в это время пост заставил отложить крестины. Царевич был крещён только через месяц после рождения, 29 июня в Петров день, и наречён, соответственно, именем этого святого – Петром. Но дело, если верить фольклору, не только в начавшемся посте. Есть одна довольно странная деталь в легенде о предсказании Симеона Полоцкого, легенде, которую мы подробно изложим ниже. Так вот, в одном из вариантов этой легенды рассказывается, что Симеон Полоцкий, предсказав за девять месяцев до рождения появление наследника, тут же предложил Алексею Михайловичу назвать младенца Петром. Так что Петрова дня, скорее всего, ожидали не только из-за наступившего поста. Этим двум христианским святым – Исаакию, в день памяти которого родился будущий император, и Петру, в день которого он был крещён, – Петербург обязан двумя важнейшими фактами своей биографии. Во-первых, своим именем. Вопреки расхожему мнению, что город назван в честь императора Петра I, он носит имя святого апостола Петра. Во-вторых, появлением в нем церкви, посвященной святому Исаакию Далматскому.

Церковь Св. Исаакия Далматского

Как мы уже говорили, существует легенда, что рождение Петра было предсказано за девять месяцев по звёздам Симеоном Полоцким. Будто бы, наблюдая каждую ночь положение светил, Симеон заметил, что недалеко от Марса 28 августа 1671 года появилась необыкновенно светлая звезда. Наутро Симеон пошел к царю Алексею Михайловичу и поздравил его с сыном, зачатым в прошлую ночь. Родиться царевич, по Симеону, должен был 30 мая следующего года. 28 мая, когда Симеон Полоцкий пришел во дворец, царица, повествует предание, уже мучилась в родах. Симеон утешил царя и сказал, что, согласно звёздам, царица будет страдать ещё двое суток. Наконец царица Наталья Кирилловна так ослабела, что её пришлось даже причастить Святых Тайн. Но Симеон был твёрд и успокоил царя: царица будет жива и через пять часов родит царевича. Через четыре часа Симеон Полоцкий стал на колени и начал громко молить Бога, чтобы царица ещё час не разрешалась от бремени. «Тишайший царь» Алексей Михайлович не на шутку рассердился: «О чём ты молишь? Царица уже без чувств и почти мертва». Но Симеон отвечал: «Великий государь! Если царевич родится в первую половину часа, то будет жить около пятидесяти лет, а если во вторую – то достигнет семидесяти». Во время этого разговора и родился царевич.

Исключительный драматизм ситуации, возможно, и сознательно нагнетаемый рассказчиками, становится в дальнейшем основной особенностью практически всех легенд о рождении императора. «Над нами царствует ныне не наш государь Пётр Алексеевич, но Лефортов сын, – говорится в одной легенде. – Блаженной памяти государь-царь Алексей Михайлович говорил жене своей, царице: “Ежели сына не родишь, то учиню тебе некоторое озлобление”. И она, государыня, родила дщерь, а Лефорт сына, и за помянутым страхом, втайне от царя, разменялись – и тот, Лефортов сын, и ныне царствует!»

Другой рассказ извлечён из допросных листов пыточных застенков Тайной канцелярии. Схваченный по «Слову и делу» некий несчастный, растянутый на дыбе, показал, что довелось ему слышать в Архангельске от «немчина», что государь Пётр Алексеевич природы не русской. Этот «немчин» рассказывал, что, так как царица Наталья Кирилловна родила царевну, то начали искать той замену В то время в Немецкой слободе нашли младенца мужского пола и подменили. Да ведь и понятно. Государь «лучше жалует иноземцев и добрее до них, нежели до русских». А то ещё поговаривали, что был тот Пётр рождён не от царя Алексея Михайловича, а от патриарха Никона. Ведь и сам проговаривался не раз, называя патриарха: «Отец мой духовный», а духовный ли, не духовный, поди, узнай.

