Текст книги "Одиссея Талбота"

20

Питер Торп стоял у двери номера Рандольфа Карбури. Он тихо спросил:

– Ты войдешь первым?

– Не сегодня, – ответил Абрамс.

– Даже мне было трудно договориться с этими ребятами. – Торп держал в руке ключ, взятый у портье, стоявшего немного поодаль. – Там внутри работает радио. И табличка висит «Не беспокоить».

– Ладно, побеспокой его.

Торп отомкнул замок и приоткрыл дверь.

– Закрыта на цепочку, – сказал он. Абрамс взглянул на цепочку, которую он сам закреплял скотчем после своего недавнего визита.

– Похоже, что он внутри, – проговорил он.

– Полковник Карбури! – позвал Торп.

– Надавите-ка плечом, – предложил Абрамс.

Торп отошел немного и обрушился плечом на Дверь. Цепочка отскочила, и Торп влетел в комнату, потерял равновесие и упал на пол.

Абрамс улыбнулся и вошел в номер. Указав на безжизненно висящую цепочку, он заметил:

– Он закрепил ее скотчем, когда уходил. Старый трюк. С вами все в порядке?

Торп поднялся на ноги. Лицо у него покраснело. Абрамс взял ключи и бросил их портье:

– Погуляй-ка.

Торп посмотрел на Абрамса так, будто силился понять, не разыграли ли его. Абрамс в свою очередь внимательно разглядывал Торпа, задаваясь вопросом: «Догадался ли Торп о цепочке, и если да, то зачем продолжал играть свою роль?»

Они огляделись.

– Никаких признаков насилия, – заявил Торп направившись в ванную. Оттуда он крикнул: – Здесь тоже ничего нет.

Абрамс заметил на кровати коробку из-под смокинга.

– Карбури одевался к вечеру.

Торп вернулся в спальню и встал на колени перед кроватью.

– Единственное место, где в комнате можно было бы спрятать труп. – Он заглянул под кровать. – Карбури, вы здесь? Кажется, он все же ушел.

– Не расхаживайте слишком, чтобы не наследить, а я обыщу номер.

– Тони в действии. А вам не нужна шляпа и лупа, как у Шерлока Холмса?

Абрамс обыскивал комнату уже второй раз за этот вечер. Торп сделал пару замечаний, но Абрамс на них не реагировал. Закончив обыск, он неожиданно спросил:

– Вы были в клубе сегодня вечером?

– А вы?

– Был. Но сюда попасть не смог бы. Отвечайте на мой вопрос.

Торп подошел к окну и выглянул на улицу.

– Да, действительно, сегодня я был здесь. Взял книгу в библиотеке, выпил в баре. Можете проверить.

– Это что, совпадение?

Торп обернулся и улыбнулся Абрамсу:

– Ни один из нас не верит в совпадения. Мы – люди дела. Я был здесь за тем же, за чем и вы.

Абрамс надолго замолчал.

– О чем задумались? – спросил Торп.

– Вы сами знаете, – ответил Абрамс.

– Так о чем же, Тони?

– О крови на манжете, Пит.

– Я знаю, знаю, – покачал головой Торп, будто размышлял о какой-то проблеме, совершенно его не касающейся. – Ну и что мы придумали?

– Мы придумали, что сделано это небрежно и очень непрофессионально. – Абрамс начал приближаться к Торпу.

– Держитесь от меня подальше, – предостерег тот.

Абрамс остановился и улыбнулся:

– Может, это и глупо, но мне нужна ваша манжета. Оторвите ее.

Торп в ответ тоже улыбнулся.

– Подойдите и возьмите. – Он сбросил с себя плащ.

Абрамс пожал плечами, тоже сбросил плащ и подошел к Торпу поближе, думая, что хорошо бы оторвать не только манжету, но и кусок от самого Торпа.

Торп поднял кулаки:

– Я входил в боксерскую команду Йеля, так что будьте осторожнее.

