Текст книги "На всю жизнь"

Глава 9

Сумрачным ненастным сентябрьским днем пожилая цветочница-китаянка медленно толкала свою тележку вдоль Пасифик-стрит. Женщина была низкорослой и толстой, на ней были черные мешковатые штаны и блекло-зеленый шелковый жакет, вылинявший и потертый на воротнике и манжетах.

Ее покатые плечи сутулились. Водянисто-карие глаза по-совиному мигали, глядя на прохожих. Щеки ее свисали до самых уголков рта, образуя глубокие унылые складки.

Старая женщина двигалась вдоль Пасифик-стрит со скоростью улитки, толкая перед собой морщинистыми, со вздутыми венами руками скрипящую деревянную тележку, полную цветов.

Неожиданно она остановилась.

Ее водянисто-карие глаза мигнули, расширились и засияли новым светом. Усталые сутулые плечи на минуту расправились. Уголки опущенного рта сложились в улыбку.

Она увидела высокого худощавого мужчину, только что вышедшего из здания с белым оштукатуренным фасадом. Он стоял на тротуаре, подняв глаза к серому свинцовому небу и втягивая носом воздух, пахнувший дождем.

Волнистые черные волосы мужчины были аккуратно зачесаны с высокого лба назад. Он выглядел безукоризненно в белоснежной свежей рубашке и тщательно выглаженных брюках цвета буйволовой кожи. На ногах у него были коричневые кожаные английские ботинки.

Ник Мак-Кейб почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернув темноволосую голову, он заметил цветочницу и направился к ней, широко улыбаясь.

– Как поживает моя ненаглядная? – спросил он, протягивая к ней руку. Он легко коснулся морщинистой щеки старой женщины и добавил: – Ты сегодня замечательно выглядишь, Ку Джен.

Сияющая цветочница непроизвольно подняла испещренную прожилками руку, чтобы подобрать пряди жестких седых волос, выбившиеся из длинной, заплетенной сзади косички. Она с удовольствием наблюдала, как высокий молодой человек осторожно выбирает яркие цветы в нагруженной тележке. Ку Джен помогла ему отобрать самые свежие цветы.

Она передала Нику то, что услыхала сегодня утром на рыбном рынке Миссионерского причала.

Стреляя вокруг карими глазами, она наклонилась над тележкой и заговорила тихим заговорщицким голосом:

– Никорас, случиться очень печальная вещь. Еще два китайских ребенка потеряться вчера на улице.

Ник перестал выбирать цветы. Его теплая улыбка исчезла. Сверля старую китаянку сощуренными серебристо-серыми глазами, он пробормотал:

– Господи, нет! Иисусе! – Его смуглое красивое лицо стало твердым, как гранит, Ку Джен закивала:

– Схватили маленьких детей и продали их в…

– Я знаю, – прервал ее Ник, почувствовав тошноту от одной этой мысли. – Это необходимо остановить! – жестко произнес он.

– Что надо остановить? – спросил Лин Тан, худощавый слуга Ника. Он подошел, неся в руке пустую соломенную корзину. – Добрый день, Ку Джен. – Лин Тан вежливо поклонился старой цветочнице.

– Рада видеть тебя, Лин Тан, – с улыбкой поклонилась Ку Джен.

Увидев Лин Тана, Ник сразу же вспомнил о молодой дочери своего слуги, Мин Хо. Нахмурившись, Ник произнес:

– На улицах пропало еще двое китайских детей. Пожилая цветочница сказала:

– Твоя дочь Мин Хо очень хорошенькая молодая девушка. Опасно.

Кивая, Лин Тан ответил:

– Очень опасно. Я предупреждать Мин Хо много раз. Говорить ей, чтобы не выходить одна.

– Она должна всегда помнить об этом, – предостерег Ник.

Ник стал складывать отобранные цветы в корзину, которую держал Лин Тан. Он остановился только тогда, когда большая корзина до краев наполнилась яркими цветами.

Поклонившись старой женщине и попрощавшись с ней, Лин Тан поспешил в дом, неся корзину с цветами. Ник подождал, пока слуга уйдет, потом опустил в ладонь Ку Джен блестящую двадцатидолларовую золотую монету. От его щедрости в ее старческих глазах заплясали искорки счастья.

