Текст книги "Под Знаком Исцеления"

– Именно. – Фиона с гордостью показала фотокопии, достав их из своего рюкзачка. – Все знает только Книга Странных Путей. Она хранится в библиотеке Западно-Виргинского и уж точно не подчиняется обычным физическим законам. Она сама себя обновляет. Ты ведь знаешь о Книге Странных Путей, верно? Иначе ты не попала бы сюда.

Бидж кивнула, подумав про себя, что Фиона уж слишком доверяет незнакомым ей людям.

– И тебе известно, что там, где проходит граница Перекрестка, правила меняются. – Фиона вдруг резко переменила тему: – Ты знаешь окрестности Монумент-авеню в Ричмонде?

– Более или менее. – Бидж приходилось бывать на этой улице с ее рядом конных статуй и старинными городскими домами.

– Там поблизости есть совершенно потрясающий ресторан, картинная галерея и бар – все в одном здании. Так вот, там подают и мексиканские, и немецкие блюда и напитки. Там можно заказать и струдель с яблоками, и тортильи; пиво «Бек» и «Старое Милуокское»; буритто – блинчики с мясом под острым соусом – и колбаски с квашеной капустой. Ты знаешь, как этот ресторан называется? «Техасско-Висконсинская граница». Как будто это придорожная харчевня на границе Техаса и Висконсинаnote 5Note5
  Техас – штат на юге США, граничащий с Мексикой. Висконсин – штат на севере США, населенный в значительной степени выходцами из Германии. Техас и Висконсин общей границы не имеют.


[Закрыть]. – Фиона умолкла, снова скрестила руки на груди и выжидающе посмотрела на Бидж.

Бидж уже начала привыкать к манере речи гостьи.

– Поэтому ты думаешь…

– Что мы всегда знали о существовании Странных Путей и невидимых границ, но забыли о них. – Она добавила как бы между прочим: – И это заставляет меня задуматься о том, что нам следует позаимствовать с Перекрестка и как эти новые знания впишутся в нашу жизнь.

Бидж обдумала слова Фионы, одновременно прикидывая, что будет безопасно ей сообщить. Может быть, Фиона уже знает о том, что вирусные инфекции здесь неизвестны, как и нервные дегенеративные заболевания? На каком факультете в Западно-Виргинском может она учиться?

– На каком ты факультете? – спросила Бидж. Бледное лицо Фионы вспыхнуло.

– Английской филологии. Я хотела поступить на физический, но так вышло, понимаешь ли… Бидж не понимала, но не стала выяснять.

– И теперь ты занимаешься независимым исследованием?

– Официально я в отпуске с целью изучения книг по магии и демонологии.

Бидж умолкла. На медицинском факультете, как и в ветеринарном колледже, самостоятельная работа выпускников была строго регламентирована, и независимые исследования были большой редкостью.

– Ты хочешь сказать, книг вроде «Некрономикона»?

– Такой книга на самом деле никогда не существовало, – серьезно ответила Фиона.

– Так я и думала.

– В общем-то, – продолжала Фиона, – они все ужасно скучные. «Книга Проклятий», «Книга Тайн», «Библия Сатаны»… Я не хочу насмехаться ни над чьей религией, но все они были написаны в середине прошлого века кем-то, кто не особенно утруждал себя поисками достоверных источников. Существуют, конечно, и более старые книги вроде «Malleus Maieficarum»note 6Note6
  «Malleus Maieficarum» – «Молот ведьм», средневековый трактат.


[Закрыть] или «Описание благочестивых деяний, или Как изобличить ведьму». – Она нахмурилась. – Хорошо еще, что я прилично знаю латынь, иначе я бы пропала. Хотя средневековая латынь и не такое уж лингвистическое достижение.

Бидж несколько ошарашенно напомнила себе, что человек, перепрыгивающий с одной темы на другую, вовсе не обязательно глуп.

– И ты на самом деле все их читала?

– И эти, и многие другие. Ты приходи и посмотри мою библиотеку; кое-какие из них я захватила с собой. А еще кое-что у меня есть на дискетах, поэтому я и таскаю с собой ноутбук. Очень многое мне удалось найти через «Интернет» в компьютерных базах данных. Ты знаешь, что существует база данных по колдовству?

