Текст книги "Дочь генерала"

– Вполне вероятно.

У входа показалась фигура полковника Кента.

– А вот и наш страж закона, – сказал я.

Мы пошли ему навстречу.

– Есть что-нибудь новенькое? – спросил он.

– Подбираемся к одному человеку, Билл. Жду отпечатков с пальчиков и резины.

Он вытаращил глаза:

– Правда? Кто же это?

– Полковник Мур.

Мне показалось, что он задумался, потом кивнул:

– Возможно.

– Почему «возможно», Билл?

– Как вам сказать... Они были близко знакомы, и он мог воспользоваться случаем. Нет, я бы не отказывался от этой версии. Вот только какие у него были мотивы.

– Этого я не знаю... Билл, расскажите мне о капитане и генерале Кемпбелле.

– Что вы хотите знать?

– У них были хорошие отношения?

Он посмотрел мне прямо в глаза:

– Нет.

– Поподробнее, прошу вас.

– М-м...

– Может, поговорим об этом в Фоллз-Черч?

– Не надо мне угрожать, слышите?

– Полковник, я руковожу расследованием дела об убийстве. Понимаю, вас удерживают обстоятельства служебного и общественного порядка, и тем не менее вы обязаны отвечать на мои вопросы.

Кент явно был растерян и одновременно рад, что в недвусмысленных выражениях ему сказано выложить все начистоту и тем облегчить свою душу.

– Хорошо. Генерал Кемпбелл не одобрял выбор дочерью военной специальности, круг ее знакомых мужчин, решимость жить не на территории военного городка, общение с людьми типа Чарлза Мура и множество других вещей, в которые я не посвящен.

– Разве он не гордился ею? – спросила Синтия.

– Не думаю.

– Но в армии ею гордились, – заметила она.

– У армии тоже не было выбора, как и у генерала. Если говорить напрямик, в одном кулаке она держала отца, в другом – армию.

– Что значит «держала в кулаке»?

– Это значит, что ей как женщине, генеральской дочери, офицеру – питомцу Уэст-Пойнта и общественной фигуре почти все сходило с рук. Она ввязалась в вербовочные дела прежде, чем отец понял, что происходит. Стала выступать в колледжах и женских организациях, потом на радио, замелькала на телевидении. Агитируя женщин за поступление на военную службу, Кемпбелл получила известность, а с ней и влияние. Ее все любили, считали рьяной патриоткой. На самом же деле она плевать хотела на армию. Она обеспечивала себе своего рода неприкосновенность.

– Зачем? – спросила Синтия.

– Если генерал не одобрял ее поведение, то она его просто ненавидела. Чего только не делала, чтобы насолить ему, поставить в неловкое положение. А у него руки были связаны, боялся повредить своей карьере.

– Вот это да, – сказал я, – интересная информация. Вы еще забыли сказать нам о своих терзаниях: как преподнести генералу дурную весть.

Кент оглянулся и тихо произнес:

– Все это между нами. На людях, официально, они любили друг друга. – Поколебавшись, полковник продолжил: – По правде говоря, генерал многое в Энн не одобрял, но ненависти в нем не было... Учтите, почти все, что я говорю, основано на слухах. Но я передаю их конфиденциально, чтобы вы поняли, что здесь происходит. От меня вы ничего не слышали, договорились?

– Спасибо, Билл. Есть что-нибудь еще?

– Нет, пожалуй, все.

Полковник, разумеется, сказал далеко не все.

– Кто те мужчины, которых не одобрял генерал, – помимо полковника Мура?

– Точно не могу сказать.

– Уэс Ярдли – не один из них?

– Может быть.

– Почему она ставила отца в неловкое положение?

– Этого я не знаю.

– Почему она ненавидела его?

– Если узнаете, поделитесь со мной. Но причина была очень серьезная.

– Какие отношения у нее были с матерью?

– Напряженные. Миссис Кемпбелл разрывалась между двумя ролями: супруга генерала и мать независимой женщины.

– Другими словами, миссис Кемпбелл была подстилкой, о которую вытирают ноги. И Энн Кемпбелл пыталась втолковать ей это.