Мысль о подмене русского царя иноземцем, «немчином», прочно вошла в фольклор. Если не при рождении, то позже, но всё-таки подменили. Не мог же русский человек быть Антихристом. Рассказывали, что во время поездки Петра за границу он был пленён в Швеции и там «закладен в столб», а на Русь вместо него был выпущен царствовать «немчин». По другому варианту той же легенды, Пётр был не «закладен в столб», а посажен в бочку и брошен в море. Но одновременно существовал рассказ, что в бочке за Петра погиб «верный старец», а Пётр жив и скоро вернётся на Русь и прогонит самозванца-немчина.

Весь 1698 год на Руси ожидали появления Антихриста. Об этом свидетельствовали звёзды, заглядывая в кельи учёных монахов, об этом бессвязно вопили юродивые на папертях церквей и кладбищах, об этом возвещали старообрядцы, всё чаще подвергавшие себя самосожжению. Приближался роковой 1699 год. Царство Антихриста должно было наступить 1 сентября (напомним, Новый год до 1700 года начинался с 1 сентября). А 25 августа, за пять дней до этой даты, из-за границы в Москву возвратился царь Пётр. Не заезжая в Кремль и не поклонившись, по обычаям предков, мощам чудотворцев, не постояв у гробов родителей в Архангельском соборе, Пётр проехал в Немецкую слободу и полночи пировал у своего друга Лефорта. Остальную часть ночи провел у верных ему преображенцев.

И пошли по Москве слухи. За границу уехал царь, да царь ли вернулся? Стали рассказывать такую сказку. «Как государь и его ближние люди были за морем и ходил он по немецким землям и был в Стекольном (т. е. в Стокгольме), а в немецкой земле стекольное царство держит девица, а та девица над государем ругалась, ставила его на горячую сковородку и, сняв со сковороды, велела его бросить в темницу. И как та девица была именинница, и в то время князья её и бояре стали ей говорить: „Пожалуй, государыня, ради такого своего дня выпусти его, государыня“. И она им сказала: „Подите посмотрите, – буде он жив валяется, и для вашего прошения выпущу“. И князья, и бояре, посмотря его, государя, сказали ей: „Томен, государыня!“. И она им сказала: „Коли томен, и вы его выньте!“. И они его, вынув, отпустили. И он пришел к нашим боярам; бояре перекрестились, сделали бочку и в ней набили гвоздья, и в ту бочку хотели его положить, и про то увидал стрелец и, прибежав к государю к постели, говорил: „Царь государь, изволь встать и выйти, ничего ты не ведаешь, что над тобой чинится!“. И он, государь, встал и вышел, и тот стрелец на постелю лег на его место, и бояре пришли и того стрельца, с постели охватя и положа в ту бочку, бросили в море». А царь скрылся, резюмирует рассказчик, и на его место пришел немчин и царствует.

Императрица Екатерина I

Первой женой Петра была Евдокия Лопухина, повенчанная с царем в 1689 году. Воспитанная в старозаветном московском духе, к тому же выбранная в невесты Петру его матерью, Евдокия никаких чувств, кроме неприязни, у мужа не вызывала. В 1698 году под именем Елены она была насильственно пострижена в монахини в Суздальском Покровском монастыре. Между прочим, народ сочувствовал заточённой Евдокии, упорно называл её царицей, и, когда в Суздале звонил монастырский колокол, говорили: «Царица плачет».

В 1703 году, находясь однажды в доме Меншикова, Пётр увидел девицу Марту, бывшую в услужении у Данилыча. К тому времени Марта Скавронская, дочь литовского крестьянина, успела уже поменять нескольких хозяев. Она находилась в услужении у пастора Глюка, потом вышла замуж за шведского драгуна. При взятии русскими Мариенбурга попала в плен. Однажды её приметил в солдатском обозе Борис Петрович Шереметев и взял к себе в услужение. По другой легенде, юную пленницу, на которой не было ничего, кроме сорочки, привели к командующему солдаты. Борис Петрович накинул на неё шинель и дал выкуп в несколько монет. Спустя какое-то время красивая полнотелая «ливонская пленница» была буквально отобрана у генерал-фельдмаршала всесильным князем Меншиковым, в доме которого она и попалась на глаза царю.

