Текст книги "Отель Фламинго"

Кабриолет с ветерком

На следующее утро новый постоялец отеля проснулся в самом приподнятом настроении: начинался его второй день в Голливуде. “Значит… всё-таки не сон!” – записал он в свой пузатый дневник и, резво соскочив с кровати, подбежал к окну и протиснул пальцы сквозь пыльные жалюзи. “Как в фильме каком-то!” – прошептал он, одновременно улыбаясь и жмурясь в ответ огромному калифорнийскому солнцу, прошмыгнувшему в номер своими наглыми лучами. В половине одиннадцатого Игорь спустился вниз. Из лобби доносился шум телевизора.

– Это они себе на “Discovery Channel”[13]13
  англ. – канал “Открытия”. ТВ-канал о дикой природе и т. д.


[Закрыть] рейтинг поднимают! – комментировал происходящее на экране знакомый тенорок.

– Ужас. Я так испугалась, – слышался в ответ женский голос. Он звучал томно и сипло, почти на целый тон ниже своего собеседника.

– А что, бейби! Ты бы не хотела ещё раз взглянуть, как один фламинго другому дробит голову клювом, да ещё и до крови?!

– Ой, прекрати-и!

– Это не кровь – это всего лишь молоко! – весёлый тенорок снова сорвался в визгливый смех.

– Что вы там такое интересное смотрите? – спросил русский гость, спустившись в лобби.

– О, какие лица! Хеллоу, Егор! – тут же заголосил обладатель цветастой рубашки и весёлого тенорка.

– Игорь… а не Егор… – смущённо поправил Гордов и пожал руку Мэтью.

– Знакомься! Это Джессика, – Мэтью тут же указал на стоящую рядом фигуристую мулатку с копнами рыжих волос-шиньонов.

– О-очень приятно! – кокетливо протянула мулатка. Высокий, худощавый русский гость явно пришёлся ей по душе.

– Likewise![14]14
  англ. – мне тоже.


[Закрыть] – улыбнулся Гордов, одновременно радуясь тому, как он ловко применил на практике недавно выученное английское слово.

– Мэ-эт… время-я! – вдруг скуксилась Джессика.

– Погнали, погнали, пока пробки не начались! – засуетился Мэтью. – Иегор, ты с нами?

– А вы куда собрались? – смутился Гордов.

– Куда угодно! – засмеялся Мэтью.

– Ну… значит, едем! – подхватил русский гость, всё ещё привыкая к темпу общения своих новых калифорнийских знакомых.

Как и следовало ожидать, погода на улице стояла солнечная. Жгучесть летней жары к середине октября уже совсем спала, и дул приятный, мягкий ветерок.

– А ты умеешь удивлять, Мэт! – томно протянула рыжеволосая мулатка и первая забралась в глянцевый “Cabriolet”[15]15
  франц. – кабриолет.


[Закрыть] с открытым верхом, припаркованный прямо напротив отеля. – Я ещё позавчера думала, что ты сейчас в Палм-Спрингс на солнышке греешься.

– Точнее, пекусь. Каждый год езжу – надоело. Да и там одни старики! – Мэтью небрежно махнул одной рукой в сторону, а другой указал Игорю на заднее сидение. – Соскучился, вот, по шуму – шумный я человек, хе-хе!

И он, громко, чуть визгливо расхохотавшись своей же шутке, лихо запрыгнул за руль и завёл сердитый мотор своей очередной игрушки. Да. Мэтью не мог пожаловаться на бедность. Отец его был на видных ролях в “Universal” и, как следствие, имел огромный особняк с бассейном в Палм-Спрингс, где и проживала вся семья. После того, как Мэтью поступил в UCLA[16]16
  англ. – университет в Лос-Анджелесе. (University of California Los Angeles).


