Текст книги "Под Знаком Исцеления"

Глава 4

У Бидж не оказалось ни секунды на то, чтобы обдумать – не были ли события прошлой ночи сном. Хорват игриво куснул спящую Дафни, та быстро и точно стукнула его лапой по носу. Хорват с визгом бросился бежать – прямо по спящей Бидж; Дафни, прихрамывая, стала его преследовать. Бидж только и успела, что защитить рукой лицо, и охнула, когда кошка размером с немецкую овчарку с размаху прыгнула ей на грудь. Бидж выпустила Дафни наружу.

– Черт, – пробормотала девушка слабым голосом, судорожно хватая ртом воздух, – я проспала.

Она долила воды в чайник, плотнее запахнула халат – утренний воздух был прохладен – и подбросила дров на еще тлеющие угли. Потом она снова открыла дверь и впустила Дафни. Та сразу снова прыгнула на кровать, по привычке всего кошачьего племени.

Как только дверь открылась, Хорват кинулся наружу и присел на траве. Дрессировка, подумала Бидж, термин, включающий многое, но по крайней мере он знает, что свои делишки нужно делать не в доме.

– Хороший мальчик, – сонно пробормотала она, босиком подошла к порогу и втащила волчонка внутрь прежде, чем он успел отправиться знакомиться с окрестностями.

Бидж поспешно схватила тетрадь (и тапочки) и выбежала из дома; отметив положение солнца относительно круга из камней, она сделала виноватую приписку о том, что пропустила момент восхода. Теперь можно было вернуться в дом и наконец полностью проснуться.

Как оказалось, ее уже ждал клиент: он терпеливо стоял под Знаком Исцеления. Вывеска скрипнула от порыва утреннего ветра, клиент застенчиво поклонился и улыбнулся от уха до уха, продемонстрировав множество клыков; это его смутило, и он с извиняющимся видом поскорее сжал губы.

Мясоеды были похожи на невысоких коренастых людей; отличительной чертой их были широкие рты, полные острых конических зубов – жевательных у них не было вовсе. Мясоеды обычно помалкивали, может быть, потому, что из-за зубов им было трудно говорить отчетливо, а может быть, чтобы не пугать собеседников. Они ограничивались поклонами и жестами и старались улыбаться, не раскрывая рта; на самом деле, если бы не зубы, они были бы вполне милым народцем.

Посетитель Бидж принес на плечах раненого олененка. Бидж почувствовала комок в горле, услышав клокочущее затрудненное дыхание животного. Олененок уже утратил младенческую окраску с белыми пятнышками, к тому же сейчас мех был покрыт кровью.

– Позволите мне осмотреть его, мистер?..

– Дохнрр. – Когда мясоед заговорил, его зубы, по форме к размеру похожие на остро заточенные карандаши, стали отчетливо видны. Он поспешно закрыл рот и виновато посмотрел на Бидж.

– Мистер Дохнрр. – Бидж улыбнулась ему, хотя в присутствии мясоедов всегда нервничала, и протянула руки к олененку. Дохнрр поднял его так, чтобы ей было лучше видно.

Олененок побывал в когтях страшного хищника. Зная, что прошлой ночью поблизости охотилась птица рок, Бидж решила, что ему еще повезло, если, конечно, он выживет. Она начала осмотр.

Однако все сразу стало ясно. Одна лобная пазуха была вспорота и кровоточила – болезненное, но поправимое повреждение. Один глаз отсутствовал – судя по длинной борозде, тянущейся вдоль всей мордочки, здесь поработали клыки. Нижняя челюсть оказалась сломана и висела под неестественным углом; на ней отпечатались чьи-то зубы. Бидж обнаружила несколько ран на шее, но они были неглубокими – сонная артерия не пострадала.

Но рваная темная рана на трахее – именно из-за нее дыхание олененка было таким затрудненным – была смертельна. Осмотр можно было не продолжать.

– Мне очень жаль. Помочь ему нельзя. Даже если мне удастся сохранить ему жизнь на какое-то время, он слишком изуродован и не сможет потом выжить в лесу. Милосерднее его убить. – Бидж помолчала и добавила: – Ты мог бы его съесть.