Однако Ку Джен затрясла седой головой в притворном возмущении:

– Нет, Никорас Даниел Мак-Кейб! – Она крепко зажала большую тяжелую монету в ладони. – Невозможно взять. Слишком много заплатить за цветы.

– Неужели? – спросил Ник, как бы удивившись. Он покачал темноволосой головой. – Извини, Ку Джен, нет ничего мельче. – И пожал широкими плечами.

Торопливо засовывая золотую монету в карман, Ку Джен с улыбкой спросила:

– Хороший бизнес, Никорас? – Ник осклабился:

– Когда выступает Роуз Ре или, остаются свободными только стоячие места на… на…

Ник неожиданно замолчал и прислушался.

Неужели ему послышался звук колокольчика?

Не успел он оглянуться и посмотреть, как услышал нечто большее. Во влажном, пахнущем дождем воздухе разносились звуки неумелой игры на бубне и рокот бухающего турецкого барабана.

Густые брови Ника Мак-Кейба всегда темнели от гнева. Сейчас они стали почти черными.

Он не спеша развернулся, не замечая, что на него упали первые капли дождя. Его внимание было целиком поглощено худой женщиной в синей униформе, находящейся на расстоянии квартала от него.

Капитан Кей Монтгомери с серебряным колокольчиком в руке вела свой разношерстный взвод по Пасифик-стрит. Она направлялась прямо в его сторону. Армия ее увеличилась в числе. Он насчитал добрую дюжину мужчин, идущих за пламенным капитаном. Некоторые из них были в униформе, другие в лохмотьях.

Ник довольно долго смотрел на приближающуюся армию со смешанным чувством негодования и восхищения. Он вздохнул и покачал головой. Рыжеволосая капитанша армии была единственной в своем роде упрямой особой женского пола. Головная боль. Ясно, что ее ничем не запугать. Она никуда не уйдет отсюда, и горе неудачникам!

Она немного напоминала ему самого себя, когда он в двадцать один год открыл свой первый клуб в Барбари-Коуст. Большие дяди изо всех сил пытались прикрыть его заведение, вышвырнуть его вон, запугать. У них ничего не вышло. Он не сдавался, несмотря на угрозы, драки и тактику сильной руки.

Ник тяжело вздохнул и посмотрел на старую цветочницу. Ку Джен улыбалась, а ее водянистые глаза подмигивали ему.

– Итак, – произнес он, – ты ведь слышала о религиозном нашествии?

Старая женщина лукаво улыбнулась. Покачивая седой головой, она проговорила:

– Я слышать, рыжеволосая леди-проповедница вошла прямо в клуб «Карусель». – Хихикнув, как девчонка, она прибавила: – Она ударила Большого Альфреда по голове, и он потерял сознание!

– Это правда, – пришлось признать Нику. Наконец и он ухмыльнулся. Он снова посмотрел на приближающуюся Армию спасения. Его взгляд остановился на стройном командире в черной шляпке. – Что скажешь, Ку Джен? Ты согласна, что сумасшедшая рыжеволосая капитанша просто-напросто напрашивается на неприятности?

Улыбнувшись ему, старая Ку Джен сказала:

– Капитан может и избавить от некоторых неприятностей, Никорас.

Продолжая ухмыляться, Ник повернул темноволосую голову. Кивнув, он подмигнул старой китаянке и, возведя глаза к небу, произнес:

– Да помогут нам небеса.

Капитан Кей заметила Ника Мак-Кейба, стоящего на тротуаре со старой цветочницей-китаянкой. Сердце у нее в груди сильно заколотилось, а тонкие волосы на затылке, у основания шеи, встали дыбом.

Кей сказала себе, что Ник Мак-Кейб совершенно ее не волнует. Ей нет до него никакого дела. Пусть себе стоит на тротуаре и смотрит сколько душе угодно. Она не будет – во всяком случае, постарается – обращать внимание на любые слова или действия злого владельца салуна.

