Текст книги "Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)"

– Ну, я не стал бы преувеличивать, – отозвался Дуглас. – Просто мы придерживаемся на этот счет разных мнений.

– Вот именно. Видите ли, мистер Аллейн, я рассуждал так, – начал объяснять Фабиан. – Предположим, Маркинс действительно грязный шпион. Начни мы его расспрашивать о ночной вылазке, он мог бы ответить следующее: у него было расстройство желудка, и он боялся не добежать до общего туалета и потому воспользовался нашим; это был вовсе не он. Что касается его фотографических увлечений, если они существуют, то «лейку» ему мог подарить благодарный наниматель или он мог скопить на нее по центику и купить в Америке подержанную. Ведь далеко не каждый фотолюбитель богат. То, что он запирал фотопринадлежности в чемоданчике, может говорить о его врожденной аккуратности или недоверии к нам. Учитывая вторжение Дугласа, его недоверчивость имела кое-какие основания.

– Значит, вы предпочли никак не реагировать?

– Нет. Я считал, что нужно хранить наши секреты под замком и держать ухо востро. Если же по здравому рассуждению мы все же сочтем поведение Маркинса подозрительным, то обратимся к тем, кто отвечает за поимку шпионов в нашей стране.

– Вы согласились с этим планом, капитан Грейс?

Дуглас энергично запротестовал. У него, заметил он с коротким смешком, сложилось крайне неблагоприятное мнение об официальной контрразведке, и он предпочитает заниматься этим делом сам.

– Так уж у нас тут принято, сэр, – заявил он, обращаясь к Аллейну. – Предпочитаем сами во все влезать и доводить дело до конца.

Он добавил, что предложение Фабиана он отмел как нереальное и решил продолжать действовать. Конечно, сначала требовалось рассеять все сомнения, а уж потом обратиться в штаб армии, чтобы сдать этого типа.

Расставшись с Фабианом, Дуглас столкнулся с миссис Рубрик, которая, как нарочно, принялась усиленно расхваливать своего слугу. «И что бы я делала без моего Маркинса? Слава Богу, сегодня вечером он возвращается. Я всякий раз стучу по дереву, когда он говорит, что ему здесь нравится. Было бы ужасно его потерять». Это было слишком. Дуглас прошел за своей тетушкой в кабинет.

– Я с ней никогда не церемонился, – заявил Дуглас, поглаживая усы. – Мы отлично понимали друг друга. Я над ней подтрунивал, и ей это нравилось. В общем-то она была свой парень, только надо было дер-жать ее в рамках. Я сразу взял быка за рога, без всяких там обиняков. Сказал ей, что надо уволить Маркинса, и объяснил почему.

– Вот уж никак от тебя не ожидала, – чуть слышно проговорила мисс Линн.

Тетя Флосси, по словам Дугласа, ужасно расстроилась. Она оказалась меж двух огней. С одной стороны, ей страшно не хотелось расставаться со своей «драгоценностью», как она часто называла Маркинса. С другой стороны, как быть со своим пресловутым рвением в борьбе со шпионажем, подкрепленным рядом публичных выступлений. Дуглас процитировал ей одну из ее пышных фраз: «Я утверждаю торжественно и с полной ответственностью, что когда на кон поставлена сама жизнь, наш общий долг состоит в том, чтобы не только сохранять бдительность, но и выявлять всех тех, будь то незнакомец или лучший друг, кто своим поведением ставит под угрозу безопасность нашего государства. Не сомневайтесь: среди нас находятся враги! И своей неосмотрительностью мы невольно предоставляем им убежище». Напоминание об этом риторическом пассаже было подобно неприятной отрыжке, и какое-то время миссис Рубрик растерянно взирала на племянника. Однако собралась с силами и перешла в наступление.

– Ты слишком много работаешь, Дуглас, – сказала она. – У тебя нервное перенапряжение, дорогой.