– Не имею представления.

– Еще какая. И несколько, принадлежащих сатанистам, не говоря уже о белой и черной магии… Я по электронной почте связалась с жрецами вуду на Гаити, но таким путем много не узнаешь. Большинство магических заклинаний никогда не записывается и уж тем более не публикуется. – Волосы Фионы упали ей на лицо, когда она отхлебнула чай из чашки, и теперь она выглядывала из-под челки. – Это ужасно разочаровывает.

– Тебе удалось узнать из книг что-нибудь о настоящей магии? – спросила Бидж, но, заметив обиженный вид Фионы, поправилась: – Я хочу сказать, что-нибудь, что срабатывало бы в физическом смысле?

Та серьезно кивнула:

– Да, хоть всего одно заклинание. Но и это больше, чем подтверждалось раньше. Вот смотри. – Она стала делать плавные движения руками, напомнив Бидж китайскую гимнастику ушу. Тут же, внезапно остановившись, она сказала: – На это уйдет минут десять, ничего?

– Конечно. – Бидж налила теплую воду из чайника в миску. – Я пока буду мыть посуду, если это тебя не отвлечет.

– Валяй. – Фиона снова стала махать руками, время от времени тихо бормоча: – «Vale, daimonai, liht gewyrcan…»

Aидж слушала, но вполуха: слова Фионы казались ей бессмысленными. Хотя многое из того, что говорила Фиона, на первый взгляд казалось бессмысленным, Бидж постепенно начинала улавливать разницу.

– «Куилоэ!» – закончила Фиона и опустила руки, ожидая результата. Бидж, шагнув к буфету, чтобы поставить на место блюдце, споткнулась и выронила его. Осколки разлетелись по всей комнате. Бидж автоматически прижала руки к груди, боясь шевельнуться и думая только о том, какой неуклюжей была она прежде – хорея Хантингтона разрушала ее мозг и нервную систему, – до того, как Перекресток излечил ее.

Фиона нырнула вперед и принялась собирать черепки.

– Ради Бога, прости меня. Я не могла прервать заклинание, чтобы тебя предупредить.

– Так это твоя работа? – Несмотря на все то, что ей пришлось увидеть на Перекрестке, Бидж было очень трудно поверить в реальность действия заклинания.

Фиона кивнула:

– И заклинание срабатывает каждый раз, в точности одинаково. С тобой все в порядке?

– Оно… заклинание – с Земли?

– Оно происходит из Англии, появилось там после крестовых походов. Я не знаю, откуда оно пришло в Англию: некоторые слова в нем латинские, некоторые – арабские, а некоторых я совсем не узнаю. А почему ты говоришь «с Земли»? Разве ты считаешь, что здесь – не Земля, в каком-то смысле?

Бидж моргнула. Фиона постоянно сбивала ее с толку. У Бидж возникло совершенно непривычное и, к счастью, редко ее посещающее чувство, что собеседница умнее ее.

– Здесь все очень похоже на Землю, – ответила она наконец. – Созвездия похожие, да и фазы Луны тоже.

– Ах, – прошептала Фиона огорченно, – мне следовало об этом подумать.

– Человек не может предвидеть все. Да и вообще, раз уж мы заговорили об этом, должна сказать, что в основном здесь все в точности как на Земле. Просто те отличия, которые есть, очень поражают.

– Даже здесь, – возразила Фиона, – к отличиям нужно относиться с подозрением.

– Здесь, – ответила Бидж тихо, – даже к сходству нужно относиться с подозрением.

Посетительница смутилась, но не сдалась:

– Разве нельзя просто посмотреть на что-то и сразу сказать, в чем отличие? Странности проявляются только в некоторых животных, да еще на поворотах дорог. Так и возникло Спотыкательное заклятие, я думаю: несколько культур, преследовавших одну и ту же цель, смешались в одной фразе. Знаешь, мне кажется, что все нужные мне магические знания я могу получить как раз на границах Перекрестка. И это самое подходящее место для того, чтобы опробовать все, что мне известно.

Бидж закусила губу.

– Весьма опасная идея, – сказала она резко. – Границы все время меняются. Меняются дороги, меняются повороты, так что ты в конце концов можешь оказаться там, куда и в мыслях не имела попасть.