Однако Кей испытала большое облегчение, когда Ник покинул свое место, укрывшись за дверями от начинающегося дождя. Избавившись от этой досадной помехи, Кей уверенно зашагала вперед. В этот хмурый дождливый полдень она была настроена довольно оптимистично.

Капитан Кей чувствовала, что со времени прибытия на побережье она достигла успехов, совершив не – которую толику добрых дел. Ее армия росла, как росли и скудные пожертвования. Они собрали денег, которых хватило на покупку блестящего латунного бубна, большого турецкого барабана и аккордеона. И, как ей казалось, преданные солдаты армии не так уж плохо играли на новых инструментах.

Джайлс Лотом был рожден для игры на бубне. Пыл, с которым Бобби Ньюман бил в турецкий барабан, восполнял неразвитое у него чувство ритма. А Матфей – иссохшийся пьяница из тюрьмы на Франт-стрит – вероятно, в прошлом играл на фортепьяно или аккордеоне, хотя и не мог вспомнить об этом. Он был бесподобен. Он мог прекрасно сыграть любую религиозную песню из тех, что она предлагала.

С сияющими голубыми глазами, с надеждой в сердце капитан Кей Монтгомери горделиво вела свою армию по Пасифик-стрит, привлекая внимание любопытных, раздражая сытых и даруя надежду отчаявшимся.

Армия остановилась, чтобы перевести дух, как раз перед закрытыми дверями неосвещенного клуба «Золотая карусель». Подняв потрепанную Библию, Кей проповедовала перед собравшейся толпой, стараясь говорить дружелюбно простыми и доходчивыми словами.

Дождь постепенно усиливался. Случайные мелкие брызги скоро превратились в тяжелые, относимые ветром капли. Капитан Кей и ее войско оставались неколебимы. Они не теряли спокойствия, не позволяя маленькому дождю испортить их настрой.

Вода стекала с широких полей шляпы и капала на прекрасное лицо капитана Кей, но она не моргая стояла посреди улицы, поглощенная лишь тем, чтобы донести слово Божие до любого, кто не откажется слушать.

Пока Кей говорила, повышая твердый ясный голос над шумом усиливающегося дождя, за полквартала от них можно было заметить троих нарядно одетых людей, выходивших из клуба «Цилиндр», хозяином которого был Трехпалый Джексон. Это были мужчина и две женщины.

Мужчина был среднего роста, совершенно лысый, с черной повязкой на левом глазу. Он держал огромный черный зонтик над головами двух своих высоких, хорошо одетых спутниц: Троица была навеселе: они громко смеялись, медленным, нетвердым шагом приближаясь к ожидающему их экипажу.

Лысый джентльмен с черной повязкой на глазу первым заметил членов Армии спасения. Он указал на них своим подвыпившим спутницам. Необычное представление, разворачивающееся посреди улицы, развлекло и восхитило элегантных дам. Обе они захотели подойти поближе, чтобы понаблюдать за зрелищем.

Хохоча и оступаясь, троица подошла ближе. Они стояли на тротуаре под большим зонтом и слушали. Скоро вся эта троица принялась выкрикивать оскорбления. Они отпускали шуточки в адрес Армии спасения и особенно в адрес их командира-женщины. Им доставляло удовольствие высмеивать капитана Кей Монтгомери и ее дело.

Кей игнорировала выпады пьяных грубиянов.

Она продолжала проповедь, еще больше повышая голос, чтобы ее не смогли заглушить шум сильного дождя и глумливые выкрики хорошо одетых хулиганов. Она пропускала оскорбления мимо ушей, не обращая на них внимания так же, как и на струйки прохладного осеннего дождя, стекающие по ее лицу.

Оживляясь все больше от этого нового развлечения, грубые снобы приходили в полный восторг от своих шуток. Они жестоко насмехались и глумились. Собравшаяся толпа внимала их словам.

Однако их забавам пришел конец, когда неожиданно, невесть откуда, появился Альфред Дьюк, огромный вышибала из заведения Ника.

Смех застыл у них на губах, когда на троицу обрушился огромный бритт с покрасневшим от ярости лицом.

