Текст книги "Вспышка пламени"

7

Внезапно она почувствовала, как кто-то нежно гладит ее по волосам. Тина с трудом подняла голову и увидела перед собой Дженни. Она совсем забыла о своей младшей сестре, а ведь та наверняка слышала весь их разговор с Дьюком. От осознания того, что у этой сцены оказался свидетель, Тине стало еще больнее. Она вновь уронила голову на руки и громко заплакала.

– Уходи, пожалуйста, – рыдала она. – Я хочу побыть одна.

Дженни продолжала ласково поглаживать ее по голове, точно она была старшей, а Тина маленькой, обиженной девочкой.

– Тина, я не могу оставить тебя в таком состоянии. Пожалуйста… я хочу тебе помочь.

И она нагнулась к ней, обняла за плечи, точно баюкая. В их семье не было принято откровенно демонстрировать свои симпатии и антипатии и бурно проявлять чувства. Поэтому от ласки младшей сестры Тине стало еще горше и тяжелее. Это она, самая старшая в семье, должна была всегда опекать и утешать сестер. А сегодня ее саму защищают и пытаются утешить. Это лишний раз доказывает, что все погибло, дела ничем не исправишь.

– Все кончено, Дженни, – простонала она.

– Почему?

– Потому что теперь Дьюк больше никогда не вернется ко мне. Он ушел навсегда – навсегда, потому что мы с ним не пара и никогда не сможет быть вместе.

– Ты оттолкнула его из-за обиды, но все равно продолжаешь любить его, Тина! Ты любишь его вот уже восемь лет и будешь любить всегда…

– Дьюку не нужна моя любовь. Именно поэтому он и ушел. Ему нужно только…

– Нет, Тина, ты не права! Дьюк хочет именно твоей любви.

– Ты ничего не понимаешь.

– Нет, понимаю. Ты любишь его, но хочешь переделать, хочешь, чтобы он стал таким, как желаешь ты. Вот почему ты и оттолкнула его, потому что он не хотел тебе подчиниться. Но еще ничего не потеряно. Ты можешь исправить все, что натворила сегодня. Только не отгораживайся от него, как от всех нас…

– Разве я когда-нибудь отгораживалась от вас, особенно от тебя, Дженни? – Тина подняла на сестру заплаканные глаза. – Я всегда помогала вам…

– Да, ты помогала нам всем, жертвовала ради нас своим временем и силами, – ответила Дженни. – И мы любим и благодарим тебя за эти жертвы. Но это не значит, что ты впускала нас в свою жизнь. Ты же всегда скрывала от нас свои чувства, говоря, что живешь только ради карьеры.

– О, Дженни! Карьера – это все, что у меня есть. Все, что мне осталось.

– Не надо обманывать себя, Тина, – укоризненно сказала Дженни. – Это неправда. Ты все эти годы жила любовью к Дьюку Торпу. Он – единственная любовь в твоей жизни. Поэтому-то ты и замуж не вышла. Все восемь лет ты терзалась от этого неразделенного чувства, но никому и никогда так и не рассказала о нем. Ты воздвигла между нами и собой стену. Я чувствую, что совсем не знаю тебя.

– Нет, Дженни, ты ошибаешься. – Тина вытерла слезы и тяжело вздохнула. – Я привыкла жить только интересами своей работы, делать карьеру. Так было и так будет.

Дженни поглядела на сестру с тревогой и жалостью.

– Нет, ты все это говоришь, потому что любишь Дьюка.

Тина невесело рассмеялась.

– Без Дьюка я осталась бы нулем, пустым местом. Он и только он – причина моего успеха. – Она потянулась к конверту на столе. – А вот здесь – трамплин для нового прыжка в высоту. Дело за малым: поставить подпись на контракте.

– По-моему, Дьюк Торп очень любит тебя, Тина.

От этих слов сердце женщины снова болезненно сжалось.

– Не знаю, Дженни, не знаю. Я знаю только одно – Дьюк относится ко мне совсем не так, как твой Брайан – к тебе.

