Текст книги "Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)"

Удивительные выходки фармацевта

Ночь со вторника на среду

Сказать, что Найджел и Анджела были удивлены этим заявлением, значило бы вообще не передать глубины их потрясения. От изумления у них открылись рты, поползли на лоб глаза. И, как говорится, похолодело в животе. А мистер Сейдж продолжал фальшиво улыбаться. Показалось, что прошло не менее трех минут, прежде чем они сумели прийти в себя.

– Надо же! Вот потеха! – воскликнула Анджела.

– Удивительно, – откликнулся Найджел. – Что называется, повезло.

– Точно, – кивнула она.

– Мне показалось, я слышал, как кто-то всуе упоминает мое имя, – игриво произнес Сейдж.

– Я как раз собиралась вас познакомить, – сказала Бэнкс.

Анджела и Найджел настолько растерялись, что совершенно забыли о медсестре. Сейдж покосился в ее сторону и снова обратился к собеседникам:

– И кто же наш общий друг?

Анджела и Найджел лихорадочно соображали. Может, рискнуть назвать Марка Баркера? Его имя значилось на красной обложке книги. Он владеет магазинчиком. Сейчас в тюрьме. Это все, что они знали о товарище Баркере. Предположим…

Найджел сделал глубокий вдох и подался вперед.

– Это… – начал он.

– Товарищи! – раздался чей-то грозный голос. – Начинаем митинг пением «Интернационала».

Они изумленно повернулись к сцене. Там, лицом к публике, стоял бородатый мужчина в русской косоворотке. Прибыл товарищ Какаров.

Собравшиеся в зале товарищи немедленно устроили невообразимый шум. Пунцовые от пережитого напряжения, Анджела и Найджел дали знаками Сейджу понять, как огорчены, что прервана их беседа. Тот скорчил ответную гримасу и, встав по стойке «смирно», пронзительным голосом включился в хор исполнителей «Интернационала».

Когда они впоследствии обсуждали митинг с инспектором Аллейном, то из первой половины речи товарища Какарова не сумели вспомнить ни одной мысли. Крупный славянин с красивым голосом и коротким «ежиком» на голове. Это все, что они запомнили. А когда приятный голос взлетел до будоражащего вопля, сумели испуганным шепотом обменяться репликами.

– Давай смоемся?

– Нельзя. Не сейчас.

– Когда? Потом?

– Да. Теперь будет очень подозрительно.

– Почему?

– Тсс… Я сейчас…

– Тише…

Они посмотрели друг на друга. Найджел с ужасом понял, что Анджела вот-вот рассмеется. Он сделал ей страшное лицо, а затем сложил руки и, приняв заинтересованный вид, стал сверлить глазами товарища Какарова. К несчастью, его физиономия показалась Анджеле настолько смешной, что она почувствовала, что с ней вот-вот случится истерика. Ее охватила паника, похолодело внутри, екнуло сердце, но при этом распирал смех.

– Заткнись, – шепнул ей Найджел. И, не оценив обстановки, пнул ногой.

Стул Анджелы дрогнул; она оглянулась и заметила среди сосредоточенных лиц лицо внимательно наблюдавшего за ней мужчины. Это был тот самый человек, с которым разговаривал Аллейн перед началом собрания. В горле от подступающего смеха больше не першило – оно моментально пересохло. Ничто в окружающем больше не казалось забавным. Анджела надеялась, что никто не заметил ее состояния. Бэнкс смотрела только на Николаса Какарова и время от времени с видом полного одобрения восклицала: «Правильно! Правильно!» Сейдж сидел к ним спиной. Анджела успокоилась и устыдилась собственного страха. Стала обдумывать положение, и у нее возникла идея. Аллейн довольно много поведал им о Рут О’Каллаган. Он обладал даром яркого рассказчика, и Анджела хорошо представляла сестру сэра Дерека. А что, если… Она сделала вид, будто внимательнейшим образом слушает оратора, а сама в это время обдумывала детали предстоящего разговора. И словно эхом ее мыслям, прозвучала фраза Какарова:

– Смерть бывшего министра внутренних дел Дерека О’Каллагана не вызовет в нас гнилых сантиментов ни на что не способной, деградирующей цивилизации. Нам чужды мерзкие слезы лицемерных наемных рабов! Этот человек умер вовремя. Живи он дальше, он принес бы нам великие несчастья. Он повержен со словами тирании на устах. Умер в нужный момент. Мы это понимаем. И давайте откровенно об этом заявим. Он был врагом народа, гнойником на теле пролетариата, высасывающим из трудящихся живительные силы. Послушайте меня! Если бы нарыв сознательно вскрыли и я знал бы человека, который это сделал, я протянул бы ему руку братства. Я назвал бы этого человека – «товарищ»!

