Текст книги "Психоаналитическая супервизия"

Вербальная коммуникация

Третья сфера, в которой необходимо приобрести навыки стажеру, – это вербальное взаимодействие: выбор момента, тон и содержание комментариев. Они могут выражать сочувствие, устранять защитные механизмы, прояснять связи и смыслы в рассказе пациента. Студентам не мешает знать, что некоторые фразы могут быть блестящими, остроумными, проницательными, но совершенно не иметь терапевтического эффекта. Клинический прогресс имеет мало общего с «правотой» терапевта, и это реальность, которую новичку бывает сложно принять, поскольку его предшествующие успехи в обучении были сопряжены с демонстрацией преподавателю того, что он знает правильный ответ. Начинающему клиницисту необходимо знать, что клиенты, удовлетворенные терапевтическим процессом, вспоминают и ценят вовсе не ослепительные интерпретации аналитика, скорее у них остается в памяти ощущение тепла, надежды, интереса и уважения, которые проявлял к ним терапевт (Leamy, Bird, Le Boutillier, & Williams, 2011).

Тем не менее все, что вы говорите пациенту, имеет значение. Вербальный контакт способен заставить человека почувствовать глубокое понимание, растроганность, желание узнать больше, стремление проявить себя с лучшей стороны, благодарность за понимание. Но словом можно и навредить. Иногда высказывания терапевта вызывают у клиента чувство стыда, вины, ощущение опеки; могут уничтожить на корню желание исследовать и проявлять себя или непреднамеренно показать, что не обязательно работать над собой, достаточно просто положиться на своего великолепного терапевта. Супервизор должен помочь клиницисту выработать разумные критерии для оценки того, способствовало ли сказанное им клиенту эффективности терапии или, напротив, вызвало боль и нежелание слушать дальше (Strupp, Hadley, & Gomez-Schwartz, 1977). Наставник является для терапевта моделью для подражания, а также дает рекомендации, что и как говорить, сталкиваясь с различными трудностями в клинической практике.

Воспитание этического чувства

В дополнение к оказанию помощи подопечным в развитии вышеперечисленных навыков, супервизор несет ответственность за то, чтобы помочь стажеру перевести этические стандарты из теории в практику Медики проходят через своего рода ритуал, давая клятву Гиппократа. Программы по клинической психологии, консультированию и социальной работе обычно включают курс по этическим вопросам, как общим принципам, так и их конкретной реализации. Этический кодекс Американской психологической ассоциации (2017), например, выдвигает на первый план принципы доброжелательности, ответственности, честности, справедливости и уважения прав и достоинства человека Кодекс поведения Ассоциации регламентирует соблюдение этих принципов в профессиональной деятельности. Например, нельзя вступать в сексуальные контакты с пациентами, необходимо избегать двойных ролей и не браться за случаи вне сферы своей компетенции, недопустимо делать исключения в вопросах конфиденциальности, кроме тех, которые оговорены в соответствующих статьях закона.

Начинающие терапевты должны обладать (и большинство обладает) как интеллектуальным багажом в этой области, так и внутренним «чутьем» на клинические последствия этического кодекса. Соблюдение этих принципов в реальной жизни станет гораздо нагляднее, когда пациент начнет ставить перед терапевтом этические дилеммы «здесь и сейчас». Несмотря на то что солидная образовательная программа обучает этике через разбор примеров и стимулирует активное обсуждение вопросов клинического выбора, живой опыт может разительно отличаться и быть сложнее, чем гипотетические ситуации, обсуждаемые на занятиях. Эмоциональное давление в терапии и интенсивность переноса и контрпереноса нелегко воссоздать в учебной ситуации ролевой игры. Супервизия – это идеальная среда, где можно научиться управлять своим этическим кораблем, преодолевая шторма клинического взаимодействия.

Некоторые супервизанты настолько обеспокоены тем, чтобы быть морально и практически выше критики, так зациклены на соответствии своего образа высоким профессиональным стандартам, что подходят к практическим и этическим вопросам чересчур конкретно, с навязчивой решимостью найти «правило», применимое к любой клинической ситуации. Им нужна помощь супервизора, чтобы смириться с фактом, что ни один свод терапевтических правил не может охватить все потенциальные проблемы реального мира. Всем нам, работающим в сфере психического здоровья, требуется немало времени, чтобы развиваться в направлении того, чтобы наши чувства и поведение больше характеризовали нас как ответственных взрослых, а не как послушных (или бунтующих) детей.

