Текст книги "Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)"

Ленинский зал

Вторник, шестнадцатое. Вечер

– Конечно, – внезапно начала Анджела, – это может быть и сестра-хозяйка. Мне всегда казались подо-зрительными аристократические замашки. Или… – Она замолчала.

– Я слушаю, – подбодрил инспектор. – У нас еще остались кандидаты.

– Я знала, что вы это скажете. Но у меня вызывают недоверие люди, которые слишком много смеются.

Аллейн посмотрел на нее в упор.

– Вот как? Значит, мне надо поубавить веселья. Вы познакомились с делом, и я рад, что вытащил его на свет и проветрил. А теперь давайте сходим в «Палладиум».

– Зачем? – опешил Найджел.

– В сегодняшней программе есть скетч, мне хотелось бы посмотреть его. Вы со мной? Мы пропустим только два первых номера.

– С удовольствием, – ответила Анджела и вдруг добавила: – Что-то, по обыкновению, замышляете?

– Не понимаю, что вы имеете в виду, мисс Анджела. Батгейт, будьте любезны, позвоните, закажите места.

Они отправились в «Палладиум» и приятно провели время. Скетч, о котором упоминал Томс, давали треть-им номером во втором отделении. Не прошло и трех минут действия, как Найджел и Анджела повернулись и озадаченно посмотрели на инспектора. Состав актеров был неплохим, особенно выделялся тот, кто играл хирурга. Аллейн почувствовал в зрителях странное тревожное настроение. Повсюду слышался шепот. За ними мужской голос спросил:

– Интересно, сэр Джон Филиппс ходит в «Палладиум»?

– Ш-ш-ш, – оборвала его женщина.

«Великая английская публика морщит нос», – с неприязнью подумал Аллейн. Скетч заканчивался. Из операционной вышел хирург, очень натурально залитый кровью. По залу пронеслось продолжительное «о!». Актер стянул маску с лица, замер и, поеживаясь, по-глядел на затянутые в перчатки руки. На сцену вышла медицинская сестра.

– Ну как? – спросил хирург.

– Умер, – ответила сестра.

Хирург приблизился к раковине и стал мыться. В это время, словно отрезающая зрителей от сцены штора, упал занавес, украшенный огромным вопросительным знаком.

– Значит, мы пришли из-за этого? – догадалась Анджела и до конца представления больше не проронила ни слова.

Ужинали они в квартире Аллейна, и Василий изо всех сил хлопотал, стараясь угодить гостье.

– Странное совпадение, как вы считаете? – спросил инспектор.

– Да, – согласился Найджел. – Когда вы узнали о скетче?

– Томс рассказал, что они с Филиппсом обсуждали его до операции. Он всеми силами старался распространяться о нем как можно меньше, поэтому я решил, что его следует посмотреть. Даже заинтересовался, уж не решил ли он таким образом подбросить мне совет.

– Сэр Джон его видел? – спросила Анджела.

– Нет. Ему рассказывал Томс.

– Ясно, – кивнул Найджел. – Полагаете, этот сюжет мог навеять хирургу грандиозную мысль?

– Не исключено.

– Или нечто совсем иное, – заметила Анджела, посмотрев на инспектора.

– Примите мои поздравления, мисс Анджела, – сказал тот.

– Мистер Томс поведал вам об их разговоре с полной откровенностью?

– Нет, дитя мое. Юлил, словно старая сплетница.

– И какой вы делаете из этого вывод?

– Видимо, не хотел бросать тень на своего выдающегося коллегу и начальника.

– Ясно. А каков он в других отношениях?

– Кроме того, что немного фигляр? Либо забывчив, либо лжец. Сказал, что вышел из операционной вместе с Филиппсом, после того как тот приготовил инъекцию гиосцина, а Филиппс, сестра-хозяйка и Бэнкс утверждают, что этого не было.

– Неужели? – снова удивилась Анджела.