Вскоре Марта сделалась наложницей царя, а затем фактически стала его женой. В начале 1712 года Пётр обвенчался с бывшей «ливонской пленницей», принявшей после крещения по православному обряду имя Екатерины Алексеевны. После венчания сыграли пышную свадьбу. Устраивая свадебную церемонию не в Москве, как предписывала традиция, а в Петербурге, Пётр недвусмысленно давал понять, что считает юный город на Неве столицей России. Никаких указов по этому поводу издано не было. Официальной столицей государства оставалась Москва, значительная часть дипломатического корпуса по-прежнему находилась в Первопрестольной. Свадьба государя, хотя и не всеми одобряемая, должна была положить конец этой двойственности. Принято считать, что именно с этого, 1712, года Петербург официально стал столицей России.

Сохранилось несколько легенд, связанных со свадьбой Петра и Екатерины. По одной из них, за несколько лет до публичного венчания состоялось тайное. Как передает молва, оно совершилось в 1707 году, в часовне на Троицкой площади на Петербургской стороне. Пётр вместе с Екатериной, в сопровождении верного Брюса, приехал туда в один из сумрачных и холодных ноябрьских вечеров.

Но есть другое предание, опубликованное Башуцким в 1830-х годах. Согласно ему, «это достопамятное событие, если верить показаниям, выдаваемым за современные и истинные, – оговаривается Башуцкий, – происходило следующим образом. В сумерках, неизвестно какого числа, Пётр, остановившийся по обыкновению в скромном своем домике, подле крепости, приказал подать сани, сел в них с Екатериною и, велев стать позади Брюсу, поехал через покрытую льдом Неву в узкое, лесистое, самое уединенное под Петербургом место, лежащее у взморья, за устьем Фонтанки. Доехав туда, сани остановились у небольшой деревянной церкви, более походившей на часовню и почти занесенной снегом. Брюс привёл священника, который при бледном мерцании лампады совершил брачный ритуал. «В какой именно церкви, в чьё имя, кем и когда она сооружена, когда перестроена или сама разрушилась от времени, – добавляет от себя Башуцкий, – всё сие остается такою же тайной, как тайно совершен был брак Петра с Екатериной».

На самом деле место, о котором идёт речь в легенде, – это пересечение современных Петергофского и Рижского проспектов. В 1707 году здесь появилась первая деревянная церковь во имя Святой великомученицы Екатерины. Затем, в 1831 году, по проекту молодого архитектора Константина Андреевича Тона вместо деревянной церкви возвели каменный храм в новом для того времени византийском стиле. Эта Екатерининская, как её называли в народе, церковь породила множество подражаний, как в Петербурге, так и по всей России. Архитектор стал необыкновенно популярным. К сожалению, в 1929 году церковь была снесена, и через несколько лет на её месте построили кинотеатр «Москва».

О загадочном венчании императора сохранилась ещё одна легенда. Согласно ей, это «таинственное дело» произошло на берегу Таракановки. Здесь якобы стояла деревянная часовенка, в которой и обвенчались Пётр и Екатерина. Часовню через какое-то время как памятную святыню будто бы перенесли в Стрельну, в Сергиевскую пустынь, о чём мы уже упоминали. Но поскольку мемориальной была не только часовня, но и земля, на которой она стояла, то на этой земле, по легенде, поставили колонну, потом уже названную Молвинским столпом.

Говоря современным языком, Екатерина была образцовой женой. Она хорошо изучила необузданный и непредсказуемый характер Петра. Никогда не вмешиваясь в государственные дела, она, тем не менее умела в нужный момент проявить участие и понимание. Екатерина не раз оказывала Петру услуги, в которых он нуждался. Но однажды и в их отношениях образовалась трещина. Это было печально известное дело камергера Виллима Монса, якобы любовника императрицы. В деле были замешаны многие из приближённых Екатерины; они обвинялись в «обогащении себя чрез злоупотребление доверием императрицы». И следствие, и суд были скоротечны и продолжались всего восемь дней. Кого били кнутом. Кому рвали ноздри. Кого сослали в Сибирь. Красавцу камергеру отрубили голову.