Но племянник быстро поставил ее на место. Он с негодованием напомнил о ее отношениях с мистером Куратой Каном, отчего его тетушка поморщилась, как от боли, о туманном прошлом Маркинса, о важности их работы и невозможности риска. Если Маркинс, за которым проследит лично он, Дуглас, останется под подозрением, то властям об этом лучше сообщить самой Флосси.

Бедная тетушка заломила руки и запричитала:

– Ты только подумай, сколько он всего делает. И он так добр к Артуру, просто замечательно к нему относится. Всегда такой исполнительный. Единственный слуга в таком большом доме! И прекрасно справляется. Кто нам еще поможет? Никто.

– Девушки помогут.

– Они не в состоянии его заменить! Я никогда не ошибаюсь в людях. Никогда. И не пытайся меня убедить.

Но, как отметила Урсула, миссис Рубрик была честна, и все сказанное Дугласом в конце концов возымело действие. Она забегала по комнате, покусывая карандаш, что всегда было признаком смятения чувств.

Дуглас терпеливо ждал.

– Ты прав, – сказала наконец Флосси. – Я этого не допущу. – Наклонив голову, она посмотрела на Дугласа поверх пенсне: – Ты правильно сделал, что рассказал мне, дорогой. Придется взять все в свои руки.

Это уже настораживало.

– Что ты собираешься делать? – спросил Дуглас.

– Думать и действовать, – торжественно провоз-гласила миссис Рубрик.

– Как именно?

– Это тебя не касается, – отрезала она, энергично потрепав Дугласа по щеке. – Предоставь все старушке Флузи.

Она предпочитала называть себя этим омерзительным собачьим именем.

– Но, тетя, мы имеем право знать. В конце концов…

– А вы и так все узнаете. Когда время придет.

Миссис Рубрик с трудом опустилась в кресло у письменного стола. Несмотря на крошечный рост и худобу, двигалась она тяжело и шумно.

– Можешь идти, – сказала она, но Дуглас продолжал слоняться по комнате.

Миссис Рубрик начала писать, скрипя пером, и через минуту бросила ему:

– Я сама с ним разберусь.

Дуглас пришел в ужас:

– О нет, тетя Флосс. Честное слово, не надо этого делать. Вы все испортите. Послушайте, тетя…

Но тетя резко заявила, что теперь, когда он ей все выложил, она сама решит, как поступить со своим слугой, и опять деловито заскрипела ручкой. Когда от бессилия он повысил голос, она тоже вышла из себя и велела ему замолчать. Дуглас, никак не решаясь уйти, уныло уставился в окно и увидел принаряженного Маркинса, который, вытирая пот со лба, шел от ворот к дому.

– Тетя Флосси, послушайте меня!

– Я, кажется, ясно тебе сказала…

Раскаиваясь в содеянном, Дуглас покинул поле боя.

Рассказав обо всем этом, Дуглас поднялся, встал перед камином, широко расставив ноги, и признался:

– Должен сказать, что после этого наши прежние отношения уже не вернулись. Она обиделась и стала обращаться со мной как с ребенком.

– Мы заметили, что твоя популярность несколько поубавилась, – вставил Фабиан. – Бедная Флосси! Ты попытался сыграть на ее чувстве долга. Непростительное безрассудство. Стоит ли удивляться, что она к тебе охладела.

– Зачем так бессовестно все извращать, – с достоинством произнес Дуглас.

– С некоторой долей преувеличения это можно расценить как мотив к убийству, – поддел его Фабиан.

– Что за чушь ты городишь! – завопил Дуглас.

– Заткнись, Фаб, – вмешалась Урсула. – Ты просто невыносим.

– Извини, дорогая.

– Я и сейчас считаю, что у меня не было другого выхода, – продолжал кипеть негодованием Дуглас. – В конце концов, это был ее слуга, и хозяйкой здесь была она.

– Что не помешало тебе вскрыть замок на его двери, – заметил Фабиан.

