Текст книги "Под Знаком Исцеления"

Полита рассмеялась музыкальным смехом, в котором звучало облегчение.

– Не знаю, кем станет Бидж, но кем-то очень важным, я думаю. А теперь, прежде чем я отправлюсь за остальными, позвольте мне поприветствовать вас так, как мне хотелось бы.

Она обняла Ли Энн и оторвала ее – совсем не малышку – от земли с такой же легкостью, как если бы та была ребенком.

– Я так тебе благодарна. Вы с Бидж своими занятиями спасете много жизней.

Ли Энн, вновь оказавшись на земле, промолчала. Полита обняла Бидж и поскакала за остальными кентаврами. Тогда Ли Энн повернулась к Бидж и, ухмыляясь, спросила:

– Ну и как тебе нравится изменять цивилизации?

– Мне очень хотелось бы не ошибиться.

– Ну, в этом ты можешь быть уверена. И нам предстоят очень длинные два дня, – решительно сказала Ли Энн. – Нам с тобой придется вспомнить все, чему нас учили насчет крупных животных, потом я расскажу тебе о том, что видела на отцовской ферме, и мы вместе прикинем, чем заняться на следующих занятиях.

– Как бы я хотела, чтобы ты смогла пробыть тут подольше.

– Я должна вернуться на работу. – Ли Энн ткнула Бидж в бок: – Не все же такие везунчики, чтобы быть самим себе начальством. – Она задумчиво посмотрела на склон холма. – Додо… Знаешь, я этой осенью возьму отпуск. Собираюсь куда-нибудь к морю, может быть, в Луизиану. Ты обеспечишь меня свежей картой, когда я поеду сюда на свадьбу?

– Так ты собираешься приехать?

– Ни за что не пропущу такого события, – улыбнулась Ли Энн.

Вернувшись в дом. Ли Энн принялась жевать ломоть испеченного Бидж хлеба, одновременно пытаясь погладить Хорвата.

– Просто объедение. Как тебе удается находить для этого время?

– Здесь времени больше. – В ее прежнем мире телефонов, часов с секундными стрелками, расписаний Бидж и представить себе не могла, что такое полностью свободный день. Теперь же они нередко выпадали ей. – Это тоже мое произведение. – Она показала Ли Энн свою гордость – домотканую шерстяную юбку. Хорват немедленно вцепился в ткань, Бидж потянула ее к себе. Довольный тем, что с ним играют, волчонок уперся всеми четырьмя лапами и с рычанием потянул сильнее.

– Хорват, не смей! – раздался от двери резкий окрик. Хорват замер. В дверях стояла Гредия – в своем человеческом виде. Волчонок склонил голову набок, принюхался и кинулся к ней, радостно тявкая.

Гредия со смехом попыталась его поймать, но Хорват вывернулся и с визгом бросился к Бидж. Та показала ему на Гредию, и волчонок снова помчался к двери, затормозив всеми четырьмя лапами, чтобы вовремя остановиться. Гредия коротко и резко засмеялась – Бидж единственный раз увидела ее счастливой.

– Ты хороший, – сказала она Хорвату, – ты хороший.

Ли Энн удивленно смотрела на нее. Бидж поспешно сказала:

– Прошу прощения. Это доктор Ли Энн Гаррисон, из моих краев… из моего мира. Ли Энн, это…

– Я тебя видела, – перебила ее Гредия, обращаясь к Ли Энн и глядя на нее спокойно и безразлично. Ли Энн явно растерялась:

– Извини меня, госпожа, но я тебя не могу вспомнить. В последний раз, когда я была на Перекрестке, я встречалась с таким количеством народа, что…

– Я не народ, – с привычным высокомерием оборвала ее Гредия. – Я вир.

Теперь Ли Энн окинула ее суровым взглядом:

– Ты хочешь сказать, что принадлежишь к племени, представители которого виноваты в шрамах у меня на теле, в издевательствах над животными у меня на глазах, которые перегрызли бы мне горло, если бы смогли? – Она сухо добавила: – Очень приятно видеть тебя.

Гредия, ничуть не стыдясь, ответила ей таким же твердым взглядом.

Бидж встала между ними:

– Я надеюсь, Гредия, ты довольна тем, как я ухаживаю за Хорватом.