– Не понимаю, Анджела, куда ты клонишь, – произнес Найджел. – Что касается меня, я хотел бы больше услышать о смешном коротышке. Не кажется ли вам, что он вел себя странно?

– Очень, очень странно. Трусил как заяц каждый раз, когда упоминалось убийство. Боялся об этом даже думать. И тем не менее мне кажется, что его страх не только за себя, хотя он это и утверждал. Томс, когда ему звонил, потешался над его тревогами в своей идиотской манере.

Аллейн пристально посмотрел на Анджелу.

– Робертс – вот кто нам нужен, – заметил Найджел. – Ставлю на него фунт.

– Не согласна, – возразила Анджела. – Я ставлю…

– Боюсь, – перебил инспектор, – профессиональная этика не позволяет мне участвовать в вашем циничном тотализаторе. – Он с любопытством посмотрел на молодую пару. – Однако забавно наблюдать, как относятся к подобным делам умные дилетанты.

– Ставлю два к одному на Робертса, – предложил Найджел.

– Принимается, – кивнула Анджела и важно добавила: – В гинеях. Вы что-то говорили инспектор?

– Просто размышлял. А ответственность за принятие решения давайте оставим судье.

– Что вы хотите сказать?

– То, что, если вы правы, мужчину или женщину, на которых вы сделали ставки, скорее всего повесят. Не представляю, чтобы вы делали ставки по поводу каких-либо иных обстоятельств человеческой смерти. Вот что я имел в виду, когда говорил об отношении дилетанта.

Анджела покраснела.

– Это уже второй раз за время нашего знакомства, когда вы заставляете меня чувствовать себя свиньей, – вздохнула она. – Хотя первый раз из-за того, что была слишком щепетильной. Пари отменяется, Найджел.

– Вы и сами бываете бесчувственны! – возмутился Батгейт.

– Правда, – кивнул инспектор. – Но я на службе.

– Хорошо. – Анджела решила не сдаваться. – Но ведь я ставила за то, что Робертс невиновен.

– Да, так.

– А я считаю, – покачал головой Найджел, – что это совершил он.

– Каким образом?

– Да любым… Подмешал гиосцин, когда делал инъекцию.

– Он не делал уколов.

– Ну тогда кто? – спросила Анджела. – Я имею в виду, у кого была такая возможность?

– У Филиппса – он готовил состав для инъекции и сам колол. У сиделки – она оставалась наедине с больным. У Рут, само собой. У Бэнкс – она готовила и делала инъекцию. У Томса, который делал инъекцию, хотя и не готовил ее, и который, если Филиппс и старшая сестра сказали правду, несколько минут находился в операционной один. Он колол большим шприцем и другой, по его собственному выражению, никак не сумел бы спрятать в руке. У Джейн Харден также было время опустошить шприц и наполнить гиосцином.

– Кто из медиков находился в операционной до начала операции?

– Все медсестры. Полагаю, и у Томса и Филиппса тоже был шанс туда заскочить.

– А у Робертса нет? – спросил Найджел.

– Он сразу прошел в наркозную палату, где с ним находилась сиделка сэра Дерека.

– Не повезло тебе, дорогой! – бросила Анджела. – Похоже, он единственный человек, кто не мог убить О’Каллагана.

– Следовательно, это он и есть, – заметил Батгейт. – Если у человека железное алиби – это повод для того, чтобы полиция навострила уши.

– У меня, наоборот, обвисают, и я начинаю умильно мурлыкать. Но, вероятно, ты прав. Вряд ли это можно считать алиби. Робертс находился на месте преступления. У него только не было шприца и лекарства для впрыскивания.

– И мотива тоже, – добавила Анджела.

– Значит, надо искать, – не отступал Найджел.