Абрамс повернулся к Торпу левым плечом, защищая кулаками лицо. Торп сделал то же самое. Абрамс и не думал, что Торп всерьез собирался боксировать, так что когда Торп нанес удар левой ногой, целясь Тони в пах, он был к этому готов: опустив руки, он схватил Торпа за ногу. Но удар был таким мощным, что Абрамс свалился на пол, продолжая сжимать ботинок и лодыжку Торпа. Тот выдернул ногу из ботинка и скинул второй. Абрамс быстро поднялся и сделал шаг назад.

Торп усмехнулся:

– Молодец. Если бы я застал тебя врасплох, ты бы месяц орал благим матом. Ну что, все еще хочешь заполучить мою манжету?

Абрамс кивнул. Торп изобразил на лице разочарование:

– Как же я потом объясню Кэтрин, почему ты оказался в больнице? – Он приближался к Тони.

Абрамс отступил к двери.

Правую руку Абрамс держал за спиной, на дверной ручке. Торп усмехнулся и сделал быстрый выпад вперед, намереваясь нанести Тони удар. Неожиданно Тони ухватился за ручку и второй рукой. Торп разгадал его задумку, но было поздно: Абрамс оторвал ноги от пола и нанес ими мощный удар в грудь Торпу. Тот отлетел на кровать, а с нее свалился на пол. Абрамс знал, что удар не был сокрушительным, и быстро подступил к поверженному Торпу, остановившись недалеко от него. Торп встал. В руке у него оказался длинный и тонкий черный нож. Он заговорил, переводя дыхание:

– Это эбеновое дерево… Его не обнаружат ни металлодетектор, ни рентгеновские лучи. Но этим можно свободно проткнуть твое сердце. Хочешь попробовать?

Глаза Абрамса обежали комнату и остановились на тяжелой настольной лампе. Торп покачал головой.

– Не надо. Смотри! – Он вытянул руку с ножом и немного засучил рукав пиджака. – Пятна нет. У служителя в туалете был бензол, храни Господь его испанскую душу. Военный истеблишмент очень заботится о том, как выглядит.

Абрамс не сводил глаз с ножа. Торп опустил его и сунул в специальный шов в своих брюках.

– Ну что, мир?

Абрамс кивнул. Торп похлопал по шву, куда спрятал нож, и сказал:

– Пойдем. Я куплю тебе что-нибудь выпить, да и сам не откажусь. – Он надел ботинки.

Взяв свои плащи, они вышли в коридор. Пока они ждали лифта, Торп закурил и заговорил как бы сам с собой:

– Полицейские все время ищут мотивы и улики, вроде, например, манжеты. В нашем деле все по-другому. Нам не обязательно знать имя преступника, это бесполезно. Нам нужно знать имя того, кто его нанял. Мы не стремимся завести дело на убийцу. Мы обычно сталкиваемся с тем, что мотивы убийства или похищения вполне логичны… с нашей точки зрения. Так что мы не говорим о законности. Полиция оперирует понятиями преступления и наказания, а мы – греха и возмездия.

Абрамс ничего не сказал. Торп продолжал:

– Закон о национальной безопасности, принятый в 1947 году, не дает нам права арестовывать и наказывать. Это якобы должно сдерживать нас. Глупая идея. Что же делать с людьми, которых мы не можем арестовать и предать суду?

Абрамс закурил.

– По идее, – не умолкал Торп, – мы должны передавать дела этих людей ФБР, а потом наблюдать за тем, как федеральный прокурор мучается с ними, заставляя адвоката выуживать всю информацию, имеющую отношение к национальной безопасности. Но мы не идем по этому пути.

Подошел лифт. Торп жестом пригласил Абрамса войти. Тот покачал головой. Торп пожал плечами и зашел один. Двери лифта закрылись, а Абрамс остался ждать следующего лифта. Он размышлял: «Если именно Торп убил Карбури, то почему он это сделал?» Абрамс был уверен, что Торп из тех, кто и глазом не моргнет, убивая, и назовет это обычной работой, даже не задумываясь о причинах, побудивших отдать такой приказ. Торп убьет также любого, кто встанет на его пути, кто хоть в малейшей степени будет угрожать его, Питера Торпа, благополучию. Что же это было: официально санкционированное убийство или простое преступление?

Абрамс встретился с Торпом на втором этаже, и Питер повел его в обшитый дубом холл.

– Вы когда-нибудь слышали о специальном отделе по расследованию убийств? – спросил он Абрамса.