Дохнрр печально кивнул, и по его щеке скатилась слеза. Он погладил дрожащего олененка, поднял глаза на Бидж и знаками изобразил укол.

– Я могу его усыпить, – ответила девушка, – но Т – 61 – лекарство, которое я ему введу, – сделает его мясо несъедобным. Ты не мог бы убить его быстро и безболезненно?

Дохнрр поколебался, потом показал когтистым пальцем на шею олененка и вопросительно посмотрел на Бидж.

– Да. – Бидж подумала, что сейчас пригодился бы нож милосердия – маленький пружинный нож, используемый для забоя скота. Она не догадалась захватить его с собой на Перекресток и теперь гадала, чем бы его заменить.

– Я могу расчленить позвоночник, вот здесь, – она взяла маленькую мускулистую руку мясоеда и положила ее на шею олененка, – между пятым и шестым позвонками. – Олененок умрет мгновенно. Придется мне поискать что-нибудь достаточно острое…

Маленький человечек оскалил пятисантиметровые острые как бритва зубы. Его голова качнулась вниз и в сторону, щека коснулась руки Бидж, и она ощутила на пальцах влагу его слез.

Мясоед выпрямился, а олененок дернулся и затих. Глубокая рана рассекла его шею, и голова свесилась на грудь под острым углом. Дохнрр прижал к себе олененка, как ребенок любимую игрушку; лицо его было искажено горем, губы покраснели от крови.

Потом мясоед посмотрел на Бидж и протянул ей когтистую руку.

– Сспссибб, – пробормотал он.

Бидж дрожащей рукой ответила на его рукопожатие.

– Всегда готова помочь чем могу.

Дохнрр вытащил из мешка свежую уже ощипанную тушку фазана. Похоже, птица забрела на Перекресток из Виргинии. Мясоеды, если приходилось, расплачивались за услуги золотом, но считали это не очень вежливым; они предпочитали в качестве платы что-то, что они сами сделали. Бидж поблагодарила Дохнрра, и он унес олененка, нежно прижимая его к себе.

Бидж отнесла фазана на кухню и положила в воду, чтобы приготовить позднее. Ее мысли все еще были заняты растерзанным олененком.

– Хищники, – пробормотала она с отвращением, потом погладила Хорвата и Дафни. Прихлебывая чай, Бидж стала размышлять о том, как приготовить фазана.

Потом ее мысли переключились на Хорвата. Кое-что он уже знает: знает, что нужно проситься наружу для своих делишек. Но как легко вообще он поддастся обучению?

– Хорват? – обратилась она к волчонку. – Ты умненький?

Щенок попытался поставить торчком по-младенчески висячие ушки. Он внимательно смотрел на Бидж, виляя хвостиком, и демонстрировал горячее желание учиться.

– Хорват, – медленно проговорила Бидж. – Пройди до двери, потом вернись на середину кухни и сядь.

Он быстро пробежал через помещение, с интересом принюхался к запахам, идущим из кладовки, потом вспомнил о задании и вернулся на середину кухни; тут ему попался плетеный половичок, и он вступил с ним в смертельную схватку.

Бидж попыталась отнять у него половичок, потом опомнилась:

– Хорват, отдай. Плохой волчонок. Отдай, говорю. Веди себя хорошо, Хорват. – Никакого впечатления. Набрав в грудь воздуха, Бидж рявкнула: – Не сметь! – Хорват замер, плюхнулся на пол и вытаращил на нее глаза. Потом почти ползком на брюхе подобрался к ней и лизнул в ногу.

– Ну ладно, – сдалась Бидж, – все в порядке. Ты просто не должен так делать. Да ладно, ладно… Я тебя люблю, малыш. – Бидж почувствовала, что действительно очень скоро его полюбит.

Хорват бросил на нее лукавый взгляд, склонил голову набок, улыбнулся во весь рот и, подпрыгнув, ухватил зубами за полу халата. Бидж попыталась отдернуть полу, невольно сделав шаг назад. Хорват тут же сорвал шлепанец с ее правой ноги.

– Хорват! – Прыгая на одной ноге, Бидж стала гоняться за ним по кухне. Волчонок легко ускользал, тряся головой и подбрасывая шлепанец в воздух.

