Текст книги "Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)"

– Я рад, что вы так считаете, – мягко заметил Аллейн. – Слышал, что вы восприняли это печальное событие как ниспосланное провидением.

– Я агностик. Я сказала «если».

– «Если»?

– Восприняла бы именно так, если бы не была агностиком.

– О, – улыбнулся старший инспектор. – Замысловато, но я вас понял. Кто из членов вашей команды оставался в операционной один?

– Не помню.

– Вы сами оставались?

– Нет. Были Филиппс и Томс.

– Когда?

– Перед тем как стали мыться. Мы находились в предоперационной. Первым туда вышел Филиппс. За ним следом этот маленький придурок.

– Имеете в виду мистера Томса?

– Разве не ясно?

– Вы намерены сегодня вечером слушать Николаса Какарова?

Это был выстрел вслепую. Какаров собирался вечером выступить на большом митинге приверженцев Советов, и Скотленд-Ярд считал, что ненавязчивое присутствие полиции там не помешает. Сестра Бэнкс вздернула подбородок и обожгла инспектора взглядом.

– Почту за честь присутствовать там! – громко провозгласила она.

– Ай да приверженность! – в тон ей воскликнул Аллейн.

Видимо, воодушевленная воспоминаниями о прошлых митингах, сестра Бэнкс внезапно ощутила сильное желание высказаться.

– Можете улыбаться, – напустилась она на полицейского, – но это не надолго. Знаю я ваш тип: сыщик-джентльмен – последнее изобретение капиталистической системы. Вы добились всего благодаря связям, в то время как другие, куда лучше вас, совершают важную работу из сострадания к угнетенным. Когда наступит долгожданный рассвет, вы и вам подобные исчезнут. Считаете, что я убила Дерека О’Каллагана? Нет, я его не убивала. Но вот что я вам скажу: я была бы горда – слышите, я бы гордилась, – если бы это совершила я.

Сестра Бэнкс произнесла все это на одном дыхании, словно на какой-то нелепой декламации. Аллейн сразу представил, в какое смущение она приводит своих знакомых во время их обывательских чаепитий. Недаром же другие медсестры держались от нее подальше.

– Знаете что, – посоветовал старший инспектор, – я бы на вашем месте, пока еще рассвет не наступил, немного приутих. Или вы действительно стремитесь заполучить мученический венец, или ведете себя очень глупо. У вас была такая же возможность, как у других, впрыснуть министру гиосцин. А вы выкрикиваете прямо в мою капиталистическую физиономию, что у вас имелся мотив убить его. Я вам не угрожаю. Нет. В данный момент вам лучше ничего не говорить. Но когда с вас падут ризы господина Какарова, хорошо бы, чтобы вы сделали заявление. А до тех пор – простите меня за такое предложение – молчите. И еще: будьте любезны, передайте сестре Харден, что я готов с ней встретиться.

Аллейн открыл перед ней дверь. Медсестра секунду постояла, глядя куда-то поверх его головы, затем переступила порог и посмотрела на Аллейна в упор.

– Имейте в виду: ни Филиппс, ни Харден этого не делали. Филиппс – честный, добросовестный хирург, а Харден – честная, добросовестная медсестра. Оба они связаны профессиональной честью.

Сделав это категорическое заявление, Бэнкс удалилась, а Аллейн, склонив голову набок, открыл блокнот и невероятно четким, красивым почерком написал: «Томс – разговоры о гиосцине». Секунду поколебался и сделал приписку: «Ф. и Х. связаны профессиональной честью – так утверждает Б.». Поставив точку, он закрыл свой маленький блокнот, поднял голову и удивился: Джейн Харден вошла так тихо, что он не услышал, и теперь, сцепив пальцы, стояла перед ним и не сводила с него глаз. Еще на дознании Аллейн заметил, что она необыкновенно привлекательна. Теперь же, на фоне белого чепца, исключительная бледность ее лица не так бросалась в глаза. Джейн Харден была красива той особенной красотой, которая характерна для людей с тонкими чертами лица. Контуры лба и щек, чуть впалые виски и дуги бровей напоминали кисть Холбейна. Сами глаза были темно-серыми, нос прямым, небольшой рот со слегка опущенными книзу уголками казался одновременно чувственным и упрямым.