Тот подошел к стойке бара, ничего не ответив. Торп встал рядом, поставив одну ногу на металлическую перекладину внизу.

– Так вот, это – группа нью-йоркских полицейских, которые собираются вместе только тогда, когда обнаруживается, что убийство было официально санкционировано. По случайному совпадению все эти полицейские прошли специальную подготовку на одной ферме в Вирджинии. Вы следите за моей мыслью? В общем, не стоит бегать и повсюду об этом рассказывать, потому что можно случайно постучаться не в ту дверь.

Подошел бармен Дональд:

– Привет, мистер Торп. Вечеринка закончилась?

– Точно.

– Как выглядел президент?

– Шикарно. Посмотрите одиннадцатичасовой выпуск новостей. Дональд, нам нужно выпить. Налейте мне «Столичной», и себе тоже, а моему другу – виски.

– Вам виски с чем? – спросил Дональд у Абрамса.

– Со стаканом.

Дональд отошел. Закурив, Торп заметил:

– У меня что-то неладно с желудком.

– Наверное, из-за рыбы.

– Вы мужик нормальный, Абрамс, – улыбнулся Торп. Некоторое время они молчали, затем Торп спросил: – Ну, и что вы думаете об этих стариках, пришедших на вечер?

Абрамс сдержанно ответил:

– Достаточно безобидные. Любят поболтать о политике и о власти, хотя уже давно не имеют отношения ни к тому, ни к другому.

– Я раньше тоже так считал. В действительности они еще при деле. Я их использую в своей работе.

Абрамс подумал: а вот О'Брайен заявил бы, что он, в свою очередь, использует Торпа.

– И в чем же заключается ваша работа?

– Нечто, связанное с внутренней агентурой. Какой у вас рост, Абрамс?

– Шесть футов и два дюйма.

Торп улыбнулся:

– Вы мне нравитесь. Извините за то, что я наговорил вам за ужином.

– Ничего. – Абрамс пригляделся к Торпу. Когда Торп оскорблял его, Абрамс понимал, что лично ему ничего не угрожает. Теперь же он осознавал, что находится в большой опасности.

Дональд принес выпивку. Торп поднял свой стакан:

– Смерть врагам нашей родины!

– Шалом, – отозвался Тони. Оба замолчали.

Бармен перегнулся через стойку и тихо сказал Торпу:

– Ваше послание дошло до того человека. – Торп кивнул и подмигнул. Дональд сказал уже громче: – Знаете, я подумал о том, о чем вы говорили… насчет четвертого июля…

– Отлично. Нам нужен хороший бармен в поместье на Лонг-Айленде. Вы готовы помочь?

Дональд немного смутился:

– Да… Конечно.

Торп обернулся к Абрамсу:

– Сможете сохранить это в тайне? Я собираюсь предложить Кейт выйти за меня замуж. Свадьбу планирую на четвертое июля.

– Поздравляю.

– Спасибо, – с отсутствующим видом ответил Торп.

Абрамс огляделся. Все как и должно быть в клубе: лампы с зелеными абажурами, на стенах картины с изображением лошадей, а в углу возле бара – группа мужчин. Абрамс поднялся и застегнул пальто.

– Пора идти.

Торп взял его за руку.

– Вы говорили с кем-нибудь об этом деле за пределами фирмы?

Абрамс подумал, что прозвучавший вопрос был как раз из тех, после которых стреляют в голову. Он вырвался из цепких рук Торпа и направился к двери. Торп последовал за ним. Они спустились по лестнице, и Абрамс зашел в телефонную будку. Он вышел из нее через несколько минут.

– Позвонили в полицию? – спросил Торп.

– А следовало бы, между прочим, – сказал Абрамс, – хотя бы для того, чтобы порадовать О'Брайена.

Они вышли на улицу и остановились под серым навесом. Дождь продолжал шуметь в темноте.

Торп снова заговорил:

– Вы собираетесь переночевать в городе?

– Возможно.

– А сейчас возвращаетесь в Штаб?

– Только если то же самое сделаете и вы.

Швейцар остановил проезжавшее мимо такси, и они оба сели. Торп достал из кармана две длинные сигары в деревянных цилиндрах.