У Бидж чуть не вырвалось: «Твой родственник делал то же самое со смуглым человечком в полметра ростом…»

Туг Хорват бросил добычу и несколько раз пискнул, глядя на дверь. Бидж не сразу поняла, что это он так лает.

Она схватила тапок и выглянула за дверь; ей сразу стал слышен стук копыт на холме позади коттеджа.

– Замечательно, – пропыхтела Бидж. – Очень подходящий способ приветствовать королеву.

По склону холма галопом мчался кто-то, похожий на женщину на лошади. Когда она приблизилась, стало видно, что на самом деле это женщина-лошадь – представительница племени кентавров. Ее тело арабского скакуна было прекрасно, а смуглый человеческий торс держался так же прямо, как у всадницы при выездке.

Мальчик-жеребенок, изо всех сил стараясь не отстать от матери, вылетел из-за вершины холма. Он съехал с крутого склона и засмеялся от удовольствия.

Вблизи стало видно, что скульптурные формы женщины-кентавра прикрыты жакетом из домотканого сукна. Облако пара от ее дыхания было заметно больше, чем у человека, – частично питому, что ее легкие должны были обеспечить кислородом гораздо более крупное тело, частично потому, что температура этого тела была очень высока.

Остановившись, она приветствовала Бидж, торжественно подняв руку. Кентавренок рядом с ней остановился тоже. Он застенчиво посмотрел на Бидж и спрятался за мать.

Бидж, которая к этому времени успела подпоясать халат и надеть тапок, поклонилась столь же торжественно:

– Приветствую тебя, Каррон.

– Приветствую тебя, доктор. – Женщина-кентавр грустно улыбнулась и сказала: – Знаешь, даже теперь, когда прошло несколько месяцев, я все еще вижу перед собой моего Несиоса, когда кто-нибудь называет меня Каррон. Но позволь мне поздороваться с тобой как следует.

Она склонилась и протянула Бидж руки. Та поднялась на цыпочки и горячо обняла ее:

– Здравствуй, Полита.

Сильные руки Политы оторвали Бидж от земли. Женщины нежно поцеловали друг друга.

– Ох, Бидж, я так рада тебя видеть. Каждый раз, как я вспоминаю тебя, я вспоминаю моего милого Конли новорожденным – живым новорожденным.

– Это была заслуга Ли Энн, – смущенно пробормотала Бидж. – И, конечно, Конфетки – доктора Доббса. – Именно из их имен возникло Конли: «Конфетка – Ли».

Полита яростно помотала головой; черные кудри взметнулись и почти заслонили ее огромные темные глаза.

– Это и твоя заслуга тоже. Иначе он не выжил бы. – Она поставила Бидж на землю, та повернулась к кентавренку:

– Здравствуй, Конли.

Четырехмесячный кентавр походил на двенадцатилетнего мальчишку – он рос со скоростью жеребенка, а не человеческого ребенка. Засунув палец в рот, он таращился на Бидж, пока она разговаривала с его матерью, потом ускакал и скрылся за углом коттеджа.

– Ох, он стал совершенно невозможным, – проговорила Полита. – Особенно сейчас – он переживает, что его любимая бабушка была ранена и нам пришлось оставить ее умирать.

Конли высунулся из-за угла, с возмущением посмотрел на мать и снова исчез.

Через несколько секунд Бидж сумела выдавить из себя, стараясь, чтобы голос ее прозвучал спокойно:

– Вы оставили ее на переправе у реки? Полита обиженно посмотрела на нее:

– О нет. Я знаю – так велит традиция, и Несиос сказал бы, что именно так и нужно сделать, но все равно – нет. Я оставила Медее еду и питье там, где она сломала ногу, – даже вино оставила. А потом я сообщила Великим. Они прилетали прошлой ночью.

Бидж постаралась не смотреть на царапину на стене коттеджа.

– Я знаю.

– Тогда тебе известно, что ценой ее жизни, возможно, была спасена еще чья-то жизнь. – Полита умоляюще посмотрела на Бидж. – Ведь Каррон выбирает обреченных на смерть, но не убивает.