Екатерина всячески старалась смягчить гнев своего супруга, но напрасно. Рассказывают, что её постоянные просьбы об облегчении участи обвиняемых вывели, наконец, императора из терпения. Уже известный нам граф Бассевич передаёт диалог, состоявшийся между супругами. В этот момент они находились в Зимнем дворце, у окна с венецианскими стеклами. «Император будто бы сказал Екатерине: „Видишь ли ты это стекло, которое прежде было ничтожным материалом, а теперь, облагороженное огнём, стало украшением дворца? Достаточно одного удара моей руки, чтоб обратить его в прежнее ничтожество“. И с этими словами он разбил его. „Но неужели разрушение это, – сказала она ему со вздохом, – есть подвиг, достойный вас, и стал ли от этого дворец ваш красивее?“ Император обнял её и удалился. Вечером он прислал ей протокол о допросе преступников, а на другой день, катаясь с нею в фаэтоне, проехал очень близко от столба, к которому пригвождена была голова Монса». По другому преданию, жестокий Пётр приказал посадить Монса на кол, а голову отрезать, положить в банку со спиртом и поставить её в покоях Екатерины. К этому моменту Екатерина будто бы уже овладела собой и спокойно сказала, глядя на банку: «Вот, господа, до чего доводит разврат придворных».

Бывшая солдатская портомоя, волею судьбы вознесённая на вершину славы, хорошо понимала намеки. Оставалось только молиться и надеяться. Суеверная Екатерина вспомнила, что за две недели до ареста несчастного Монса она видела страшный сон. Постель её внезапно покрылась змеями. Одна из них, самая большая, бросилась на нее, обвила кольцами все её тело и стала душить. Отчаянно защищаясь, Екатерина с трудом задушила змею.

Тогда и все остальные змеи поспешно скатились с её постели. Проснувшись, она, как всегда, попыталась истолковать этот необычный сон. И немного успокоилась, когда поняла, что, согласно её толкованию, ей будут грозить большие опасности, но она останется при этом невредимой. Похоже, обстоятельства подтвердили толкование. Гроза миновала.

Более того. Старинное предание утверждает, что «в виду своего любимого загородного дворца первая владелица Екатерингофа созидает памятник не кому другому, как своему преданному камергеру, быть может, за неё сложившему во цвете лет и красоты свою голову на эшафоте». И на этот раз легенда имеет в виду всё тот же загадочный Молвинский столп. Но теперь уже в качестве памятника Виллиму Монсу, унесшему в могилу мучительную тайну любви государыни императрицы. В Петербурге поговаривали, что в день казни юного камергера Екатерина находилась в своем Екатерингофе, вблизи эшафота, рядом с несчастным юношей.

Поистине античным драматизмом отличается история взаимоотношений царя Петра и его сына и наследника царевича Алексея. Чуть ли не с самого рождения Алексея отец и сын были друг другу чужими людьми. Старший сын царя от нелюбимой Евдокии Лопухиной до восьми лет воспитывался матерью и с детства впитал враждебность родителей друг к другу. Семейная жизнь царевича тоже не сложилась. Он женился на немецкой принцессе Шарлотте Софии, судьба которой в России сложилась драматично.

Пётр I сам подыскал невесту своему сыну в одном из немецких княжеств. Молодые люди познакомились в 1710 году, и Алексей сразу невзлюбил Шарлотту. Он слёзно просил отца подобрать ему другую невесту, но Пётр был непреклонен. Дело закончилось подписанием брачного контракта, после чего, по словам Костомарова, «придали этому вид, будто царевич избрал себе супругу добровольно». Всё это не могло не сказаться на судьбе юной принцессы. Супруги оставались чужими друг другу людьми. Алексей был груб и, как свидетельствуют современники, с женой обращался дурно.