Он вырвал черный зонтик из рук опешившего лысого мужчины и бросился на середину улицы, чтобы заботливо раскрыть его над головой Кей. Гулким голосом, перекрывающим грохот грозы, бушующей над заливом, англичанин приказал собравшейся толпе хранить почтительное молчание, если только кто-нибудь не хочет иметь дело с ним. Никто не посмел и пикнуть. Большой Альфред ласково улыбнулся Кей и галантно предложил ее продолжать проповедь.

Кей подняла глаза на большого человека и молча, лишь взглядом, поблагодарила его.

Совершенно протрезвев от изумления, лысый мужчина с черной повязкой на глазу потихоньку ретировался, не сводя своего здорового глаза с рассерженного гиганта. Две его обеспокоенные приятельницы торопливо последовали его примеру. Добираясь до экипажа, они промокли до нитки; пышные наряды женщин были испорчены.

Через полчаса дождь перестал.

Однако Большой Альфред оставался с капитаном Кей и ее армией весь долгий пасмурный день до наступления ранних осенних сумерек.

Он слушал. Он учился. Он маршировал. Он пел.

И когда на побережье спустилась тьма, Ник Мак-Кейб беспокойно мерил шагами свою контору. Быстро приближался час, когда клуб «Золотая карусель» должен был распахнуть свои двери. Все послеполуденные часы и весь вечер он разыскивал вышибалу-англичанина.

Большого Альфреда не было и в его комнате. Никто не видел его. Ни крупье, ни официанты, ни музыканты. Никто из танцовщиц не видел большого бритта. Нет, сказали повара, он не был на кухне и не ужинал. Еда осталась на столе нетронутой.

Лин Тан был вызван в апартаменты Ника.

– Ты не знаешь, в каком из клубов Большой Альфред любит играть в карты?

Лин Тан не раздумывал с ответом:

– Альфред проводить свободное время в «Ройал палас» англичанина Джима на Грант-стрит.

– Вот оно что, – произнес Ник. – Бросая кости, он потерял счет времени. Пожалуйста, приведи его сюда.

– Конечно, хозяин. Уже иду. Быстро-быстро.

Немного погодя вернулся запыхавшийся Лин Тан и, качая головой, сообщил Нику, что никто не видел большого бритта у англичанина Джима или в любом другом из почитаемых им раньше заведений.

– Мне очень жаль, хозяин, – сказал Лин Тан.

– Он появится, – спокойно уверил Ник китайца. – Можешь идти. Я знаю, что этим вечером ты играешь с друзьями в пай джоу.

– Вы уверены? – Лин Тан переложил длинную заплетенную косичку со спины на левое плечо. – Мне необязательно идти играть.

Ник ухмыльнулся. Если Лин Тан пропустит свою еженедельную игру в китайское домино – пай джоу, он будет не в своей тарелке. Ник указал ему на дверь. Улыбающийся Лин Тан, раскланиваясь, поспешно удалился.

Озадаченный и несколько обеспокоенный, Ник снова вынул карманные часы в золотом корпусе, посмотрел на время и покачал головой. Вынув длинную темную сигару из блестящего серебряного портсигара, лежащего на столе красного дерева, он закурил.

Ник опустился в крутящееся кресло у стола, откинулся назад, закрыл глаза и попытался представить себе, где бы мог находиться Большой Альфред.

В дверь кабинета громко постучали.

Ник открыл глаза.

– Войдите.

– Босс, простите меня, – ввалился в комнату с извинениями огромный англичанин, – мне очень жаль. Правда.

– Не имеет значения, – заверил его Ник. – Иди. Приведи себя в порядок и пообедай.

Большой Альфред не пошевелился, чтобы уйти. Так и оставался на том же месте, стоя по другую сторону стола от Ника с выражением не то смущения, не то растерянности. Нику снова стало не по себе.

– В чем дело, Альфред? Что-нибудь случилось? – Ник посмотрел на друга вопрошающими серыми глазами. – Черт возьми, приятель, рассказывай же. Что бы это ни было, я на твоей стороне. Крупный проигрыш в игре? Тебе нужны деньги? Ты их получишь. Попал в неприятную историю? Черт, мы тебя вызволим и…

– Нет, нет, босс. Ничего подобного, – произнес мощный англичанин.