– Этим я и займусь, – пообещал Аллейн. – Есть один маленький золотничок, на который стоит обратить внимание. Вам приходило в голову, насколько благоприятствовала убийце мизансцена, если смертельная доза наркотика введена во время операции? Как только больного укатили из операционной, ее начисто отмыли. Не осталось ничего: все вылизано, стерилизовано – шприцы, лотки, инструменты, пол, столы. Даже ампулы, в которых находилось лекарство, выброшены. Невозможно представить такого места, где было бы удобнее заметать следы. – Аллейн встал и посмотрел на часы.

– Он хочет, чтобы мы ушли, – спокойно произнесла Анджела.

– Сейчас только одиннадцать часов, – возразил инспектор. – Я хотел вас попросить кое-что для меня сделать.

– Что именно? – в один голос спросили молодые люди.

– Сходите вечером на митинг левых.

– Сегодня?

– Я с удовольствием, – быстро согласилась Анджела. – Где он состоится? В какое время? Что нам там делать?

– Будет тебе материал для статьи, Батгейт, – усмехнулся инспектор. – Господин Николас Какаров, агент боевых советских пропагандистов, проводит собрание в Ленинском зале на Солтэроу-стрит в Блэкфрайарс. Ленинский зал – помещение, переделанное из склада. Господин Какаров – новообращенный мелкий чиновник из Кракова. Не сомневаюсь, что Какаров – псевдоним. Какаров из Кракова слишком интересное совпадение, чтобы походить на правду. Вам не кажется? Во всей этой компании есть нечто нереальное. Насколько мне известно, их не признает ни Россия, ни иная уважающая себя страна. Истинные советские товарищи, если оставить в стороне их предрассудки, по-своему кристально честные. Эти же – шуты гороховые, незаконнорожденные отпрыски мирового пролетариата. Видите ли, на митинг собирается пойти сестра Бэнкс. Следовательно, необходимо и нам. Когда маскируюсь, я чувствую себя глупо, и Бэнкс может раскрыть мой камуфляж, что совсем не в духе великой традиции. Поэтому вы устроитесь с ней рядом и станете завоевывать доверие. Приглашения вам дал некто мистер Марк Баркер, его на митинге не будет. Он сочувствующий из англичан, но в настоящее время за решеткой за продажу запрещенной литературы. Имеет книжный магазин на Лонг-Эйкр. Не говорите о нем, иначе непременно запутаетесь. Разнюхайте, что у дамы за душой. Притворитесь горячими сторонниками идеи. Пусть это она поймет из вашего разговора друг с другом и сама предложит познакомиться. Если сумеете это сделать артистично, изобразите радость по поводу смерти О’Каллагана. А теперь минуту подождите – мне надо позвонить Фоксу. Почитайте брошюру – может, что-либо из текста пригодится для вашей болтовни. – Аллейн достал из стола книжицу в ярко-красной обложке «Советское движение в Британии». Автор – Марк Баркер.

Анджела и Найджел сели рядом и принялись читать. Инспектор позвонил Фоксу, который в это время находился в Скотленд-Ярде.

– Привет, Братец Лис. Новости есть?

– Здравствуйте, сэр. Боюсь, у меня для вас не много новостей. Инспектор Бойз поработал с родословной жертвы. Там кое-что набралось. Отец сэра Дерека был, как говорится, с приветом – очень странным престарелым джентльменом. Двоюродный дедушка вообразил себя родней королевской семьи и довольно своеобразным образом порешил себя садовничьим ножом. Двоюродная бабушка затеяла какое-то религиозное дело, но ее быстро успокоили. Кажется, ей нравилось прилюдно раздеваться.

– Вот как? А что с Рут?

– Сразу после того, как вы мне позвонили, я заглянул в ее дом под предлогом, что мне необходимо осмотреть бак горячего водоснабжения, и выпил чаю с поварихой и горничной. Они оказались разговорчивыми дамами и охотно распространялись о l’affaire O’Callagan [9]9
  О деле О’Каллагана (фр.).