– У тебя хорошо получается. – Гредия посмотрела на Хорвата, который весело крутился вокруг нее и Бидж, не делая между ними различия. – Я… рада.

Бидж погладила Хорвата, тот ее шутливо куснул, и Бидж шлепнула щенка. Ее внимание привлекло выражение лица Ли Энн, и только потом она, быстро повернувшись, взглянула на Гредию. Та оскалила зубы, готовая ринуться в бой.

– Извини. Я должна научить его не кусаться, вот и все.

– Он должен учиться. – Признание, казалось, далось Гредии с большим трудом. – У тебя хорошо получается.

– Спасибо. – Бидж лихорадочно искала тему для разговора. – Как дела у Кати и Григора?

– Оба мертвы, – спокойно ответила Гредия. – Одному перегрызли горло, другую растерзали. Другие вир. – Она добавила с легкой дрожью в голосе, бросив взгляд на Хорвата: – Он у меня остался один.

Бидж опустилась на пол рядом с волчонком. Тот схватил ее зубами за ногу, и на этот раз она его не шлепнула.

– Ты хочешь забрать его?

– Нет, – резко ответила Гредия. – Он тоже не выживет. Пусть останется. – Женщина опустилась на колени и зарылась лицом в шерсть сына. Хорват энергично лизнул ее в лицо, колотя хвостиком по полу. Гредия лизнула его в ответ.

Вир встала.

– Я еще приду. – И она вышла, демонстративно повернувшись к Ли Энн спиной. Бидж смотрела, как Гредия. освещенная послеполуденным солнцем, легко бежит вверх по склону и ее тень бежит по траве рядом.

Ли Энн шумно выдохнула воздух:

– Вот вам, пожалуйста, леди и джентльмены, неопровержимое доказательство: на двух ли, на четырех ли ногах – сука есть сука.

Бидж, которая гордилась тем, что редко теряет терпение, тем не менее рявкнула:

– Перестань.

– И не подумаю. Бидж, что ты знаешь о волках?

– С медицинской точки зрения? – Бидж рассердилась; к ее собственному удивлению, частично ее гнев был вызван оскорблением в адрес Гредии.

– Нет, нет. Тут ты впереди меня на мили. Что ты знаешь об их образе жизни?

– Достаточно, – ответила Бидж, стараясь выиграть время. – Они живут стаей…

– Некоторые стаей, некоторые нет. Каролинский красный волк, например, одиночный хищник. – Ли Энн потрепала Хорвата по шерсти. – Взять этого малыша – где его стая?

– Ему гораздо лучше без нее. – Бидж инстинктивно наклонилась к волчонку, и тот немедленно прыгнул ей на руки. – В стае сейчас идут бои.

Ли Энн кивнула:

– Борьба за доминирование. Это не шутка, знаешь ли. Некоторые волки погибают. Это как раз та причина, по которой ты должна поощрять его агрессивность: иначе он не сможет вернуться в стаю.

– Конечно. – Бидж постаралась скрыть свое огорчение при мысли, что Хорвату придется присоединиться к сородичам. – Но он отстает в росте; потребуется время…

– Именно времени у тебя и нет. – Ли Энн ткнула в Бидж пальцем. – Ты знаешь, почему они на самом деле рождаются волками? Чтобы поскорее вырасти. Какого размера он будет в четыре месяца? А в полгода? В каком возрасте он станет подростком – таким же агрессивным, как тинэйджеры-люди? – Ли Энн задумалась. – Только он будет хуже. Те ребята, с которыми я гуляла в школе, все-таки не имели клыков, хотя тогда я в этом не была уверена.

– Ты ошибаешься. – Бидж постаралась придать своему голосу всю возможную твердость. – Он вырастет покладистым – со мной, но агрессивным по отношению к стае. Вот увидишь. К январю…

– Покажи-ка мне свои руки. – Когда Бидж не шевельнулась, Ли Энн устало, но требовательно повторила: – Давай.

Руки Бидж, загрубелые от домашней работы, были покрыты царапинами и следами укусов. По крайней мере один укус оставил бы шрам, если бы дело происходило не на Перекрестке.

– Это нормально, – настаивала Бидж. – Все щенята играют.

– Верно. Но взрослые волки сражаются так же, как волчата играют.