– Можно сказать и так. Но все гораздо сложнее...

– А именно?

– Поговорите с миссис Кемпбелл.

– Так я и сделаю... Скажите еще раз, что вы ни разу не были в доме у Энн Кемпбелл, и я объясню в своем отчете, почему отпечатки ваших пальцев обнаружены на ее бутылке виски.

– Я же говорил вам, Бреннер, я притрагивался к каким-то вещам при разгрузке.

– Бутылка была в ящике, запечатанном вашими же людьми. Ее открыли час назад.

– Не дурите мне голову, Пол. Я сам полицейский. Если у вас имеются против меня улики, пойдемте к Сиверу, пусть он их мне покажет.

– Послушайте, Билл, давайте внесем ясность, чтобы поскорее перейти к более важным вещам вроде полковника Мура. Я хочу задать вам один вопрос. Напоминаю, что вы должны дать правдивый ответ. Если на вас это не подействует, добавлю, что я и сам докопаюсь до истины. Договорились? Вот он, этот серьезный вопрос: вы с ней трахались?

– Да, – твердо произнес Кент.

Несколько долгих секунд протянулось в молчании. Я заметил, что Кент был даже рад признаться в связи с потерпевшей. Я не стал напоминать ему наш прежний разговор, когда он заявил, что сказал бы об этом в первую же минуту. Лучше нам всем сделать вид, что вот она и настала, эта первая минута.

Первой заговорила Синтия:

– Это один из тех способов, которыми Энн Кемпбелл ставила отца в неловкое положение?

– Угу... Я только так и смотрел на наши отношения. Генерал знал обо мне, она сама постаралась. Но жена, кажется, не догадывалась. Поэтому я и скрыл.

Господи, думал я, чего только не наговорят люди ночью, под нажимом, пытаясь упорядочить свою жизнь, нарушенную другим человеком, который только что покончил счеты с жизнью, пытаясь сохранить семью и службу. Да, полковник нуждался в нашей помощи. Я сказал:

– Мы постараемся не включать это в наш отчет.

– Спасибо. Но теперь, когда Энн нет, у генерала развязаны руки и он начнет сводить счеты. Мне предоставят возможность в интересах дела подать в отставку. Может быть, мне удастся сохранить свой брак.

– Мы сделаем что сможем, – заверила его Синтия.

– Буду признателен.

– С кем еще будет сводить счеты генерал? – спросил я.

Кент мрачно усмехнулся:

– Господи Иисусе, да она со всем штабом перетрахалась.

– Что-о?!

– Со всеми мужиками из ближайшего окружения генерала. Во всяком случае, с большинством из них. Начиная с того молокососа лейтенанта Элби и вверх по цепочке, включая военного прокурора и людей на ключевых постах вроде меня.

– О Боже... – едва вымолвила Синтия. – Вы это серьезно?

– Боюсь, что да.

– Зачем ей это было нужно?

– Я же сказал, досадить отцу. Она его терпеть не могла.

– Как же можно до такой степени не уважать себя?

– Она и не уважала. И мужчины, которые спали с ней, тоже теряли самоуважение. Я наглядный пример... Но и порвать с ней не мог. Вообще порвать с женщиной трудно. – Он посмотрел на меня, вымучив улыбку. – Вы согласны со мной, мистер Бреннер?

Мне было не по себе, но я ответил с полной искренностью:

– Да, я понимаю. Но я не женат и не служу под началом генерала Кемпбелла.

Он сказал, не переставая улыбаться:

– Ах, вы не попали бы в число ее хахалей, и вам не пришлось бы держать экзамен.

– М-м...

– Нету власти – нету сласти, – добавил он.

– И она рассказывала вам – и всем другим, – с кем спит? – спросила Синтия.

– Полагаю, да. Думаю, это входило в ее программу – сеять недоверие, страх, разврат. Но она и врала про тех, кого обслуживала.

– Следовательно, вы не можете с уверенностью отрицать, что Кемпбелл спала, допустим, с главным капелланом майором Имзом или с адъютантом начальника базы полковником Фаулером?