[Закрыть]. – Фокс предпринял один из своих экскурсов во французский язык. – Они хорошо относятся к Рут, нет сомнений, но считают ее немного эксцентричной. Она была очень привязана к брату и совершенно сбрендила из-за того фармацевта – Гарольда Сейджа. Он ее частенько навещает. Горничная сказала, что, по ее мнению, они крутят амуры. Мисс О’Каллаган принимает много лекарств.

– И запивает мятной содовой. Что-нибудь еще?

– Ценная информация, сэр: мистер Сейдж – коммунист.

– Ну и ну! Вот это изюминка, Фокс.

– Я бы сказал, еще какая! Везде оставляет левацкую литературу. Повариха показала мне брошюру – писанина Марка Баркера.

Аллейн посмотрел в дверь кабинета, где Найджел и Анджела склонили друг к другу головы над книжицей в обложке алого цвета.

– Как по-вашему, мисс О’Каллаган симпатизирует его взглядам? – спросил он.

Фокс задумчиво высморкался.

– Похоже, что нет. Нина, так зовут служанку, заявила, что мисс О’Каллаган пыталась повлиять на него и направить в другую сторону. Она сказала, подчеркнув, что это только ее мнение: если бы сэр Дерек узнал, что у них происходит, его бы удар хватил.

– Вполне вероятно. Вы хорошо поработали, Фокс. Имеете успех у дам.

– В помещении для прислуги я чувствую себя в своей тарелке, – усмехнулся полицейский. – А эта повариха – дамочка очень даже ничего. У вас ко мне все, сэр?

– Все, если у вас больше нет сплетен. До скорого.

– Хорошо, сэр. Au revoir [10]10
  До свидания (фр.).


[Закрыть].

– Пока, старый греховодник.

Аллейн вернулся в кабинет и пересказал суть того, что услышал от Фокса.

– Постарайтесь что-нибудь разнюхать об этом Сейдже – свете очей мисс О’Каллаган. Не исключено, что сегодня вечером он тоже будет там. Подождите, я только переоденусь. Всего пять минут. Попросите Василия вызвать такси, а сами пока что-нибудь выпейте.

Он исчез в крохотной гардеробной, и оттуда по-слышалось громкое мелодичное насвистывание.

– Дорогая, – заметил Найджел, – все как в былые времена: мы с тобой на тропе войны.

– Только не вляпайся, как в прошлый раз, в неприятности!

– Тогда так получилось, потому что я был сильно влюблен и не мог ни о чем думать.

– Неужели? А теперь любовь прошла?

– Ты так считаешь? Правда?

– Найджел, сейчас не время для пикировки.

– Согласен.

В гостиной воцарилась тишина, только слышалось насвистывание инспектора. Он выводил мелодию: «Эй ты, Робин, храбрый Робин, ты доволен ли женой?» [11]11
  Шекспир У. Двенадцатая ночь, акт IV, сцена 2.


[Закрыть] Вскоре он вернулся, разительно переменившись: подбородок вымазан, в дурно сшитом костюме из дешевой шерсти, в убогом крикливом плаще, с кепкой на голове, из-под которой на лоб выбивалась челка, с безобразным шарфом на шее и в остроносых ботинках.

– О! – воскликнула Анджела. – Я этого не вынесу. Вы всегда так хорошо одеваетесь и так прекрасно смотритесь!

К изумлению Найджела, инспектор покраснел и, кажется, впервые с тех пор, как они познакомились, не нашел что ответить.

– Вам никогда не говорили, что вы красавец? – невинно продолжила она.

– Фокс от меня без ума, – буркнул Аллейн. – Батгейт, что вы стоите и глупо улыбаетесь? Вы распорядились насчет такси? Что-нибудь выпили?

Ничего из этого Найджел не сделал. Но вскоре положение было исправлено, и через пару минут они уже сели в такси.

– Последнюю часть пути пройдем пешком, – объявил Аллейн. – Вот ваши пригласительные. Эти три билета мы достали не без трудностей. Братство ограничивает к себе доступ. Будьте осторожны. Не забывайте, что «Таймс» критиковала меня за то, что, расследуя дело Фрэнтока, я прибегал к помощи интеллектуальной молодежи. Повторите урок.