Какаров сел под шумные одобрительные аплодисменты. Сейдж возбужденно вскочил.

– Товарищ! – крикнул он. И словно освободил туго скрученную пружину.

Стала на глазах вспухать застарелая закваска истерии толпы. Половина зала поднялись и громко завопили. Мисс Бэнкс отшвырнула вязанье и порывисто замахала руками. За спиной кто-то крикнул: «Да здравствуют анархисты!» Гвалт продолжался несколько минут. Какаров сидел и внимательно наблюдал за залом. Затем сбоку на сцену вскочил товарищ Робинсон и, призывая к тишине, поднял руки. Но шум не утих, пока к нему, едва скрывая презрение, не присоединился русский.

– Друзья! – воскликнул Какаров. – Запаситесь терпением. Нам с трудом удается проводить эти митинги. Давайте не будем вызывать подозрение в мозгах роботов в форме, защищающих интересы капиталистов, – нашей славной полиции.

Собравшиеся развеселились. Анджела уловила среди шума характерный смех инспектора Аллейна. Митинг закончился после краткого выступления Робинсона, который рассказал о крупных пожертвованиях некоторых товарищей. Сейдж с победной улыбкой на лице взволнованно повернулся к Найджелу и Анджеле.

– Производит впечатление! – крикнул он.

– Еще какое!

– Здорово!

С тем же восхищенным выражением лица Сейдж посмотрел на Анджелу:

– А теперь признавайтесь: кто же наш общий друг?

– Я не могу назвать ее близким другом, – произнесла та, – но она нам очень нравится. – Анджела бросила взгляд по сторонам и наклонилась к собеседнику. Тот галантно придвинул к ней свои кудри. – Мисс Рут О’Каллаган, – сказала она громко, чтобы ее услышал Найджел.

Мистер Сейдж, который, должно быть, слишком далеко отклонил свой стул, вдруг стал самым нелепым образом цепляться руками за воздух. Ноги взлетели вверх, и в следующее мгновение он кувыркнулся на спину.

– Черт! – вырвалось у Найджела, и он поспешно наклонился над Сейджем. Тот с усилием поднялся с пола.

– Вот напасть! – Анджела подумала, что ей следует проявить участие. – Надеюсь, вы не ушиблись? Мне очень жаль.

Сейдж несколько мгновений молча смотрел на Найджела, затем вздохнул и сказал:

– Спасибо. Я в порядке.

– Но вы побледнели. Здорово грохнулись. Посидите немного.

– Благодарю. – Сейдж опустился на стул. – Черт возьми, как глупо с моей стороны!

– И больно, – серьезно добавил Найджел.

Анджела внезапно рассмеялась.

– О, простите. Жутко неприлично, но я не смогла сдержаться.

– Еще как неприлично, Ан… Пиппин, – проворчал Найджел.

– Люди часто смеются, если кому-нибудь больно, – заметил Сейдж. Он пришел в себя и улыбнулся.

– Хорошо, что вы не обиделись, – проговорила Анджела, смахнув с глаз выступившие слезы. – Забавное начало знакомства. Нам лучше объясниться.

Найджел, посчитавший падение Сейджа подарком судьбы, слушал с ужасом.

– Мы приехали из Клерминстер-Стортона, графство Дорсет. Это рядом с родовым гнездом О’Каллаганов. Сейчас, скажем прямо, не время распространяться о других членах семейства. Но она не как все – она иная. Правда, Клод?

– Да.

– Мы познакомились с ней в Лондоне и попытались убедить взглянуть на проблемы – без предрассудков. И она, как бы ни была ограничена кругозором своего класса, не отказалась слушать. Рассказала нам о вас. Считает вас очень умным. Правда, Клод?

– Да, – подтвердил несчастный Найджел.