– Неужели такая возможность тебя не привлекает?

– Она меня пугает, – откровенно призналась Бидж. – И я была бы рада за тебя. если бы она пугала и тебя тоже.

– Ox. – Фиона ответила ей вежливым взглядом – как будто разговаривала с любимой тетушкой, отставшей от жизни лет на сорок. – Ну а как тебе нравится жить здесь? Разве ты не скучаешь, например, по музыке?

– Я немного умею петь, – сказала Бидж. Ее голос, чистый и мелодичный, хоть и не поставленный, за это лето поразительно улучшился.

– Петь и я умею. Это совсем не то. – Фиона печально покачала головой.

– Нет, конечно, но для меня это было внове. Я никогда раньше не пела.

Фиона снова покачала головой, явно не одобряя саму идею доморощенного музицирования.

– Мне очень интересно разговаривать с тобой, я бы рада обсудить еще многое. Но мне нужно приводить в порядок коттедж, книги и те я еще не все распаковала. И все-таки я хотела бы еще с тобой поговорить…

– Как ты смотришь на то, чтобы поужинать со мной в «Кружках»? – Бидж охотно приготовила бы угощение сама; за время своей одинокой жизни здесь она научилась ценить общество. Но в «Кружках» она сможет многое показать Фионе и, может быть, тем предостеречь ее от опасных ошибок.

Фиона радостно улыбнулась:

– Я там еще не бывала. Конечно, я слышала про «Кружки».

– Я как раз туда собиралась. – Бидж, заговорив о гостинице, только сейчас осознала, что за последний месяц не бывала в «Кружках» ни с кем, кроме Стефана. – Так что давай встретимся вечером. У меня там есть еще кое-какие дела. И вот что… Я знаю, мои слова покажутся тебе странными, может, ты даже сочтешь меня занудой…

– Да нет, – заверила ее Фиона, и это определенно было правдой.

– Когда ты войдешь в гостиницу, тебе встретится противный такой попугаи. Он будет цитировать тебе правила поведения. Обрати на них внимание, хорошо? На Перекрестке соблюдение правил может оказаться жизненно важным.

– Где бы ты ни находилась, – ответила Фиона, – правила всегда стоит подвергнуть сомнению. – Она улыбнулась Бидж и вышла за дверь.

Бидж собрала остальную чайную посуду, почти ожидая, что она разлетится вдребезги у нее в руках, и посмотрела на закрывшуюся за гостьей дверь.

– Неужели я тоже была такой юной год назад? – неуверенно спросила она сама себя. – Да и вообще была ли я когда-нибудь такой?

Вытирая посуду, Бидж нашла два ответа на этот вопрос, ни один из которых ее не успокоил. Один из них гласил: нет, она никогда не была такой сообразительной. Второй заключался в том, что, даже будучи смертельно больной, она никогда не была такой отчаянной. Будь она в этом отношении такой же, как Фиона, она почти наверняка сейчас была бы уже мертва.

Глава 5

Бидж медленно поднималась на холм к «Кружкам». Даже после полугода частых посещений вид отсюда все еще захватывал дух.

Гостиница располагалась на одиноком холме посреди широкой долины в том месте, где сходилось пять дорог. Знак на столбе у перекрестка показывал вверх, к кругу скал на вершине холма.

Здание представляло собой деревянное строение с толстыми стенами. На втором этаже находилась комната самого Кружки, а окна основного помещения были расположены с таким расчетом, чтобы ни с одной стороны к гостинице нельзя было подойти незамеченным. Скалы на склоне образовывали кольцо вокруг дома; выше на холме находился пруд, питаемый артезианским колодцем, а другой, соединенный с верхним узким протоком, располагался у подножия. Бидж знала – ей однажды пришлось участвовать в сражении за гостиницу, – что вода верхнего пруда служит могучим оружием защиты, да и сама гостиница может неприятно удивить неосторожного захватчика.

Бидж не торопясь поднималась к «Кружкам» по дороге, полностью просматриваемой из гостиницы. На склоне холма, у входа в здание, стоял ее грузовик, который там оставил Стефан. Перед глазами Бидж промелькнуло видение другого грузовика – ветеринарной амбулатории из Западно-Виргинского университета, – пылающего перед домом. Бидж похлопала собственный фургон по бамперу и подошла к двери.