Если кто-то из кентавров получал увечье, или заболевал, или просто становился слишком слаб, чтобы следовать за остальными в их бесконечном кочевье по землям Перекрестка, – его оставляли на милость хищников. Так вели себя стадные животные на протяжении веков, так вели себя даже некоторые кочевые племена. Бидж, знавшая на собственном опыте, что такое смертельная болезнь, и чудом выздоровевшая благодаря Перекрестку, находила обычаи кентавров невыносимо жестокими.

– Ради спасения жизни… – начала она медленно.

– Ты обдумала то, что я тебе раньше говорила? – возбужденно перебила ее Полита.

– Я много думала об этом. Я даже поговорила кое с кем о том обучении, которое ты хочешь организовать, а также о том, в каком вы на самом деле нуждаетесь.

Полита сверху вниз пристально смотрела на Бидж:

– Я видела так много неудачных родов, так много смертей. Ты рассказывала, что у вас обучают беременных женщин поведению при родах. Такие курсы очень помогли бы нам, они так необходимы!

Бидж кивнула:

– Я согласна с тобой. По-моему, очень здорово, если тебе удастся это организовать. – Она помахала Конли, который было высунул голову из-за угла, но тут же снова спрятался. – Тем более что ведь обычно роль Каррона не такова.

Полита печально улыбнулась:

– Каррон делает то, что необходимо. Хотела бы я, чтобы такой необходимости не возникало.

Бидж посмотрела ей в лицо, запрокинув голову так, что даже шея заболела:

– Тогда позволь мне научить твой народ большему. Позволь мне научить беременных правильному поведению и правильной диете, объяснить им необходимость своевременных и постоянных обследований. – Бидж сделала глубокий вдох. – Позволь мне научить кентавров оказанию первой помощи, профилактике хромоты, способам быстрого лечения в случае болезни.

На лице Политы было написано сочувствие, но и непреклонность тоже.

– Я знаю, что ваши обычаи не таковы. Знаю, что ты должка приносить смерть тем, кто болен. Я хочу научить вас помогать пострадавшим, и тогда они не будут обречены на смерть, вот и все. Это называется профилактика, – закончила Бидж, понимая, что последний термин ничего не говорит Полите.

– Выбирать себе смерть, предотвращая ее? – Полита была поражена. – Такого никогда не случалось.

– Но почему это невозможно?

– Позволь мне все тебе объяснить. – Полита наклонилась к Бидж, предварительно удостоверившись, что Конли их не слушает. – Мы сейчас много кочуем – чтобы найти себе пищу. Но мы разбрасываем семена, чтобы нужные нам растения выросли, а потом возвращаемся и собираем урожай.

Бидж кивнула. Кружка как-то говорил ей, что это – переходная стадия от собирательства и охоты к настоящему земледелию. Грифон, хоть и был хищником и мало разбирался в таких вещах, пренебрежительно назвал это «фермерством для видов, которые не способны надолго сосредоточиться».

– Что, если нас станет больше и кочевать придется еще дальше? – продолжала Полита. – Что, если пищи все время будет не хватать и мы увидим, как наши дети голодают? Разве такое не случается, доктор?

Бидж честно, хоть и против воли, ответила:

– В нашем мире такое случается часто. Иногда это приводит к тому, что пастбища вытаптываются, иногда хищники истребляют виды, которыми питались, и начинают голодать, иногда возникает угроза окружающей среде в целом в определенном районе. – Бидж сухо добавила: – Иногда даже высказывается мнение, что именно это угрожает сейчас человеку, и угрожает заслуженно.

Полита еле заметно улыбнулась:

– Ты говоришь сейчас совсем как доктор Конфетка Доббс. Пожалуйста, передай ему от меня привет.

– Он всегда очень тепло вспоминает тебя, – ответила Бидж. Конфетка Доббс обожал свою жену, но как мог бывший ковбой не вспоминать тепло о женщине-кентавре?

Полита встряхнула длинными темными волосами и одновременно – хвостом.

– Давай вернемся к нашему разговору. Когда Несиос был Карроном и мы спали бок о бок, он часто беспокоился о том, как кентаврам выжить. Я знаю, он казался тебе суровым, но он был очень одинок, и на нем лежала тяжелая ответственность. «Что мне делать, Полита, – говорил он мне, – если в один прекрасный день нас окажется слишком много и мне придется обрекать на смерть не слабых и больных, а здоровых? Что, если я не смогу вынести ненависти собственного сына – а ведь он может возненавидеть меня, как ненавидел я своего отца за то, что он выбрал смерть?»