– Прошу прощения, – произнес Аллейн. – Я не слышал, как вы вошли. Пожалуйста, садитесь.

Он пододвинул один из уродливых стульев и повернул его к окну. Стало смеркаться, и потолок и углы комнаты погрузились в сумрак. Джейн Харден опустилась на сиденье и сжала подлокотники длинными пальцами, не покрасневшими даже от ухода за больными.

– Полагаю, вы понимаете, зачем я здесь?

– Из-за… уже есть результаты вскрытия? – Она говорила ровным голосом, но немного задыхаясь.

– Да, его убили. Передозировка гиосцина.

Джейн замерла.

– Начато расследование, – добавил Аллейн.

– Гиосцин, – прошептала она. – Гиосцин. Какая доза?

– По крайней мере четверть грана. Хотя сэр Джон, как он мне сказал, ввел одну сотую. Следовательно, кто-то добавил немногим больше пятой части грана. Точнее – шестьсот двадцать пятую часть. А вероятно, и больше. Не знаю, насколько можно верить результатам вскрытия – учтена ли каждая частица препарата.

– Я тоже не знаю, – сказала Джейн.

– У меня к вам несколько вопросов.

– Слушаю.

– Понимаю, что для вас все это чрезвычайно печально. Вы ведь лично знали сэра Дерека?

– Да.

– Мне ужасно неприятно вам докучать. Так что давайте покончим со всем как можно быстрее. Что касается инъекции антитоксина газовой гангрены… Когда операция подходила к концу, кто-то – сэр Джон или мистер Томс – попросил ее сделать. Вы направились к боковому столику, где нашли соответствующий шприц. Он был уже готов – приготовлен для использования. Так?

– Да.

– На дознании выяснилось, что вы немного замешкались. Почему?

– Там лежало два шприца. Я неважно себя почувствовала и не сразу сообразила, какой требуется. Бэнкс подсказала: «Большой», – и я подала его.

– Уж не потому ли вы замешкались, что у вас возникла мысль, что с этим большим шприцем не все в порядке?

Его предположение сильно напугало медсестру. Джейн нервно пошевелила руками и воскликнула:

– Нет-нет! Почему вы так решили?

– Шприц для инъекции готовила сестра Бэнкс?

– Да.

Аллейн с минуту помолчал, затем поднялся и подошел к окну. Оттуда, где сидела Джейн, его профиль казался черным, словно силуэт с размытыми краями. Инспектор посмотрел на темнеющие крыши домов. Тот, кто видел, как он повел плечами, мог решить, что полицейский испытывает к чему-то отвращение. Он сунул руки в карманы брюк и круто повернулся. Черты лица оставались в тени, но сам он возвышался громадой на фоне желтоватого света из окна.

– Насколько хорошо вы знали сэра Дерека? – внезапно спросил Аллейн, и его голос прозвучал невыразительно в этом тесно заставленном помещении.

– Довольно близко, – ответила Джейн после паузы.

– Интимно?

– Не понимаю, о чем вы.

– Вы часто встречались – я имею в виду как друзья?

Джейн посмотрела в темное лицо полицейского; ее же, освещаемое желтоватым светом из окна, выглядело хрупким и загадочным.

– Иногда.

– А в последнее время?

– Нет. Не понимаю, какое отношение имеет мое знакомство с сэром Дереком к его смерти.

– Почему вы упали в обморок?

– Я… я плохо себя почувствовала. Переутомилась.

– А не потому ли, что вашим пациентом оказался знакомый? Не потому ли, что сэр Дерек серьезно заболел?

– Это меня, естественно, расстроило.

– Вы когда-нибудь ему писали?

Джейн, казалось, вжалась в спинку кресла, словно Аллейн ее ударил.

– Вы можете не отвечать на мои вопросы, если считаете, что этого не следует делать, – заметил старший инспектор. – Но я, конечно, обращусь за информацией к другим.

– Я не совершила ничего такого, что могло бы ему повредить, – громко объявила медсестра.

– Так писали или нет? В этом заключался мой вопрос.

Джейн долго молчала и наконец пробормотала:

– Да.

– Как часто?

– Не помню.

– А недавно писали?

– Совсем недавно.

– Письма с угрозами?

Она оглядывалась по сторонам, словно опасаясь сгущавшихся сумерек.