– Вот как? – Сейдж обвел их взглядом. – Я тоже пытался заставить мисс О’Каллаган думать и хотел открыть ей глаза. Она моя пациентка и интересуется моей работой. Только учтите: я не терплю ни от кого покровительства. Она и не предлагала мне покровительства – только дружбу. Да и знаю я ее не слишком хорошо. – Он в упор посмотрел на Найджела и добавил: – Откровенно говоря, мы с ней мало виделись с тех пор, как О’Каллаган предложил свой печально известный законопроект. Я чувствовал, что ситуация напряженная и может подорвать нашу дружбу. Мы никогда не обсуждали ее брата. Хотя она была в курсе моей жизни и все бы поняла. Более или менее.

– Более или менее, – повторила Анджела.

– Совершенно верно, – поддакнул Найджел.

– Если честно, – продолжил Сейдж, – я бы не заходил по поводу смерти О’Каллагана так далеко, как товарищ Какаров. Безусловно хорошо, что он ушел из жизни. Теоретически я понимаю, что существует такое понятие как «оправданное устранение», но убийство – как предполагают – не признаю!

– Это было оправданное устранение, – с нажимом произнес Найджел.

– В таком случае надо было сделать все открыто, ради идеи.

– Никому не хочется лезть в петлю.

– Клод, ты невыносим. Я согласна с мистером Сейджем.

– Благодарю вас, мисс… о, пардон, боюсь, я не знаю…

– Пиппин, – внезапно спохватился Найджел, – мы задерживаем нашего приятеля. Он ждет нас. Вот незадача! Нам пора, уже половина второго, мы ведь обещали – мы опаздываем на встречу.

– Боже, как неловко! – подхватила Анджела.

Они торопливо пожали Сейджу руку и, выразив надежду, что как-нибудь увидятся, убежали.

Участники собрания разбились на группки. Многие уже покинули зал. Аллейна с его мрачным спутником Найджел и Анджела заметили у двери. Их догнал невысокий, хорошо одетый мужчина, быстро направился к выходу и, оказавшись на лестнице, громко топая, спустился по железным ступеням. Аллейн посмотрел ему вслед и переглянулся со своим воинственным приятелем.

– Пошли, – сказал он молодым людям.

По дороге Найджел и Анджела своими притворными голосами поддерживали беседу как могли. Аллейн и его спутник молчали. Анджела со страхом думала: неужели этот человек их раскусил?

– Прекрасный получился митинг, – громко заявила она, когда они шли по пустой улице.

– Я бы сказал, стимулирующий, – подхватил Найджел. – Именно стимулирующий.

Незнакомец усмехнулся. Аллейн молчал.

– Здорово, что мы познакомились с товарищем Сейджем! – изображая величайший энтузиазм, воскликнула Анджела.

– Нормальный парень, – поддержал Найджел. – Но не до конца последовательный.

– Ты имеешь в виду разговор об О’Каллагане? Ну, не знаю… – Анджела, не заботясь о последствиях, обратилась к Аллейну: – А вы, товарищ, что думаете о министре?

– Я за кровопускание, – сухо ответил инспектор и, в свою очередь, спросил у мрачного спутника: – А ты, товарищ?

Мужчина зловеще рассмеялся, а Анджела взяла Найджела за руку.

– Он был разъедающей язвой, – смущенно, но с жаром произнесла она. – А когда обнаруживают язву, ее…

– Лечат припарками, – предположил Аллейн.

– Paw onzcorager les autres [13]13
  Чтобы поддержать других (искаж. фр.).


[Закрыть], – произнес угрюмый мужчина.

– Неужели! – удивился Найджел. – Не совсем так, товарищ…

– Это Фокс, – объяснил Аллейн. – Вы знакомы.

– Что?

– Все нормально, сэр, – успокоил Найджела инспектор Фокс. – Я снял зубные протезы. Вот и получился такой вид. Очень неудобно. А вы прекрасно вели себя. Слушать вас – одно удовольствие.

– Стимулировало, – добавил Аллейн. – Поистине стимулировало.

– Инспектор Аллейн, – разозлилась Анджела, – никогда вам этого не прощу!

– Тихо, – сказал тот. – Даже у стен есть уши.

– О! Да ну вас!

Дальше они шли молча, пока не оказались у реки. Мимо проезжало такси, и Аллейн махнул рукой водителю. В машине Фокс достал из кармана картонную коробочку, деликатно отвернулся и вставил на место искусственные челюсти.