В России Шарлотта оставалась лютеранкой, отказавшись принять православие. Вероятно, благодаря этому обстоятельству, её называли «Шведкой». Шарлотта родила Алексею дочь Наталью, умершую в раннем возрасте, и сына Петра, будущего императора Петра II. Однако накануне вторых родов заболела скоротечной чахоткой и через две недели после рождения сына в 1715 году скончалась. По официальным данным, Шарлотту торжественно, в полном соответствии с титулом кронпринцессы великой княгини наследницы, данным ей Петром I ещё в 1713 году, похоронили в Петропавловском соборе.

Царевич Алексей Петрович

Дальнейшая история Шарлотты приобретает черты легенд, мифов и вымыслов. В 1771 году в парижском предместье в весьма преклонном возрасте скончалась некая госпожа Д’Обан. Неожиданно разнёсся слух, что это никто иная, как невестка русского царя Петра I, которую «долго мучил муж-тиран, пытавшийся даже отравить ее». В некоторых источниках называется даже количество таких попыток – девять раз. И каждый раз принцесса выживала исключительно благодаря противоядию, даваемому ей преданным лекарем. По некоторым сведениям, Алексей Петрович хотел избавиться от законной супруги, чтобы жениться на «русской барышне из рода Нарышкиных». В конце концов, принцесса, не выдержав издевательств, после рождения сына прикинулась мёртвой и при помощи верной графини Кенигсмарк смогла бежать из России. Сначала она жила в Европе, затем переехала в Америку, где «вышла замуж за капитана Д’Обана». В конце жизни она покинула Америку и переехала в Париж, где и скончалась.

Масла в огонь разгорающихся слухов подлил прусский король, до которого дошли легенды о его соотечественнице. В одном из писем он писал: «Поверьте, в России убивать умеют, и если при дворе кого-то отправляют на тот свет, ему уже не воскреснуть». В пользу того, что легенда о бедной немецкой принцессе имела в Европе широкое распространение, говорит и тот факт, что она дошла до Вольтера, который, впрочем, назвал её басней.

Ко всему сказанному надо добавить, что захоронение Шарлотты в Петропавловском соборе утеряно.

Но вернемся к судьбе царевича. Алексей активно выступал против всех преобразований отца в области политики, экономики и просвещения, чем вызывал ещё большую его ненависть. Их отношения с каждым годом всё обострялись, что неминуемо должно было привести к трагической развязке.

Страшась отцовского гнева, Алексей вместе со своей любовницей Ефросиньей бежал за границу. Но и там его настигла властная рука отца и монарха. Во что бы то ни стало вернуть царевича в Россию Пётр поручил одному из умнейших своих дипломатов – хитроумному и беспринципному Петру Андреевичу Толстому, Иуде Толстому, как его называли современники, человеку, готовому оказывать Петру любые услуги, только бы умалить перед ним свою старую вину за участие в стрелецком мятеже. Толстой обыскал всю Европу и нашел-таки царевича, чтобы затем хитростью и посулами, шантажом и обманом вернуть его в Петербург.

Алексея заточили в Петропавловскую крепость, где он в 1718 году, после нечеловеческих пыток скончался. По одному из малоизвестных преданий, усадьба Набоковых в Рождествене, в середине 1990-х сгоревшая от якобы случайного пожара, была построена на развалинах дворца, где Пётр I, «знавший толк в отвратительном тиранстве», как пишет об этом сам В. Набоков, содержал арестованного Алексея. Ещё по одному преданию, в ночь перед казнью царевича Пётр позвал нескольких близких людей и, «обливаясь слезами, приказал умертвить наследника». При этом присутствовала и верная подруга царя – Екатерина. Как утверждает легенда, она всячески старалась облегчить тяжкую участь царя, «приносившего на алтарь отечества страшную жертву – своего сына».