– Не могу. Она утверждала, что соблазнила обоих, но за Фаулера могу поручиться. Однажды Фаулер сказал мне, что ему известно о ее любовниках и я тоже представляю проблему. Дал понять, что он вне проблемы. Вероятно, по этой причине Фаулер – единственный человек, которому генерал полностью доверяет.

Мне представилась сценка: Фаулер говорит Энн Кемпбелл: «Не трать силы, милочка. Со мной это не пройдет».

– Чудовищно, – сказала Синтия. – В этом есть какая-то патология.

– Да, Энн однажды обмолвилась, что проводит полевой эксперимент по психологической войне и ее противник – папочка. – Он снова горестно усмехнулся. – Она его жгучей ненавистью ненавидела. Погубить отца Энн не могла, но навредить – сколько угодно.

Мы помолчали, потом Синтия спросила:

– Но почему? Почему она его ненавидела?

– Этого она мне не объясняла, – ответил Кент. – Думаю, никому не говорила. Но Энн отдавала себе в этом отчет, и генерал знал, может быть, и миссис Кемпбелл знала. Несчастливая, словом, семья.

– Может быть, Чарлз Мур тоже знал, – сказал я.

– Никакого сомнения. Но нам этого никогда не узнать. Я вам вот что скажу: за всей этой историей стоит Мур. Именно он научил, как ей расплатиться с отцом за все, что он причинил ей, – не важно, что это было.

Наверное, Кент прав насчет Мура. Но это не могло быть его мотивом совершить убийство. Скорее, наоборот. Кемпбелл была его протеже, защитой от генеральского гнева, самым удачным экспериментом. Этот мерзавец заслуживает смерти, но приговор должен быть вынесен справедливо.

– Где происходили ваши свидания? – спросил я Кента.

– Где придется. Чаще всего в каком-нибудь мотеле на автостраде. Но Энн была не против того, чтобы перепихнуться в своем кабинете или в моем...

– И у нее дома?

– Не часто. Кажется, я сказал вам неправду. Но она любила держать свой дом в неприкосновенности.

Либо Кент ничего не знал о комнате в цокольном этаже, либо не подозревал, что я знаю о ней. Если его изображение было на одной из тех непристойных фотографий, он не спешил поделиться этой информацией.

– Если убийцей окажется Мур, – говорил Кент, – вы завершите дело без особого ущерба для людей в Хадли и вообще для армии. Если же убил не Мур и вы станете искать новых подозреваемых, вам придется допросить множество людей на базе. С меня подозрения сняты, надо снять подозрения и с других, Пол. Как вы говорите, совершено убийство и вам наплевать на карьеры, репутации, порядок и дисциплину. Но подумайте о прессе: во что может вылиться вся эта история. Весь штаб воинской части и большинство старших офицеров развращены и скомпрометированы одной женщиной-офицером. Это отбрасывает армию на несколько десятилетий назад... Будем надеяться, что виноват все-таки Мур, и делу конец.

– Если вы намекаете, что Мур – наилучшая кандидатура на электрический стул, хотя он и не виновен, то я вынужден напомнить вам о вашей клятве, – промолвил я.

– Я просто хочу сказать, что не нужно копать там, где вы не обязаны копать. Если преступник Мур, не давайте ему тащить за собой других. Совершено убийство, а все остальное: измены, легкомысленные связи и другие неподобающие офицеру поступки – не имеет никакого значения. Так будет по закону. Не надо вести под трибунал всех.

Кент оказался не таким туповатым служакой, каким я знал его раньше. Удивительно, сколь находчивым и красноречивым становится человек, когда ему грозит развод, бесчестье, персональное дело. В армии по-прежнему строго смотрят на тех, кто неразборчив в связях и вязнет в них, а полковник Кент увяз глубоко. Иногда я останавливаюсь в священном трепете перед силой полового влечения. Сколько мужчин рискует служебным положением, состоянием, даже жизнью ради того, чтобы провести час между женскими коленями. Но если это колени Энн Кемпбелл... впрочем, вопрос этот спорный, очень спорный.