[Закрыть], специально для него был куплен уютный домишко на голливудских холмах. Но об этом Игорю ещё предстояло узнать. Сейчас же он не понимал только одного: чем же так привлекает этого молодого, богатого весельчака старый отель цвета потрепанного фламинго…

– Едем, как обычно? – спросила Джессика, устраиваясь на переднем сидении.

– Нет, немножко по-другому, – спокойно ответил Мэтью и тут же подмигнул Гордову. – Я через русский квартальчик проеду. Ты не против, бро?

– Да нет, совсем не против! Я даже “за”!

Игорь всё это время усиленно изучал карту Лос-Анджелеса, которую ему ещё вчера всучил Баркер, и попутно засыпал своих новых знакомых вопросами:

– Китайский городок? Корейский городок? А там действительно одни китайцы или корейцы?

– Да кто здесь только не живет! – объясняла Джессика, томно растягивая каждое слово. – Хотя эти названия совсем не напрасны. Я называю эти городки зонами сосредоточения или, как мы здесь говорим, “коммунами”. Эл-Эй полон таких коммун. Пойди на восток – Маленькая Армения… А в даунтауне даже маленький Бангладеш есть…

– А как насчёт Маленькой Мексики?

– Шутишь? – прыснул Мэтью. – Да они здесь на каждом шагу: через границу только так и лезут! Перекрой им всё, так они и по водосточным трубам поползут… за хорошей-то жизнью.

– Я слышал, что Калифорния в своё время принадлежала Мексике. Об этом свидетельствуют даже названия улиц.

– Точно. Так что вопрос о Маленькой Мексике тут снимается сам собой, – согласилась Джессика.

– Эй, не так-то быстро! – Мэтью указал вперёд. – Вот вам бульвар с чисто английским названием.

– Сан-сэт… – прочитал Игорь.

– Ты не раз видел его в голливудских фильмах, – улыбнулась мулатка.

– Да-да… что-то знакомое… эти пальмы по бокам!.. – Игорь тут же стал оглядываться по сторонам, будто пытаясь вобрать в себя каждую чёрточку очередной “легенды”.

Знаменитый бульвар встретил его стальным куполом массивного кинотеатра “Cinerama” и двухэтажной “Амёбой”, самым большим музыкальным магазином мира, формой своей напоминавшим огромный космический корабль с жёлтым флагом-плакатом, на котором синими буквами было написано: “Give Peace A Chance!”[17]17
  англ. – Дайте Миру Шанс! Название песни Джона Леннона.


[Закрыть]

По тротуару знаменитого бульвара, словно сбившийся с пути баркас, двигался темнокожий старик с огромной белой бородой и маленьким красным рюкзачком, смешно вихлявшимся у него за спиной. Он двигался настолько быстро, что даже немного пугал прохожих своими размашистыми движениями.

– Пол!.. Пол!!! – закричал Игорь, узнав в старике своего вчерашнего попутчика. Он высунулся по пояс из кабриолета, пытаясь привлечь внимание деда. Но тот не услышал его.

Лишь на мгновение старик остановился и, сильно тряхнув своей косматой головой, громко рявкнул: “Ух, Мария Антуанетта! Мы потушим пожар в Бастилии!” Потом дед издал какой-то дикий звук и резко исчез за углом…

– Ты знаешь этого бомжа? – удивилась Джессика.

– Он не бомж! – отрезал Гордов. – Он со мной вчера в грейхаунде ехал… Хороший старичок…

– Прекрасный, я уверен! – засмеялся Мэтью. – Ну, ничего, бро. Сегодня тебе с попутчиками больше повезло.

Игорь лишь молча кивнул головой: то ли в знак согласия, то ли от недоумения…

– Санта-Моника, – тихо прочитал он название очередного бульвара и невольно нахмурился. В этой части города Санта-Моника тоже оказалась неприветливой. По бокам дороги расположились однообразные квадраты магазинов и предприятий, вокруг которых сновали маленькие, угрюмые люди, в большинстве своём, мексиканские рабочие и осанистые армяне. Не обошлось здесь и без разноцветных бездомных с их погнутыми тележками, нагруженными всевозможной стеклотарой, и “ароматом” перезрелой мочи…

– Я вижу, у вас с бездомными здесь целая проблема, – тихо заметил Игорь.