Хотя та – первая – гостиница сгорела дотла, вход с виду не изменился: такая же усеянная коваными болтами массивная дверь и узкий холл за нею, простреливаемый из бойниц, выходящих в центральный зал. План был позаимствован у строителей японских крепостей. Сейчас наружная дверь была закрыта – верный знак того, что закрыта и сама гостиница. Бидж тянула за ручку до тех пор, пока дверь со скрипом медленно не распахнулась.

Сразу за дверью находилась жердочка для попугая, а у противоположной стены – поднос с печеньем. Попугая на жердочке не оказалось.

Из-за двери, ведущей в зал, раздался спокойный голос, говоривший с польским акцентом:

– Эта мерзкая птица отправилась куда-то по своим мерзким делам. Будь благодарна судьбе за это и входи.

Бидж толкнула внутреннюю дверь. Она тоже была массивная, и открыть ее можно было только двумя руками. Будь Бидж вооружена, это поставило бы ее в невыгодное положение.

Воздух в зале был густо приправлен запахами чеснока, лука и розмарина. Из дальнего конца, от очага, в котором вращались вертела, Бидж кивнул пожилой стройный остроглазый человек. Стоящий рядом с ним огромный покрытый шрамами зверь с телом льва и крыльями, головой и передними лапами орла изящно и почтительно поклонился девушке. Между этими двумя сидел, окруженный со всех сторон раскрытыми книгами, Стефан. Он помахал Бидж рукой, и на лице его появилось выражение, какое бывает у человека, увидевшего восход солнца.

Девушка-фавн, обнаженная до пояса, но опоясанная аккуратным передником, подбежала к Бидж.

– Привет, Мелина, – поздоровалась с ней Бидж, целуя девушку в щеку. После нескольких недель сомнений Бидж все-таки сказала ей, что не любит, когда ее целуют в губы, даже если это сестринский христианский поцелуй.

Между маленькими круглыми грудями Мелины висел прекрасной работы бронзовый коптский крест – подарок, присланный Анни из Чада. Мелина никогда не снимала крест; это был единственный христианский символ, встреченный Бидж на Перекрестке.

Бидж обвела взглядом знакомые лица – и жителей Перекрестка, и чужеземцев: невероятно старого жителя Средиземноморья и африканского пигмея; Хрис и Б'ку что-то готовили у очага и пререкались, как обычно. Бидж подумала, что это самая странная поварская команда в мире. Никто из них не заговорил с Бидж – Хрис и Б'ку яростно смотрели друг на друга, явно не желая друг другу в чем-то уступать. Бидж притворилась, что ничего не заметила, и весело обратилась к Кружке:

– Как поживает новый эль? Кружка нахмурился:

– Кто знает? Мне не разрешается пробовать.

– Как это?

Кружка сделал сердитый жест в сторону Хриса:

– Его Святейшество Патриарх Греческой православной церкви говорит, что эль должен бродить на две недели дольше, чем было тут у нас принято. Он говорит, что потому-то эль и горчил первую неделю.

– Но почему ты просто не откроешь бочку? Кружка устало вздохнул:

– Не знаю. Когда ты лечишь кусачее животное, разве ты станешь гладить его?

Бидж поморщилась. Хрис, иммигрант-грек из Кендрика, был ее величайшим триумфом и самой большой ошибкой. Раньше он вместе с сыном владел рестораном в Кендрике. Старый и больной, страдая от болезни Альцгеймера, Хрис, по совету Бидж, переселился сюда – формально чтобы помочь с готовкой, пока гостиницу восстанавливали после пожара. Главной же целью Бидж было восстановление его здоровья и умственных способностей под влиянием Перекрестка. Хрис на протяжении всей своей жизни управлял ресторанами; если и была надежда на его выздоровление, то она заключалась только в знакомой работе, пока его организм избавляется от дегенеративных последствий болезни Альцгеймера.