Бидж вспомнила, как Несиос требовал, чтобы их еще нерожденный малыш был расчленен в чреве матери ради спасения жизни Политы.

– Он мужественно принимал такие решения, – сказала она осторожно.

– Я тоже должна принимать их мужественно, – ответила Полита. – Я чувствую особую ответственность теперь, когда у меня родился сын.

Они молча постояли рядом, освещенные косыми лучами солнца. Конли, которому стало скучно, выбежал из-за угла дома и стал заглядывать в окна.

Наконец Полита сказала:

– Поймешь ли ты меня, если я по-прежнему буду говорить кентаврам, чего они делать не должны, даже если ты научишь их, как это делать?

– Конечно.

– Хорошо, – вздохнула Полита с облегчением. – Начинай учить нас как можно скорее.

– Мне нужно будет посоветоваться с Ли Энн. Она лучше меня умеет обращаться с… – Бидж чуть не сказала «лошадьми». – Ну, она лучше понимает кентавров. – И когда ты получишь ее совет? – Полита, однажды решившись, хотела взяться за дело немедленно. – Как ты свяжешься с ней?

– Я отправила письмо… – Полита бросила на Бидж непонимающий взгляд, и та поправилась: – Я послала ей сообщение вчера – описала, что собираюсь сделать, и попросила помочь.

Полита засмеялась:

– Ты все та же Бидж – думаешь быстрее, чем другие.

Бидж не нашлась что ответить на это. К счастью, Полягу отвлек Конли: он, смеясь, показывал на дверь дома, приплясывая на месте.

Полита подбежала к нему и взъерошила волосы сына.

– Что там, мой хороший? У доктора появилось что-то забавное? – спросила она. И замерла на месте.

Бидж тоже бросилась к двери. Хорват, упершись лапами в пол и яростно рыча, тащил со стола уже полурастерзанную тушку фазана, принесенную Дохнрром.

– А я рассчитывала приготовить из нее себе обед… – сказала Бидж и радостно добавила: – Он же учится охотиться! Поймал добычу и защищает ее.

– Какой молодец, – произнесла Полита без всякого выражения. – Ты взяла на себя заботу о нем?

– На некоторое время, – ответила Бидж, озадаченная тем, как изменился тон Политы.

– Конечно. Ты заботишься о многих видах. – Полита бросила взгляд на сына. – Ты помнишь, я рассказала тебе о бабушке Конли Медее? Той, которая охромела? Это сделали вир. – Она опустила руку на плечо Бидж – опустила со всей силой кентавра, и Бидж почувствовала себя пригвожденной к земле, как будто на нее упало дерево. – Они пытались перегрызть ей горло. Вир делают это со всеми дикими копытными. – Ее голос стал хриплым, на шее вздулись вены.

Конли, встревоженный серьезным тоном матери, прижался к ней. Полита обхватила его за плечи:

– Но она не позволила им, правда, мой хороший? Она брыкалась и била их копытами и в конце концов отогнала. Но один из вир, которого она лягнула, вцепился ей в ногу – конечно, это была самозащита, я признаю, – и порвал… порвал, чем крепится мышца… я не знаю названия…

– Связку. – Бидж почувствовала дурноту. – Он порвал ей связку. Сообразительный зверь.

– Очень сообразительный, – кивнула Полита. – Если она и отобьется от них, все равно мы ее бросим, и рано или поздно вир получат свою еду. – Она смотрела вдаль, как будто видела перед собой на лугу изувеченную Медею. – Так что она дохромала до меня и спросила, что делать. Я послала сообщение Великим. Мы оставались с Медеей так долго, как только могли, и мы не отдали ее вир.

Она стиснула плечо Бидж, яростно хлестая себя хвостом по бокам:

– Держи этого звереныша подальше от глаз моего народа, Бидж. Они убьют его.

– Его зовут Хорват. – Бидж чувствовала, как горят ее уши: она рассердилась на Политу.