– Разве ты не знал? – засмеялся Мэтью. – Как говорит мой папка, “богачи становятся богаче, бедные становятся бедней”. Хотя, что это я? Эти бездомные иждивенцы у государства на шее сидят, пособия по безработице получают. Потому и работать им лень! Вонючки, ха-ха…

Тем временем, по мере того, как глянцевый кабриолет продвигался на запад, Санта-Моника вдруг похорошела, принарядилась и наполнилась богатыми туристами и дорогими ресторанами.

– Мы на перекрестке с Фейерфаксом. Гляди в оба! – объявил Мэт. – Здесь немало вывесок с русскими буквами.

– Русская коммуна? – радостно всполошился Гордов.

Так и было. Кириллица не заставила себя долго ждать. Родные “Книги”, “Аптека”, “Овощи” то и дело стали мелькать у Игоря перед глазами. Наконец он не выдержал:

– Можно мне туда заглянуть?

Мэтью лишь засмеялся в ответ.

Это был небольшой русско-армянский продовольственный магазинчик со странной вывеской “Свежая мясо”. Он сразу напомнил Игорю те советские магазины, которые он видел ещё в раннем детстве у себя дома в Ч**. Буханки чёрного хлеба и кругляши армянского лаваша дразнили покупателя с высоких полок, находившихся за прилавком. По углам висели прошлогодние афиши концертов Шуфутинского. И в центре этой маленькой вселенной “мини-СССР” вертелась вечно напомаженная и вечно недовольная жизнью королева кассы Лариса. Да, даже здесь в Голливуде русская продавщица была недовольна жизнью. Увидев Игоря, она сначала обнажила свои выбеленные зубы, но тут же, распознав в нём “своего”, приняла обычный, угрюмый вид. Игорь поздоровался с ней по-русски и остановился у стеклянной витрины с колбасами, делая вид, что выбирает.

– Эй, Андрюха! – вдруг зычно гаркнула кассирша. – Куда ты там пропал? Давай, иди сюда! Колбасы-то так и не нарезал!

Тут же у витрины показался широкоплечий, коренастый парень с короткой стрижкой a la “ёжик”, совсем не сочетавшейся с его большими, маслянисто-голубыми глазами. Парень вяло взялся за огромный столовый нож и начал нарезать охотничью колбасу.

– Эй, покупать-то чего будешь? – снова окликнула кассирша.

– Это… Вы мне? – не понял Игорь.

– Ну, а кому же? В магазине никого, кроме тебя, и нет! – продавщица сделала круглые глаза.

– Я… пока не знаю… – незадачливо ответил Игорь и тут же заметил, что парень с “ёжиком” пристально смотрит на него. Гордов быстро взглянул на парня, но тот ещё быстрее отвёл глаза в сторону и как-то неловко поспешил нарезать свою несчастную колбасу. Игорю тоже почему-то стало неловко. Так ничего и не выбрав, он молча вышел из “Свежая мясо”.

– Ну? Как там твои русские? – весело закричал Мэтью, высовываясь из кабриолета.

– Да… да… – задумчиво ответил Гордов и сел в машину.

Лос-Анджелес – город горьких и сладких ироний. Одной из этих ироний (сладкая она или горькая, решайте сами!) было соседство русской коммуны с радужным гей-тауном Западного Голливуда.

– А теперь уж точно – гляди в оба! – съехидничала Джессика, передразнивая Мэта и весело подмигивая Игорю.