Когда Хрис прибыл сюда, здесь еще высились обугленные руины, окруженные штабелями свежесрубленных бревен. Вокруг расположились добровольцы, помогавшие в строительстве и жившие в палатках. Среди строителей были фавны и кентавры; устрашающее существо с телом льва и головой орла, вежливо представившееся ему как грифон, выздоравливало здесь после ужасных ран, одновременно помогая руководить строительством. В течение недели испуганный Хрис молча сторонился всей этой компании.

Через неделю он начал готовить на очаге под открытым небом. Приготовленные им блюда были простыми, но необыкновенно вкусными, щедро сдобренными луком и дикой петрушкой. Кружка был в восторге и охотно снабжал грека душистыми травами, бараниной, говядиной и даже рыбой.

Хрис попросил помочь ему построить печь. Вскоре он уже командовал теми, кто вызвался ему помогать, и они слушались его – сначала с радостью, потом с терпением и наконец обреченно.

Хрис требовал лучшего мяса, более свежей петрушки, более пахучего розмарина. С рассвета он был уже на ногах, проверяя качество бараньих и телячьих туш и бросая на Кружку, Мелину и Б'ку недовольные взгляды.

Бидж узнала о трениях, когда однажды Кружка отвел ее в сторонку и поинтересовался: «Когда-то у этого Хриса была жена. Скажи мне, как она покончила счеты с жизнью?»

Бидж ему посочувствовала. Хрис никогда не работал в ресторане, который бы ему не принадлежал и где он не был бы абсолютным владыкой. Кружка же был – формально – хозяином гостиницы; основной его функцией было военное командование, и впервые в жизни его обошли с фланга.

Бидж подошла к кухонному столу и поздоровалась с Хрисом и Б'ку. Б'ку, пигмей, бежавший из Африки и попавший на Перекресток, ответил ей улыбкой и снова повернулся, чтобы помочь Хрису; в тот же момент улыбка сменилась воинственной гримасой.

Старый грек, одетый в рубашку и мешковатые штаны, которые, возможно, были совсем новыми к концу второй мировой войны, протянул девушке руки и широко улыбнулся:

– Бидж! Как дела у доктора?

– Прекрасно, Хрис. – Такой краткий ответ явно его не удовлетворил, и Бидж добавила: – Просто замечательно.

Теперь старик стал серьезным.

– Как там мой Стан, мой Константин? В порядке?

– У него все хорошо. – Бидж порылась в кармане. – Я привезла от него письмо.

Хрис выхватил послание, еле пробурчав «спасибо». Б'ку закатил глаза и отошел в сторонку, чтобы Хрис мог читать письмо, не прерывая работы.

Они жарили на вертикальном вертеле, который Хрис заставил Кружку установить, барашка. Вертел медленно поворачивался при помощи ременной передачи, соединенной с вращаемым водой колесом. Хрис, не отрываясь от письма, отрезал длинным острым ножом полоски уже зажарившегося мяса, складывая их в плошку с жиром.

Б'ку считал, что должен сопровождать своих (или не совсем своих – все-таки они принадлежали Стефану) овец от рождения до сковородки; теперь он помогал Хрису: поднявшись на цыпочки, начал нарезать мясо уже снятой с вертела и перенесенной на стол туши.

Хрис тут же выхватил у него нож и стал показывать, как это нужно делать – прижав палец к лезвию ножа и согнув остальные, чтобы их не поранить. Б'ку, в свою очередь, сердито выхватил у него нож, но все же стал резать мясо так, как велел ему Хрис.

Над огнем в огромном котле булькало какое-то варево. Б'ку, нахмурившись, посмотрел на котел, покачал головой и что-то сказал Хрису на своем языке, состоящем преимущественно из щелчков и странных гортанных звуков. Убрав письмо в карман, Хрис выразительным жестом показал на развешанные над очагом пучки трав – укропа, розмарина, мяты. Очевидно, они спорили на эту тему уже не в первый раз.

Б'ку затряс головой и демонстративно отошел от котла.

Хрис швырнул на стол половник и закричал на Б'ку:

– Вразо!

Б'ку, упрямо насупившись, не двинулся с места.

– Что такое «вразо»? – шепотом спросила Бидж у Мелины.

– Это значит «я киплю». Он варит суп.