– Полковник, – обратился я к Кенту, – я действительно признателен вам за откровенность. Когда один человек говорит правду, другие следуют его примеру.

– Может быть, – ответил Кент. – Я буду признателен, если вы обойдетесь без упоминания моего имени.

– Постараюсь обойтись, но в конечном счете это не играет никакой роли.

– Да, не играет. Я человек конченый. – Кент пожал плечами. – Я понял это два года назад, когда спутался с ней, – сказал он и добавил почти весело: – У нее, очевидно, был составлен какой-то график обслуживания. Каждый раз, когда я говорил себе: хватит, сыт по горло, – она останавливалась у управления, предлагала выпить вместе и расслабиться.

– И вам ни разу не пришло в голову сказать «нет»? – спросила Синтия.

Кент в ответ улыбнулся:

– Вы когда-нибудь слышали, чтобы мужчина сказал «нет», если вы попросили его переспать с вами?

Синтия была сбита с толку таким нахальством.

– Я ни о чем не прошу мужчин.

– А вы попробуйте, – напирал Кент. – Выберите любого женатого мужчину и попросите переспать с вами.

– Речь не обо мне, полковник! – холодно парировала Синтия.

– Хорошо, приношу свои извинения. Отвечаю на ваш вопрос: Энн не терпела отказа, кода дело касалось ее капризов. Не скажу, чтобы она прибегала к шантажу, но элемент принуждения в ее поведении присутствовал. Кроме того, она любила, когда ей делали дорогие подарки – хорошие духи, модную одежду, покупали авиабилеты. Сами по себе подарки ее не интересовали, но ей нравилось ставить своих ухажеров в затруднительное положение в смысле денег и времени. Я испытал это на себе, и другие наверняка подтвердят. Один из ее способов держать всех в узде... Энн попросила купить ей флакон каких-то особо изысканных духов, не помню, как они называются, и наколола меня на четыре сотни. Пришлось взять деньги в долг в кредитной кассе и целый месяц обедать в нашей столовке. – Он рассмеялся. – Боже, как я рад, что все кончилось.

– Ну, еще не совсем, – возразил я.

– Для меня кончилось.

– Будем надеяться, Билл... Приходилось ли вам из-за Кемпбелл использовать служебное положение?

– Приходилось, но так, по мелочам. Пропуска для ее знакомых, отмена штрафов, наложенных на нее за превышение скорости.

– Не согласен, полковник, это не мелочи.

– Я не оправдываю свое поведение.

Именно это ему предстояло сказать на заседании комиссии по его персональному делу, и это – лучшее и единственное, что он мог ответить: «Мне нет оправданий». Я гадал, как еще Энн компрометировала своих поклонников помимо связи: небольшая услуга здесь, особое разрешение там – кто узнает теперь, чего она хотела и получала. За двадцать лет службы, включая пятнадцать в Управлении по расследованию преступлений, я не сталкивался с моральным разложением такого масштаба на территории военной базы и не слышал о таком случае.

Синтия спросила Кента:

– Значит, генерал не мог положить конец ее выходкам и дистанцироваться от нее самой?

– Нет, иначе он выставил бы себя неумелым и безответственным начальником. Когда генерал понял, что его образцовая дочь с рекламного плаката переспала со всем его окружением, было уже поздно. Он мог исправить положение единственным способом: доложить в Пентагон обо всем случившемся, просить об отставке всего штабного состава, потом уйти в отставку самому... Кемпбелл не совершил бы крупной ошибки, если бы пустил себе пулю в лоб.

– Или убил бы ее, – добавила Синтия.

Кент пожал плечами:

– Может быть. Только не таким зверским способом.

– Хорошо, – сказал я. – У нас много подозреваемых, и вы будете одним из них.

– Готов. Да, я обжегся, но не так сильно, как некоторые другие. Кое-кто был по уши влюблен в Энн, одержим этой страстью и, естественно, безумно ревновал ее к другим. Так ревновал, что мог пойти на убийство. Взять того же молокососа Элби. Неделями ходил как в воду опущенный, когда она не замечала его. Допросите Мура, у него должен быть свой список подозреваемых – разумеется, если убийца не он сам.