– Они убьют Хорвата, как бы ни был он мил сейчас. – Полита отпустила плечо Бидж и взъерошила ее короткие темные волосы, как взъерошила волосы сына. – Ты говорила, что будешь учить нас профилактике. Убить этого звереныша – тоже профилактика, и это может спасти не меньше жизней, чем твои занятия.

– Я убиваю клещей и блох, но не более крупных хищников, – ровным голосом ответила Бидж. – Может быть, это и странное деление, но я на нем настаиваю.

Полита ответила только:

– Я поняла, – и собралась уходить. На сердце Бидж было тяжело.

Но Полита тут же вернулась:

– Я забыла тебе сказать: твои друзья Руди и Бемби решили пожениться.

– Я в этом не сомневалась. – Руди и Бемби принадлежали к виду полуоленей-полулюдей; их соплеменники жили в холмах на северо-западе Перекрестка. Бидж встречала их несколько раз в «Кружках», еще когда проходила ветеринарную практику.

– Свадьба будет в «Кружках» – новых «Кружках», в день второго полнолуния осени. Руди просил меня передать это тебе и другим студентам. Ты сможешь дать им знать?

– Обещаю. – Бидж была так же рада тому, что разговаривает с Политой, как и будущей свадьбе.

– Хорошо. Руди и Бемби хотят, чтобы ты, и Анни, и Ли Энн были подружками. Они просили предупредить, что вам придется немало побегать. И еще они хотят, чтобы Дэйв был кем-то, кого Руди называет «шафер». Ты знаешь, что это такое?

– О да. – Бидж улыбнулась, представив себе лицо Дэйва, когда до него дойдут новости. Уж он позаботится о том, чтобы холостяцкая вечеринка была буйной и шумной! Но по крайней мере Дэйв оценит оказанную ему честь – быть шафером на свадьбе представителей другого вида.

Полита смущенно улыбнулась и снова тряхнула волосами.

– Я ничего не понимаю в этом, но рада, что новости тебя порадовали. До свидания, Бидж. – Она наклонилась и поцеловала девушку в лоб – полублагословение, полупрощание. – Конли!

Кентавры ускакали, стараясь держаться подальше от двери коттеджа. Бидж вернулась в дом, взяла на руки вырывающегося Хорвата и прижала его к себе, потом, чувствуя себя виноватой, погладила Дафни. Она не выпускала Хорвата за дверь, пока не удостоверилась, что Полита далеко.

Обед не сопровождался никакими происшествиями, если не считать соперничества за подачки со стола между Дафни и Хорватом. Пока что Дафни – взрослой и обладающей когтями – удавалось одерживать победу; но скоро должно было наступить время, когда энергия растущего волчонка даст ему преимущество.

Бидж мыла посуду, когда раздался стук в дверь: властный стук, напомнивший Бидж появление в полной табачного дыма комнате общежития куратора курса. Только три удара, но какими же чужеродными здесь они казались… Бидж открыла дверь, пряча за спину правую руку с ловилкой. На этот раз она не позволит застать себя врасплох.

Тем не менее она оказалась совершенно не готова к виду женщины, бесцеремонно ее разглядывающей.

Посетительница была в джинсовой мини-юбке, красно-коричневых чулках и вылинявшей футболке с изображением поросенка в темных очках и с прической хиппи; буквы под картинкой складывались в слова: «Вкусная свининка на пикнике в Черч-Хилл». Поверх футболки красовался джинсовый жилет с вышитыми розами, пентаграммой и великолепным оранжево-золотым драконом. В ушах позванивали мексиканские серебряные филигранные серьги в виде черепов, а во вторую дырочку в левом ухе была привешена еще и звезда.

Волосы девушки оказались яркого, почти оранжевого рыжего цвета, такого неестественного, что производили впечатление крашеных; однако Бидж отмела эту мысль – никто в таком наряде не удовольствовался бы обычной рыжей краской.

Бидж с изумлением осознала, что самое странное существо из встреченных ею на Перекрестке было скорее всего уроженкой Ричмонда в Виргинии.

Гостья продолжала с интересом разглядывать Бидж. Она одной рукой стала было поправлять волосы, но спохватилась, сложила руки перед собой, как солистка на эстраде, прокашлялась и решительно спросила:

– Ты ведьма?

Она показала на вывеску над дверью.