Сначала мимо кабриолета промелькнул огромный плакат с двумя прильнувшими друг к другу мускулистыми мужчинами в тугих брюках из чёрного латекса. Потом на аккуратно вымощенном разноцветными плитами тротуаре показалось двухметровое чудо в короткой мини-юбке. Оно было закутано в огромный плюшевый шарф и локоны своего белокурого парика. Умело ворочая бёдрами, чудо быстро двигалось по бульвару на высоких каблуках и, видимо, куда-то спешило, отчего его полная грудь постоянно колыхалась, как водяной матрас.

– Shemale, – прошептал Мэтью тихо, с какой-то странной слащавостью в голосе.

– Как, как? – переспросил Игорь, всё ещё оглядывая двухметровую диковинку.

– She – male. Он и она в одном флаконе, – повторил Мэтью. – Выше пояса – женские груди. Ниже пояса…

– Я думаю, он уже догадался, – перебила Джессика. – И ещё я думаю, нам уже давно пора показать Игорю Сансэт-стрип.

– Где-то я это уже слышал, – задумался Игорь.

– Конечно слышал! – обрадовался Мэтью. – Сансэт-стрип когда-то называли рок-н-ролльной “меккой” всей Америки.

– Здорово! Едем скорее туда! – радостно отозвался Гордов.

Мэтью тоже довольно потёр руки: стрип была дорога ему по-своему…

Если двигаться по Лос-Анджелесу с востока на запад в направлении океана, то можно легко проследить, как унылые районы-проекты постепенно перетекают в муравейники рабочих кварталов, а те, в свою очередь, растворяются в океане туристов центрального Голливуда – и чем западнее, тем богаче и роскошнее становится город, разнообразие которого заставит любого не раз употребить в своих описаниях приставку “мульти”. Сансэт-стрип была неофициальным началом богатства и роскоши города ангелов. Дорогие рестораны-отели, легендарные рок-клубы, красивые женщины, находившиеся не только на неоновых афишах – всё это придавало особый шарм знаменитому отрезку бульвара Сансэт.

– Так вот она, рок-н-ролльная мекка Америки! – прошептал Игорь, невольно оглядывая стройную темноволосую официантку, кружившуюся над столиками летнего кафе. Кабриолет завяз в очередной пробке, и ещё несколько секунд Игорь любовался этой невысокой брюнеткой в скромном синем платьице и красных сетчатых чулках. На мгновение огромное солнце метнуло свои лучи в стекла кабриолета и тут же отразилось изумрудами в её глазах. Девушка прищурилась.

– Как мило она это сделала, – невольно подумал Игорь и тоже зажмурился.

– А теперь уж точно – смотри в оба! – засмеялся Мэтью, на этот раз передразнивая свою подругу с рыжими шиньонами.

И они оба наперебой стали перечислять русскому гостю регалии великого бульвара.

– Вон там за углом, на Ларраби-драйв – это легендарный клуб “Viper room”…

– “Nirvana” играли здесь один из своих первых концертов в Эл-Эй. А глянь направо!..

– … “Whiskey A Go-Go”. Здесь рвал сцену молодой Джим Моррисон. Ух, жила бы я в шестидесятые, я бы ему дала…

– А вот и “Roxy” – там зажигали Guns'n'Roses!..

– Джим Моррисон… Нирвана… Ганз-н-роузес… – восхищенно повторял Игорь, впиваясь глазами в праздничную улицу Сансэт-стрип и мысленно представляя, как по её тротуару расхаживали в своё время эти полулюди-полубоги.

– Но рок давно уже мёртв, – неожиданно заключил Мэтью. – Ты, Егор – тьфу! – Игорь, лучше сюда поздним вечером наведайся! Здесь такие попки ночью – просто блеск!..

– Опять за своё? – пригрозила Джессика, но тут же улыбнулась так, как это умеют делать только дерзкие девочки-неряхи.