Этот подлец все о ней знает, и если он скажет, что его информация не для всех, я суну ему в пасть пистолет и посоветую унести ее с собой в могилу.

– Я действую не так грубо, – сообщил я. – Пытаюсь всего лишь опечатать его кабинет, а потом добиться разрешения перетащить его сюда.

– Нечего с ним церемониться. Для чего у вас наручники? Ну ладно, теперь вы видите, почему я был против того, чтобы задействовать здешнюю группу УРП.

– Вижу. Кто-нибудь из них тоже повязан?

Кент ответил, немного подумав:

– Начальник группы, майор Боуз.

– Вы в этом уверены?

– Спросите у него сами. Он ведь один из ваших.

– Вы с ним ладите?

– Пытаемся.

– В чем проблема?

– В юрисдикции. Почему вы спрашиваете?

– Юрисдикция связана с уголовной деятельностью. Или вы имеете в виду что-то другое?

Кент поднял на меня глаза:

– М-м... У майора Боуза появились собственные замашки.

– Другими словами, он не хотел делиться.

Кент кивнул.

– Это наблюдалось и у других ее дружков, когда Кемпбелл их бросала... Что ни говори, женатые мужчины – свиньи, настоящие свиньи. Никому не доверяйте здесь, Пол.

– В том числе вам?

– В том числе мне. – Кент посмотрел на часы. – Все? Вы хотели что-то узнать у меня?

– Сейчас это уже не имеет значения.

– В таком случае еду домой. До семи утра я буду там, а потом на работе. Звоните, если что... А где я могу разыскать вас?

– Мы оба остановились в гостинице.

– Поеду, жена, наверное, не может дозвониться из Огайо. Еще подумает, что я у какой-нибудь женщины. Доброй ночи.

Когда Кент шел к выходу, мне подумалось, что походка у него стала не такой уверенной, чем когда он входил сюда.

– Просто не верится, – вздохнула Синтия. – Он на самом деле говорил, что Кемпбелл переспала почти со всеми старшими офицерами на этой базе?

– Говорил. Теперь мы знаем, кто эти люди на фотографиях.

– И знаем, почему в той комнате такая странная начинка.

– Список подозреваемых растет.

Вот оно как, думал я, полковник Кент, мистер Закон и Порядок, нарушил все правила, какие только можно нарушить. Зов пола завлек этого щепетильного чистюлю на оборотную сторону луны.

– Как ты думаешь, – спросил я Синтию, – Билл Кент мог пойти на убийство ради сохранения лица?

– Допускаю. Но, по-моему, он ясно дал понять, что его связь с Энн Кемпбелл не составляла ни для кого секрета и генерал только ждет удобного момента, чтобы разделаться с ним.

– Ну а если это из-за ревности?

– Он ведь намекнул, что связался с Энн Кемпбелл из спортивного интереса. Спать с женщиной, не питая к ней особых чувств, – дело обычное... – Я ждал, что Синтия скажет еще. – Однако не исключаю, что в нем заговорил собственник, следовательно, возникла ревность – одним словом, то, что он приписал Боузу. Как-никак Кент тоже полицейский, он читал те же руководства, что и мы, и понимает ход наших рассуждений.

– Да, и все-таки трудно поверить, что такой человек может испытывать страсть и ревность.

– Как сказать. Именно у холодных с виду людей горячее сердце. Мне знаком такой тип. Властность, консерватизм, неуклонное следование правилам – это защитные механизмы против собственных страстей. У них нет естественных ограничителей. И когда не срабатывают искусственные, они способны на что угодно.

– Кажется, мы слишком углубились в психологию.

– И все-таки не будем спускать глаз с полковника Кента, у него своя программа действий. Отличная от нашей.

Глава 19

Кэл Сивер сказал, что закончена обработка кабинета Энн Кемпбелл, точнее, того, что было ее кабинетом, поэтому я устроился на ее диване и, вставив кассету с видеозаписью одной из ее лекций по психологическим операциям, включил плейер. Вокруг меня тут и там трудились люди, изучающие микроскопические частицы, оставшиеся после смерти человека, то, что обычно называют сором, – волоски, волоконца, пыль, сальные и иные пятна на предметах.