– Ты лечишь животных; это я поняла. Ты лечишь их при помощи магии?

– Нет. По возможности при помощи медицины, хотя я всегда считала, что тут большую роль играет везение.

– Тогда для чего, – рыжеволосая девушка показала на круги из камней жестом обвинителя в суде, – у тебя эти кольца фей?

Бидж непонимающе взглянула на камни, которые она, в соответствии с инструкциями доктора Протеры, использовала для астрономических наблюдений.

– Определенно не для встречи с феями, – сказала она наконец.

– Может быть, они фокусируют линии Леи? Увеличивают нормальную энергию?

– Насколько мне известно, ничего такого они не делают. Они положены, чтобы служить координатами при астрономических наблюдениях.

Девушка нахмурилась:

– Такая теория всегда высказывалась применительно к Стоунхенджуnote 4Note4
  Стоунхендж – крупнейшая мегалитическая культовая постройка второго тысячелетия до н.э. в Англии: земляные валы и огромные каменные плиты образуют концентрические круги. Существует предположение, что Стоунхендж – древняя астрономическая обсерватория.


[Закрыть]. Я никогда в нее не верила.

– Ну, я не могу ручаться за Стоунхендж, – ответила Бидж решительно, – потому что его строила не я. Но эти камни положила я сама и могу показать тебе, как ими пользоваться.

Однако она не сделала попытки принести свою тетрадь с записями. Посетительница раздражала ее.

Рыжеволосая девушка почесала затылок:

– Ты говоришь совсем как кто-то из моего мира; более того, как жительница Виргинии. Как тебя зовут?

– Бидж Воган, – ответила Бидж, но руки не протянула: в ней она все еще сжимала ловилку. – А тебя?

– Фиона Беннон. – Гостья сказала это скромно, но в ее голосе проскользнула нотка ожидания, как будто она надеялась, что в один прекрасный день это имя станет знаменито.

– Фиона… – Имя и в самом деле показалось Бидж знакомым. – Мне полагалось бы знать тебя?

– Может быть. – Теперь уже надежда в голосе была явственной. Совершенно очевидно – девушка ужасно хотела быть известной.

Бидж, как это от нее, по-видимому, и ожидалось, задумалась:

– Я училась в Виргинии; судя по твоей футболке, ты тоже.

– В Западно-Виргинском. – Девушка кивнула. – Занимаюсь вещами, к технике отношения не имеющими, хотя и живу в ужасно технизированном мире. Я на последнем курсе. – То, как она произнесла последнюю фразу, напомнило Бидж исторические романы: так герои говорят о своем посвящении в рыцари или о благородном происхождении.

– Ты написала «Науку магии», – неожиданно вспомнила Бидж.

– Ты читала ее? – Фиона была удивлена, но, как заметила Бидж, вовсе не смущена. – Где?

– В университетской библиотеке, в отделе рукописей. – Бидж нашла там эту статью, когда пыталась узнать все, что можно, о Перекрестке. – Разве она где-нибудь опубликована?

То, как недовольно посмотрела на нее Фиона, показало Бидж ее ошибку.

– Конечно, нет. Пока ничего про Перекресток публиковать нельзя. – Но тут же раздражение сменилось жгучим интересом. – Скажи, ты согласна с тем, что там написано?

Не «понравилась ли тебе статья», а именно «согласна ли?».

– Основная идея показалась мне очень любопытной, – осторожно ответила Бидж. Фиона нахмурилась:

– Это просто вежливый способ сказать, что ты не веришь в то, что магию можно изучать. Впрочем, ты занимаешься наукой; вероятно, поэтому ты предубеждена.

– Медицина – скорее практика, чем наука. В ней научно то, что работает. Или, – добавила Бидж честно, – то, на что ты надеешься, что оно сработает.

– И иногда ты не знаешь, почему оно работает.

– Один из моих преподавателей всегда говорил: «Врач не предполагает, он знает». – Бидж скопировала тягучий выговор Конфетки. – Это единственная ложь, которую я от него слышала. Думаю, он потому так говорил, что хотел, чтобы студенты старались всегда действительно знать. – Бидж почувствовала, что ей хочется больше выяснить о Фионе. – Не зайдешь ли выпить чаю?

Фиона улыбнулась и сразу стала милой и веселой.