– Разве это также не означает «я сержусь»? Б'ку бросил в ответ единственное слово. Мелина, пожав плечами, перевела, прежде чем Бидж успела задать вопрос:

– А это значит «гиена». Это оскорбление. – Девушки повернулись к Кружке, который устало прокомментировал:

– Он часто это говорит.

Б'ку сорвал с себя передник и выбежал в заднюю дверь. Хрис что-то кричал ему вслед, размахивая руками и показывая на очаг и на Мелину. Девушка-фавн вздохнула, но с улыбкой подошла к нему.

Через несколько минут, нарезая мясо, она запела мелодичным чистым голосом песню, которой ее научил Хрис и в которой говорилось о тоске по родине:

– Ах, милая патрида, когда я вновь увижу тебя? Старый грек постепенно успокоился, поцеловал Мелину в щеку и начал подпевать.

Бидж переключила внимание на Стефана и его учителей. Фавн, обливаясь потом, был похож на бойца, которого атакуют с двух сторон. Он что-то торопливо писал в тетради, а грифон и Кружка дотошно расспрашивали его о предмете, вызывающем у него затруднения.

– Понимаешь ли ты, – спрашивал грифон, – чего хочет от тебя эта твоя преподавательница, кладезь премудрости?

Стефан жалобно покачал головой.

– Тогда ты должен познакомиться с ней получше. – Грифон говорил мягко, но взгляд его был непреклонен. – Если ты закончишь университет, ты станешь первым в истории Перекрестка дипломированным ветеринаром. – Он поднял когтистую лапу, указывая на Бидж. – Каковы бы ни были заслуги доктора Воган, ты только представь себе, что это будет значить для нас.

Стефан кивнул:

– Я и сам очень этого хочу. Но моя первоочередная задача – сдать реферат на научную тему.

– Это не должно быть проблемой. – Кружка, непревзойденный тактик, хоть почти нигде и не учившийся, широким жестом отмел горести Стефана. – Представь себе, что это сражение. – Кружка бессознательно принял боевую стойку. – Чтобы добиться успеха, нужно узнать слабые места противника и использовать их, верно?

– Мне кажется, – робко вставила Бидж, – цель занятий – узнать новое. – Грифон и Кружка оба так на нее посмотрели, что она поспешно умолкла.

Кружка скрестил руки на груди.

– Так вот: эта преподавательница – что она любит? Стефан наморщил лоб и наконец пробормотал:

– Почти на каждом занятии она говорит, что теперь никто больше не знает историю.

– Значит, она сторонница традиций, – кивнул грифон. – Это грозный противник.

– Но теперь мы нащупали ее слабость, не так ли? – Кружка ткнул в грифона пальцем. – Нужно найти историческую тему, о которой она слышала, но мало что знает, хорошенько позаниматься в библиотеке и показать ей, что об этом ты знаешь больше, чем она.

– Она хочет, чтобы я написал хорошую исследовательскую работу, – резонно заметил Стефан.

– Исследовательская работа, – назидательно произнес грифон, – это сконцентрированная и должным образом организованная история.

Стефан выглядел озадаченным.

– Но все на свете – история: Пожалуйста, объясните мне, как историю можно организовать?

– Этого никто не знает, но все уверены в такой возможности, – сухо ответил грифон. – Твоя преподавательница – консерватор или либерал?

– Для Виргинии? Пожалуй, либерал. Она не любит говорить о королях и президентах.

– Очень здравый подход, он многому тебя научит. Напиши эссе, в котором рассматривалась бы роль в истории какого-нибудь из меньшинств. – Какого-нибудь из меньшинств? Небольшой группы людей? – Стефан был искренне изумлен. – Но ведь историю пишут те, кто находится у власти. Какой же урок можно извлечь из истории меньшинств?

– Такой подход даст тебе широкую перспективу. Меньшинства только тем и занимаются, что приходят в себя от уроков истории.

– Приходят в себя от уроков истории… – задумчиво повторил Кружка и покачал головой. – Это никому не удается. – Он умолк и углубился в собственные мысли. Кружка был единственным из своей семьи, кто выжил во время восстания против немцев в Варшавском гетто в конце второй мировой войны. Никого из тех, кого он знал в детстве, не осталось в живых.