После недолгого молчания Ли Энн продолжила:

– Щенки возятся и дерутся, чтобы научиться быть взрослыми. Держу пари, ты уже видела, как он сражается за доминирование с твоей кошечкой. – Дафни спала на кровати. – И теперь Хорват защищает тебя, как будто ты его собственность.

Несмотря на все свое беспокойство, Бидж улыбнулась. Ли Энн покачала головой:

– Да нет. Все это не так уж безобидно. Мне не хотелось бы, чтобы меня у двери твоего дома встретил взрослый волк. И подумай, что будет, если Гредия решит, что ты украла у нее сына – она-то уже взрослая волчица.

Хорват, чувствуя, что что-то не так, заскулил и лизнул ногу Бидж.

Бидж потрепала его по загривку:

– У нас все будет хорошо. Знаешь что, Ли Энн, мне ужасно не хочется тебя бросать, но у меня сегодня назначена встреча.

Ли Энн подняла бровь:

– Встреча или свидание? Может, вы со Стефаном наконец нашли друг друга?

– Он теперь первокурсник в Западно-Виргинском. – Бидж почувствовала, что у нее горят уши. – Что касается сегодняшнего, то нет, я встречаюсь не с ним. Мм собираемся с Кружкой и грифоном и еще кое с кем.

Ли Энн покачала головой:

– Это место так влияет на тебя, клянусь. Ты здесь всего три или четыре месяца, а секретничаешь так же, как Кружка и остальные. Будь осторожна.

Бидж накинула на плечи шаль:

– Это ты будь осторожна. Я же оставляю тебя с волком. Я вернусь поздно, но обязательно вернусь, обещаю.

– А если не вернешься, мне следует заключить, что один из «кое-кого» весьма привлекателен?

Бидж подумала, не рассказать ли ей про Эстебана Протеру, но решила этого не делать.

– В кладовке есть мясной пирог, а в погребе молоко. Постарайся отдохнуть.

– Постараюсь. – Ли Энн вытащила из рюкзака книжку в мягкой обложке и растянулась на кровати. – Я почитаю, пока еще светло. Иди сюда, малыш.

Хорват с сомнением посмотрел на нее. Ли Энн одной рукой сгребла его в охапку, прежде чем он понял, что происходит, и втащила на кровать.

– Ну-ка, дружок, будь хорошей собачкой, и давай подружимся.

Хорват с недовольным видом улегся рядом, и Ли Энн раскрыла книгу. Последнее, что Бидж видела перед уходом. была Ли Энн, которая вопреки собственным предостережениям гладила волчонка, и начавший колотить хвостиком по кровати Хорват. Бидж ощутила укол ревности – малую часть того, что должна была чувствовать Гредия. Может быть. Ли Энн и права.

Глава 8

Aидж и Кружка вместе дошли до коттеджа Протеры, любуясь восходящей луной. Страстные, хотя и отдаленные крики химер приветствовали ночное светило; химеры реагировали на луну так же, как мошки – на лампу.

Кружка покачал головой:

– Я никогда раньше их не видел и, скажу тебе, не хотел бы видеть впредь. С меня хватает и моего паршивца попугая. – Бидж засмеялась и взяла его под руку. Она мало виделась со своим дедом – отцом матери, который был болен хореей Хантингтона; общество Кружки было для нее новым и приятным переживанием.

Когда они дошли до дорожки, ведущей к крыльцу коттеджа, раздался тихий звук шагов по траве.

– Прекрасно встречаться при лунном свете, – сказал грифон.

Его появление должно было продемонстрировать его изобретательность: в мире, где не существовало часов, встречи происходили довольно беспорядочно. Все обычно старались приходить пораньше, но редко случалось, чтобы гости появлялись одновременно.

Кружка усмехнулся и похлопал грифона по боку:

– Иногда приятно знать, что за тобой присматривают.

Бидж тоже улыбнулась, хотя и не была уверена, что все испытывают от этого такое же удовольствие: когти на передних лапах грифона были в крови.

Грифон поймал ее взгляд:

– Прошу меня простить. – Он изящно и тщательно облизал каждый коготь, по-кошачьи согнув лапу. – Я был тут по соседству, у меня оказалось неоконченное дело.