– Я не вскрывал замок, Фабиан. Все было совершенно иначе.

– А миссис Рубрик с ним разобралась? – поинтересовался Аллейн.

– Предполагаю, что да. Но мне она ничего не говорила, а я не спрашивал, чтобы опять не получить нагоняй.

Дуглас зажег сигарету и глубоко затянулся.

«Он явно чего-то недоговаривает», – решил Аллейн.

– Вообще-то я совершенно уверен, что она с ним разобралась. Потому он ее и убил, – быстро проговорил Дуглас.

– Значит, ты представляешь это так, – усмехнулся Фабиан. – Флосси говорит Маркинсу: «Я узнала от моего племянника, что вы вражеский агент. Вот вам недельное жалованье в качестве выходного пособия, и знайте, что на вокзале вас арестуют и расстреляют!» – «Как бы не так», – говорит про себя Маркинс. Он замышляет убийство, подходит к сараю, слышит, как Флосси упражняется в ораторском искусстве, прокрадывается внутрь и – дело сделано. Во всем этом нет ни грамма смысла.

– Еще бы. Ты ведь представил все в идиотском виде, – жарко возразил Дуглас.

– Более того, – добавил Фабиан, – не в характере Флосси лезть напролом и предъявлять обвинения Маркинсу. Так могла поступить только круглая дура, а тетя Флосси была совсем не глупа.

– Но она совершенно ясно заявила о своих намерениях.

– «Разобраться с Маркинсом»? Она ведь так выразилась? Это значит, разобраться с делом Маркинса. Она хотела от тебя избавиться и немного подумать. И, че-стно говоря, я ее не осуждаю.

– Но как иначе она могла разобраться с Маркинсом? Только поговорив с ним, – возразила мисс Линн.

Она редко вмешивалась в разговор, и ее голос, резкий и отчетливый, прозвучал как некий вызов.

– В ней было что-то от Полония, в нашей Флосси. Мне кажется, она решила действовать обходным путем. Возможно, решила посоветоваться с дядей Артуром, – предположил Фабиан.

– Нет! – отрубил Дуглас.

– Как ты можешь об этом знать? – удивилась Урсула.

В воздухе повисло молчание.

– Это было не в ее характере, – наконец ответил Дуглас.

– Опять ее характер, – сказал Фабиан Аллейну. – Везде и всюду ее характер.

– Когда в нашей стране возникла угроза пятой колонны, тетя Флосси постоянно возвращалась к этой теме в парламенте, – пояснил Дуглас. – Маркинс знал об этом не хуже нас. При малейшем намеке с ее стороны он насторожился бы.

– Вам не кажется, что если бы она решила подо-ждать с обвинениями, он все равно заметил бы изменившееся к нему отношение? – спросила Урси.

– Конечно, заметил бы, – согласился Дуглас. – Она не умела скрывать своих чувств.

– Еще как умела, – возразил Фабиан. – Флосси была хитра как сто чертей.

– Согласна, – подтвердила мисс Линн.

– А кто-нибудь из вас заметил, что она изменила отношение к Маркинсу? – спросил Аллейн.

– Честно говоря, да, – медленно проговорил Фабиан. – Но мы решили, что все это из-за скандала с Клиффом Джонсом. В последнюю неделю Флосси безбожно придиралась ко всем работникам и поварихе.

– Она была расстроена, – сообщила Урсула. – Ужасно переживала из-за этого Клиффа. Она со мной всегда делилась. Если бы она повздорила с Маркинсом, я узнала бы первая. Она называла меня своим предохранительным клапаном.

– Миссис Артур Рубрик в сопровождении мисс Урсулы Харм, ее доверенного ассистента и предохранительного клапана, – съязвил Фабиан.

– Возможно, она откладывала свой разговор с ним вплоть до последнего вечера, – вступил в разговор Дуглас. – Того вечера, когда она исчезла. Она могла написать куда-нибудь наверх и ждать ответа. Господи, ведь это могло быть как раз то письмо, которое она начала писать тогда в кабинете!