Ник затянулся сигарой и медленно выпустил дым.

– Что у тебя на уме, друг мой?

– Ник, мальчик мой, мне надо кое-что тебе сказать, и я надеюсь, ты не рассердишься.

Ник слегка улыбнулся:

– Конечно нет. Ты ведь никогда не выводил меня из себя, правда? – Большой Альфред покачал головой. – Ну же! Говори!

– Послушай, парень, ты помнишь ту рыжеволосую девчушку с ее проповедями, которая…

– Ударила тебя колокольчиком по голове, отчего ты свалился без чувств? Да, я помню ее.

Большой Альфред осклабился. Дотронувшись огромной широкой ладонью до головы, он сказал:

– Девчушка немного вспыльчива, но в остальном она весьма замечательная леди. Точно.

Левая бровь Ника изогнулась дугой.

– Какое отношение имеет капитан Кей Монтгомери к твоему опозданию?

– Я весь день провел с девчушкой-проповедницей и ее армией. – Он помолчал, собрался с духом и произнес: – Ник, это длинная история, но, понимаешь ли, меня всегда тянуло к обиженным. Эта маленькая рыжеволосая командирша – настоящий борец, и ей предстоит длинный тяжелый путь. Видишь ли, парень, я хотел бы разделить с ней судьбу.

Ник загасил сигару в хрустальной пепельнице.

– О чем, черт побери, ты говоришь?

Широкая, застенчивая улыбка осветила лицо Большого Альфреда.

– Мой мальчик, хоть мне и тяжело, но мне придется уйти от тебя.

– Уйти от меня? – Глаза Ника опасно потемнели. – Но этого не может быть. Почему? Почему, ради Бога?

– А-а, вот в этом все дело… ради Бога! – Огромный бритт гордо произнес: – Парень, эта девушка со своими гимнами обратила меня. Я вступил в Армию спасения!

– Святые угодники!

Глава 10

Настроение у Ника Мак-Кейба было скверным, таким же, как погода этим поздним утром в Барбари-Коуст. Пасмурный день, еще один в длинной череде хмурых, унылых дней, полностью соответствовал на – строению Ника.

Небритый, одетый только в желтовато-коричневые габардиновые брюки с верхней не застегнутой пуговицей, Ник отмерял шагами просторные апартаменты над закрытым салуном. Обеспокоенный и взвинченный, он повернул темноволосую голову и уставился на Лин Тана, внесшего поднос с завтраком. Слуга-китаец, не говоря ни слова, поспешно удалился.

Поднос так и остался стоять на столе нетронутым.

Хорошо знавшие Ника люди старались избегать его в течение трех последних дней, чтобы не попасть ему под горячую руку. Лин Тан хорошо знал, что грызло его хозяина – еще не остыл гнев Ника по поводу потери Большого Альфреда.

От природы лишенный дипломатичности, Ник негодовал, столкнувшись с предательством. Потрясенный вероломством бритта, Ник тем не менее возложил основную вину на того, кто этого действительно заслуживал.

А именно на рыжеволосую капитаншу Армии спасения, занимавшуюся толкованием Священного Писания.

У Альфреда Дьюка было только две слабости.

Первой была игра. Большой англичанин не мог устоять, когда раздавали карты или бросали кости. Любое заключаемое пари заставляло блестеть его ореховые глаза и становиться влажными от волнения его большие ладони. Ни один день не проходил у него хотя бы без одной ставки.

Другой слабостью Альфреда Дьюка были женщины.

Проницательный гигант обычно разгадывал самые хитрые планы умников. Он чуял беду намного раньше остальных. Он, не задумываясь, расквашивал лица и отправлял возмутителей спокойствия в больницу.

Но когда дело касалось прекрасного пола, Альфред Дьюк оказывался самым слабовольным человеком на свете. Переросший мальчик, чья мама учила его обращаться с женщинами – со всеми женщинами – с величайшим уважением, Альфред Дьюк хорошо усвоил урок. Для него женщина была хрупким, беспомощным существом, которое нуждается в защите и заслуживает благоговейного отношения.