Анджела и Найджел хоть и заговорили наперебой, но все-таки сумели изложить суть инструкций.

– Сейчас только двадцать минут двенадцатого. Мы приехали рано, но там уже много людей. Если повезет, засеку Бэнкс, и вы к ней сразу подберетесь. Если нет, подгребете к ней позже. Я буду неподалеку от двери. Когда станете выходить, пройдите рядом. И если вам покажут Сейджа, кивните в его сторону, но так, чтобы я тоже мог понять. Ясно? Вот и хорошо. Здесь выходим, чтобы нас не заподозрили в снобизме.

Аллейн попросил водителя остановиться. Они находились неподалеку от реки, воздух был сырым и прохладным, но бодрил. На Темзе продолжалось активное ночное судоходство, и река, погруженная в свои заботы, жила собственной, отделенной от города жизнью. Здесь царили черные, влажные тени, преломленные на воде огни и темный поток стремящейся к морю реки. Водный мир Лондона готовился к ночной работе. По сравнению с сигналами корабельных сирен и тяжелым плеском волны о камень уличный шум тут казался далеким и не важным.

Аллейн повел их коротким путем вдоль набережной, а затем свернул у станции метро «Блэкфрайарс». Они вышли на маленькую улочку, напоминавшую изображение на гравюре. Единственный фонарь образовывал во мраке ореол, и от этого черные, словно типо-графская краска, тени становились гуще. За фонарем вниз круто уходили каменные ступени. Они спустились по ним и оказались в узком переулке. Сделали еще несколько поворотов и наконец очутились перед железной лестницей.

– Сюда, – сказал Аллейн. – Мы пришли.

Они поднялись на металлическую площадку, от которой стало холодно ногам. У закрытой двери стоял мужчина и, сцепив руки, дул на пальцы. Аллейн показал ему пригласительный билет, и он изучил его, осветив электрическим фонариком. За Аллейном подошли Анджела и Найджел. Охранник направил луч на их лица, чем немало смутил.

– Новенькие? – обратился он к Найджелу.

– Да, – кивнул тот. – И очень волнуемся. Интересное будет собрание?

– Надеюсь.

Охранник открыл дверь позади себя, и они, переступив порог, оказались в узком коридоре, освещенном единственной лампой в противоположном конце. Под лампой стоял еще один охранник и внимательно наблюдал, как они приближаются. Анджела взяла Найджела за руку.

– Привет! – бросил Аллейн.

– Добрый вечер, товарищ, – весомо ответил охранник. – Ты рано сегодня.

– Точно. Много людей собралось?

– Пока нет. Покажите, пожалуйста, ваши билеты. – Он повернулся к Найджелу. – Вы в первый раз?

– Да.

– Назовите ваши фамилии, товарищи.

– Это что-то новенькое, – удивился Аллейн.

– Указание из штаба. Приходится соблюдать осторожность.

– Правильно. Я привел мисс Нортгейт и мистера Батерстона. Они друзья товарища Марка Баркера. – Он продиктовал фамилии по буквам, и охранник записал. – Приехали из Клерминстер-Стортона, графство Дорсет, и оба вполне благонадежны.

– Что хорошенького в ваших краях? – спросил охранник.

– Чего там хорошего? – поморщился Найджел. – Одни помещики, буржуи и забитые трудяги.

– Глаза бы на них не смотрели! – бойко поддакнула Анджела.

Мужчина громко расхохотался.

– Вот именно. Подпишите, пожалуйста, ваши карточки.

Они с трудом вспомнили свои новые фамилии и поставили подписи внизу двух картонных карточек, судя по всему, снабженных профессиональными элементами секретной защиты. При этом Анджела ощутила неловкость. Пока они этим занимались, с улицы кто-то вошел. Охранник забрал карточки, открыл дверь и повернулся к пришедшему. Увлекаемые Аллейном, Анджела и Найджел переступили порог, и дверь за ними сразу закрылась.