Вырвавшись из объятий очередной пробки, глянцевый кабриолет разогнался по гладкому Беверли Хиллз – эпицентру шика и роскоши Эл-Эй. Изящные фонтаны, холёные газоны, грандиозные особняки, всё великолепие которых никак нельзя было разглядеть за огромными воротами, обвитыми плющом… и эти голубые, ясные небеса без единого облачка, под которыми жили настоящие звёзды – всё это окончательно очаровало Игоря. Даже воздух казался ему теперь каким-то сладким и пряным на вкус.

– А это правда, что здесь на улице можно встретить настоящую кинозвезду? – снова любопытствовал он.

– Правда, но только отчасти… – отвечала Джессика. – Беверли Хиллз действительно набита звёздами, только вряд ли встретишь их теперь просто так в каком-нибудь супермаркете. Им настолько надоели сумасшедшие фанаты и папарацци, что они теперь прячутся от нас в своих лимузинах.

– Ах, бедные звёздочки!.. – прыснул Мэтью.

– Тут и бездомных совсем нет, – заметил Игорь.

– Неправда! – вмешался Мэтью. – Я тут одного встретил. Не поймёшь, баба он или мужик, и называет себя Томом Крузом.

– Врёшь! – засмеялся Игорь.

– Не вру! Клянусь самой круглой попкой на Сансэт-стрип, не вру! Я к нему как-то нарочно подъехал и спрашиваю: “Как тебя звать?” Он отвечает: “Том Круз”. Я ему: “Ты где живешь-то?” А он серьёзно так: “Там живу, на холме!” – и показывает куда-то далекодалеко – на Луну, наверное. Дурак дураком и похож на Франкенштейна!

Увидеть Тихий океан – это всё, что оставалось сегодня русскому гостю для полного счастья. Юркий кабриолет лихо завернул на фривэй-405 и разогнался теперь во всю мощь, веселя и задоря своих пассажиров ездой с ветерком. “Пять минут – и мы на краю Запада!” – торжественно объявил Мэтью и тут же добавил: “Молитесь, чтобы не было пробок!” Игорь весело кивнул головой и зачем-то снова высунулся из окна машины. Джессика сделала радио погромче. Мэтью откинулся на спинку сидения и нажал на газ. Нет, ни Голливуд, ни Сансэт-стрип, ни Беверли Хиллз не шли ни в какое сравнение с тем, что увидел Игорь через обещанные пять минут. Уходящий в бесконечность туманный, голубой “каток” внезапно всплыл перед его глазами и также внезапно пропитал своей голубой прохладой каждую трещинку шумной Санта-Моники.

До самого побережья оставалось ещё около трёх миль, но Игорь уже перестал моргать… В конце концов, океанский бриз прослезил ему глаза. Кабриолет остановился недалеко от улицы Променад, являвшейся праздничным предисловием к главному блюду сегодняшнего дня – пляжу Санта-Моники. Променад, как всегда, была наполнена уличными артистами. Здесь можно было найти кого угодно: и азиатскую танцовщицу с “чудотворными” бёдрами, и испанского гитариста-виртуоза, и каскадёра-комедианта, и начинающих рэперов… и даже японские жареные бананы! Но Игорю было наплевать на жареные бананы – ему нужен был сам океан.

– Ты разве никогда не видел большой воды? – ухмыльнулся Мэтью, видя, как Гордов реагирует на голубую громадину влаги, раскинувшуюся впереди.

– Никогда… – смущённо ответил Игорь, не сводя глаз с океана.

Вдоль пляжа Санта-Моники и на восток к Венис Бич протянулась дорога, на которой разместился своеобразный народный базар. Туристов здесь было, пожалуй, больше, чем в самом Голливуде, и, признаться, здесь было на что посмотреть. Тут мастер из Либерии продавал самодельные ожерелья и талисманы. Там статный индеец торговал пёстрыми ирокезами. Чуть дальше разноцветный растаман собирал с наивных туристов подписи за легализацию марихуаны. И весь этот коктейль лиц и красок растворялся в свежем, солёном тихоокеанском бризе. Мэтью и Джессика разговорились с растаманом. Игорь же больше не мог оставаться на суше. Разгорячённый огромным калифорнийским солнцем, он лихо пробежал вперёд на шёлковый песок пляжа, быстро разделся до своих маленьких русских плавок и, разогнавшись, зарылся с головой в прохладные, пенистые барханы волн…

– До чего же он смешной! – не удержалась Джессика, глядя, как Игорь резво борется с огромными гребнями зелёной воды, то и дело выносящими его обратно на берег.