– Прошу прощения, мисс, – произнес он, – но с зубами мне как-то удобнее.

– А теперь рассказывайте, – потребовал Аллейн, – что вам удалось накопать.

– Не скажу, – заупрямилась Анджела.

– Почему? Это все сильно усложнит.

– Будет тебе, Анджела, – упрекнул невесту Найджел. – Выкладывай.

И они выложили. Оба полицейских слушали не перебивая.

– Так, – кивнул Аллейн, когда они замолчали. – То, что вы сообщили, весьма любопытно. И информативно. Теперь давайте разбираться. Вы утверждаете, что, когда назвались друзьями мисс О’Каллаган – кстати, опасный прием, мисс Анджела, – Сейдж опрокинулся навзничь. Как вы считаете, он упал нарочно или случайно? Сейдж действительно был настолько потрясен, что потерял равновесие и грохнулся на пол, или совершил этот рискованный пируэт, желая отвлечь ваше внимание? Или вы оба так усердно ломали комедию, что ничего не заметили?

– Конечно, нет. По крайней мере…

– Он выглядел потрясенным, – вступил в разговор Найджел.

– Пожалуй, – согласилась Анджела. – Но еще больше расстроенным, когда распластался на полу. Лицо позеленело. Господи, он стал ужасно смешным.

– Не сомневаюсь. Не сказали ли вы чего-нибудь такого, чем можно объяснить это увеселительное зрелище?

– Я – нет. Найджел что-то говорил. Но мы больше восклицали.

– Я его схватил, но он меня чуть не повалил.

– Потом Сейдж поднялся, и мы спросили, не ушибся ли он. Он ответил, что «с ним все-а в пря-адке», и как будто пришел в себя.

– Так что же вы сказали, Батгейт?

– Не помню. То ли «Боже!», то ли «черт возьми», то ли «фу-ты!». Что-то в этом роде.

– Затем он заявил, что не вполне одобряет всеобщую, в духе товарища Какарова, поддержку убийства О’Каллагана. Так?

– Кажется, Сейдж считает, что это перегиб.

– И тем не менее, – заметил Аллейн, – после жизнерадостной речи Какарова Сейдж, помнится, вскочил и восторженно завопил: «Товарищ!»

– Было, – согласился Найджел. – Может, увлекся. Он неплохой малый, если не замечать его чудовищной манерности.

– И о мисс О’Каллаган он отзывался вполне пристойно, – добавила Анджела.

– Допустим. Он разговаривал о чем-нибудь с моей подружкой Бэнкс?

– Не обменялись ни единым словом.

– Ну что, Фокс?

– Да, сэр?

– Нанесу-ка я завтра визит мистеру Сейджу в его аптеке. Боже, это уже сегодня. Сколько времени, Фокс?

Инспектор достал из внутреннего кармана потертого пальто часы.

– Почти два. Слушайте! – Он опустил стекло в окне такси. Над рекой прозвучала горестная сирена, и вслед за ней в холодной ночи дважды ударил Биг-Бен.

Инспектор Фокс с мрачным одобрением посмотрел на свои часы, убрал их и положил руки на колени.

– Мечтаете о постели, Фокс? – усмехнулся Аллейн.

– Я, например, очень, – ввернула Анджела.

– А если мы оставим такси Батгейту, а сами на полчасика заглянем в контору? – предложил подчиненному старший инспектор.

– Как скажете, сэр.

– В таком случае мы приехали.

Аллейн постучал таксисту в стекло, и они вышли из машины. В морозном воздухе дыхание парком вырывалось изо рта. Аллейн несколько мгновений говорил с водителем, а затем заглянул в салон.

– Спасибо вам обоим за помощь.

– Послушайте, Аллейн, надеюсь, вы не считаете, что мы совсем уж сваляли дурака? – хмуро поинтересовался Найджел.

Инспектор немного подумал, прежде чем ответить:

– Полагаю, ваши действия были очень инициативными.

– Надо зачислить вас обоих в полицию, – добавил Фокс.

– Ох, инспектор Фокс, – вздохнул Найджел. – Нечто подобное я от вас уже слышал.

– Спокойной ночи, товарищ Анджела, – произнес Аллейн. – Хороших сновидений.

– Спокойной ночи, инспектор. Не стану пенять вам за вашу шутку.

– Будьте здоровы, – мягко отозвался тот и захлопнул дверцу.