– Нет покоя грешным душам, – пробормотал Кружка. Грифон улыбнулся, насколько это позволял его клюв:

– Как раз наоборот, теперь есть. Бидж сказала ровным голосом:

– Надеюсь, тебя не заденут мои слова, но кровь у тебя и на клюве тоже.

– Спасибо, что ты обратила на это мое внимание. – Грифон слизал кровь. – Не следует смущать нашего доброго профессора, не правда ли?

Однако Бидж заметила, что грифон слизал не всю кровь, и с интересом подумала о том, какую цель он при этом преследовал.

Коттедж очень походил на все прочие, разбросанные там и тут по холмам, построенные поколениями пастухов и скитальцев дома. Он был больше, чем коттедж Бидж, и крыша его была покрыта шифером. Снаружи казалось, что он необычно ярко освещен.

Кружка нахмурился:

– Какое безрассудство – он ведь оказывается прекрасной мишенью. Вы только посмотрите: через окна все так легко увидеть.

– Не думаю, – ответила Бидж задумчиво. – Мне кажется, он очень осторожен. Грифон заглянул в окно:

– Бидж совершенно права. Лампы расставлены так, что слепят любого, кто заглянет в окно. Разглядеть, что происходит внутри, трудно, а наблюдатели, должно быть, хорошо ему заметны, если стекла не отсвечивают. Как это похоже на физика, точнее, геофизика: превратить свет в оружие.

При их приближении дверь отворилась – то ли Протера услышал голоса, то ли у него была какая-то система сигнализации; в любом случае это производило впечатление. Гости на мгновение были ослеплены, и, пока все они беспомощно моргали, Протера вышел им навстречу:

– Я так рад, что вы смогли прийти. – В его голосе звучало искреннее удовольствие и возбуждение – как у мальчишки на вечеринке. Когда Бидж снова смогла видеть, она разинула рот от изумления.

Безупречно уложенные волосы Протеры были зачесаны назад, в ушах сверкали серьги – не маленькие сережки, какие стали носить многие мужчины в университете, а крупные кольца из жемчужин и золотых шариков. Протера был одет в элегантную шелковую сорочку и узорчатое шелковое кимоно. Его тщательно выбритые ноги были обуты в открытые темно-синие туфли без задника. Кружка даже крякнул от удивления.

Бидж вспомнила, что в университете Протера был известен как спонсор Лямбда-Хаус, коммуны геев, и что его прозвище было Сеньора Эстер.

Кружка все еще продолжал глазеть на профессора. Грифон, не колеблясь, любезно произнес:

– Ты великолепно выглядишь.

– Спасибо. – Протера жестом пригласил гостей внутрь. – Прошу вас. Чувствуйте себя как дома.

В почти пустой комнате хватало места даже для грифона. Бидж не удивилась тому, что коттедж профессора так скудно обставлен: никому не пришло бы в голову пригнать на Перекресток грузовик с мебелью. Тем не менее помещение оказалось на удивление богато декорировано: ярко-синий шерстяной ковер, полка с маленькими статуэтками – фигурками в изысканных и смешных позах, множество тщательно пером и карандашом выполненных городских пейзажей. Бидж узнала Венецию, Манхэттен, Париж; другие были ей незнакомы.

Завершал серию рисунков вид вновь отстроенной гостиницы Кружки, как она видна с одного из окрестных холмов; на переднем плане красовалось мельничное колесо с отходящими от него приводными ремнями. Один из них вращал колесо с вертелами, другой приводил в действие пилу для распилки бревен. Окно комнаты верхнего этажа было открыто, и в нем виднелся силуэт пожилого человека.

Кружка долго смотрел на рисунок.

– Превосходно. Хотел бы я иметь изображение старой гостиницы, чтобы показать вам. Мы не жалели трудов, когда строили ее. Но… – Он пожал плечами. – Я не считал тогда, что следует делать зарисовки того, что другим не полагалось видеть.

Протера спокойно снял набросок со стены и протянул его Кружке:

– Может быть, вы захотите иметь этот, хоть на нем и изображена новая гостиница?

Кружка выглядел чрезвычайно довольным.

– Это очень любезно с вашей стороны. Благодарю, молодой… – Он смущенно взглянул на одеяние Протеры и неловко пробормотал: – Благодарю.