– Рамон Аллонес. Из Гаваны. Свернуты вручную. Мне их привез канадский бизнесмен, работающий на меня. – Он протянул одну сигару Абрамсу. – Русская водка и кубинские сигары. Интересно, что бы сказали по этому поводу люди из Отдела внутренней безопасности?

Абрамс, рассматривая сигару, проговорил:

– Мой дядя Берни сказал бы «штик».

– Штык?

– «Штик». На идиш это означает что-то вроде «выпендреж». Это относится и к вашей кепке, и к золотой данхилловской зажигалке.

В глазах Торпа промелькнула обеспокоенность:

– Да нет, это просто проявление изысканного вкуса.

– «Штик».

– Похоже, идиш мне не нравится. – Он закурил и протянул зажигалку Абрамсу.

Абрамс покачал головой:

– Нет, я, пожалуй, сохраню ее для какого-нибудь знаменательного случая. – Он сунул сигару в карман и спросил: – А почему вы не предложили заглянуть в клубный сейф?

– Что? Ах да, дневник… Боже! – Торп наклонился было к шоферу, но Абрамс потянул его за плечо обратно.

– Не стоит тратить понапрасну время.

– По крайней мере, надо сыграть по правилам. Нам придется сказать О'Брайену, что мы проверили сейф.

– Вы, Торп, небрежны. Не обращаете внимания на детали. Если уж собираетесь создать видимость игры по правилам, то хотя бы старайтесь помнить, что следует делать и говорить.

Торп кивнул.

– Я недооценил вас. Приношу свои извинения. – Он стряхнул пепел на пол.

– Скажите, дневник хоть стоил того? – спросил Абрамс.

– Стоил чего? – Торп на секунду задумался. – Поверьте мне, это дело государственной важности. Карбури хотел передать чрезвычайно ценные материалы кучке любителей, кое-кто из которых к тому же требует повышенного внимания с точки зрения безопасности. И нам никак не удавалось отговорить его от этого.

– Он мертв?

– Нет, конечно, нет. С ним все в порядке.

Абрамс кивнул. «Значит, мертв».

– Голова у вас от всего этого не пошла кругом? Может, лучше было бы остаться дома? – спросил Торп.

– Нет, это был прекрасный вечер.

– А ночь только начинается. И впереди еще много приключений, – улыбнулся Торп.

Абрамс закурил.

– Не сомневайтесь.

Абрамс откинулся на спинку сиденья. «О мужчинах, – подумал он, – можно судить по их окружению, чего нельзя сказать о женщинах, судя по их любовникам».

21

Кэтрин Кимберли озабоченно посмотрела на дверь в дальнем углу «Полковничьей гостиной». Комнату пересек Николас Уэст с двумя коньячными бокалами в руках.

– Пожалуйста. И успокойся, ради Бога.

Кэтрин пригубила коньяк. Окна гостиной, расположенной на первом этаже Штаба, выходили на Парк-авеню. В гостиной было душно и шумно. Комната была заполнена мужчинами, женщинами и табачным дымом. На длинном боковом столике выстроилась шеренга бокалов с послеобеденными коктейлями. В гостиной стояла темная ореховая мебель во французском стиле, стены отделаны дубовыми панелями, на полу лежал толстый ковер кремового цвета с восточным орнаментом. На стене над облицованным мрамором камином висел большой портрет Джорджа Вашингтона кисти Рембрандта Пила. Противоположную стену украшал портрет короля Георга IV, который, как отметила Кэтрин, собрал на своей стороне гостиной всех находившихся в ней британцев.

Один из них, Марк Пемброук, приближался сейчас к ней. Кэтрин не видела его со времени майской вечеринки у ван Дорнов. До нее доходили неясные слухи относительно связи между Пемброуком и женой Гренвила, Джоан, но здесь, видимо, больше была виновата Джоан, чем Марк.

Пемброук поздоровался с Кэтрин и Уэстом.

– Есть какие-нибудь новости о Карбури?

Кэтрин отрицательно покачала головой. Она не очень доверяла Марку, но О'Брайен однажды намекнул ей, что с Пемброуком можно говорить о делах, разумеется, в пределах разумного. У Марка был доступ к архивам, и его связывали с Арнольдом довольно тесные отношения.