– Я был бы в курсе, если бы она действительно написала, – заметил Аллейн.

– Да, – согласился Фабиан. – Несомненно. Вы как раз один из тех, кто наверху.

Повисло неловкое молчание.

«Черт бы побрал этого парня. Как некстати он это сказал. Теперь они опять замкнутся», – подумал Аллейн.

– Таковы мои обвинения против Маркинса, – важно проговорил Дуглас. – Я не претендую на полную доскональность, но могу поклясться, что они небеспочвенны. Вы же не можете отрицать, что после ее исчезновения поведение Маркинса стало весьма подо-зрительным?

– Я могу отрицать, – отозвался Фабиан. – Что и делаю, причем категорически. Он просто переживал, как и все мы.

– Он явно нервничал, – настаивал Дуглас.

– Мы все дергались как сумасшедшие. Почему он должен был вести себя иначе? Вот если бы он был спокоен и невозмутим, это действительно выглядело бы подозрительно. Где твоя логика, Дуглас?

– Я просто не мог выносить его присутствие, – отчеканил Дуглас. – И до сих пор не могу. Это просто чудовищно, что он все еще здесь.

– А почему он все еще здесь? – спросил Аллейн.

– Хороший вопрос, – усмехнулся Дуглас. – Вы не поверите, сэр, но он здесь, потому что полиция попросила дядю Артура не увольнять его. Вот как это было…

Дальнейший рассказ Дугласа скрупулезно воспроизвел атмосферу нарастающего напряжения, беспокойства и страха. Через пять дней после того, как миссис Рубрик пошла по лавандовой дорожке и исчезла из вида, раздался звонок, послуживший своего рода увертюрой к последующим событиям. Звонили с почты, куда пришла телеграмма на имя миссис Рубрик. Мисс Линн записала ее текст. «Надеюсь, ваше отсутствие на заседании в четверг не связано с болезнью». Телеграмма, подписанная одним из парламентариев, вызвала всеобщую растерянность и смятение. Флоренс не приехала в столицу! Тогда где она? Последовали расспросы, сначала осторожные, но с каждым часом все более настойчивые и откровенные, междугородние звонки и звонки адвокатам, с которыми у нее могли быть назначены встречи, а также в больницы и полицейские участки. От частных поисков перешли ко всеобщим: по радио передали SOS, были созданы поисковые партии, готовые прочесать округу. Кульминацией был сердечный приступ у Артура Рубрика, который к тому же отказался от квалифицированной сиделки, предпочтя ей заботы Теренс и Маркинса. Вся эта суматоха нарастала неким зловещим крещендо, завершившимся кошмарным финалом на складе шерсти.

В какой-то момент Аллейн ощутил, что в настроении собравшихся в кабинете произошел перелом. Сначала тему развивал один Дуглас. Но потом, сначала неохотно, а затем все более свободно, к нему стали присоединяться другие голоса, словно тема, которую они так долго избегали, теперь перестала быть для них запретной.

После ужасной находки последовали бесконечные дознания, постоянное присутствие полиции, организация пышных публичных похорон. Все эти события излагались с мельчайшими подробностями, пока ход повествования не был нарушен Фабианом, причем самым неожиданным образом. Когда Дуглас с восхищением описывал похоронную процессию – «там было три духовых оркестра», – Фабиан вдруг расхохотался, повергнув всю компанию в шок. Отсмеявшись, он, запинаясь, произнес:

– Это было ужасно… отвратительно… Прошу прощения, но когда видел, что с ней произошло, а потом вспомнишь эти три оркестра… Какой-то фарс!

– Фабиан! – тихо произнесла Урсула, обняв его. – Не надо, дорогой.

Дуглас пристально посмотрел на Фабиана и сконфуженно, но наставительно сказал:

– Не стоит это так воспринимать. Ей просто отдали должное. Она ведь была известной личностью. Как можно было возражать? Лично я…

– Продолжай, Дуглас, – перебила его мисс Линн.