– Рад, если вам нравится. Я замечательно провел время в вашей гостинице. Прошу, садитесь. – Он указал на три кресла в углу и повернулся к Бидж, взмахнув полами кимоно, безупречно элегантный, как всегда. – Вам приходилось видеть раньше эти поделки?

– Нет, и они великолепны. Откуда они у вас?

– От мясоедов – кажется, их так здесь называют. Женщина по имени Джахнрр помогала мне устроиться здесь. – Бидж обратила внимание на его произношение – имя он выговорил точно так же, как сами мясоеды. – Пожалуйста, снимите их с полки и рассмотрите как следует, пока я занимаюсь напитками. – Протера направился в заднюю комнату, служившую, по-видимому, кухней и кладовкой.

Бидж очень понравились статуэтки: толстый человечек, гоняющийся за бабочкой; женщина, распевающая, сложив руки на груди и закрыв глаза, а на ее клыке сидит и тоже распевает синеспинка; стоящие рядом, держась за руки. смущенные юноша и девушка. На фигурках была тончайшая резьба, так что даже можно было разглядеть вышивку на одежде; часто встречались глубокие параллельные линии – передающие рисунок на чулках или длинный мех животного. Кружка и грифон не столько рассматривали статуэтки, сколько наблюдали за реакцией Бидж.

– Они же выполняют резьбу собственными зубами, – с изумлением сказала девушка. – Выгрызают, верно?

– Мне нравится, как ты быстро во всем разбираешься, – сказал Кружка.

Протера вернулся, неся на подносе три чашки чая и миску, – Надеюсь, это подойдет, сэр, – обратился он к грифону, затем поставил собственную чашку рядом с одним из кресел, а миску на полу перед грифоном, не пролив при этом ни капли.

– Прекрасно, – ответил грифон, глотнув чаю. Когда он поднял голову. Протеры рядом не оказалось. – Боже мой, как же неслышно он может при желании передвигаться.

– Особенно в туфельках, – пробормотала Бидж. В туфельках без задника. Сама Бидж в такой обуви всегда передвигалась, как на ходулях поугоnote 10Note10
  Ходули поуго – популярная детская игрушка: палка с двумя подножками и пружиной для подскакивания.


[Закрыть].

Протера вернулся, неся бутылку коньяка, рюмки, чашку и столовую ложку. Чашку и ложку он поместил перед грифоном.

– Мне очень жаль, что я не могу лучше сервировать стол. Это подойдет?

– Великолепно. – Грифон налил в чашку щедрую порцию коньяка, зачерпнул его ложкой и ловко влил себе в клюв. – Благодарю за заботу.

– Вы же гость, – ответил ему Протера. Кружка и Бидж тоже отхлебывали коньяк. Напиток показался Бидж чересчур крепким, но она сочла, что вместе с чаем он очень хорош. Протера принес с кухни блюдо плюшек.

– Могу я предложить вам что-нибудь более существенное?

Грифон повернулся так, чтобы свет упал на кровь у него на клюве.

Протера протянул ему плюшку и добавил:

– Позвольте предложить вам салфетки. – Грифон молча стер кровь, а Протера отвернулся, совершенно не смущенный. – А теперь, – сказал Протера, непринужденно откидываясь в кресле, – я хочу предложить вам тему для обсуждения.

– Какую же? – спросил Кружка.

Протера сложил вместе кончики безупречно наманикюренных пальцев:

– У меня имеется теория о природе Перекрестка. Если кто-либо из вас располагает фактами, которые оказались бы противоречащими ей, я буду признателен, если вы их мне сообщите. – Он поднес к губам чашку с чаем, потом рюмку с коньяком. – Если же кому-нибудь придет в голову, как можно проверить теорию на практике, я буду просто счастлив. – В чем же заключается твоя теория? – резко спросил грифон. Бидж про себя улыбнулась, видя его недовольство: грифон всегда предпочитал быть лектором, а не слушателем.

– Э-э… Вы согласитесь, я думаю, что Перекресток не похож на другие миры? – Трое гостей кивнули. – Да это же очевидно, не правда ли? Перекресток ведет себя не так, как мир, в котором Бидж, мистер Кружка и я выросли.

Поскольку, согласно известным нам законам физики, в любом мире следствия одинаковых причин сходны, можно заключить, что существует сила, позволяющая Перекрестку сообщаться с другими мирами и дающая возможность существовать некоторым необычным видам. – Протера кивнул грифону.