Они оказались в большом помещении, которое все еще напоминало склад. С потолка свисало шесть канцелярских светильников в фарфоровых абажурах. Оштукатуренные стены давно требовали ремонта. С них смотрели несколько великолепных по дизайну советских агитационных плакатов. Фигуры русских выглядели странно в этом месте. В дальнем конце был сооружен грубый помост. За ним на стене – увеличенная фотография Ленина, задрапированная не совсем чистыми кумачовыми лентами из муслина.

В помещении находилось человек тридцать. Они стояли небольшими группами и разговаривали. Кое-кто сидел на стульях и скамьях, обращенных к сцене. Найджел попытался определить, кто есть кто. Он решил, что один из них – журналист, двое – недоучившиеся студенты, трое – учителя государственных школ. Были также наборщики, лавочники, парочка писак и несколько безликих граждан, которые могли оказаться кем угодно – от художников до коммивояжеров. Объявились две девушки студенческого вида, но поскольку Аллейн не обратил на них внимания и не подал знака, Найджел понял, что ни одна не похожа на медсестру Бэнкс. Инспектор явно приходил сюда не в первый раз. Он поздоровался с мужчиной среднего возраста и, судя по выражению лица, невоздержанного характера и без зубов. Тот хмуро ответил и вскоре возбужденно заговорил о недостатках некоего Сейджа.

– Нет в нем стержня! – сердито повторял он. – Слабак!

Подходили новые люди. Некоторые были похожи на чернорабочих, но большинство принадлежали к ненавидимому коммунистами классу буржуазии. Найджел и Анджела заметили, что Аллейн кивает на них своему мрачному приятелю. Тот несколько мгновений не сводил с них глаз, а затем разразился оскорбительным хохотом. Вскоре Аллейн присоединился к ним.

– Пришла моя приятельница, – тихо произнес он. – Та высокая женщина в красной шляпке.

Найджел и Анджела повернули головы к двери. Лицо высокой женщины в пенсне было таким же красным. На лице застыло выражение привычной свирепости. Она оглядела зал и решительно направилась ко второму ряду стульев.

– Вперед, – прошептал Аллейн. – Помните, вы прибыли из графства О’Каллагана, но родом не оттуда.

Молодые люди прошли по центральному проходу и сели рядом с медсестрой Бэнкс. Та достала моток серой шерсти и принялась вязать.

– Клод, ты когда-нибудь испытывал подобные чувства? – громко спросила Анджела.

Найджел подавил легкое раздражение.

– Превосходный опыт, Пиппин, – ответил он и почувствовал, как его спутница содрогнулась.

– Интересно было бы узнать, кто есть кто, – продолжила она. – Мы так ото всех оторваны. Здешние товарищи занимаются настоящим делом, а мы и имен-то их не знаем. Вот бы посмотреть на мистера Баркера.

– Боже правый, я просто взбешен! – воскликнул Найджел. – А еще называемся свободной страной. Ничего себе, свободная!

Сидящая рядом с Бэнкс Анджела не решалась по-смотреть в ее сторону, только слышала, как споро щелкали спицы медсестры.

– Как ты считаешь, мы когда-нибудь сумеем достучаться до старой доброй английской деревни? – предприняла она новую попытку.

– Ах эта старая добрая английская деревня – такая старомодная и старорежимная. Одним словом, типично английская. Нет, не достучимся. Разве что зарядом динамита! Черт, вот бы увидеть, как грохнет!

– И начнется великий плач…

– Ага, по сэру Дереку Кровавому О’Каллагану.

Оба громко рассмеялись, но Анджела сразу же умолк-ла.

– Тихо. Надо быть осторожнее. – Она нерешительно покосилась на Бэнкс. Та улыбалась. – Интересно, он уже здесь?

– Кто?