Сами по себе волоски, волоконца и прочее – вещи безобидные, но если, к примеру, в буфете Энн Кемпбелл найдена бутылка виски с отпечатками пальцев, допустим, полковника Фаулера, то существуют два объяснения: либо Фаулер дал ей эту бутылку и она принесла ее домой, либо он был у нее в доме. Но если пальчики полковника обнаружены на водопроводном кране в ее ванной комнате, то это свидетельствует о том, что он действительно был в ее доме. Эксперты сличили новые отпечатки с теми, что у них были, но, кроме моих следов, Синтии, Энн Кемпбелл и полковника Кента, что тоже имеет двоякое объяснение, других совпадений пока не обнаружили. Потом они найдут отпечатки пальцев шефа полиции Ярдли, но опять-таки, поскольку он прикасался к вещам, у него есть объяснение. Они установят, что некоторые отпечатки принадлежат Муру, но это ничего не даст, поскольку он был ее начальником и соседом. Теперь у нас нет доступа в дом Энн Кемпбелл, и красноречивые свидетельства вроде следов на водопроводном кране найдет Ярдли, а не мы. Его люди обработают весь дом, и нежелательные следы, оставленные, например, его сыном, будут стерты.

Зная, кто бывал у нее дома, можно, конечно, дойти и до убийцы, но только путем длительного, изобилующего пробами и ошибками расследования. Выяснив, кто побывал в ее полуподземном будуаре, легко составить список фигурантов, которые вдруг поняли, что они потеряют, если не подчинятся ей. Но сейчас этот будуар для нас недоступен. Вдобавок и этот путь при всей своей живописности мог привести в тупик.

Гораздо важнее знать, кто побывал там, где совершено убийство. Мы практически установили, что там был полковник Чарлз Мур, но в какое именно время он находился и что конкретно делал – нуждается в уточнении.

Теперь полковник Уильям Кент. Человек, у которого возникли проблемы по службе, не говоря уже о том, что ему предстоял малоприятный разговор с миссис Кент. У меня, слава Богу, таких проблем нет.

Собственно говоря, Кент сам признался в половой распущенности, использовании служебного положения и поступках, недостойных офицера, – если назвать только три обвинения, которые может предъявить ему Главная военная прокуратура. В делах об убийстве преступники часто приносят на алтарь Фемиды небольшие жертвы, надеясь, что богиня примет их и станет искать того, кто должен принести в жертву жизнь, где-нибудь в другом месте.

Характеристика, которую Синтия дала Кенту, ценна вдвойне, потому что никто не заподозрил бы в нем страстного ревнивца. Она интуитивно уловила то, чего не понял я. Теперь мы твердо знали, что полковник Уильям Кент состоял в половых отношениях с капитаном Энн Кемпбелл. Не верю, что он трахал ее из спортивного интереса. Следовательно, Кент был влюблен в нее...

Хорошо, когда у следствия полно экспертов, можно приврать и припугнуть подозреваемого, хотя инструкции на этот счет молчат. Нужно только знать, что он был там-то и там-то и делал то-то и то-то. Тогда, бывало, сплетешь словесную удавку, надавишь на подозреваемого, и он готов. Таким манером я и вытянул из Кента самообвинения.

Мои мысли возвратились к экрану. Энн Кемпбелл стояла передо мной и говорила, обращаясь прямо ко мне. Мы словно смотрели в глаза друг другу. На ней была летняя форменная зеленая юбка и рубашка с короткими рукавами. Иногда она отходила от кафедры и становилась у самого края возвышения. Ее движения, жесты, выражение лица были свободны, разнообразны и красноречивы.