Пемброук тоже кивнул головой:

– Все это довольно странно.

Кэтрин знала, что Марк живет и работает в Нью-Йорке уже достаточно долго. У него был офис в «Бритиш билдинг» в Рокфеллеровском центре, недалеко от здания, в котором располагалась фирма Кэтрин. Вывеска на офисе гласила: «Британские технологии», но ни Кэтрин, ни кто-либо другой не знали, на кого в действительности работает Пемброук. Она помнила, что видела тогда по дороге к ван Дорну очертания наплечной кобуры под пиджаком Марка.

– А где Питер? – спросил Пемброук.

– Ушел, но скоро вернется, – ответила Кэтрин.

– Мне нужно с ним поговорить.

– Я ему передам.

Марка Пемброука связывали какие-то деловые отношения с Питером Торпом. Кэтрин подумала, что Марк чем-то напоминает ей Питера, но это сходство не внушало ей доверия или особой симпатии к англичанину. Марк Пемброук принадлежал к тому типу, который вызывает интерес у женщин и отчуждение у мужчин. В нем была какая-то жесткость, и Кэтрин не удивилась, заметив у него оружие. Напротив, ее больше удивило бы, если бы она его не обнаружила. Кэтрин могла поспорить, что Марк не раз пользовался пистолетом, и не для стрельбы по мишеням.

Пемброук и Уэст заговорили между собой, и Кэтрин, извинившись, отошла к Патрику О'Брайену. Тот стоял у окна, залитого дождем, и смотрел на Парк-авеню. Кэтрин встала рядом с ним. О'Брайен сказал:

– Что касается Тони Абрамса, то, думаю, он будет нам полезен. Ты поговорила с ним?

– Да. Он соглашается на сотрудничество без энтузиазма. Ситуация его несколько обескураживает. Но человек с такими данными нам нужен. Помимо всего прочего, он не связан личными отношениями ни с одним из нас. Он может объективно оценивать все факты. – Она неожиданно улыбнулась. – Думаю, ему будет приятно изобличить одного из нас, как предателя.

О'Брайен взглянул на Кэтрин, но ничего не сказал.

Кэтрин вспомнила день окончания юридического факультета Гарвардского университета, alma mater ее отца. На церемонии неожиданно появился Патрик О'Брайен и предложил ей работу в своей фирме, в создании которой принимал участие ее отец. Кэтрин приняла предложение и переехала в Нью-Йорк.

Она вышла замуж за одного из своих клиентов, Пола Хоувела, и поселилась в его квартире на Саттон-плэйс. Патрик О'Брайен относился к Хоувелу достаточно вежливо, но не любил его. В конце концов Кэтрин обнаружила, что она тоже не любит Пола, он же заявил, что не даст ей развода. С Хоувелом поговорил Патрик О'Брайен, после чего Пол заупрямился еще больше. И тут как гром среди ясного неба на Хоувела посыпались неприятности. Прежде всего дела его конторы попали в поле зрения Комиссии по финансам и ценным бумагам, которая учинила проверку офиса Хоувела по подозрению в махинациях на фондовой бирже. Затем случилась неприятность с компьютерами в его брокерской конторе. По непонятной причине из их памяти исчезли результаты участия фирмы в торгах на бирже за целый день. Немногим позже Хоувела покинули несколько его лучших брокеров, которые унесли с собой все данные по своей работе. Сыпавшиеся на Пола неприятности напоминали эпидемию чумы. В один прекрасный день он примчался к Кэтрин в офис и заорал с порога:

– Домовладелец не хочет продлевать со мной контракт на аренду квартиры! Останови его!

– Кого? – Она решила, что он выжил из ума.

– О'Брайена! Кого же еще, черт побери?

Кэтрин была настолько поражена, что ничего не ответила.

Пол на той же высокой ноте прокричал:

– Можешь получить свой чертов развод!

Через несколько месяцев они действительно официально развелись. Хоувел переехал в Торонто, и она больше ничего не слышала о нем.

Кэтрин посмотрела на О'Брайена, который маленькими глотками отхлебывал кофе из чашечки.