– Нет.

Инспектор заметил, что в ее глазах мелькнул ужас. Он привык к такому взгляду, но поскольку был человеком по-своему чувствительным, так и не сумел смириться с тем, что наводил на людей страх.

– Думаю, будет лучше, – медленно проговорил он, – если вы мне расскажете все от начала до конца. Нет необходимости объяснять, что вы одна из тех, на кого мы обязаны обратить особое внимание. Ваше присутствие в операционной вводит вас в круг этих лиц. И я, естественно, жду объяснений.

– Я считала, вы поймете, какое я испытала горе, – прошептала Джейн. – Я любила его. – Ее щеки превратились из бледных в болезненно-пунцовые.

– Это я понимаю, – бросил Аллейн, – и прошу простить за то, что трагические обстоятельства заставляют меня вторгаться в такие чувствительные материи. Постарайтесь увидеть во мне нечто вроде автомата – вещь неприятную, но безликую. Сумеете?

– Что ж, попробую.

– Спасибо. Было ли в ваших отношениях с сэром Дереком нечто иное, кроме дружбы?

Джейн сделала едва заметное движение рукой.

– Нет. – Она помолчала и добавила: – Ничего такого.

– Может, вы хотели сказать: «Теперь ничего такого»? А раньше все-таки что-то было? Вы признались, что писали сэру Дереку. Не завершили ли эти письма период вашей дружбы?

– Наверное.

«Было два письма. Интересно, что случилось с первым?» – подумал Аллейн.

– Как я понимаю, – произнес он вслух, – вы знали сэра Дерека в течение некоторого времени. Старинная семейная дружба. Недавно дружба переросла в более тесную связь. Когда это случилось?

– В июне. Три месяца назад.

– И она продолжалась… Как долго она продолжалась?

Руки медсестры потянулись к лицу. Словно устыдившись своего жалобного жеста, она отдернула их и, повысив голос, четко произнесла:

– Три дня.

– Ясно, – кивнул старший инспектор. – Тогда вы видели его в последний раз?

– Да. До операции.

– Вы ссорились?

– Нет.

– Ни разу?

– Ни разу. – Джейн склонила голову и заговорила быстро-быстро: – Все было по общему согласию. Люди поднимают столько шума по поводу секса, хотя это всего лишь обычный физиологический опыт, как утоление голода или жажды. Надо разумно удовлетворять свои потребности наиболее рациональным и естественным путем. Что мы и сделали. Больше встречаться не было надобности. Мы провели опыт, и с этим покончено.

– Бедная девочка! – вырвалось у Аллейна.

– Что вы хотите сказать?

– Вы выпалили это словно зазубрили по учебнику. «Первые шаги в сексе», «О дивный новый мир!», как сказали бы Миранда и господин Хаксли. А по рецепту-то не получилось.

– Очень даже получилось.

– В таком случае зачем вы написали те письма?

Рот Джейн невольно приоткрылся. Она показалась смехотворно жалкой, потеряв на мгновение всю свою привлекательность.

– Вы их видели? Вы их…

– Да.

Джейн как-то странно всхлипнула и потянулась руками к воротнику формы медсестры, словно он ее душил.

– Поймите, – продолжил Аллейн, – самое лучшее – рассказать мне правду.

Она горько расплакалась.

– Простите, ничего не могу поделать. Все так ужасно – не в состоянии совладать с собой.

Аллейн снова повернулся к свету.

– Все в порядке, – сказал он. – Не обращайте на меня внимания. Не забывайте: я всего лишь автомат.

Она быстро взяла себя в руки, еще пару раз всхлипнула, а затем послышался шелест материи, будто Джейн сделала порывистое движение.

– Мне уже лучше, – пробормотала она.

Когда старший инспектор обернулся, Джейн Харден сидела и смотрела на него, словно их разговор не прерывался.

– Осталось совсем немного, – учтиво и по-деловому произнес он. – Никто вас ни в чем не обвиняет. Меня интересует, как проходила операция. Итак, вы не видели сэра Дерека с июня до того момента, когда его привезли в операционную. Помимо двух писем, вы никак иначе с ним не общались. Хорошо. Следовательно, единственный эпизод – когда вы взяли шприц с сывороткой против гангрены. Замешкались. Вам стало дурно. Вы уверены, что взяли тот шприц, который требовался?