– Какаров.

– Смотри, кто-то поднимается на сцену.

– Клод! Неужели это он?

Восклицание прозвучало настолько анекдотично, что Анджела тут же о нем пожалела и вздохнула с огромным облегчением, услышав твердый баритон мисс Бэнкс:

– Товарищ Какаров пока не приехал. Это товарищ Робинсон.

– Большое спасибо, – расцвела Анджела. – Мы не здешние, никого не знаем, но нам жутко интересно.

Бэнкс снова улыбнулась.

– Понимаете, – продолжила Анджела, – мы приехали из дорсетской глухомани, где все умерло примерно в то же время, что и королева Анна.

– Графства зачахли, – кивнула Бэнкс. – Но на севере наблюдаются признаки возрождения.

– Да! – энергично воскликнул Найджел. – Я так и думаю, что возрождение придет с севера.

– Надеюсь, вы не слишком шокированы тем, что мой приятель только что сказал об О’Каллагане? – забросила удочку Анджела.

– Шокирована? Нет, – усмехнулась медсестра.

– Видите ли, мы из того же места, что его семья, и сыты по горло одним его именем. Совершеннейший феодал – представить не можете.

– Но как только подходят выборы, – подхватил Найджел, – люди, как малые дети, идут и снова голосуют за сэра Дерека.

– Больше не будут.

Остальные стулья в их ряду заняла компания, сразу затеявшая серьезные и кровожадные разговоры. Они не обращали внимания ни на кого. И Найджел продолжал подъезжать к Бэнкс.

– Что вы думаете по поводу дознания? – осторожно поинтересовался он.

Медсестра медленно повернула голову и посмотрела на него.

– Ничего не думаю. А вы?

– Лично мне оно показалось каким-то странным. Такое впечатление, будто полиции что-то известно. Но кто бы ни был человек, у которого хватило духу прикончить О’Каллагана, я считаю, он – народный герой. И плевать мне, кто обо мне что подумает, – с вызовом добавил он.

– Вы правы! – воскликнула Бэнкс. – Нельзя вылечить укус собаки, не сделав прижигания. – Она так естественно воспользовалась профессиональным сравнением, что Найджел решил: это ее обычный аргумент в спорах. А Бэнкс продолжила слегка изменившимся тоном: – Но все же не думаю, что кто-то вправе, если бы даже захотел, присвоить себе честь этого акта в защиту свободы. Произошел несчастный случай – удачный несчастный случай.

Ее руки дрожали, и спицы щелкали друг о друга. Глаза были широко раскрыты, зрачки расширены.

«Что ее так возбуждает?» – подумала Анджела.

– Гиосцин, – произнес Найджел. – Ведь именно этим средством воспользовался Криппен [12]12
  Хоули Харви Криппен в ночь на 1 февраля 1910 г. убил в Лондоне свою жену и бежал с переодетой мальчиком любовницей.


[Закрыть]?

– Вроде бы да, – ответила Анджела. – Если не ошибаюсь, гиосцин еще называют поверхностным наркозом?

Она выжидательно замолчала, но Бэнкс ничего не сказала. Вошел молодой человек и сел перед ними. Он выглядел образованным и мог бы показаться симпатичным, если бы покороче стриг свои светлые кудри.

– Не знаю, – покачал головой Найджел. – Я же не химик. Кстати, о химиках: хорошо бы повидать того малого, Гарольда Сейджа, если он здесь.

– А как его найти? Нам ведь не сказали, как он выглядит. – Анджела посмотрела на медсестру. – Вы не могли бы нам помочь? Здесь присутствует один джентль-мен, который знаком с нашим другом. Его зовут Гарольд Сейдж, он фармацевт. И вот мы подумали, если бы можно было…

Молодой человек повернулся и одарил Анджелу улыбкой.

– Прошу прощения, – гортанно протянул он. – Ваше желание исполнилось. Ми-еня зо-овут Гарольд Си-идж.