– Даже если Тони Абрамс откажется работать с нами, видимо, не стоит мстить ему за это.

О'Брайен улыбнулся ей отеческой улыбкой и слегка похлопал по руке:

– Только в том случае, если ты не слишком много рассказала ему о фирме.

– Нет, я не рассказывала.

Кэтрин вспомнила тот день, почти пять лет назад, когда она без вызова вошла в кабинет О'Брайена с бьющимся сердцем и задала вопрос, из-за которого и оказалась здесь сегодня:

– Могу я войти в вашу организацию, или это обязательно должен быть ветеран УСС?

Тогда О'Брайен без колебаний ответил:

– Можешь. Нам нужны молодые люди.

Она задала ему еще один вопрос:

– Вы старший?

Его лицо оставалось непроницаемым, что было ему несвойственно.

– Мы все равные среди равных.

– Каковы же ваши цели?

– Отплатить за удары в спину. Отомстить за убитых, в том числе за твоего отца. Вскрыть затесавшихся в наши ряды предателей. Отыскать самого страшного предателя, «Талбота», и убить его. И в конечном счете выполнить задачу, которую поставили перед нами тогда, в сорок втором, – уничтожить любую силу, стремящуюся уничтожить нас.

– Эту задачу выполнил Трумэн в сорок пятом. – Она указала на висящий на стене документ в рамке, подписанный Гарри Трумэном.

– Мы не признаем такого варианта ее решения. Нас породила необходимость, и по необходимости же мы существуем. Мы бессмертны. Разумеется, не в физиологическом смысле, а в смысле бессмертия нашего дела. Время от времени нам приходится перегруппировывать силы, вовлекать новых членов и привлекать союзников, освобождаться от нерадивых, но мы никогда не прекратим осуществления нашей миссии. Во всяком случае, до тех пор пока не выполним тех задач, ради которых возникли.

От того, что сказал тогда О'Брайен, у нее закружилась голова, хотя кое о чем из сказанного она догадывалась и раньше. О'Брайен умело давал ей возможность увидеть некоторые элементы, терпеливо ожидая, пока она сделает нужные выводы и придет к правильному решению. Помнится, она спросила что-то о материальной базе организации.

О'Брайен ответил:

– Ты думаешь, мы не понимали, что произойдет после войны? Когда мы уже были не нужны нашему правительству, то, как и любая другая администрация, оно попыталось просто выбросить нас на помойку. Но чиновники просчитались. Они не поняли, какой громадный интеллектуальный потенциал был ими же собран воедино. Война послужила катализатором. Она объединила нас в одной организации.

Мы видели, что они точат ножи, рассчитывая уничтожить нас после того, как мы уничтожим фашизм, поэтому мы приняли соответствующие меры предосторожности. Мы начали скрываться. Мы попрятали по разным местам свои досье и архивы. Некоторые из них находятся прямо здесь, в этом здании. Мы установили тесные контакты с британской разведкой, которая, как мы считали, продолжит свое существование и после войны. Наконец, мы крали деньги. Да-да, крали. У нас было особое подразделение, ведавшее «специальными фондами». Мы работали по всему миру почти с восьмьюдесятью валютами. Фонды насчитывали около семидесяти пяти миллионов долларов. По тем временам это было огромное состояние. Конгресс и президент выделили нам эти деньги, не обусловив их использование «нормами закона, имеющими отношение к расходованию государственных средств». Они сделали это не от широты душевной, а вынужденно. Действительно, разве можно рассчитывать на то, что контора, призванная организовывать убийства, похищения, диверсии и экономический саботаж, согласится на то, чтобы кто-то контролировал ее расходы. Кстати, мы и сами иногда зарабатывали приличные деньги на своих операциях, ведь, в конце концов, большинство из нас до войны были юристами и бизнесменами. – О'Брайен сделал шаг в сторону Кэтрин и тихо добавил: – За последние тридцать пять лет мы достигли многого на пути к выполнению нашей миссии. Деталей я раскрыть не могу, скажу лишь, что мы изобличили и уничтожили энное количество американцев и англичан, которые работали на противника. – Он положил руку Кэтрин на плечо. – Так ты действительно хочешь присоединиться к нам?