– Подожди, – сказал Фабиан. – Я должен кое-что прояснить.

– Нет! – воскликнула Урсула. – Пожалуйста, не надо.

– Мы же решили рассказать мистеру Аллейну все. Поэтому я и не играю в игру под названием «nil nisi bene» [25]25
  Nil, nisi bene – ничего, кроме хорошего (лат.).


[Закрыть]. Этот вопрос возникает на каждом шагу. Давайте все проясним, а потом уже пойдем дальше.

– Нет! – настаивала Урси.

– Но я должен, Урси. Прошу тебя, не перебивай. Это крайне важно. В конце концов, надо же как-то объяснить мое дурацкое поведение.

– Мистер Аллейн, вы должны понять, – взмолилась Урсула, продолжая обнимать Фабиана за плечи. – Это все война. Он сильно болел после Дюнкерка. Не обращайте внимания.

– Ради Бога, замолчи, дорогая, и дай мне все рассказать, – с яростью проговорил Фабиан.

– Но это безумие. Я не позволю, Фабиан. Я тебе не позволю.

– Ты не можешь мне запретить.

– О чем это вы, черт подери? – с раздражением спросил Дуглас.

– Обо мне, – ответил Фабиан. – О том, убивал я вашу тетю Флоренс или нет. А теперь придержите языки и слушайте.

IV. Версия Фабиана Лосса

Продолжая сидеть на полу и обхватив руками колени, Фабиан начал говорить. Сначала он заикался, губы его дрожали, и казалось, что произнесенные фразы натыкаются друг на друга. Когда это случалось, он хмурил брови и ровным голосом повторял скомканное предложение. В конце концов он справился с собой и стал говорить спокойнее.

– Как я уже говорил, в Дюнкерке я получил трещину в черепе. Вы также знаете, что после госпиталя я был направлен в некое закрытое предприятие в Англии. Именно там мне пришла в голову идея магнитного взрывателя для противовоздушных снарядов, которая, скажем без обиняков, послужила отправной точкой для разработки нашего драгоценного объекта Икс. При более удачном раскладе я транжирил бы на него казенные деньги в Англии, но случилось иначе.

– Однажды утром я отправился на работу с ужасающей головной болью. Голова просто раскалывалась – это расхожее выражение точнее всего выражало мое состояние. Со мной и раньше случалось подобное, поэтому на работе я не суетился. Сидел за столом, просматривал очередной приказ начальства и старался собраться с мыслями. Потом подвинул к себе чистый лист бумаги. И все. Я провалился в черную пустоту и пребывал там, казалось, целую вечность. Когда на меня наконец-то стали накатывать волны света, я обнаружил себя на воротах неподалеку от своей конторы. Это было довольно высокое сооружение с колючей проволокой наверху и тяжелым висячим замком. Каким-то образом я сумел взобраться на самый верх. Чувствовал себя отвратительно. Взглянув на часы, обнаружил, что прошел час. Все, что произошло за это время, начисто исчезло из моего сознания. Взглянув на правую руку, увидел на пальцах чернила. Спустившись, я в плачевном состоянии поплелся домой и позвонил на работу. На следующий день ко мне прислали военного врача. Он сказал, что это из-за травмы черепа. У меня сохранилось его заключение. Если хотите, я его покажу.

Врач еще не ушел, когда мне принесли письмо. Оно было послано мной и адресовано мне. Довольно неприятное ощущение. Когда я открыл конверт, в нем оказались шесть листков бумаги, исписанных моей рукой. Это был какой-то бред – разрозненные куски моих записей и расчетов, сваленные в кучу. Я показал их док-тору. Он проявил к ним большой интерес – и выставил меня из армии. И тут как раз объявилась Флосси.

Фабиан некоторое время молчал, уткнувшись лбом в колени.