Чтобы прервать неловкое молчание, Бидж сказала:

– Моргана – меньшинство, и она играет важную роль в истории Перекрестка.

– Моргана не меньшинство, – поправил ее грифон. – Она – индивид. Меньшинства обладают групповыми характеристиками. У Морганы рыжие волосы, тонкие пальцы, длинные ноги и более страстная любовь к пролитой крови, чем у любой пиявки.

– Она также очень несчастна и очень разгневанна, – пробормотал Кружка. – Она всегда пребывает в ярости и всегда упрекает себя за это, но не в силах остановиться. Поэтому она несчастна, и ее следующее преступление – месть самой себе за то, что не удержалась от предыдущего.

– Когда Моргана впервые появилась здесь, – спросила Бидж, – была ли она так же несчастна, как и теперь?

– Она была точно такой же. – Грифон согнул когтистую лапу и легко коснулся старого шрама у себя на животе. – Она на самом деле любила короля Брандала – я твердо верю в это, – но даже любви не удалось смягчить ее кровожадный ум и сердце.

– Я думала, любовь меняет людей. Золотые орлиные глаза грифона смотрели куда-то в пространство.

– Любовь меняет людей, – сказал он наконец, – но всегда недостаточно.

Бидж промолчала. Грифон был влюблен, но не в другого грифона: между ним и женщиной по имени Лори Клейнман, анестезиологом ветеринарной клиники, возникла дружба, переросшая в любовь. Они ничего с этим не могли поделать.

– Я никогда не могла понять, – наконец вернулась к прежней теме Бидж, – как такое существо, как Моргана, могли терпеть здесь даже недолго.

– Она была нашей королевой. Моргана стала женой короля Брандала. – Кружка развел руками. – Он был очень молод тогда.

– А она?

– Ну, об этом можно только гадать. Так или иначе, прошло немного времени, и начали случаться странные вещи: появились изуродованные обескровленные животные, даже один единорог оказался замучен до смерти. – Кружка покачал головой. – Было обнаружено массовое захоронение. Массовое захоронение на Перекрестке! Так что, как видишь, кто-то должен был вывести ее на чистую воду.

Генеральный инспектор… – Кружка искоса глянул на грифона, который смотрел на него непроницаемым взглядом. – Кто бы это ни был, ведь нам не положено знать, кто это такой… Так вот, генеральный инспектор призвал Моргану к ответу. И Моргана сделала вид, что очень удивлена, и предложила ему: «Давай найдем укромное место, где ты без помех сможешь мне об этом рассказать».

Грифон поморщился:

– И они пошли на заросший кустами холм неподалеку отсюда. Там Моргана и вонзила этому дураку генеральному инспектору в живот копье – в результате он чуть не умер.

– Ты несправедлив, – погрозил пальцем грифону, хвост которого яростно начал хлестать бока при воспоминании о тех событиях, Кружка. – В конце концов она тогда была нашей королевой.

– Верно. Одного этого достаточно, чтобы испытывать недоверие к представителям власти. – Грифон повернулся к Бидж и добавил со всей искренностью: – Впрочем, я уверен, что подобного рода варварство среди высших лиц государства в вашем мире никогда не встречается.

– Но ее разоблачили, прежде чем генеральный инспектор умер, – задумчиво проговорила Бидж. – Иначе ты… – она запнулась, – ничего этого не знал бы. – Она не добавила «ты не был бы жив». Б'ку и Хрису не было известно, что грифон и есть генеральный инспектор – справедливый, но безжалостный глава службы безопасности на Перекрестке. – Она ведь не убила его на месте, правда?

– К счастью. Моргане очень нравится кровь. Может быть, «нравится» – не совсем точное выражение: она, похоже, ничего с собой не может поделать. Она нанесла генеральному инспектору страшную рану и омыла руки в его крови. Их быстро обнаружили, иначе он бы, конечно, умер.

Бидж ощутила озноб.

– И после этого ее отправили в изгнание.

– О да. Ей завязали глаза и отвели по Странным Путям в мир, который веками остается на грани жизни и смерти. Ей также запретили, – сообщил грифон туманно, – касаться Книги Странных Путей, хотя она и может принудить кого-то другого читать Книгу для нее.