– Каждый человек любит так, как он может, Тина. Дьюк любит по-своему, но он любит тебя сильно и страстно, ничуть не меньше, чем Брайан – меня.

– Дьюк вообще неспособен на подобные чувства. Его волнует только собственная писанина и больше ничего.

Дженни схватила руку Тины и сильно сжала ее пальцы. Она нахмурилась и осуждающе поглядела на старшую сестру.

– Нет, Тина, ты не права. Я видела его лицо в тот миг, когда ты спросила его, что для него самое важное в жизни. Ему было так тяжело, так больно! Он сказал тебе неправду. Он…

– Почему ты считаешь, что это была неправда? – Тина усмехнулась и недоверчиво покачала головой. – Он, как и восемь лет назад, предпочел сбежать от меня. Правда, на сей раз соизволил попрощаться. И ты же сама слышала: он сказал, что мы больше никогда не увидимся.

– Он не хотел уходить! – возмутилась Дженни. – Ему пришлось солгать тебе. Я видела его лицо, Тина, когда он говорил все это. И могу тебе поклясться, что он мучился в тот миг еще больше тебя. Если бы ты сама видела его, как видела я, ты бы так не говорила!

– Зачем? Чего ради ему было лгать мне?

– Не знаю, может быть… – Дженни с сомнением поглядела на нее. – Может быть, я говорю глупости, но…

– Говори скорей, Бога ради!

– Тебе никогда не приходило в голову, что он хотел… хотел защитить тебя?

– От кого защитить? Меня вовсе не нужно защищать!

– Не уверена, – протянула Дженни. – Но, может… – Дженни с тревогой заглянула в глаза сестры. – А ты не думаешь, что он хочет защитить тебя от самого себя? От чего-то, скрытого в нем, того, чего сам он опасается?

Не пара… И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио…

– Все это чепуха, Дженни! Не пытайся мудрствовать. Все гораздо проще: Дьюк Торп – черствый, самовлюбленный эгоист.

Говоря эти слова, Тина стремилась убедить скорее себя, чем сестру. Так просто было счесть Дьюка обычным эгоистом, искателем легких приключений! А признать, что он заботился о ней, – значит признать свою вину, свою черствость…

– Он не эгоист, Тина. – Дженни словно читала мысли старшей сестры. – Разве стал бы эгоист помогать тебе так, как помог он? Подумай, ведь он и сейчас мог бы найти какого угодно театрального художника и спокойно работать с ним, но он хочет подписать контракт именно с тобой.

– Ну, ладно, Дженни. Хорошо. Но даже если он меня и любит, как ты утверждаешь, жениться-то он на мне не хочет!

– Тут я ничем не могу помочь тебе… – Дженни сокрушенно вздохнула: правда есть правда, и она неутешительна.

– Он просто хотел разок переспать со мной – вот и все!

– Бога ради, Тина! Ну и что из этого? Не рассуждай, как старая дева времен королевы Виктории! Его влечет к тебе, и это естественно. И тебя тоже влечет к нему.

Я хотел быть с тобой. Я хотел, чтобы ты была со мной…

– Прости меня, Тина, но скажи, что произошло вчера? – тихо спросила Дженни. – Ответь мне, это очень важно.

Губы Тины болезненно скривились.

– Он сделал мне предложение, Дженни, а я ему отказала. Это было предложение быть с ним, просто быть, а не выйти за него замуж. Он ясно дал мне понять, что на большее мне нечего рассчитывать.

Дженни ласково провела по волосам Тины, потрепала ее по щеке.

– Ты ошибаешься, Тина. Если бы ты не оттолкнула его, со временем все обязательно переменилось бы.

Тина покачала головой.

– Не так-то все просто, Дженни. Ты даже представить себе не можешь, как все это происходило.

– Не знаю и знать не хочу, что было между вами вчера, но я видела, что произошло сегодня. И я твердо знаю, Тина: Дьюк любит тебя.

Дженни отошла и, присев на корточки, начала собирать разбросанные по полу цветы.