Тот задумчиво грыз коготь.

– И как многое ты можешь нам сказать об этой силе?

– Что она собой представляет, я не знаю. – Протера улыбнулся и подмигнул, как будто это была остроумная шутка. – Но я могу показать вам, на что она похожа. – С ловкостью фокусника он извлек из-под своего кресла металлический брусок, кусок картона и бутылочку с каким-то темным порошком. Положив брусок на пол, он накрыл его картоном. – Теперь смотрите.

Протера открыл бутылочку и высыпал ее содержимое на картон. Бидж его действия были знакомы, и она всегда очень любила смотреть на этот опыт.

– Как же давно я это видел, – пробормотал Кружка. Грифон зачарованно наблюдал за происходящим.

– Потрясающе. Это действует электромагнитное поле, а порошок – железные опилки. Я прав?

– Сплав железа с никелем. От всей души надеюсь, что тот, кто измельчал его, носил маску-фильтр… Но, знаете ли, я никак не ожидал, что вы поймете, в чем туг дело.

– Я довольно начитан, – сухо ответил грифон. Склонив голову, он принялся внимательно рассматривать образовавшийся на картоне узор. – Однако я никогда не видел этого собственными глазами.

Протера слегка поклонился:

– Для меня честь оказаться первым, кто показал вам такой опыт. Вы, таким образом, наблюдаете действие поля, которое ориентирует расположение частиц. Если металлические опилки пробудут Под действием поля какое-то время, они намагнитятся сами. – Протера повернулся к Бидж: – Вы, наверное, знакомы со всем этим еще по школе.

– Да, я несколько раз видела такой опыт, – кивнула она. – Он всегда казался мне чем-то немножко волшебным.

Протера улыбнулся и поднял бровь:

– Мне тоже. Мне так кажется до сих пор.

– А зачем вы привезли все эти приспособления с собой?

Кружка покачал головой:

– Юная леди, сразу видно, что ты практик, а не исследователь.

– Практика вещь незаменимая, – немедленно откликнулся Протера. – Ничто так быстро не отсеивает гипотезы: ведь поле исследований должно быть широким и достаточно неопределенным.

– Вы говорите совсем как Фиона.

– Кто? Ах, конечно, – Фиона Беннон. – Протера выглядел несколько смущенным. – Надеюсь, вы не сочтете, что я клевещу на вашу подругу, если я замечу, что ее манера одеваться слегка, самую малость, эксцентрична. Кружка ухмыльнулся. Грифон спокойно произнес:

– Боюсь, что тонкости человеческой моды выше моего понимания.

Бидж кинула взгляд на кимоно Эстебана и тактично ответила:

– Фионе недостает вашего вкуса и умеренности. Протера поклонился и улыбнулся в ответ на комплимент:

– В ее возрасте мне их тоже недоставало. – Он изящным движением расправил свое одеяние.

Кружка вновь сосредоточился на железных опилках, проведя пальцем вдоль образовавшихся линий.

– Выглядит точно так же, как на картинке в учебнике.

– Так и должно быть. Электромагнитные силы проявляются всегда одинаково. Меняются только интенсивность поля и положение отдельных частиц. Это должно быть справедливо, как мне кажется, для всех миров. Грифон коснулся лапой группы металлических крупиц. Они прилипли к его когтю, потом осыпались с него, снова образовав тот же узор.

– Так бывает всегда?

– При наличии магнита – всегда.

– А если теперь поместить их в другое поле?

– По крайней мере сначала частицы будут ориентированы в новом поле так же, как они были в прежнем: их собственная полярность заставит их расположиться вдоль силовых линий соответствующим образом.

Протера поднял картон и встряхнул его. Четкий рисунок смазался, потом исчез совсем. Физик снова положил лист на магнит, развернув его перпендикулярно прежнему положению.

– Тот же рисунок, – объяснил он, – но иной ориентации. Если менять положение магнита достаточно часто, от исходного эффекта мало что останется.

– Ты утверждаешь, что Перекресток отличается от других мест, – сказал грифон скептически, – потому что у него иные электромагнитные свойства?