– Как он тебе? – улыбнулся Мэт.

– Ммм… лакомый кусочек, – промычала мулатка и с какой-то вычурной нежностью закрыла глаза. – Наверное, девственник ещё… хотя не знаю точно.

– Когда хочешь узнать?

– Не сейчас… Погоди пока.

Накупавшись вдоволь и даже успев поиграть в волейбол с местными любителями сёрфинга, Игорь снова присоединился к своей сегодняшней компании, и они вместе пошли исследовать огромный пирс Санта-Моники. Уходящий далеко в океан, пирс был несомненным центром всеобщего скопления и нескончаемым праздником мороженого, уличного блюза и мексиканских рыбаков. Но особенно поразил Гордова аттракцион с огромным колесом обозрения, находившийся на краю пирса. Уже начинало смеркаться. Колесо внезапно вспыхнуло сотнями неоновых огней, исполнявших сложную световую мелодию. На пару с неистовым детским смехом и вечерним гулом тёмного океана, оно медленно перетекало на полотна уличных художников Санта-Моники, в очередной раз пытавшихся увековечить в масле и акварели это бездумное веселье двуногих светлячков в лапах у бесконечной, бушующей природы…

– Ну, как тебе?.. – вкрадчиво спросила рыжеволосая мулатка, стоя рядом с Игорем на самом краю пирса.

– Когда мне было пять лет, родители привезли мне с Чёрного моря огромную морскую раковину. Они поднесли её к моим ушам и научили меня слушать шум океана. А я всегда мечтал превратиться в маленького человечка, проскользнуть по этой белой загогулине в чёрную пещеру раковины и выбраться наружу уже там – у самого океана… И вот… я, кажется, вылез!.. – хрипло прошептал Игорь и молча уставился на беснующиеся внизу волны “пацифики”.

– И вылез-то уже совсем большим и упругим! – прошептала Джессика и тут же вспыхнула новой идеей: – Слушай, а давай до Венис Бич пройдёмся! Это в двух шагах отсюда. Там, я уверена, тебе ещё больше понравится.

– Да куда же ещё больше? – засмеялся Игорь.

– А ты когда-нибудь слышал про “круг барабанов”?

– Гм… нет.

– Идём?

– Ок, – Игорь утвердительно кивнул головой и вдруг остановился: – Подожди! А где же Мэтью?

– Мэтью? – засмеялась мулатка. – Он, наверное, опять там с какой-нибудь дурочкой флиртует. Не бойся! Он нас догонит. Он своими пассажирами дорожит.

Венис Бич действительно оказался в двух шагах на востоке от Санта-Моники. Пропитанный кисловатым ароматом марихуаны и легендами о молодом Джиме Моррисоне, Венис был всё же спокойнее и чище бесконечного карнавала Санта-Моники. Небезызвестный “круг барабанов” (drum circle), музыкальный эпицентр пляжа, придавал всей этой тихоокеанской симфонии некий магический, туземский характер. Участником “круга” мог стать каждый, кто находился на пляже во второй половине дня в компании неодолимой жажды ритма и танца. Лидер “круга” устанавливал на шёлковом песке свою ударную установку и задавал ритм. Остальные подхватывали. Вскоре появлялся и противник лидера со своим огромным африканским “конго”. Он ускорял темп и задавал новый ритм. Начиналось соревнование. За считанные минуты “круг барабанов” разрастался, превращаясь в плотное кольцо, внутри которого неистово и дико танцевали разгорячённые музыкой молодые тела. Таким и застали “круг” Игорь и Джессика, подоспевшие на Венис Бич уже к вечеру.