– Ты можешь сказать, что это не моего ума дело, – тихо продолжала она. – Но я желаю тебе счастья, Тина. Мы все желаем тебе счастья. И я не хочу, чтобы ты снова терзалась и мучилась, как все эти годы, хоть и не подавала виду.

– Дженни, ты же видела, я пыталась не дать ему уйти, – жалобно взмолилась Тина. – Но он ушел, и никакая сила теперь его не вернет.

– Дело еще можно исправить.

– Ты не знаешь Дьюка. Он трудный, изломанный человек. Сейчас он заползет в свою скорлупу, и до него уже не достучишься.

– Пусть даже он и заползет в скорлупу – ты в силах проникнуть сквозь нее. Ты, и только ты, Тина. Он не сможет навеки закрыться от тебя в собственном мирке.

Дженни выпрямилась и положила цветы на стол. Она испытующе смотрела на Тину, так, словно была умудренной жизнью пожилой женщиной, а Тина – юной неопытной девушкой.

– Что тебе терять? Пойми, ты больше никогда и никого не полюбишь, кроме него. Ты навеки зачарована Дьюком. Иди же к нему, еще не поздно! До завтра он остается в Сиднее.

Слезы вновь застлали глаза Тины. Дженни материнским жестом обняла сестру, несколько раз провела рукой по ее спине.

– Я так хочу, чтобы у тебя было все хорошо, чтобы ты любила и была любимой. Ведь так и будет, правда?

Нет, Дженни не права. Уже слишком поздно. Слишком поздно что-то менять. Все было решено еще вчера, а сегодня она лишний раз в этом убедилась. Ничего уже не изменишь, как ни старайся.

В дверь позвонили.

– Это, наверное, Брайан, – предположила Дженни.

Не успела она сделать и шаг, как Тина ухватила ее за руку.

– Пожалуйста, пусть он не заходит в дом, прошу тебя, Дженни! Уезжайте скорее. Я сейчас не могу ни с кем говорить.

– Я могу сказать, что ты неважно себя чувствуешь.

– Нет, не надо… – Тина умоляюще глядела на сестру. – Пусть никто об этом не знает. Я как-нибудь справлюсь со всем сама. Если мама… и все другие узнают, что произошло… я не смогу перенести это. Лучше пусть они верят, что для меня единственная цель и радость в жизни – карьера, – добавила она с жалкой усмешкой.

– Как скажешь, Тина.

– Спасибо, Дженни. Как только успокоюсь, я разберусь с твоим платьем и обязательно позвоню тебе.

– В этом нет никакой необходимости, я могу и подождать, – замахала руками Дженни. – Но ты все-таки подумай над тем, что я тебе сказала. Уверяю, еще не все потеряно. Ты можешь изменить ваши отношения, если поедешь и все ему расскажешь.

– Ну, ладно, ладно. – Тина говорила это, только чтобы закончить мучительную для нее беседу.

Склонившись, Дженни поцеловала ее в щеку.

– Помни, мы любим тебя, – прошептала она. – Для меня, Тина, ты была не просто старшей сестрой. И что бы ты ни решила, я все равно буду любить тебя и восхищаться тобой.

С трудом, чуть не падая, Тина поднялась со стула и крепко обняла младшую сестру. Она прижалась к Дженни, словно та была ее единственной опорой в жизни.

В дверь снова позвонили; на этот раз звонок был долгий и настойчивый.

Тина взъерошила легкие и пушистые белокурые волосы Дженни. Милая девочка, она всегда была самой доброй и ласковой среди сестер Форрест.

– Иди, – прошептала Тина. – Иди и будь счастлива с любимым.

Сестры неловко, точно стыдясь своих чувств, улыбнулись друг Другу. Когда Дженни исчезла в дверном проеме, Тина снова бессильно упала в кресло.

Прямо перед ней на столе лежали подарки Дьюка – маленькая позолоченная коробочка, конверт с контрактом, сулившим ей невиданный взлет, ключи от квартиры в Лондоне и огромный букет весенних цветов. Тина с нежностью погладила живые лепестки, вдохнула их сладкий аромат. «Для нас обязательно наступит новая весна», – так он сказал сегодня.

Наступит ли?