Альфреду Дьюку не могло даже прийти в голову, что среди них могут быть столь же коварные и опасные личности, каких можно – встретить среди самых гнусных портовых подонков. Дурная или хитрая женщина? Это невозможно. Он ни разу не встречал такую.

Одета ли она в вызывающе открытый облегающий наряд с блестками или в скромное, аккуратное платье, в каждой женщине, созданной Богом, есть что-то от Пречистой Мадонны. Спросите об этом Альфреда Дьюка.

Ник сощурил глаза и поджал губы.

Большой Альфред, благослови Бог его доброе сердце, не устоял перед великолепной Кей Монтгомери.

Черт бы побрал эту неугомонную маленькую сучку!

Ник сел и тут же снова вскочил, продолжая бродить по полутемной пустой квартире. Нервозный и раздраженный, он подумал, что неплохо было бы выпить чего-нибудь покрепче.

Его прищуренные серые глаза остановились на закупоренных хрустальных графинах, которыми был заставлен ближайший столик на колесиках. Виски. Скотч. Джин. Коньяк.

Ник что-то пробубнил себе под нос.

«Проклятие, почему нет рома? Почему никогда не бывает рома? Кто, к дьяволу, будет пить бурбон или коньяк в десять утра? Ром, смешанный с охлажденным апельсиновым соком. Вот что нужно мужчине на завтрак, черт побери! «

В раздражении Ник схватил со спинки стула мятую белую рубашку, засунул длинные руки в рукава, натянул рубашку на широкие плечи, но не позаботился застегнуть ее на обнаженной груди. В домашних шлепанцах на босу ногу Ник пронесся через комнату.

Резко распахнув дверь апартаментов, он ступил на площадку второго этажа, выходящую в тихий салун, и направился к лестнице. Присмотревшись в полумраке, Ник сразу же заметил, что одна из черных двойных дверей клуба открыта на улицу и через нее проникает свет хмурого дня.

Он осторожно спустился по мраморным ступеням, заметил какое-то движение у шестиугольного бара под неподвижной каруселью и направился туда, чтобы узнать, в чем дело. Хмурое, неприветливое лицо Ника осветилось улыбкой, когда он увидел того, кто там был.

Заправляя длинные полы измятой рубашки в брюки, Ник спросил:

– Что ты делаешь здесь один? Бессонница?

– Нет. Надоело лежать в постели. Подумал, что если загляну в клуб, смогу найти что-нибудь выпить. – На полированной стойке бара из красного дерева стояли бутылка рома и хрустальный кувшин охлажденного апельсинового сока. – Ты не возражаешь, Ник?

– Черт побери, конечно нет. В общем-то, я тоже хочу присоединиться к тебе. – За это утро Ник впервые улыбнулся. – Раз уж ты здесь, плесни-ка мне глоток этого убойного рома в стакан сока.

– Сейчас сделаю.

Поглощенная своими заботами, капитан Кей Монтгомери осторожно продвигалась сквозь густой утренний туман по Пасифик-стрит. С рассвета было сделано уже немало дел. Ранняя репетиция с оркестром армии. Потом они с Большим Альфредом, нагруженным сумками с едой, посетили полдюжины бедных семей. После чего была короткая ежедневная остановка у сиротского приюта на Бэттери-стрит.

Сейчас она помчалась на Калифорния-стрит, чтобы сесть в один из этих наводящих ужас вагончиков канатной дороги, которые перевозили наверх, в финансовый район города. Часом раньше Кей не могла дождаться встречи с поверенным, чтобы взять в его конторе ключ.

Это был ключ от двери пустого портового товарного склада.

Капитан Кей не имела представления, как это удалось Большому Альфреду, но прошлым вечером англичанин исчез на пару часов. Он вернулся с довольной ухмылкой на багровом лице и объявил, что нашел место для размещения временного штаба армии. Они смогут на следующие полгода занять пустующий портовый склад! Владелец здания недавно продал городу собственность на снос, однако закрытие контракта и вступление во владение произойдут не раньше 1 апреля 1884 года.

– Понимаешь, детка, это обойдется нам недорого. Это место пустовало много лет, – объяснил ей Большой Альфред.