Нам следует призвать всю нашу мудрость для осмысления принципов, которые лежат в основе этических положений Нужно рассмотреть, могут ли эти принципы вступать в конфликт, и представить возможные последствия различных решений клинических проблем. Как отметил мой коллега Расс Хили, в начале пути на нашем поприще мы ставим во главу угла принципы («Какому главному правилу я должен следовать?»), а приближаясь к концу, руководствуемся последствиями («Каков будет результат моего поступка?»). Проводя интервью со старшими терапевтами-психоаналитиками, которых многие почитают за образец профессиональной мудрости, Синтия Баум-Бейкер обнаружила, что они не сговариваясь проповедуют одно и то же: открытость опыту, способность выдерживать неопределенность и парадоксы, чувствительность к неоднозначности, уважение к общепринятым правилам, сосуществующее с готовностью бросить им вызов, чувство баланса между погружением в опыт и его критическим осмыслением (Baum-Baicker & Sisti, 2012). Именно такое сочетание умений мы бы хотели воспитать и в супервизантах.

Профессиональная мудрость редко дается просто так. При столкновении с трудностями в процессе терапии специалист нуждается в наставничестве, чтобы выработать привычку просить клиента дать ему время на обдумывание любого вопроса, в отношении которого у него возникает дискомфорт. Это простое действие – взять время на размышление – может помочь освободиться от стресса, связанного с необходимостью немедленно решать дилемму Знание, что терапевт всегда может сказать: «Разрешите мне подумать на эту тему; я вернусь к вам со своими соображениями в следующий раз», дает пространство для размышлений, если возникает эмоциональное давление. Терапевт может обсудить клиническую ситуацию с тем, кто не испытывает такого же интенсивного контрпереноса. Молодым специалистам нужно объяснить, что возможность взять паузу и обратиться за помощью существует на всем протяжении профессиональной деятельности. Всякий раз, когда специалист чувствует затруднение с тем, как поступить «правильно» (или, что более типично, как «лучше», так как большинство клинических решений имеют свои плюсы и минусы), ему в идеале нужно с кем-то проконсультироваться: более опытным терапевтом, профессионалом в определенной области, супервизорской группой, юристом.

В штате большинства профессиональных организаций есть совет по этике, комитеты или специалисты, работа которых непосредственно заключается в консультировании терапевтов по этическим вопросам, возникающим в терапии. Страховые компании, обеспокоенные возможными финансовыми последствиями ошибок терапевтов, обычно нанимают помогающих в решении споров консультантов по управлению рисками. Если на клинициста подается жалоба, смягчающим обстоятельством для принятия решения по его делу при разборе соответствующими профессиональными комиссиями является факт его обращения к другим специалистам за консультацией. Молодые специалисты часто питают иллюзию, что если они по-настоящему компетентны, то должны самостоятельно принимать любые ответственные решения, умело и уверенно. Супервизору придется развеять эту фантазию и мягко сообщить подопечному, что этому не суждено сбыться.

Главной обязанностью супервизора является обеспечение того, что клиницисты, которых он ведет, не навредят своим пациентам (Alonso, 1985). Я считаю, что этические проблемы в супервизии стоят более остро, чем в психотерапии, поэтому я посвятила главу 6 вопросам, касающимся нашей ответственности как супервизоров перед обществом и его ценностями. В ней я привожу несколько пространных примеров, иллюстрирующих попытки помочь супервизантам в вопросах этики. Однако справедливости ради позвольте мне отметить, что больший педагогический эффект будет иметь поведение самого супервизора, а не лекция о нем. Добросовестно поступать как в мелочах (своевременно составлять рекомендательные письма, перезванивать в течение дня, не отменять встречи внезапно, предоставлять уведомление о предстоящих перерывах в работе), так и в серьезных вопросах (быть честным с супервизантом, соблюдать нормы конфиденциальности) важнее, чем учить этому.