Вопреки распространенному мнению о необщительности Энн Кемпбелл, на лекции она выглядела совершенно иной. Улыбалась, смотрела прямо в глаза тому, кто задавал вопрос, смеялась собственной шутке или остроумному замечанию кого-нибудь из сотни слушателей, собравшихся в зале. У нее была соблазнительная привычка откидывать голову, смахивая с лица длинные светлые волосы. Иногда Энн, задумавшись, закусывала губу, с интересом, широко раскрыв глаза, выслушивала какую-нибудь забавную байку, каких полно у бывалых солдат, или сама задавала каверзный вопрос. Словом, на кафедре стоял не запрограммированный манекен, бубнящий заученные фразы – таких лекторов-манекенов хватает и в армии, и на гражданке, – а живая женщина с пытливым умом, тонко чувствующая, когда говорить и когда самой слушать, увлеченная своим несколько необычным предметом. Временами камера проходила по рядам. Мужской аудитории явно нравилось то, что Энн слышит и реагирует на их шутки.

Я наконец врубился в содержание лекции Энн Кемпбелл. Она сейчас говорила о психологическом воздействии на конкретные лица.

– "Мы с вами рассмотрели психологические операции, направленные на солдат, непосредственно участвующих в боевых действиях со стороны противника, на тыловой персонал и гражданское население в целом. Теперь мне хотелось бы остановиться на том, какое психологическое воздействие можно оказать на представителей командного состава и политических лидеров".

Подошла Синтия и села рядом. В руках у нее была кружка со свежим кофе и тарелка с пончиками.

– Интересное кино?

– Да.

– Можно выключить?

– Нет.

– Пол, тебе надо поспать.

– Тише, дай послушать.

Синтия отошла. Я продолжал слушать Энн Кемпбелл.

– "Последний раз мы эффективно использовали это средство против военных и политических вождей Третьего рейха. Нам удавалось узнать кое-что из их служебной деятельности и личной жизни, о предрассудках и половых пристрастиях, вере в оккультные силы и дурные приметы. Мы собирали сведения из различных разведывательных источников. В результате мы располагали биографическими и психологическими портретами нацистских лидеров, могли вести, так сказать, прицельный психологический огонь по ним, играть на их слабостях и ослаблять сильные стороны, вносить ложную информацию в процессе принятия ими важных решений. Короче говоря, нам удавалось поколебать их уверенность в себе, а то и полностью деморализовать в ходе того, что иногда называют траханьем мозгов – извините за выражение. – Кемпбелл подождала, пока стихнут смех и аплодисменты, и продолжила: – Назовем это перетряхиванием мозгов, поскольку нас сегодня записывают. Хорошо, но как перетряхнуть мозги у того, кто находится за тысячу миль от нас, в глубине своей, для нас – вражеской, территории? Примерно так же, как вы проделываете это с женой, подружкой, боссом или надоедливым соседом. Прежде всего надо убедиться, что вы хотите и должны это сделать. Далее нужно знать умонастроение этого человека: чем он дышит, что его волнует или беспокоит, чего он боится. Невозможно управлять механизмом, если не знаешь, как работают рычаги, рубильники, выключатели, кнопки. И наконец, надо находиться в контакте с этим человеком. Контакты устанавливаются на нескольких уровнях: личные опосредованные, с помощью третьего лица, далее, контакты письменные – в виде документов, газет, писем, сбрасываемых с самолета листовок, радиоконтакты в форме пропагандистских передач или дезинформации, рассчитанной на вражеский радиоперехват, и так далее.

Самый надежный и самый древний способ вступить в контакт с высокопоставленным человеком из неприятельского лагеря – личное знакомство или знакомство через третьих лиц. Установить такой контакт трудно, зато и результаты он приносит отличные. Очень эффективен особый вид личного контакта с врачом – половой, вспомним Мату Хари, Делайлу, других знаменитых сирен и соблазнительниц, а также соблазнителей. Официально в нашей армии к такому контакту не прибегают... Если когда-нибудь американская женщина станет командующим, потребуются такие храбрецы, как вы, чтобы ночью забраться в ее палатку".

По рядам прокатился смешок, и кто-то из слушателей сказал, что ради государственного флага он готов поставить пистон почтенной даме-генералу, накинув ей на лицо эту самую «Старую славу».

Потом кто-то спросил:

– "Если уж вошли в непосредственный контакт с вражеским руководителем, почему бы его не прикончить?"