Протера помотал головой так энергично, что его серьги зазвенели. Вернув их в должное положение пальцем с безупречным маникюром, он ответил:

– Во-первых, я только предполагаю, а не утверждаю. Во-вторых, как мне кажется, свойства Перекрестка похожи на свойства поля, но я не могу сказать, какова природа этого поля.

– Ну так что? – Кружка явно не был удовлетворен объяснением. – Вы продемонстрировали нам узор силовых линий; вы, по-видимому, считаете, что для Перекрестка характерен какой-то особый, специфический узор. Какова цель всех этих рассуждении?

Протера одобрительно улыбнулся, как будто Кружка попал в самую точку;

– Рассуждения имели бы смысл, если бы железные опилки показывали влияние поля Перекрестка. Но ведь состояние здоровья животных здесь сильно отличается – не так ли, доктор Воган?

Бидж сочла, что столь формальное обращение, как «доктор Воган», никак не сочетается с желанием Протеры, чтобы она называла его Эстебаном.

– Чрезвычайно сильно. Протера отставил свою чашку;

– В этом-то и дело. В различных полях возникают различные условия жизни. Это чрезвычайно важно. – Он замолк, давая им возможность самим понять, что из этого следует.

Грифон был первым, кто догадался.

– Поэтому свойства видов, населяющих Перекресток, могут чрезвычайно редко встречаться в других местах. Протера развел руками:

– Эти свойства могут вообще нигде больше не существовать. Даже сами виды могут оказаться нежизнеспособными вне Перекрестка.

– Но доктор Бодрэ… – с запинкой выговорила Бидж.

– Люсилла Бодрэ. – Протера бросил на Бидж искоса острый взгляд. – Вы с ней сотрудничали?

– На самом деле я разговаривала с ней всего один раз. Она мне сказала… – Бидж закусила губу, вспомнив, как Люсилла Бодрэ сообщила ей, что пребывание на Перекрестке излечивает врожденные заболевания, даже смертельные. – Она рассказала мне о своих исследованиях в области аллергии.

– Она проводила исследования на раненой кошке-цветочнице. Она, наверное, говорила вам, что перхоть животного не вызывает у нее аллергического насморка?

– Да. – Бидж очень хорошо помнила тот день. Доктор Бодрэ тогда, сама не подозревая об этом, была источником откровения: хорея Хантингтона не убьет Бидж. – Она объяснила мне, что некоторые наследственные и вирусные заболевания излечиваются на Перекрестке.

– Именно. – Протера поднял палец, чтобы привлечь внимание своих гостей к этому важному обстоятельству. – Однако, будучи врачом, а не физиком, она не отдавала себе отчета в том, что эффект носит географический, а не физиологический характер.

Последовало молчание: собравшиеся старались понята все значение сказанного Протерой.

– Хрис, – неожиданно с тоской произнес Кружка.

– По правде говоря. – ответил Протера серьезно, – я предполагаю, что, если бы он вернулся домой, у него очень скоро появились бы те же симптомы, что и раньше, – болезнь Альцгеймера и все прочее. Конечно, – продолжал он, – это всего лишь умозаключение, а не подтвержденный экспериментально факт. Это не тот случай, когда можно ставить опыты.

– Конечно, нет, – подтвердил грифон, а Кружка добавил:

– Я никогда не допустил бы этого.

– Да. Что ж, если ни у кого нет никаких соображений, как можно было бы проверить эффект поля Перекрестка, мне кажется, наша сегодняшняя тема исчерпана.

– На один раз вполне достаточно. – Кружка поднялся. – Я не хотел бы показаться невежливым, молодой… э-э… профессор, но мне нужно вернуться к себе в гостиницу. – Он протянул руку Бидж.

Она покачала головой:

– Я еще немного задержусь: я должна передать профессору Протере записи своих наблюдений.

– Эстебану, – поправил он ее, смеясь.

– Постараюсь не забывать, – ответила Бидж с некоторым сомнением. – Я прекрасно доберусь и одна, – заверила она Кружку.

– Тогда мы, пожалуй, пойдем, – заключил трактирщик. Бидж наблюдала за хозяином: он явно заметил это «мы».

Грифон поднялся. Кружка поклонился Протере:

– Спасибо за угощение и особое спасибо за рисунок. Вы превосходно нас приняли, как и следовало ожидать. Протера с улыбкой тоже поклонился:

– За мной долг по отношению к Перекрестку. Я бывал его гостем много раз.