Такси уехало. Вдали на набережной рабочие мыли из шланга мостовую. Бьющая дугой сильная струя воды заглушала все звуки, кроме воя корабельных сирен и гудения мотора удалявшегося автомобиля. Полицей-ские переглянулись.

– Хотелось бы знать, насколько они навредили, – проговорил Аллейн.

– Я бы сказал, вообще нисколько, – отозвался Фокс.

– Надеюсь, вы правы. Но если и навредили, то виноват лишь я. Ладно, пойдем покурим.

В кабинете Аллейна они раскурили трубки. Старший инспектор некоторое время писал что-то за столом, а Фокс мрачно смотрел в противоположную стену. С запачканными лицами, в чудовищной одежде и с грязными руками они выглядели странной парой. Наконец Фокс произнес:

– Юная леди очень мила. Могу я спросить, сэр: она невеста Батгейта?

– Да.

– Славная пара.

Аллейн тепло посмотрел на коллегу.

– Чудной вы, старина. Сколько у вас в голове всякой ерунды. – Он отложил ручку. – Не думаю, чтобы я с ними сильно рисковал. Коротышка к ним ни разу не приближался. Вы его, конечно, узнали?

– А как же! Запомнил по дознанию. Не понял, кто такой, пока он не обогнал нас у двери. Раньше видел его, но он постоянно держался к нам спиной.

– Да. Я тоже за ним наблюдал. Одет вполне прилично в отличие от всего сборища. Даже не попытался опуститься до уровня товарищей.

– Да, – кивнул Фокс. – Забавно.

– Ситуация вообще очень странная. Необъяснимая. Он прошел рядом с Сейджем и Бэнкс, но никто из них и глазом не моргнул.

– Точно. Но если они в сговоре, может, так было условлено?

– Мне не верится, что всем этим верховодят коммунисты. Они мелкие людишки: организуют свои митинги, печатают листовки, досаждают чем могут. Но чтобы решиться на убийство… Если, конечно, не найдется какой-нибудь фанатик. – Аллейн замолчал и покачал головой.

– Да, – согласился Фокс, – пожалуй. Не стоит обращать на них внимание. Но он-то другой. Может, он и есть фанатик?

– Я бы сказал, не того сорта. Надо сходить еще раз на него взглянуть. Завтра. То есть уже сегодня. Мне чем-то нравится этот малый. Свяжусь с экспертом, разрабатывающим группу Какарова, и выясню, насколько он там задействован. День получится весь в бегах. Кажется, что прошло сто лет с тех пор, как мы сидели здесь и ждали результатов вскрытия. У меня такое чув-ство – и оно вполне закономерное, – будто мы с лаем несемся по ложному следу. Хотим сложить два и два и получаем черт-те что.

– Обидно, – вздохнул Фокс.

– Сколько времени? Половина третьего. Батгейт уже, наверное, завез такую усталую на вид мисс Анджелу в дом ее дяди и вернулся к себе. Вот как я поступлю, чтобы он лег в постель довольным.

Старший инспектор набрал номер телефона Найджела, и когда тот снял трубку, произнес:

– Привет, Батгейт! Так сколько ты поставил на смешного коротышку?

– Робертса?

– Да.

– Два к одному. А что? В чем дело?

– Заметил, что он присутствовал на митинге?

– Робертс?!

– Он самый. Спокойной ночи. – Аллейн повесил трубку и устало проговорил: – А теперь давайте складывать два и два и получать черт-те что.

«Живительные вольты»

Среда, семнадцатое. Утро и день

На следующее утро старший инспектор Аллейн и инспектор Фокс продолжили свою ночную беседу.

– При свете дня версия с Ленинским залом кажется еще ущербнее, – начал Аллейн.

– Что ж, сэр, не стал бы утверждать, что в ней нет недостатков, – кивнул Фокс, – но мы не можем ее игнорировать.

– Конечно.

– Если она пустышка, то уж очень странные совпадения. Эта дама, сестра покойного…

– Да, Фокс. Кстати, я жду их семейного адвоката мистера Крысбона из юридического агентства «Крысбон и Найтли». Он, как я понимаю, дядя леди О’Каллаган. И какая необычайно своевременная инициатива: сам позвонил и напросился к нам. О мисс О’Каллаган упоминал так осторожно, что у меня невольно возникла мысль, что она – ключевая фигура в завещании. Что вы на это скажете?