Погружение в психоаналитический этос

Все процедуры супервизии, перечисленные в этой главе, способствуют тому, что Бреннер и Кан (Brenner and Khan, 2013) охарактеризовали как обучение стажеров «психоаналитической добродетели». Несмотря на то что целевой аудиторией этой формулировки являются врачи, курирующие ординаторов психиатрии, сделанные авторами наблюдения применимы к обучению специалистов в любой области психоаналитической практики. Разработанный ими список психодинамических «добродетелей» включает в себя эмпатию; нейтральность и подтверждение (под нейтральностью подразумевается концепция Анны Фрейд – равноудаленность от ид, эго и супер-эго, а не более позднее отождествление этого термина с безответственностью); убежденность, что смысл непременно будет найден; принятие сложности, неопределенности и смирение; открытость переносу; избегание удовлетворения нарциссических склонностей терапевта, расцветающих вместе с укреплением его авторитета или на фоне позитивного отношения клиента.

Наставляя начинающих терапевтов психодинамического направления и психоаналитиков, супервизор, по существу, приглашает их к взаимодействию со своим набором ценностей. Рой Шафер изложил свою версию профессиональных принципов аналитика в книге 1983 года «The Analytic Attitude». Я описала другие элементы психоаналитического этоса в своей книге о психотерапии (McWilliams, 2004) и в статье о работе Джереми Сафрана (McWilliams, 2019). Сандра Бюхлер (Sandra Buechler, 2004) схожим образом описала психоаналитические ценности, представив их в виде эмоций, которые направляют психоаналитическую терапию. Эти идеи могут значительно отличаться от утилитарных, прагматических подходов, которые супервизанты, возможно, усвоили ранее; и хотя функционируют они в основном незаметно, но являются важнейшей частью психоаналитического супервизирования.

Стимулирование любопытства и профилактика выгорания

Одно из преимуществ психоанализа, которым я больше всего дорожу, заключается в том, что он превращает клиническую практику в бесконечно увлекательный процесс. Благодаря усиленному поиску причинноследственных связей, относящихся к симптому, бессознательным конфликтам, неизбежности контакта с другим, многослойности защитных процессов, сложности эмоций и силе тонких невербальных процессов, в клинической встрече гарантированно есть нечто способное вызвать любопытство или пробудить сострадание. Даже когда супервизант работает со скучным и обесценивающим себя клиентом, и наставник и подопечный могут быть заинтригованы тем, как человек дошел до столь тотального внутреннего опустошения. Супервизор, который осознает необъятность бессознательных процессов и сложность индивидуальных подходов к решению проблем, неосознанно демонстрирует жизнеспособность, присущую психодинамическому подходу, и закладывает основу для того, чтобы супервизант получал удовольствие от процесса обучения на протяжении всей жизни (Aggarwal & Bhatia, 2020).

Если бы я пользовалась только интервенциями, которые показаны при том или ином симптоме, думаю, профессиональное выгорание настигло бы меня в самом начале карьеры. А так я до сих пор, почти через полвека психоаналитической практики, полна вдохновения от ее исследовательской природы и способности удивлять. Я узнаю от пациентов бесконечное множество способов чувствовать жизнь и решать ее головоломки, и мой собственный мир расширяется, увеличивается понимание себя и других. Аналитическая терапия и супервизия, по самой своей природе творческие и приносящие удовлетворение, очень подходят людям с моим темпераментом. У меня есть коллеги, которые в возрасте 80–90 лет продолжают консультировать клиентов, и не ради денег, а потому что любят свою работу

Поскольку терапевты всех направлений заботятся о том, чтобы помочь клиенту, и поскольку эта работа нелегка, они могут перенапрягаться, раздражаться из-за ограничений сеттинга, чувствовать себя побежденными проблемами пациентов, страдать от усталости и сострадания, подвергаться ретравматизации. Таким образом, все мы находимся в зоне риска профессионального выгорания, и обучение новому – это отличное противоядие, чтобы не зачерстветь и не пасть духом (Boyd-Franklin, Cleek, Wofsky, & Mundy, 2015). Однако у меня есть предубеждение, что благодаря очарованию, присущему глубинному пониманию клинических трудностей, выгорание является менее значимой проблемой для психодинамически ориентированных клиницистов, чем для их коллег, практикующих в других направлениях (было бы интересно проверить это предположение экспериментально). Супервизоры-аналитики естественным образом непрерывно учатся и питают этим свой ум и сердце на протяжении всей жизни.