Оснований надеяться на это не было.

Было другое – подарок «на добрую долгую память», контракт – продолжение его участия в ее профессиональной судьбе.

И больше ничего. Ни-че-го!

Медленно, точно во сне, Тина взяла цветы и поплелась наверх, в кухню. Она сунула их в пластмассовое ведерко, налила туда воды и поставила букет на стол. Пусть стоит. Это последнее, что осталось в ее жизни от Дьюка Торпа. Когда цветы увянут, ей больше ничто не будет о нем напоминать.

Внезапно Тина подумала, что, может быть, все-таки Дженни права. Еще ничего не потеряно. Цветы увянут, но затем расцветут другие, пышнее и красивее прежних. Эти цветы, цветы ее весны, ее юношеских грез были слишком хрупки, слишком неприспособленны для настоящей жизни. Но за весной всегда приходит лето. Летом распустятся новые цветы, может быть, не такие нежные и чистые, но не менее прекрасные. Теперь наступило ее лето. Да, ничего еще не потеряно.

В секунду стряхнув оцепенение, Тина лихорадочно засуетилась. Она стрелой летала по комнатам, собираясь, хватая то одну вещь, то другую. Она должна быть прекрасной – такой, чтобы Дьюк Торп, увидев ее, пожалел обо всем, что сказал. Она заставит его пожалеть…

8

Через два часа Тина уже стучалась в дверь номера Дьюка в отеле «Эспланада». Ее рука слегка дрожала от волнения и робости. Она захватила с собой конверт с контрактом и золотую коробочку – хотела показать Дьюку, что она даже не распечатала его подарки. Всю дорогу Тина без перерыва повторяла про себя заготовленную роль. Однако перед дверью номера ее вновь охватил страх. К тому же, несмотря на громкий стук, ей не спешили отворять.

Тина яростно забарабанила в дверь обеими руками. Дверь распахнулась. Перед ней предстал Дьюк в белом купальном халате. Его лицо было совершенно невозмутимым и равнодушным – по всей видимости, он ожидал горничную. Но при виде Тины застыл, напряженно вглядываясь в ее глаза. Дьюк явно был не готов к такому повороту событий.

– Можно войти? – проговорила Тина на одном дыхании, чтобы не дать ему возможность и время для возражений.

Прежде чем Дьюк успел открыть рот, она проскользнула мимо него в номер. Выставить ее он не посмеет.

– Дьюк, мне было просто необходимо снова встретиться с тобой. – Тина говорила, не останавливаясь ни на секунду. – В контракте, который ты мне предложил, есть кое-что не совсем ясное. Мне хотелось бы уточнить некоторые пункты.

За ее спиной раздался щелчок запирающейся двери. Это была уже явная уступка с его стороны. Тина почувствовала невероятное облегчение и одновременно непонятную тревогу.

– Какие пункты, Тина?

Он говорил сухо и холодно, показывая, что хочет закончить этот разговор как можно скорее. Тина поняла, что ей придется непросто. Она собрала всю свою решимость и самообладание. А ноги тем временем предательски дрожали, сердце стучало как безумное, в глазах потемнело. Она с трудом сделала несколько шагов в сторону Дьюка. Он загородил ей проход, став в узком коридорчике, ведущем в комнату. Дьюк – и это было совершенно ясно – не желал пропускать ее к себе. Его лицо стало хмурым, брови угрожающе сошлись на переносице, а зеленые глаза превратились в узенькие, злые щелочки.

Он не обратил ни малейшего внимания на ее распущенные медово-золотистые волосы, распущенные именно так, как он всегда любил. Он даже не взглянул на дорогой кашемировый свитер такого же оттенка, как и волосы, на ее бархатные, плотно обтягивающие стройные ноги брючки. А ведь она специально подобрала эти вещи, удивительно шедшие ей и подчеркивающие ее женскую привлекательность и сексуальность. Дьюк же смотрел на нее так, будто перед ним была неопрятно одетая и уродливая пожилая особа, от которой надо побыстрее отделаться.