Когда Кружка и грифон ушли, Протера еще некоторое время смотрел в окно им вслед.

– Я дал им пищу для размышлений, верно?

– И мне тоже. – Бидж протянула ему свою тетрадь с записями. – Мне хотелось бы еще кое-что с вами обсудить.

– Буду только рад. – Протера принес чайник со свежезаваренным чаем. – И что же, – спросил он с любопытством, но без всякой настороженности, – вы обо мне думаете?

Бидж задумалась и долго молчала.

– Неужели ответ будет таким неблагоприятным? – сказал он наконец. – Доктор Воган, если бы я предполагал, что вам будет неловко отвечать, я не стал бы спрашивать.

– Ох, нет. – Благодаря его непониманию она нашла нужные слова. – На самом деле я вас очень высоко ценю. Думая же о своей собственной жизни, – она запнулась, – я не могу не чувствовать по отношению к вам восхищения.

Протера с улыбкой подал ей чашку чая. Взяв ее у него, Бидж выпалила:

– Доктор Протера, почему в любви всегда все так запутано?

– Ну, мне кажется, ответ очевиден. – Он помешал свой чай. – Женщины, которые ищут любви, находят мужчин, которым нужен лишь секс. Женщины чаще всего стремятся к приправленной сексом любви, мужчины – к сексу с любовными добавками. Наш вид ведет себя довольно глупо. Когда-нибудь изучение половых различий прояснит вопрос. А пока мы ссоримся, плачем и пишем стихи.

Грифоны, – добавил он, – сражаются друг с другом, никогда не плачут, а стихи только читают. Если бы можно было представить себе вид, основным занятием которого является отрицание, участь грифонов заслуживала бы сожаления. Однако я скорее склонен считать, что отрицание является привилегией лишь одного из полов. – И со многими грифонами вы знакомы? Протера в задумчивости нахмурил брови.

– Более или менее близко только с одним. Я, правда, встречал и других, когда устанавливал в горах сейсмические датчики. Это, правда, оказалось совсем бесполезным: природа Перекрестка оказывает на землетрясения умиротворяющий эффект… Но скажите, Бидж, приходилось ли вам встречать грифонов-самок?

Ответ на этот вопрос представлялся Бидж очевидным.

– Но… – Она пожала плечами. – Думаю, что да. Да, я уверена.

Протера улыбнулся:

– Когда кто-то говорит «да» два раза и добавляет, что уверен, часто оказывается, что уверенность на самом деле отсутствует. Почему вы считаете, что встреченный вами грифон был самкой?

– Он был меньше и имел более высокий голос… – Бидж умолкла, глядя, как Протера поправляет свое кимоно – гораздо более роскошное, подумала она с завистью, чем какой-нибудь из ее домашних нарядов. – Впрочем, верно: я заметила только косвенные признаки пола.

– Так что вы на самом деле не обследовали его?

– Никто не рискнет осматривать незнакомого грифона, – ответила Бидж несколько наставительно, – без его на то согласия. Во всяком случае, более одного раза. Но если среди них нет самок, – добавила она тихо, – то как же, по-вашему, они размножаются?

– Ну… Во-первых, они делают это чрезвычайно скрытно – как мне известно по наблюдениям. Во-вторых, они очень этого стыдятся – такой вывод я сделал по некоторым их высказываниям.

Протера посмотрел на Бидж блестящими, как у Старого Мореходаnote 11Note11
  Старый Мореход – герой поэмы С. Т. Кольриджа «Сказание о Старом Мореходе».


[Закрыть], глазами:

– И я подозреваю, хоть и не могу доказать, каков механизм этого. Возможно, я сейчас единственный человек на Перекрестке, кто мог бы догадаться, хоть мне это и не льстит.

Бидж предпочла сменить тему:

– Как случилось, что вы оказались таким превосходным фехтовальщиком?

– Когда я был молод, – ответил он с готовностью, – я учился в Лиме. Мои привычки не привлекли бы к себе особого внимания в Рио, но в.тех краях я был… исключением. Мне дважды ломали нос, один раз – ребро.

Его тон изменился. Бидж было ясно, что следующее признание далось ему нелегко, как бы ни старался он это скрыть.