– "В самом деле, почему? – отвечала Энн Кемпбелл. – Оставим в стороне моральные и официальные соображения. Главное в том, что скомпрометированный, напуганный, психически расстроенный вражеский руководитель стоит десяти пехотных дивизий на передовой. Вред, который он нанесет своим войскам, огромный. Мы, военные, должны научиться извлекать уроки из прошлого. Опыт истории показывает, что армия не может сражаться, если солдаты тоскуют по дому, охвачены сомнениями и иррациональными страхами. Так же и в генералах надо сеять семена сомнения и страха!"

Я встал и выключил плейер. Все, что Кемпбелл объясняла, было умно и логично. Свои теоретические посылки она осуществляла на практике. Если верить Кенту, Энн Кемпбелл вела продуманное и подлое психологическое наступление на своего отца. Но может быть, он заслуживает этого? Что говорил Мур о ее неизвестном убийце? Считал, что тот поступает справедливо. Очевидно, и Энн считала, что поступает правильно. Значит, он сделал что-то такое, что заставило ее мстить и в конце концов привело ее к гибели. Что могло заставить дочь так ополчиться на отца? Напрашивался ответ: половое надругательство и кровосмешение.

Именно сексом объясняли психиатры подобные ситуации, с которыми я сталкивался. Но если имело место половое надругательство, единственный надежный свидетель, жертва этого надругательства, был мертв. Конечно, подтвердить или опровергнуть эту версию мог бы генерал Кемпбелл, но даже Пол Бреннер не осмелится коснуться этой темы. Правда, можно провентилировать вопрос окольными путями и, может быть, даже деликатно расспросить миссис Кемпбелл об отношении ее дочери к отцу. Какого черта мне бояться, свои двадцать лет я оттрубил!

Но как говорил Кент, зачем копаться в дерьме, которое не имеет никакого отношения к убийству. Однако кто знает, какое дерьмо имеет к нему отношение, а какое нет?

Итак, действительно ли генерал убил дочь, чтобы прекратить ее безумные выходки или заткнуть ей рот? Или это сделала в силу тех же причин миссис Кемпбелл? И какова в этой грязной истории роль полковника Мура? Чем дольше я копался в дерьме, тем больше учтивых господ и обаятельных дам в Форт-Хадли оказывалось запачканными.

Подошла Синтия и сунула мне в рот кусок пончика. Похоже, мы с ней балансируем на грани чего-то более интимного, нежели общие автомобиль, ванная и пончик. Но если хотите знать правду, в моем возрасте в два часа ночи после напряженного дня мой дружок вряд ли вытянется в струнку.

– Когда закончишь дело, – сказала Синтия, – попроси в прокуратуре, может, тебе отдадут эти видеопленки.

– Лучше попрошу пленки из ее будуара.

– Ты несносен, Пол, это нездоровый интерес.

Я промолчал.

– Знаешь, девчонкой я влюбилась в Джеймса Дина. Допоздна сидела перед теликом, смотрела «Бунт впустую» и «Гиганта», а потом плакала, пока не засыпала.

– Поразительное признание в некрофилии. Ты это к чему?

– Ни к чему, просто так. Послушай последние новости. Полосы от колес на пятом стрельбище оставлены автомобилем Мура. Отпечатки пальцев на его щетке для волос идентичны двум отпечаткам на палаточном коле, шести отпечаткам на джипе и одному отпечатку, обнаруженному в мужской уборной. Там же, в уборной, в рукомойнике на решетке слива, найден еще один волос. Установлено, что он тоже принадлежит Муру. Весь мусорный мешок захватан руками Мура и Энн Кемпбелл, также сапоги, кобура, фуражка. Это значит, что они вместе складывали ее вещи, физические доказательства говорят, что ты верно воспроизвел их действия. Поздравляю.

– Спасибо.

– Его повесят?

– По-моему, офицеров расстреливают. До разговора с Муром я уточню.

– Дело, выходит, закрыто?

– Узнаю у полковника Мура.

– Если он не признается, ты обратишься в прокуратуру с тем, что у нас набралось?

– Не знаю. Стопроцентной уверенности пока нет.