– Да. Он был больше других.

– Прекрасно. Теперь, если получится, попробую обобщить. Как я понимаю, на столе находились сосуд, бутылочка или колбочка, с сывороткой…

– Она была в ампуле! – перебила Джейн инспектора.

– Хорошо, в ампуле. Потом какая-то емкость, пробирка или что-то еще, с гиосцином. Не могли вы, чувствуя себя плохо, взять вместо сыворотки гиосцин?

– Как вы не понимаете? – Джейн стала терять терпение. – Инъекция была приготовлена заранее.

– Так меня и проинформировали, но я хотел получить подтверждение. Вот, например, вы убеждены, что не вылили содержимое шприца и не наполнили его другим составом?

– Абсолютно убеждена.

– Вы помните, как брали шприц? Не могло случиться так, что, совсем расклеившись, вы взяли его как бы на ощупь?

На сей раз Аллейн попал в цель, и на лице Джейн Харден опять появился испуг.

– Да, я плохо себя чувствовала, но знаю, точно знаю, что не совершала ошибки.

– Ладно. За вами кто-нибудь наблюдал? – В этот момент он сам за ней пристально наблюдал. На улице стемнело, но тусклый свет из окна все еще освещал ее лицо.

– Наверное. Должны были. Я не заметила.

– Мне говорили, что мистер Томс жаловался на задержку. Может, он обернулся и посмотрел, что вы делаете?

– Он всегда смотрит. Прошу прощения, это не имеет отношения к тому, что вы расследуете.

– Что вы хотите сказать?

– Только то, что у мистера Томса вообще неприятная привычка глазеть на других.

– Вы, случайно, не заметили, сколько раствора гиосцина было до операции в пузырьке?

Джейн немного подумала.

– Кажется, он был полный.

– С тех пор этим составом пользовались?

– Один раз.

Аллейн резко отвернулся от окна, нащупал выключатель и зажег свет. Джейн поднялась. Ее руки дрожали, на лице остались следы слез.

– На этом все. Взбодритесь, сестра Харден.

– Постараюсь.

Инспектор открыл перед ней дверь. Джейн задержалась на пороге и посмотрела на него, будто хотела что-то сказать, но затем, не произнеся ни слова, вышла из комнаты.

Проводив ее, Аллейн некоторое время, не двигаясь, смотрел на противоположную стену, а поймав взглядом свое отражение в богато украшенном зеркале, состроил себе кривую мину.

– Черт бы все побрал!

Томс в операционной

Вторник, шестнадцатое. День

В операционную Аллейна провел мистер Томс. Расставшись с Джейн, инспектор вышел в коридор и наткнулся на плотного, приземистого ассистента хирурга. Аллейн объяснил ему, кто он, и Томс немедленно принял выражение чрезвычайной серьезности, отчего стал похож на клоуна в пародийно-трагической маске.

– Вот как! А вы не по поводу смерти сэра Дерека О’Каллагана?

– Да. Его убили, – устало ответил Аллейн.

Томс возбужденно забормотал что-то, но инспектор поднял худощавую руку и объяснил:

– Гиосцин. Почти четверть грана. Преднамеренное убийство.

– Ого! – воскликнул хирург.

– То-то и оно, что «ого!». Я только что закончил надоедать медицинским сестрам и хотел бы осмотреть операционный зал. «Операционный зал» – кстати, подобное сочетание слов мне раньше не приходило в голову.

– Осмотреть зал? – повторил хирург. – Да, конечно. Прошу сюда. Операционная сейчас свободна. Сэр Джон ушел. Если хотите, я вас проведу.

– Будьте любезны, – кивнул Аллейн.

Томс показывал дорогу и непрерывно болтал.

– Ничего подобного не слыхивал. Черт возьми, грязное дело. Господи, надеюсь, вы не подозреваете, будто я впрыснул несчастному наркотик? Я так понимаю, раз полицейские проводили дознание, у них есть про запас какой-то козырь. Как же иначе? Теперь вот сюда. Это предоперационная, где мы моемся и одеваемся для работы. Там наркозная палата. А операционная тут.

Он толкнул створку двустворчатой двери.