Чем не является психоаналитическая супервизия

Я начала эту главу с того, что выдвинула ряд общих положений о хорошей супервизии. В завершение ее не могу устоять перед тем, чтобы не сказать несколько слов о плохой супервизии, то есть о том, чего нет ни в одном подходе к обучению психодинамической терапии. Супервизия не должна содержать идеологическую обработку, запугивание и использовать возможность подпитываться идеализацией беззащитного В этих предостережениях не было бы необходимости, если бы я не знала множества историй о подобных преступлениях, совершаемых во имя психоанализа (Ellis, 2017; Ellis et al., 2014). Вот вам подходящий случай, рассказанный моей коллегой Мэри Ламия. Она по собственной инициативе предложила его мне, когда узнала о моей работе над книгой о психоаналитической супервизии:

У меня был супервизор, настаивавший на том, чтобы я интерпретировала эротический перенос моего пациента, который ни в малейшей степени не был очевидным. По многим причинам я была уверена, что пациент не готов услышать такую интерпретацию и отреагирует на нее негативно. Мой супервизор в конечном итоге сказал, что если я не осмелюсь предложить толкование эротического переноса, я получу от него плохую оценку. Итак, я донесла интерпретацию до пациента максимально тактично. Он ответил: «Я не собираюсь больше сюда приходить», – и прервал лечение. И хотя прошло уже тридцать лет, я до сих пор сожалею, что не могу извиниться перед тем человеком или вернуться в прошлое и пожертвовать своей аналитической подготовкой во имя его терапии. Это преследует меня.

Догадываюсь, что у многих из нас есть такая ужасная история. Нередко мы сожалеем о последствиях подчинения доминирующему супервизору В описанной ситуации, даже если супервизор был прав в отношении эротических фантазий пациента о терапевте, очевидно, что он не должен был ожидать положительного эффекта от того, что она озвучит интерпретацию, испытывая от этого дискомфорт. И проявив скромность, он мог бы допустить вероятность, что права была она, а не он.

По моему опыту, аналитические супервизоры, как правило, с уважением относятся к тому факту, что именно супервизант, а не супервизор находится «в одной комнате» с клиентом (ср. с Yerushalmi, 2018). Именно супервизант получает самую точную невербальную информацию о состоянии клиента на текущий момент, которая помогает почувствовать, что уместно, а что нежелательно говорить на данном этапе терапии. Но некоторые из нас, очевидно, не могут преодолеть искушение демонстрировать свое предполагаемое превосходство в понимании. Нужно помнить: даже когда мы уверены, что знаем лучше, чем подопечный, если только речь не идет об этической проблеме, наша попытка вынудить супервизанта перешагнуть через то, что очевидно для него в клинической ситуации, не будет результативной.

Безусловно, мы не должны подталкивать менее опытных коллег и тем более заставлять их выходить за пределы зоны комфорта, используя наши полномочия и угрожая поставить плохую оценку, как это произошло с доктором Ламия.

Заключительные комментарии

В этой главе я кратко изложила свое понимание обязанностей хорошего аналитического супервизора, среди которых назвала предложение поддержки, поощрение честности, предоставление информации, обучение навыкам, воспитание этического чувства, планирование непрерывного обучения в качестве профилактики профессионального выгорания. Я сделала особый акцент на потребности клиницистов в саморефлексии и консультациях на протяжении всей их профессиональной деятельности. Этот обзор – всего лишь рябь на поверхности глубокого водоема вдумчивой психоаналитической супервизии В следующих главах этой книги я рассматриваю более конкретные вопросы. Во главе 2 исследуется история психоаналитической супервизии, повторяющиеся в ней темы и проблемы, которые поднимались в течение более чем вековой практики вовлечения молодых коллег в наше своеобразное искусство.

Глава 2
Исторические предпосылки психоаналитической супервизии

Самыми насущными в области образования специалистов в сфере психического здоровья уже более ста лет являются такие вопросы: как преподавать психодинамическую психотерапию студентам и профессионалам, как поддерживать и повышать клиническую компетентность по мере становления профессионализма терапевта, как предотвращать или исправлять поведение, которое не приносит пользы (или откровенно вредит) пациенту, как добиться, чтобы клиницисты продолжали учиться и расти на протяжении всей своей карьеры. Профессиональный разговор об этом, как и большинство тем психотерапевтической литературы, начался с Зигмунда Фрейда. Позвольте мне продолжить эту традицию.