– Вряд ли я была бы более счастлива, если бы ты снял Тадж-Махал, – взволнованно воскликнула Кей. – Это замечательно! Впереди зима, и нам необходима… Но кто? Кто наш благодетель, Альфред?

– Послушай, детка, не все ли равно?

– Да, конечно, но мне хотелось бы поблагодарить его. По крайней мере написать письмо…

– В этом нет необходимости, капитан. Я сказал ей, что ты будешь очень благодарна.

– Ей? Ты сказал – ей?

– Ну вот и проговорился. – Лицо большого англичанина вспыхнуло. – Я обещал не говорить, кто она.

– А ты и не сделал этого, – понимающе уверила его Кей. Она улыбнулась большому добродушному человеку, пожала изящными плечами и произнесла: – Я не имею понятия, кто владелец склада, и мне это совсем не интересно.

– Ну, девочка, вот это характер! – произнес Большой Альфред.

Кей была почти уверена в том, кто был их таинственным ангелом-хранителем. Та самая женщина, которая заплатила выкуп за ее освобождение из тюрьмы на Франт-стрит. И которая исчезла, прежде чем Кей смогла поблагодарить ее.

Дама в черном.

Сейчас, когда Кей спешила по Пасифик-стрит, размышляя о том, как это здорово будет – проводить молитвенные собрания в помещении, поскольку не всегда можно рассчитывать на сан-францисское солнце, неожиданно сквозь густую завесу тумана проглянуло солнце.

Кей громко рассмеялась. Она на минутку остановилась, зажмурившись от яркого света, потом снова пошла, ускоряя шаг.

Дойдя до «Золотой карусели», она помрачнела. Она непроизвольно откинула голову назад и посмотрела на окна второго этажа.

Опустив глаза, Кей снова заулыбалась. Можно не беспокоиться, что в столь ранний час она наткнется на зловещего владельца салуна. Скорее всего он пребывает в тяжелом похмельном забытьи.

Отвратительно!

Кей заметила, что одна из черных входных дверей «Золотой карусели» приоткрыта. Она пожала плечами и подошла поближе. Спроси ее кто-нибудь об этом, она бы сказала, что зловонный приют пьяниц нуждается в хорошем проветривании!

Не успела Кей подойти к открытой двери салуна – а она была всего в нескольких шагах от нее, – как услышала голоса. Потом только один голос. Определенно знакомый мужской голос, заставивший ее резко остановиться.

Кей невольно прижала руку к груди. Сердце у нее бешено колотилось. Глаза закрылись, а губы разомкнулись. Она стояла на тротуаре в ярком солнечном свете, тряся головой, как будто не веря своим ушам.

Кей открыла глаза, прислушалась и снова услышала этот голос. Этот незабываемый голос. Этот теплый, зовущий баритон. Голос говорил быстро, с привычными нотками мальчишеского возбуждения. Торопливо рассказывал о женщине. Прекрасной женщине.

Наконец наступила пауза.

Глубокий низкий голос неспешно отвечал ему. Потом раздался раскатистый мужской смех.

Кей, не помня себя, рванулась вперед и просунула голову в приоткрытую дверь «Золотой карусели». Щурясь, она оглядывалась по сторонам, напряженно всматриваясь в полумрак зала.

А там, в глубине просторного салуна, в столбе солнечного света, стоял король Барбари-Коуст, окутанный голубым облаком табачного дыма.

На высоком табурете у стойки бара сидел развалясь Ник Мак-Кейб: черная щетина покрывала нижнюю часть его лица, белая рубашка была нескромно распахнута на смуглой груди. В одной загорелой руке он держал стакан, в другой – тонкую сигару.

Он хохотал.

Кей в отвращении скривила губы.

Она быстро отвела взгляд от Ника, тревожно переводя его на высокого мужчину, стоящего за стойкой бара. В правой руке он держал бутылку со спиртным, в левой – стакан сока. Наливая бесцветную жидкость из бутылки в сок, он ухмылялся. Он выпил разбавленный соком напиток, потом поставил стакан и бутылку на стойку бара.

Глаза Кей раскрывались все шире и шире.