– Секунду, – произнес Аллейн. – Расскажите, как все происходило. Здесь вы с коллегами собрались перед началом операции?

– Да. Мы с сэром Джоном пришли вместе. Затем на минуту заглянул доктор Робертс и удалился в наркозную палату, куда к нему привезли пациента.

– Кто еще был здесь в то время?

– Вы имеете в виду, с сэром Филиппсом и со мной? Сестра-хозяйка Мэриголд, вы ее знаете. Она одновременно является старшей хирургической сестрой. Клиника у нас маленькая, но наша старушенция Мэриголд воображает, будто на операциях она незаменима. Еще… дайте вспомнить… Еще болтались две другие сестры. Эта, как ее… ну, в общем, большевичка. И другая смазливая девчушка, которая грохнулась в обморок, – Харден.

– О чем вы говорили?

– О чем? У Томса была привычка принимать изумленный вид, когда ему задают простейшие вопросы, словно любой из них заставал его врасплох. Врач выпучил глаза, приоткрыл рот и, к досаде инспектора, грубовато хохотнув, еще раз переспросил: – О чем? Сейчас вспомню. Я спросил сэра Джона, не видел ли он спектакля, который дают на этой неделе в «Палладиуме», и… – Он запнулся и покосился на инспектора.

– И что?

– Он ответил, что не видел. – Хирург выглядел комически смущенным, словно чуть не сказал нечто неприличное.

– Я сам пропустил на этой неделе «Палладиум», – заметил инспектор. – Хотя мне говорили, что представление выдающееся.

– Ясно… – пробормотал Томс. – Недурное. А вообще-то мура.

– Значит, сэр Джон его не видел? – как бы между прочим уточнил Аллейн.

– Нет, не видел.

– Вы обсуждали какую-то конкретную часть представления?

– Нет, поговорили вообще о спектакле.

Возникла долгая пауза, и, пока мужчины молчали, Томс едва слышно насвистывал.

– Случалось, чтобы кто-либо из членов хирургической бригады оставался в этом помещении один?

– Дайте подумать, – нахмурился Томс. – Нет. Насколько могу припомнить, нет. Мы находились тут все вместе. Потом одна из сестер проводила Робертса в наркозную палату. Здесь остался сэр Джон, две сестры и я. Мы с Мэриголд отправились в операционную проверить, все ли готово. Сэр Джон оставался здесь с молодой сестрой – той, смазливенькой. Когда я вернулся, они были оба тут. Затем мы с Робертсом мылись, а сэр Джон пошел в операционную готовить инъекцию гиосцина. Он всегда готовит и делает этот укол сам. Странная привычка. Хирурги обычно оставляют подобные уколы анестезиологу. Разумеется, в данном случае приходилось сильно спешить. Больной не получил ни обычного морфия, ни атропина. Так, что там было дальше? Женщины болтались рядом. Бэнкс спросила меня, почему сэр Джон не пользуется готовым раствором гиосцина.

– И почему же?

– Ну… полагаю, хочет быть уверенным в дозе.

– Продолжайте.

– Я пришел в операционную.

– Где присоединились к Филиппсу?

– Да. Он, как мне помнится, как раз растворял в воде таблетку гиосцина.

– Вы заметили небольшую колбочку? Сколько таблеток в ней оставалось? Поймите, я просто хочу проверить.

– Конечно. Это, собственно говоря, пробирка. В ней, если не заглянуть внутрь, не увидишь, сколько осталось таблеток. Должно быть, девятнадцать, поскольку она была только что распечатана.

– Откуда вам это известно, мистер Томс?

– Я видел у сэра Джона две пробирки. Он сказал, что одна оказалась пустой, поэтому пришлось распечатать другую.

– Что произошло с первой – пустой?

– Понятия не имею. Скорее всего выбросили. А как вас зовут?

– Аллейн.

– Так вот, Аллейн, мне кажется, вы придаете слишком большое значение второй пробирке. Все очень просто. У Филиппса в коробочке для инъекций находилось две пробирки. Перед прошлой операцией он израсходовал из одной последнюю таблетку, но в памяти у него это не отложилось. Ничего необычного.

– Ясно. Я задаю вопросы только в плане проверки.

– Да. Но…

– Мне приходится учитывать каждый шаг в игре. В голове полная каша. Единственный выход: пытаться заучивать все, как урок. Вы помните, что было сказано в тот момент?