– Такое случалось еще два раза, – наконец произнес он, чуть приподняв голову. – Второй раз на корабле по пути сюда. Я сидел на палубе в шезлонге. И вдруг Урси обнаруживает меня карабкающимся по лестнице на шлюпочную палубу. Не помню, говорил ли я вам, что получил ранение в голову, когда лез по веревочной лестнице на спасательное судно. Наверное, с этим осталась какая-то связь. На шлюпочной палубе я в страшном возбуждении бегал по палубе, грозясь вышибить дух из Флосси. Запомните это, мистер Аллейн. Я уже говорил, что на корабле Флосси чересчур донимала меня своими заботами. Когда я очнулся, Урси была рядом и помогла мне дойти до каюты. Я заставил ее пообещать, что она ничего не скажет Флосси. Судовой доктор был вечно занят, и мы решили его не беспокоить.

– А потом был еще один приступ, последний. Думаю, вы уже догадались когда. В тот вечер, который ваш полицейский коллега называет не иначе как «рассматриваемый вечер». Говоря точнее, он начался, когда я разыскивал брошку Флосси в кабачках. К несчастью, на этот раз Урси рядом не оказалось.

Фабиан сменил положение и стал смотреть на свои руки.

– Думаю, я слишком долго ходил согнувшись или что-то в этом роде. Помню только, что на нижней дорожке спорили девушки, а потом сразу же темнота, провал в никуда и это ужасное ощущение, что ты карабкаешься куда-то наверх. Очнулся я на противоположном конце огорода под тополем, полумертвый и весь в синяках и ссадинах. Я слышал, как дядя Артур закричал: «Вот она! Я нашел ее!» – слышал, как кричали остальные, как звали меня. Собравшись с силами, я побрел в их сторону. Было уже почти темно, и никто не заметил, какое зеленое у меня лицо. Все ликовали по поводу окаянной брошки. Я последовал за ними в дом, где стал смиренно потягивать содовую. Остальные накачивались рейнвейном и виски из коллекции дяди Артура. Старик и сам хорошо набрался. Никто ничего не заметил, кроме…

Фабиан чуть отодвинулся от Урсулы и с нежной улыбкой посмотрел на нее снизу.

– Кроме Урсулы. Она усмотрела во мне сходство с дохлой рыбой и на следующее утро приступила к расспросам. Пришлось сказать, что у меня был очередной «припадок», как называла это бедняжка Флосси.

– Как глупо, – прошептала Урсула. – Как все это глупо. Мистер Аллейн будет над тобой смеяться.

– Неужели? Хорошо бы. Я буду страшно рад, если мистер Аллейн как профессионал в своей области нач-нет корчиться от смеха. Однако в данный момент я ничего похожего не наблюдаю. Вы, конечно, поняли, к чему я клоню, сэр?

– Думаю, что да, – отозвался Аллейн. – Вас интересует следующее: возможно ли в силу амнезии, автоматизма, бессознательного поведения или как там еще это называют пойти в сарай и совершить преступление?

– Именно.

– Вы утверждаете, что слышали, как мисс Харм и мисс Линн разговаривали на нижней дорожке?

– Да, я слышал, как Тери сказала: «Почему не делать только то, о чем нас просят? Так ведь гораздо проще».

– Вы произносили эти слова, мисс Линн?

– Что-то в этом роде, насколько я помню.

– Да, именно так она и сказала, – подтвердила Урсула.

– А потом я вырубился, – продолжил Фабиан.

– Когда вы пришли в себя, то услышали, как мистер Рубрик кричит о своей находке?

– Да. Это первое, что я услышал. Его голос.

– А как скоро после вашего замечания была найдена брошка? – обратился Аллейн к Теренс Линн.

– Минут через десять, не больше.

– Ясно. Мистер Лосс, вы производите впечатление очень неглупого человека.

– Весьма признателен за сей скромный букетик орхидей.

– Тогда какого черта вы наплели здесь всякой ахинеи?