– А у тебя есть чай без кофеина?

– Ну так скажи мне, – спросила Бидж, ставя на огонь чайник, – сколько времени ты живешь на Перекрестке?

Фиона удивленно посмотрела на нее, но тут же сообразила, почему был задан вопрос.

– Ах да, ты же видела, что я пришла пешком. Я тут всего недели две – с начала осеннего семестра.

Пока Бидж заваривала чай, Фиона болтала о том, чего ей здесь не хватает: сообщений по компьютерной сети, сидения на галерке на концертах, орущего в два часа ночи радио. Бидж слушала, удивляясь тому, какой отклик все это вызывает в ней самой. Когда она училась в Западно-Виргинском, поездка домой занимала меньше одного дня; она никогда не училась за границей, никогда даже не уезжала из родной страны больше чем на две недели. До тех пор, пока она не поселилась на Перекрестке, она не представляла себе, что это значит – быть вдали от дома.

Фиона энергично жевала пышки, предложенные ей Бидж (испеченные накануне, но еще совсем свежие).

– Но как же ты можешь практиковать здесь совсем одна, без всякой помощи?

– Приходится. – Бидж еще слишком недавно стала дипломированным специалистом, чтобы не гордиться своей независимостью; однако на Перекрестке даже невинная ложь могла обернуться неприятностью. – Я езжу в Кендрик, читаю и консультируюсь при любой возможности. Если погода позволяет, я даже отвожу туда своих самых тяжелых больных.

– Понятно. Но знаешь что, – Фиона раскачивалась на стуле с прямой спинкой, – ведь моя работа как раз про это – обретение силы и необходимость надеяться только на себя.

Бидж вспыхнула:

– Ну, я бы этого не сказала… Фиона резко поставила чашку на стол.

– Конечно, не сказала бы. В том-то и есть твоя проблема. На самом деле такая скромность – слабость, и я стремлюсь ее искоренить.

Прежде чем Бидж успела обидеться, Фиона, увлеченно размахивая руками, стала продолжать:

– Обретение силы – внутренний процесс. Сила приходит от чувства самоутверждения, от ощущения, что общество поддерживает те цели, что ты ставишь перед собой, одобряет твои стремления. Если человек лишен этого, он лишен всего. Ты знаешь, что такое магия?

Бидж открыла рот, чтобы ответить, потом запнулась:

– Может быть, и нет.

– Это сила бессильных, вот что это такое. Деньги для бедняка, пища для голодного, безопасность для преследуемого – любого, чья жизнь неустроенна, кто не получает поддержки от общества. Ты ведь знаешь, принято видеть в магах зло, и никто даже не задумывается, как остро нуждаются в магии обычные хорошие люди. – Глаза Фионы сияли. – Знаешь, на что похожа магия? На преступление: ты обращаешься к ней, когда другого пути нет. – Фиона скрестила руки на груди и стала ждать ответа Бидж.

Бидж задумалась. Эту странную идею не так просто было переварить. Наконец она сказала:

– Но люди избегают совершать преступления потому, что это опасно. С магией существует та же проблема?

Фиона потрясла головой так энергично, что серьги-черепа взметнулись вверх.

– Никакой проблемы. – Черепа-близнецы раскачивались, ухмыляясь Бидж.

– Никакой проблемы. Хорошо. – Но Бидж обратила внимание и еще кое на что. – Если любой неудачник может прибегнуть к магии, то почему гораздо больше людей не освоили ее?

– Если бы я была на самом деле умная, – серьезно ответила Фиона, и Бидж быстро отвела глаза, – я бы сказала, что тот, кто сумел научиться магии, не нуждается больше в поддержке себе подобных и скрывает свое умение; поэтому-то мы обычно и не знаем ничего об этом. Традиционный же ответ заключается в том, что тот, кто искал магические средства, ничего не нашел, – ведь магии не существует. В современном мире это единственный ответ, о другом никто и не думает.

– А ты занята поисками совершенно нового подхода.

– Вроде того. – Фиона задумчиво посмотрела в окно. – Ты знаешь, куда ведут все дороги на Перекрестке?

– Никто не знает, – ответила Бидж, потом поправилась: – Я не знаю никого, кому это было бы известно.