– Скажу, что дама, сестра покойного, пичкала брата лекарствами. Добавим к этому Сейджа – фармацевта, который ее снабжал этими препаратами. Он же член угрожавшей сэру Дереку передовой фаланги товарищей. Анестезиолога, который готовил больного к наркозу и оказался на том же собрании, что наш фармацевт и медсестра, сделавшая министру укол. Мисс О’Каллаган знает фармацевта; фармацевт, как утверждает мистер Батгейт, не горел желанием признавать на митинге медсестру. Доктор Робертс, как выглядело со стороны, не узнал ни Бэнкс, ни Сейджа. Хотя врач мог и притвориться. Предположим, все они в сговоре. Сейджу вовсе ни к чему афишировать свое знакомство с медсестрой Бэнкс. А Робертсу лучше поостеречься и сделать вид, будто не узнает ни медсестру, ни фармацевта. Допустим, Сейдж снабдил мисс О’Каллаган лекарством, содержащим порцию гиосцина, медсестра Бэнкс сделала укол и добавила еще, а Робертс довершил дело и ввел остальное.

– И всех их проинструктировал товарищ Какаров.

– Да.

– А зачем? Зачем привлекать трех человек, когда для такого дела достаточно одного? И в любом случае ни один из них не мог предполагать, что у министра во время заседания палаты общин случится приступ и его придется срочно везти в частную клинику Джона Филиппса.

– Это так. Но Сейдж мог от мисс О’Каллаган знать, что сэр Дерек собирался обратиться к Джону Филипп-су сразу после того, как внесет законопроект. Похоже, они понимали, что у него аппендицит. Не исключено, что советовали лечь в больницу и сделать операцию. Мисс О’Каллаган рассказала об этом Сейджу, тот сообщил другим. И вместе с медсестрой Бэнкс и доктором Робертсом они стали готовить план дейст-вий.

– И вот чудеса: все вышло так, как они задумали. Мне это не нравится, Фокс. К тому же, старина, каким образом доктор Робертс сумел сделать укол, если у него не было шприца? Почему не воспользовался блестящей возможностью и не осуществил свое законное право произвести инъекцию? Вы можете ответить, что он своим утверждением стремится доказать невиновность. А сам сделал укол тайком, и все шито-крыто. Но опять-таки каким образом? Нельзя пронести наполненный шприц со смертельной дозой яда в кармане брюк. Да и брюки его, как и все остальное, находились под этакой белой рубашонкой. И он не оставался наедине с больным.

– Правильно, и, должен признаться, вы бьете меня под дых. Но существует возможность, что он сговорился с Бэнкс и она вместо камфары вколола гиосцин.

– А затем стала всем подряд объявлять, как обрадовалась смерти министра? Вы считаете это изощренностью или глупостью?

Фокс мрачно вздохнул.

– Я не сказал, что поддерживаю данную версию, шеф, но она вероятна.

– О да! Есть еще одна тема по поводу гиосцина: его держат в бутыли, но Томс сказал, что это устаревший способ – теперь принято хранить гиосцин в ампулах. Насколько я понимаю, Филиппс не возражает, поскольку сам пользуется своими таблетками. Джейн Харден сообщила, что бутыль была полна, а затем из нее убавилось количество, достаточное на одну инъекцию. Я проверял. Когда видел бутыль – мне ее приносил Томс, – она была почти полная.

– Приносил Томс? – медленно, в своей привычной манере, повторил за начальником Фокс.

– Да. Я взял образец и отдал на анализ. Если кто-нибудь долил в бутыль воды, крепость раствора должна уменьшиться.

– Но с тем же успехом можно долить туда раствор.

– Не вижу способа. Где его взять? Раствор готовят на месте. – Аллейн встал и прошелся по кабинету. – Вы мне еще не сказали, что вам подсказывает интуиция?

– Нечего говорить. Поскольку нет никаких соображений и интуиции. Никогда не хватало воображения. Помнится, в школе мне не давались, как их называли, сочинения. Хотя не стану утверждать, что такая штука, как интуиция, не существует. У вас-то, как мне известно, с этим все в порядке.

– Спасибо, Фокс. На меня сошло знамение, если так можно выразиться. «Пальцы чешутся. К чему бы? К посещенью душегуба» [14]14
  Шекспир У. Макбет, акт IV, сцена 1.