Вклад Фрейда

Фрейд очень мало говорил о супервизии как таковой. Но он косвенным образом коснулся этого вопроса с трех сторон: экспериментальной, интеллектуальной и этической. (Таким образом, можно было бы сформулировать вклад Фрейда в психоаналитическую супервизию, хотя он этого и не делал, как внимание к сферам ид, эго и супер-эго.) Во-первых, он утверждал, что все специалисты, желающие практиковать психоанализ, сами должны пройти тщательный анализ. Во-вторых, он описал клинические техники, которые сработали у него, и обосновал их применение. В-третьих, он высказал этические соображения, которыми, по его мнению, должен руководствоваться аналитик. Эти элементы являются центральными для супервизии. В идеале супервизор хочет воспитать терапевтов, которые: (1) имеют глубокое органичное понимание своей работы и уверены в ее ценности, (2) владеют знаниями, почерпнутыми из теоретической и практической литературы, а также эмпирической базой, (3) работают добросовестно.

Фрейд, как и большинство аналитиков, пришедших после него, считал первый принцип самоочевидным, подобно тому как учитель музыки убежден, что лучший способ изучить мелодию, темп и ритм – это погружение в музыку. Терапевт, как заметил Фрейд, проходя собственную терапию, проживает личный опыт интенсивного переноса и основанное на тревоге сопротивление изменениям, узнает на своей шкуре власть бессознательных фантазий, желаний и страхов. Также он осознает свои слепые зоны и в будущем с меньшей вероятностью пропустит их у своих пациентов. Психоанализ – это, по сути, образовательный процесс, который способствует личностному созреванию (McWilliams, 2003), а роль аналитика требует высокой эмоциональной чувствительности и самосознания.

Из всех высказываний Фрейда о том, как стать хорошим практиком, его убеждение, что аналитик сам нуждается в прохождении терапии, вероятно, является, самым универсальным принципом для психодинамически ориентированных клиницистов. Эту идею разделяют представители всех теоретических направлений и базовых дисциплин, составляющих психоаналитическое сообщество. Насколько мне известно, прохождение личной терапии требуется во всех психоаналитических институтах. Согласно неформальным исследованиям, выпускники аналитических учебных программ часто оценивают личный психоанализ как самую важную часть своего образования, на второе место по степени влияния они ставят супервизию, а курсовым работам отдают лишь третье место. Норма личной терапии для терапевта была принята гуманистической традицией психотерапии и проверялась эмпирическими исследованиями, которые подтвердили ее ценность. (Geller, Norcross, Orlinsky, 2005).

Соображения Фрейда (Freud 1911, 1912, 1913, 1914, 1915) по второму направлению можно найти в работах, посвященных методам и техникам. Он написал их достаточно рано относительно всей своей карьеры, два десятилетия спустя после начала работы с пациентами, страдавшими диссоциативными симптомами, которые в то время назывались истерией, еще до того, как развил и усовершенствовал свои более зрелые идеи. В период создания этих эссе все большее число коллег проявляло интерес к новому методу, и похоже, Фрейд откликался на просьбы рассказать подробнее, как он работает. Большинство его рекомендаций лишены догматизма Например, он писал в статье 1912 года: «Эта техника – единственная, которая подходит моей индивидуальности; я не осмелюсь утверждать, что врач, устроенный совершенно по-другому, не обнаружит в себе побуждения принять иное отношение к своим пациентам и стоящей перед ним задаче» (с. 111). А в работе 1913 года он осторожно замечает:

Думаю, что поступил правильно… назвав эти правила «рекомендациями» и не претендуя на их безоговорочное принятие. Исключительное разнообразие психических констелляций, пластичность всех психических процессов и изобилие определяющих факторов препятствуют любой механизации техники и приводят к тому, что ряд действий, как правило обоснованных, иногда может оказаться неэффективным, в то время как ошибочные в большинстве случаев действия могут изредка приводить к желаемому результату (с. 123).

Несмотря на такую открытую для возражений позицию, многие высказывания Фрейда о его работе воспринимались почитателями как истина в последней инстанции. Наставляя, его наиболее фанатичные последователи считали своим долгом вступать в противостояние с учениками во всех случаях, когда наблюдалось хоть малейшее расхождение с тем, что рекомендовал Мастер. Такой стиль – психоаналитический эквивалент механистического подхода, где большее значение придается следованию инструкции, чем пониманию терапевтического процесса, – сейчас редко встречается среди аналитиков, по крайней мере в Соединенных Штатах. Но он не был редкостью в середине XX столетия и принес психоанализу дурную славу Моя книга чужда психоаналитической супервизии, которая больше наследует Фрейду, чем идеям об адаптации к индивидуальности, как собственной, так и пациента.