Тина изо всех сил боролась с переполнявшими душу сомнениями и робостью. Ведь это ее последний шанс: больше у нее никогда не будет возможности с ним встретиться. Она решительным жестом протянула Дьюку конверт и коробочку и заметила, как удивленно и неприязненно он смотрит на них. По всей видимости, Дьюк был раздосадован, что она так и не прикоснулась к его подаркам.

– Так дело не пойдет, – мягко начала она. – Я не могу работать с твоими пьесами, не поговорив с тобой обо всем. Художник должен встречаться с автором, иначе из его работы толку не выйдет.

– Нет, Тина. – Его голос был по-прежнему сух. – Ты отлично со всем справишься и без моих советов. Последняя твоя постановка…

– Была для меня сущим адом! – чуть не плача, выкрикнула Тина, оборвав его на полуслове. – И я больше не хочу, чтобы это повторилось! Я не хочу больше мучиться от сознания того, что ты для меня – только воспоминание. Я хочу быть с тобой, быть сейчас, а не томиться, разглядывая твои окаянные подарки! – Она швырнула конверт и коробочку на пол. – Не могу их видеть! Я не могу жить без тебя, Дьюк!

Он не двинулся с места, только недоверчиво покачал головой.

– После того как ты бросил меня восемь лет назад, моя жизнь стала пустой и бессмысленной. – Голос Тины дрожал от волнения. – Я пыталась все забыть, с головой ушла в работу. А Эйнджел Брейди… знаешь, внешне он довольно похож на тебя. Мне показалось тогда, что я влюблена в него. Но я ошиблась. Я искала только тебя, Дьюк, тебя и больше никого…

– Нет. – Дьюк произнес это почти неслышным голосом.

Тина не слушала. Не замечая, что глаза полны слез, а голос все больше дрожит, она продолжала говорить:

– Эйнджи ни в чем не виноват. Это я сама во всем виновата. Но я же за это и поплатилась. Мне было так больно, так плохо, Дьюк! Пойми это и постарайся простить меня.

– Тина. – Он как-то странно поднял руки, точно желая защититься от того, что она говорила. – Ради Бога, перестань!

– Прости меня за все и пойми. – Тина дрожала от внутреннего напряжения, чувствуя, что вот-вот расплачется. – Пойми, я не хотела, чтобы все свелось только к одной ночи – и только. Меня нельзя просто использовать и забыть, я не такая!

– Господи, нет! Нет! – В голосе Дьюка звучало негодование. – Я никогда не думал, что ты «такая». Поэтому тогда, восемь лет назад, я и уехал, не простившись. Все могло зайти слишком далеко.

– Что, по-твоему, «слишком далеко», Дьюк?

– Но тогда между нами еще ничего не было.

– Нет, Дьюк, было. Я не в состоянии до сих пор забыть это.

– Нет, Тина, не надо продолжать! Пойми, я никогда не стану таким, как ты хочешь. И не смогу дать то, что тебе нужно. Ты только зря будешь мучиться рядом со мной.

– Дьюк, я просто хочу быть с тобой. И клянусь, я никогда не стану пытаться давить на тебя или воспитывать. Ты нужен мне такой, как ты есть, сам по себе. – Тина в отчаянии цеплялась за последнюю возможность убедить его. – Неужели ты не понимаешь этого?

Он вызывающе в упор поглядел на нее. Его губы скривились в привычной ядовитой усмешке, но в глазах метались неуверенность и тоска.

– Я хотела сказать, что согласна стать твоей любовницей… и сама хочу этого. – Она старалась говорить как можно тверже. – И восемь лет назад я тоже этого хотела. Я говорю это совершенно сознательно, в здравом уме и твердой памяти.

Он медленно поднял на нее взгляд.

– Ты считаешь, я в состоянии согласиться на это после всего, что произошло вчера? Ты что, считаешь меня обыкновенным скотом?

– Я хочу, чтобы ты взял меня, – просто отвечала она. – Я люблю тебя, и это совершенно естественно. Я хочу быть с тобой всегда, Дьюк. Быть твоей любовницей, другом, помощницей и сотрудницей. Мы можем вместе достигнуть многого. Почему бы нам не попробовать быть вместе?