– Вы знаете, кто убил моего отца? Это ведь не был несчастный случай, разве не так?

– Нет, не был. Те, кто убил твоего отца, организовали убийства еще целого ряда наших товарищей, в том числе родителей твоего нового друга, Питера Торпа. Они почти добрались и до меня. А после войны они чуть не погубили свободный мир. Но мы выяснили все об их деяниях.

Кэтрин задумчиво произнесла:

– Я никогда не думала, что мой отец… Хотя мне всегда казалось, что меня обманывают, я успокаивала себя тем, что он погиб на войне, как другие. А оказывается… Я не мстительна по характеру, но я хотела бы…

О'Брайен кивнул:

– С ними нужно свести и личные, и политические счеты. Так ты с нами?

– Да.

Вечером того же дня Кэтрин позвонила в Берн своей сестре Энн и спросила:

– Ты с ними?

– Да.

– Я тоже.

Сейчас она смотрела на О'Брайена, стоящего у окна. На его лице застыло задумчивое выражение. В этих людях, видимо, есть что-то, что поддерживает в постоянной готовности их ум и тело. Однако они, вероятно, понимают, что тоже смертны. И потому они начали вербовать молодых. Один из них – Николас Уэст. Его принадлежность к их организации внушала ей чувство уверенности. Ведь такой умный и осторожный человек вряд ли ввязался бы во что-то безрассудное или пакостное.

Кэтрин представила себе Питера. Он, судя по всему, не был допущен в сердцевину организации. Инстинктивно Кэтрин подумала, что это решение О'Брайена было, пожалуй, правильным.

Неожиданно в мыслях у нее возникло лицо Тони Абрамса. Он не рвался к ним, и ей это нравилось. О'Брайен тоже предпочитал тех, кто не сразу принимал решение о вступлении в организацию.

Кэтрин подумала о ван Дорнах. Джордж ван Дорн тоже входил в их группу, хотя прямо никогда об этом не говорил. Он не очень нравился Кэтрин, несмотря на то, что она знала мнение О'Брайена о нем, как о весьма неординарной личности. Если бы ее спросили, кто, по ее мнению, мог все эти сорок лет быть предателем, она указала бы на ван Дорна.

Она перебрала в уме Тома Гренвила, Джеймса Аллертона и других, с кем ей приходилось иметь дело за эти годы. В обычной жизни людей оценивают по общепринятым критериям, но в мире секретов и тайн эти критерии не действуют. Никого нельзя понять до конца.

Когда-то О'Брайен сказал ей одну вещь, о которой она сейчас вспомнила:

– Ты должна понимать, что нам не удалось бы уничтожить стольких своих противников и нанести им столько поражений без потерь в собственных рядах. Всегда помни, что в той игре, которую мы затеяли, присутствует элемент серьезного риска. Ты ведь уже была на похоронах нескольких людей, которые умерли не своей смертью.

Сейчас она посмотрела на О'Брайена и спросила:

– Вы думаете, Карбури мертв?

– Конечно.

– Это означает начало чего-то опасного?

– Думаю, да. В воздухе пахнет грозой, мы это чувствуем. Если говорить прямо, то мы располагаем весьма достоверной информацией о том, что в планах русских уничтожение нас к осени.

– Уничтожения кого?

– Нас. Америки. И, кажется, они даже разработали способ уничтожения, который их самих совсем не затронет или затронет в минимальной степени. Это, несомненно, связано с каким-то технологическим прорывом с их стороны. С таким прорывом, который оставляет нас практически беззащитными. Ясно было, что одна из сторон в скором времени совершит скачок через несколько поколений в технологии. До сих пор мы шли с ними почти голова в голову, лишь изредка чуть вырываясь вперед. Теперь же они как-то сумели овладеть современным пространством таким образом, что за несколько месяцев окажутся в следующем столетии. Такое уже случалось в истории: железный пароход «Монитор» расшвырял деревянные корабли конфедератов. Две наши атомные бомбы уничтожили два больших города за доли секунды…

Кэтрин хотела задать мучившие ее вопросы, но слова как будто застряли у нее в горле.