– Ну… я пошутил насчет пробирок: мол, он настолько ценит сэра Дерека, что приготовил для него не одну, а целых две. Потом заметил, что он льет много воды.

– Это его не огорчило?

– Господи! Конечно, нет! Сэр Джон всегда держится высокомерно. Я хочу сказать, за ним не заржавеет поставить меня на место, чтобы я заткнулся. Он начисто лишен того, что я называю чувством юмора.

– Вот как? Вы вышли вместе?

– Да. Я – в предоперационную, а он – в наркозную палату, чтобы сделать укол. Я вышел первым.

– Уверены, мистер Томс?

– Да. – Хирург сделал огромные глаза. – А что?

– Просто хочу восстановить порядок событий. А теперь давайте взглянем на операционную. Не возражаете?

Томс толкнул створку двери, старший инспектор двинулся за ним.

Операционная была невероятно опрятной – средоточием кафельной плитки, хрома и белой эмали. Томс повернул выключатель, и на мгновение мощный блок ламп пролил на пустую поверхность стола усеченный конус света. Операционная ожила, словно чего-то ждала. Хирург погасил главный светильник, и вместо него зажегся на стене другой – слабенький, над боковым столом на резиновых колесиках.

– Здесь все так, как перед операцией? – спросил Аллейн. – Все на своих местах?

– Вроде бы так. Да.

– Каким образом лежит больной?

– Головой сюда. По направлению на восток, ха-ха!

– Понятно. А рядом со столом, наверное, стоит каталка?

– Ее увозят, как только переложат больного.

– А шприцы выкладывают вот на тот боковой стол у окна?

– Да.

– Вы можете показать, где в тот раз стоял каждый из вас, когда производились инъекции? Я нарисую что-то вроде плана. На память полагаться безнадежно. Черт! Куда подевался карандаш?

Аллейн открыл блокнот и достал из кармана небольшую рулетку. Вымерил пол и нарисовал миниатюрный план, на котором обозначил место расположения двух столов, а Томс показывал ему, где находились врачи и медсестры.

– Сэр Джон стоял примерно на середине боковины стола, а я – по другую сторону напротив. Мэриголд топталась здесь, а две других сестры перемещались туда-сюда.

– Укажите, где каждый из членов группы находился в течение операции.

– Хирурги и анестезиолог там, где я показал. Мэриголд справа от сэра Джона, а две другие сестры – на заднем плане.

– А когда вводили камфару?

– На своих местах, кроме большевички, делавшей укол. Она приблизилась сюда – к руке больного.

– Вы видели, как сестра Бэнкс делает укол?

– Нет, не заметил. Во всяком случае, ее рук я не видел – их скрывал небольшой экран на груди пациента.

– Если позволите, позже на него взгляну. А теперь об инъекции антитоксина газовой гангрены.

– Укол был сделан, после того как сэр Джон зашил прооперированного. Я обработал рану и попросил сыворотку. Обругал девицу по первое число за то, что она заставила меня ждать. И пожалел о своей грубости, когда через две минуты она хлопнулась в обморок. Что дальше? Я стоял здесь, у стола, сэр Джон – напротив. Мэриголд обошла стол и оказалась на моей стороне. Роберт и Бэнкс – если ее так зовут – суетились над больным, а Робертс еще ныл, что у сэра Дерека нехороший пульс. Они оба находились со стороны головы пациента.

– Я нанесу позиции на план, а позже, вероятно, попрошу вас реконструировать ход операции. Полагаю, у вас не возникло сомнений, что вы воспользовались тем шприцем, которым нужно?

– Абсолютно никаких. Шприц был в полном порядке.

– Наблюдались ли заметные изменения в состоянии больного после инъекции?

– Об этом надо спросить у Робертса. Думаю, его встревожило состояние пациента за некоторое время до того, как я сделал укол. Вспомните, это он потребовал, чтобы сэру Дереку вкололи камфару. Вы можете решить, будто я хочу заострить на этом внимание. Что ж, инспектор, так оно и есть. На мой взгляд, инъекция сыворотки – опасный для меня поворот. Но не я готовил состав и вряд ли сумел бы спрятать шприц в рукаве и извлечь другой из-за левого уха. Согласны? Мог или нет? Ха-ха-ха!