Он уставился на нее, словно увидел впервые. Его грудь вздымалась толчками, словно ему было трудно дышать.

– А все вчерашнее? – хрипло спросил он.

– Я была очень обижена на тебя: ты, казалось, совсем не чувствовал себя виноватым за то, что оставил меня восемь лет назад.

Дьюк молчал. Испугавшись, что он откажется от нее, Тина бессознательно шагнула ему навстречу и в немой мольбе протянула руки, словно призывая.

– Ты уже доказал мне свою любовь, Дьюк. А раз так, то, пожалуйста, не выбрасывай меня из своей жизни. Ты нужен мне. Я так одинока… Мне так плохо. Ты мне очень нужен!

Что бы до этого ни думал Дьюк Торп, он сдался после этого отчаянного призыва. Он шагнул к ней и обнял. Последние слова решили все. Сомнения отступили, доводы разума оказались бессильными перед страстью.

9

Оказавшись в объятиях Дьюка, Тина ощутила, как по всему ее телу прошла волна радостного освобождения. Каждой его клеточкой, всей кожей Тина почувствовала – конец ее одиночеству. Теперь они навеки вместе.

Она прижалась к нему, уткнулась лицом в его плечо, так что прямо возле ее уха билась пульсирующая жилка. Дыхание Дьюка обжигало ее шею, его горячие губы прижались к ее волосам, он сжимал ее все сильнее и сильнее. Тепло его прикосновений окутывало ее, туманя разум, заливая все тело неизъяснимым предчувствием счастья.

– Наконец-то я дома, – прошептала она.

– Да, – хрипло отвечал он, коснувшись кончиком языка мочки ее уха. Его рука скользнула по спине Тины, он все крепче обнимал ее, подчиняя своей власти. – Теперь для нас нет дороги назад, Тина.

– Знаю.

Он принялся страстно целовать ее шею. Тина нетерпеливо развязывала пояс его халата, ее рука проникла под его плотную пушистую ткань. Она едва не вздрогнула, почувствовав ладонью жар и мощь его тела, шелковистость волос на его груди.

Ладонь Дьюка нежно обхватила ее подбородок, запрокинув голову назад. Их губы слились.

Тину охватило страстное томление, все ее тело подрагивало от сдерживаемого возбуждения, было напряжено как струна. Отдаваясь поцелуям Дьюка, она продолжала нежно ласкать его плечи и шею, упиваясь нежданно пришедшим к ней счастьем. Наконец-то она с тем, кого столько лет желала и любила!

Карьера, родственники, дела, обиды – все было забыто, исчезло в чувственном вихре, закружившем ее. У Тины мутилось перед глазами, она задыхалась от нестерпимого желания. Сколько же лет она ждала этого, как же она жаждала любви Дьюка! Теперь она больше не принадлежит самой себе…

Дьюк оторвался от ее рта, он глубоко, шумно дышал, грудь вздымалась. Чувствовалось, что он уже не в силах сдерживать свою страсть. Он подхватил ее на руки и понес.

Огромную комнату освещала только настольная лампа.

– Погаси свет, – попросил он. И пока его губы искали ее рот, она пыталась нащупать в полумраке кнопку выключателя. Наткнувшись на нее, Тина с силой нажала.

Все погрузилось в темноту. Тина решила, что Дьюк понесет ее к постели, но вместо этого он поставил ее на ноги, не прерывая страстного поцелуя. Он выпрямился вместе с ней, прекрасно сохраняя равновесие и помогая ей.

Их тела соприкоснулись, и она почувствовала, как он дрожит. Чем это было – дошедшим до предела возбуждением или напряжением, – она не знала, лишь тесно прижималась к нему. Ее руки нежно ласкали его плечи и спину, пытаясь успокоить дрожь. Внезапно Дьюк хрипло застонал и снова впился поцелуем в губы Тины.