Так или иначе, Алексей скончался. По указанию Петра он был похоронен в недостроенном Петропавловском соборе. Как мы уже говорили, вскоре родилась легенда о том, что Пётр приказал установить над могилой сына гигантский шпиль, дабы крамола, исходящая от праха царевича, не распространилась по Руси. А вокруг смерти Алексея рождались слухи и слагались легенды. Говорили, что его «тихо придушили по указанию отца. И событие это надолго стало предметом взволнованных пересудов среди жителей Петербурга». ещё одну легенду записывает в своих «Table talk» Пушкин. «Царевича Алексея положено было отравить ядом. Денщик Петра Первого Ведель заказал оный аптекарю Беру. В назначенный день он прибежал за ним, но аптекарь, узнав, для чего требуется яд, разбил склянку об пол. Денщик взял на себя убиение царевича и вонзил ему тесак в сердце». Жива легенда, будто бы царевичу отрубили голову. И сделал это будто бы сам Пётр.

Никто не верил в естественную смерть Алексея. Может быть, поэтому в легендах о ней так много конкретных, претендующих на достоверность, деталей.

Наконец, сохранилась зловещая легенда о том, что Пётр принес своего старшего сына в жертву Петербургу. Убийство прямого наследника открывало путь к престолу его второму сыну, малолетнему Петру Петровичу, который не прервал бы, как верилось царю, дела отца после его смерти.

Пётр Петрович, на которого Пётр I возлагал все свои надежды, родился в 1715 году, в самый пик обострения его отношений с царевичем Алексеем. Кроме того, его матерью была любимая царем Екатерина. К тому же, она родила его в браке, через три года после официального венчания с Петром. Это придавало наследнику абсолютную легитимность. Радость, которую испытывал по поводу рождения младенца счастливый отец, полностью разделял и народ, вполне осведомлённый о сложностях семейной жизни императора. В фольклоре сохранилось предание, рассказанное П.П. Свиньиным в его «Достопамятностях Санктпетербурга…»:

«В ту же минуту послал царь своего генерал-адъютанта в крепость для возвещения о сем народу пушечными выстрелами. Но как перед тем строго было дано от государя повеление не впускать в крепость никого после пробития вечерней зори, то стоявший на часах при входе в крепость солдат остановил посланного сими словами: „Поди прочь, не велено никого впускать“. Генерал-адъютант уверил, что его сам государь послал за важным делом. „Я того не знаю, – ответствовал солдат, – а знаю только то, что мне не велено никого впускать и застрелю тебя, если не отойдешь“. Нечего было делать. Посланный возвращается к государю и доносит о сем. Нетерпеливый монарх в сюртуке, без всяких отличий, идет сам в крепость и говорит тому же часовому: „Господин часовой, впусти меня“. – „Не впущу“, – ответствует солдат. „Я прошу тебя“. – „Не впущу“, – повторяет часовой. „Я приказываю''. – „А я не слушаю". – „Да знаешь ли ты меня? " – „Нет". – „Я государь твой". – „Не знаю, а знаю только то, что он же велел никого не впускать". – „Да мне нужда есть". – „Ничего я слышать не хочу". – „Бог даровал мне сына, и я спешу обрадовать народ пушечными выстрелами". – „Наследника? – вскричал часовой с восхищением. – Поди, пусть меня расстреляют завтра, а ты обрадуй народ сею вестью сегодня"».

Но и второй сын вскоре умирает. Согласно преданию, во время его отпевания в Троицком соборе кто-то произнес зловещие слова: «Петр, твоя свеча погасла!».

Героизация личности Петра началась задолго до его кончины. Она умело направлялась сверху и находила безоговорочную поддержку снизу. Смерть выдающегося монарха, Отца Отечества, Петра Великого не могла произойти от заурядных причин, тем более, если эти причины по сути своей низкие. И хотя медики ещё в 1714 году считали Петра безнадежно больным «вследствие несоблюдения диетических правил и неумеренного употребления горячих напитков», от чего у него был испорчен желудок, опухали ноги и случались приливы крови к голове, официальная версия, ставшая впоследствии красивой легендой, утверждала, будто он простудился, когда, стоя по пояс в воде, спасал во время бури тонущих моряков. Простой же народ прочно связал смерть Петра, как, впрочем, и последовавшую вскоре ссылку Меншикова, с крупным петербургским наводнением 1724 года. Якобы это Бог прислал волну за душами «антихристов».