[Закрыть]. Возникло предчувствие, что коммунистический зал не самый главный фактор в нашем расследовании. Это второстепенная тема в кровавой кантате. Но, черт побери, нам и ее нельзя упускать из виду.

– Понятно. – Фокс поднялся. – Какие на сего-дня задания, сэр?

– Свяжитесь с Бойзом, или кто там присматривает за товарищами, и выясните, нельзя ли проследить связи с ними Робертса. Если что-нибудь обнаружится, будем искать следы заговора. После дела Красинского-Токарева Сумилову пришлось слинять, но остался товарищ Робинсон. Ему, судя по всему, удалось выдвинуться на передний план. Свяжитесь с ним. Сколько мы ему переплатили за здорово живешь. Пора отрабатывать. Позвоните, скажите, чтобы поразнюхивал там. Пусть известит товарищей, что мы задаем вопросы, и поглядим, как они отреагируют. Кстати, о разнюхивании. Я еще раз посмотрел отчет медиков. Там черт ногу сломает, и очень много предстоит доработать. А пока мало что вдохновляет. – Аллейн подтолкнул Фоксу пачку листов. – Вот. Филиппс получил образование в Винчестере и Кембридже. Проходил медицинскую практику. Похвальные отзывы. Блестящая военная служба. Все это здесь написано. Инспектор Эллисон корпел над этим много дней. Больница Святого Фомы прекрасно отзывалась о своем самом одаренном практиканте. Ни одной отрицательной оценки. А вот что докладывает сержант уголовного розыска Бэйли о Робертсе. Образование домашнее. Был болезненным ребенком. Медицинская практика в Эдинбурге и за границей, в Вене. Получив квалификацию, ездил в Канаду, Австралию и Новую Зеландию, после войны вернулся в Англию. Во время войны работал в Бельгии на Красный Крест. Имеет книги по проблемам наследственности. Подарил мне одну, и она показалась мне весьма интересной. Полагаю, надо заняться его деятельностью за границей. Позвоню сегодня вечером в Торонто. Необходимо проверить версию насчет передозировки. Рутинные разговоры! Сколько можно? Господи, сколько же можно? Томс обучался в Сент-Бардольфе, графство Эссекс, и в больнице Гая в Лондоне. Я звонил приятелю, который работал в больнице Гая в то же время, что и он. Прекрасный ассистент хирурга, но выше не поднялся. Ничем не выдающаяся, но безупречная карьера, отмеченная легкими скандалами из-за связей с женщинами. Проказник! Мой приятель высказывался о Томсе отнюдь не лицеприятно. Называл его распутным паразитом. Вот и все, что мы имеем.

Зазвонил телефон. Аллейн поднял трубку.

– Это Крысбон. Фокс, спуститесь и обойдитесь с ним как можно вежливее. Ведите наверх ласково, обращайтесь обходительно. Если он похож на остальных членов семьи, его необходимо задобрить. Воздействуйте своим выдающимся обаянием.

– Ладно, – кивнул Фокс. – Toojoor la politesse [15]15
  Всегда вежливость (фр.).


[Закрыть]. Одолеваю третью пластинку, шеф, но их странное произношение мне никак не дается. Однако французский, как говорится, по-прежнему мое хобби.

Он вздохнул, ушел и вернулся с мистером Джеймсом Крысбоном из юридического агентства «Крысбон и Найтли», дядей леди О’Каллаган и адвокатом ее покойного мужа и всей их семьи. Мистер Крысбон был одним из тех пожилых адвокатов, чья внешность объясняет, почему писатели часто называют законников сухарями: высохший, в вышедшем из моды костюме, довольно поношенном, но чистом, и рубашке со стоячим, довольно высоким воротником и темным узким галстуком. Волосы с залысинами, глаза подслеповатые, руки слегка дрожат. Он говорил торопливо, но при этом запинался и имел смешную привычку высовывать из тонкогубого рта острый кончик языка и быстро-быстро им болтать. Вероятно, он таким образом боролся с заиканием или это была какая-то особенная профессиональная черта. Кисти его рук походили на птичьи лапы с набухшими багровыми венами. Такого человека невозможно было представить в домашнем окружении.

Как только дверь за ним закрылась, он проворно шагнул вперед и быстро произнес:

– Старший инспектор Аллейн?