Солнце зацвело огромной, красной бугенвиллеей на холмах Малибу и пустило миллионы своих горячих лепестков в тёмные недра океана. Иногда казалось, будто лепестки эти превращались в маленьких лиловых змеек. Змейки лихо выпрыгивали из воды и исчезали где-то в глубине вечерних облаков…

– Мне это снится, или я живу сейчас в какой-то старой, языческой легенде? – тихо проговорил Игорь, глядя на закат и барабаня пальцами по груди – в такт с “кругом барабанов”.

– Svoboda… – прозвучал где-то рядом мягкий, бархатный голос.

Игорь оглянулся – никого не было рядом… Джессика ушла за пиццей в местную забегаловку. Мэт задержался где-то в районе Санта-Моники. “Послышалось…” – подумал Гордов и снова взглянул на “круг”. На этот раз взгляд его невольно остановился на одной из девушек, танцевавших внутри кольца. Она показалась ему знакомой… Тёмно-русые волны волос, в которые солнце вплетало свой вечерний мёд, облепили её потное, разгорячённое танцем лицо.

– Это же та официантка с бульвара Сансэт! – Игорь не заметил, как заговорил вслух.

– Давай, давай! – сыпались из “круга” голоса, и бой барабанов усиливался.

Незнакомка ловко и быстро крутила своими бёдрами, выкрикивая при этом что-то несуразно-страстное и стреляя своими зелёными глазами-искрами в толпу. Одна из этих “искр” снова угодила в Игоря. “Кто это?..” – прошептал он, но так и не решился подойти ближе, будто боясь разрушить всё это барабанное таинство и его страстную танцовщицу…

___________

Неуёмные ритмы, звуки и танцы медленно растаяли в глянце кабриолета и ночном воздухе города, наполнявшемся свежими ароматами цитрусов и эвкалипта… В районе полуночи Мэтью и Джессика высадили Игоря у входа в отель, и он окончательно пришёл в себя уже в лобби, когда сонный Баркер протянул ему ключи от общего номера. “На первом этаже. Налево”, – пробурчал менеджер. Скоро перед глазами Гордова предстала комната, разительно отличавшаяся от номера 803. Разодранный линолеум на полу и подержанная мебель придавали ей довольно обшарпанный вид. На потолке развалилась огромная, неуклюже-нарядная люстра с кучей стеклянных гирлянд и одной горящей лампочкой, заставившая постояльцев забыть о том, что потолок этот был когда-то высоким. Ко всему прочему, из него зачем-то торчал большой железный крюк… У левой стены расположились две двухъярусные кровати, снабжённые тоненькими матрасами и постельным бельём. Верхняя койка одной из них пустовала. У правой стены рядом с дверью в смежную комнату соседствовали друг с другом развлекательный центр и кухня, точнее, квадрат старого телевизора и холодильник-лилипут. В центре комнаты, напротив окна с пыльными жалюзи, сидел коренастый, голубоглазый парень лет двадцати пяти и медленно нарезал себе калач охотничьей колбасы маленьким перочинным ножом. Увидев Игоря в дверях, он вдруг расплылся в широкой улыбке и весело прокартавил:

– О, бля!.. Русский приехал.

Нет – поверьте мне! – ничто… ничто так не будоражит душу русскому человеку, как родное матерное слово в неродной стране! “Бля” – это больше не “бля”: это доброе бабушкино “Хочешь борща?”, это шальное школьное “Перемена!”, это старый анекдот про Чапаева… Нет, глубже! Это запах русского духа в избушке у Бабы Яги.

– Да, бля! Русский приехал! – весело отчеканил в ответ Гордов и захлопнул за собой дверь.