Никогда еще Тине не доводилось испытывать такое. Она не могла больше ждать. На миг вырвавшись, она выдохнула в лицо Дьюка:

– Я хочу тебя сейчас, Дьюк. Я больше не могу…

– Нет, подожди. – Он глубоко вздохнул и, покачав головой, шагнул в сторону, за чем-то потянулся. За ее спиной с шорохом раздвинулись портьеры.

– Хочу, чтобы у тебя было все, Тина, – нежно произнес он, – Все, что я могу тебе дать.

Он нежно повернул ее лицом к окну. Перед Тиной простирался ночной город. Тысячи огней мерцали, играли на бархате ночи. Его руки плотно обхватили ее талию, прижали к себе. Тина почувствовала, что он уже снял халат, через плотный свитер она осязала тепло его нагого тела.

– Ночь всегда была для людей влекущей и страшной загадкой, – прошептал он, слегка покусывая мочку ее уха. – Она открывала перед человеком бесконечность и холод безграничных миров. Но у нас есть что противопоставить этому холоду и бесконечности. Мы вместе, два живых, теплых тела… и лучше этого нет ничего на свете… – Ладони Дьюка нежно сжали холмики ее грудей, стиснули соски. – Да, лучшего на свете нет.

Полузакрыв глаза, Тина поддавалась его ласкам, возбуждающему горячему шепоту у ее уха. Да, они вместе – и лучшего на свете нет…

Он снял с нее кашемировый свитер и шелковый лифчик. Она покачнулась, пока он стаскивал одежду через голову и бросал на пол. Затем он снова привлек ее к себе, его руки вновь прижались к ее груди, обнаженной спиной Тина ощутила его тело, напрягшиеся мускулы Дьюка. Теперь уже ничто не разделяло их. Она накрыла своими ладонями его ладони, еще крепче прижимая их к своему телу. Горячие губы Дьюка жгли нежную кожу ее шеи и плеч. Он ласковым движением снял ее руки со своих и взялся за молнию на ее брюках, расстегнул ее. Захватив ладонью мягкий бархат брюк и тонкие шелковые трусики, он одним движением спустил их до щиколоток.

Тина выскочила из туфель, сбросила повисшую на ногах одежду и, дрожа, застыла в предвкушении наслаждения. Пальцы Дьюка нежно, словно боясь причинить боль, скользнули по упругой поверхности ее бедер и ягодиц. Тина едва не застонала от невероятного ощущения удовольствия. Но он внезапно выпрямился.

Снова мужские руки обхватили ее, снова спиной она ощутила прикосновение волос на его груди. По ее вздрагивающему от желаний и возбуждения телу одна за другой проходили волны чувственной радости.

Тине хотелось увидеть его лицо, его глаза. Недостаточно чувствовать только телом. Она желала слышать и видеть. В памяти мелькнули образы Евы, потянувшейся за яблоком с древа познания добра и зла, и змея, свернувшегося неподалеку и готового нанести удар. Не стоит задаваться вопросами. Надо принимать все таким, как есть. Именно так она сказала Дьюку – что примет его таким, как он есть. Возврата нет.

Но от этой мысли ее сердце забилось еще чаще, и он почувствовал это. Словно понимая, чего она хочет, он повернул ее лицом к себе, держа на расстоянии, чтобы они могли разглядеть друг друга. В неясном свете, падавшем из окна, она заметила, что смотрит он на нее задумчиво, словно пытаясь понять, что же все-таки она для него значит.

– Дьюк! – Это была мольба, крик страсти.

– Все в порядке. – Он облизнул пересохшие губы. – Я хотел, чтобы этот волшебный момент остался в моей памяти навечно.

Снова его руки потянулись к Тине, завораживая ее. Кончики его пальцев пробегали по лицу и по шее молодой женщины, вдоль ее плеч, скользили от предплечьев до кончиков пальцев, затем поднимались вверх, чтобы снова начать путешествие, полное открытий. Ее кожа пылала, а трепетные прикосновения приводили в экстаз. Он ласкал каждый дюйм ее тела, лишая ее воли.