– Давайте-ка взглянем на шприц, тогда и решим, – невозмутимо ответил Аллейн.

Хирург подошел к одной из полок и вернулся со шприцем, при виде которого у инспектора вырвался возглас ужаса.

– Господи помилуй! Томс, вы что, лошадиный барышник? Не хотите же вы сказать, что втыкали в несчастного эту страшную штуковину? Она же размером с огнетушитель!

Томс посмотрел на него и разразился смехом.

– Он ничего не почувствовал. Да, мы именно этим его кололи. Теперь понимаете: такой ловкостью рук не подменишь.

– Ваша правда! Уберите скорее. От его вида мне становится дурно. Гадкий, отвратительный, непристойный инструмент!

Хирург шаловливо кинул шприц Аллейну, тот поймал и, держа на вытянутой руке и тихонько ворча от отвращения, стал рассматривать.

– А вот тот, который мы использовали для других двух уколов, – объяснил Томс и, покопавшись в груде инструментов, извлек более знакомый непосвященным шприц для подкожных инъекций.

– Тоже не из приятных, но хотя бы не до такой степени. Им воспользовался доктор Робертс?

– Да… хотя нет. Инъекцию камфары сделала сестра.

– Это обычная практика?

– В порядке вещей. Как правило, такие уколы выполняют анестезиологи, но Робертс мог вполне по-просить сделать инъекцию сестру.

– Эта игла мне кажется довольно хрупкой. Полагаю, вы не переносите готовые к употреблению шприцы с места на место?

– Господи, с какой стати? Их заранее наполняют необходимым составом и выкладывают в операционной.

– Будьте любезны, наполните мне такой.

Аллейн подал хирургу маленький шприц. Тот налил в мерную мензурку немного воды, опустил в нее иглу и потянул назад поршень.

– Вот так. Если используется таблетка, полшприца выливают в склянку, растворяют лекарство и снова втягивают в шприц.

– Таким образом, вся операция занимает несколько секунд?

– Ну… таблетке требуется некоторое время, чтобы раствориться. В случае камфары и сыворотки состав был приготовлен заранее.

– Ясно. Можно посмотреть бутыль, в которой хранится сыворотка?

– Сыворотка хранится не в бутылях, а в ампулах строго определенного объема, которые потом выбрасываются. В операционной не допускается никакой небрежности. Если угодно, продемонстрирую вам, как все происходит.

– Вы очень любезны, мистер Томс. Боюсь, я показался вам несносным занудой и надоел.

Хирург принялся протестовать и, заявив, что гость его нисколько не утомил, удалился. А Аллейн, пока толстяк не вернулся, задумчиво прохаживался по операционной.

– Вот, – показал улыбающийся Томс. – Ампулы с маслом и камфарой. Эта с антитоксином гангрены. А это бутыль с раствором гиосцина. Все, как вы видите, снабжено ярлыками. Хотите, разложу на столе так, как требуется для операции?

– Да.

– Смотрите: ампулы здесь, сыворотка там. Тут бутыль с раствором гиосцина. Я решил, что ее вам тоже полезно увидеть. Работаем по старинке – лучше бы иметь раствор гиосцина в ампулах, но наша старшая сестра что-то вроде ископаемого.

– Я смотрю, бутыль почти полная.

– На мой взгляд, из нее взяли на одну инъекцию.

Аллейн отметил, что это совпадает с мнением Харден и той сестры, что прислали бригаде на подмену. Они заявили, что до операции бутыль была полной, но потом в ней поубавилось раствора как раз на один укол.

– К этой бутыли кто-нибудь имеет доступ? – неожиданно спросил инспектор.

– Что? Ах да… любой, кто работает в операционной.

– Отлейте мне немного, чтобы я отдал на анализ. – Аллейн достал из кармана маленький флакон, и Томс с озадаченным видом налил в него раствор.

– Полный. Так на чем мы остановились? Здесь один маленький шприц для инъекции камфары, а этот маленький – для гиосцина. Они вмещают каждый по двадцать пять минимов. Такой сэр Джон использовал для своей таблетки. А сюда положим громадину для сыворотки. В него влезает десять кубиков.

– Десять кубиков?