– Доброе утро, сэр, – ответил тот, пододвинув гостю стул.

– Доброе утро, доброе утро, – протараторил мистер Крысбон. – Спасибо, спасибо… не надо. Благодарю. – Не отпуская шляпы, он сел на стул.

– Любезно с вашей стороны посетить нас. Я был бы рад избавить вас от хлопот и сам бы приехал к вам в контору. Полагаю, вы захотели повидаться со мной по делам О’Каллагана?

– По его делам, по этой причине, в этой связи я должен был нанести вам визит, – скороговоркой пробормотал Крысбон. Запнулся, метнул на Аллейна взгляд и выбил пальцами по тулье шляпы барабанную дробь.

– Отлично, – кивнул старший инспектор.

– Инспектор Аллейн, я являлся адвокатом покойного сэра Дерека О’Каллагана. А также адвокатом его сестры мисс Кэтрин Рут О’Каллаган и, разумеется, его жены.

Аллейн не перебивал.

– От моих клиентов мне стало известно, что некоторые из сделанных леди О’Каллаган заявлений сыграли свою решающую роль и подтолкнули следовать в определенном направлении в деле, каким вы сейчас занимаетесь.

– Это так.

– Инспектор Аллейн, строго говоря, мой визит не совсем деловой. Леди О’Каллаган – моя племянница, и у меня к данному расследованию не только профессиональный, но и личный интерес.

«А по нему не скажешь, что у него может быть какой-нибудь иной интерес, кроме профессионального», – подумал Аллейн. А вслух произнес:

– Конечно, сэр.

– Моя племянница, прежде чем предпринять этот шаг, не проконсультировалась со мной. И, должен признать, если бы она со мной посоветовалась, возникли бы сомнения относительно того, чтобы рекомендовать ей подобные действия. Но она оказалась права. Я, разумеется, присутствовал на дознании. И с тех пор имел беседы с обеими дамами. Последняя состоялась вчера днем и носила… тревожный характер.

– Вот как, сэр?

– Да. Это деликатный вопрос, и я колебался, прежде чем назначить встречу с вами. Мне стало известно, что после дознания мисс О’Каллаган была у вас и предложила прекратить расследование.

– Мисс О’Каллаган, – вставил старший инспектор, – была чрезвычайно расстроена по поводу предстоящего вскрытия.

– Да. Именно так. И по ее просьбе я лично пришел к вам.

«Ого!» – подумал Аллейн.

– Мисс О’Каллаган беспокоится, – продолжил Крысбон, – что в расстроенных чувствах наговорила глупостей. Я с трудом добился от нее, в чем состояла суть вашего разговора, но выяснил, что она упомянула своего молодого протеже – некоего многообещающего фармацевта Гарольда Сейджа.

– Она рассказывала о нем.

– Так. – Адвокат неожиданно крепко потер нос и поводил по губам языком. – Она, кажется, считает, что, упоминая о нем, употребляла несколько двусмысленные выражения. Короче говоря, инспектор, дама опасается, что представила молодого человека в дурном свете. Я заверил ее, что полиция не пойдет по ложному следу из-за чьих-то случайных слов, произнесенных в состоянии стресса. Но она настояла, чтобы я встретился с вами. И хотя я не склонен этого делать, мне трудно было отказать ей.

– Вы оказались в трудной ситуации, мистер Крыс-бон.

– Признаю, в непростой, инспектор Аллейн. И считаю своим долгом предупредить вас, что хотя мисс О’Каллаган ни в коем случае не non compos mentis [16]16
  Невменяемая (лат.).


[Закрыть], но подвержена тому, что можно назвать периодами истерического энтузиазма и такой же истерической подавленности. Она человек исключительно наивного интеллекта. И не впервые бьет тревогу по поводу события, которое, как оказывается впоследствии, не имеет никакого значения. Чрезмерно дает волю воображению. Полагаю, мы вправе объяснить данную особенность характера неудачной наследственностью.

– Вполне разделяю ваше мнение, – заверил Аллейн. – Наслышан об их семейной особенности. Кажется, ее отец…

– Точно так, точно так! – Адвокат вперил в него проницательный взгляд. – Вижу, вы согласны со мной. В этом деле меня единственно тревожила возможность, что, побуждаемая сумасбродными и, как я опасаюсь, нелепыми мотивами, она снова вознамерится к вам прийти. И в силу этого я решил…