Только на один миг Тине удалось освободиться от этого наваждения – когда он взял губами ее сосок, слегка прикусив его. Она очнулась от легкой боли и потянулась к Дьюку обеими руками, пытаясь привлечь его голову к своей груди. Ее пальцы погрузились в гущу его черных волос, стали перебирать их. Голова Дьюка выскальзывала из-под ее ласк, он покрывал поцелуями ее груди, живот, бедра.

Затем он опустился перед ней на колени, положив обе руки на ее бедра, раздвинув их. Его язык проник в самые сокровенные глубины ее плоти, обжигающе касаясь самых чувствительных точек. Тине еще не доводилось испытывать ничего подобного. Каждое его движение отдавалось звоном счастья и наслаждения. Его язык, лаская, скользя, впиваясь в мягкую, влажную плоть, вызывал невероятные, неугасимые ощущения, но одновременно вызывал бешеное желание наконец изведать полное удовлетворение. Тина впилась ногтями в волосы Дьюка, словно боялась, что он уйдет, исчезнет.

Он резко поднялся, едва не опрокинув ее. Их тела соприкоснулись, прижались и слились воедино. Будто огненный поток влился в лоно Тины. Это была не обычная близость, так, как когда-то у нее было с Эйнджи, но нечто большее. Теперь она поняла, что значат слова «единая плоть».

Потом, когда Дьюк нес ее к кровати, Тина из последних сил обхватила его ногами. Кончики ее напряженных сосков покалывало от соприкосновения с его грудью, все больше разжигая чувственность. Он ласково опустил ее на покрывало, разбросал подушки, не отрывая восторженного взгляда от тела возлюбленной. Все это было так восхитительно!

Тина же мечтала только об одном – впитать в себя все существо любимого, вознося его к вершинам блаженства, отдавалась ему телом и душой. Она чувствовала, как содрогается в экстазе его великолепное тело, слышала стоны удовольствия, не различая, чей это голос – ее самой или Дьюка. Они приближались к апогею наслаждения, к освобождению.

Поток сладкого тепла заполнил тело Тины. Она так и не выпустила Дьюка из своих объятий. Горячие волны снова и снова прокатывались по ее телу от разгоряченного лона до кончиков пальцев. Это было так прекрасно, что после не жалко было даже умереть. Она трепетала, как пойманная бабочка, ее кожу то опалял жар, то леденил холод.

Каждая клеточка ее тела откликалась на прикосновения Дьюка. А он продолжал ласкать ее груди, нежно покусывая соски, отчего по телу Тины словно пробегали электрические искры, и она извивалась от наслаждения. Его пальцы точно магнитом тянулись к самым чувствительным уголкам ее плоти, возбуждая неистовое желание, снова разжигая страсть.

Она почувствовала, что он вновь желает ее, вновь дрожит от возбуждения; Теперь он рывком подхватил ее и усадил на себя. Его ладони крепко сжали ее бедра, губы потянулись к соскам. Послушная ему, Тина точно забыла, кто она, забыла обо всем прошлом. Теперь она была не деловой дамой, театральной художницей Кристиной Форрест, а воплощением чувственности, олицетворением женской страсти.

Казалось, они стремятся наверстать упущенное за годы разлуки за одну ночь – так, словно завтра им суждено расстаться навеки или умереть. Каждый из них шел навстречу любому желанию другого, слову «нет» не было места сегодняшней ночью. Только «да», радостное, ликующее, торжествующее «да».

Утомившись, они успокоились в объятиях друг друга. Дьюк медленно поглаживал спину Тины, погружая ее в блаженную дремоту. Их тела все более расслаблялись, глаза закрывались. Они заснули, но спали недолго. Пробуждение вновь разожгло их желание, они снова потянулись друг к другу.

Иногда Тине казалось, что все это только прекрасный сон, но стоило ей протянуть руку и дотронуться до теплого, зовущего тела Дьюка, как она с безотчетной радостью убеждалась, что все было наяву.

За всю эту ночь они не сказали друг другу ни слова. Слова были лишними. За них говорили ласки и поцелуи. В эту волшебную ночь наконец им обоим удалось разрубить магический круг одиночества. Одиночества, мучившего их до сих пор.

Теперь их навсегда соединила эта ночь страсти.