– Мы знаем, что в своих планах они рассчитывают главным образом на человека или людей, которые откроют им ночью ворота. Или на сержанта охраны. Одним словом, на того, у кого в руках ключи.

– На кого-то типа «Талбота»… – задумчиво произнесла Кэтрин. – Мы были так близко к разгадке… Этот дневник, эти бумаги… Что вы имеете в виду? – спросила она, заметив, что О'Брайен сделал жест, как бы отмахиваясь от ее слов.

– Дневник подготовил я. Твой отец не писал его. Прости. Этот чертов дневник был просто приманкой. Я рассчитывал на то, что, если зверь затаился поблизости, он обязательно выйдет на нее и обнаружит себя. И он это сделал. К сожалению всех тех, кто держал приманку в руках, Рандольф Карбури тоже погиб. Но теперь у нас есть след. След волка, оставленный им в мокрой траве.

Кэтрин поставила свой бокал на подоконник.

– Что же было в том дневнике?

– Я поручил одному нашему специалисту сделать разными чернилами записи, якобы относящиеся к разным годам. Сам дневник был приобретен в Лондоне в одной из антикварных лавок. Слуга, нашедший его в одной из кладовок дома Элинор Уингэйт, был моим человеком. Леди Уингэйт искренне поверила в подлинность записей. В подлинность дневника поверили почти все, кто его видел.

– Но… Кого же вы назвали? Вы назвали настоящее имя «Талбота»?

О'Брайен потер подбородок:

– Как же я назову его? Ведь если бы я знал его имя, то давно бы уже уничтожил предателя. В записях содержатся лишь некоторые намеки. Но если «Талбот» читает сейчас дневник, то чувствует себя очень неуютно. Он догадается, что существуют фотокопии документа, и он наверняка проявит себя в погоне за ними.

У Кэтрин вдруг вырвалось:

– Элинор Уингэйт в опасности!

На лицо О'Брайена легла тень.

– Она мертва. Бромптон-Холл сожжен.

Кэтрин пронзила О'Брайена взглядом:

– Вы знали, что так случится…

– Я отправил одного друга присмотреть за ней и ее племянником. Что же касается Карбури… Он знал, что документ поддельный. Но он все сделал правильно. Он как бы случайно оказался в Бромптон-Холле именно в тот день, когда был обнаружен дневник, и именно он порекомендовал леди Уингэйт написать тебе письмо. Он прекрасно осознавал опасность мероприятия по доставке дневника в Америку. Однако, судя по всему, до конца противостоять этой опасности не сумел.

– Я попыталась прикрыть его.

– Да. Но либо он, либо Элинор сказали кому-то о дневнике. Поэтому полковник мертв.

– Я говорила об этом Питеру.

– Я знаю.

Кэтрин надолго замолчала, затем произнесла:

– Питер мог доложить о дневнике по своим каналам.

– Возможно. И даже очень вероятно, что он так и сделал. Это полезно для выманивания зверя из норы.

– Но погибли люди…

– Что ж, это придает всему мероприятию дополнительную правдоподобность. – О'Брайен посмотрел на Кэтрин. – Я всегда говорил тебе, что наше дело сопряжено с опасностью. Думаю, в ближайшее время эта опасность возрастет. Тебе бы нужно носить с собой пистолет.

Кэтрин кивнула. Она догадывалась, что внутри этой организации, вроде бы занятой любительским шпионажем, оставалось место для насильственных действий. Мандат на них эти ветераны получили еще в УСС, а прошедшие сорок лет не разубедили их в праве силовых методов на существование.

– Я беспокоюсь за Энн, – сказала она О'Брайену.

– Ты беспокойся о себе. Энн лучше тебя представляет реальную опасность, которая ее подстерегает.

– И за Ника. – Она вдруг подумала о нем с таким же замиранием сердца, с каким думают о ребенке, играющем на дороге среди машин.

– Нику опасность угрожает с нескольких сторон. Я нанял для него частных охранников.

Кэтрин посмотрела на О'Брайена. С самого начала их совместной работы у нее было какое-то полудетское ощущение, что он переиграет любого. Но тогда… Тогда выходит, что именно О'Брайен и мог быть самым страшным «Талботом», какого только она в состоянии была себе вообразить.