– Как же осуществляется этот запрет? – поинтересовалась Бидж.

– Ах, – с хитрым видом кивнул грифон, – на самом деле, как? – Больше он не сказал ничего.

Стефан машинально потер сгиб руки. Хотя непосредственной виновницей того, что он стал тогда наркоманом, была Диди Паррис, снабжавшая его морфием, инициатором этого – с целью завладеть Книгой Странных Путей – была Моргана.

– Только это с ней и сделали? Просто выслали? Грифон по-совиному моргнул с недовольным видом.

– Многие хотели поступить иначе, но король Брандал слишком ее любил, чтобы обойтись с ней более жестоко.

– И поэтому-то, – подхватила Бидж, – никто не посмел убить самую страшную завоевательницу в истории Перекрестка.

– Ничего подобного, – в один голос сказали грифон и Кружка. Трактирщик продолжил:

– Перекресток видел и кое-что похуже, милая девушка. Ужасных завоевателей и ужасные потери. Грифон поднял когтистый палец:

– Кстати, это хороший пример для нашего юного студента. Вот послушай рассказ о сконцентрированной истории, а потом я спрошу тебя, какие уроки из него можно извлечь.

Стефан с заинтересованным видом кивнул, наклонился вперед и насторожил уши – что всегда поражало Бидж.

– Это случилось в первое или второе десятилетие новой эры. Цезарь Август отправил в Северную Европу войска под командованием Вара. Они вели себя, как всегда ведут воины – стремились к завоеваниям и старались избежать тягот. Но все, что их ожидало в германских лесах, были именно тяготы.

В них из древесной чащи летели дротики и стрелы, в этой стране было всегда холодно, птицы и звери были незнакомые и странные, а еще иногда опускался такой туман, что мечи и копья, обрушивавшиеся на воинов, возникали, казалось, ниоткуда. Что могли поделать римляне?

Мелина присела к столу, завороженная рассказом, который, казалось, был для нее нов. Хрис периодически отходил от очага и протягивал грифону кусочек мяса, как подачку собаке. Грифон каждый раз смотрел на него оскорбленно, но, как заметила Бидж, от мяса ни разу не отказался.

– Я скажу тебе, что они сделали, – вмешался Кружка, хлопнув ладонью по столу. – Они поступили так, как всегда поступали римляне, чтобы удержать завоеванную территорию. Они построили лагерь, они проводили учения, они строили дороги. Большие дороги из камня, которые сохранились в Европе по сей день. Только на этот раз одна из их дорог пересекла один из Странных Путей.

Мелина сжала в руке крест и со страхом прошептала:

– Militesnote 7Note7
  Солдаты (лат.).


[Закрыть], – как если бы они в любой момент могли пойти на штурм запертой двери.

– Milites, – согласился Кружка. – Римские солдаты, лучшие воины в мире. Не имея ничего, они могли сделать себе снаряжение. Лишенные припасов, они могли прокормить себя. Они попали в мир, где жили странные звери и еще более странные люди; менее закаленное войско впало бы в панику и обратилось в бегство.

Но только не milites. Они остались и сражались, хоть и старели. И они побеждали – все время побеждали, и никто не мог их остановить. Даже Бог-Отчим потерпел поражение и погиб…

– Ну нет, – решительно сказала Мелина с явным облегчением. – Какая же это история. Ты ошибаешься. Бог-Отчим никогда не погибал. Он ведь жив и сейчас. Уж кто-кто, а ты должен об этом знать. Ты должен знать, – повторила она, снова обеспокоенная. – Бог-Отчим – это…

– Мне кажется, – перебил ее Кружка, – лучше вернуться к теме разговора.

– Прекрасно, – ответил грифон, бессознательно принимая позу лектора. – Командовал milites Марк Гай Сципион. Мы знаем об этом, потому что в каждом лагере устанавливалась каменная плита с высеченным на ней его именем. Он был честолюбив и знал, что военный успех часто приводит к успеху политическому. На одной из стел, оставшихся от тех времен, он назван Марком Транзитан-ским – Транзитанией они называли Перекресток. По примеру Сципиона Африканского он стремился завоевать новую землю для Рима – и для себя.