– Кубических сантиметров. Примерно сто шестьдесят минимов, – объяснил хирург.

– А сколько это в галлонах?

Томс посмотрел на инспектора так, словно тот задал вопрос по-китайски, и расхохотался.

– Ну, не настолько объемно. Сто шестьдесят минимов равняется двум с двумя третями драхмам. Ну что? Ведь это ясно как божий день.

– Не вполне, – возразил Аллейн. – Но надеюсь, что рассвет все-таки наступит. Вот я уже заговорил языком сестры Бэнкс. Какова крепость этого гиосцина?

– Четверть процента.

– И что это означает? На это дело должны были послать кого-нибудь поумнее, чем я.

– Не тушуйтесь. Это означает: один гран в одной и одной десятой унции воды.

– Вот это уже что-то. Надо поглядеть маленькие таблички, которые печатают в конце учебников по арифметике. Секунду. Прошу вас, мистер Томс, не говорите ни слова. Буду делать подсчеты.

Аллейн наморщился и стал проделывать какие-то невероятные трюки пальцами.

– Четверть в одном… нет, не пойдет. Не так. Фу-ты! Подождите-ка… – Инспектор вдруг широко открыл глаза и быстро-быстро заговорил: – Шприц на двадцать пять минимов содержит двадцатую долю грана гиосцина. А лошадиный насос – одиннадцать тридцать вторых грана. Вот! – закончил он гордо.

– Совершенно верно! – обрадовался Томс и хлопнул инспектора по спине. – Хвалю!

– Это еще что! Я могу и лучше. Одиннадцать тридцать вторых – это на три тридцать вторых больше четверти, в которой всего восемь тридцать вторых. Ну как?

– Блестяще! Но я не очень понимаю, какая польза от подобных расчетов.

– Не понимаете? – удивился Аллейн. – А мне секунду назад они казались очень важными, но мысль куда-то улетучилась. Просто запишу, на всякий случай.

Томс с любопытством посмотрел через его плечо на крохотные каракули.

– Плохо вижу, – пожаловался инспектор и отошел к свету.

Хирург за ним не пошел, и поэтому не видел последней записи: «Большой шприц вмещает немного больше гиосцина, чем количество, обнаруженное во время вскрытия». Аллейн аккуратно закрыл блокнот и опустил в карман.

– Тысяча благодарностей, мистер Томс, – произнес он. – Вы очень облегчили работу. Сегодня мне осталось повидаться всего с одним человеком, с доктором Робертсом. Не подскажете, где его найти?

– Как вам известно, он у нас не постоянный анестезиолог. Довольно часто замещает доктора Грея. И здесь с того случая не появлялся. Думаю, в этот час его лучше искать по домашнему адресу. Хотите, я ему по-звоню?

– Вы чрезвычайно любезны. Где он живет?

– Не в курсе. Его зовут Теодор. Знаю, потому что слышал, как Грей звал его Дора. Дора! – Томс громко рассмеялся и направился к черной нише с телефоном внутри. Зажег свет и сверился со справочником. – Так: Роберт, Робертс, еще один Робертс. А вот доктор Теодор Робертс, Уигмор-стрит. Тот, кто вам нужен.

Томс набрал номер. Аллейн терпеливо ждал, прислонившись к двери.

– Алло! Это дом доктора Робертса? Он на месте? Спросите, сумеет ли он принять инспектора… – Хирург закрыл ладонью трубку и повернулся к полицейскому. – Аллейн? Так? Да-да, спросите, сумеет ли он принять инспектора Аллейна, если он сейчас к нему приедет. – Томс посмотрел на полицейского. – Он дома; полагаю, все устроится. Алло, Робертс? Говорит Томс. Со мной инспектор Аллейн, он приехал по делу О’Каллагана. Они нашли гиосцин, четверть грана. Потрясающе! Что? Не знаю. Да, конечно. Да не волнуйтесь вы так – вас не собираются арестовывать. Ха-ха! Что? Думаю, минут через двадцать. Только смотрите, приятель, не расколитесь. Ну, бывайте!

Хирург повесил трубку, взял Аллейна под локоть и прошелся с ним до входной двери.

– Старина Робертс совсем вне себя. Понес бог знает что. Дайте знать, если смогу вам еще чем-нибудь помочь.