Зимний дворец Петра I

Думал ли Петр I о смерти? Скорее всего, нет. Просто было не до того, столько дел и забот навалилось на него. Однако смерть о себе время от времени напоминала. Мы уже рассказывали легенду о раскольнике, покушавшемся на императора. Были и другие свидетельства. Так, во время Полтавской битвы, если верить фольклору, смерть трижды пыталась прибрать его к себе. Один раз пуля попала в шляпу, второй раз – в седло, третий – в нательный крестик или, по некоторым легендам, в иконку Саввы Сторожевского, которую царь носил на груди. Пуля его не брала.

По преданиям, ещё в детстве к нему будто бы явился старик, который сказал, что «смерть придёт к нему в виде дерева, посаженного вверх корнями». Пётр вспомнил об этом предсказании через много лет, когда увидел, как в Летнем саду какой-то садовник посадил молодой дубок ветками в землю. Вспомнил ещё потому, что совсем недавно он сам сажал в землю желуди. Кто-то из стоящих рядом улыбнулся, и Пётр гневно промолвил: «Понимаю. Ты мнишь, что не доживу я до матерых дубов. Это правда. Но ты дурак. Я оставлю сим пример, чтоб потомки, делая то ж, со временем из них строили корабли». Такая легенда.

Умирал Пётр долго и тяжело. По преданию, когда говорить он уже не мог, то потребовал аспидную доску. Умирающий император вывел на ней два слова: «Отдайте все…» Дальше рука уже не повиновалась и царапала каракули. Пётр позвал старшую дочь Анну, но та пришла слишком поздно – Пётр не смог произнести ни слова. После пятнадцати часов страшных мучений Пётр умер на руках Екатерины, унеся с собой в могилу волнующую тайну двух нацарапанных на доске слов. Напомним, что легенда о недописанном на аспидной доске завещании впервые появилась не сразу после смерти императора и не в России. Об этом написал Вольтер. Только потом её повторил историк Соловьев в «Истории России с древнейших времен». Но легенда существовала.

По другому народному преданию, перед самой кончиной Пётр держал в руках древнюю родовую икону дома Романовых – образ Знамения Божией Матери и благословил ею свою дочь Елизавету. С той минуты цесаревна особенно чтила эту икону, и, говорят, молилась перед нею в ночь государственного переворота, доставившего ей престол.

Скончался Пётр Великий в Зимнем дворце. По преданию, широко бытовавшему в XIX веке, его комната находилась «в последних трёх окнах к Эрмитажу». Сегодня на месте Зимнего дворца, где умер Пётр I, находится Эрмитажный театр.

Как-то в газете «24 часа» появилась статья некоего А. Крылова, в которой излагается следующая легендарная, на наш взгляд, версия смерти Петра I.

Не успела Екатерина Алексеевна стать самодержавной правительницей России, как из дома в дом, из уст в уста полетел тёмный слух: царя отравили. Будто бы ему предложили отведать новый сорт конфет, присланных в подарок. Через несколько часов Пётр почувствовал себя плохо. У него началась рвота, появился выраженный цианоз ногтей, онемение рук, жжение в животе, всё это будто бы и привело к смерти императора. К отравлению Петра, считает автор статьи, мог быть причастен его любимец А.Д. Ментиков, чья жизнь в тот момент буквально висела на волоске. В очередной, уже который раз обвиненный в казнокрадстве, он ждал неминуемого наказания, которое, судя по всему, должно было быть суровым. Кстати, спустя два года точно такой же приступ случился у Екатерины I, тоже отведавшей конфет. И закончился он также смертью царицы. И именно в это время, по мнению автора статьи, она не просто стала не нужна Меншикову, а начала мешать его политической игре.

Похоронили основателя Петербурга и первого петербуржца Петра Великого в Петропавловском соборе. Затем родилась посмертная легенда о том, что по ночам Пётр покидает склеп. Стуча по каменным плитам своими сапогами с ботфортами и «поскрипывая исполинской дубинкой», в мундире Преображенского полка и простреленной треуголке обходит свой город и только утром, с последним боем курантов на Петропавловской крепости, возвращается в свою могилу.