В области этики Фрейд недвусмысленно призывал коллег не использовать своих пациентов – как сексуально, так и иным образом. В первые годы психоанализа, когда патриархальный авторитет и преимущество в правах воспринимались как должное, а аналитики только начинали понимать, как их работа влияет на интенсивное воспроизведение детских травм и фантазий, позиция «Нет, никогда!» была более радикальной, чем это может показаться в ретроспективе (Gabbard, 1995). Фрейд совершил множество клинических ошибок, включая те, которые мы сочли бы сегодня этическими нарушениями (например, анализируя свою дочь Анну или вмешиваясь в любовные отношения своего пациента и друга Шандора Ференци), но он опередил свое время в вопросе секса между пациентом и терапевтом. Многие его сверстники были не столь трезвомыслящими, и сексуальные нарушения были не так уж редки среди ранних аналитиков, чему мы находим подтверждение в документах (Berman & Mosher, 2019). Увещевательный, но непреклонный тон посланий Фрейда на эту тему наводит на мысль, что он пытался убедить коллег не делать того, что они делают. Габбард (Gabbard, 1995) отмечает его глубокое огорчение по поводу сексуальных отношений с пациентками, которые Карл Юнг и Эрнест Джонс, среди прочих, тогда рационализировали.

В смежной этической области Фрейд призывал терапевтов противостоять искушению действовать, как «пророк, спаситель и избавитель для пациента» (1923, с. 50). Другими словами, он противостоял идее использования клиентов для укрепления представления о себе как сексуально привлекательном партнере или собственном моральном и интеллектуальном превосходстве. В то время, когда многие его коллеги имели в нашем сегодняшнем понимании чудовищные границы и обещали своим пациентам спасение благодаря блестящей «новой науке» – психоанализу, Фрейд был прозорлив, видя опасность, таящуюся в обещаниях большего, чем аналитическая терапия может дать в реальности. Современное этическое предписание терапевту не выходить за рамки своих компетенций является отголоском этой позиции.

Примечательно, что на протяжении своей долгой карьеры Фрейд крайне мало говорил о контроле и обучении. Это упущение явно к лучшему, так как оно открыло психоанализу многообразие точек зрения на образование терапевтов, чего, скорее всего, не было бы, если бы Фрейд имел жесткую позицию в этом отношении. Многие десятилетия профессионалы супервизоры методом проб и ошибок разрабатывали подходы, казавшиеся им эффективными. По мере развития психодинамической терапии благодаря клиническому опыту и эмпирическим исследованиям мы приходим ко все более сложному и комплексному пониманию супервизирования.

Мы стали гораздо меньше заниматься самообманом и уже не так наивны, как прежде. Многие американские психоаналитические институты первых десятилетий XX века требовали от аналитиков, проводящих терапию студентов, составлять заключение об уровне психологической зрелости будущих выпускников (см. ранние комментарии Lifschutz, 1976 и Wallerstein, 2010 для экскурса в историю использования этой практики, которая продолжалась в некоторых случаях вплоть до 80-х годов XX века). Этот порядок, согласно которому аналитики «составляют характеристики» на учеников, на первый взгляд имеет смысл, но если подумать, психологически он абсурден. Как мог такой «анализ» быть хоть отдаленно терапевтическим? Человек, осведомленный о том, что аналитик должен отчитаться о его профпригодности перед руководством института, в принципе не может быть искренним на терапии. Он будет стремиться сохранить свои тайны сознательно или бессознательно. Бесспорно, институтам нужны процедуры оценки и отсеивания кандидатов, непригодных к работе в связи с личностными особенностями или по этическим соображениям, так как психоанализ строится на свободных ассоциациях (Kairys, 1964). Я упоминаю об этом странном явлении в истории психоанализа относительно «аналитика, составляющего характеристику», которую еще рано считать полностью завершенной, поскольку смежная проблема предоставления информации, не имеющая простого решения, возникает во многих ситуациях супервизии. Я рассмотрю этот вопрос позже, и в этой главе, и в других.